Комбикорм для птицы счастья

Владислав Михайлович Погадаев, 2023

События происходят на Урале в период с 2003 по 2011 год.В центре романа – судьбы трёх одноклассников, детство которых пришлось на постперестроечное время. Все они хотят быть счастливыми, но, к сожалению, не всегда достижение достойных целей осуществляется достойными средствами. Герои расставляют сети и ловушки в надежде ухватить удачу за хвост, вот только капризная птица счастья попадается не на каждую приманку.В финале, как и во многих других произведениях автора – неожиданная развязка, а вот приятной она окажется или нет, зависит от того, кого из героев читатель изберёт себе в любимчики.

Глава 5

— Девушка! Девушка! — кто-то настойчиво тряс её за плечо. — Вставай — замёрзнешь! — голос был с застарелой хрипотцой, но явно женский. — Вроде не пьяная…Сколько она здесь лежит?… Может, скорую?

— Какую, нахер, скорую?… — рявкнул мужчина. — Автомат — за два квартала. Эй, ты! Вот, зараза! Люська, ну-ка поверни её лицом к свету, да придержи голову.

К этому времени ветер уже стих, земля побелела от снега, и сквозь редкие облака проглядывала ущербная луна.

Мужик на костылях, одетый в засаленный бушлат и ватные штаны, сдвинул на затылок серую армейскую ушанку, достал из-за пазухи шкалик, бережно отковырял пробку и, взболтав содержимое, с видимым удовольствием втянул запах сивухи:

— Ну-ка давай, Люсьена, на щеки ей надави…во…отлично! — тяжело опираясь на костыль, он наклонился и влил в воронку открывшихся губ изрядную порцию самогона. — Ща как новенькая будет!

И точно. Женька закашлялась, заплевала, но открыла глаза и приподнялась, опершись на локоть. Потом встала на колени и начала шарить руками вокруг.

— Ищешь чего? — с участием заглядывая ей в лицо, спросила Люська и резко отпрянула, поймав полный ненависти взгляд:

— Сумка! — просипела Женька, теряя голос. — Где моя сумка?! — она рывком, не жалея колготок, подползла к бабе и, ухватив ту за подол пальто, начала дёргать так, что посыпались пуговицы: — Воровка! Отдай! Деньги! Мои! Убью-ю-ю-ю!

Пока оторопевшая спасительница испуганно отдирала от себя цепкие пальцы, её приятель неслабо ткнул Женьку костылём в спину:

— Вон твоя сумка — бери!

Женька, так и оставшаяся стоять на четвереньках, завертела головой по сторонам, а мужик, матерками подгоняя свою подругу, резво заковылял в ближайший проулок…

* * *

Ещё какое-то время обалдевшая от холода и спиртного Женька ползала по замёрзшей грязи, ощупывая каждую кочку, каждый выступ. Но действие алкоголя быстро закончилось, и её начала бить крупная дрожь. Мысль вернуться к Катьке почему-то даже не пришла в голову. Словно на автомате, Женька, грязная, растрёпанная, в рваных колготках и с расцарапанными в кровь коленками брела домой. Она уже не чувствовала холода и почти не видела дороги: ресницы смерзлись от слез.

Наконец, знакомое крыльцо. Окна светятся. Значит, не спят. Из последних сил Женька начала всем телом биться о дверь, как вдруг сообразила, что притащилась не к матери, у которой жила после развода с Пашкой, а в дом бывшего мужа.

* * *

— Женечка! Что с тобой? — Пашка подхватил её на руки. — Мама твоя прибегала — искала! — он занёс Женьку в дом и, уложив на диван, попытался раздеть, но бывшая жена захрипела и зашлась в истерике:

— Не трожь меня! Гад! Сволочь! Всё, всё из-за тебя! Ненавижу-у-у-у-у! — она захлебнулась в рыданиях.

— А ну, замолчь! — на пороге комнаты появился Пашкин отец — Платон Данилыч Ракитин. — Замолчь, говорю! А не то — собирайся и иди, откуда пришла. Мы люди хоть и простые, но с дерьмом себя мешать не позволим. Мать, ну-ка глянь, чего это с ней, да раздень, а то, ишь, увалилась на диван в сапожищах.

