Сборник стихов и прозаических зарисовок Вячеслава Киреева, также пишущего под псевдонимом «Вьяса» в период с 2016 по 2023 год. В творчестве автора преобладают социально-политические, философские и духовные мотивы. Стихотворные формы отличаются большим разнообразием: от верлибра и ломанных ритмов, до вполне классических размеров. Для вдумчивого читателя.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Тигриное молоко предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
СТИХИ
— 2016 ~
Масло
«Масло её [оливы благословенной, ни восточной, ни западной] готово воспламениться, хоть бы его и не коснулся огонь».
В сосуде узкое горлышко,
Едва пролазит фитиль,
Чтоб масло оливы на донышке
До капельки поглотил
Огонь, спустившийся с неба,
Спустившийся, чтобы поднять
Всё то из сосудова чрева,
Что может и до́лжно сиять.
То там, то здесь в боках трещины,
Орнамент истёрся на зло.
Но фитилёчек потрескивает,
И, может, кому-то светло.
— 2017 ~
Знамя
Существовала, а может и есть такая игра — «Знамя».
Самый Главный прячет его ото всех, хоть прямо
Под носом может лежать, изъеденной молью
Тряпкой казаться поисковикам малахольным.
Самый Главный знаки раскидывает по окрестностям,
Волю даёт всяким наводящим сентенциям,
А после идёт с капитанским прищуром в свою рубку,
Пьёт Иван-чай, курит гаванскую самокрутку.
Я чуйкой знал, что знамя спрятано в старой лодке,
Мне ни к чему те иксы-игрища, крестики-нолики,
Но Самый Главный пригрозил из рубки тонким пальцем.
Пусть всё забудется. Пусть все гуляют вальсом.
Человек
Сквозь проеденный глазом,
Но всё же не узнан.
Пентаграммой завязан —
К небу вершиною —
В Гордиевый узел.
Что за море в гранёном
Стакане плещет?
Что за платформа
У кончика айсберга
С лицом человечьим?
Посещает эту храми́ну
Создатель мира,
Как с согбенной спи́ной
От гостеприимства
Заметил И́ов.
Но не дано телесному
Воспрянуть над духом,
За всеми завесами
Слышат незримое
Невидимым ухом,
Ведут счёт до семи,
Восходя по мосту
К Небесам от земли,
Конечно, пятиконечную
Очистив звезду.
Трава
Люблю вид буйной травы,
Люблю запах скошенной,
Люблю нрав травоядных — увы,
Прожаренными тоже бы.
Люблю сено, на свой диван
Положил бы охапку; отлично
Заварить вместе с чаем тимьян,
Кроет раны нам тысячелистно
Снова трава. Клонится ниц,
Оборённая лёгким касанием…
В Книге жизни между страниц
Пролегает гербарием.
Золушка
— Н.М.
Желтят чечевицею
Его дары-милости
Посередь мистерии
Мачехи-материи,
Золой мира они
Забаррикадированы,
Заретушёваны.
Но быть зарёванной
Золушке некогда,
Росинкой маковой она пообедала,
Фартук поправила
И лупу направила
На кучу поблизости,
Чтоб высмотреть милостей.
Побывши Золушкой,
Побывши совушкой,
Она осунулась,
И ей подумалось,
Что
Никто не отменял
Перерыв на бал,
На отдых от битвы,
На кашу из полуночной
Тыквы.
Короткометражка
Как твоё имя, сынок?
Д’Артаньян.
Как твоё имя, юноша?
Д’Артаньян.
Как Вас зовут, сударь?
Д’Артаньян.
Перекати-поле
Голову в холод, ноги в тепло.
Перекати-полем по жизни легко
Бегу, пыль дороги нанизываю,
Снова в угол какой-то вписываюсь.
Но буквально на следующий день
Квадратуру надёжную стен
Оставляю во имя ведо́мой лишь
Господу Богу моей траектории.
Шанс, что небо — мой проводник,
Всё же есть. В дорожный дневник
На днях записал наблюдение:
Неподвижен центр вращения.
Ненароком
Любящие Штаты
Прощают им,
Скажем, Ирак.
Любящие Сталина
Прощают ему
Даже ГУЛАГ.
Любящие Киркорова
Прощают ему
Всё поголовно:
Не возвращают
Пиковые дамы
В кассы билеты,
Не дают по морде
За фонограммы
Червовые валеты.
Любящие Господа
Прощают Ему
Всемирный Потоп
И все форс-мажоры,
Где Он сохраняет
Инкогнито.
Богу — Богово.
Достаточно любить,
Чтобы простить,
Чтобы закрыть
Глаза на многое.
Вот и ты прости
Меня за ненароком
Пролитый стих…
Нежность
За мельтешнёю слипшихся мыслей,
За монотонным шарканьем скуки,
За шмелевидно жалящим страхом,
За каракумой палящеи гордости,
В первоисточнике музыки жизни,
Где не звучат сочинённые звуки,
В палеолитно-бархатном мраке
Обнаруженной в сердце полости
Позади коллажей и коллизий
Фосфоресцирует тихая нежность,
Как нашёптывал горный старатель
В ухо членам специальных комиссий.
Метро
Этот запах не спутать ни с чем —
Смесь металла с протёртой резиной.
Пёстрый ряд спин, покорно и чинно,
Нисходит в Аид с буквой «М».
На самое дно (где тётечка в форме) —
Прямой как термометр путь,
И вот, раздробившись на шарики, ртуть
Мелькает, снуёт по платформе.
По обе стороны, по рукавам
Постмодернистски безводного Стикса
Паромы гудят что твои электрички
И зрятся, коль верить глазам.
Час пик. Нет яблоку в трюме
Упасть где; славянский Харон
Правит в тоннель наш шпротовый сонм
В машинистском синем костюме.
Плывём в темноте под гула мотив,
Кто в наушниках, а кто-то в ушанках,
Нимфы, прокрусты, орфеи, гераклы.
Пошкрябаешь явь, а там — миф.
