Штука

Владислав Выставной, 2012

Наш современник Алексей — рядовой армии столичных служащих, представитель так называемого «офисного планктона». Он планировал расстаться с жизнью из-за собственной никчёмности, но по воле случая был завербован в Клан — тайную организацию… неудачников. Алексею предстоит невозможное: из бесперспективного ничтожества превратиться в сильного духом человека, чтобы защитить последний приют слабых и отверженных. Ему поручают поиски чужака — вражеского агента, засланного в недра Клана. Медлить нельзя — диверсант может добраться до таинственной Штуки, которая поддерживает баланс в нашем жестоком мире. Безвольный и жалкий клерк должен преодолеть в себе слабака и призвать к ответу тех, кто уже всё продал и поделил.

Один сильный всегда сильнее одного слабака. Но, видишь ли, слабаков много.

И мы правим миром.

Автор

Пролог

Отвратительная электронная трель в ухе — от нее к глазам каждый раз подступают слезы.

Похоже, созрел клиент.

Поправляю дужку микрофона у щеки, откашливаюсь в кулак. Надо казаться серьезней.

— Здравствуйте, — говорю с интонацией дипломированного психолога, — вы позвонили на телефон доверия. Слушаю вас…

В наушнике молчание. Только слышно, как натужно сопят в трубку, да еще какой-то скрип и потрескивание.

Молчать и сопеть могут долго. Тем, кто решил свести счеты с жизнью, торопиться некуда. Перед смертью, как говориться, не надышишься. А потому спокойно щелкаю кнопкой чайника. Не спеша, зачерпываю в жестянке растворимого кофе, сыплю мерзкий порошок в массивную чашку с сиськами. Она действительно с сиськами — белыми, лоснящимися с вызывающе розовыми сосками. Наследство от прежнего оператора, большого, небось, юмориста. Всем хороша керамическая грудь — только вот чашка из-за нее просто неподъемная.

Щелкает, вскипев, чайник. Рассеянно слушая тишину, лью кипяток в чашку… Та-ак, а где сахар, голуби мои?!

— Девчонки! — кричу. — Ни у кого нет сахара?

Я один здесь — парень. Считается, что работа ночного психолога не для мужиков. Только какой я там мужик — слабак я. Впрочем, об этом позже.

Бойкая чернявая Нинка ловко, как бармен вдоль стойки, посылает в мою сторону сахарницу. Та пролетает по длинному столу, вдоль которого сидят операторы, и я перехватываю ее, как вратарь шайбу.

Сахарница без сисек. Зато с выпученными глазами и с идиотскими зелеными ушами. Кому-то здесь смертельно надоела нормальная человеческая посуда.

Удобно сижу в крутящемся кресле, любуюсь ароматным паром, вьющимся над чашкой. В этом телефонном аду даже растворимый суррогат — верх наслаждения. И гарантия не заснуть под нудные, бессвязные разговоры.

— Але, — говорю. — Вы там еще живы?

— Жив… — сипло отвечает трубка. — Но скоро меня не станет…

Меня посещает легкое разочарование. Похоже, снова холостой заход.

— А чего это вы решили расстаться с жизнью? — тихонько любопытствую, косясь на коллег. — Хотя, конечно… Очень понимаю вас. Экономический кризис, увольнения, стрессы, все дела… Нет, вы даже по-своему правы… Ей богу — кому нужна такая жизнь?..

Дело в том, что мои методы несколько выбиваются за общепринятые рамки. Не хотелось бы шокировать милашку Нину. Уж очень близко к сердцу она принимает проблемы слабаков. Характерная черта сильной, но слишком сентиментальной женщины.

— Да, решил! — с вызовом сопит трубка, и теперь понятно, что голос — мужской. Только ломающийся в истерическом загоне.

— Очень хорошо! — говорю.

Отхлебываю кофе. Морщусь — дрянь даже с сахаром…

— А позвольте полюбопытствовать, каким способом?

