Мертвая романтика. Книга первая: Alternative rock

Воронцов Саша, 2022

Крис Вайс светился от счастья. Пока, школа, Берлин и строгие родители – привет, Москва и девушка, в которую он влюблен вот уже год. Второй курс в университете обещает быть веселым и увлекательным: новые друзья, новые приключения и новая любовь. Вот только во сне он все чаще видит странную тень, которая преследует его и не дает покоя… Юшин Шеньян доволен жизнью. Ну и что, что он альбинос и на него оборачиваются в Таллине – он учится в Москве, где всем плевать на его вид. Ну и что, что нет друзей – у него есть верный Хайд, которого он сам и придумал в детстве. Вот только Хайд слишком много знает и почему-то советует держаться от Криса Вайса подальше…

Трек 3

Два дня пролетели незаметно: продолжение уборки на работе, поиск необходимых для учебы книг (за некоторыми пришлось поездить по Москве), чтение по ночам, короткие переписки с Анджеем и уточнение деталей аукциона. Гаров даже предложил подвезти друга, но тот отказался, чем вновь задел.

«Ты же не думаешь, что я увезу тебя в лес и расчленю там?»

Казалось, что буквы в сообщении слегка рябят от обиды. Юшин закрыл глаза. Анджей хоть и старался держаться, по его поведению сразу было видно, что раньше ему не отказывали.

«Ты живешь на Чистых прудах, я на Тульской, аукцион возле Маяковской. Зачем тебе делать крюк, если быстрее и проще мне доехать на метро?»

«Ненавижу, когда ты прав. Увидимся завтра и не надевай тот ужасный галстук!».

Шеньян усмехнулся. Анджей никак не мог забыть их первый совместный визит на торги в конце апреля.

После переезда в Москву, он начал полностью менять себя: сменил прическу, купил кожаную сумку-портфель, начал выбирать более элегантную и качественную одежду. Ему нравилось выглядеть как ученик частной школы, увлеченный философией, интеллектуальной литературой и глобальными проблемами общества. И в равнодушной Москве, где его никто не знал, он мог позволить себе это.

Но вечером накануне злополучного аукциона Юшин ужасно переволновался. Он всю ночь перебирал вещи в гардеробе и пытался понять, как нужно одеваться на подобное мероприятие. Строгий костюм? У него такого нет. Вязаный жилет? Он в нем выглядит как школьник. Просто в футболке и джинсах? Его охрана не пустит.

Перемеряв все вещи во всех комбинациях, не выспавшийся и недовольный, он остановился на темных джинсах и черной рубашке, в последний момент затянул на шее узкий белый галстук с серыми черепами и убрал волосы со лба под тонкий металлический ободок.

Казалось, что Анджей не засмеялся только из вежливости. Спрятавшись с приятелем за автомобилем, он стянул с него галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки и закатал ему рукава, слегка растрепал волосы и в порыве вдохновения отдал плетеный кожаный браслет. Он даже предложил Юшину темные очки, чтобы тому не было неуютно из-за прозрачно-красных глаз. Аукцион в тот раз прошел успешно, а Шеньян вынес несколько важных наблюдений.

Теперь он почти не волновался, собираясь: классические брюки, строгая водолазка под горло, легкий плащ до колена. Волосы пригладить, но не сильно, ограничиться перчатками без колец и браслетов, не забыть почистить кеды. Бросив в почти пустую сумку книгу и «закрывшись» наушниками, Юшин вышел на улицу и спустился в метро.

Поездка вышла короткой: тринадцать минут до «Чеховской», пересадка и еще два с половиной минуты. Затем подняться (почти четыре минуты), перейти площадь и восемь минут до бизнес-центра.

Автомобиль Анджея Юшин заметил почти сразу. Отполированный белый «Porsche» стоял недалеко от входа, владелец, повернувшись спиной к солнцу, что-то печатал на айфоне. Он поднял голову только, когда Шеньян подошел почти вплотную.

— Привет, рад видеть, — широко, по-американски, улыбнулся Гаров. — Вечные проблемы с этими парковками: то их нет, то не оплатишь.

— Может, стоило приехать на общественном транспорте?

— Вот еще, тогда никто не увидит мою красивую машинку. Я же специально помыл ее.

— Неужели своими собственными ручками?

— Разумеется, нет, я использовал ноги.

