Пилюльки для души 2

Наталья Борисовна Хоц, 2017

Это небольшие рассказы про жизнь, знакомую каждому человеку. Своеобразное антистрессовое чтение с обязательно счастливым концом. Практически – лекарство для души. Содержит нецензурную брань.

ОДОБРЕНО Минздрав России

друзьями и родственниками никакого отношения

автора к средству не имеет

ИНСТРУКЦИЯ

по применению препарата

ПИЛЮЛЬКИ ДЛЯ ДУШИ

Регистрационный номер: АБВ№1234567890 от 20.10.2010

Международное непатентованное название: пилюльки для души

Лекарственная форма: небольшие тексты

Состав: каждая пилюлька содержит:

лиризма — 2-8%; драматизма — 1-3%; комизма — 0,5-2%; доброты и позитива — 87-96%, happy end.

Фармакологические свойства: терапевтическое чтение от стресса Показания к применению:

— нахождение в состоянии стресса;

— профилактика стресса;

— усталость;

— грусть;

— скука;

— езда в общественном транспорте;

— бессонница;

— пребывание на отдыхе;

— романтический настрой;

— свободная минутка.

Противопоказания:

индивидуальная непереносимость подобных текстов или автора Способ применения и дозы:

чтение вслух или про себя, 1-2 пилюльки в день Передозировка:

маловероятна

Взаимодействие с другими текстами:

желательно и всячески приветствуется

Особые указания:

использование пилюлек не может дать положительный эффект при допинг-контроле Условия хранения:

хранить в доступном для родных и друзей месте, при температуре благоприятной для поддержания жизни

Проклятие

— Я тебя прошу. Ну, что тебе стоит! Подумаешь, придем, посидим, поедим, что немаловажно, и уйдем.

— Неудобно. Меня же никто не приглашал.

— Глупости какие. Как они могли тебя пригласить, если в глаза не видели?

— Вот именно.

— Зато я-то тебя знаю. Поверь мне, все будут счастливы, если ты придешь. Знаешь у них какой институт? Одни мальчишки, прям, семинария. А у нас все наоборот, так что знакомство взаимовыгодное.

— А почему надо идти домой к кому-то, почему нельзя встретиться на нейтральной территории?

— Где? В ресторане что ль?

— Можно в антикафе.

— Отлично. Чай, печенюшки и шашки. Молодец. То, что надо.

— Ну, «Му-му» какое-нибудь.

— Еще Макдональдс скажи! Надь, ну не тупи! Хочется спокойно посидеть, потанцевать, поболтать. Только сразу учти, Витька мой. В его сторону даже не моргай.

— И сколько же там будет парней?

— Не знаю, человек пять-шесть, а что?

— А нас двое?

— Ну, давай Вальку возьмем, за компанию.

— Вот, другое дело! Почему сразу не догадалась?

— Почему, почему? Думаешь, ей моей просьбы не глядеть на Витьку, будет достаточно?

— Зато ты сразу поймешь, твой это человек или нет. Поведется твой Витька, все, досвидос!

— Много ты понимаешь! Досвидос! Витька — москвич! Нам с тобой год до выпуска остался. Через год прощай Москва, все планы, надежды, перспективы. Здравствуй, Мухосранск, задрипанная работа, муж-неудачник, сопливые дети, в общем, весь набор глубокой провинциалки.

— А у московских барышень, по-твоему, не бывает мужа-неудачника и сопливых детей?

— Если так, то они дуры непроходимые! При таких-то возможностях!

— По-моему, счастье не зависит от географии. Можно быть абсолютно счастливой в моей Сортавале, и абсолютно несчастной здесь.

— Вот поэтому я тебя и беру с собой, солнце мое! Вальку тоже взять придется. Витечка просил хотя бы трех подруг, и так возьму двух, лишняя конкуренция мне не нужна.

Так и получилось, что мы втроем накрашенные и принаряженные шли в гости к незнакомым умным мальчикам, будущим физикам-ядерщикам.

— Валька, как человека тебя прошу, не подходи к Витьке! — в который раз, как мантру повторяла Анюта.

— Да успокойся ты! Хата его?

— Нет. Его друга.

— Вот этим другом и займусь.

