Тело без формы

Владислав Сергеевич Медведев

Данное произведение являет собой небольшой рассказ. Рассказ о человеке без целей, твёрдой жизненной позиции, внутреннего стержня. Его существование затерялось бы в потоке, если бы не шанс – шанс на исполнение его желаний. Но стоили ли эти желания того выбора? А если нет, то как человеку, морально являющему собой тело без формы, справиться с грузом, способным сломать любой стержень… Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА 2. СЛАБОСТЬ ИЛИ БЕЗЫСХОДНОСТЬ?

Для меня есть люди по страшнее убийц, это те,

кто вкладывают в твою голову орудие убийства —

мысль о ничтожности

Бог мысли, писание 33

Мы выехали за город. Несмотря на простоту внешности Николая, меня таким не проведёшь. Я видел его интеллект и в глазах, и в притворной сдержанности, даже в безумии, которое захватывало его речь ещё в школьные времена. Мой товарищ на вечер (как в последствии окажется, не только на вечер) явно был не из обычной семьи, пусть одеваясь по-простому, он не таил, что живёт в весьма неплохом двухэтажном особняке за чертой города, где обычно любят селиться состоятельные властители мира сего, ну, точнее этого маленького города. Ещё в школьные годы, с первых минут, как я узнал о его небедственном положении, то думал, сидя за партой, а кем были его родители, может, бандитами? мошенниками? Его вроде растили бабушка с дедушкой, а, как мы с вами прекрасно понимаем, такое воспитание даёт карт-бланш ребенку на любые детские глупости, которые он посчитает интересными. Странно, что Николай не последовал этому пути, наверное, сказался его мягкий нрав и надежда на своё высокое моральное положение в обществе, раз это его не развратило и даже не натолкнуло на подобный путь.

Но в данный момент времени я не могу судить об этом, ведь вижу его спустя продолжительный период разрыва всякого общения, не знаю, какие у него сейчас тараканы в голове, но уверен, что его нрав всё так же мягок и податлив под чужое мнение, пусть он и имеет свой взгляд и позицию на происходящее, на словах его может задавить любой идиот, в то время как я со школьных лет просто обтекал спорные ситуации, не вставляя пять копеек. Мне не нужно что-то доказывать человеку, если он не способен меня выслушать и понять, этот человек уже клинический идиот, так как надевает бронемаску на свою толстую от критики голову. Мне проще согласиться или же сухо ответить, не переходя на личности — таким способом я ломаю их парадигму мировосприятия, ведь они привыкли к боевым словесным схваткам на полчаса. Это их дело, возможно, тем самым они получают наслаждение, пытаясь доказать своё, убедить людей в чем-то, зная, что перед ними стоят точно такие же упрямые бараны, как и они. Интересно, сильно ли Николай поменялся с тех пор, стал ли он таким же упрямым, не видящим дальше своего носа, не способным понять мысли другого человека, подгоняя их под себя, а если они не подгоняются, то выкидывать их за борт. Но я даже не против подпить сегодня и поспорить с ним о каких-либо научных штуках, в которых ничего не понимал. Он мне расскажет про космос, я заворожённо послушаю о чёрных дырах. Этот космический объект, который никогда не будет мною увиден, и даже гул этой дыры тоже не будет мною услышан. Но то, что мне достаются лишь пародии этого гула из Интернета, не отменяют плена моего воображения, моей фантазии, моих мыслей, моей мечты когда-нибудь узреть это, почувствовать, понять его предназначение.

