Кремль 2222. Транспортное кольцо

Владислав Выставной, 2014

Недавнего героя и спасителя Кремля Книжника изгоняют по наветам врагов. Остаться одному в мрачных руинах Москвы для него равносильно смерти, но Книжник знает о беде, нависшей над городом. Призрак Последней войны возник из прошлого, чтобы погрузить этот мир в огненную бездну. Что делать? Бежать, прятаться, молиться? Или забыть несправедливость – и принять на себя первый удар?

Глава 2

Изгой

Со скрежетом закрылись за спиной ворота. Он остался один во мраке ночи, наедине со смертельными пространствами мертвого города. За спиной высилась громада Боровицкой башни, за которой было последнее убежище человечества — гордый и неприступный Кремль, так несправедливо отвергший его. Можно сколько угодно твердить себе, что благо большинства превыше жизни одного человека, — горечь от этого не становится меньше.

Перед ним шагов на триста простирался пустырь — пространство, расчищенное кремлевскими от следов давних и недавних битв. Делалось это не из эстетических соображений, а для лучшего контроля за территорией, примыкавшей к крепостным стенам, чтобы обзор с башен увеличить да уменьшить возможности для всякой нечисти прятаться вблизи Кремля. Так что еще сотню шагов можно было сделать в духе горделивого изгнанника. А потом все, шабаш. В руинах древних зданий у границы пустыря шансы погибнуть на ровном месте возрастают в геометрической прогрессии. Но скорее всего, ему не удастся дойти даже дотуда — слишком открыто и вызывающе он идет, слишком потерянный у него вид, и само его существо сейчас наполнено разрушающим чувством.

Это называется «поведением жертвы». Мутанты чуют подобное за километры. Книжник осознал это внезапно, остановившись перед высоким завалом из трухлявого кирпича. Огляделся, словно не понимал, где находится, рефлекторно поправил на плече матерчатую суму.

Он не успел толком собраться и взял с собой лишь самое необходимое. На этот раз никто не гнал семинариста из Кремля, он уходил добровольно — по крайней мере, так могло показаться. Острое ощущение опасности заставило Книжника спешно покинуть родимые стены. Может, опасность действительно была, и он мог сгинуть, не дойдя до ворот, — слишком уж хотели некоторые выведать у него заветное «заговорное слово». А может, он гнал себя сам, свыкшись с участью изгоя.

Сейчас не было времени копаться в себе. Последнее, что стоит делать в такой ситуации, — предаваться отчаянию. Страх убивает быстрее реальной угрозы, он приманка для хищников, чувствующих пугливое существо за сотни шагов. Страх сам создает себе монстров, не менее реальных, чем те, что подстерегают тебя в древних руинах.

И тем более нельзя расслабляться, зная, что в твоих руках жизнь друга. Он ждет твоей помощи, и именно ради него ты отказался от борьбы за свое честное имя.

Было еще кое-что, заставлявшее двигаться вперед.

Предчувствие большой беды.

Книжник вгляделся в темноту, поправил на плече арбалет — ему удалось взять с собой привычное оружие, хоть опричники и противились этому. Они считали изгнание смертным приговором и не желали давать приговоренному хоть какие-то шансы на выживание. Уже у самых ворот Данила тайком сунул ему в руки сохраненный им арбалет и колчан с увесистыми болтами.

С оружием в руках всегда чувствуешь себя увереннее. Но иногда эта уверенность ложная. Даже матерые ратники редко совершают вылазки за пределы кремлевских стен в одиночку. Это несмотря на особый D-ген, дарящий физическое превосходство над остальными людьми. А уж такому, как он, штатскому, не приспособленному к настоящему бою книжному червю, надо знать свое место и не строить из себя героя. Не идти с арбалетом напролом, а красться, словно крыса, среди каменных обломков, вслушиваясь в каждый шорох. Тогда только и есть шанс уцелеть на этих суровых улицах.

Это означало, кстати, что стоять здесь, разинув рот, небезопасно. За кремлевскими укреплениями круглые сутки наблюдают злые завистливые взгляды, и лучше не попадать в поле их зрения. Одна надежда, что сейчас мутам не до вынашивания коварных планов — они зализывают раны после последней, неудачной осады. Так что надо двигать отсюда — тихо и быстро, пока какая-нибудь ночная тварь не выбрала тебя своей жертвой.

