Ермак. Тобол-река

Владислав Клевакин, 2023

Конец 16 века. Сложное и тяжелое время. Западные границы Руси терзают поляки и ливонцы. Южные рубежи тревожит набегами Крымский хан. И только на востоке, у берегов Камы, за Камнем: для Руси открывается новое великое царство. Но сумеет ли казачий атаман Ермак покорить его, сам не сгинув в бесконечных просторах Сибири.

Строгановы: Аки Христос посуху

Аки Богородица явила миру Спасителя, так и ясно солнышко поднялось из-за Урал-камня, окрасив мрачные деревянные скаты крепости-острога Орел-городка в золотой цвет своими теплыми летними лучами. Закукарекали на подворьях петухи, забрехали во дворах псы, провожая хозяев на труды праведные. Уже почти сто лет был Орел-городок оплотом власти торговых людей Строгановых и русской экспансии по всей Камской Перми.

На старой деревянной пристани, что стояла на излучине Айвы, было непривычно шумно. Бурлаки, тянувшие баржу с хабаром по реке, стояли на берегу, о чем-то оживленно спорили и ругались. Максим спустился ближе и прислушался.

— А я тебе говорю, видел всадника. У самой реки. Коня поил.

— Брехун ты, Брошка, — усмехнулся старый бурлак и ударил бедолагу тонким прутом по голове.

Бурлаки взялись дружным смехом. Брошка, не на шутку разозлившись от такой досады, выхватил из рваной наплечной сумки деревянную ложку и в ответ ударил старого бурлака по лбу. Ссора готова была перерасти в потасовку.

— Видел, говорю, клянусь Николаем Угодником! — Брошка вскочил с пня и засучил рукава, готовясь к драке.

Старик отвернулся:

— Все равно трепло.

Ватага бурлаков опять взвилась дружным смехом.

— О чем спорим, молодцы? — Максим спустился к ватаге. — Али веревку не поделили?

— Барин, — бурлаки дружно встали и отвесили поклон.

— Так о чем спорим?

Бурлаки вытолкнули Брошку вперед.

— Говори, не робей.

Брошка пригладил ладонью взъерошенную рыжую копну волос на голове.

— Тащили когда баржу, намедни у поворота видел конного татарина.

— Да брешет он, — встрял в разговор один из бурлаков. — Всю дорогу тихо было, иначе бы налетели нехристи, продыху не дали.

— Погоди, не встревай, пусть доскажет. — Максим сделал Брошке знак.

Брошка кивнул и продолжил:

— Так у поворота, где заливчик небольшой, татарин спустился к реке, коня поил. А как увидел, что я его заметил, сразу в лес сиганул.

Максим задумался:

— Пожаловали гости. Одного всадника видел?

— Одного, одного… — И Брошка закивал головой.

Максим посмотрел на другой берег Айвы.

— Тут они не пройдут, переправы нет, да и к реке им всем не спуститься, значит, татары перейдут ниже по течению.

Противоположный берег реки и впрямь был усыпан небольшими скалами, поросшими лесом, и река в этом месте была глубокой. Течение ровное, спокойное, оттого и глубокое.

— Ну, отдыхайте пока, но нужно будет товар в крепость перенести, пока татары не нагрянули.

— А так чего им торопиться-то, — весело произнес один из бурлаков, — знают, поди, нехристи, что в крепости пушки есть.

— Пушки-то есть, — подтвердил Максим, — да только всех пушек может не хватить.

— Оно верно, — согласился бурлак. — А ну, ребята, кончай перекур, айда товар с баржи сгружать.

Максим махнул рукой. На башне крепости его сигнал заметили и выслали несколько подвод с посадскими людьми. Пока разгружали с баржи и грузили на телеги, Максим отозвал Брошку, чтобы потолковать о происшествии поподробней. Рядом с младшим Строгановым стоял всадник, готовый рвануться по первому приказу, неся вести о татарском налете в Канкор и Чусовские городки. Но татар пока не было. А молодой бурлак Брошка мог и ошибиться. И все же надо бы быть настороже.

Три месяца прошло, как государева грамота ушла на Волгу к атаману Ермаку. Придет ли Ермак Тимофеич? Эта мысль терзала сердце Максима. Он уже самолично собрал двести пятьдесят рейтеров из немчуры, беглых стрельцов и прочего сброда, вооружил их в подмогу казакам. Сейчас рейтеры столовались в Орел-городке, принося ему некоторые убытки. Мало того что это разномастное воинство жрет, пьет да у девок посадских подолы задирает. Брат в Канкоре тоже людишек в подмогу Ермаку собрал.

