Сударь Благие Намерения

Владислав Терещенко

Середина 19-го века, Россия. Чтобы защитить своего брата, Сергей Лисицин вместо него принимает вызов на дуэль. После ранения ему пришлось уволиться из полка и отправиться в русскую Америку. Из-за своего вспыльчивого характера и интриг бывшего противника по дуэли его высаживают на дикий берег Охотского моря. Там предстоит выжить, найти друзей, столкнуться с пиратами, а вернувшись в столицу, вновь со шпагой в руке встретиться лицом к лицу со своим врагом.

5. Вечер в кают-компании

В XIX веке плавание из Кронштадта в русскую Америку до Ново-Архангельска, который был практически столицей тех земель, занимало около полугода. И называлось в обиходе «плаванием через четыре океана» — Северный Ледовитый, хотя, по сути, через него проходили только суда из Архангельска, Атлантический, Индийский и Тихий. Заходы в порты разных стран для пополнения провизии и воды были событиями радостными, но редкими. Поэтому для морских офицеров и состоятельных пассажиров кают-компания была местом, где они коротали долгие дни путешествия. Собственно, у офицеров всегда было чем заняться в течение дня. Освобождались они только к вечеру. Ну, хоть так. Нет ничего тягостнее скуки в пути. Каждый находил для себя всевозможные занятия. Но самым желанным было общение. Офицеры и мичманы курили трубки, хвастая табаком из того или иного порта, играли в карты и пили вино, обсуждая женщин, если таковых не было среди пассажиров — гостей кают-компании.

«Святой Андрей Первозванный», рассекая волны, уже практически прошел через Атлантику и Индийский океан. Сергей сдружился со многими офицерами. Как бывший военный, он прекрасно понимал их юмор, сам знал множество забавных историй, поэтому всегда был желанным гостем в кают-компании. К тому же он исполнял под гитару несколько неплохих романсов. Особенно часто его просили спеть на стихи Баратынского:

Были бури, непогоды,

Да младые были годы!

В день ненастный, час гнетучий

Грудь подымет вздох могучий…

И он это делал всегда охотно. Как и сейчас. Несколько голосов ему подпевали, а когда он закончил, все зааплодировали и, даже кто-то крикнул: «Браво!» Впрочем, это кричали практически всем. Роман Сильвестрович Роговский — капитан корабля, заслуженный моряк, уже в летах, был сентиментален, даже незаметно утер слезу. Возможно, вспомнил свою юность и начало морской карьеры. Атмосфера была очень доброжелательная.

Сергей отложил гитару и поднял бокал с вином.

— Господа, тост!

Все присутствующие с радостью подняли бокалы. В кают-компании повисла тишина.

— Когда-нибудь мое плавание через все эти океаны закончится, — заговорил Сергей. — И я ступлю на твердую землю неведомого мне и далекого материка. Заменит ли он мне Родину? — он сделал паузу. Продолжил: — Не ведаю. Но одно точно знаю, что буду с теплотой вспоминать своих попутчиков. Всех вас, господа! Ёшки-матрёшки! За величие российского императорского флота!

Присутствующие встали, повторяя:

— За величие российского императорского флота!

Один из офицеров крикнул:

— Сергей Петрович, виват!

Остальные подхватили:

— Виват! Виват! Виват!

Потом гитару взял какой-то мичман и начал весело и бодро петь:

— В дни безграничных увлечений,

В дни необузданных страстей…

Присутствующие подхватили хором:

— Со мною жил превратный гений,

Наперсник юности моей.

Сергей слушал песню молча. На него нахлынули воспоминания: усадьба Казинцевых, университет, полк, Михаил, Гуревич. Как-то тихонько заныла рана от дуэли. Не физически, а, скорее, фантомно.

От мыслей его отвлек Роговский, который просто подсел к нему и заговорил:

— Сергей, я положительно не понимаю вашего желания отправиться на край света, когда с такими талантами и харизмой ваше место в салонах столицы. Сразу видно, что вы человек светский и компанейский.

— Для всего есть причина, Роман Сильвестрович, — проговорил Сергей. — Однако же и вы уходите столь далеко от дома.

— Ну, я-то на службе. Куда царь-батюшка и отчизна отправят, туда и путь лежит.

— Знакомо. Я служил в лейб-гвардии, в Гродненском гусарском полку.

Роговский заулыбался.

— Не под командованием ли Дмитрия Георгиевича? По юности мы были с ним приятели.

Молодой купец по фамилии Кадочников, которого отец снарядил для участия в Русско-Американской кампании, вдруг прервал их разговор неожиданным вопросом:

— А не тот ли вы корнет Лисицин, который ушел со службы из-за дуэли с Гуревичем?

Судя по речи, он был изрядно пьян, и Роман Сильвестрович посмотрел на него суровым взглядом. Однако Кадочников не обратил на это внимания.

— Хм… Не лучший эпизод моей жизни, который я не хочу обсуждать, — сказал Сергей.

— А между прочим, — многозначительным тоном произнес Кадочников, — Гуревич свояк Романа Сильвестровича.

Сергей поднялся. Вся эта пьяная беседа ему была неприятна. Тем более его противник по дуэли, из-за которой сильно изменилась его жизнь, оказался родственником капитана.

— Простите, господа, я, пожалуй, откланяюсь.

Но Кадочников не унимался и продолжал говорить ему вослед:

— А Гуревича отправили служить на Дальний Восток. В Лазареве вы с ним, возможно, и встретитесь. Верно, Роман Сильвестрович?

Кадочником пьяно хихикнул. Как-то даже злорадно.

— Послушайте… Вы молоды, глупы и слишком пьяны, — тоном, не терпящим возражений, высказал ему Роговский. — Все это не ваше дело. Извините за грубость, конечно. Впрочем, перед кем тут извиняться… Идите уже спать. Завтра вам стыдно будет за свое поведение.