Анархист

Владлен Щербаков, 2015

Он мечтал о счастье для всех. Он мечтал о порядке без власти. Мечты привели за решетку, сожрали душу, искалечили тело. Мечты были бастардами комплексов. Теперь место комплексов заменило холодное пламя мести.

3

День Победы менеджер Коля Шиханихин отметил с размахом. С утра прокатил жену по магазинам. Закупили водочки, закуски. Спасибо деду за Победу!

Два дня Коля давил фашисткую гадину вместе с героями телесериалов. Аж голова заболела. Утром третьего на работу, а изо рта боевой выхлоп. «Я же русский!» — не вдаваясь в этимологию фамилии, убедил себя Коля. Полагаясь на авось и георгиевскую ленту на антенне, погнал свой Опель в контору.

— Коля, на тебе лица нет! — вместо приветствия закричал сетевой администратор Дамир Гибадуллин. — Одна морда!

— На свою посмотри. — огрызнулся Коля и глянул в зеркало над рабочим столом. Оттуда смотрела щекастая физия, глаза прятались в складках, нос бугорками, губы пельменями. Ничо, оттухнет, подумал Коля оптимистически, день Победы раз в году, не едалом же торгую.

— Босс не спрашивал? — Николай сел за стол, включил компьютер.

— Звонил, приказал работать и работать. Судя по голосу, его морда пошире твоей будет.

— Иди в жопу.

Комп загрузился, Коля дрожащей рукой взял мышку. Стрелка попала на значок «В сети», менеджер Николай поприветствовал потенциальных покупателей.

— Решили как-то мозг, руки и жопа выбрать себе начальника, — Дамир, как обычно, развлекал коллег анекдотами. — Мозг говорит: я самый умный, я буду начальником! Руки говорят: зато я все делать умею, нас надо начальником поставить! Тут жопа голос подает: лучше я буду начальником. Мозг и руки чуть со смеху не упали: какой из тебя начальник, ты не думать, не работать не приспособлена! Жопа обиделась и заткнулась.

Дамир замолчал, коллектив в предвкушении оторвался от мониторов.

— И ты заткнулся. Какое совпадение. — съязвил Коля.

Покосившись, Гибадуллин продолжил:

— Не выходят из жопы продукты жизнедеятельности, сначала мозг погрустнел, затем руки силу потеряли. Мозг с руками посоветовались и поставили жопу начальником.

— И?

— Отсюда вывод, — сощурил глазки Дамир, — любая жопа может быть боссом.

Коллектив аккуратно рассмеялся.

— Но не каждый босс должен быть жопой. — сгладил анекдот хитрый татарин.

На Колином мониторе с чпоканьем всплыло облачко с сообщением: «Куплю тонну калиевой селитры, проясните способ оплаты и условия доставки».

Наконец-то, обрадовался Коля, день начинается с продажи. Менеджер набил ответ, посмотрел на экран перед тем, как нажать Ввод. «Тонна калиевой селитры в нашем интернет-магазине стоит 50 000 рублей. Транспортную компанию вы можете выбрать сами. Если воспользуетесь нашими услугами, отправление железнодорожным транспортом в ваш город обойдется еще в 15 000 рублей. Предоплата 100 процентов. С уважением, ваш менеджер Николай». Что за хрень — вместо «ваш менеджер Николай» — «ваш торгаш Коля Свинорылов».

Молекулы спирта обнимались с кровяными тельцами, смесь взбурлила, Николай заревел:

— Эй, гиббон, — самая обидная кличка админа-татарина, — иди сюда! Ты чё мне с компом сделал?

Лицо Гибадуллина в миг стало бледным, едва заметный шрам на щеке превратился в рубец.

— Что случилось, Коля?

Дамир подошел, склонился над Колиным плечом.

— Это чё? — Коля ткнул сосиськообразным пальцем в монитор.

— Здравствуй, тетя, новый год! Я то тут при чем?

— Ты мне на той неделе в Ворде что-то там в автозамене намудрил!

«Что-то» Коля не озвучил, злокозненный админ на слово «рублей» поставил «евро», чем сорвал несколько договоров, что в свою очередь вызвало недовольство босса.

