Анархист

Владлен Щербаков, 2015

Он мечтал о счастье для всех. Он мечтал о порядке без власти. Мечты привели за решетку, сожрали душу, искалечили тело. Мечты были бастардами комплексов. Теперь место комплексов заменило холодное пламя мести.

2

Кабанов прислушался, лифт проехал вниз, пиликнул домофон, грохнули, сдвинувшись двери, клацнул магнит. Стало тихо. Чуть за полдень, взрослые на работе, дети в школе. Кабанов надел медицинскую маску. Не хотелось попасть в объективы регистраторов — прогресс на месте не стоит, китайским видеоглазками завалены полки в Ашанах, а установить и школьник сможет. Так что перестраховка дело совсем не лишнее.

Кабанов поднялся на лестничную площадку, уверенно прошел к двери с номером 56. Звонить не стал: 20 минут назад в синей куртке с надписью «ПЖРТ» на спине и с глупым выражением лица он уже прозванивал квартиру. Сейчас вставил ключ в замочную скважину, провернул. На втором обороте чуть заело, пришлось подвигать ключом, зацепляя нужные пластины. Еще два оборота, дверь открылась. Кабанов вошел, прикрыл дверь, прислушался. На случай, если все-таки в квартире кто-то оставался, Кабанов решил действовать по обстановке. А именно: расслабляющий удар в челюсть и мгновенный отход.

В квартире тишина. Запах пота и табака. Кабанов чувствовал — никого, но проверил туалет, ванную, кухню, через зал прошел в смежную комнату. Убедившись, достал мобильник. Пользоваться сенсорным экраном в перчатках затруднительно, но возможно. Кабанов включил видеозапись, снова прошел по квартире, наблюдая в экране беспорядок, свойственный мужчинам, кратковременно снимающих жилье. Квартиранты — три гастролера — 25 минут назад отъехали на «Приоре» от дома. По расчетам, отсутствовать будут около часа. Надо спешить. Прекратив запись, Кабанов сунул телефон под куртку и принялся осматривать жилище. В коридоре прощупал одежду, заглянул под ванну, хмыкнул про себя: «в постельном белье посмотри еще». В кухне уже горячее — в шкафу обнаружились шприцы, ватные тампоны, обоженная ложка.

Кабанов перешел в зал, прикинул, где бы он хранил похищенное, будь квартирным вором. Клиенты залетные, долго в квартире жить не будут, друг другу доверяют, как зять с тещей, тем более всегда готовы сняться с места. «Я беру с собою вместо чемодана…» Логично предположить, что ценности поделены и уложены в сумках.

Запоминая, как уложены вещи, один за другим Кабанов просмотрел содержимое трех баулов. В каждом нашлось по несколько пачек разномастных купюр, перемотанных резинкой. Деньги не пахнут. Иначе говоря, не являются доказательством по делу. Ни золота, ни бриллиантов не нашел. Либо заныканы, либо воры очень осторожные, сбывают ворованное сразу. Зато в сумке, как по заказу — с надписью «Динамо» обнаружились занятные предметы, похожие на набор стоматолога. И ключи со сдвижными штифтами. Вот это уже серьезно. Трассологическая экспертиза, сравнение частиц металла на отмычках с сувальдами взломанных замков и кто-то из «динамовцев» загрузится по 158 части 3. А куда деваться — не группой же по делу идти, и следствию проще — не подельники, меняющие показания, а железные свидетели: да, видели, приносил ювелирные изделия и деньги, где брал и кому рыжье сдавал, не говорил.

Дмитрий достал телефон, сфотографировал отмычки. Телефон задрожал в руке, на экране всплыло «Каравай вызывает». Пора! Быстрый взгляд вокруг, вроде вещи на своих местах, застежки на сумках в том же положении.

Посмотрел в глазок — никого. Вышел, закрыл дверь, слава Богу, ключ проблем не доставил. Кабанов пробежал на этаж выше, снял маску, прислушался. В подъезде тишина. Кабанов вызвал лифт, пока тот подъезжал обратил внимание на кусок фанеры возле мусоропровода.

Три уроженца одной из южных республик вежливо посторонились, пропуская мужчину с грязной доской в руках. Магнит не успел сработать, южане успели зайти в подъезд не прикладывая ключа.

— Успел! Я уже забеспокоился. Деятели слишком уж резко подъехали и чуть не бегом домой.

— Поехали. — Кабанов сел в салон Альмеры — Салфетка есть, руки протереть.

— В бардачке.

Караваев перевел рычаг в положение D, шипы затрещали по обледенелому асфальту, японка плавно двинулась вдоль дома. Караваев глянул в автомобиль деятелей.

— Затонировались, ничего не боятся.

— А кого им боятся? — усмехнулся Кабанов. — Полиция стала толерантной до безобразия.

Альмера выехала из двора, не успела разогнаться, как сработала АБС. Караваев остановил бампер к бамперу серой девяткой.

— Ну?

— Докладываю, господин капитан, в ходе спецмероприятия установлено следующее: в хате проживают трое…

— И так было понятно, — перебил Караваев. — Диман, давай без предисловий. Нашел чего?

— В хате проживают трое, — вздохнул Кабанов, — для меня это не было очевидным. Наркоманы, но наркоты я не нашел.

— Я же тебя просил…

— Не начинай, Юра. Предметов возможно похищенных тоже не нашел, только бабло у них по сумкам распихано.

— Много?

— Не успел сосчитать, извини. Штук по 150 — 200, для кого много, для кого мало. Самое главное, в бауле с тремя полосками нашел сверточек, а в нем набор отмычек. Вот вам козыри в руки. Включи блютуз, я тебе фото и видео скину.

