Секс дыбом

Владислав Картавцев, 2016

Я – голубой. Длинношерстный. Британский. Я – кот. И я не виноват, что слово «голубой» звучит неприлично. Цвет как цвет – ничем не хуже красного или зеленого. И я, если кому интересно, стопроцентный рафинированный кошачий натурал. Весом девять с половиной килограммов и с соответствующей биологией самца. Меня зовут Пан Чарторыжский. Смею утверждать, кто-то из моих предков когда-то проживал на территории Польши – давно, еще во времена, когда эта страна считалась срединной европейский империей (примерное лет четыреста – четыреста пятьдесят назад – так что имеете наглядное представление о моей родословной!). Я – чистопородный. Без вариантов.

Оглавление

Глава 3

Моя территория

Как сказано в анкете, наш дом расположен в дачном (коттеджном) поселке «Переделкино». Поселок вполне приличный, соседи — культурные, образованные и интеллигентные люди (некоторые даже с писательским прошлым — хотя таких мало). Часто по вечерам соседи устраивают коллективное чтение русской классики, я и тайком от хозяина (заругает!) пробираюсь послушать.

Мне нравятся:

— Чехов;

— Гоголь;

— Толстой.

Мне не нравятся:

— Островский;

— Чернышевский;

— Гончаров.

Пока не определился с:

— Достоевским;

— Куприным;

— Тургеневым.

Только прошу — не стоит презрительно шипеть в мою сторону — дескать: «Смотрите, какой невежда! Ему, видите ли, не нравятся вот эти трое — величайший русский драматург, революционер и литературный папа Обломова! Да гнать его взашей метлой — и близко не подпускать к высокой литературе!»

Хулителям меня отвечу:

Во-первых, всё сразу нравиться не может — иначе, ты не вдумчивый читатель или слушатель, ты дурак набитый три раза!

Во-вторых, я имею полное право на предпочтения — как свободное мыслящее существо! И не вам — ценителям чего-то там — меня упрекать!

В-третьих, слог, господа и дамы, слог! Он либо легкий, либо такой, как у Чернышевского — вязнет на зубах, и его невозможно заглотить! Нет, конечно, умом я понимаю, что то да сё — Чернышевский — наше всё, но увольте! Пусть его слушают почитатели его творчества, а мне и Чехова вполне достаточно!

В-четвертых, как будто специально, на Островского, Чернышевского и Гончарова подбираются такие чтецы, что уже через пять минут весь поселок мирно дремлет под их занудные голоса! Невозможно выдержать, невозможно воспринимать — зато отличное снотворное, после которого просыпаешься бодрым и полным сил!

Всё, устал приводить аргументы — четырех достаточно! Пора спрыгнуть с забора, лишив литературные посиделки своего аристократического присутствия, и познакомить вас с участком и коттеджем.

* * *

Земли при доме — двенадцать соток. Неплохо, учитывая ее местоположение и ценность!

Земля вся благоустроена — частично заасфальтирована, частично засажена деревьями и кустарниками, частично пересекается парковыми, выложенными камнем тропинками. У нас есть даже фонтан с бассейном — размером три на три. Иногда хозяин выпускает в него живых карпов — поохотиться! И что тут начинается!

Конечно, главный в семье охотник — это я! Хозяин так — иногда со спиннингом ездит на ближайшее озеро, платит деньги и сидит с утра до вечера на берегу, пьет пиво, делая вид, что что-то ловит, иногда — чистит ружье и отправляется на юг на недельку — пострелять бекасов и жирных фазанов. Но прибытка от него — ноль! Ни разу я не видел, чтобы он вернулся домой с рыбой или птицей — хозяин съедает трофеи (если они есть) прямо по месту добычи!

Совсем другое дело, когда в нашем бассейне плещутся серебристые тельца с плавниками — да, они считают себя рыбой, но я-то знаю, что вскоре «рыба» превратится в отдельные безголовые тушки. В безголовые потому, что голову я им отъем обязательно!

Летом, примерное один раз в две недели, по Переделкино ездит трактор с бочкой, и тракторист громко оповещает собственников и арендаторов домов, что он приехал и привез живую рыбу. Хозяин останавливает тракториста, закупает килограммов двадцать карпа (шесть-семь штук), и они с трактористом вдвоём выпускают карпов в бассейн. А здесь уже я собственной персоной — готов когтями и зубами доказать, что отношусь к смертельно опасной хищной породе!