Шёпот огурцов
Вы слышите,
Как огурцы
Растут в ночи,
Набухают
Жадно выпитой
Дневною
Влагою,
Выступают
Под луною
Тёмными
Смарагдами,
Не отличаются
В новолуние
От баклажанов,
Не отлучаются
По-маленькому,
Поедаются
По миллиграмму
Ночными
Бабочками,
Терпят
Слизняков
Безропотно,
Переговариваются
Только
Шёпотом?
Наполовину
«Человек — это канат, натянутый
между животным и сверхчеловеком»
Полумеры
Наполовину испечены
Бабушкой надвое…
Кошки се́ры,
Ни белы и ни черны,
Когда полночь падает.
В полустанке
Лишь до больше, чем людей,
От повадки животной.
Христианки —
Нет души полупустей
Наполовину полной
Святым Духом.
Этим полутлением Земли
Оба полушария охвачены…
Прям над ухом
Ангел вполголоса велит,
Что пора заканчивать.
Сумерки
На пике размытости узоров на окнах, глядящих
не дальше, чем подворотни, на близлежащие
пункты ремонта телефонов, собою подменяющих
всё, кроме, разве что, счастья, ненастоящесть
происходящего не ощущается. Кажутся слёзы
солёными, кажутся вопли истошными, позы
и жесты — натуральными, и кажется баба с возу
кобыле легче канувшей в прошлое, но всё же
словно бы чего-то не хватает, видимо, некой
весомости, без которой лишь видимость бега
из точки СССР в неизвестность, когда снега
не допросишься зимой у снежного человека
в северной стране, потерявшей себя в компасе,
ищущей чёрную кошку в тёмной же комнате,
чтобы схватить синюю птицу за хвост, помните,
как все были счастливы в детстве? По́лноте,
слишком многим досталось от красного
рая, потерянного, видимо, безвозвратно, но
дающего какое-то тепло, отблески Прекрасного
далёка, тем более, неубедительны. Неясно,
куда двигаться, назад ли в будущее или место
уже занято Китаем. Избушка, повернись к лесу
задом, к жильцам передом, как-то пусто и тесно
одновременно, когда превратились в тесто —
образную массу, недостаточно еще развращённую
до пошлости Запада, но и не причащённую
тамошней необоссаностью подъездов. В тёмное
время суток на окна опускаются занавески.
Деноминация
Мне говорят, я — безнадёжный случай,
Пропал, погиб. Но брезжится картина:
Два тысячелетия назад распят безвинно
Спаситель мира на голгофской круче,
Чтобы воскреснуть {внутри нас}. И нет прохода
Иного к Богу, кроме как сквозь двери,
Что открываются лишь калькою с Вечери,
И что ни сок, ни индуистский мóдак,
Ни мусульманский финик, никакая фига
Не вознесётся фимиамом к Небу.
Так пристрастился, видимо, к вину и хлебу
Создатель мира, что сошёлся на них клином.
И я представил, спекши слабый разум:
Существовала минус бесконечность Бога,
Но, знать, добравшись до церковного порога,
Она споткнулась об него и спрессовалась
В деноминацию… От этой мысли
Внутри меня всё сжалося келейно,
Я захотел укрыть Христа за пазухой своей, но
Он посмеялся в моих атомах, в своеи Выси.
Дружба народов
С французом тут одним…
В сущности, неважно кто
Сказал мне: «Ад — это другой».
Так для него я адом оказался,
Будучи не другом, но другим,
Хоть и не в зуб ногой.
Друг у друга в преисподних
Заочно мы сварились,
Друг другу потирали спины
Терновою мочалкой,
Крепя международный
Наш союз. От боли вспомнив имя,
Я сказал ему: «Жан-Поль,
В сущности, не такие у́ж
Мы разные. Компрене ву́?»
Мочалку заменивши на шарманку
И с ран стряхнув поваренную соль,
Жан-Поль кивнул.
Перекур
Нет, не лей мне
Про Святое причастие,
Про ша́ббат,
Про участие
В пятничном моле́бне,
Тем более, не заливай
Про ша́баш.
Про священный шнур,
Про пуджу,
Про шаранам гаччами
Тоже не нужно.
Сделай, будь другом,
Перекур.
Узнавание —
От взгляда,
От полушёпота,
Чтоб почувствовать дыхание
Господа.
— 2018 ~
Набросок
Жнут не то, что сеют,
Жуют не то, что месят,
Между причиной и следствием —
Спиральная лестница.
Сплошь одни сюрпризы,
Верх спрягают с низом.
Как много у справедливости
Завуалированности.
Мужская мысль правильнее,
Мысль женская — забавнее.
С Большого Взрыва самого
Страницы рваные.
Живут люди, не тужат,
А тужит кто — им хуже.
Тому к лицу так мужество,
А той — замужество.
Пятое четверостишие
Заменено трёхстишием
{По техническим причинам}.
С товарищеским приветом из Крыма
Зайдя по дороге домой
В местное отделение банка,
Оплатил услуги коммуналки,
Был вежлив, любезен с персоналом,
Был быстро, качественно обслужен,
Поддержал кредит доверия родной
Кредитно-финансовой системе,
Вспомнил, отойдя на двадцать метров,
Что забыл зайти в обменник,
Вернулся, достал бумажник,
Поменял доллары на рубли
По самому выгодному курсу,
Был безукоризненно обслужен.
Тем самым элегантно показал
Американским ласковым друзьям,
Партнёрам, коллегам, знакомым,
Знакомым знакомых вплоть до
Седьмой воды на Кока-Коле
Кукиш.
Сочность
Я говорю, а вещество
Цвета дождевого облака
В тебе толмачит про своё,
И вместо сочного меня
Молниевидным всполохам
Доверишься внутри себя —
Мои слова и сам я вдруг
Предстанут голограммою
В твоём мозгу, и всё вокруг,
Что есть, такой же поворот
Событий ждёт. И самую
Неприкасаемую из высот.