— Я себе ствол в горло упер, — охотно поделился голос. — У меня пистолет. Уже курок взвел…

— В квартире один живешь? — спрашиваю деловито. — Сколько лет тебе, ковбой? Пушка чья — отцовская, небось?

— А почему вы спрашиваете?! — взвивается голос. — Я у последней черты, между прочим! Все — только скобу нажать — и мозги по всему потолку! И это — на вашей совести!..

Последнее произнесено с особым удовольствием. Парень любит кино в стиле Тарантино.

— Я к чему это спрашиваю, — поясняю. — Родным потом потолок отмывать, обои переклеивать. А если люстру расколошматишь? И без того времена тяжелые, а ты близких еще и ремонтом напрячь хочешь. Они ж тебе в могилу плевать будут…

— Чего?!

— Балкон есть? Вот! Иди на балкон. Башкой на перила — и валяй. Чтобы все мозги — на улицу. Там птицы склюют…

— Вы такое что несете?! — парень явно озадачен таким поворотом разговора. — Я к вам… Последний звонок, по душам напоследок, а вы…

— Еще могу посоветовать веревку… — задумчиво говорю я. — Хотя, у вас же люстра… Так вы поаккуратнее. Знаете, повешенный в гробу гораздо лучше смотрится…

— Сволочь бездушная! Тварь! Я тебя вычислю, паскуда!..

Я был готов продолжать, но трубку бросили.

Этот не застрелится. Он больше позер, чем настоящий самоубийца… А может, и застрелится — черт их знает, психопатов.

По правде говоря, мне плевать на этого придурка с пистолетом. Меня не волнует его спасение. Мне интересны настоящие жертвы. Именно поэтому я и здесь.

Я ищу слабаков. Тех, кто настолько отчаялся, что не находит в себе сил жить дальше. Такой слабак дорого стоит. Слабак класса «люкс», как шутит Хиляк.

Основная же масса слабаков принадлежит к другому, самому многочисленному классу — «ничтожество». Я — тоже «ничтожество». Потому, что не нашел в себе сил сделать последний шаг — с крыши над двенадцатым этажом. Хиляк успел-таки ухватить меня за шкирку.

Зато теперь я кое-что про себя знаю: я — ничтожество…

Снова эта мерзкая трель.

— Телефон доверия, — говорю. — Внимательно…

Вот, куда более адекватный клиент. Без лишних театральных пауз — сразу сопливая истерика:

— Я не хочу жить! Мне просто не выносимо. Ужасно, ужасно! Я руки на себя наложу!

— Ой, ли, — говорю, — так прямо ужасно?

— Да-а!.. — рыдают в трубке.

— Простите, не въезжаю — вы мужчина или женщина?

Вместо ответа — слоновий рев, от которого пищит наушник. Закрываю глаза, медленно считаю до пяти.

— И вы, и вы тоже! — всхлипывает трубка и вдруг ожесточенно выкрикивает. — Я скажу вам, скажу! Я гей! Голубой! Пидорас — вы меня понимаете?!

— Чудесно, — говорю. — Я в полнейшем восторге. Только, видите ли, это телефон доверия, а не секс по телефону…

— И как мне с этим жить? — уныло вопрошает трубка. — Он не обращает на меня внимания… Он натурал, его бабы любят. Он мне и руку подавать боится. Я вижу брезгливость на его лице… Нет, я убью себя… О, боже, я ведь боюсь крови!..

— Могу посодействовать, — говорю я, прихлебывая кофе. Сиськи упираются в подбородок — странно, но так даже удобнее пить.

— О чем вы? — перестав хныкать, спрашивают по ту сторону.

— Ну, если вы боитесь крови, могу помочь уйти бескровным способом. Хотите, я задушу вас?

— К-как?!

— Как угодно: удавкой, подушкой. Договоримся — было бы желание…

— Идио-от! Какой идио-от! Приду-урок! — протяжно орут на том конце — и отключаются.