Карпы, раздувая жабры, ныряют в воду и расслабляются — а я вспрыгиваю на бортик бассейна и притворяюсь неотъемлемой частью пейзажа. Жду, пока они ко мне привыкнут! Я лежу, не шевелясь, и высматриваю подходящую добычу — крупного самца-наглеца, что смеет с гордым видом плавать у меня в бассейне!

И вот — сладостный миг! Я резко выбрасываю вперед лапу с остро отточенными когтями, затем вторую, третью и четвертую, запрыгиваю на карпа верхом и передней парой лап вцепляюсь ему в морду, заворачивая к небу — чтобы карп, подлец, не ушел на глубину! Он, конечно, начинает истово биться тушей о бортики бассейна — нагоняя волну в жалкой попытке освободиться от моей смертельной хватки. Но не на того напал!

Никогда Пан Чарторыжский не позволит примитивной рыбе удрать — особенно если почувствовал пьянящий запах свежей чешуи! Никогда! Во мне уже проснулся и ревет дикий зверь — мои когти безжалостно полосуют плоть карпа, зубы ищут его яремную вену — перегрызть и испить крови! В этот миг я похож на мифического вурдалака — нет, я не похож, я он и есть!

Битва в разгаре! Волны бьют меня со всех сторон, я задыхаюсь от недостатка кислорода, моя нежная шерстка прилипла к телу и похожа на линялый палас, а я сам похож на бобра — только без ласт и без передних выступающих зубов. Мне приходится несладко, но цель — высшая цель охотника — влечёт меня вперед, велит мне не отступать и не сдаваться!

Рыба-карп упорна и жизнестойка. Это вам скажет любой любитель-рыболов. Добыть ее (особенно, в честной борьбе) ох как непросто, но зато если получилось, если смог, смело и по праву гордись собой и наслаждайся сочным мясом карпа в сыром, свежем виде!

Все мои четыре лапы и бессчетное количество зубов работают без остановки. Я — терминатор! Я — разделыватель и потрошитель! Я — ужас, летящий на спине карпа, и от меня нет защиты! Рыбе никуда не деться, уйти по течению, сбежать в омут она не может — заперта в бассейне! И в итоге я обязательно добьюсь своего!

Конечно, рыба — тупа! Никто не станет этого отрицать. Мозгов у нее хватает только на то, чтобы жрать и метать икру время от времени. Но зато (вследствие своего примитивизма) рыба бьется за жизнь до конца, не понимая, что цивилизованное создание давно попробовало бы испросить почетные условия капитуляции.

Вдруг — противник проявит уважение и согласится? Вдруг, он не беспощадный безжалостный убийца, а нормальный такой парень — улыбчивый и комфортный в общении? Да мало ли чего бывает — вдруг просто совесть заест и велит перестать наслаждаться конвульсиями бедной рыбки?

Но рыба тупа, и в этом ее беда! Она не просит пощады, не говорит кошачьим (или человечьим) голосом — и увещевать ее бесполезно. Она никогда не увидит во мне друга, никогда не поймёт, что я — носитель тонкой чувствительной натуры, и жалость, и милосердие часто стучаться в мое сердце! Поэтому — что? Правильно — нужно ее изловить, наказать и съесть!

Мал по малу, удар за ударом, укус за укусом — мои когти и зубы делают своё дело! По поверхности воды плавает содранная с карпа чешуя, кровавые мутные потеки пачкают бортики бассейна — я рычу и утробно вою, победа близка!

Минута, две, три — наступает агония. Карп (некогда полный сил и преисполненный чувства собственного достоинства) переворачивается брюхом вверх и всплывает, а я с непередаваемым, восхитительным, небесным удовольствием вонзаю клыки ему в голову — прямо в глаза и начинаю пожирать его, чувствуя, как жизнь покидает его! И ем его плоть, одновременно выпивая душу — о, я сам Дьявол!

Постепенно я начинаю замечать, что творится вокруг меня. По периметру бассейна установлены три видеокамеры (хозяин — обеспеченный парниша, он может себе позволить купить и три, и четыре, и пять — сколько захочет!). Камеры тщательно, не пропуская ни одного кадра, снимают меня и бедолагу-карпа во всех подробностях — с первых же секунд охоты. Женя заранее позаботился!

Кстати, коли уж пришла такая мысль — нужно мне как-нибудь заглянуть на Youtube — вдруг, я уже звезда мирового уровня, и благодаря мне Женя зарабатывает на пропитание?