Засмеявшись собственной шутке, Анджей уверенно зашел в здание, поднялся на второй этаж и зашел в небольшое светлое помещение. Аукцион был небольшим, «тихим», только для своих, а потому лотов тоже было немного. Все они были выставлены для предварительного знакомства за стеклом, но при желании можно было попросить сотрудников показать некоторые экземпляры.

Анджей отошел поздороваться с кем-то, и Юшин в одиночестве медленно бродил возле стеллажей, рассматривая книги. Интересных экземпляров было много: пожизненные издания с автографами или с иллюстрациями известных художников, книги, выпущенные без цензуры или определенными издательством, отдельно лежали письма и гравюры. Начальные цены тоже не казались особо высокими, но парень прекрасно знал, как сильно они могут вырасти за секунды.

Возле Юшина остановились, рассматривая выставленные книги, мужчины в возрасте — назвать их стариками или пожилыми язык не поворачивался. Оба были одеты просто, но парень заметил кольца-печатки на их руках и явно дорогие часы. У одного коллекционера был зажим для галстука с небольшим фамильным гербом.

Мужчины переговаривались вполголоса.

— Это прижизненное издание «Евгения Онегина» Пушкина, гравюры Нотбека.

— Те самые?

— Именно. Я бы взял в коллекцию, но, если честно, не хочется иметь то, что не нравилось самому автору.

— Понимаю вас. Как насчет автографа Цветаевой на «Волшебном фонаре»? Это был ее второй сборник.

— Я не специализируюсь по Серебряному веку, да и девицу эту, честно говоря…

— А очень зря! Не слышали? Недавно ее автограф Керенскому на «Царь-девице» ушел за восемь с четвертью миллионов!

— Серьезно?! Вот эта… кхем, не самая хорошая поэтесса — и за восемь миллионов?

— Удивились все, никто из моих знакомых не ожидал, что этот лот так взлетит. Хотя господин Алешин перед началом присматривался к нему — но не смог, его ставку как перебили, так и не давали вообще подойти.

— Невероятно. Вот так подумаешь и невольно решишься предать Пушкина и прикупить девицу ему в компанию.

Один из посетителей поднял глаза, и Юшин поспешил отойти. Перед ним оказался открытый католический молитвенник небольшого размера, карманный и явно любимый. Потрепанные по краям страницы покрывали темными пятнами. На левой был изображен черно-белый оттиск Девы Марии с нимбом из звезд. Она стояла на полумесяце, смотрела на Землю и благословляла ее. На правой разноцветные ангелы сидели, стояли и летали в беседке, увитой розами. Пара сверху держала развернутое полотно, прославляющее Деву Марию.

В ушах послышался женский шепот: сперва механический, почти равнодушный, он стал взволнованным, нервным, плачущим, но вскоре затих. Закрыв глаза, Юшин увидел девушку в почти пустом храме в крестьянской одежде прошлого или позапрошлого века, с убранными под чистый платок волосами. Она закрыла книгу, сложила руки в молитве и опустила голову, но ее плечи дрожат.

— Нашел что-то интересное? — Анджей похлопал друга по плечу и посмотрел на молитвенник. Видение мгновенно растворилось, но в последнюю секунду Юшину показалось, что из-за колонны кто-то выглянул. — Тебе приглянулась эта вещь? Как-то она не выглядит особо ценной.

— Некоторые вещи ценны не сами по себе, а по тем воспоминаниям, что они несут.

Анджей пожал плечами.

— Ты прав, но я не вижу ни малейшей ценности этой книги. Судя по цене, она не редкая, иллюстрации явно не ручной работы, состояние, ну, на баллов шесть из десяти. Автограф на ней тоже вряд ли стоит. Возраст только если… Извините, — парень окликнул сотрудника. — У вас есть информацию об этом лоте?

Тот кивнул и через минуту принес папку с вложениями. Анджей быстро пролистал ее.

— Тысяча восемьсот семидесятый год, почти полтора века. На немецком языке.

— Этот молитвенник попал к нам после смерти владельца в составе его библиотеки, — вполголоса сообщил сотрудник. — Он не был серьезным коллекционером, разброс в его книгах колоссальный: он будто покупал то, что нравится. Молитвенник немецкий, потоковый выпуск, не уникален, судя по бумаге рассчитан на средний класс. Состояние — сами видите, явно любимая книга, которой зачитывались. Больше мы ничего не знаем.

— Спасибо. Я могу пока оставить каталог? Меня заинтересовали несколько лотов.

— Да, конечно.

Повернувшись к Юшину, Анджей толкнул его локтем.