Приятели сконнектились, разведданные в цифровом виде перекочевали из одного Самсунга в другой.

Караваев достал пухлое портмоне, выудил две купюры:

— Получи гонорар, расписываться не надо.

— Разовый или за март месяц?. — Кабанов взял деньги. — Ты в агенты меня не оформлял?

— Сомневаешься? Разумеется, не оформлял, агентурные я на другого человека списываю.

— Ничего не изменилось.

— Если со времен НКВД, судя по тому, как бумаги оформляются, ничего не изменилось, почему ты думаешь за тот год, что ты ушел, должно что-то измениться?

— Ну как же вы теперь криминальная полиция — передовой отряд на фронте борьбы с преступностью.

— На моем уровне — штрафная рота.

— Неплохое довольствие сейчас у штрафников. Вон у тебя курточка какая, как у Бельмондо.

— Я же не виноват, что тебе уволиться пришлось. А подложил бы сейчас «белого», и твое вознаграждение удвоилось.

— За гарантированное раскрытие? Нет, я в такие игры не играю.

— Совесть не позволяет?

— Можешь и так считать.

— Да, Дмитрий, ты не мог бы ключик золотой презентовать?

— Зачем тебе, Буратино?

— Ну как карабасы дверь открыть постесняются, я аккуратненько чик, вроде как незаперто, тут омон-артемон их и возьмет.

— За ключик доплата требуется.

— Какая доплата-моплата? Уговор какой был — ты осматриваешь хату, а способ проникновения твой геморрой! И это же я тебе оригинал дал, чтобы ты слепки сделал! Я, значит, задержанных чебуреков мариную, а он ключик сделал себе и еще доплатить требует!

— Ты не Буратино, мой друг, ты Базилио. Ладно, бери. — Кабанов достал ключ из кармана.

— Я Базилио? — вытаращил глаза Караваев. — И кто это говорит? Тот, кто в квартиры и без дубликатов проникает?

— Не было такого.

— Ага, в прошлый раз жулики дверь не заперли.

— Да.

— И в позапрошлый?

— Они же наркоши все: забывчивые, с головой проблемы.

Дмитрий распрощался с бывшим коллегой, пересел в свою девятку. Прежде чем вставить ключ в замок зажигания проделал манипуляции с мобильными телефонами, которых всегда была пара. Аккумулятор один на двоих, чтобы не забывалось о конспирации. Вот и сейчас рабочий телефон обесточился, включился телефон с легальной симкартой. Теперь можно ехать. Дмитрий вытащил подсос, со второй попытки завел двигатель. Загорелась контрольная лампа в топливном указателе. В кармане полторы тысячи рублей — такие деньги получает агент за разовую информацию. Настоящих агентов у полиции как у «самовара» пальцев, а денег выделяется много. По бумагам, отправляемым на самый верх, если преступление раскрыто, то непременно с помощью агентуры. Сожители порезали друг друга, и тут агент постарался — «раскрыл» бытовуху. Полицейское начальство требует каждый год заводить по два агента, оно же пилит 9 смету. Простому оперу получить агентурные надо очень постараться. Не столько в плане раскрытий, сколько в угождении начальству. Улыбаешься на «Еб твою мать» начальника, почитаешь его многомудрость, так и быть, перепадет с барского пирога.

Зная Караваева, Дмитрий был уверен, в его личный бюджет агентские не перепадают.

Двигатель прогрелся, Дмитрий посмотрел на часы. Если заправиться, можно потаксовать до вечера — клиентов мало, зато дороги свободные.

В седьмом часу Дмитрий позвонил жене:

— Привет, я подзаработал немного, заказывай, что купить.

— Ананасов купи и рябчика, еще икры. Только черной не бери, уже тошнит от нее.

Дмитрий рассмеялся. Хорошо, когда жена веселая.

— А на десерт что?

— Хлеб закончился, чай и сахар нужен, говядины купи, ребенку две банки Нутрилона и памперсы. Хватит финансов?

— Еще останется. Скоро буду. — Дмитрий отключился, вздохнул. — А я бы от черной не отказался.

Дмитрий скреб вилкой по тарелке и думал. В самом деле почему не взял? Мог бы порадовать двух любимых людей. Ладно, сын пока не понимает, что может пить молочную смесь повкуснее, пеленаться в белье помягче, одеваться если не потеплее, то понаряднее. Но жена. Ходит в стеганой куртке, одни джинсы носит, другие стирает, чулки штопает. Стесняется с подругами встречаться. На 8 марта заколке со стекляшками обрадовалась как диадеме с бриллиантами. А ей всего 26.

Не о них ты думал, тут я на первом месте! Как же я украсть посмею! Я же уважать себя перестану! Я! Не уважать — любить! Все проще простого: себялюбие. Разгадка принципиального поведения. О себе любимом думал в первую очередь. Тем более «украсть»! У кого? У жуликов отщипнуть кусочек добычи.

Кабанов сжал челюсти. Так чем от них станешь отличаться? Чем оправдаешь методы борьбы?

Да, перестав быть полицейским, Дмитрий не перестал ненавидеть преступников. Поэтому скрипнул зубами: правильно не взял — ни жена, ни сын с голода не умирают, будут еще лучшие времена. Просто обязаны быть!

— Ты чего задумался?

— Так. — Дмитрий поднял голову, посмотрел в синие глаза жены. Морщинка между бровями, потемневшие веки. Молодость пройдет и не заметит.

— По работе скучаешь? Может, тебе в самом деле частным детективом стать?

— Сериалов насмотрелась? Офис, пушистые клиенты в очереди толкаются, жулики колятся на раз-два.