Разгрузку баржи закончили. Максим удовлетворенно хмыкнул:

— Под защитой стен груз сохранится да прибыль принесет в свое время.

Он вернулся в крепость. На мощеном дворе у посадского кузнеца Савки шла потасовка. Несколько здоровых мужиков прижали худого рыжего паренька к срубу крепостной башни. Парень, схватив оглоблю, отчаянно размахивал ею, стараясь не подпустить противников ближе. Максим сразу узнал задиристого молодого Брошку. Положение бурлака становилось все отчаянее. Один из посадских зашел Брошке сбоку и отбил его жердь ударом такой же палки. Толпа кинулась на паренька.

«Сейчас уделают до смерти», — мелькнула мысль у Максима.

Он разом подскочил к нападавшим и рванул одного из них за воротник рубахи. Налитые яростью глаза мужика, увидев перед собой хозяина, тут же смиренно опустились.

— Стоять всем! — закричал Максим.

Мужики остановились и повернули головы.

— Максим Яковлевич, — смиренно пробурчали посадские.

Их воинственный пыл сразу слетел, и они склонили головы. Брошка, увидев Строганова, с которым давеча разговаривал, сразу повеселел.

— Что натворил он? — спросил Максим.

— Да до дочери его дорывался, — хмуро ответил один из посадских, указывая на мужика, стоящего рядом.

— И как, дорвался? — усмехнулся Максим.

— До батогов дорвался, — улыбнулись посадские.

— Ступайте с Богом, мужики!

Максим подошел к Брошке.

— Дурья твоя голова, ведь убить могли.

Брошка выпустил из рук жердь и сел, прислонившись спиной к бревнам стены.

— Могли, барин, — улыбнулся он. — Да только я просто так не дамся.

Максим усмехнулся:

— А ты боевитый парень.

— Как есть, барин! — Брошка посмотрел на башню. — Чего только толку, лишь лямку тягать.

— Пойдем со мной, — улыбнулся Максим.

— Куда еще? — покосился на него Брошка.

— К делу тебя приставлю.

Двор Максима Яковлевича стоял в центре Орел-городка. Огромные тесаные бревна образовывали внутреннюю крепостную стену, за которой стояли двухэтажные хоромы. Хоромы младшего Строганова также не отличались особым изяществом. Все было построено таким образом, чтобы можно было держать осаду, даже если внешняя крепостная стена падет. Под хоромами были вырыты подвалы, в которые можно было заехать на лошади, спустившись к воротам по дощатому помосту.

Зайдя во двор, Максим, окликнул мужика, возившегося с чем-то внутри оружейного сарая. Прохор, мужик, управляющий оружейным и пушечным зарядом в поместье младшего Строганова, тут же подбежал к хозяину и поклонился.

— Слушаю, Максим Яковлевич.

— Вот что, Прохор… — Максим толкнул Брошку вперед. — Даю тебе парня, обучи огнестрельному искусству и как с саблей управляться.

Прохор молча кивнул. Он уже понял, для чего Максиму нужен этот рыжеволосый парень.

— Ну, иди с Прохором и будь расторопней, ежели лямку вновь тянуть не хочешь.

Брошка улыбнулся и шагнул навстречу Прохору.

— Пошли, вояка… — И Прохор показал Брошке, куда идти.

* * *

Спустя один месяц Ерофей постучался в массивную дверь.

— Заходи, — раздался грубый мужской голос.

Брошка толкнул дверь и очутился внутри просторной горницы. У открытого окна стоял стол, заставленный всякими яствами. За столом сидели несколько мужиков. Двоих Ерошка признал сразу: Максим Яковлевич и брат его Никита из Канкора. Трое других ему были незнакомы. Особенно выделялся из них чернобровый статный мужик с роскошной бородой. Он словно сошел с ликов святых икон. Его карие глаза излучали силу духа и в то же время душевное доверие. В отличие от других сидевших за столом людей бородатый мужик не участвовал в их разговоре. Он лишь коротко отвечал на задаваемые ему вопросы.

— Заходи, Ерофей… — Максим дал знак стоящему в дверях парню.

Ерофей осторожно прошел в горницу, но сел за соседний пустой стол. Максим налил из кувшина медовухи в железную кружку и кликнул служанку:

— Евдокия, подай гостю.

Толстоватая служка, виляя упитанной задницей перед гостями, взяла кружку и поставила Ерошке на стол, также на его столе оказались солонина и пироги с капустой. Брошка расстегнул ворот рубахи и перекрестился.