— Не советую. Там какая-то темная история…

— Обожаю темные истории. Обожаю участвовать в темных историях. Обожаю сама организовывать темные истории.

— Ох, Валентина, кабы не Надька, ни в жизнь бы тебя не взяла с нами!

— Ань, расслабься. Я на время прекратила активный поиск, немного пострадаю по Дронову, дня два… Так что считай, у меня сегодня постный день.

Квартира мне показалась роскошной. Просторная, трехкомнатная, захламленная сверх меры, так это ж поправимо. А вот хозяин не понравился категорически. Хмурый, если не сказать угрюмый, небритый тип резко контрастировал с замечательной, веселой компанией молодых интеллектуалов. Хорошо, что глаза он нам не мозолил, в основном сидел на кухне, курил, варил кофе, причем настолько крепкий, что не стала бы такой пить даже под угрозой расстрела. А уж когда увидела, как он обжимается с Валентиной, поставила на нем ярлык бабника и просто перестала обращать внимание. Вот Анькин Витя — замечательный парень и другие тоже, мы так прекрасно танцевали, играли в шарады и буриме. Ни скабрезностей, ни пошлых намеков, ни грубых слов в разговоре, по нынешним временам, удивительное дело! После одиннадцати стали закругляться. Я перемыла грязную посуду, не привыкла оставлять после себя бедлам. Витя пошел провожать Аню, меня провожали двое Гена и Леня, а Валентина осталась у странного субъекта.

— Наденька, мы в следующую субботу едем ко мне на дачу, — долговязый, немного нескладный Гена нервно поправлял очки, — ты составишь нам компанию?

— С удовольствием, ребята. Замечательно сегодня посидели. Только этот ваш, Сергей, какой-то странный. Как вы с ним дружите?

— Ты не права. Серега нормальный парень. Просто ему дико не повезло с личной жизнью.

— Извините, конечно, но судя по тому, что Валентина там осталась, если ему и не повезло, то не так уж дико.

— Надь, а Валентина ваша подруга?

— Подруг выбирают, а соседей по общаге нет. Мы втроем в комнате живем, вот и все.

— Ну, тогда не обижайся, но она не такая уж большая удача для Сереги, — коренастый, смешливый Ленька подхватил меня под руку и прокатил по ледяной дорожке, образовавшейся на тротуаре.

Чуть не свалились под конец, но Генка подхватил с другой стороны, и мы устояли. А потом бегали, распугивая поздних прохожих, я поджала ноги, а они меня таскали с гиканьем и свистом. Хохотали до упаду, в прямом смысле, закончили провожанье в сугробе.

— Все, ребята, бегите скорей, а то на метро не успеете.

— Ой, правда. Но мы договорились, Надя, да? До субботы? — До субботы, до субботы.

Мальчишки бросились в сторону метро, на ходу вытрясывая снег из ботинок и перчаток. Смешные. Хорошие. Жаль, сердечко ни по одному не забилось. Зато компания классная.

— Ну, Валентина, и попостилась. «Два дня, два дня»… Двух часов не прошло, как повисла на этом смурном типе, — возмущалась я, когда мы с Анютой глубокой ночью в общаге делились впечатлениями о прошедшем дне, — прямо стыдно за нее.

— Мне за нее не стыдно, а страшно, — прошептала подруга.

— Не поняла.

— Мне Витя рассказал про этого Сергея. Мистика из разряда фильмов ужасов. Отвергнутая невеста-ведьма. Какие-то проклятия. В общем, из нормального пацана он превратился чуть ли не в отшельника…

— Ничего себе отшельник! Вальку в качестве послушницы себе оставил?

— Ты дослушай! Я так поняла, что со всеми девчонками, с которыми он пытается хоть как-то контактировать, что-то случается…

— Залет.

— Да нет! Не старайся казаться циничней, чем есть. Там вроде вообще до постели не доходит.

— Чтоб с Валентиной до постели не дошло!

— Вот и поглядим.

— А что с другими случалось-то?

— Переломы, вывихи, сотрясения мозга…

— Он их бьет, что ли?!

— Нет, конечно. Так как-то получается.

— Анька! Ты себя послушай, что за бред! Суровый отшельник, проклятие отверженной ведьмы, батальоны покалеченных девиц…

— Ну, что-то в этом роде. Про батальоны я не говорила. Но две девчонки точно пострадали.