У Кати заблестели глаза, она отвернулась к плите, ложка зазвенела по кастрюле.

Дмитрий звякнул вилкой по тарелке, поднялся, обнял жену, прошептал в ухо:

— Прости, Катюш.

— Ребенка разбудишь.

— Чего?

— Вилкой аккуратнее.

Дмитрий почувствовал, что жена улыбается.

— Я эту тему уже обдумывал, — тихо сказал Дмитрий. — Стану я ИП, получу лицензию, рекламу в интернете размещу — за бесплатно: «Розыск без вести пропавших, сбор информации, проверка алиби, бла-бла, лицензия №.такой-то. Налог заплачу. Только вот с чего? Есть такие объявления. Не много, но есть и, судя по расценкам, скидкам и прочим заманухам, лапу детективы частные сосут. Не готовы наши граждане к частным детективам обращаться. Какая-никакая, а полиция — орган государственный, а значит бюрократический в хорошем смысле. Заявление написал, машина со скрипом, но завертелась.

— Что же они тогда Горохова твоего не нашли? — напомнила жена прошлогоднюю историю.

— Не искали потому что. Записку его «я уехал за новой жизнью» к материалу приложили и написали отказной.

— Опять ты словами непонятными говоришь. Если реклама есть, значит, это кому-то нужно. Почему бы не попробовать? И не надо сразу лицензию покупать, пойдут дела — оформишь. Дадим рекламу, придумаешь что-нибудь, чтобы не придрались бывшие коллеги. Мой телефон укажешь, как секретарский, а я всем буду говорить: «его сейчас в офисе нет, он на задании, оставьте телефон, детектив с Вами свяжется».

Дмитрий поцеловал жену в щеку.

— Для секретарши ты слишком умная. Хотя и красивая. Помощником будешь. Интернет у нас еще имеется?

— Имеется, я заплатила за месяц, модем в ноутбуке.

Вадим щурился от яркого солнца и вдыхал ветер. Легкие раздвигали ребра, жадно впитывая кислород. Пахло оттаявшими деревьями, весной, новой жизнью. Вадим направился на встречу с прошлым.

Сугробы по сторонам дорожки просели, снег оплавился и блестел на солнце. Вадим переступил через отвал и ломая наст пошел по следу. Отпечатки крупноразмерной обуви вели к сооружению, напоминавшем прозрачный ангар. Через пластик был виден мужской силуэт. Вадим взялся за металлическую ручку и открыл дверь в теплицу. В глубине на коленях возился мужчина в черной робе. Он посмотрел на вошедшего и несколько раз сильно сжал веки. Рассада выпала из рук.

Вадим подошел к садоводу.

— Здравствуй, Гарий.

Садовод поднялся, грязная рука сдвинула очки со лба.

— Ты?

— Я. Вижу — не ждал. Я тоже думал увидеть тебя в другом одеянии.

— Как ты меня нашел?

— Ты же не скрываешься. От других.

Они сидели на холодной скамейке перед входом в здание из серого камня. Игорь переоделся и выглядел почти так, как Вадим его и представлял.

— Расскажи, как ты. Только давай сразу определимся: мы те же друзья, что и раньше. Никаких соплей и рефлексий. Мы — друзья!

Игорь вздохнул,

— Я испугался. После того как тебя… — Игорь замялся, — поймали, я уехал на Север.

— Вот так. Бросил родителей, Клима.

— Да, бросил. — Игорь смотрел перед собой, сжимая крест на груди. — Сказал матери, что уверовал. Она с отцом до сих пор считают меня сумашедшим. Не говорят, конечно, но я вижу. А и правда уверовал там, в монастыре.

— Сам себя наказал значит. Уверовал, — усмехнулся Вадим. — И прожил, как в одиночке.

— Нет. Обрел я.

Вадим покачал головой, вздохнул:

— Я тебя умоляю — выражайся нормально. Я не твои родители, от того что ты как поп выражаешься, в дурость не поверю. (мне проще

— Прости меня, Вадим.

— Бог не прощает что-ли? За что мне тебя прощать? За то что ты свою жизнь угробил?

— Ты мог бы тогда правду сказать. А ты молчал.

— Я не из-за тебя молчал. Так мне надо было. Как я мог сотрудничать с тем, с чем боролся. На справедливость государства я не рассчитывал. Так что виниться передо мной не надо. А перед другими ты уж сам решай. Перед Климом, например. Что с ней тогда случилось?

Игорь вздохнул.

— Она уехала сразу после твоего ареста. Мне мать в девяносто седьмом рассказывала, когда проведывала. А когда вернулся, узнал, что она тогда уезжала к родным в Белоруссию. Вышла там замуж, через два года родила, потом развелась и несколько лет назад вернулась домой.

— Виделся с ней?

— Нет, я слышал, никого из нас видеть не хочет.

— А ты других видеть хочешь? Артема, Сергея?

— У них другая жизнь.

— Это у тебя другая жизнь! — Глаза Вадима сузились, ноздри раздулись. Я свободным и на зоне был, а ты до сих пор в как в тюрьме.

Игорь помолчал, потом твердо сказал:

— Нет, Вадим, я свободен. Здесь мой дом.

Махно посмотрел на друга.

— Твой выбор, Гарий.

— Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Можешь. Покажи мне свою обитель.

Махно вышел за ворота, набрал номер, обозначенный в телефоне как «Троллейбус»

— Передай Вальтеру, через 30 минут загляну.