— Пей за гостей наших! — Максим поднял бокал. — Вот по правую руку от меня — Ермак Тимофеич, знатный казачий атаман. А по левую руку тоже атаман, только рангом поменьше. — Максим рассмеялся. — Поменьше, да кусает столь же ладно.

— Ладно тебе, купец, — проревел второй атаман. — Иван Кольцов я.

Максим вновь наполнил кубок вином и показал на Брошку.

— Вот человек мой доверенный, с вами, казаки, пойдет.

— Соглядатаем твоим, а, Максим? — усмехнулся Иван Кольцо. — Не доверяешь?

— Обижаешь, атаман, — улыбнулся Максим. — С бурлаков парня взял. Обучил с саблей и пищалью обращаться. Пусть в деле себя покажет, а вернется живой и со славой, к себе на службу возьму.

— А не жалко тебе человека своего? — подал голос Ермак. — Дело сложное, чай, не крестный ход.

Максим опрокинул стакан:

— Знаю, атаман. Такова воля государева.

— Знаем мы, чья это воля! — прохрипел уже захмелевший от вина Кольцов. — Ты же, Максим, с братом своим и ездил в Москву с грамотой к царю.

Максим и Никита переглянулись.

— То верно, казаки, и не скрываем. А доколе татарам деревеньки наши жечь да люд православный в полон угонять? Давеча на Чусовой три хутора да с десяток выселок разорили басурмане. Всех порубили, даже детишек. — Максим отвернулся и сплюнул в открытое окно. — Да и пора вере Христовой за Урал-камень прийти.

— Про веру верно молвил, Максим! — Ермак поднялся со своего места. — Но и карман свой не забыл.

Максим рассмеялся:

— Так и вы, казаки, что возьмете в тех местах, все ваше, ну акромя земельки, конечно. Земля, она государева, разумеется.

— Складно поешь Максим, ох и складно… — Ермак осушил бокал. — Припасов сколько дашь?

Максим взял с тарелки щепоть квашеной капусты и отправил в рот. Капуста захрустела у него на зубах.

— Все берите. Себе для обороны городка оставлю немного, остальное — ваше. Вот те крест. — Максим и Никита встали из-за стола и, повернувшись к иконостасу, трижды перекрестились.

— Добро, купцы! — прогремел Ермак. — На том и порешим, да собираться в поход будем.

— Иван, принимай к себе молодца! — Ермак указал на Брошку.

Казаки сидели на бревнах, тихо переговариваясь между собой. Грядущая экспедиция несла в себе не только большие риски, но и хорошие прибыли.

Ермак и Максим стояли на пристани, наблюдая, как казаки и челядь грузят на струги пушки и заряд. Небо затянуло тучами, и накрапывал мелкий дождик. Камское лето было влажным и холодным, совсем не таким, как на Волге и Яике. Несколько стругов вытянули на берег, и посадские смолили днище. Из крепости приехали еще несколько подвод с порохом и пушками.

— Кажись, все, — довольно хмыкнул Максим. — Считать будешь? — Он повернулся к Ермаку.

— Да чего уж там, — буркнул Ермак. — И так вижу, что слово свое сдержали. Тепереча и наш черед.

Максим подошел к подводам и проверил, как укрыт порох. На одной из телег он заметил, что полог, укрывавший груз, был небрежно закинут сверху. На пищали тонкой струйкой стекала вода.

— Я тебе что говорил? — Он ударил кончиком жезла прямо в лоб сидевшего на подводе мужика. — Порох и оружие укрывать лучше.

Мужик жалобливо скуксился:

— Прости, барин. Виноват.

Он спрыгнул с подводы и начал заделывать щели.

— Еще денька три, и пойдем… — Ермак подошел к стругам на берегу.

— Сколько еще чинить? — спросил он у мастера, руководившего ремонтом.

— Дня два, и управимся, — пролепетал мужик.

— Дай-то Бог, — отвернувшись, ответил Ермак.

Он прошел вдоль остальных стругов и осмотрел уже проделанную работу. На колокольне в Орел-городке зазвенел колокол, призывая посадских к вечерней трапезе.

Ерошка и Иван Кольцов сидели на бортах стругов и смотрели в темные воды Айвы.

— Сам-то откуда? — спросил Иван.

— С Москвы.

— Вот так да! — удивился Кольцов. — Был я давеча в Москве, в гостях у царя.

Ерошка улыбнулся:

— И как тебе царь?

Кольцов сначала ухмыльнулся, а потом произнес:

— Цари, они, Ерофей, все одинаковы. Сначала в гости зовут, а потом на цепь садят.

Он произнес это так, словно побывал в гостях у всех царей в мире и на основании своего горького опыта сделал такой вывод.