— Ты что-то знаешь об этой книге?

Тот покачал головой. Что он мог знать? Что когда-то ее держала в руках плачущая крестьянка? Но у него сложилось четкое ощущение, что девушка вложила в молитвенник некий секрет, свою заветную тайну. Интересно, о чем она тогда плакала, прижимая книгу к груди? О чем просила Деву Марию?

Размытые видения являлись ему нерегулярно — то несколько за неделю, то раз в несколько месяцев. Юшин постоянно пытался удержать их, увидеть побольше, понять, что они хотят сказать ему, но у него никогда не получалось даже просмотреть их еще раз. В этот же раз он видел крестьянку отчетливо и близко, будто стоял рядом с ней, видел узор на ее платке и даже нити, которыми было сшито платье. Он слушал ее плач и дыхание, казалось, что вот-вот почувствует запах сырости и ладана.

Вот бы купить книгу и попробовать еще раз. Вдруг он сможет увидеть больше, узнать что-то о ее владелице?

— Тогда давай я покажу тебе некоторые лоты. Мне интересно твое мнение, — голос Анджея вернул Юшина в реальность. Молитвенник будто потускнел и превратился в обычную книгу.

— Ты же знаешь, я не специалист.

— Я верю твоей интуиции.

Аукцион начался через восемнадцать минут. Вертя в руке табличку с номером, Юшин чувствовал себя немного странно. Он не собирался участвовать, да у него и не хватило бы свободных денег на покупку. Но он сидел с табличкой и в любой момент мог поднять ее.

«Соблазнительно, да? — прошептал Хайд. Дама слева только что забрала «Письма Белинского», изданные в начале двадцатого века, за несколько сотен тысяч. — На эти деньги можно купить немало интересных и информативных книг».

Юшин незаметно пожал плечом. Можно, а можно купить книгу не только ради текста. Мысли вновь вернулись к молитвеннику. Интересно, купят ли его и за какую цену? Машинально парень прикинул, на сколько месяцев ему придется ужаться до минимума, чтобы попытаться выкупить лот.

«Заплатить придется сразу, а не через месяц».

«Вечно ты портишь удовольствие помечтать».

Анджей несколько раз поднимал руку, но его ставка ни разу не выиграла. Казалось, что это его не особо волнует, хотя обычно парень сердился, если не мог получить желаемое.

Ближе к концу вынесли молитвенник. Его стартовая цена равнялась зарплате Юшина — невысокая для остальных участников и ощутимая для парня. Аукционист обвел взглядом зал, не заметил заинтересованности и произнес «раз, два…».

Закрыв глаза, Шеньян поднял табличку. Черт с ней, с зарплатой и деньгами, поголодает месяц, не умрет же, а проездной у него оплачен. Сердце быстро забилось, а перед глазами вновь появилось лицо девушки. Он очень хотел узнать ее тайну. Он должен ее узнать!

— Раз, два…

Кто-то поднял табличку. Аукционист улыбнулся и принял ставку. Слева послышался удивленный шепот, два или три участника подняли таблички, и цена увеличилась вдвое.

Юшин опустил голову. Что ж, он знал, что сидит в окружении людей, для которых его зарплата — мелочь в кармане и которые могут приобретать то, что ему нравится, не пытаясь постоянно выгадывать копейки. На душе стало горько и немного противно.

— Лот продан номеру двадцать один, благодарю.

Юшин повернулся к Анджею. Тот кивнул аукционисту и опустил табличку с номером двадцать один.

— Только не говори, что тебе приглянулся молитвенник.

— Почему нет? Моя мать из благородной семьи польских аристократов, она наверняка была католичкой, а я чту традиции семьи.

— Не ври, пожалуйста, ты «Отче наш» даже на русском не знаешь, а молитвенник на немецком. Кроме того, твоя мать и ее родители жили при Советском Союзе, в котором процветал атеизм.

— Ох, да расслабься. Скоро аукцион закончится, выскажешься.

Предпоследним лотом оказался «Волшебный фонарь» с автографом. Его появление вызвало ажиотаж: многие собрались, выпрямились и приготовились. Озадачено глядя на суету, Анджей прошептал:

— Все так оживились, это что-то стоящее?

— Не так давно автограф Цветаевой Керенскому был продан более чем за восемь миллионов рублей, — ответил Юшин, погруженный в мысли.