Вдруг, у меня уже миллионы просмотров, вдруг, на моем имени уже раскручиваются рекламные кампании, а толстые миллионеры подсчитывают прибыля, скрепя гусиными перьями и тщательно записывая колонки цифр в бухгалтерские гроссбухи? Да — было бы неплохо осознать себя не только красивым, но еще и успешным, и мегапопулярным!

А насчет рекламной кампании — у меня есть чуть-чуть домашних заготовок — броских запоминающихся слоганов! И неважно — обращена реклама к котам или к людям — слоганы универсальны!

«Если Вы ленивы и хочется спать — две кварты пива, и по лесу гулять!»

«Если водки перепил — долой с фронта, уволен, в тыл!»

«Если две понюшки насвая показалось Вам мало — закати третью, главное, чтоб кайфа хватало!»

«Если в коньяке не увидели жизни смысла, лишь эмоциональные опилки — дело в производителе, купите правильный коньяк в дорогой бутылке!»

«Если виски не пошёл — значит, не односолодовый он, а так — пережженный свиной мосол!»

«Если текила с лимоном и с солью не катит — встаньте, отожмитесь — валяться на кровати хватит!»

«Если ликеры — апельсиновый и манго — достали вас, спуститесь в магазин — купите квас!»

Ну и как? Можно меня приглашать на ночной конкурс пожирателей рекламы? Я ведь совсем не претендую на главный приз — согласен на вторую или на третью премию для начала. Потому что чувствую, в рекламе должно быть не только отрицание, но больше позитива, например: «Самбука хороша, сука! Пьется легко, хоть и итальянское барахло!»

Впрочем, ладно! Не кошачье это дело — разевать роток на чужой вершок. Пусть Женя, если получается, зарабатывает на рекламе — главное, чтобы обеспечивал меня всем необходимым — в том числе и охотой!

Забыл сказать. После того, как с карпом покончено (и его пока что живые собратья прижимаются в страхе к бортикам бассейна), я вытаскиваю рыбину из воды и в три приема (с перерывами, поскольку карп уж больно тяжелый) уволакиваю ее к себе в «дворовую нору» — как называет Женя мой личный небольшой деревянный домик.

«Дворовая нора» — о трех этажах, обустроена в центре участка, метрах в семи от бассейна, и там я предпочитаю столоваться летом. И спать в тенёчке, овеваемый теплым мягким ветерком.

Кто-то может сказать, что «нора» похожа на собачью конуру — и этот кто-то навсегда будет вычеркнут из списка моих друзей (и даже знакомых). Некорректно и вызывающе сравнивать кошачьего аристократа голубых кровей из Британии с шелудивым блохастым псом — будь он хоть породистым бульдогом! Мы (я и собака) отличаемся во всём!

Коты никогда не пойдут в услужение человеку, мы гордые и независимые, и корм нам дают просто так. За наши неоспоримые достоинства, мягкость и красоту. А собака вечно просит милостыню, готова ради ласкового словца какой-нибудь барышни нырнуть в озеро за палкой, которую для нее туда зашвырнули, готова часами ждать хозяина возле магазина, привязанная за поводок к перилам. Мерзкое подобострастие налицо!

Но не стоит о собаках — слишком болезненная тема, боюсь, войду в раж, и тогда добрых полтора часа буду только о них и говорить! Об овчарках и пуделях, о догах и шпицах, о таксах и борзых! О — какое отвращение вызывают во мне эти особи! Вернусь лучше к «норе».

Она такая большая, что в ней может поместиться человек. Да, ему пришлось бы немного согнуться, чтобы влезть целиком, и расширить проход внутрь (особенно, если человек любит пончики и толстый), но это — единственные неудобства! Всё остальное — только плюсы.

Имеются в наличии простор, комфорт, уют и моё персональное жизненное пространство, предназначенное для уединения. Вы думаете, что коты — существа социальные, и собственное жильё им не нужно? О, как вы наивны и даже глупы! А как же интим, как погружение в грёзы, как спокойный восстанавливающий сон?

Как, наконец, желание слиться с тишиной и отстраниться от постоянной человеческой трепотни, выматывающей душу переходами от согласных букв к гласным и от шипящих звуков к звонким? Хозяйская кровать? Хороша! Но «нора» — лучше! Поэтому прежде чем утверждать что-либо насчет котов (с умным видом), подумайте — вдруг окажитесь в дураках, и над Вами будут смеяться!