— То в Ворде, а здесь сетевая прога. Скорее вирус к тебе залез. Ни при чем я, богом клянусь! — Дамир перекрестился.

— Ты аллахом своим поклянись! — заметил жест Коля. — Иди, делай, иначе вирус тебе в одно место залезет!

— Ты меня пугаешь, Коля, как латентный гомосек говоришь, честное слово!

— Чё ты сказал? — Коля привстал. — Я латентный?

— Спокойно, — Дамир положил руку на плечо менеджера, — давай посмотрим, что у тебя.

Гибадуллин присмотрелся к сообщению.

— Попы ваши сельским хозяйством решили заняться? Все правильно, раз больше некому. — приговаривая, админ жал на клавиши.

— Вот, пока заменим «менеджер» на «торговый агент», а «Николай» на «Шиханихин» — солидно и просто. Можешь отправлять.

Коля нажал «Ввод», сообщение об условиях приобретения калиевой селитры полетело на адрес «[битая ссылка] blagovest[битая ссылка] @[битая ссылка] mail.[битая ссылка] ru».

— Это он!

В серой дали зачернела фигура.

— Где? — закрутил головой Караваев. — С чего ты взял? До мужика километр, одет как все — черные штаны, черная куртка.

Они сидели в машине неизвестной марки с приоткрытыми стеклами.

— Тихо! — прошептал Дмитрий. — Смотри, как идет.

— Двумя ногами.

— Правой ногой стопой внутрь шагает. Не видишь?

Каравай нахмурился.

— Берем?

— И что дальше? Чем доказывать будем? Он же сзади нападал, бил по голове. Бабульки подслеповатые, следователи наши, не заморачиваясь, в протоколе допроса как под копирку — «опознать не смогу». С удовольствием баранок навешали.

— Что предлагаешь? С поличным хрен возьмешь! — Караваев раздул ноздри.

— Не знаю, думать надо.

— Пока ты думать будешь, он еще кучу старух вальнет! — Караваев ударил напарника в плечо.

Кабанов проснулся от толчка. Глаза открылись, зрительные нервы еще прогревались, а мозг уже расшифровал колебания барабанных перепонок. Кричал Гоша.

— Тревога. — простонала жена.

- Кать, ты же мать. — привычно взмолился Кабанов.

— Дим, ты невыносим. — Катька варьировала ответы даже спросоня. Она повернулась спиной и натянула одеяло на голову. Очередь действовать по тревоге была мужнина.

— Только бы тревога не оранжевого цвета.

— Угу. — голос из-под одеяла прозвучал несколько саркастично.

Дмитрий потянул носом, сарказм объяснился — тревога именно того самого цвета.

На часах горели цифры 05-35, уже светало. Дмитрий встал с постели, кряхтя, сделал два шага к детской кроватке. Гоша посмотрел на отца, умолкнув на секунду, видимо подумал, что его могут не понять, закричал сильнее.

— Что, академик Какашкин, — склонился отец к сыну, — не нравится так жить? Это ты в своем пока дерьме купаешься, и то не доволен.

Дмитрий разговаривал с сыном по-взрослому с их первой встречи в роддоме. Гоша внимал отцу очень серьезно, был то академиком, то деятелем разнообразных наук, то главнокомандующим.

— Пойдем, сынок, в операционную, чтобы маманьку не будить, — Дмитрий обернулся к жене и чуть повысил голос, — ей скоро на смену заступать.

Придерживая голову, Дмитрий поднял маленького человечка и, задержав дыхание, понес в другую комнату.

После рождения ребенка спальня превратилась в многофункциональное помещение. Кровать теперь находилась в одном углу, штанга с гантелями — в другом, в третьем находился стол, на котором производились операции по замене памперсов. Во время некоторых операций, когда у мелкого пациента возникали проблему с кишечником, Дмитрий серьезно подумывал об использовании противогаза. Катя идею не одобрила: «Привыкнет к отцу-слоненку, в Маугли превратится».

Гоша обрел новый подгузник, нахмурился и строго посмотрел на отца.

— Понимаю, свято место не должно пустовать.

Дмитрий понес сына на кухню.

— Сейчас, сейчас. — приговаривал, покачивая сына.