И сам я тоже, что кривить,
Черепной своей коробочкой
Могу легко тебя вместить
И тысячи других, ну да,
Всё та же ткань чиновничья
Услужлива как никогда,
Однако, может растереть
До неузнаваемости
И запереть надёжно в клеть
Из жирных клеточек. Зачем
Я говорю банальности?
Жара… Арбуза лучше съем.
Диалектика
Чего не сладко?
В тридевятом государстве,
Через тонкую стенку
Замучили человека,
Кошку, собаку,
Дельфина, белого медведя
И собираются сделать это
И завтра.
Вот ты ответь-ка:
Без замученного человека,
Котейки, дворняги,
Собачьей свадьбы,
Чёрной мессы,
Смогли существовать бы
В махровой ткани мироздания
Их антитезы?
Я бы смог.
Профориентация
Не люблю:
Профессиональных философов,
Профессиональных служителей Бога,
Профессиональных поэтов,
Психологов, педагогов, если только
Не от Бога это.
Сочувствую:
Профессиональным сборщикам мусора
Во всех его ипостасях, билетёрам
В туалетных кассах, какая-то жалость
Теплится к мясникам и контролёрам,
Но самая малость.
Уважаю:
Высококлассных инженеров,
Художников, врачей, военных
(Последние, однако, не должны быть
Мясниками, вырывать из пленных
Образ человека.
Люблю:
В человеке образ Бога,
Музыку Баха.
Напоминание себе
Часто,
Иногда,
Всегда
Не надо ждать
Желания —
Как женщина
Опаздывает
На свидание.
Забрасывай
Сеть действия,
Вытягивай со дна
Как камбалу.
Третье
Вот, оранжевые фрукты
Или трубочки-кокетки,
Или кремовые скруты
Целомудренной бушетки,
Или просто сдоба с маслом
На замену всей той тверди
Пережёванного мяса,
Перекроенного с прежде
Дышащей животной массы.
Я к тому, что во вселенной,
Вероятно, не без вишни
На космическом десерте,
И что, может, сам Всевышний
Человеческую терпит
Терпкость ради этого
Третьего.
Памятка пассажира
Пожилой — это
Не только более шаткая
Опорно-двигательная система,
Борозды на лице, лето,
Давно перешедшее, шаркая,
В басо́во-осеннюю тему,
Но и метки на сердце
От смерти мамы и папы
И прочих невидимых глазу
Ампутаций. Место,
Да вот, в трамвае хотя бы,
Можно и уступить, чтоб базой
Скота не быть.
Генеалогия
Ведущие род свой от А́дама,
Вкусившего с Евою яблоко,
Лишайными не зрят обезьянами
Своих пращуров. Не надо нам
Столь низкого происхождения,
Мол, Духа Святого схождение
Давайте на глину, рождение
Без низменного вожделения
Приматов под яблоней дикою
За месяцев девять до криков и
Рыданий младенца, что ликом и
Сердечком людским — не в родителей.
А мне, что макаки, что резусы,
Что А́дам, по Иаковой лестнице
Сошедший с супругой-прелестницей
На Землю из поднебесицы —
Без разницы. Важно:
Нахожу в себе обезьяну,
Нахожу в себе человека,
Нахожу и лесенку в небо
Там же.
Потенциал
«О, если бы мне довелось
Оказаться на час небожителем,
Жестоким, но, в то же время,
Ласковым, одним из тех, кто,
В зависимости от настроения,
Либо делает жмых, либо милует
(Так уж средь них повелось),
Не Богом, но маленьким божком,
Я бы вверх подбросил Юпитером,
Выбрав его разменной монетою,
Верхом же — любое направление,
Пал решкою — простил бы тебя,
Но разорвал, коль орлом…» —
Мог бы сказать вальяжно
Пешеход водителю девятки,
Однако, обуреваемый страстями
Из-за своего забрызганного
Грязью демисезонного пальто,
Он высказался менее витиевато,
Хотя и более трёхэтажно.
Дилемма
Тот —
Не балда:
Докторат,
Две трети
Жизни за спиной,
Умней стократ
Меня с тобой.
Говорит «Да».
Другой —
Словно свет
Горит во тьме,
И пядей,
Видимо, во лбу
Все семь. По мне —
Не хуже на плаву,
Чем тот. Но «Нет».
И что делать?
Опять вынимать чуйку.
Novichok
Агрессивный
Зрит агрессию в других,
Коварный
Опасается подвоха.
Рецессивным
Геном не желает быть
Англо —
Саксонская пройдоха.
Старушка
Мутит воду во пруду
Злобно и
Не то, чтоб искушёно —
Кукушка
Так хлопочет по гнезду,
В которое
Подброшен кукушонок.
И вторит ей
Прочий птичий сброд,
Шакалы
Стаей подвывают:
Историей
Вершится поворот —
Двуглавый
Вновь орёл взлетает.
Почти библейский сюжет
В каждом человеке
Есть немного от Ио́ва,
Иногда до рёва.
Но сегодня вместо гама
Обвинений, Авраама
Полное смирение:
Пусть пуляется комета
И ворует масло Кришна —
Боль уже не слышно.
Ничего не нужно, кроме
Заплатить за телефон, и,
Вероятно, даже это
Будет лишним.
Земляки
Если, вдруг, забуду
То, что крепко знал,
Кто мы есть друг другу:
Пусть не окормлял
Нас единый корень,
Но мы вопреки
Прорастанию порознь,
Всё же Земляки.
Точно так смеёмся,
Та же соль в слезах,
То же беспокойство
Егозит в сердцах,
По большому счёту,
Думы — об одном
(Разница — в полёте):
Покружить — и в дом.
А копнуть поглубже —
В Мировой Душе
Больше, чем снаружи,
Связаны раз в шесть
Мы. Коли не вспомню
Обо всём о том,
И тебя как ровню
Не сочту, мазком
Предстанешь сирым
На картине дня,
Пусть Душа, что Мира,
Отсечёт меня
Ломтиком,
Как от головки сыра,
От себя.
У
Всё началось в Крыму.