* * *

Помнится мне, несколько месяцев назад к Жене (не к жене!) прибыла дама с роскошной персидской красавицей на руках. Красавицу звали Марианна — и она была та еще штучка!

Бытует (особенно среди котов моего круга) мнение, что персидки — взбалмошные, излишне щепетильные, излишне требовательные и вообще — ставят себя так высоко, что и не подойти! Ослепительно прекрасные да — но чтобы добиться от них благосклонности, нужно извернуться ужом (или же догнать и съесть ежа!). И уж, и ёж — согласитесь — пренеприятнейшие твари, и иметь с ними дело — бррр!

Но моя Марианна (говорю открыто — моя!) оказалась другой! Не взбалмошная (и т. д. по списку), но, напротив, отзывчивая, ласковая и дружелюбная. Вероятно, я покорил ее слёту — поскольку перед моими котовыми чарами невозможно устоять. И если бы я был кошечкой, то, завидев себя в зеркале, сразу завалился бы на спину и раздвинул лапы — бери меня, мой красавец-властелин!

Следует отдать должное Марианне и ее смекалке — она сразу поняла, кто настоящий хозяин в доме (а кто так — мебель), спрыгнула с рук дамы (ее звали Софа) и присоединилась ко мне.

В программе нашего вечера были:

— немецкие кошачьи котлетки (весьма недурственны),

— десерт сухим кормом (печенье и бисквит),

— три вида молока на выбор (плюс неограниченное количество воды — газированной и still),

— прослушивание симфонии падающей воды («Журчание фонтана в вечерних красках»),

— расслабляющий массаж и обоюдное облизывание на мягком одеяле в «Норе» — возможно, со всеми вытекающими дальнейшими действиями!

Забегая чуть-чуть вперед, скажу — что они (действия) состоялись, последовали, случились, накатили на нас асфальтоукладчиком, обрушились на нас, подхватили и понесли — бесконтрольно и бесшабашно!

Но всему свой черёд.

Прежде чем сблизиться, каждая воспитанная кошечка должна понять, кто ее ухажёр (а посему процесс ухаживания со стороны сильной кошачьей половины должен быть благопристойным и уважительным). Куртуазным, я бы сказал.

В части ухаживания у галантного кавалера есть неоспоримое преимущество перед простонародным Ванькой — подвальным или помоечным — который ничего, кроме грубой силы и не менее грубых солдафонских шуток и замашек в процессе знакомства не использует. И, следовательно, ему никогда не покорить сердце рафинированной красавицы — она лучше вместо «Гурме» съест дохлую ворону!

Ко мне это не относится, я не Ванька (не Васька), я — Пан Чарторыжский и знаю, как и каким образом заслужить благосклонность персидки! И я это доказал.

После немецких котлеток и десерта я увлек Марианну к «Журчанию фонтана». Подсвеченные закатом струи воды выстреливались вверх и опадали в бассейн, создавая великолепную романтическую атмосферу.

Закатное солнце удлинило тени, вечерня тишина спустилась на «Переделкино», мы застыли рядом — хвост к хвосту — и слушали, слушали пространство вокруг. Марианна была настолько очарована, что даже перестала моргать. Я понимал ее чувства — и я сам не остался равнодушным!

Мы не издавали ни звука — мурлыкать и мяукать не хотелось, наше сознание объединилось с вечностью, и мы плыли по ней, впитывая красоту и гармонию мира — солнце, воду, сумерки и тишину! Уверен, если бы сейчас нас видел Мопассан, он бы создал свой лучший роман, а Шишкин написал бы лучшее полотно — «Вечер в саду в Переделкино».

К сожалению (а может, к счастью), очарование момента длилось недолго. Тьма сгущалась, краски постепенно тухли, и я вполголоса предложил Марианне заглянуть ко мне. Она согласилась без колебаний — видимо, моя куртуазность уже проделала брешь в ее чувственной обороне.

Что касается меня — я погрузился в необычное состояние — состояние отрешенности и безоговорочного принятия всего — что бы дальше между нами не произошло. Согласие так согласие, отказ — так отказ, тривиальное предложение «остаться друзьями» — я готов был принять всё, и принять с благодарностью. Я стал мягким, нежным и забыл, что я зверь!

Марианна влияла на меня чудесным образом. Мой первоначальный кураж куда-то испарился — я даже (о горе мне!) на несколько мгновений подумал, что быть кошечкой — примерное, так же приятно, как и котом, и не устыдился своих мыслей!