Одной рукой открыл крышку термоса — приспособился, налил в бутылочку сколько положено. Пока наливал, стало ясно, вода остыла. Добавил порцию Нутрилона, закрутил крышку с соском, поставил под горячую воду. Сколько держать до нужной температуры, знал с точностью до секунды — внутренние часы не подводили.

Гошин живот наполнился, ребенок зачмокал. Дмитрий взял сына столбичком, подошел к окну. Утро, рассеянный свет, редкие прохожие. Дмитрий качал сына и разъяснял момент:

— Папка твой сейчас на работу пойдет. Развозить дяденек и тетенек на их работу. А их там ждут начальники: это такие люди, которые сами работать не любят, а вот покомандовать им как тебе нутрилон с медом. В нормальных странах начальники те, кто думает лучше, а у нас — в Азиопии, географию мы потом обсудим, — кто лучше попы подтирает. Только не как я тебе, а языком. Это я фигурально выражаюсь, не бойся. У папки раньше другая работа была — очень важная и нужная. Папка жуликов ловил. Не так как в кино, а по-настоящему. Только не угодил папка начальнику, видишь ли, самостоятельность мышления иметь позволил. А в каждом коллективе имеются стукачки. Это, Гоша, такие люди, которые рассказывают начальникам, чем подчиненные дышат, о чем думают, что делают. Стукачки, сынок, они тоже разные бывают. Есть те, которые помогают со злом бороться, есть те, которых заставили предавать чужого человека, угрожая близкому. А есть такие, которые на товарищей стучат за выгоду предполагаемую или совсем уж из удовольствия. Вот такой стукачок рассказал начальнику, что папка о его профессиональных способностях думает, и папка работы любимой лишился. Теперь папка таксует и в частные детективы играет. Только из клиентов пока один дружок-полицейский. А у него и бюджет ограничен и информация его интересует в пределах района. Кроме дяди Каравая никто не звонит, никого услуги бывшего опера не интересуют. А папка скучает по той работе, сны ему снятся.

Дмитрий скосил глаза на сына.

— Заснул? Молодец. Видишь, какие занимательные сказки я тебе рассказываю.

Сказочник отнес сына в кроватку. У самого глаза как оловянные, доспать бы часок.

— Кать, бди. Я пошел.

— Бдю, солнышко. — из-под одеяла.

Нас утро встречает прохладой. Дмитрий вышел из подъезда, глотнул свежий воздух. Он умылся, во рту еще сохранялся вкус кофе — жизнь не такая плохая штука. На дворе май и трава, в воздухе птицы…

— И здесь как всегда! — Дмитрий подошел к машине, лобовое стекло украшала характерная клякса.

— Академики с крыльями.

Дмитрий очистил автомобиль от «академических» эскриментов, по смартфону подтвердил готовность — еще один официально безработный превратился в таксиста.

С прежней работы на память Дмитрий оставил рацию, настройки не сбивал и слушал временами знакомые команды и позывные.

К полудню заказы, как обычно, становились редкостью, Дмитрий, откинув сиденье, дремал в машине. В кармане задрожал телефон. Жена.

— Привет. Звонила некая Елена, хочет нанять тебя для одного дела. — услышал Дмитрий.

Наконец то! Дмитрий сел, сна как не бывало.

— Спросила, какого?

— Спросила. С сыном, говорит, проблемы. Какие, не уточнила.

— Сколько лет сыну?

— Сказала семнадцать. Знаешь, Дима, я не очень хочу, чтобы ты с ней встречался.

— Это еще почему?

— Потому. Зря я тебе позвонила.

— Ты что, ревнуешь?

— Мужа у нее нет, это понятно, голос уж больно… — Дмитрий представил как Катя поджимает губы.

— Какой? — с улыбкой в голосе поинтересовался Дмитрий.

— Такой! Сейчас сброшу телефон, сам услышишь, только смотри у меня!

— Яволь!

— И перед встречей домой заедь, переоденешься.

В парк имени Щорса Дмитрий приехал заранее. Место встречи назначил он, клиентке парк был знаком. Разговаривая по телефону, Дмитрий понял, почему жена не пришла в восторг от первого клиента. Голос Елены можно было назвать одним словом — сексуальный. Елена говорила строго по делу, но с таким придыханием, что легко было навоображать всякого.