Покупка другом молитвенника не давала ему покоя. Гаров не проявлял никакого интереса к религии, книги предпочитал ценные, дорогие или красивые — то есть молитвенник он купил для него, Юшина? Но он же знает, что Юшин ненавидит быть в долгу!

«Лучше предупреди его, чтобы не покупал «Волшебный фонарь», — прошептал Хайд. — В тот раз цену набил автограф, «пустая» Цветаева и четверти не набрала бы».

Анджей тем временем прикусил губу, быстро обдумывая ситуацию. С одной стороны, цена уже подскочила в несколько раз и превысила то, что он готов отдать за книгу, которая ему, откровенно говоря, безразлична. С другой — это может оказаться выгодным вложением. С третьей — отце убьет его, придется договориться о ссуде или брать в долг, а у него были некоторые планы на ближайшие зарплаты.

— Я бы на твоем месте не брал, — прошептал Юшин. — В прошлый аукцион все решила фамилия Керенского, а сейчас автограф неизвестному лицу.

Поднявший было руку Гаров замер.

— Уверен?

Юшин помедлил. Уверен ли он? Разве можно доверять внутреннему голосу, который что-то советует? Он даже не знает, кто такой Хайд и можно ли ему верить. Если Хайд — это его вторая личность, то знает он не больше первой, а Юшин впервые видел эту книгу.

— Да. К тому же ты не любишь поэзию Серебряного века.

Анджей усмехнулся и опусти табличку. Сидящий через проход от них мужчина, чей разговор подслушал Юшин, усмехнулся и тоже опустил руку.

Аукцион закончился через девятнадцать минут. Потянувшись, Анджей подождал, пока основная толпа уйдет и подошел к аукционисту, о чем-то переговорил и сел на ближайший стул. Юшин подошел к нему.

— Ты что-то ждешь?

— Да, заберу покупку.

— Может, объяснишь, зачем тебе, атеисту, молитвенник на языке, которого ты даже не знаешь?

— Может, я решил начать учить немецкий?

Юшин отвернулся.

— Не хочешь — не говори. Но если это только, чтобы подразнить…

— Прошу, можете пройти и оплатить, — перебил его парень в строгом костюме.

Анджей встал.

— Я скоро приду и объясню. Подожди меня.

Сев на стул, Шеньян достал книгу и наушники. Обычно чтение успокаивало его даже, если он из-за сильного волнения не мог понять смысла. Сами буквы, складывающиеся в слова, действовали гипнотически. Но в этот раз он даже не пытался сложить буквы в слова; сказывались пережитое волнение на самом аукционе, нетерпение услышать объяснение приятеля и обида на него же. Кроме того, совсем в глубине души Юшин надеялся, что сможет прикоснуться к молитвеннику и — как знать — вдруг этого хватит, чтобы вернуть видение?

Анджей вернулся через одиннадцать минут.

— Меня радует уже то, что эта штука не разваливается на части, — усмехнулся он, бросив книгу Юшину. Тот едва успел поймать ее. — Держи, это подарок.

— В честь чего?

— Дня рождения.

— У меня уже был.

— В честь моего дня рождения.

— У тебя тоже давно прошел.

— Ты не знаешь, когда он.

— Знаю, ты меня пригласил в стрип-клуб тогда.

— Точно… Хм, в честь Нового года? Китайского, нет, малайского или аргентинского.

— У них он тоже прошел.

— В честь дня независимости Франции.

— Во-первых, оно 14 июля, во-вторых, мы в России.

— В честь дня независимости твоего института!

— Нет такого праздника.

Скорчив неприятную рожу, Анджей развел руками.

— Я могу сейчас открыть Википедию и найти десять праздников на сегодняшнюю дату, или мы может пойти выпить чай. Мне больше нравится второй вариант.

Вздохнув, Юшин встал и убрал молитвенник в сумку. Послышавшийся было шепот тут же стих. Внимательно наблюдающий за ним Гаров тут же улыбнулся.

— Спасибо. Но за чай плачу я, — тут же отозвался Юшин, убирая наушники.

— Без проблем.

— Пошли в тот ресторан при Концертном зале Чайковского.

— В «Чайковский»? Я против.

— Почему? Считаешь, что у меня мало денег?

— Нет, там готовят весьма средний кофе и мне не нравится их чайный ассортимент. К тому же я надеялся прогуляться по Патриаршим прудам и не хочу делать крюк и идти до метро, потом обратно… Если хочешь, возле прудов есть прекрасное место с вкусным кофе.