В нашу школу
Пришёл инспектор ГОРОНО
Протоптать дорогу
Украинскому, вестимо, бытию
В наших пророссийских,
Ещё рыхлых, нэсвидомых
Молодых сердцах.
На уроке он наступил на ногу
Третьеклашке,
И не сходил с неё, пока
Про жёлто-синего бычка
Рассказывал на ридний мови,
По певучести ни разу
Не уступавшей итальянской.
Я ничего тогда не знал
Ни про ОУН, ни про УПА,
Но после мелкого того штриха,
В целом, украинство
Как идея наступать на ногу
Не способному ответить тем же,
В пророссийском (угро-финском)
Моём глупом сердце
Вызвало брезгливость.
«Много лет спустя…»
Много лет спустя,
Весь полуостров
Тот желчно-опостылый дух
Смёл триколором,
И хоть за океаном чалил я,
В моем пророссийском,
На данном историческом этапе,
Сердце (со всеми «но»)
Случилось ликование.
К тому моменту про УПА
Я знал чуть больше, и лучше бы
О методах их боротьбы
Знал чуть поменьше, ведь знания
О подобных злодеяниях
Приумножают скорби.
И правда то, что и сыны
России-матери не без вины
Своей обвиновачены, они
Способны, да, и на уродство,
И на гнусности. Однако,
На том конце душевной шири —
Прощение искрит и благородство,
Чего, увы, в помине
Не знала узколобость.
«Список несовместимцев…»
Список несовместимцев
С «Украина для украинцев»:
Григорий Сковорода,
Николай Гоголь,
Михаил Булгаков
И вообще, всё, что мало-мальски
Гениально.
Христос тоже, вероятно,
Не стоял там.
Страшный суд
Ангел Господень явился
В обеденный перерыв,
Грозный и торжественный,
В аккурат на полдороге
До окончания бездарно
Про́житого дня. Клюквенный
Компот ещё дымился,
Разговоры были не о Боге
И даже не божественны,
Вид людей — затюканный.
Ангел вперил очи ка́ри
На компот, и воздух дрогнул:
«Се, пришел вершить я суд.
Пусть каждому зачислится
Благое, им содеянное,
А также помыслы и речь
Благие плюсом к карме
В пределах статистической
Погрешности. Иуд
И прочих элементов буду сечь».
Оторвавшись от тарелки
С тем, что Бог ли, повар
Послал в день Страшного суда
(Кажется, рассольник),
К ангелу едок ближайший
Ответил следующее:
«Послушай, метки́, но мéлки
Зёрна твоих слов, фасоль и
Та об стену звонче. Сюда
Пришли давно не верующие
Ду́ши. Вот если б раньше,
Лет тому назад пятьсот…
Скупо информированные:
Мы ДНК ещё не ведали,
И твердь небесная ракетой
Не рвалась, и порнография
Была, но меньше. И вот,
Сидим и генно — обедаем
Модифицированное
Века спустя, и фотография
Гагарина. И вообще…»
Ангел попущением Божьим
Смочил компотом горло.
Сказал: «Гагарин — человечище!
Продолжим…»
И продолжил.
Кругозор
Луна и солнце, кольцо горизонта,
Сферичность неба, люстры диск
И тот лучится вольфрамооко
Во все углы прямым намёком
Для круга человечьих лиц,
Владельцев шаровидных глаз,
Чтоб шире их раскрыть, вобрать
В свою окружность всё, от «Аз»
До «Ять», без шор и без прикрас
Взглянуть на мир, но устоять
И не податься в секту — в сектор
Страусом не врыться. И тогда,
Быть может, словно бы прожектор
Прошьёт всё сущее из недр:
К глубинам прянет широта.
Радуга
Так же всё зелёные незрелые,
Синим уж давно всё фиолетово,
Красные до самого до белого
Силятся каления, но бе́з толку.
Белый… остаётся поза призмою
Чистой, безраздельною отчизною,
Пусть бы даже всей своей палитрою
Радужной мешались часы битые
Дети-отщепенцы. Не поможет им
Гложущую черноту под ложечкой
Выбелить ни то, ни это сборище,
Встречи их чреваты мордобоищем.
Нужно как-то солнечно-оранжево
Эту запломбировать пропажу:
Возможно — хватит только им отваги ли? —
В сердце отыскать источник радуги.
Всеведущий
Бог, знающий
Который час в любое время ночи
Или дня,
И может перемножить
Песчинки пляжные на волосы
Всех отдыхающих,
Знает ли Себя?
Что за желания
В междусекундье могут вспыхнуть
У Него
И как всколы́хнуть
Причинно-следственные полосы
У мироздания?
Ничего,
На самом деле, Он
Не знает.
— 2019 ~
Искренность
Мы искренне ударяем,
А мы искренне заблуждаемся,
А мы искренне желаем
Вам здоровья и процветаньица,
А мы искренне не знаем,
Помогут ли им пожеланьица,
А мы искренне устали,
Лежим, больше не бодаемся.
А мы затёрли пластинку,
И нету больше искринок,
Плывём через всё по-старинке
Сонными карпами.
А глубже пустопорожия
Стреляет искра ещё Божия
Тихими залпами.
Губа
Токката музыкальней музыканта,
Картина живописней живописца,
Поэма поэтичнее пиита,
Плакат идеалогичней замполита,
Писание святей архимандрита,
И, может, так оно и надо.
И если не выходит насладиться
Картинностью и благозвучьем актов
Живого, полнокровного прелата,
Майора, рифмоплёта (малевал-то
Художник, если честно, небылицу),
То буду вверх закатывать обратно
Губу:)
Асимметрия
Пока в самолёте стюард,
Разложивши товар на тележке,
Монотонно, монотонно его хвалит,
Бог христиан
Каждую душу дует,
Каждый парусник правит
Так, что кто-то стонет потом под тонной
Жести, а в ком-то сваи, ставни
Противятся ве́трам свирепым,
А дети, блаженные, все, кто без шлака,
Входят не с улицы в рай — со двора,
Мимо упёртого рогом Петра,
Козерога по знаку зодиака.