Дмитрий угадал клиентку сразу, дедуктивных способностей не потребовалось. По парку в это время мамы катали коляски, пенсионеры вентилировали легкие, неспешно мели дорожки гастарбайтеры. На площадке перед «чертовом колесом» стояла женщина, не вписывающаяся в картину. Строгая блузка, юбка чуть выше колен, сумочка через плечо. Бизнес-леди? Холеная, знающая цену себе и окружающим самцам. Дмитрий относился к таким женщинам противоречиво. Склонные к доминированию, с одной стороны вызывающие уважение, с другой лично у Дмитрия — сочувствие. Женщина становится сильной, когда у нее нет сильного мужчины.

— Здравствуйте, Елена.

Даже если ошибся, ничего не терял.

Женщина посмотрела прямо в глаза, будто морской волной окатила. Если бизнес-леди, то такому бизнесу повезло. Невысокая, чуть выше Кати, блондинка, причем натуральная — брови и кожа светлые. Лицо овальное, прямой пробор в волосах, толстая коса по-модному на левую сторону. Нос чуть вздернутый, тонкий, с аккуратными ноздрями. Широко распахнутые голубые глаза. Невольно сравнил с глазами жены. У Кати синева родной реки, у визави лазурь экзотических морей. И запах от Елены другой — дорогой. «Прекращай сравнивать, приказал себе Дмитрий, думай головой».

— Здравствуйте, Дмитрий.

Дмитрий представил, каким видит его клиентка. Среднего роста, все еще спортивного телосложения, прическа «без расчески», жесткие складки у рта, алкоголь и табакокурение на лице не наследили. Вполне. А вот по одежде женщина может сделать неверные выводы об умственных способностях. Детектив был одет совсем уж просто: джинсы, майка, рубашка-гавайка.

— Присядем?

— Лучше пройдемся.

— Дмитрий, нельзя ли мне взглянуть на ваши документы? У вас ведь должно быть удостоверение.

— Вы знаете, как должно выглядеть удостоверение частного детектива?

— Нет, но я могу определить качество печатей и записать номер.

— Понимаю, доверять свои проблемы незнакомцу неразумно. Паспорт. В нем удостоверения на медали — за 15 лет службы в уголовном розыске. В качестве доказательства моей компетентности. Удостоверения частного детектива пока не получил — бюрократия. — Дмитрию пришлось слукавить. — Зато вы будете платить по факту. За результат, так сказать.

— Меня зовут Елена Валерьевна Логинова. Моему сыну Олегу 17 лет, он учится на 2 курсе химико-технологического техникума. Мы живем вдвоем по адресу: Солнечная 17 — 43. Квартира трехкомнатная, у сына своя комната, разумеется. Олегу еще не было двух лет, когда я развелась с его отцом. Мы жили в Пензе. Евгений, отец Олега, возможно, и сейчас там живет. Я не поддерживаю с ним связь. Четыре года назад у меня заболела мама, и мы с Олегом переехали сюда. Думали временно. После смерти мамы решили остаться.

Еще месяц назад Олег был добрым, жизнерадостным мальчишкой. Занимался в тренажерном зале, в «Арене», знаете такой?

Дмитрий кивнул.

— Много времени проводил в интернете, общался в сетях. Иногда, конечно, просил не подглядывать в монитор, но каких-то тайн, я думаю, не было. Он мало что от меня скрывал.

— Откуда вы знаете?

— По его вопросам. Олег спрашивал, как себя вести с девушками и все такое. Я ему как старшая сестра была.

— А сейчас?

— Не знаю. В таком статусе я себя только в кошмарах представляла. Нет, Олег не грубит, не игнорирует меня, продолжает хорошо учится, занимается спортом, ночует дома.

— Так что же вас не устраивает, Елена Валерьевна?

— Первые изменения, как я сейчас понимаю, начались месяц назад. Олег перестал заниматься тяжестями. Я это только приветствовала. Он у меня небольшого роста, ему вырасти надо. Но теперь у него на кулаках появились ссадины, иногда синяки на лице. Сказал, занимается в секции единоборств.

— Опять не понимаю, простите. Если бы дрался на улице, думаю, вы бы поняли.

— Думаю, да. Но он занимается не в «Арене», а там лучшие секции.