Валерий Анатольевич Терновский, для некоторой части общества «Вальтер», с некоторого времени почувствовал приближение старости. Сухопарый, слегка сутулый, но широкоплечий, лицо как кора дуба, тигриные глаза из-под мохнатых бровей. Тело в татуировках еще крепкое, а голова стала подводить. Мысли рождались все не по делу. Где-то подзабыл, где-то припомнил, и вот вам жопа новый год — новый взгляд на старые вещи. Вальтер смотрел в окно на водоем, в центре которого бил фонтан, на синие с прожилками валуны вокруг фонтана, на гранитные дорожки, на испанский кирпич по 3 бакса за штуку, на кованые пики поверх ограды. Декорация. Газон, фонтаны, гранит — все декорация. Стена — это прошлое и настоящее. Какая хрен разница — из испанского кирпича, из мордовского. Вся жизнь за стеной в этой стране.

За спиной хрипел телевизор, картинка отражалась в окне. Вальтер перевел взгляд на собственное отражение, провел рукой по щеке. Не побрился. Забыл или не захотел? Старость, вот она, как этап после приговора. Шестой десяток, много ли осталось, а что за спиной? За спиной клоун в черных очках.

Оно, конечно, потешился в свое время. Водка, бабы, марафет, распальцовка. И похмельный угар, язва, от зубов одни корешки. Ни жены, ни детей, зато авторитет. Большую часть жизни за стеной. «Украл, выпил, в тюрьму». Так и есть, чего там. Оно и на воле у работяг житуха так себе. Две недели отпуск, целый год у станка спину гнуть на хозяина, работать на пожрать. Та же зона, только без охраны и грева. Мужики, они везде мужики. Сказали работать, работают. Рабы одним словом. Воровское дело воровать. Ментовское — сажать. Взяли, доказали, подсел. Все по чесноку. А сейчас? Менты ворам служат, те из ящиков пальцы гнут, жизни учат, у мужиков последнее отнимают. Была страна советская, а стала… Вальтер пошевелил бровями. Кроме матерных, других названий в голове не вертелось.

Валерий Анатольевич повернулся к телевизору. Может, в самом деле уехать? Не в Лондон, конечно, бабла не хватит, туда паханы другого уровня едут. Во Францию, Испанию, к морю. Вопрос, получится с фраерами жить? Куда они денутся! Это как раз не вопрос. На что жить? Вот вопрос. Не общак же пилить — люди будут сильно недовольны.

— А, махновец, здорово, братское сердце! Давненько не жаловал.

Махно вошел в комнату в сопровождении высоченного парня с челюстью как ковш экскаватора. Громила пригнулся, чтобы не задеть притолоку, встал у двери, вцепившись взглядом в гостя.

— Новый боец? — спросил Махно, пожимая руку и приобнимая хозяина.

— Гера. Только откинулся, вот пока при себе держу, думаю, куда пристроить. Проходи, присаживайся. Водочки, косячок?

— Спасибо, нет.

Гера за спиной хмыкнул. Махно обернулся. Гера смотрел ему прямо в глаза сверху вниз, челюсть выдвинулась еще дальше, концы губ чуть опустились.

— С чем пожаловал, Махновец?

Махно перестал рассматривать бойца, шагнул к столу. Сел одновременно с хозяином.

— Нужны две трубки с симками.

— Больше ничего?

— Пока нет.

— Хорошо, сейчас найдем.

— Гера, слышал? Позвони Паяльнику, пусть привезет.

— Погоди, Гера. — Махно обернулся и уточнил, не поднимая головы. — Паяльнику скажи, чтобы симки не были оформлены не на одного и того же бомжа.

Гера посмотрел на Вальтера. Тот кивнул. Подручный вышел. В такт шагов грубый голос за дверью становился тише:

— Паяльник, узнал? Притарань две трубы непалевные с симками. Только вот чего…

Вальтер смотрел на человека, с которым провел восемь или девять — память уже подводит — лет в одной колонии. Причем в разное время: он вышел, погулял, снова сел, а махновец развлекался в зоне разве что походами в шизо. И ведь не меняется ни черта — как был жилистый бес, так и остался, только волосы белее стали. Приоделся, хотя фраером не был. А кто он, задавал себе вопрос Вальтер. Не мужик, не вор. Сам по себе. Были такие, но быстро определялись. В лучшем случае становились мужиками. А этот на работу болт забивал принципиально. «Лучше кашки не доложь…»

— Как, брат, в новой жизни? Как в другую страну приехал?

— Да, страна другая. Не моя.

— Ты же таким патриотом был. — усмехнулся Вальтер. — А народец как тебе?

— Плевать.

— И то верно. А ты, помнится, правду людям хотел открыть. А эта твоя правда не уперлась никому! Огорчительная вещь — правда. Человечек любит себя очень, представляет себя неебаца каким героем в неебацца какой счастливой стране. Так человечку жить легче. А ты ему правду в нос! Которая сплошь из дерьма. Человечек будет тебя слушать? Как же! Скорее прибьет тебя за такую правду. Ладно, нашел, кого искал?

— Да.

— Как всегда мало говоришь, много думаешь. — сдвинул брови Валерий Анатольевич. — Правильно. Только со своими и поговорить не грех.

— Ты, вроде, тоже базары не разводил.

— Старею, побалакать с умными людьми душа требует.

— Мемуары пиши, вроде как с собой разговариваешь

Давно у Вальтера так не напрягались мыщцы живота.

— Смешно! Мемуары и на нары! Или на перо.

— У всех великих писателей трудная судьба.

У Вальтера поднялось настроение. На миг он предствил себя раздающим автографы, на щеках модная щетина, губы вперед. И очки черные. Трудная судьба клоуна. Вальтер хмыкнул и спросил:

— Ты как насчет мечты заветной — не передумал?

— Нет. Уеду или в Китай или на Луну.

— В Китай реально из-за того, что там бабы низкорослые?