Пока пассажиры (я, лично —
Нет) внимают стюарда речи,
Прищуриваясь, принюхиваясь,
Бог, как Он есть,
Людей скармливает карме,
Хотя тоже, блин, асимметричной.
Рыбалка
Тот же рыбак,
Нить, поплавок,
Те же зелёные штаны,
Тот же в ряске с кувшинками пруд.
Разве — пустяк:
Снизан крючок;
Всплески подсечек не слышны,
Губ они рыбьих больше не рвут.
Если всё так,
В чем же здесь прок?
Супа не сваришь без блесны.
Вроде добавить нечего тут.
Но сам рыбак,
Видимо, смог
Нечто словить из тишины,
Раз до сих пор люб ему пруд.
Молитва № 1
Увидевшим в Боге лишь доброго малого
Нужны слюнявчики;
Не зрящие Милость за буквенным саваном
Живут для галочки;
В спирали галактики или рапановой
Не чующим Гения,
Видимо, только и быть, что болванами
(Прошу прощения).
О Бо́же мой
Ультрамариновый,
Веди меня спирально,
Ни сентиментально,
Ни искорёжено.
Молитвы обычно скрепляют
Аминями.
Человек уходит на обед
— Марие Маховой
Человек уходит на обед.
Человек должен быть согрет.
Человек заходит в туалет;
Выходя, он тушит свет.
Человек теряется, когда
Попадает между нет и да,
Да, особенно, когда черта
Не видна, и нет следа.
Человеку хочется домой,
Человеку легче, если строй,
Если жезлом стройный постовой
Путь указывает прямой.
Человек садится за обед,
Человек обязан быть согрет;
Человек влетает в туалет,
Налегке, он жёлтый свет
Забывает редко отключить,
Ибо счётчик ватты накрутить
Может так же, как дать пить,
Человеку заплатить
Будет нечем за его обед.
Но пускай бы даже выбрал нет
Вместо да — «Тушите свет!»
Могут выкрикнуть во след.
Человеку хочется домой,
Разогретый борщ и домовой
Ждут его. Ещё, порой,
Человеку хочется Домой.
Тыры-пыры
Время Салтана кануло в окиян,
А сёстры всё так же готовы рожать,
Пусть не настолько пригож и румян
Новый герой, и не царская стать.
Впрочем, и сёстры, те первые две
Всё так же фантазией обделены;
Только у третьей в златой голове
Мысли не только лишь от головы.
И вот, как и раньше, по старшинству
Сёстры заветные дуют слова
В уши вселенной, ей быть начеку
Сам Бог велел, сняв бремя с Себя.
Первая сказала:
«Кабы я была и т. д.,
Родила бы либерала».
Вторая маза́ла:
«А кабы я была и т. п.,
Родила бы консервала».
Третья говорит:
«А я хочу родителем
Быть радужному дитяти,
Ни мышонку, ни лягушонку в жизнь не стану доро́гой,
Ибо грызунов и земноводных и так уже порядочно много».
Вселенная настрочила герою телеграмму,
Бледный герой в кожанке появляется на пороге;
Ну кто же, кто из этих троих окажется мамой?
{Прервемся на рекламу}
0
Из взвеси неуловимой,
Меньшей наполовину
Всего, что есть только в помине,
Оттуда, сквозь оболочки,
Откуда мелькают носочки
Математических точек,
Всё видится, вероятно,
И все круговерти понятны,
И даже откуда пятна
Берутся на солнце и брюках…
И как рождаются в муках,
Чтоб после было приятно,
Минув боль,
Поделиться на ноль.
О гранате, ядре и скорлупе
— Егору Летову
Кто-то мосты да шпагаты,
Кто-то метает гранаты,
Кто-то играет сонаты,
Кто-то же любит как брата
Панка, похожего на пирата.
Кто-то вовсю полима́тит[2]:
На шпагатах отсидел,
Все гранаты отметал,
Пианину оттолкнул,
Панков хмурых отлюбил
И сказал: «На сегодня хватит».
Можно и снизить планку:
Просто сесть на шпагат и полюбить панка
Или ловко метнуть гранату и полюбить панка,
Сквозь рыки и колючие на́росты
С душою как у подснежника —
Нежною-нежною, нежною-нежною,
Которая просит: «Не бейте людей, пожалуйста».
Как есть
Бог в невинности своей подумал, что
Люди будут благодарны посреди
Тигров саблезубых, ящеров. Ещё,
Лучшее, конечно, брезжит впереди.
Люди думали в невинности своей,
Что то лучшее — уж лучше бы сейчас,
Сразу, без колечек ядовитых змей
И неядовитых тварей в другой раз
Можно как-нибудь, а лучше — никогда,
И, особенно, не с мордой, а лицом,
Ведь невинность человечья иногда
Когти рвёт за первым же углом.
Бог невинный говорит, мол, помогу
Бремя это вам, наивным, донести.
Люди из своей повинности Ему
Терпят часто; редко — из любви.
Потому всё есть, как есть.
Сегодня
Сегодня поди
Революции не задумывают
Романтики,
Делают фанатики,
А после
Развязывают бантики
На сливочных тортах
Какие-нибудь простиго́споди и
Пляшут у всех прочих
На гробах.
Сегодня
Весь человеческий опыт —
На щёлк,
Все горькие соты —
На щёлк;
К романтикам и фанатикам
Сегодня
Особый счёт:
Без-запросностью
Они уподобляются
Простиго́сподям.
Простит ли их сегодня
Господь?
Второй тур
Как ты разделишь людей сегодня,
Мой доброхотный?
Я предложу им джемпер без литер,
Без логотипов, тихий; добротный,
Однако же, вязанный не на раз.
Я дам им тот же барашковый свитер,
В этот раз, громче, понаворотней,
С лейблой простроченной «Adidas».
И, наконец, я скажу, посмотрите,
Есть полиэстровый ультрамодный.
Эта глупая шерсть не про вас.