— Это они сами про себя так говорят. Чем еще сын беспокоит?

— Он другим стал, понимаете! Разговаривает со мной только по делу, дверь в комнату всегда закрыта, на ноутбуке пароль.

— Влюбился может быть? — улыбнулся Дмитрий.

— Я бы почувствовала.

Логинова остановилась, посмотрела Кабанову в лицо.

— Вы считаете меня неумной? Истеричной мамашей, которая не видит взросление сына?

Дмитрий выдержал взгляд:

— Я не считаю вас неумной.

— Господин Кабанов, я нанимаю вас с единственной целью — выяснить, чем занимается мой сын. Если мои опасения окажутся беспочвенными, я буду очень рада.

— Госпожа Логинова, я понимаю ваше состояние. Позвольте мне спрашивать то, что сочту нужным, если хотите получить результат.

Женщина отвела взгляд.

— Спрашивайте.

— Наркотики?

— Нет! Во всяком случае очень надеюсь. Я первым делом узнала признаки, которые выдают таких людей. У Олега ничего подобного.

— Одно время модно было быть скинхедом. Как у Олега с политическими взглядами?

— Абсолютно никак. Никогда не слышала, чтобы ему что-то не нравилось.

Они не спеша прошли через весь парк и обратно, когда Дмитрий получил ответы на все вопросы.

— Встретился с Еленой? — Катя вышла из комнаты с сыном на руках.

— Угу.

— Что-то, Гоша, папа у нас неразговоричивый и сияет как пряник.

— Так первый клиент, Гоша, первое задание.

— И как клиент? — прищурилась жена.

— Я думал первый вопрос будет «и какое задание».

— Какой клиент, такое и задание.

— Здесь ты не ошиблась. Клиент обеспокоен поведением сына. Я подписался пошпионить за семнадцатилетним парнягой. Дел на копейку.

— О семье бы подумал «на копейку».

— Неправильно выразился — дел на полдня.

— А ты не торопись или оплата по факту.

— По факту и без аванса, я взял только на расходы.

— Не сомневалась. Папа у тебя, Гоша, честный и щепетильный.

— И деловой. Не будем терять время, пошли к ноутбуку.

Они прошли в многофункциональное помещение, Дмитрий сел за стол.

— Для начала поищем заказчика.

Дмитрий набрал в Гугле фамилию, имя, город. Клиент сразу нашелся в «Одноклассниках». В гости Кабанов зашел под вымышленным именем.

— Ты хотела на клиента посмотреть.

— Елена Логинова. Ей уже под полтинник. — Катя хмыкнула. — Для старушки неплохо сохранилась.

— Ей 42 всего.

— Защитник нашелся. Видишь, Гоша, папе старушки нравятся.

— Теперь поищем Олега. — не обращая внимания, продолжал Дмитрий.

— Хм. Смотри, Логиновых Олегов подходящего возраста двое. Оба в «Контакте». Автарар — скелет с поднятым средним пальцем, вернее фалангой. Мол, вот вам, господа хорошие, а не фотографии. Друзей нет, в группах не состоит. А месяц назад, по словам матери, из «контакта» не вылазил.

— В секту попал?

— Вполне вероятно. В секту с рукопашным уклоном.

— Вот говорят спортивная злость. Херня! Есть просто злость. Злость, воля и сила — все, что нужно воину.

Они стояли напротив друг друга, мускулы блестели от пота, кулаки обмотаны бинтами. Стойка напоминал боксерскую. Слова отражались от кирпичных стен, эхо добавляло мрачности и без того скудно освещенному подземелью.

— Не злость — злоба! Животная злоба. Люди — это животные в первую очередь. И как животные в первую очередь воспринимают физическое воздействие. Но побеждает не тот, кто больше, у кого сильнее мускулатура, а тот, кто злее. Здесь все просто. Чем больше злоба, тем больше энергии, ниже болевой порог и, как следствие, утрата последнего страха. Бояться все, даже сумасшедшие. И даже сумасшедшие животным чутьем могут определить степень злобы. Подсознательно человек помнит смертельную опасность, исходящую от врага, которому нечего терять, злоба которого больше собственной жизни.

Махно выбросил руку, Олег не успел отклониться, челюсть встретилась с кулаком. Махно лишь обозначил удар.