— Пошто на цепь-то? — В глазах Брошки мелькнуло изумление. — Натворил чего?

— Натворил… — Иван кивнул головой. — Натворил, да так, что устал расхлебывать. Ложка мала оказалась.

Ерофей опустил голову:

— Жалеешь, что пошел в гости к царю?

— Тут, Ерофей, жалей, не жалей, а идти надо, иначе спустит царь шкуру да на забор вывесит, — горько молвил Кольцов.

— Ну, дай Бог, обошлось… — Ерошка перекрестился.

— А ты из чьих в Москве будешь? — спросил Иван.

— Из посадских я, — ответил Ерофей. — Колыванов сын. У бати моего строительная артель.

Перед глазами у Кольцова всплыл знакомый образ Марьи, которая заботливо выходила его после царских казематов.

— А сам как здесь оказался? — продолжал расспрос Иван.

— Да как оказался, — горестно заметил Ерофей, — связался с ватажниками лихими. Ходил за Урал-камень вогульские святилища брать.

— Ну и много богатств набрал? — усмехнулся Кольцов.

— Да вот на бурлацкую лямку и натянул? — горестно произнес Ерошка.

— Знаешь дороги за Камнем?

— Не, — Ерофей помотал головой, — мы по зиме ходили, на нартах и оленях. Места там дикие и непроходимые, только олени вывезут, с лошадьми пропадешь.

— Ну не скажи, — рассмеялся Кольцов, — хороший конь везде вывезет, это я как вольный казак тебе говорю.

— Тут уж как повезет, — заметил Ерошка.

— Ладно, Ерофей, айда ужинать, — подмигнул Кольцов, вставая с борта струга. — Делов много завтра у нас.

Иван Кольцов не стал рассказывать Ерофею Колыванову, как очутился в их доме после царских подвалов, как сестра его Марья заботливо выходила изувеченного казака. Придет время, расскажет. А пока он возьмет под опеку младшего Колыванова. Мелентий будет рад, что сына к делу приставил.

В старой часовне, что у восточной стороны крепостной стены, раздавалось зычное пение священника. Казаки, сняв папахи и шапки, молча стояли, склонив головы. Священик, сотворив очередную молитву, снял с аналоя икону святого Георгия и стал обносить ее меж казаков.

Три раза перекрестившись, Максим вошел в храм. Ермак стоял посреди своих воинов, воздев взор на иконостас.

— Ермак Тимофеич, — Максим дернул его за полы кафтана, — дело важное.

Ермак скосился на Строганова и буркнул:

— Ну, чего еще?

— Крестьяне с хутора поймали татарина.

— Разведчик, что ли? — удивленно прошептал Ермак.

— Нет, — улыбнулся Максим, — заплутал и вышел на хутор. Тут его мужики и повязали. Ослаб совсем.

— А куда ехал?

— А пес его знает.

— Пошли. — Ермак, перекрестившись, потянул Максима за собой.

Унемэ сидел в горнице со связанными за спиной руками. Крестьяне надавали ему хороших тумаков.

Ударили жердиной по руке так, что левая рука отсохла. Накинули петлю и сдернули с коня. Умение метко стрелять из лука и ловко орудовать ножом ему не помогло. Скрутили, словно пойманную в силки куропатку.

Вокруг было темно, лишь свет свечи на большом тесаном столе освещал пространство вокруг. В дальнем углу, у самого потолка, на полочке с белым полотенцем стояли расписные дощечки.

«Бог московитов», — он понял это сразу, как увидел их.

Двери внизу скрипнули, и по лестнице загремели грузные шаги. Унемэ напрягся. Московиты… Выбитая рука до сих пор отдавала болью. Сердце бешено колотилось, но Унемэ не собирался в чертоги Номи-Торума. Он не затем проделал к московитам столь длинный путь. И разграбленное вогульское святилище не имело сейчас для маленького охотника значения. Он хотел вернуть то, что принадлежало ему по праву, кареглазую Эви. Карача должен получить по заслугам, даже если Унемэ придется привести московитов на вогульские земли.

Дверь распахнулась, и горницу ввалились три московита. Один из них подошел к столу и зажег все свечи. В горнице стало светло. Теперь Унемэ смог разглядеть их. Один из них, с черной бородой, был словно великан по сравнению с остальными. Через плечо у него был перекинут широкий ремень, на котором висела сабля. Другие же меньше ростом. Один из них вытащил из-под стола лавку и уселся на нее, расставив ноги.

— Это он, Ермак Тимофеич, — сказал московит, сидевший на лавке.