— Бедная Валька. Где же нам ее искать? В больнице? Или сразу в морге? Слушай, а давай мы будем этому упырю подгонять всех, кто нам не нравится. Денег до степухи не одолжила — ступай, поцелуйся с Сереженькой, дорогая. А эта долг не вернула — к нему, красавчику.

— Точно. Препод зачет не поставил — поцелуйчик ему!

— Ха! Правильно! Чего мужиков-то обходить. Слушай! Ему надо в суде работать. Как только кого признают виновным, так тут же выходит Сережа и смачно целует того.

— А тот: «Нет! Только не это! Лучше смертная казнь!»

Мы так развеселились, что еле расслышали звонок телефона. Валентина! Два часа ночи! Смех прервался мгновенно. Не свечку же подержать она нас хочет попросить.

— Девчонки, — голос какой-то тихий и гнусавый, — я в 36-ой больнице. Привезите мне утром тапки, ночнушку, в общем, сообразите что, ладно?

— Конечно, а что с тобой?

— Чуть кони не двинула. Спасибо, сотрясением отделалась. Голова очень болит. Жду вас утром. Пока.

Мы с Анькой уставились друг на друга.

— Мама, — сказали хором.

Прогуляв первую пару, примчались к Валентине. Принесли ей все необходимое и ждали хоть каких-нибудь комментариев о случившемся. Вид Вальки испугал по-настоящему, тут не до ерничаний. Забинтованная голова с кое-где проступившими каплями крови, заплывшие глаза.

— Как же так получилось, Валечка? Это Сергей тебя… — Ну, вы даете! Сергей! Если бы не он, я бы утонула. — Час от часу не легче! Где утонула? В кровати что ли?

— Прекратите, мне лежать больно, а смеяться вообще жесть. Я хотела, как в фильме «Красотка», помните, залезть с ним в ванну. Открыла воду, поставила свечи, разделась. Думаю, сейчас пену напущу, лягу и его позову. Полезла в ванну, поскользнулась, стукнулась затылком и отключилась. А он на бульк прибежал, вытащил меня, я под водой была, искусственное дыхание мне делал, говорят, я-то не помню, потом Скорую вызвал. Вот ведь дала себе зарок, два дня без секса провести!

— Теперь, небось, месяц грешить не будешь. Поживешь нормальным человеком.

— Ой, девки, сколько вы всего упускаете, со своей моралью дремучей. Гуляй, пока молодой! Слыхали такой слоган? Что вы на старости лет вспоминать-то будете? Семинары да зачеты?

— Да, Валентина, — лежачего не бьют, но она меня разозлила, — а тебе, конечно, будет, что внукам рассказать. И как пьяная с тремя парнями в мужском туалете заперлась, а ключ в унитаз спустила. Как вас МЧСники эвакуировали. Как лечилась от всяких болезней нехороших. Как сейчас красавицей в больнице валяешься…

— Поскользнуться может каждый. А внукам рассказывать… Будут ли те внуки, Надежда! Жить надо сегодня, а что там потом будет, нам не ведомо.

— Что с тобой говорить. Хоть бы спасибо сказала. Позвонила-то, между прочим, ты не парням своим, а нам — занудам.

— Спасибо. Приходите иногда, ладно?

— Придем, куда мы денемся, не волнуйся. Поправляйся.

В субботу мы с Анькой, нагрузившись пирожками, которыми пекли всю ночь, ехали на электричке в Загорянку на дачу Гены.

— Слушай, а этот проклятый там будет?

— Не знаю. Наверно. Они же друзья.

— А Валентины не будет… Ты с Виктором. Это что же, он на мне будет экспериментировать?!

— Надь, расслабься. Насколько я поняла, это к нему девчонки клеились. Он просто не возражал. Держи себя в руках, и Склиф тебе не грозит.

— Вот в ком я уверена, так это в себе!

Ошиблась. Вечером, когда вшестером возвращались в Москву — Аня с Витей, я, Гена, Леня и Сергей — глядя на проносящиеся за окном вагона огоньки, с грустью подумала: «Вот за этого человека я могла бы выйти замуж. Но не судьба». Подумала… о Сергее. Не понятно почему. Ничего не произошло особенного. Вел он себя безукоризненно, не приставал, веселился вместе со всеми, нахваливал пирожки как все, и бабу снежную лепил и в снежки играл. Сергей тогда и Сергей сегодня — два разных человека. И сегодняшний мне понравился, что тут сделаешь.