— Отсюда и следует, слабого не будут уважать, уважают только того кого боятся на животном уровне. Если тот же начальник, слабый физически, но обладающий административным воздействием, попадет, скажем, на необитаемый остров с более сильным ранее подчиненным, уважение он может сразу засунуть себе в анус. Хорошо, если только это самое абстрактное уважение. Более того — человек животное стадное или, как выражаются интеллигенты, общественное. Одиночкой выжить трудно. Одиночек не любят. Ты не такой как мы, значит, несешь угрозу. Если ты не делаешь, как мы, значит, можешь обойтись без нас, значит, сильнее, значит, опаснее. Мы готовы тебя уважать, если докажешь силу. А если ты пренебрегаешь показывать силу, значит, ты слаб и ты нам не нужен. А чтобы ты не занимал место и не посягал на нашу часть пирога, тебя надо уничтожить.

Махно говорил, уклоняясь и блокируя удары. Олег слушал и искал возможность пробить оборону.

— Самая искренняя радость — это злорадство. Как дела? Всегда отвечай отлично! Ты жалуешься на невзгоды, ищешь сочувствия. Задайся целью зачем? Чем сочувствие, то есть чувство, которое ничего не стоит для сочувствующего, может тебе помочь? Моральная поддержка? Нет, это твои похороны. Ты всегда один при рождении и при смерти. Расхожая мысль, но тем не менее абсолютно верная. Единственно, у кого можно искать сочувствие, у родных, близких родных, хромосомы которых соединились в твоем организме. Остальным твое несчастье — развлечение.

Они кружили по комнате, бинты пропитались потом и кровью.

— «Мы» — слово рабов. Мы — всегда быдло. Неважно мы — это солдаты, зэки полудохлые или щекастые депутаты. Быдло интересует только удовольствия — пожрать, выпить, спариться. Мы! Чем ничтожней единица, тем сильнее она кричит «Мы!». Мы наш новый! — кричит быдло и штурмует Зимний. Быдлу нужен образ врага, тогда они — мы, и все вместе получают удовольствие от разрушения, даже от разрушения собственной оболочки. На виду и смерть красна — из той же оперы. Мы — они считают, что вместе они сила, и в тоже время — веди нас, господин. Не бывает толпы героев, толпа — это уже оболваненные. Толпой всегда манипулирует хозяин.

Удар — блок, удар — уклон. Анархист, нисколько не сбившись с дыхания, продолжал:

— Ты должен быть вежлив и груб. Не сомневайся, я правильно сказал. Вежливость в рабской стране — признак загнивающей прослойки, бесхребетного умника, маскирующего трусость. Мало быть умным, надо быть сильным и наглым. Чтобы пробиться на хлебную должность, ум нужен совсем не в первую очередь. Нужен мягкий язык, стальные зубы, крепкие локти и своеобразная мораль. Твоя вежливость должна быть груба, должна выглядеть опасной настолько, чтобы ее не перепутали с трусостью. К несчастью для перепутавшего. Только дурак может оскорблять незнакомого человека.

— Воображение — твоя сила и слабость. Боль — ты еще не чувствуешь ее, но уже представляешь. Это страшит, лишает сил. Но воображение дает возможность выжить там, где люди превращаются в животных.

Олег вставил модем в ноутбук.

— Сейчас везде ставят видеокамеры. На складах, в магазинах, банках, само собой. На перекрестках, площадях, везде, где скапливается народ.

— Тотальный контроль — заветная мечта диктаторов. — усмехнулся Махно.

— Я в детстве много фильмов смотрел про такое будущее. Не думал, что наступит так быстро.

После спарринга они вымылись, переоделись, теперь в роли учителя выступал Олег. Они сидели в «келье» Вадима, где сотовая связь функционировала без проблем.

— Камеры имеют свой ип-адрес, теоретически к ним можно подключиться, но мне до такого уровня как…

— Это и ни к чему. Камеры всегда можно отключить, сломать. В конце концов, можно изменить внешность. Самое главное — знать, где они расположены. Как ведется наблюдение. В любом случае будем предполагать, что оператор именно наблюдает картинку в реальном времени.

— Камеры могут писать, когда засекут движение.