Я даже представляю, как там озадаченно, манерно всплескивают руками. Честно говоря, не люблю геев. Я не гомофоб. Просто, как-то, не мое. Я, к примеру, и к собакам равнодушен — мне больше кошки нравятся. Знаю — не удачный пример.

Ниночка проходит мимо. Странно на меня смотрит. Услышала что-то?

Плевать. Я вообще, не очень-то верю в такой способ поисков. Большинство нормальных самоубийц уходят тихо и не думают ни о каких «телефонах доверия». Они настолько слабы, подавлены, что лишний раз набрать номер для них — тяжелее, чем просто перевалиться через перила какого-нибудь моста…

Что-то надвигается сбоку, касается меня.

Вздрагиваю. Поворачиваю голову.

Нинка. Прислонилась ко мне, руку на плечо положила. Улыбается.

Я тоже улыбаюсь. Криво, глупо. Ниночка вполне хороша собой. Я, может, даже хотел бы ее, но…

Я слабак. Я смущаюсь, краснею, вжимаю голову в плечи. И ничего не могу с собой поделать.

А Ниночка запускает длинные пальца в мои волосы, говорит что-то… Наверное, веселое. Или ласковое. Она не думает ничего «такого» — она нормальная баба, слегка потискать понравившегося паренька для нее вообще не является вопросом.

Тем более, что я никак не произвожу впечатления ничтожества. Это очень странно — какие шутки играет внешность. Все думают, что я крепкий, уверенный в себе мужик. Анимал — как называют таких в Клане.

И я даже обманывался некоторое время по поводу себя самого. Пока не услышал брошенное в лицо: «Тряпка!»

Тогда-то и решил покончить с собой. Вообще-то, сладкие мысли о самоубийстве нет-нет, да и возникали — по поводу и без повода. Даже же из-за «двойки», полученной за сочинение. Ведь это и есть главный признак слабака. Но «тряпка!», брошенное любимой девушкой, стало катализатором всех дальнейших событий. Уж и не помню, как оказался на крыше, о чем думал, глядя на детскую площадку далеко внизу…

Тогда и появился он.

Хиляк.

Он действительно так выглядит — длинный, тощий, изможденный. И движения его — нервные, неловкие, как у богомола. Уже после я подумал: так вот и маскируется за видимой неловкостью свирепый хищник.

Но тогда он сказал мне… Сказал что-то такое, отчего я вмиг передумал прыгать. Хотя острое ощущение последней черты останется со мной навсегда. Даже не знаю — благодарить ли Хиляка за спасение?

И здесь я тоже с легкой руки Хиляку. Это по его милости меня тискает симпатичная самка, которой я то ли боюсь, то ли стесняюсь, то ли хочу ее настолько, что…

Болезненная трель в наушнике — как спасение.

— Ниночка… — умоляюще смотрю снизу вверх, показываю на наушник.

Ниночка смеется, легко треплет меня за щеку, и уходит на свое место. Хищница…

— Да, — произношу чуть нервозно, все еще не оправившись от нахлынувшего набора постыдных эмоций. — Телефон доверия…

— Здравствуйте… — тихонько говорят там.

— Привет, — говорю уже более развязно.

— Вы только не подумайте, — произносит голос — несомненно, девичий. — Я и не думала умирать. Просто… Просто так надо. Так будет лучше. Вы так всем и скажите…

Сердце заводится и начинает нервно тарахтеть.

Это уже на что-то похоже…

— Постойте, — говорю. — Давайте поговорим…

— Нет-нет, — спокойно говорит девушка. — Я уже все решила. Вам позвонила просто, чтобы совесть успокоить. Если про меня будут спрашивать — никто ни в чем не виноват. Понимаете? Так всем будет лучше…

— Где вы живете? — кричу. — Адрес?!

Вскакиваю. Неловким взмахом сталкиваю кружку. Та разлетается по полу кусками керамики и брызгами остывшего кофе.

Но в наушнике — лишь частые гудки.

Теперь главное — не опоздать. Только не опоздать…