Ну, а потом, чем же, мой милый,
Обьедини́шь их?
Всем, кто оденет вязаный свитер
Без нарочитых, лживых и лишних
Слов и прикрас, будет мой сказ:
«Поздравляю, вы прошли во второй тур!»
Алтарь
Мириады лилипутов, миллиарды листьев папоротника сгнили,
Чтобы
На заводах маслянистые останки в радужный бензин переродились,
Чтобы
На заправке было чем заправить самоходную изящную карету,
Чтобы,
Соблюдая, реже нарушая ПДД, вовремя притормозить к обеду,
Чтобы,
Чьи-то жизни кинув животу, сердца сохранить алтарь горящим,
Чтобы
Увенчать все жертвы прошлого каким-то или чем-то настоящим.
— 2020 ~
Чей Крым?
Сейчас
(О, всё — поминутно
В потоке мутном
Бытия;
Через час
Или через века,
Когда-то точно,
Всё то, что прочно,
Станет песком),
Сейчас же, пока —
Где чище вода,
Роднее гавань
И крепче камень
Ты встал на причал,
Говорят — навсегда.
Но только Бог
Без срока аренды,
Георгиевской ленты,
Тем более — «пэрэмог»,
Владеет тобой,
Божественный Крым,
Безраздельно.
Пусть чистятся воды
Ценнеют породы,
А иначе — зачем?
«Бисмиллах ар-рахман ар-рахим» —
Поёт муэдзин,
А рядом, в ста метрах
От минарета
Также указывает перстом,
Где Господин,
Церковный приход.
Неподалёку — вино-водочный магазин
И горисполком.
Но это не в счёт.
Ось
Правые, разницу видя между благом и злом,
Тем не менее, совершают последнее.
Левые, грани размазав между злом и добром,
С чистой плеврою делают первое.
Правые лучше, чем левые, когда бывают правы́.
Левые бывают талантливее в правом полушарии головы.
Ось мелким пунктиром мерцает посередине,
За неё ухватиться
Бы.
Веяние
Вы мне неинтересны. Простите.
А что такое, что такое?
Вас не волнует истина,
И вы не просто спите,
Уткнувшись головою
В стенку, но убийственно
При том храпите, нахрапом
Захапать тишину хотите
В силу своей громкости.
Тогда как моим скарбом
Является не громкоговоритель,
Нет, не эти лопасти
Пропеллера, не пламя,
За коим, как известно,
Следует землетрясение,
Не оставляя даже камня
На камне. Мне интересно,
Как Господне веяние,
Всё тихо развевает
По местам.
Масоны
Нет, один в поле не воин.
Не воин.
Один в поле воин!
Воин!
Учиться в игре-повторялке.
Пора бы.
Не надо делать по кальке!
Не надо!
Солгать? Вне сомненья,
Скверно.
А ложь во имя спасенья?
Наверное.
Простить, чтоб без груза.
Мудро.
Не дать обидчику спуска!
По кудрям!
Разбаловать и испортить?
Иначе.
Не долюбить и отторгнуть?
Заплачет.
Во всём виноваты масоны!
Возможно.
Ступай меж оврагом и склоном
Осторожно.
Авось
На сигаретной пачке фотография какого-то красно-чёрного марева,
Пожарная инструкция отсвечивает от жаркого красно-жёлтого зарева,
В технику безопасности рука отрезанная нового ничего не добавила,
Ибо кровью засохшей, чёрной на белом уже было написано правило.
«Но со мной-то, со мной не может случиться некое совокупное палево» —
Сказал человек, нет, просто сжал до «Авось», и тут же гадюка ужалила,
Съел крокодил, к птенцам унесла орлица в гнездо, супруга оставила,
Сгнила печень и лёгкие, выпали зубы, шпана подножку подставила,
И Бог не пустил в рай.
Рифма
Есть ли в мире рифма,
Которая смогла бы
Кружевом своим зарифмовать нас всех:
Сильных, как и слабых,
Дворников и лордов,
Как то, что у каких-то тех ещё дурёх
Сотни тыщ просмотров,
С тем, что интервью о
Преодолении метафизического страха бесконечности
Близкое к нулю (а,
Может, даже ниже)
Глянуло несчастное, в общем-то, число —
Что нас может ближе
Сделать, что за рифма
Свяжет своей нитью весь этот ералаш?
Видно, только в фильмах
Случается такое
И то, после убийства какого-то мурла.
Оставь его в покое,
Рифму — что, не видишь? —
Как бы ни старался, сегодня не нашёл.
Пружина
А ведь корень — отрицание того, что есть,
Когда то, что есть — ни пить, ни есть,
Ни те дать, ни взять не просит просто потому,
Что есть вещь в себе, как в корове «Му».
И вот мы стои́м себе, но каждый на своём,
И, возможно, кто-то или оба предаём
То, что есть и не прекратит существовать,
Даже если в грунт его ногами затоптать,
Закидать камнями, шапками и остальным,
Или просто вскользь упомянуть о нём: «Бог с ним».
Но, неважно, с ним Бог или с кем-то там ещё,
Рано, поздно, но пружина распрямится. Щёлк.
О нянечках и т. д
Когда отгремели все пушки
И стихло лязганье сабель,
И нянечка всех уложила,
И ушла к своему Порфирию,
Мундштук кислородной подушки
Отставив, память сказала
Сознанию на койке напротив:
«Давай заключи́м перемирие».
И памятей в мире много,
И столько же в мире сознаний,
И нянечек милосердных,
И многие нянечки замужем,
И ходят сознания под Богом,
Под Богом сознания воюют,
И Бог будто не возражает
(В последствии, может и за́ уши).
И кто-то, к примеру, чтоб память
Не мучила больше сознание,
Сказал, что Бандера был классный,
И то же про Джозефа Сталина;
Или, чтоб чувства не ранить,
Всем тем, кто и так полумёртвый,
Сказали: «Что вас не убило,
То было всё сделано правильно».