Кофе оказался действительно вкусным, без лишней горечи, девушка-бариста приветливой, а цены достаточно высокими, чтобы Юшин не чувствовал себя в долгу за книгу. Забрав заказ, парни пошли к пруду. По нему медленно плыли белые лебеди, временами бросаясь к брошенному гуляющими угощению. Возле желтого павильона с колоннами стояли с удочками несколько мужчин, возле них, завороженно глядя на лебедей, сидел мальчик лет восьми в яркой панамке. По дорожкам прогуливались люди: родители с колясками, дети на велосипедах и самокатах, бегали несколько спортсменов.

Проводив взглядом девушку в коротком топе с высоким хвостом, Анджей хмыкнул.

— Диана не одобрит, — произнес Юшин.

— Принцесса Ди не обращает внимания на временных фавориток.

— Ты уверен, что эта девушка удовлетворится ролью фаворитки?

— Нет, конечно, меньше чем корону ей можно не предлагать. Так чем тебя так заинтересовала эта книга? В ней есть что-то особенное?

— Нет, — сев на свободную скамейку, Юшин вытащил покупку и открыл на первой странице. — Это обычная книга с молитвами на все случаи жизни, одна из тысяч совершенно одинаковых. Их печатали для простых людей, чтобы можно было брать Слово Божие в дорогу и регулярно приобщаться к нему, — Парень перевернул несколько страниц. — Ее читали очень часто: все углы засаленные, обложка потерта. Должно быть, — провел пальцем по бледным, слабо заметным пятнам. — Часто над ней плакали.

В ушах вновь послышался шепот, на этот раз намного ближе. Прислушавшись, Юшин различил женский сдавленный голос и немецкую речь. Девушка что-то повторяла, какое-то одно или два слова, постоянно, по кругу…

«Hasse. Hasse. Hasse-hasse-hasse-hasse, hassehassehassehassehassehasse! Ichhassees! [Ненавижу! Я ненавижу его! (нем.)]

— Если она тебе так нравится, то читай на здоровье, — пожал плечом Анджей, допивая кофе. Он ничего не заметил. — Хотя странно: я думал, тебя больше заинтересует что-то иное.

— Например?

Сердце быстро колотилось, дышать стало тяжело, хотелось откашляться, выбить из легких скопившуюся пыли, от яркого солнца глаза сами собой закрылись. Юшин быстро вытащил солнечные очки и убрал молитвенник, в несколько глотков допил капучино. Горло неприятно покалывало.

«Осторожнее надо быть, — прошептал Хайд. Он явно был недоволен. — Ты бы еще вслух начал говорить».

— Например, гравюра Императорского воспитательного дома. Она выглядела очень неплохо, к тому же черчение — это по твоей части.

— С каких пор гравюры относятся к архитектуре? — Шеньян очень надеялся, что его голос звучит нормально. Стоит отвлечь Анджея, пусть поговорит подольше. А когда они расстанутся, у него будет немало времени, чтобы экспериментировать с книгой до победы.

— Хотя знаешь, возможно, это была фотография. Я увидел только, что оно черно-белое и с четкими линиями.

— Может, там и не Императорский воспитательный дом был изображен?

— Может быть, но я точно знаю это здание, как минимум проезжал мимо него несколько раз. Оно на берегу Москва-реки, хотя теперь я и в этом не уверен.

Юшин засмеялся и покрутил в пальцах кулон.

Анджей не любил вспоминать о детстве, но из его оговорок Юшин кое-как собрал единую картину. Тот родился и вырос в семье типичного «нового русского», удачно занявшегося бизнесом. Он жил в огромном для одного ребенка загородном доме с молчаливой бритоголовой охраной, смотрящей в пол няней и испуганной уборщицей. Отец появлялся пару раз в месяц пьяным, вываливал на ребенка гору бесполезных игрушек и запирался в спальне с очередной длинноногой и длинноволосой девушкой, которых мальчик не различал.

В шесть лет его отдали в самую престижную и закрытую школу Москвы, где учились дети политиков, видных ученых, оперных певцов и балерин, художников и скульпторов, выставляющихся в Европе, коллекционеров антиквариата и наследников аристократических фамилий, семьи которых в «перестройку» решили вернуться на родину. Среди них несколько детей бизнесменов выглядели белыми воронами.