Девятым валом на нас надвигалась сессия. Но где-то между зачетами и экзаменами вклинились главные праздники — Новый год и Рождество. Я уезжала домой, ребята меня провожали. А вот Сергея среди провожающих не было, и, кажется, я догадывалась почему. Вчера из больницы выписали Валентину.

— А мы на даче будем справлять, — Генка был явно расстроен моим отъездом, — елку на участке нарядим, камин разожжем, сварим глинтвейн, а кто нам пирожков напечет?

— Аня напечет, а Валя ей поможет.

— Надь, мы ее не пригласили. Все же Новый год надо встречать с друзьями…

— А как же Сергей? Он же вроде с Валентиной?

— Вот это точно нет.

На душе потеплело. Мы распрощались, твердо договорившись о встрече на каникулах. Поезд набрал ход. Народу в плацкарте было много, предновогодние деньки самое разъездное время. И вдруг:

— Привет!

— Ты?! — сначала думала, показалось, но нет, передо мной стоял Сережка собственной персоной.

— Решил проводить тебя до Бологого. Поехал бы до Питера, но завтра у меня экзамен, как раз перескочу на встречный и утром буду в Москве.

— Ну, ты даешь!

Мы простояли в тамбуре полночи, ровно до Бологого, не замечая ни времени, ни холода. Не устали и не наговорились. Когда выходил, не попытался поцеловать, просто коснулся рукой руки. И тепло его прикосновения грело меня всю дорогу до дома.

Дом, есть дом. Родители, братишка, бабушка, все вертелись вокруг меня, наперебой что-то рассказывая, показывая, советуясь и советуя. И все же в этом водовороте мне удалось как-то улучить минутку и поговорить с бабушкой наедине.

— Бабуль, ты веришь в проклятия?

— Наденька, я в бога верю, а не в проклятия. — То есть нельзя никого проклясть?

— Надюш, я думаю, есть свет — есть тень, если есть добро, есть и зло. Но добро сильнее. Если бы капля рая попала в ад, ад стал бы раем. Если человек молится и не грешит, хм, старается не грешить, то никакие проклятия ему не страшны.

— А если он в бога не верит?

— Не про себя говоришь. Уже хорошо. Если сам не верит, пусть за него молится тот, кому он дорог.

— Бабушка, ты думаешь, этого достаточно? — и я рассказала ей про Сережу, про его бывшую девушку, про нашу Валентину.

— Ну, ваша Валька сама допрыгалась. Если грешишь, то и получаешь по заслугам. Это закон. А вот, что касается Сергея твоего…

— Он не мой.

— Что ж я слепая? Твой. Никогда не думала, что скажу это, но может тебе к Капе Нюман сходить. Посоветоваться.

Я ахнула. Капа Нюман была вечной бабушкиной притчей во языцех. Подруги детства, вместе прошедшие голод и неустроенность послевоенного времени, вышедшие замуж в один день, чтобы вскладчину отметить это событие, крестные детей друг друга, разругались в пух и прах, когда Капа начала заниматься целительством и ворожбой. Истинно верующая бабушка посчитала это вопиющим богохульством. С тех пор имя Капы в нашем доме считалось чуть ли не ругательством. И то, что сотни людей, отчаявшихся получить помощь в нашей затрапезной больнице, шли к Капе и выздоравливали, бабушку нисколько не впечатляло. «Дьявол хитер, — говорила она, — вместе с хворью душу заберет, и не заметишь». И вот теперь она посылала меня к этой «поклоннице Сатаны»!

— Она недавно батюшку нашего с того света вытянула, — нехотя призналась бабуля, — может не такая она и гадкая. Только пойдешь одна. Я к ней ни ногой!

Около дома Капы Нюман толпился народ. Некоторые ждали очереди два дня. Стояла и думала, что не стану терять драгоценное время на эту ахинею. И так три дня только осталось, скоро уезжать. Вдруг дверь домика распахнулась, Капа сама вышла на порог, оглядела толпу и, выцепив меня взглядом, поманила к себе.