Пашкина мать, Елена Павловна, засучив рукава халата, ловко стянула с Женьки куртку, попутно пощупав ей лоб и шею:

— Э, девка, да ты горячущая, как самовар! Павка, кинь куртку в прихожку, да не на вешалку — на пол грязищу такую! — и снова кивнула бывшей невестке: — Давай ногу!

Ухватив сапог за пятку, слегка потянула — сапог сидел плотно, как влитой.

— Эт чё такое? Ноги у тебя от холода распухли, что ли? — бывшая свекровь рванула, что было сил — сапог соскочил. В ноге у Женьки затукало.

— Второй давай! — Елена Пална дёрнула от души и неожиданно в обнимку с сапогом отлетела на середину комнаты: − Чтоб тебя! Бли-и-ин, локоть зашибла!

В сердцах плюнула в сторону бывшей невестки:

− У неё ещё и ноги разные! Павка, сбегай за сватьей — пусть вызывает скорую или милицию и забирает свою дефектную, куда хочет.

* * *

— Да, ночка удалась! — Платон Данилыч ладонями потёр лицо. — Ладно, хоть завтра суббота — отоспимся. Ну, что, мать, давай по рюмочке, а то не уснём! Пашка, тащи рюмашки из серванта. И графинчик прихвати с кедровой. А ты, мать, сальца организуй, грибочков, капустки с огурчиками. Чай, не алкаши — без закуски пить…

С удовольствием окинув взором стол, главным украшением которого был породистый хрустальный графинчик с такими же рюмками, при взгляде на который можно было понять, что когда-то семейство Ракитиных знавало и лучшие времена, Платон Данилыч разлил собственноручно изготовленный и настоянный на кедровых орешках самогон:

— Ну, что? За избавление от этой напасти! — одним глотком опрокинул рюмку в горло и закусил ароматным рыжичком, предварительно сдобрив его лучком и сметанкой. — Я вот только, сынок, одного не понял: в чём это ты перед женой своей бывшей виноват-то? Ну, что ненавидит она тебя — это понятно! Не о том она мечтала: ещё с зелёных соплей о царевиче-королевиче грезила! Но ведь не силой же она за тебя пошла! Или мы с матерью чего не знаем? — Платон Данилыч налил по второй и жестом предложил сыну выпить.

Пашка, в душе которого уже давно накипело и наболело, проглотил шестидесятиградусный самогон, как воду, и рассказал всё: как любил Женьку с самого детского сада, как верным пажом таскал за ней портфель в школе, как следом за любимой отправился в Пермь, как отвалил ведьме бешеные тысячи за приворотное зелье…

— Так я не понял, — отец сочно захрустел квашеной капустой, — ты ей, что ли, рассказал про этот приворот?

— Да что ты, пап, как можно?..

— Да, Пашка, — расчувствовался отец. — Вот я все эти годы думал, в кого ты у нас такой дурной?! А теперь точно вижу: в мамашку свою! Подумай сам: как Женька может ненавидеть тебя за то, чего не знает? — Ракитин-старший опрокинул ещё одну рюмочку. — Ну да разберёмся, и беду эту поправим, и мозги тебе на место поставим: как приворотила, так и отворотит! Клин клином вышибают — не нами придумано! Где, говоришь, живёт твоя ведьма?.. Послезавтра смотаемся в Пермь. А теперь — всем спать!

* * *

Ноябрь 2006 года, Пермь.

В воскресенье Платон Данилыч и Пашка стояли перед огороженной стоянкой для машин — с будочкой и шлагбаумом — всё, как положено! Только торчащие местами голые кусты акации подтверждали, что это — то самое место.

Попросив у охранника стоянки прикурить и угостив его сигаретой, Платон Данилыч спросил:

— Слушай, а тут, вроде, дом стоял? Небольшой такой…

— Ну, ты вспомнил, — охранник закашлялся и сплюнул в сторону. — Тут уж года два, как эта стоянка. Раньше-то я эту стройку сторожил, потом сюда перешел. А дом тут, верно — стоял. Только он давно расселённый был: не жил там никто…