Лагерь

Владислав Максимович Бахтин, 2021

Россия в своём историческом развитии переживает глубокий кризис. Кто сможет ей помочь? Четверым подросткам 14-15 лет, чьё сознание свободно и способно к неожиданным решениям, придётся создать проект «Счастливая Россия будущего». Смогут ли они справиться с заданием, которое не по плечу сильным мира сего? Четверка, сама не ведая того, станет участником операции под кодовым названием «Лагерь».

Глава 4

Я

Мы проводили взглядом Ксюшу. Немного помолчали.

— У меня есть семечки ― от дорожной скуки. Будем? ― предложил я.

— Давай, ― поддержал Лев. ― Сейчас кулёчки из поездного журнала скручу.

Начали грызть, поглядывая за окно. Мимо проносились печальные российские селения: разваливающиеся дома, с антеннами-рогами, пыльные заборы из колышек, с сохнущими на них банками.

— А ты чем поразишь наше воображение? ― спросила у меня Оля.

Я задумался. Родословную свою я, как человек увлекающийся историей, раскопал до шестого колена, не ниже. Никаких великих людей, вошедших в великую историю России, не было. Все обычные. Сначала безграмотные крестьяне, которые выучили некоторых особо способных из своего помёта детей, те, в свою очередь, выучили своих. Появились врачи, учителя, инженеры, лётчики, коммерсанты. Род и по отцовской, и по материнской ветке оказался интеллектуально потенциальным. Хотя были и тупиковые ветви развития: спившиеся, повесившиеся. О ком рассказать? О прадеде-ветеринаре, который прошёл три войны? О дедах? Да, один пензенский музыкант-композитор, другой народный самородок, который может рисовать, выжигать, чеканить, строить? Я, конечно, всеми ими горжусь, но, в каждом роде есть такие. Весь мой род ― это и есть неприметные люди России, её окаменевшие моллюски, труженики, выживавшие каждый в своё время кто как мог и кто как понимал. Моя мама? Мама, конечно, уникальный человек. И не только потому, что она моя мама, а потому, что она для меня стала первым и самым главным учителем. По профессии она преподаватель русского языка и литературы. И всю свою жизнь она только и делала, что учила и училась. Пятнадцать лет она проработала в школе. Однажды она нам с папой заявила, что не нужна России, что не на такую профессию училась, в которой не сердце отдаёшь детям, а только бессмысленные тонны отчётов пишешь, переводя на них русский лес. Окончила аспирантуру, защитила диссертацию и стала работать доцентом в московском частном вузе за смехотворную зарплату, которой ей хватало, как она говорила, на то, чтобы доехать из Жуковского до института, пообедать там и вернуться домой. А, да, ещё на колготки. Потом я пошёл в школу. Меня некому было забирать, водить на разные кружки и секции. Семья приняла решение ― надо увольняться. И всё своё могучее образование она обрушила на меня. Я не жалуюсь, просто ну не рассказывать же о том, сколько мы с ней вместе книг прочитали, какие вместе фильмы просмотрели и обсудили, в каких театрах побывали, да и вообще, как много мы путешествовали по России: по музеям, усадьбам? Теперь она занялась репетиторством. Конечно, это не её размах. А сколько таких же учителей с подрезанными крыльями оказались не у дел? Ну не могут они смириться с тем, что делают с российским образованием и изменить ничего не могут. Поэтому уходят из школ и занимаются частной практикой. Повезло же тем немногим ученикам, на чьём пути они проявились! Мне не просто повезло, а посчастливилось. Конечно, мы иногда искрим. Потому что у нас у обоих наступил переходный возраст: у меня свой, у мамы свой. Но мы можем договариваться.

Так. Об этом я, конечно, рассказывать не стану. А ещё о чём? О папе? У меня три отца. Ха-ха. Родной, крёстный и биологический. Родной с детства рядом, заботится обо мне и о маме, любит нас, а мы его. Он создал все условия, чтобы мы были счастливы. И мы счастливы, потому что нам всем вместе хорошо. Конечно, воспитание определяет не всё, далеко не всё. Генетика порой вмешивается, и тогда мама заламывает руки, причитая, говорит, что рожать надо от любимого человека, чтобы не видеть потом в своём ребёнке нелюбимого мужчину. Пожалуй, несколько слов можно рассказать о биологическом отце. Это необычный персонаж.