Так, всё, Влад, успокойся, не нервничай, можешь расслабиться. Чем больше думаю, тем больше я скачу с мысли на мысль, иногда даже хорошо её не обдумав, уже мыслю о другом. Не помню, как давно у меня такой дефект — не концентрированность мысли, словно они не задерживаются, а плывут бурным потоком, но мне это не мешает, хотя окружающим мешает. Пусть я и довольно умный человек, хорошо воспринимаю информацию и могу её развивать, вот только… когда хочу оформить её в оболочку из речи, слова скомканы, вылетают быстро, словно из пулемета, мысль скачет, в общем, люди в панике, не могут понять, о чём именно я говорю и к чему веду, а из-за непродуманности и сконцентрированности, порой, мои мысли могут даже не иметь обоснованных фактов, но, как уже сказал, из-за скорости мне нужно лишь пять минут, чтобы подумать и ответить, а к тому времени момент уже, как обычно, упущен. Поэтому я стараюсь поменьше включать свой мыслительный процесс при обычном общении, говорить о простом, больше подстраиваться под разговор человека, не вываливать на него очередь из своих мыслей.

Точно, о чём я говорил? О Николае вроде… Да нечего рассказывать, сам всё увижу, лучше буду наслаждаться дорогой, порой, мысли следует выкидывать из головы и наслаждаться пустотой, проникаться моментом. А момент уже подходил к концу, мы выезжал в пригород, музыка салона такси слилась с шумом и не акцентировала на себе внимания. Город был мне знаком почти идеально, учитывая то, что я в нем родился, вырос и помру, скорее всего. Но улиц не запоминал, да это и не требовалось, святой Интернет всегда готов был мне помочь. Но вот уже поворот в некий сад дорогих особняков, мы сбавили темп езды, и Николай приказал остановиться у особняка, который был копией других, точно таких же особняков, и даже его зелёный железный забор где-то здесь да мелькнет, в этом я могу не сомневаться. Я забрал алкоголь, а он расплатился. Он открывает зелёную дверь, и я вижу пусть и пустой, но явно участок, о котором не заботятся, словом, совсем. Скорее всего, живёт один. Он мне пролепетал, что у него ни собаки, ни кошки, заботиться не хочется, и так дел хватает. Его рука лезет в карман, изымает из него связку, тонкие пальцы достают из неё ключ и впускают меня внутрь. Странный запах, весьма слабый, почти незаметный, словно пахнет дешёвым лизуном из банки, который я покупал в детстве. Но не это самое странное — мне чуть ли не в нос упёрлась металлическая перегородка — она словно рубила гостиную пополам, в перегородке была такая же плотная железная дверь, а за ней слышно было, как гремит аппаратура, пусть не особо громко, но по звуку можно понять, что либо аппаратура очень мощная, либо она работает на всю катушку. На двери стоит штамповка — логотип местной компании, занимающейся электроникой, и, словно червь, поглощающей все научные патенты и труды, которые могли родиться в узких головах ближайших обитателей. Никогда бы не подумал, что компания под названием 220, которая явно просто делает электроприборы, может штамповать куски железа, из которых, как мне кажется, даже танк можно сшить при особом желании. На мой вопрос, что это за дизайнерское решение, Николай ответил, что там просто пробная аппаратура, в общем, какой-то проект. Он перевел моё внимание, указав, где поставить алкоголь, и я прошел к кухне. Он доставал из холодильника закуску в виде хлеба, колбасы, сыра и газировки для разбавления алкоголя, что мои руки освобождали от плена пакета и мягко ставили на стол. Также за закуской последовали стаканы. Мы стали пить и вспоминать недавние ещё школьные годы, мой мозг вспоминал, а язык рассказывал, кто из наших школьных знакомых куда поступил. Николай особо упивался рассказами о том, как кто-то провалил экзамены, или же поступил на какую-то явно бесполезную, низкооплачиваемую и глупую профессию, а если это был какой-нибудь парень, бывший грубиян, идиот, который ему не нравился (а таких было большинство), то его улыбка, кажется, чуть ли не рвала его почти всегда спокойную гладь лица. Алкоголь заметно развязал мне язык и явно не только мне. Лицо Николая наконец-то избавилось от бледного благородного оттенка, скинуло маску, наполнились энергией движения лица, так же, как и его эмоции, в речи появились шутки, а гладь лица покрылась красными областями. Редко когда его видел таким — живым что ли, не обиженным, не скованным в своих рамках и приличиях, а живым, пусть шутить он и не умеет, но он хотя бы это делает, а, значит, что-то в нём определенно поменялось. Каждый новый стакан сменял тему нашего разговора, мои бегающие мысли он успевал охватывать, обсуждать со мной, словно скорость моих слов, передача моих мыслей вполне была под силу его восприятию, даже под алкоголем. И я заметил, что и у него слегка проскальзывает скоростной бег слов, но это я готов спихнуть на алкоголь, потому что так, как у меня, он у него никогда не был выражен. Когда он узнал, что я почти юрист, рассмеялся в голос, припоминая как ещё в школе почти с пеной у рта доказывал, что никогда не пойду учиться в эту сферу…