— Наденька, здравствуй. Какая ты стала взрослая. Сама себе не поверила, когда тебя здесь почувствовала.

Провела меня в дом. Комната целительницы удивительно напоминала бабушкину светелку, вся в иконах.

— Неужто непогрешимая Нила снизошла до меня и внучку свою любимую ко мне прислала?

— Все так.

— Вижу, что скептически ты настроена, но все же пришла, — она закрыла глаза и провела вдоль моего тела рукой, — здорова, горлышко только побаливает…

— У меня другой вопрос. Про проклятия…

Глаза бабы Капы распахнулись, взгляд потемнел:

— Проклятиями не занимаюсь.

— Нет-нет, дело в том, что моего друга, наверно, прокляли… Если это, конечно, возможно…

— Ах, вот что. Ну, давай, поглядим на твоего друга. Думай про него… Ясно, Фома неверующий… Да, это твой человек, девочка… Ой!

— Что?

— Не отвлекайся, думай…

Она надолго замолчала, не открывая глаз, шевелила губами, водила руками. Я дышать боялась. Почему-то было очень страшно.

— Ты права, страшно. Надо ж так было вляпаться… Ему, тебе… Впрочем, ему повезло, ты его единственный шанс… Но ты-то согласна столько сил на него положить?

— Согласна.

Баба Капа оценивающе посмотрела на меня, велика ли моя решимость. Кивнула и улыбнулась.

— Справишься. За тобой два ангела-хранителя стоят. Будем работать. А бабке своей скажи, что не выбирала я себе такую судьбу. С превеликой радостью отказалась бы от дара. Не в силах. Кто дал, тот и назад возьмет. Пусть Нила придет, чайку попьем, а я заодно ей с артритом помогу справиться. Про артрит не говори, а то не придет.

Через три дня уезжала в Москву, увозя домашние соленья-варенья и ворох инструкций от Капы Нюман, как противостоять нечистой силе. Главное, что поняла, самое веселье начнется на свадьбе, о которой пока не было и речи. Если Сережка переживет этот день, можно будет выдохнуть. Но рассказывать обо всем этом нельзя было никому, даже ему. Прямо Элиза из сказки Андерсена. Спасибо, хоть разговаривать не возбранялось.

Наша с Сережкой love story наверняка была похожа на тысячи других, с одним существенным но! Никаких телесных контактов, даже поцелуев. Для него это было труднее, чем для меня, но принял, согласился. До свадьбы ни-ни. Зато с походом в ЗАГС тянули недолго. На Красную Горку был назначен день бракосочетания. Не хотели никакого пафоса, но родители уломали устроить настоящее торжество. Покупая белое платье, почему-то подумала, как ярко на нем будет смотреться кровь. Поспешила прогнать глупую мысль. Сняли кафе, рядом с Сережкиной квартирой. Кстати, я продолжала жить в общаге, правда, наше будущее семейное гнездо отдраила до блеска. Друзья решили, что ошиблись адресом, когда пришли в квартиру после генеральной уборки, Серега светился от гордости, а я знала, самое трудное впереди. Каждый день не забывала читать утреннее и вечернее правила, исповедовалась, причащалась, выстаивала долгие службы Великого поста. Готовилась.

Как-то раз уже перед самой свадьбой мы с Сережкой бежали оставлять аванс в кафе и определяться с меню. Ему позвонили, он остановился, все также держа меня за руку, и стал обсуждать что-то по работе. И тут я кожей почувствовала опасность. Обернулась, словно невзначай, и увидела симпатичную девушку, идущую под руку с молодым человеком. Девушка улыбалась и смотрела на нас. А вот взгляд! Сразу поняла, она! Ведьма! Но вместо испуга ощутила ярость. И силу. Мысленно прочитала «Отче наш», перекрестилась сама и перекрестила Серегу. Девчонку словно скрутило. Она отбежала к кустам, где ее вырвало. На шум обернулся Сережка, увидел ее, побледнел и быстро потащил меня прочь. Не стала задавать вопросов. Зачем? И так все ясно. А еще было ясно одно. Справлюсь. Я люблю Сергея больше, чем она его ненавидит.