Интересно, что сказал бы по этому поводу старина Фрейд — хотя я лично с ним незнаком. Уж, наверное, представил бы на всеобщее обозрение одну из своих теорий: «Смотрите, птицы-звери, вот что бывает!»

«Возьмем кота и внушим ему, что он — кошка. Заставим поверить, что он кошка — покажем ему научно-познавательные фильмы о том, что он кошка, прочитаем ему лекции о том, что он кошка, а затем — повяжем на него розовый бантик, наденем на него гульфик и юбочку — и так отпустим пастись на просторе. И проследим, какие трансформации в его психике произойдут».

Вот будет потеха! Невероятный простор для анализа — масса экспериментальных данных, целые поля для исследований — и даже можно защитить несколько докторских диссертаций на тему: «Как из кота сделать кошку — и наоборот».

Фрейд был силен — ничего не скажешь! Жаль только, что прожил мало и не смог разобраться в половых фантазиях котов. А то бы, я уверен, четко и конкретно объяснил мне, что же со мной произошло рядом с Марианной, как это воспринимать, и как ко всему этому относиться. Поскольку если не объяснить, то становится жутко — а вдруг тяга превратиться в кошечку — это навсегда?

Но чур! Гнать подальше такие мысли — гнать, ощериться, отказаться! Всему миру заявить, что я — кот, и останусь им навечно.

Уф! Кажется, отпустило! Страх превратиться в создание противоположного пола вышел из меня толчками — я несколько раз дернулся, стиснув зубы — Марианна вопросительно посмотрела на меня своими прекрасными зелеными глазами — и я через силу улыбнулся. Марианне совсем ни к чему знать о борьбе, что развернулась у меня внутри — приватное и только моё!

* * *

В Норе было тихо и очень по-домашнему. Спокойствие и одновременно защищенность брусовыми стенами — что еще нужно для создания доверительной обстановки?

Толстое одеяло (недавно заботливо постиранное очередной гостьей хозяина) пахло альпийской свежестью и ароматами горных трав. И самое приятное — концентрированный химический запах порошка уже выветрился — на одеяле можно было не только спать самому, но и пригласить кошечку разделить ложе.

Дважды упрашивать Марианну не пришлось — она легла и лизнула шерстку на моем животе. Я тихо икнул, потом вздрогнул, а потом у меня подкосились лапы, и я завалился на бок — подставляясь так, чтобы ей было удобнее.

Если бы я был вепрь или волк, я бы завыл от страсти! Или, оставаясь самим собой, мяукнул бы так громко, что крыша Норы обрушилась бы на нас двоих и погребла обоих под руинами вечной любви. Но нет! Несмотря на крупную дрожь желания, охватившего меня, я помнил, что ответственность за наши судьбы лежит на мне, поэтому — никаких резких движений, никаких сорванных крыш и никаких развалин, больно бьющих по голове.

А Марианна улыбалась — я видел это в темноте. Она, конечно, понимала, какие муки я испытываю — ведь оказаться в объятиях такой красавицы мечтает любой кот (но только не любому дано)! Она мягко успокаивала меня лапкой, время от времени покусывая мне ушки и проводя там, где я чувствовал наибольшее возбуждение!

Уф! Даже вспоминая это, меня трясет! Хотя с момента нашей встречи прошло уже больше двух недель, я всё еще не могу успокоиться — и фантомные картины нашей близости заставляют меня подергиваться снова и снова — как будто всё это происходит со мной прямо сейчас!

Как тут не вспомнить бессмертные строки великого кошачьего поэта XIX века Порфирия Пушного!

Ты — богиня!

Ты — королева!

Ты — Афродита!

Ты — Венера!

В твоих глазах

Зрачки такие яркие,

Смотрю на тебя,

Смотрю с опаскою!

Я точно знаю,

Пробил мой час,

В тебе исчезаю,

Исчезаю сейчас!

Шерсть у тебя —

Словно шелк китайский,

Стоит коснуться тебя,

Корчусь от страсти!

Сразу ноет там,

Ноет сильно,

Страдаю, болею,

Потею обильно!

Желаньем снедаемый,

Готов порвать тебя на куски,

Впиться зубами в счастье,

Забрать с собой — унести!

Имя твоё шепчу,

Шепчу ночами и днём,

Говорю, говорю, не молчу,

От чувства горю огнем!

Милая Марианна,

Ты красоты идеал,

Роскошная пава —

Безумной любви оскал!