Я тоже посмеялся над иронией судьбы, на все мои вопросы о том, куда он пошел, он всё отмахивался. Говорил, что учился в каком-то научном, а после бросил и с друзьями занимался своими проектами, ведь наследство позволяло вообще не работать. На мои вопросы о проектах он говорил, что не пойму, так как «не шарю». Я согласился, тема разговора перешла на любовные темы, как оказалось, мы оба холостяки, я — потому, что не нашёл ту, которую искал, а он — потому что и не искал:

— Да мне некогда было, Влад, да и особо не интересовало…

Моё лицо изобразило неподдельную улыбку и ответило Николаю:

— Да, да я понимаю… ты, ещё в школе давал всем понять, что не с этой планеты…

Он посмеялся, но потом… В общем, я переборщил с алкоголем (никогда не мог понять, сколько моему телу нужно алкоголя для счастья без похмелья), и из меня полились откровения… Я буквально жаловался ему на несправедливость жизни, ну вы меня понимаете, мне просто хотелось высказаться, наверное… Поделиться эмоциями, которые меня переполняли, просто человеку порой необходимо выплеснуть своё дерьмо на другого. К тому же, душевность нашей беседы настроила на это, я выплёскивал на него и то, как я ненавижу свою будущую профессию, и то, что не знаю, как буду дальше жить, работать, скорее всего, на такой же скучной и ничтожной работе, как и моя учёба, жаловался ему на одиночество, в семье и на любовном фронте, даже в простом общении. (Говоря о своих проблемах, я не помнил сколько, но словно консервировался в себе и, похоже, настало время выпустить пар из банки) Похоже, мой разум меня совсем предал и рассказал ему почти всё то, что меня поглощало, о том, что мне 25, а я ничего не знаю о жизни, что я несамостоятелен, ленив, не знаю, чего хочу, что у меня есть хобби — писать книги, да и читать, но я не могу найти этому вообще времени, отвлекаясь на ерунду, да и вообще порой мне кажется, что я зря жил. В общем, превратился в тряпку перед ним, все мысли, что грызли меня не один месяц, да и, кажется, год. Словно депрессия сожрала меня полностью, не дав и шанса вырваться. Чувствую, что проблема была в том, что мне не с кем было это обсудить, у меня не было подлинного товарища, который бы меня выслушал и понял, я гнил изнутри, не знаю, почему именно ему я открылся, скорее всего, потому, что он был способен выдержать напор моих мыслей, которые я не сдерживал, они буквально вырывали из меня куски внутренней правды. Но к моему удивлению, поначалу он внимательно слушал, кивал, поддерживал моё желание выливать из себя желчь, мне легчало с каждым сказанным словом, что ночами пожирало меня, словно паразит, а после Николай сам подхватил мои порывы, всячески обливая жизнь непристойностями. Я сначала немного не понял его, конечно, вроде у парня всё хорошо, есть деньги, большой дом, занят любимым делом, но он так оживился, ратуя на суету жизни и то, как она порой выбивает из колеи, и как хочется всё бросить, что я даже чуть-чуть отошел от хмельного стакана, конечно, не стоит сомневаться, что и у него там всё не сахар, учитывая его пьяный говор, но меня слегка задело то, что мой концерт слёз и ненависти подхватил ещё один голос.