Я тоже, не будучи белым
Каким-то таким исключением,
Желая, чтоб и мои память
С сознанием друг друга пору́чкали,
Простил и себя, и всех в целом,
И даже пошёл чуть-чуть дальше,
Чем просто простил — я простился
Со многими закорючками
В вопросе самоидентификации:
Мне не нужен Берия,
Не нужен Шухевич,
Не нужен ни коллективный Запад,
Ни индивидуалистический Восток,
Чтобы, разбуди меня посреди ночи,
Сказать: «Я есть», нет, просто быть
Наедине с Богом.
Как свергнуть царя
Берёшь.
Свергаешь.
Остаёшься в голове без царя.
Говоришь: «Ля-ля-ля», можно «Кря».
Царь тебе: «Ай-ай-ай», может — «Зря».
Дальше живёшь.
Лажаешь.
Брат-3
И. В. Джугашвили
Отрезал Даниле,
Что сила — в силе.
Потом они пили,
Грубо шутили,
И им приводили
Революционеров,
Контрреволюционеров,
Шампуней-кондиционеров,
И они их били, били, били, били, били,
И волосы мыли
(Всё равно натекло).
Но тут А. Я. Невский
Открыл занавески
И, статный и веский,
Молвил Даниле,
Что правда — не в силе.
Лучи всё же били
В стекло.
Сентябрьская зарисовка
…И шли мы вдоль озера. Громкость шагов
Раз за разом щекотала пределы
Хладнокровия лягушек, и те с берегов
Бросались в спасительно-мутное тело
Воды. В том плавном сентябрьском дне
Облака одуванами висли на небе,
И кронам деревьев, и клочковатой траве
Раскинуться выпал Небесный, знать, жребий.
Потом мы взобрались на взгорье, а там —
Бутылок гора; и ты давай про Любляну.
А я, что отчизну в обиду не дам,
Что надо пенять за гору́ Чингисхану
И прочим, всем тем, кто до Европ не дошёл,
Топча Россию; и кто из Европ этих вышел
Топтать Россию — её тоже довёл
До свалки, что на полянке повыше.
И ты согласилась: лихой жребий пал
На плечи России. Ну и я согласился,
Что внешним орда́м изнутри помогал,
По сути, любой, кто внутри открестился
От Неба. А после, какое-то время спустя,
Ты слушала аудиокнигу про то, что
В Японии дети не мучат котят
Почти что. А здесь… здесь бывает им тошно.
Как минимум, нам одноглазый один
Попался. С тобою мы видим нередко,
Как кормом жалеет безбожно сухим
Его наша набожная соседка.
Не знаю, есть ли подобные ей
В Японии, тем паче — подобная той, кто
Меня среди этих сентябрьских дней
Держит за руку, лишь Небом и только
Суженная.
Комплексный подход
Он:
А вы слышали, как на четвёртом этаже
Плач ребёнка перекрикивает мать
Лютым «Жри давай, мать-перемать»
И т. д.?
Она:
Я с ней общалась уже.
Ещё одна:
А я молилась о ней.
И ещё одна:
Я звонила в органы опеки, но
Мне закралась мысль: в детдоме малыша
Ожидают, может, пригоршни люле́й
Или хуже что. А так… есть дом.
И сбросила вызов.
Он:
Так и жить в этом подлом статусе-кво?
Ещё одна:
Я буду молиться о ней.
Она:
Ты же менеджер по образованию и мужик,
Так давай, принимай вызов.
После чего,
Он сказал примерно следующее:
Время собирать камни, время разбрасывать камни…
Если вернуться к той даме — рука тянется бросить камень,
Но должен целиться камень не только в дым, но и в пламень,
То есть, во всё, что ту даму низвергнуло в недомаму,
А именно: в культурные, социальные, экономические,
политические и метафизические условия, способствующие
оскотиниванию и демонизации людей. В решении этого
вопроса требуется комплексный подход, и меня с моим
дипломом здесь явно недостаточно. Должно произойти
какое-то повальное просветление и точечные репрессии.
Вот.
Просветление
Гордыня:
Я знаю.
Честность:
Я не знаю.
Сократ знает,
Что ничего не знает.
Смирение:
Бог знает.
Фигура речи:
«Бог его знает».
Глупость:
Не знаю, но сделаю.
Храбрость:
Знаю, но сделаю.
Зависть:
Знаю, но не сорадуюсь.
Восхищение:
Знаю и не нарадуюсь.
Мудрость:
Знаю, но Бог знает лучше.
Просветление:
Объектсубъектипознаваниеединойгу́щей.
Хлястики
…И снова про ниточки, хлястики, хвостики,
Которые выпрастываются
Даже сквозь кожу, сквозь майки, сквозь шубы
И превращаются в заправские джойстики
Судьбы. Об этом чуть позже.
Мысль, не доведённая до конца,
Превращается в хлястик.
Эмоцию, не пережитую до рубца
На сердце, ищите в соннике
Как какого-нибудь прохвоста.
Я видел одного, скалящего зубы
На подоконнике.
И вот ты идёшь, а из тебя сочится
Недодуманное, не пережитое,
И ты путаешься в хлястиках,
Спотыкаешься такой потешный,
И, вдруг, тебя за них хватают грубо
И волочат. Тебе — остается волочиться.
(Может схватить и Бог
За хо́хол лживый, грешный)
Или, чудом от всех увернувшись,
Ты прибегаешь к ослику Иа-Иа и говоришь,
Мол, возьми себе мои хлястики,
Забери себе все мои хвостики.
И осёл, вероятно, согласится,
Но судьба мягко скажет: «Шиш».
Ибо всё надо разруливать самому.
Так говорил Заратуштра
Говорит, что не хватает приключений,
Не хватает королевского простора,
Не хватает в пшённой каше натрий хлора,
Не хватает с неба звёзд и откровений,
Не хватает до семи во лбу двух пядей,
Но хватило всё ж удачи, чтобы встретить
Заратуштру в МФЦ — он номер третий
Был, а тот — тот просто, Бога ради,
Не пытайте, что там делал Заратуштра.