Спинка, лапки,

Коготки —

Без тебя — на плаху

Иль стреляться от тоски!

Без тебя — в омут

Головой!

Без тебя —

Ренту годовую со счета долой!

Без тебя потухли

Краски мира,

Ты — райская выхухоль,

Ты столь красива!

Ты — звезда

В подлунном мире,

Ты идеальная красота,

Ты — дива!

Молю,

Была чтоб моей —

Не его, не его, не его,

Не его, не его, не его,

Не его, не его, не его,

И даже не императора самого!

По странному стечению обстоятельств моя Марианна оказалось тезкой той — божественной, от Порфирия. Может быть, поэтому для меня, как кота, погруженного в литературу, она слилась воедино с великим художественным образом, созданным великим поэтом — и я умер, а потом снова воскрес!

Наши ласки были такими бурными, что я подспудно (краешком сознания) удивлялся, почему до сих пор на участок не приехала пожарная машина — тушить всепоглощающий огонь страсти! И я, и Марианна пылали, как два куска урана в пекле ядерного взрыва, мы впились другу в друга, слились, растворились — мы стали одним целым и одновременно достигли вершины экстаза. О — это незабываемо, и я, вероятно, пронесу это в своем сердце до конца дней!

Сразу хочу оговориться — обвинять меня в излишней эмоциональности, присущей кошечкам — все равно, что искать железный лом в груде трухлявых досок. Лома нет, и излишней эмоциональности тоже нет. У меня звериное каменное сердце, я циник и ловелас, я не испытываю никаких приступов мягкотелости — я охотник и всеми когтями за грубый котовый характер! Просто Марианна — она… У меня нет слов… Она… Слов нет… А так — я циник, охотник, зверь! И ни одной кошечке не позволю поработить моё сердце! Ну, разве что Марианне.

* * *

Кроме нижнего этажа, в Норе имеются еще два. Вы сильно удивитесь, если я скажу, что намеренно не занял их, а оставил для птичек? Для порхающих созданий — жаворонков, соловьев, зябликов!

Парадокс — не правда ли? Кот (плюс иногда кошечка) снизу и птицы (кои есть корм) — сверху. В прошлые времена меня бы за такую вольность по головке бы не погладили — уж так бы прищемили хвост, что убежал бы в Сибирь — а то и куда подальше.

Кот-ренегат, предавший идеалы борьбы с пернатыми! Еще немного — и он (т. е. я) переметнется на сторону собак. Взять его — заковать в кандалы, в столыпинский вагон — и в Норильск на веки вечные плавить алюминий для Прохорова!

Воздам хвалу небесам: нынче на дворе — культурный и толерантный двадцать первый век, и каждый сам себе командир, судья и палач. И прокурор, и адвокат.

Я, кстати, ни то, ни другое — ни третье, четвертое, пятое. Я — исследователь, поклонник литературы, ценитель кошачьих прелестей и натуралист. Во мне — масса положительных качеств и удивительных, обычно несвойственных котам, черт.

И я люблю наблюдать за птицами. Законом уже не запрещено!

Птички — они такие прикольные. Думал, какое слово лучше подобрать, и понял — что «прикольные» — самое оно. Птички — не коты. Их движения резки, порывисты, они постоянно чем-то озабочены и вечно смешно дергают головами, словно клюют воздух. Ну, а если видят зерно, семечки или хлеб — здесь их уже не остановить!

И каких только смешных и забавных звуков от них не услышишь. Переливы, песни, курлыкание, трещание, кряхтение и даже кваканье, похожее на песни лягушек из ближайшего обитаемого пруда. В общем, мир птиц весьма разнообразен и диковен — и после многих часов ненавязчивого наблюдения за их жизнью я пришел к выводу, что пока у меня есть немецкие котлетки, бисквит и парное мясцо, птички в моем присутствии могут чувствовать себя в безопасности. У меня хватит стойкости и выдержки характера не причинять им боль.

Что еще сказать о Норе и саде? Нора имеет форму усеченной пирамиды. Точка.

Сад: зелень, деревца, солнечный свет, большая будка с крышей — в ней часто жарят шашлык. Два кресла-качалки, два пуфика для ног, гамак из дырявой сетки — огромная сосна в центре участка — в общем, местечко многим на зависть. А мы с Женей здесь живем!

Но пора отправиться в хозяйский (и мой) дом. Дом огромен, и я специально пройдусь по нему от подвала до чердака — вспомнить всё.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я