Утро дня свадьбы было солнечным и не по-весеннему теплым. Накануне поставила свечки и заказала молебны за здравие в семи храмах. Мои родные остановились у родителей Сережки и теперь они вместе встречали жениха с друзьями у входа в общежитие, а девчонки готовились к продаже невесты, то есть меня. Судя по количеству заготовленных конкурсов, ребятам придется серьезно раскошелиться.

— Анечка! Прошу тебя, если что-нибудь пойдет не по плану, сверни все побыстрей, ладно?

— Ох, Надька! Торопыга какая! Мало того, что раньше меня замуж выскакиваешь, мы с Витечкой только осенью пожениться думаем, так ей еще весь процесс выкупа скомкать хочется. Нет уж. Все будет по полной программе!

Вот уж точно, по полной программе. Во-первых, из двух заказанных машин, одна заглохла. Пришлось Лёне садиться за руль своей недавно раздолбанной Лады Калины. Разбитая фара и прикрученный проволокой бампер изысканности ей не добавляли, ну да это не важно. Зато жениху и невесте можно было доехать до ЗАГСа в разных машинах, как положено. А вот то, что во время очередного конкурса над головой жениха взорвалась, перегорая, лампочка, осыпав его дождем осколков и порезав лицо и шею, было хуже. Но тоже терпимо. Умыли, заклеили пластырем, нашли другую рубашку, в общаге все можно найти. Выкуп состоялся.

Дальше расселись по машинам. Я с девочками и родителями в заказанном лимузине, мальчишки на Ладе. К ЗАГСу мы подъехали первыми. Вышли из машины, и тут повалил снег. А я еще пальто брать не хотела! Открыла дверцу, чтобы взять пальто, и замерла от мысли, сейчас случится что-то нехорошее. Что-то очень плохое! Начала молиться, прижимая крестик к груди. Как в замедленной съемке вижу приближающуюся машину ребят, они делают левый поворот, чтобы подъехать к ЗАГСу, и в них на полной скорости врезается другая машина, едущая прямо. Если бы в последний момент Лёнька не дал по газам, удар пришелся бы прямо по Сергею, сидящему у задней правой двери. Шансов выжить бы у него не осталось. А так смятый багажник, пара кувырков, и из перевернутой машины выползают живые и почти невредимые мальчишки. Машина восстановлению не подлежит, но это мелочи. Серега в окровавленной рубашке, в костюме с порванным рукавом, с огромной шишкой на лбу и кровоточащим шрамом на щеке — ерунда. Родители в ужасе, девчонки плачут, а я спокойна, как слон. Все нормально. Все, можно сказать, хорошо.

Рубашку Сереге отдал мой папа, пиджак сняли с Генки. С лицом, конечно, ничего не поделаешь. Зато таких свадебных фоток ни у кого нет. Расписались.

Дальше надо было как-то переместиться в кафе. Благо, все в одном районе. Решили поймать такси. Все едут на лимузине, а мы с Сережкой на такси следом. Езды-то пять минут. Огромная фура, едущая за нами, мне сразу не понравилась. На светофоре зажегся желтый свет, но водитель решил проскочить, чтоб не отстать от лимузина. Кто ж знал, что маленькая красная машинка замрет у стоп-линии, как вкопанная. Наш шофер вдарил по тормозам, но столкновения избежать не удалось. Небольшое ДТП, можно даже без вызова полиции обойтись. Шофер, ругаясь, выскочил разбираться с растерянной девушкой, что была за рулем малолитражки. А я, повинуясь внезапному порыву, потянула удивленного Сережку на себя, фактически упав сиденье. В тоже мгновенье раздался жуткий грохот. На месте, где только что были наши головы, выпирал бампер фуры, врезавшейся в остановившееся такси. Сережка опять был весь засыпан осколками, и кровь из его порезов капала на мое платье, расплываясь багровыми пятнами.

— Господи, во что я тебя втянул, малышка! У тебя должна была быть совсем не такая свадьба.

— Такая, не такая, главное, с тобой. Сережка, мне никто другой не нужен.

— И мне никакая другая не нужна. Но ведь вокруг черт-те что творится!

— Ну, и пусть себе творится. Но мы ведь не капитулируем перед этой чертовщиной?

— Нет.