Вальтер не мог понять, шутил Махно или нет, когда рассказывал про планы на воле.

— У тебя уже яйца седые, на такую ерунду забить давно пора.

— Комплексы, Вальтер, комплексы. — Махновские глаза залучились морщинами. — Нравятся мне китаяшки. Хотя и в Таиланд можно свалить, буду белым Буддой — тайки кокосовое молоко в постель приносят, улыбаются.

— Ты азиатов не знаешь? Лыбятся, а сами прикидывают, куда заточку ткнуть, чтобы не сразу кони бросил, а чтобы от боли обосрался вначале. А я бы во Францию умотал.

— Какие проблемы?

— Подозреваю, такие же как у тебя.

— Комплексы?

— Во-во! Когда бабла своего нет, сразу комплексы, к психиатарам не ложись.

Старый вор тоже умел шутить. Во всяком случае, он так думал.

Махно улыбнулся.

— Насчет бабла, Вальтер, есть кое-какие мысли.

— Излагай.

— Прежде чем к серьезным делам перейдем, скажи, Гера по твоему приказу все исполнит? Сдается мне, не так он прост.

— Это верно, с виду не академик, но думает не задницей. Не сомневайся, что скажу, все сделает.

Через тридцать минут в дверь постучали.

— Готово, босс. — Гера положил на стол два новых мобильника и два конверта с сим-картами.

— Муха не сидела.

— Спасибо, Гера. — Махно повернулся к Вальтеру. — Я введу парня в курс дела?

— Давай.

— Присаживайся, Гера, помочь надо в одном деле…

Гера проводил гостя и вернулся.

Вальтер уловил в его глазах вопрос.

— Присядь Гера, я тебе один мемуар расскажу. Махновца за убийство мента приняли. Зарезал как свинью. Не за себя, за идею. Политику ему шили. Банду он типа собрал для переворота. Так вот, махновец на следствии ни одного слова не сказал. Вообще ни одного. Мусора на нем реально прыгали, половина кишок врачи из него вынули, как выжил не понятно. Это сейчас он как щепка, а тогда, говорят, накачанный был, что твой Рэмбо. Так вот, судят Махновца, а он молчит. Чем он там судей напугал, только догадываюсь, получил он свой пятнарик, но не сразу на зону попал. Определили его в снова в больничку, только в дурку. Укольчики, таблеточки. Махновец молчит, но овощем становиться не желает. Застращал санитаров, они стали его стороной обходить. Про то я слыхал от других страдальцев потом уже. Говорили, он гипнотизировал. Брехня! Хотя…Знаешь, взгляд у него и вправду иногда такой, — Вальтер пошевелил бровями, — не знаю, нечеловечий. Ладно, переводят, стало быть, Махновца на зону. Селят в мою хату. Он худой, в чем душа только держится. Заходит, как будто нас нет вообще. Я посмотрел, решил к столу пригласить. Он садится, я ему харч двигаю, мол, везде люди. А про него уже малява была: про мента, про пытки, что немой. Махновец хлеб пожевал, водой запил, говорит: «Спасибо». А это первое слово с момента ареста. Репа ухмыльнулся, вот как ты сейчас, и поучает: «Благодарю надо говорить, фраер». Махновец встает, подходит к Репе. Так получается Махновец ко мне спиной, я рожу Репы наблюдаю. Смотрю, а Репа сидя чуть ниже, чем Махновец стоя, у Репы глаза меняются. Что за херня, думаю, как смерть увидел. Махновец ему тихо так говорит: «Я свободный человек, а не раб условностей». Что-то типа этого. Потом добавляет: «Благодарю — значит благо дарить. Ты считаешь, какое-то благо можешь подарить в ответ на добро?» Огорчил он меня тогда, но я не стал ему предъявлять — человек новый, с головой проблемы. Думаю, успеется, поглядим пока. Все улеглись, Репа к его шконке подходит, наклоняется и падает с выпученными зенками. Ногами сучит, за горло держится. Махновец ему кадык своротил. Махновца в шизо, Репу в больничку. Вышел Махновец, мы поговорили, решил я его пока не наказывать, думаю, пригодится такой отморозок. Он реально пригодился, стал у нас вроде контразведчика. Стукачей вычислял и наказывал сам. Без фанатизма, но чтобы всю жизнь помнили — предавать нельзя. Такими фортелями он себе срок набавил. Недавно откинулся, ко мне пришел старое вспомнить и человечка одного найти. Что уж он там задумал, не знаю, но попросил адресок этот забыть.

— А на кой он тебе, босс, такой, — Гера подвигал челюстью, — самостоятельный?

— Чердак у него варит, задумал он один гешефт. Он в зоне время даром не терял — стукачи стукачами, он еще типа образованием занимался.

— В биб…, библ.., — кого-то попытался скопировать Гера, — библиотеке штаны протирал?

Вальтер нахмурился, сухим голосом сказал:

— Говоришь много.

С лица верзилы сползла улыбка, челюсти сомкнулись, глаза превратились в два оловянных шарика. Выражение преданного солдата «Виноват, исправлюсь!»

— Не в библиотеке, — уже прежним голосом продолжил Вальтер, — тогда мобилы пошли. Время от времени вертухаи, конечно, их отбирали при шмоне, но, сам знаешь, отстегивай долю — живи в волю. О, — Вальтер улыбнулся, — зацени, как сказал. Так вот, Махновец с интернета накачает всякого добра, потом читает по ночам с телефона. А что ему еще делать было? Удовольствий никаких — петухами брезговал, не дрочил принципиально, чефирить не научился. Жрать ничего нельзя! Получит посылку от матери, в глазах такая ненависть! К тому, кто его под скальпель положил. После операции ему такую диету прописали, хоть в гроб сразу со скуки. Он из посылки копченую колбасу достанет, кусочек с почтовую марку отрежет, пожует — вот и все удовольствие.