Ну а если на чистоту, мне показалось, что он говорит заученными фразами, которые где-то услышал, они были не о нем, а об общем укладе жизни, уж больно хорошо и сильно они впитывались в мозг, да и речь была построена таким образом, словно слушаю оратора на сцене, но с таким чувством, ненавистью, даже слезами на глазах сложно сыграть, и я проникся и тоже намочил свои очи, хотя раньше себе такого точно позволить не мог. Но я понимаю, что если он ещё продолжит, то в конец растравит душу и мне, и себе, и стремился сменить тему разговора. Несмотря на то, что мне это кое-как удалось, он все хотел вернуть всё в это русло, поэтому я стал чаще поднимать тосты и пить за всякую ерунду, лишь бы сбить эти мысли и не портить неплохой вечер, уже перетекающий в ночь. Наконец, когда стало понятно, что он дожимает меня этими темами, и мне некуда бежать, я решил ретироваться и спросил, можно ли курить у него в доме, он категорически отказал, указывая на железные двери, говоря, что там очень дорогое и чувствительное оборудование:

— Влад, пошли лучше выйдем на воздух, там и покуришь, — сказал он, изрядно выбирая слова, заикаясь, видимо, алкоголь ещё круче ударил в голову…

Я, конечно, не хотел выходить на мороз, но делать было нечего, мы оделись, пьяным шагом затопали на веранду, снега не было… в принципе, как и почти каждую зиму, белые комки замёрзшей воды лишь слегка закрывали собой спящую землю, изо всех сил старясь показать, что мир не стоит на месте и всё время идёт. Но, думаю, у снега это так себе выходит…

На холоде нас весьма сильно развезло, я протянул ему пачку, но Николай отказался, ведь он всегда презирал сигареты, как самый глупый способ завести ещё одну зависимость. Я согласился с его мыслями и закурил…

Мы стояли, мой приятель всё пытался подобрать слова, собирался с мыслями, словно что-то хотел мне сказать, но не решался, я это заметил и спросил:

— Ты что-то сказать хочешь? По лицу вижу… (зубы слегка постукивали от холода, нос неприятно покраснел от леденящего ветра)

Он слегка отвернул голову, как мне кажется, в ней только что пластинка зажевала надуманный вопрос, спустя мгновение пьяная голова повернулась в мою сторону, его глаза медленно вращались, явно не желая встретиться с моими, разглядывая всё в вокруг, и, в конце концов, его голова отрезала:

— Да так, ерунда, не бери в голову.

Мои красные, слегка подрагивающие на ледяном ветре пальцы, вытащили изо рта докуренную сигарету и метнули её подальше в пустоту тёмного двора, хотя я сомневался, как он отреагирует — урны не было. Но Николай был явно в какой-то задумчивости (видимо, пытался починить мыслительную пластинку, что зажевала его потяжелевшая от алкоголя голова) и не придал этому значения…

Мы ещё постояли пару минут, алкоголь сильно раскачивал нас на ветру, словно мы превратились во флаги. Я посмотрел на свою руку, в ней лежала бензиновая зажигалка, стараясь как можно правдоподобнее имитировать золотой и благородный цвет…

На ней красовался выгравированный танк — это был мой подарок отцу, но он меня сильно обидел, не придав этой вещице должного уважения и даже простой заинтересованности, всучив мне её обратно со словами «лучше бы на что-то действительно нужное деньги потратил». Как будто не заметил этого жеста теплоты и доброты. «Ну молодец, конечно, — подумал я, — спасибо за отзывчивость, мог бы хотя бы соврать и сказать «спасибо, я это ценю», мне, может быть, это действительно бы помогло». Опять мои верные красные подрагивающие помощники положили зажигалку в карман. Мы раскачиваясь зашагали в теплый дом Николая продолжить пить не из веселья, а из благой цели окончательно уничтожить оставшийся алкоголь.