— В первом классе все одноклассники уже знают минимум два иностранных языка, играют хотя бы на одном музыкальном инструменте, поют, лепят или рисуют, ездят на лошади с грацией наследного принца, умеют делать реверанс, танцевать вальс и знают, каким ножичком нужно резать яйцо-пашот, а каким — яйцо всмятку. А ты всегда все ел ложкой и можешь похвастать только тем, что украдкой выпил пару глотков водки. В общем, очень быстро понимаешь, что оказался не в том месте, — рассказал однажды Анджей, усмехаясь. — «Неподходящие» дети быстро ушли. Их не травили, просто обходили стороной. А я остался — не знаю, почему. Кажется, я очень разозлился и пообещал, что закончу эту школу и добьюсь того, что меня признают своим.

Ну… Меня не признали. На выпускном я остался один и напился, глядя, как девушки в белых длинных платьях кружат по огромному залу с кавалерами. Знаешь, это было самое необычное ощущение: я стоял на втором этаже и словно смотрел в окно в прошлое. Платья, прически, украшения, танцы, музыка, сам украшенный зал, окруженный колоннами, стройные, с военной выправкой кавалеры — будто переносишься на бал девятнадцатого столетия и смотришь на предков тех, с кем учился.

Посмотрев на часы, Анджей встал.

— Мне пора. Нужно забрать Ди из салона, могу подвезти тебя до метро, если хочешь. И предупреждая сразу: нет, это не крюк, мне нужно выехать на Садово-Каретную.

— Иногда ты ужасно злопамятен. Спасибо, но я пройдусь до Тверской дворами.

— Знаешь, я ни одну девчонку так долго не уговаривал прокатиться, — покачал головой Анджей.

— Передавай привет и наилучшие пожелания Диане! — крикнул вслед другу Юшин, и тот помахал рукой.

«Ты правда решил пойти дворами?» — голос Хайда послышался, едва Гаров отошел достаточно далеко.

Шеньян вытащил наушники, надел их, но не включил звук, и вытащил молитвенник. Если он будет говорить вслух, то все решат, что он опасный или не очень псих.

— Не совсем. Хочу попробовать вновь услышать или увидеть хозяйку молитвенника.

«Ты думаешь, что это как включить или выключить свет — работает по щелчку пальцев?» — в голосе Хайда послышалось едва уловимое раздражение.

Юшин пожал плечом и открыл книгу.

— Вдруг получится.

Но у него не получилось. Три дня Юшин носил молитвенник с собой, постоянно перелистывал страницы и пытался читать, ночью клал под подушку. Все было напрасно. Ни образа, ни звуков — книга будто выдохлась и ничего больше не показывала.

«Может, Анджей сбил настройки?» — полунасмешливо предположил Хайд. В последние дни он тоже появлялся редко и почти никогда не начинал разговор первым.

Юшин покачал головой. Он задумчиво водил пальцем по странице с изображением Марии Магдалены. Молодая девушка с распущенными волнистыми волосами плакала, прижившись лбом к кресту. Черно-белое изображение было покрыто желтоватыми пятнами, будто от слез. Молитва о прощении на соседней странице казалась затертой, засаленной от постоянных прикосновений.

— Это не смешно.

«Это смешно. Неужели ты правда рассчитывал на успех? Во-первых, считать, что книга является проводником сверхъестественной сущности попросту глупо. Во-вторых, если это так, почему она явилась именно к тебе? До аукциона ее трогало огромное количество людей. В-третьих, если даже предположить, что ты избранный, а молитвенник — проводник, рассчитывать, что призрак свяжется с тобой по первому зову, слишком самонадеянно».

— В-четвертых, заканчивай издеваться надо мной. Ты отлично знаешь, что иногда я правда что-то вижу, слышу или чувствую, мне просто хотелось проверить. Я уже понял, что сглупил, спасибо за поддержку.

Бросив книгу на кровать, Юшин пошел в сторону кухни. Настроение испортилось еще сильнее, и парень не знал, что повлияло сильнее: разочарование в том, что ничего не вышло, насмешки Хайда или собственная глупая надежда.

— Пора бы привыкнуть, Юшин Шеньян, что ты не в фильме живешь, — раздраженно проворчал он, стоя перед открытым холодильником. В последние дни его донимал сильный голод, хотя обычно парень ел мало.

Вытащив сыр, хлеб и шоколадку, он наскоро сделал бутерброды, заварил чай, открыл книгу и углубился в чтение. Однако мозг будто отказывался воспринимать информацию, и вскоре Юшин сдался. Отложив книгу и убрав посуду, он упал на кровать, уставившись в окно. До начала учебного года оставалось несколько дней.