— Потому что нас двое, и дело наше правое…

— И победа будет за нами!

Именно там под бампером огромной фуры состоялся наш первый в жизни поцелуй. И небо не упало на землю, и не произошло всемирного потопа. Даже солнышко снова появилось из-за туч. И я как-то расслабилась.

Когда мы дотопали до кафе, нас уже потеряли и собирались посылать спасательную экспедицию по маршруту нашего вероятного следования. Появление выглядело триумфально: за нами шла толпа зевак, не каждый день по городу, обнявшись, ходят невеста в уляпанном кровью белом платье и жених в разодранном костюме, с многочисленными порезами на лице и со слипшимися от крови волосами. И при этом абсолютно счастливые. Народ озирался, ища оператора с кинокамерой, думая, что идут съемки очередного сериала. Бедные наши мамы! Хорошо, что бабушка осталась в Сортавале, а то бы у нее сердечный приступ случился.

В кафе все прошло без эксцессов. Пили, ели, танцевали, смеялись. Был и первый танец жениха и невесты, и крики «Горько!», и бесконечные тосты, и ловля букета невесты. Но все когда-нибудь кончается, и, собрав в коробки недопитое и недоеденное, мы пешком, больше никаких машин, пошли к Сережкиному, а с сегодняшнего дня нашему общему, дому. Ребята помогли донести подарки и коробки с остатками снеди до лифта, вышли на улицу. Я поднялась с первой партией коробок, отослала лифт вниз к Сережке, а сама побежала на балкон, помахать ребятам на прощание. Ребята прокричали троекратное «Ура!» и разошлись. А Сережки все не было. Да куда ж он подевался?!

Выбежала в подъезд, вызвала лифт, пришел маленький, не грузовой. Спустилась на первый этаж — никого. Покричала — тишина. Лестница в подъезде очень неудобно расположена, далеко от лифтовых шахт. И свет сегодня там почему-то не горел, темно, хоть глаз выколи. Рано я расслабилась! Собралась, помолилась и отправилась вверх по лестнице, на каждом этаже подходя к лифтам и зовя Сережу. Он, оказывается, застрял между восьмым и девятым этажами. Колотил в стены, никто, и я в том числе, не слышал. Хорошая звукоизоляция в доме! Никакие кнопки не работали, вызвать диспетчера не мог. Телефон свой положил в сумку, которую я забрала. Абсолютно патовая ситуация. Побежала на первый этаж, воспользоваться вторым лифтом было страшно, вдруг тоже застряну. Дозвонилась снизу до диспетчерской службы, видимо разбудила дежурного. Крайне нелюбезный голос отозвался: — Что случилось?

— Лифт застрял. — И что?

— Как что? Надо что-то делать. У меня там жених застрял, вернее уже муж. У нас свадьба сегодня.

— Поздравляю. Что ж вы свадьбу в лифте устраиваете?! — Почему в лифте? Он застрял, понимаете?

— Все я понимаю, девушка, только техника нет, он в запое третий день.

— Что же нам делать?

— Попробую кого-нибудь найти… Но часа два-три посидеть придется… — Ждем.

Поплелась опять наверх.

— Сереж, они говорят часа через два-три придут. Может быть.

— Слушай, давай я попробую двери открыть, а ты попытайся с той стороны. Возьми отвертку, может пригодиться. И мы стали взламывать двери. Дверь лифта Сережке открыть удалось. А вот дверь восьмого этажа стояла насмерть. Попробовала счастье на девятом. Получилось. Открылся примерно полуметровый темный проем, света в кабине не было, и там, на уровне пола девятого этажа, голова моего любимого.

— Давай, попробую подтянуться.

— Страшно, вдруг он поедет.

— Тогда у тебя будет два мужа.

— Не смешно.

Он попытался вылезти, но тут лифт дернулся и съехал вниз сантиметров на десять. Рисковать дальше было безрассудно. Но если гора не может прийти к Магомеду, то Магомед-то мобилен. И не дожидаясь, пока доводы рассудка помешают сделать это, легла на не слишком чистый пол и свалилась во тьму прямо на руки Сережке.

Теперь со спокойной душой могу ответить Валентине, мне тоже в старости будет, что вспомнить. Хотя внукам об этом вряд ли расскажу.