Прошли на кухню, сели, продолжили пить, не чувствуя меры, наконец, Николай родил мысль (видимо пластинка смогла заиграть в его голове), изрядно потеряв всякую связь с трезвым миром:

— Влад, знаешь, я был не совсем честен с тобой, я здесь уже больше года живу, надо было кое-какие дела закончить, вещи перевезти, оборудование, да ещё и ремонт этот…

Я рассмеялся от такой глупости и спросил, а почему только сейчас позвал. Видимо, Николай не смог подготовить себя к этому вопросу и его мыслительный процессор упорно искал ответ. Наконец, спустя пару секунд мычания он изрёк:

— Я же говорю тебе, не мог, нужно было работать, а теперь можно сказать отпуск, можно и отдохнуть.

— Ладно, понял тебя…

И мы выпили ещё, пока его совсем понесло, и он ушел в какую-то философию:

— Влад…

Это слово звучало не раз за вечер, но в таком испытывающем тоне я слышу его впервые, поэтому мои глаза поднялись, плечи слегка напряглись, тело покинуло удобную позу…

— Да?

— Скажи мне, если бы тебе предложили выбор. Ты попадешь в место, где ты будешь безгранично счастлив, ты будешь иметь всё, что ты хочешь, не будет суеты, рутины, злости и прочего дерьма, но ты никогда не сможешь покинуть это место, и ты никогда не увидишь настоящих людей, даже мерзких, гнилых, лживых…

От этого вопроса я слегка расслабился, чувствуя его шутливость, ничего серьёзного, я ответил:

— А из чего выбирать—то? — рассмеялся я.

— Второй вариант, ты остаешься в реальности, в этом безграничном мире, но, возможно, ты никогда не будешь счастлив, будешь жить, занимаясь нелюбимым делом, жить и тонуть в рутине…

Я стал размышлять, что-то взвесил, но реально не задумывался о смысле своего ответа, я вспомнил свои связи с обществом, с людьми, а точнее, их отсутствие, и сказал…

— Ну, наверное, первое, хотя я не особо понимаю, о чём ты говоришь…

Николай привстал, его глаза за оправой линз приобрели огонёк, небольшую интригу, голос изменил свой тон на почти повелительный, такой, с каким говорят пьяные люди, настойчиво учащие жизни детей.

— Не понимаешь? Ладно, сейчас поймёшь, иди за мной, только пообещай мне — если что, то это будет между нами…

У меня появился скепсис насчёт этого, но делать было всё равно нечего.

— Ладно, пошли…

Мы встали и, опираясь друг на друга, двинулись к тем железным дверям, делившим дом. Зашли в скрытую от любопытных глаз часть дома — повсюду аппаратура, все стены буквально пропитаны кабелями, несколько соединённых компьютеров издавали бешеный гул. Я остановился, рассматривая всю эту картину — непривычное зрелище. В огромных колбах бултыхалась желтая тягучая жижа — словно сыр вдруг расплавился, ожил и за это его посадили в эту стеклянную тюрьму…

Но Коля тащил меня дальше к подвальной двери, я послушался — толстые двери со скрежетом распахнули нам темную пасть подвала, напоминая чёрную дыру, он щелкнул свет, и мы спустились. От обычного подвала не осталось и следа — повсюду стояли огромные стеклянные цилиндры, усеянные трубками и таящие внутри себя ту самую желтоватую жижу, которую я видел наверху, только один из трех цилиндров был кристально чист и пуст.

— Что это, мать твою? — удивился я.

Мой вопрос его не удивил, он вообще никакой реакции не произвел, словно для Коли он был столь обыденным, столь привычным и частым, как звук будильника по утрам.

— То, о чем я тебе говорил, это моё творение, дарующее счастье…

— Не понимаю…

— Видишь эти наполненные цилиндры? — его правая рука указала ни них. — Это специальное место, где люди могут жить счастливо…

— Что за бред… — моя голова помоталась в разные стороны, стремясь повысить понимание ситуации.