Вальтер повел носом, словно сомневаясь, говорить, нет.

— Так он на книжки и меня подсадил. А сам он не только Ленина с Бакуниным читал, а еще кодексы всякие — уголовный, процессуальный, короче, все что нужно, чтобы срок скостили.

— На УДО… — презрительно скривил губы верзила. — Не по-пацански!

— Гера, Гера. — вздохнул Вальтер. — Молодой ты. А махновец в один момент понял, надо побыстрей выйти — время идет, не он, так мент, что его пытал, сам подохнет. Может, и в самом деле с головой у него того. — Вальтер покрутил пальцем у виска. — На почве мести.

— Короче, стал он писать заявы прокурорам, согласился показания дать, перестал в молчанку играть. Много, правда, не добился, на полгода всего скостили, и то под конец срока.

Махно вышел от Вальтера. Прошел по влажному гравию до ворот, щелкнул магнитный замок, калитка открылась. Махно поднял руку в прощальном жесте. Видеокамера на воротах чуть наклонилась. Махно был уверен, именно Гера следит в монитор за его уходом.

Солнце закрыли облака, день стал привычно серым, а воздух сырым. Боль возвращалась, до места, где оставил автомобиль, два поворота по грязному тротуару.

Мигнули лампы, сработал центральный замок, Махно сел в Фольксваген. Дверь мягко захлопнулась, отсекая звуки улицы, аж барабанные перепонки сдавило. Махно никак не мог привыкнуть к комфорту. Злился на себя. Ему претила радость обладания обыкновенными по сути железками, и в то же время признавал удобство, замечательный обзор, мощность и плавность хода.

Автомобиль подогнал Сергей. Требования Махно предъявил такие: подержанная, без понтов, но надежная, чтобы не думать о ремонте в ближайший год. С мощным мотором и маневренная в движении по городу. И с удобными креслами. Махно предполагал, что в машине придется проводить много времени. Сергей полазил по объявлениям, поездил на просмотры и подогнал Фольксваген Поло. Сравнивать было не с чем, но Махно автомобиль понравился. Водительское удостоверение, как Артем и говорил, никакого труда купить не составило. Вадиму временами хотелось пожечь резину, почувствовать, как вдавливает в кресло, но он контролировал эмоции. Высшая радость — смерть врага, а до этого еще далеко. Пока он водил так, чтобы не светится в гаишных протоколах.

Боль наполняла тело. Махно принял две таблетки солпадеина. Его действие в лучшем случае наступит через 15-20 минут. Вальтер предлагал обезболивающее посильнее еще на зоне, но Махно с кривой усмешкой отказывался от героина: «Благодарствую, Валера, я свободным человеком хочу быть». Щелкнул ремень безопасности, ключ провернулся, дрогнули стрелки, запел двигатель. Махно включил ближний свет и обогрев, двинул рычаг, немецкий автомобиль легко вклинилися в поток.

Махно вертел головой, вглядываясь в названия улиц. Положить деньги на полученные номера для параноика не такая простая задача. «Не усложняй. — говорил себе Махно и вспоминал: — Просто только кошки детей делают». Махно впитывал информацию от каждого зэка, как и на чем он спалился. «Лоха развел по телефону, «бабки» на счет пришли, а в терминалах видеокамеры — в своем-то я рукой закрыл, а про те, что под потолком забыл. Голову поднял и опаньки. Мне мусор потом хвастал, как узнал по видео…» Сколько хранится запись, Махно не знал, но вряд ли больше месяца, так что время есть.

Махно остановился у супермаркета. Нашел терминал, перевел на один номер тысячу, на другой сто рублей. Заодно купил минеральной воды.

Стал накрапывать дождь со снегом, Махно сел в прогретый салон, с заднего сиденья достал термическую сумку с запасом питания. Тщательно пережевывая, съел пресную котлету из говядины. Иногда Махно казалось, что вкусовые рецепторы давно атрофировались за ненадобностью. Почти двадцать лет на языке не было ни острого, ни соленого, ни копченого. Первое время после операции Махно смотрел на людей с нормальным пищеварением как на врагов. Передачи — праздник в камере. Только не для Вадима Нестерова. Сокамерник кусает зернистый сервелат, губы жирные, глаза счастливые. Так бы и воткнул в глотку всю палку. Потом успокоился, мать привыкла к его рациону, скорректировала передачи. Сейчас на воле поприятнее, можно приготовить что-то похожее на человеческую еду.

Махно вытер руки салфеткой, пачку вернул в бардачок, достал оттуда планшет. Как и говорил Артем, в изучении интернета сложностей не возникло, тем более какой-то опыт имелся. Все доступно и понятно, слава Микрософту. С самого начала Махно поразился, сколько информации криминального характера можно вычерпать из сети. А социальные сети! Это просто праздник какой-то. Миллионы людей — рабов тщеславия, выкладывают личную информацию. Вот я какой (какая)! — и фотографии во всех ракурсах, в узнаваемых местах, в одежде и ню, с родными и друзьями. А еще так просто оказалось вести диалоги, поставив на аватар чужую фотографию. Главное — побольше смайликов и эмоций, если пишешь от имени Анжелы, и побольше понтов, если от Никиты.

Махно вставил новую сим-карту в планшет. Вышел в сеть с помощью Гугла. Набрал фамилию, город. Следы этого человека нужно искать без помощи уголовников. Знают двое, знает полиция.