— На обычном компьютере можно так сделать?

— Конечно, программ куча.

Олег постучал по клавиатуре, Махно прочитал на экране: «Тор… загрузка…»

— Сигнализацию в квартире можно сделать на основе компьютера?

Олег удивился:

— Зачем? В любом «Ашане» продаются GSM-сигнализации. При проникновении в квартиру тебе на телефон приходит сообщение, можно даже ММС настроить.

— Расскажи поподробнее…

— У каждого компьютера тоже есть свой ип-адрес, — продолжал Олег лекцию об основах компьютерной безопасности, — по которому можно отследить владельца.

— Как по серийному номеру мобилы, это я знаю

— Ип-адрес — это ерунда, он динамический, полиция может установить примерное местоположение владельца в момент времени. К тому же есть программы-анонимизаторы. Я с их помощью на нужные сайты через прокси захожу.

— Попроще говори.

— Через ип-адреса других компьютеров, расположенных в других странах.

— Даже так? Тогда нам нечего беспокоится. Твой ип-адрес затеряется как негр в Африке.

— У компа есть еще и физический адрес, вот его никак не поменяешь, поэтому при большом желании можно…

— Желания должны совпадать с возможностями. Так бы всех террористов замочили, все их связи засветили. А я ознакомился с событиями двух десятилетий, такое впечатление, наоборот, террористов как в инкубаторе выращивают.

— Ознакомился? Ты не знал о Дубровке, о Беслане?

— Неправильно выразился, — поправился Махно, — ознакомился с деталями. Я ведь с этим делом под твоим руководством начал всерьез заниматься. Что у нас с изделием номер два?

— Я посмотрел на форумах химиков-пиротехников. Судя по их болтовне, никто изделий такой мощности не делал. Теоретически может сработать.

— В технаре много кислоты можно взять?

— Нет, только если на опытный образец, и то могут заметить.

— Опытный образец нужен. — сдвинул брови анархист.

Поздно ночью Махно вернулся. Игорь услышал стук в дверь и сразу понял — Вадим. Сел в кровати, включил ночник. За последний месяц Вадим приезжал уже третий раз и сегодня, вернее вчера, пропал на несколько часов. Где был? Не к добру все это.

— Не заперто.

— Переночую у тебя. — Махно вошел, разулся, бросил сумку на кровать напротив. — Утром уеду.

— Как знаешь.

Игорь так и не знал, как вести себя с человеком из прошлого, с другом, изменившим его судьбу, человеком, которому обязан свободой.

— Поешь чего-нибудь?

— «Чего-нибудь» мне нельзя. — ответил Вадим. — Диета, мать ее. А чего у тебя есть?

— Там, в холодильнике.

— Так, посмотрим, что бог послал. О, вот вы чем здесь брюхо наедаете! Щи — носки полощи, картошка, огурчики, помидорчики, надо же — колбаса!

Махно достал кастрюлю с вареным картофелем, полбатона «Докторской».

— Вот это мне можно. — поставил продукты на стол.

— Что за диета?

Махно расстегнул рубашку, в свете ночника на плоском животе шевельнулись ленты рубцов.

— Вот такая диета. Уже двадцать лет.

Он достал из сумки бутылку водки, не спрашивая разрешения, залез в стол, достал кружку. Как будто знает, что где лежит.

— Давай выпьем, брат.

«Брат». В каком смысле братом назвал, подумал Игорь.

— А это тебе можно. При такой диете?

— Водка и лечит и калечит. — прищурился Вадим. — Ты же знаешь, я почти не пью. Не пил — правильно. Откуда ты знаешь, запил я или нет в местах не столь отдаленных.

Он набулькал в кружку водки.

— Давай. За встречу.

Игорь сидел, опустив руки. Махно поинтересовался:

— Бог запрещает или религия?

— Религия не запрещает. В меру можно. Не хочу.

— Не хочешь за встречу? Ладно, а я выпью. — он опрокинул стакан в глотку, поморщился. — Бог, значит, тебя держит.