— Пойдем, докажу.

Мы подходим к наполненному цилиндру, крутимся вокруг него, пока он не приказывает остановиться и присмотреться. Смотрю и вижу — в глубине, в этой мерзкой жиже плавает кисть руки — остальное не видно из-за плотного состава жижи.

От такого я даже на миг протрезвел — ужаснулся, вскрикнул, отшатнулся, ошарашенно глядя то на колбу, то на Николая.

— Стой, подожди, сейчас объясню.

И он силой подтянул меня к компьютеру у входа в подвал, маленький экран выдавал показатели жизни — пульс, давление, насыщенность крови, витаминную норму. Этот безумец нажал на кнопку, и показатели сменились воспроизведением мозга, указывающим на задействованные участки. Картинка всё время изменялась, но участки мозга кардинально не менялись…

— Видишь, эти участки мозга отвечают за счастье, и они задействованы на полную. Это то, о чем я тебе говорил, люди счастливы, они живут в этой колбе в своей голове, словно во сне, они счастливы, они не знают, что такое боль и усталость, ведь они сами творят свой мир, там у них есть всё, их собственный мозг делает их счастливыми…

— Это невозможно, это…

— Это возможно, мой раствор поддерживает их в идеальном состоянии, в той жизни не будет никакой рутины, никакой смерти близких, они могут быть кем угодно — насколько фантазии хватит, миллионеры, боги, творцы, звёзды, всегда будут любимы. Понимаешь, я и мои друзья вдохновились этим из компьютерных игр, а одна небезызвестная компания предложила спонсировать наш проект, жаль из команды остался только я, но цели поистине благородные — подарить вечную счастливую жизнь пенсионерам. Только представь — жить вечно, жить так, как хочешь, миллионером, дамским угодником, чуть ли не богом, сколько фантазии хватит.

— Это потрясающе, но кто эти люди?

— Несчастные в этом мире, но счастливые в том, это те, кто сами изъявили желания оставить это всё, в большинстве своем это мои знакомые, они были брошены на растерзание жестоким миром, девушка, кисть которой мы видели, хотела совершить самоубийство, она поняла, что потеряла свою жизнь, лучшие годы остались в ее юности, к тому же у нее были серьёзные проблемы в семье, ну и… это был один из сотрудников, занимавшихся этим проектов. Она была первой, и у неё, как видишь, по показателям всё прекрасно.

— А вторая колба?

— Мой друг, любитель ставок, он имел кучу долгов, из-за этого потерял все, что было, семья отвернулась от него. Он даже успел завести жену и детей, но в итоге с ним никто не хотел знаться, с работой тоже были проблемы…

— Насколько это безопасно?

— Весьма, я постоянно поддерживаю их физическую оболочку в норме, они вот так вот уже счастливы около полутора лет…

Я стоял и смотрел на это всё, не веря своим глазам. Да и как в это вообще можно было поверить…

— А ты уверен, что они это… счастливы?

— Более чем…

Мне нужно было это обмозговать, переварить увиденное, пусть Николай убедил меня не полностью и не во всём, но заинтриговать смог, я ответил:

— Интересно, нужно выпить.

Моё тело пошатываясь поднялось на кухню, пило и думало о том, что увидело… Он тоже поднялся, также стал пить.

— Теперь ты понял, почему я спросил?

— Да понял, только вот один момент, ты говорил, это место нельзя покинуть?

Николай, протирая очки о свою футболку, проговорил:

— Да в этом и есть загвоздка, моя жидкость поддерживает жизнь, но она слишком плотно интегрируется в человека, человек, который провел там какое-то количество времени, сам превращается… кхм… то есть интегрируется в жидкость, и их нельзя разделять, то есть выйти из этого состояния невозможно.