— Воображение ваше я не поражу, но, чтобы вы имели представление, какая во мне течёт кровь, вот что расскажу. Моя мама ― учёный филолог, поэтому господа Гоголь, Достоевский, Толстой ― это не просто писатели, которые жили когда-то, а люди, которые давно уже живут в нашей небольшой квартире, и даже претендуют на квадратные метры. Вторая клетка, в виде сперматозоида, мне досталась от доктора исторических и философских наук, который попутно окончил Московскую духовную семинарию, а затем академию. Он не захотел становиться священником, то есть батюшкой, поскольку уверовал, что Бога нет.

— Ох ты, лихо! ― заметил Лев.

— Ничего лихого, потому что из стен духовных учреждений по статистике 2-3 % выходят атеистами. Ну да Бог с ними.

— Ты знаешь этого, своего биологического? ― поинтересовалась Ольга.

— Знаю, иногда с ним встречался. Он вообще всех своих детей пытается держать в поле зрения.

— И много у него детей? ― полюбопытствовала Оля.

— До твоего деда ему далеко, но двоих я знаю. Он как кукушка, точнее, кукушан, свои яйца раскладывает по разным гнёздам и наблюдает, что из этого получится.

— Осуждаешь? ― спросил Лев.

— Нет, что ты! У меня всё в детстве сложилось хорошо.

— А сейчас он где?

— Прошлую зиму провёл в Тунисе, а потом перелетел на Сицилию, да там его коронавирус и застал. Из страны не выпустили. Насколько я знаю, недавно он получил политическое убежища у итальянцев.

— Не поняла, зачем ему убежище? В России не прижился? ― спросила Оля.

— Там какая-то мутная история с РПЦ произошла. Он создал свой частный вуз. Кто-то из высокопоставленных попов поставил условия, что надо делиться. Делиться было нечем, потому что всё, что зарабатывал, оседало в карманах министерских чиновников: он лицензию выбивал для вуза. Завели дело, долго его водили за нос, потом и вовсе подставили. И он бежал из страны, прихватив только сменное бельё.

— Прикольный тип. Так что, в России ему не рады? ― заключил Лев.

— Да. Стоит ему только пересечь границу, как его тут же посадят. Поэтому он человек мира. Говорил, что не жил только в Антарктиде.

— А на что он живёт? Алименты платит? ― со свойственным девочкам практицизмом поинтересовалась Ольга.

— Не знаю на что. Организовывает какие-то онлайн-конференции, издаёт книжки, словари. Работает мозгами. Алименты не платит, мне во всяком случае. Мама моя, хоть на него и гонит, но по-человечески сочувствует, говорит, что другой на его месте давно бы пропал и сгинул, а у этого жажда жизни велика. Барахтается. Один против всего мира. Не знаю: развлёк вас своей историей или нет, ― заключил я.

— Понятно только одно, ты ― не дурак, ― пошутила Ольга.

— И на том спасибо, ― поблагодарил я Ольгу.

В этот момент дверь купе отворилась и на пороге появилась возбуждённая Ксюша.

— Всё, что тут происходит, до того странно, что просто требует объяснения.

Ребята уставились на девушку. Та продолжила:

— В соседнем купе едут ребята-генетики, в следующем ― физики, есть ещё химики, математики, а по разговору других я даже не поняла кто. И все уже подружились, у всех общие интересы, решают какие-то свои проблемы. Одним словом, атас. Но! Вопрос в том: кто мы? Почему нас посадили в одно купе? Не кажется ли вам, что всё это странно? И прекратите грызть эти семечки, как старики на завалинке.

— Ксюша, тут такое дело: семечки, как секс, пока не кончишь ― не успокоишься, ― храбро пошутил я.

— Фу, пошлятина какая, воцаповской рассылки начитался?..

— Нет, мужики в походе научили, ― перемигнувшись со Львом, рассмеялся я.