«Извини, убегаю на тренировку, спишемся вечером)»

«Тренируешься? Здорово! Я сразу поняла, ты спортсмен!)) А чем занимаешься?»

Олег посмотрел на свой бицепс, напряг мышцу, губы сами полезли к ушам. Чтобы ни говорили интернетные воины, мускулы не оставляют девушек равнодушными. Нужно еще фотографий на стену прикрепить.

«Культуризмом». Вот так — коротко, солидно.

«Ой! Это штанги, гантели и гири? Круто!))) а где занимаешься?»

«А ты разбираешься.) только гирь у нас нет — это другой спорт.) Занимаюсь в «Арене». Опаздываю на тренировку))»

«Разбираюсь! Я тоже спортсменка))) ты до скольки занимаешься? У вас девушки на занятиях есть?)))) принимаете?)))»

Олег посмотрел на фото собеседницы. Интересно, какой у нее рост? Судя по ограждению набережной, небольшой. С другой стороны, сейчас полно пар, где девушка выше парня.

«Девушки занимаются. Принимаем только красивых))))) Тебя примем)) я занимаюсь до 20-00. может встретимся после тренировки?» Ентер.

«может быть))) давай, беги, спишемся после 20-00))»

вот так, «спишемся». Олег посмотрел на часы. 18-15. плюс дорога. Опаздывает.

«Напиши телефон, созвонимся)) мой номер…»

«Какой хитренький!)) Пока*))»

Как в доисторическом анекдоте: снова проклятая неизвестность! Хотя чего удивляться? Как прикрепил фотографию с голым торсом, стал от девушек сообщения получать. Но от такой красивой — голубоглазой, длинноволосой, улыбается как Кайли Миног в старых клипах. От такой впервые. 17 лет, ровесница, фигурка модельная. Какой же у нее рост? Хорошо бы как у Кайли. Сама предложила познакомиться, а теперь «Пока».

Олег свернул браузер, закрыл ноутбук. В мобиле тоже «Вконтакте» есть, после тренировки можно сразу списаться, если не позвонит.

Олег быстро оделся, схватил сумку с формой, чуть помедлил и поменял полотенце на новое, добавил гель для душа. Достал телефон. Проворно набрал: «мам, я в зал, если задержусь, не волнуйся». Отправить.

Мало ли, а вдруг позвонит, и свидание состоится.

Кое-где проклюнулась трава, крохотные листики показались из почек, световой день стал заметно длиннее и теплее. А вот ночь еще напоминала о зиме.

Олег ускоренным шагом добрался до спортзала, вспотел. С другой стороны время на разминку можно сократить.

Тренировка прошла плохо. Олег не мог сосредоточиться, торопился сделать очередной подход, веса ставил больше обычного. Пытался обмануть себя — меньше повторений, быстрее закончится упражнение. Намного раньше обычного, в 19-30, сделал скручивания, затем по двадцать подтягиваний для растяжки позвоночника. Душ, волосы короткие, вытер полотенцем и почти сухие. Две минуты на переодевание, в 19-58 Олег выходил из дверей спорткомплекса «Арена». На парковочной площадке автомобили ждали хозяев, которые не ждали сообщений в 20-00.

Апрельский ветер холодной лапой шевелил влажные волосы, Олег шел между рядами автомобиле, в руке светился телефон, палец листал приложения.

— Эй, шкет, иди сюда!

Олег удивленно оглянулся. Скорее всего, обращались к кому-то другому. А чего оборачивался. Олег успел разозлиться, но понял, обращались к нему. Потому что за спиной только два огонька сигарет в зубах явно криминальных типов. Они шли рядом. Один под два метра с челюстью на километр вперед, второй — квадратный в кепке, но к нему тоже обращение «шкет» не подходит. Шкет здесь мог быть только один. И этот шкет почувствовал, как сердце упало на желудок. Олег смотрел на приближающихся гопников, время замедлилось, в голове мысли спотыкались одна на другую. Бежать. Значит, трус. А сопротивляться двум отморозкам и получить люлей, и все равно лишиться ценностей — это храбрость. Лишиться материальных ценностей — это одно, лишиться моральных — другое. Драться Олегу приходилось, но с ровесниками, со знакомыми людьми. Которые так же как и он не ударят ниже пояса, не сломают челюсть, не будут бить лежачего. А сейчас явно другой случай.

— Закурить есть?

Как банально. А может обойдется, и парни в самом деле скурили последние сигареты. В ухе зазвенело. Не обойдется. «Челюсть» ударил без замаха, ладонь у него деревянная. Олег почувствовал растущий жар на левой стороне лица. Проскочила мысль: хорошо не позвонила, какое свидание с красной щекой и малиновым ухом.

— Не куришь — спортсмен. Баскетболист?

Квадратный заржал.

— Мобилу гони, шкет. И в бегуны записывайся.

Олег не чувствовал боли, страх отступил на второй план. Слезы в глазах навернулись от обиды. И снова ступор. Снова размышления. Ударить со всей силы длинному в пах, а там что будет. Ударить и бежать, что еще придумать?

— Ты чё опять замерз? Телефон гони и вали отсюда!

«Челюсть» замахнулся.

Слева от нападавшего мелькнула тень. Послышался четкий удар. Челюсть всхрипнул и завалился на бок.

Олег сморгнул, зрение прояснилась. Мужчина ростом не выше Олега и совсем не геройского телосложения стоял напротив Квадратного. У спасителя что-то щелкнуло в руке, сверкнула сталь. Мужчина быстро пошел вперед. Гопник или не стал рассуждать или мыслительные процессы у него протекли быстрее Олеговых, он повернулся и резво дал деру. Две секунды и Квадрат растворилась в темноте.