Я не выдержал такой подробности и выпалил:

— Пиздец какой-то, если честно…

Николай рассмеялся от моих слов, продолжая вести свои слова к моей голове:

— Возможно, так твой ответ всё ещё тот же?

— Нет, конечно, я не готов к такому…

Он разозлился, перестал говорить дружелюбно, больше с отвращением, нить дружеской беседы резко оборвалась, но я этого не заметил.

— Да? А к чему ты готов, Влад?

— Эээ… не понимаю.

— Так вот, ты прости меня, конечно, но ты всегда был трусом, ты никогда не мог совершить взрослый поступок, ты даже учиться, мать твою, пошел не потому, что сам того хотел. Вспомни, что было утром — твой голос звучал так, словно ты жить устал, вспомни, как ты мне недавно на жизнь жаловался?! Что всё не так, что весь мир прогнил, что ты не можешь определиться, и даже с девушками у тебя проблемы, что тебя, мать твою, держит?! Просто понимаешь, я на тебя не давлю, просто чувствую, что могу помочь тебе реализовать все свои, кхм… горло першит, прости, то есть твои мечты, сбежать от всего этого дерьма. Я бы и сам сбежал, да вот только… меня здесь держат дела, да и работа над этим проектом требует много усилий, а как закончу, можно и на пенсию сюда, компания обещала мне одну бесплатную колбу по окончанию, просто, когда запустится рекламная программа и проект станет массовым, билет туда будет стоить миллионы, и это будет не скоро, учитывая тугой нрав нашего правительства, это будет очень не скоро. А ты можешь упустить этот шанс на бесконечное счастье, там не будет твоих проблем, так как не будет твоих ограничений, дело в том, что мозг не желает человеку зла, он желает человеку лишь счастья, именно исходя из этого находиться там более, чем безопасно.

— Всё-таки…

Николай отрезал:

— Всё, хватит, прими взрослое, мать твою, решение, хватит менять темы, говори да или нет, мать твою, сядь и подумай пару минут, чего же ты хочешь, а не распускай сопли…

Он встал и ушел наверх, а я сидел и наливал себе, думал о своей жизни, неудачах и проблемах. Из моих глаз проступили слезы, я пытался их сдержать, но наступила истерика, а за ней паническая атака, я сидел, весь дрожа, заливаясь и краснея от слез, сжимая в одной руке бутылку, а другой, формируя кулак, наполненный злостью на самого себя.

— Куда катится моя жизнь? — процедил я сквозь слезы, допивая бутылку.

Я сидел в таком состоянии, пока не вернулся Коля.

— Коля, я так не могу, — сказал, сдерживая комок в горле, моё лицо выдавало страх.

Николай говорил уверенно и твёрдо:

— Ты мужчина, всё ты можешь, — он поднял меня на ноги, расправил плечи, дал столовое полотенце, чтобы я убрал с лица признаки слабости. — Так что ты решил? Какой ответ?

Я собрал всю свою силу в горле, желая избавить себя от противного страха, от чувства слабости, на которое мне указывал Николай, стал говорить:

— К… черту… всю эту хуйню, моя… жизнь не стоит и копейки. Я больше не могу… так жить, хочу быть счастливым и не о чем дерьмовом не думать…

Николай слегка сделал дружелюбную улыбку, наклонил голову чуть-чуть вбок и проговорил:

— Значит, ты выбираешь первое?

— Даааа… — сказал я, переходя на рык зверя, алкоголь и ярость переполнили меня.

— Идем, друг…

Мы снова спустились в подвал…

Рукой он показал мне на пустую колбу, я пошатываясь двинулся к ней, облокотился руками на прочное стекло, снова брызнули слезы, я смотрел на внутреннюю пустоту, особо уже не понимая, где оказался, Николай нажал на компьютере кнопку, и дверь капсулы открылась, я шатнулся внутрь, смотрел на Николая, он подошел ко мне, положил руку на плечо, из кармана вынул пузырёк с синей жидкостью и протянул мне, он шептал:

— Выпей, это поможет забыть тебе всё, что с тобой произошло и начать всё по-новому, без этого ты не сможешь пережить следующую процедуру.