Московит-великан, которого остальные называли Ермак Тимофеич, подошел и склонился над связанным Унемэ.

— Кто таков? — словно проревел он.

Унемэ жестом показал ему, что не может говорить со связанными руками.

— Ерофей, развяжи ему руки и усади, — распорядился человек с лавки.

— Максим Яковлевич, опасно.

— Да куда он денется. Если уж мужики-крестьяне его с коня сами сняли.

— Ай да татарин, — рассмеялся Ермак, — с мужиками справиться не смог. Как Кучума собрался защищать?

— Я не татарин, — прохрипел Унемэ.

Лицо Максима Строганова приняло озадаченный вид.

— Как не татарин? А одежда и сабля были татарские. Ты чего нам заливаешь? Сейчас прикажу мужикам на конюшню тебя свести, всыплют плетей пятьдесят, быстро вспомнишь.

— Погоди, Максим, — прервал его Ермак. — Не татарин, говоришь? — Ермак посмотрел Унемэ в глаза. — И впрямь, — добавил Ермак, — морда-то не слишком татарская, хотя похожа. Спутать сдуру не мудрено. Так кто же ты? — повторил вопрос Ермак.

Унемэ растер затекшие от веревки руки и посмотрел на московита-великана. В его глазах не было ярости или злобы. Они больше напоминали глаза шамана. Добрые и мудрые.

— Я вогул! — ответил Унемэ. — Охотник.

— А к нам зачем пришел? — спросил Максим.

Унемэ покрутил головой.

— Дело у меня к московитам.

— Вот как? — удивился Ермак. — И какое же дело у тебя к нам.

Унемэ опустил голову, а потом вновь поднял ее и посмотрел на Максима.

— Знаю, что московиты на сибирского хана война идут. За Урал-камень на стругах.

— Ну-ну, — подначил его Ермак. — Откуда знаешь?

Унемэ усмехнулся:

— Ветер вогул принес.

— И татары знают?

Унемэ вспомнил: в деревню принесли весть, что татарский дворянин Улугбек вернулся из Бухары.

— Знают, — уверенно ответил Унемэ. — Мурза Карача посылал своего человека с посланием от Кучума в Бухару.

Ермак сел на лавку рядом с Максимом.

— Врет али не врет этот вогул, нам без разницы. Все равно пойдем. Да и куда там Кучуму против наших ружей.

— Верно, — ответил Максим, — но поторопиться надо.

— Да, мешкать не будем, — утвердительно кивнул Ермак.

— Эй, вогул, — окликнул Максим. — Так зачем к нам шел?

Унемэ выдавил из себя улыбку:

— Проводником у вас буду. Поведу по нашим землям до татарских улусов.

— Тебе-то с того какая корысть? — спросил Ермак.

— Мурза Карача продал в рабство мою невесту Эви. — Унемэ замолчал. — Люди сказали, ее с караваном увезли в Бухару. Я никогда ее не увижу больше. Я отомщу Караче. Вырежу его сердце и брошу его волкам.

Ермак наклонился к Строганову:

— Похоже, не врет вогул.

Максим кивнул:

— Похоже. Карача частенько грабил вогульские селения, а жителей отдавал в рабство. Не первый раз о бесчинствах Карачи от местных народцев слышу.

— Может, в помощь нам будут? — осторожно спросил Ермак у Максима Строганова.

— Кто и будет, а кто — нет. Иные племена с Карачей в дружбе. Ну, один проводник у нас есть.

— Да, ненависть — хорошее свойство. — Ермак пригладил густую черную бороду и посмотрел на Унемэ. — Как минимум одного кровника Карача себе нажил.

— Слушай, вогул, — Максим присел на корточки, — а какие еще из племен ваших с Карачей не в ладах?

Унемэ улыбнулся:

— До Камня можно смело идти. Люди Вотлы презирают татарского мурзу.

— Вверх по Чусовой на стругах пойдем до Камня, а потом волоком до Тагил-реки струги придется тащить… — Ермак развернул карту, где тонкими линиями были обозначены сибирские реки.

— Управитесь ли с волоком сами? — Максим удивленно посмотрел на Ермака. — Чай, не телеги из грязи тащить.

— С Божьей помощью! — Ермак повернулся к иконам и перекрестился. — Лес там же рубить будем. А где и его народец поможет.

— Поможет, а, вогул?

Унемэ кивнул. Московиты были его единственной надеждой вытащить Эви из рабства Карачи.

— Жиру в бочках достаточно заготовили. До Тагил-реки хватит. Обмажем бревна и как-нибудь с Божьей помощью управимся.

Конец ознакомительного фрагмента.