У ног Олега гигантским червем извивался Челюсть. Он прижимал ладонь к ребрам, Олег с ужасом думал, что стал участником поножовщины, однако крови не видел.

К «червю» склонился спаситель.

— Жить будет.

Тихо добавил:

— Артист.

Лезвие в руке с щелчком спряталось, теперь Олег разглядел на пальцах подобие кастета.

— А ты чего замерз? — услышал Олег. — Пошли, пока народ не сбежался. Или ты в полицию собрался заявить?

Мужчина убрал оружие в карман. Стоял и смотрел серо-синими как лед глазами.

Никуда заявлять Олег не собирался.

— Спасибо.

— Не за что. Идем, своего ничего здесь не оставил? — мужчина показал на место происшествия.

Олег подобрал сумку, помотал головой.

— Я в сторону Ключей еду, подброшу, если по пути.

— Спасибо, я сам доберусь.

— Как хочешь. — мужчина, казалось, обиделся. — К уху компресс приложи — светится как гирлянда.

— Вы с этим не поможете? С компрессом? — Олег подумал о матери.

— У меня в багажнике сухой лед, марлевые тампоны и волшебная мазь. — усмехнулся мужчина.

— Поехали, придумаем что-нибудь.

— Меня Вадим зовут. — представился спаситель, когда они сели в теплый салон Фольксвагена.

— Олег.

— С тренировки? Чем занимаешься?

— Да так.

— Качаешься. По фигуре заметно. Я и вмешался, потому что ты меня двадцать лет назад напомнил.

Он крутанул рулем, резко перестроился, умудрившись никого не подрезать.

— Ты сейчас много думал, а рассуждать в критической ситуации опасно для здоровья.

Олег быстро посмотрел на водителя. Фары встречного автомобиля высветили жесткие складки у рта, твердый подбородок. Вадим выглядел лет на 35.

— Тоже занимался всерьез. Тогда думал, красивое тело, красивый дух. Не знаю, как ты, я от неуверенности в себе качался, хотел быть большим, раз высоким не получалось. Признания хотел, девчонкам нравится. А выяснилось, не уважать, завидовать будут. Потому что в бодибилдинге агрессии нет. Любительский бодибилдинг это здоровье, дисциплина и зависть окружающих лиц мужского пола. А девчонкам, как подрастут, больше другое в мужчинах нравится. Толщина кошелька, например. Признание! Тьфу! Перед кем его заслуживать?

Олег смотрел вперед, в лобовом стекле временами наплывало отражение. Короткие волосы, широкий лоб, рельефные скулы, мощная шея. Культурист! С распухшим ухом!

Вадим не останавливался:

— Сейчас понимаю — начал слишком рано, рост остановил. Когда кость растет, с тяжестями надо меру знать. В 23 года в аварию попал. Внутреннее кровотечение, ушиб мозга. Селезенку вырезали, желудок покромсали, еле выкарабкался. О железе пришлось забыть. Зато понял: тело — оболочка. Если надо выжить — выживешь! Главное, чтобы голова на месте оставалась. Дух! Он первичней материи. Это же очевидно. Какой у тебя дух, таким и тело станет. В спортзал я хожу сейчас натурально груши околачивать — другим, так сказать, спортом занимаюсь. А вот и склад медикаментов.

Вадим крутанул руль, черный Фольксваген разбавил зелень аптечной витрины.

— Тебе понадобится троксевазин или бадяга. Есть деньги?

— Вы и деньги спасенным даете? Аттракцион щедрости? — Олег разозлился на благотворительность.

— Я бы мог, парень, сумничать, типа, мы в ответе и так далее, — Вадим развернулся в кресле. Олегу показалось, зрачки благотворителя вращаются в шариках ртути.

— Это реальность — без денег ты ничто. Глупо привозить тебя к аптеке, если ты не в состоянии купить лекарство. И еще: я инструктор по рукопашному бою, тренирую индивидуально и за деньги. На всякий случай оставлю телефон, понадобиться, звони.

Олег медленно провернул ключ, тихо вошел в квартиру.

— Олег?

А кто же еще?

— Нет, мам, это воры! — в сотый раз пошутил Олег.

— Почему воры задержались сегодня?

Олег включил свет в коридоре, начал раздеваться.

— Я же предупредил, что задержусь.

— Я очень благодарна за предупреждение.

Из комнаты вышла молодая женщина, на ее лице гуляла улыбка.

Олег гордился мамой. В свои 42 она выглядела на 42. Только не отечественным, а по голливудским стандартам. Не расплылась, не обабилась. Занималась в том же спорткомплексе «Арена», плавала, каталась на велосипеде. Вдвоем их принимали за брата и сестру. Мама и вела себя как старшая сестра, за что Олег стал особенно благодарен в последнее время. С возрастом Олег зауважал маму еще за то, что не обременяла своей личной жизнью. Раз или два в неделю она не ночевала дома, ездила отдыхать в компании одного и того же мужчины. Олегу было известно его имя и фамилия, из разговоров по телефону понял, что они работают вместе.

— Все в порядке?

— Да, более чем.

Олег заметил, мама посмотрела внимательнее.

— Приготовила мясо, сам сообразишь ужин?

— Само собой, спасибо.

Не переодеваясь, Олег открыл ноутбук. На его странице новое сообщение.

«Привет Олег. Не хочу, чтобы тебе было потом больно. Ты очень милый, но мне, видимо, уже нужны более серьезные отношения, а они подразумевают, как бы это назвать, определенный уровень обеспеченности. А тебе ведь за мускулы не платят.)) и мускулы без головы, если честно, ничего не значат.)) прости, но встречаться с тобой я пока не готова.(( Извини».