Но он сказал:
«Найди благородное дело,
Запасись терпением
И постарайся не быть нытиком и дураком.
И будет тебе приключение».
Ну а после, как к окошку подошёл он,
В смысле тот, другой, не Заратуштра,
Был он несколько другим уже, ему́ штраф
В этот раз простили — он был полон
Решимости найти благородное дело,
Запастись терпением
И прекратить быть нытиком и дураком,
И перестать быть нытиком и дураком.
Узкая специализация
Тренировал связки
В гаммах до «си» и обратно.
Читал на ночь сказки
Про бременских музыкантов.
Натруживал пальцы,
Мозолил об медные струны,
Элегии, вальсы,
Сонаты, каприччио ну и
Дальше по списку
Разучивал, ум напрягая,
Столовую миску
Не ведал с похлёбкой до края.
Во имя искусства
Немалые вытерпел жертвы,
Соседские буйства
К тому же издёргали нервы.
Потому
Он
Спорол
Духовно и политически безграмотную чушь.
Шри Рамана
Радость преодоления,
Радость нахождения
В смысле — пребывания,
В смысле — отыскания.
Радость поиска лучшего,
Для радения пущего,
Как же тут не нарадоваться,
Когда всё коту Масленица.
Даже как бы и совестно,
Если вдруг стало горестно,
Или не пахнут бегонии
Из-за какой-то агонии.
Можно, если получится,
По-геройски отмучиться —
Радостью преодоления
Станет это мучение.
Это если получится
От мучений не скрючиться.
Вот, у святого, побитого
Поли — ли, просто артритом, а
Потом замаячило
Что-то слишком злокачественно,
Взор оставался радостным. Всегда.
Отражения
«Я очень прост» — сказал тихо Бог, но разнеслось по вселенной,
Устроившейся на кончике тонко откалиброванных переменных;
Не стоит забывать про черепаху, четырёх слонов и сверху Землю,
И человека, о человеке надо помнить непременно.
«Я простачок» услышал некто, взявший фамилию «Сорос»;
«Я неглубок» прошло сквозь сознания, где не гулял логос;
«Я неделим» расслышал философ, из уха выдернув волос;
«Я очень прост» дошло до ребёнка, ему понравился Голос.
Революционеры, собаки и мосты
Чтобы стать инженером,
Нужно мозг свой мозолить годами.
Чтобы стать революционером,
Нужно просто что-то горланить.
От ошибки инженера
Падает мост.
От ошибки революционера
Падает рост
Населения, поголовья, урожая,
Производства, добычи, и вера,
И вера, конечно же, тает
В то, что на хвост
Какой-нибудь чихуахуа
Не грохнется мост,
Равно как и на самого революционера.
Валежник
«Думать сложно. Потому люди предпочитают судить».
…А что, если додумать мысль до конца?
Чтобы она превратилась во что-то навроде
Сосны́ с корнями, далеко уходящими вглубь,
С густыми ветвями, шелестящими «за»
С одной стороны, с другой — скрипящими «против»,
И вектор верхушки как некий конечный вердикт?
Вот Вы говорите: «Ламца-дриц, гоп ца-ца…»
Орешник? Так хрустит под ногами валежник.
Заготовки
Как было вкусно, спасибо, мама. На здоровье,
Мой драгоценный, повязаны мы молоком и кровью,
Ещё натужными и долгими ночами над кроваткой,
Всё это, сладкий мой, осенено любовью.
Однако, знай, есть нечто перламутровей перловки
И наших уз — не хмурь свои (отцовы) бровки:
В Великой Раковине выступаем бугорками,
Не жемчугами, мы всего лишь — заготовки
В уме у Бога. И ещё, закон тот непреложен,
Что ни любовь моя, ни вера стать не сможет
Тебе порукой: не будешь если зажемчужен,
То и не нужен Ему будешь и отторжен
От Лика странной и тончайшей из любовей,
Ни с кем не связанной судьбою, зовом крови.
И потому, сыночек мой, попробуй ухватиться
За те десницы, что когда-то начертали твои брови.
— 2021 ~
Прииди
«И Дух, и Невеста говорят — прииди»
…И слово взял самый нежный из[3]
И рассказал:
О Божьем гневе, о гневе Божием,
О Божьем гневе, о гневе Божием,
Апока́липсис,
Апока́липсис,
И ещё, в самом конце, про нежность.
Бесхребетных просьба покинуть зал,
Нашатырный спирт, чемодан-вокзал.
До нежности дотянули лишь самые
Жестоковыйные,
Железобетонные,
Пуленепробиваемые.
Декларация прав
…И все имеют право быть:
И Вы, и я, и утконос;
И все имеет право рыть
Свой путь на небо, под откос
Лететь камазом или плыть
Как пух, как лягушачая икра;
И все имеют право злить
Друг друга разностью «Ура»
И непохожестью «Увы»,
От, собственно, «Увы» до… лучше я
Не буду вслух, иначе Вы
Услышите там ноту «Ля».
Пересекаются пути
У тех, кто выбрал разный курс;
Имеют право не сойти
С пути все те, чей компас, вкус
Велит им дальше не сходить
С кругов своих, углов своих —
В ответ на право с рельсов сбить
У этих — тех, у тех же — их.
А ещё есть право на бесплатную медицину,
Но не у всех.
Иностранный язык
— Валерию Бондаренко
…И ты не внял, не прочитал, увильнул
От посланного тебе знака
Через твой сон, других персон, посредством струн
Души, звенящих, что не надо
Идти туда или сюда, то — на беду;
Или настойчиво зовущих
Бросать насест, срываться с мест, и пусть
Осиливает путь идущий.
И, может, сон был пронесон, и знаки рун
Покажутся куда яснее,
Чем тот сюжет, и скажешь нет, всё врут
Минорности больной психеи,
И что недуг, возникший вдруг — не знак,
А так, стечение гормонов.
Но, может быть, поток судьбы, удар по лбу,
Конец ознакомительного фрагмента.
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Тигриное молоко предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других