При чем здесь Бог? Неужели встретившись надо обязательно пить спиртное? Игорь опустил взгляд, а Махно, закусывая, повел разговор:

— Странный он у вас. Не гуманный. Слишком много позволяет одним и отбирает у других. Почему допускает несправедливость? Почему заставляет страдать? Не задумывался? Бог страдал и нам велел. Вот такая интерпретация. Страдание, страх — так возникает рабство. Разве нужны богу рабы? Зачем ему, — Махно ткнул пальцем в потолок, — рабы? Или все-таки рабы нужны религии? Той религии, которую эти же самые рабы и придумали.

Он снова наполнил кружку.

— Не будь рабом условностей, Гарий. Давай выпьем.

Пришлось выпить. Через минуту Игорь почувствовал: захорошело.

— Знаешь, чем вера отличается от религии? В каждой религии сентенция — справедливость в другой жизни. Справедливость на том свете — как ты себе это представляешь? Будешь следовать заветам, попадешь в рай, нет — в ад. Смешно, честное слово! Стращают физической болью дух. Или соблазняют гуриями бесплотную субстанцию. Получается, следовать заветам надо не по совести, а из-за страха или удовольствия. Муслимов гуриями и вином соблазняют, а у православных какой рай? Покой? Тогда ты уже в раю, Гарий. Молишься, в парнике копаешься.

Вадим снова налил водки, выпил как воду, даже не поморщился.

— А вот моя вера — есть непознанное, оно будет всегда: за горизонтом знаний другой горизонт. Есть вселенная, где ничего не пропадает. Что там за чертой? Уж наверно не то что мы себе представляем раз избавляемся от оболочки. Вот во вмешательство из непознанного я верю. А религия слишком просто объясняет. Нет ничего из того, что мы могли бы представить, по ту сторону.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Признаться хочу. В реанимации с какого-то момента меня перестали колоть обезболивающими. — у Вадима в глазах полыхнуло пламя, Игорю даже показалось, в комнате стало светлее. — Тогда я молил бога дать силы чтобы выжить. И он дал мне их! Я выжил! Потому что не мог уйти, когда те твари живы. Понимаешь? И потом в камере молил, чтобы спящему заточку в сердце не воткнули. Он разрешил мне.

Игорь невольно задержал дыхание, в голову ударило: он сошел с ума в тюрьме!

— Вот исполню задуманное, — синие отблески плясали по стенам, — тогда точно буду свободным.

— Что ты задумал?

Махно очнулся, глаза потухли.

— Потом. Скажи, а чего в вашем заведении охраны нет?

— Бог хранит обитель.

— Так и знал, что так скажешь. А старикашка на воротах — апостол.

— Ему жить негде, а здесь он вроде при деле. Серьезная охрана нам ни к чему.

— А как девки срамные забегут концерты закатывать или маньяк с ножиком?

Махно подвинул кружку с остатками водки.

— Ты меня сведи с вашим начальником.

— Зачем?

— Может, и меня приютит. И я, глядишь, на что-нибудь сгожусь.

Игорь подумал, взял кружку. Водка обожгла пищевод, давно не пил. Он вытер губы.

— Хорошо, сведу.

Кабанов посмотрел на часы — почти час. По словам клиента, Олег занятий не пропускает. Клиент — мать, то есть крайне субъективный клиент и вполне вероятно сынок давно учебу забросил. Но начинать Дмитрий решил с техникума. Утро снова было посвящено академику Какашкину, посему слежка за студентом была перенесена на дневное время.

Дмитрий дважды объехал техникум: первый круг сделал, убедившись, что припарковаться непосредственно у здания невозможно, второй — прикидывая, какой и откуда идет общественный транспорт. Вероятность того, что Олег поедет домой, естественно, выше, поэтому Дмитрий оставил девятку за соответствующей остановкой.

Майский день бодрил — солнце прогревало плечи, к коже прилипал загар, легкий ветер сдувал излишки тепла. Дмитрий нашел удобное место для наблюдения во дворе соседнего дома. Далековато, но разглядеть лица возможно. Логинова прислала фотографии сына и в полный рост и крупным планом, перечислила одежду, в которой Олег обычно ходит. Слежка за ничего не подозревающим мальчишкой казалась для Дмитрия совершенно пустяковым делом. 13-15, через полчаса закончатся занятия, Олег выйдет из дверей техникума и превратится в объект наблюдения.

Конец ознакомительного фрагмента.