Я посмотрел на него, мои красные водянистые глаза съедали его, стараясь залезть в его душу, зацепиться за частичку реальности. В его глазах не было эмоций, он был пьян, но держался непробиваемо, я взял пузырек, сломал колпачок, выпил жидкость, корча лицо от горького вкуса. Николай взял из моих рук пустой пузырек и показал на передатчик который находился на стекле.

— Это связь с внешним миром, со мной, но она тебе не понадобится, ты даже не вспомнишь об этом.

Я ничего не ответил, моя голова смотрела на передатчик, но мыслей не было, он снова вернулся к компьютеру, закрыл дверь и сказал мне раздеться догола, вещи сбросить на пол…

Я послушался, вся одежда направилась на пол капсулы, брошенные на пол штаны выдали металлический удар: зажигалка выпала из кармана, и грозный танк смотрел на меня, я наклонился, но не совладал с собой и сел на пол, взял зажигалку в руку и смотрел на нее, я вспомнил об отце, что он почувствует, когда я бесследно исчезну? Грусть переполнила меня, но и одновременно и злость. Плевать… он никогда не говорил мне о своей любви… он меня словно не замечал, я сжал зажигалку в кулак. Коля не заметил этого, только спросил, что за стук был, не отрываясь от компьютера настраивая программу,

— Да так, мелочь…

— Ладно, всё, уже закончил, удачи тебе… друг…

— Спасибо.

Я думал, мой лучик света Танюша, скорее всего, и не заметит, как я пропаду, или же заметит?

Нет, она меня не любила, никогда! Она даже не замечала меня, надеюсь, они все поймут, кого потеряли, поймут свою ошибку, надеюсь…

— Включаю.

Загудел мотор, подсоединённые провода стали заполнять капсулу жижей, стало очень страшно. Жижа лилась одновременно и на голову, и заполняла дно. Она была теплой, но неприятной, так как в ней плавали кусочки непонятного мне вещества, словно это был сок с кусочками фруктов, стало очень-очень страшно. Жидкость подбиралась к линии головы, видимо, его зелье подействовало, мои ноги подкосились, я не мог встать и рухнул. Жижа топила меня, ноги не давали встать, я барахтался, двигал руками, хотел глотнуть остатки воздуха. Я услышал крик Николая:

— Не сопротивляйся, это необходимо пройти, всё будет хорошо, не волнуйся.

Как, блядь, тут не волноваться, перед глазами стали проскакивать самые приятные моменты из жизни, первая любовь, праздники, мой день рождения, первый поцелуй, редкие истории вечно молчаливого отца. Возможно, моя жизнь была не столько плохой, как я думал, но понял это только когда, жижа ударила в нос…

Капсула заполнилась полностью, через минуту стуки в прочное стекло и шевеления внутри капсулы стихли. Николай глядел в экран, что-то долго настраивал, пока не вышла картинка показателей, третьей капсулы, по всем датчикам, жизни там больше нет, карта мозга показывала, как медленно тускнели отделы, отвечающие за страх…

Николай встал и вышел, закрыв дверь подвала…

В последние мгновения я видел — видел то, чего всегда боялся, я плыл… плыл по темноте, рядом со мной проплывали другие тела, словно моё тело было в космосе без звезд, лиц я не видел, только очертания тел, все вокруг было так тихо и спокойно. Я не мог пошевелиться, не мог издать ни звука, только смотреть, и то, что я видел меня пугало — голубая дымка плыла ко мне навстречу, я надеялся, что она проплывёт мимо, но нет, она остановилась именно на мне, не трогая других, она заволакивала меня полностью, не давала вдохнуть, успокоиться, связно подумать, я перестал хоть что-либо видеть, кроме этой дымки, и даже очертания тел пропали в этом необъятном бело-голубом тумане…