Книжник притаился, вслушиваясь в темноту. Ничего не разобрать — обычная звуковая каша из шелеста ветра, неясных звуков и шуршания ночных тварей. Однако опытный попутчик пришелся бы сейчас весьма кстати. Большой глупостью была ссора с Зигфридом. Своей выходкой семинарист здорово рассердил воина: вот так, в самом разгаре, прервать поединок — это тяжкое оскорбление. Это не просто драка — это «Божий суд», и вмешательство в него не могло не вызвать всеобщего недовольства. Неудивительно, что вест покинул Вече, даже не попрощавшись. Конечно, для такого поступка были веские причины, однако озвучить их не представлялось возможным. И расплата за него очевидна.

Одиночество.

Упав на колено, Книжник сдернул с плеча арбалет, коснулся утопленного в ложе рычажка. Взводя тетиву, тихо пропел электропривод. Щелкнул и занял свое место увесистый болт, поднявшись из подпружиненного магазина. Отличная машинка, наследие погибших воинов из далекого Бункера. Не автомат, конечно, но в чем-то даже поэффективнее будет. Вскинув оружие, Книжник поводил им из стороны в сторону, вглядываясь во мрак над прицельной планкой. И тихо, «на мягких лапах», двинулся вперед.

За чередой древних воронок от взрывов текла река. Туда ему не надо. Все равно перебраться в одиночку не выйдет. Если не сожрут обитатели мутных вод, то от самой воды не ровен час подхватить какую заразу.

По левую руку — заросли Александровского сада. Сколько ни чистят их, ни выжигают, чтобы освободить пространство для обзора со стен, мутировавшая растительность упорно прет из земли, давая приют опасным тварям. Настоящий рассадник мутантской нечисти. Так что путь туда тоже заказан.

Остается идти вперед — к древним руинам, что начинаются шагах в пятистах отсюда. И не то чтобы те руины славились своей безопасностью, просто путь одиночки по открытой местности был опаснее многократно.

Не сделав и десятка шагов, семинарист споткнулся, едва не упав. Он присел, оглядывая неожиданное препятствие. Оказалось, что путь ему преградил скрюченный труп мутанта. Покрытый густой шерстью, напоминавший помесь человека и гориллы, нео застыл в луже запекшейся крови. Судя по ране, разворотившей грудную клетку, уложили его из фузеи приличного калибра. Рядом валялся зверского вида двусторонний топор на длинной рукояти. Книжник осмотрелся. Открытое пространство вокруг кремлевских стен до сих пор было усеяно телами мертвых мутов. Дружинники забрали погибших и раненых кремлевских, а трупы врагов предоставили падальщикам. Тут можно не сомневаться: порядок будет наведен быстро. Мертвая плоть никогда не залеживается, за каждый кусок гниющего мяса здесь будут драться насмерть.

В этом, однако, была и проблема. Сделав несколько шагов, Книжник пригнулся и замер, вслушиваясь и развернув оружие в темноту. Из-за облаков показалась луна, стало заметно светлее. Представшее взгляду семинариста зрелище заставило его содрогнуться.

Две тощие голые фигуры скрючились над еще одним трупом воина-нео. Они жрали. Заточенными кусками железа срезали холодную плоть и жадно пихали в голодные глотки. Похоже, они даже не жевали, просто глотали, давясь и срыгивая. Шут его знает, что это были за муты. Возможно, какие-то отщепенцы из своих же. В клане так просто своих не жрут — определенный ритуал полагается. Бабу там свою сожрать или ребенка — это у них на здоровье, но павшего в бою воина… Эти же, видать, откровенные мародеры. Таких не жалуют ни люди, ни муты.

И точно. Из темноты, как призраки, вынырнули две темные фигуры. Тоже нео, но покрупнее и с оружием. Книжник едва успел вжаться в землю среди обломков разбитой катапульты. Самое время: еще один нео прошел буквально в нескольких шагах. Эти трое вид имели грозный — тесаки и дубины в мощных лапах, свежие шрамы на мордах и торсах. И поблескивающие в бледном лунном свете беспощадные глаза. Нео свирепы и мстительны. Последнее поражение лишь разожгло в них обычную злобу.

— А ну, стоять, падаль, — пророкотал гневный голос. — На колени!

Трупоеды в ответ что-то испуганно пискнули, но под тяжелыми взглядами воинов послушно попадали на колени, дрожа и пятясь, будто физически ощущая близость смерти.

— Воинов на поле жрать? — констатировал еще один голос — глухой, сипловатый.

— Кушать больно хочется, — в страхе проныл один из тощих.

Второй попытался улизнуть, но был схвачен одним из воинов и брошен к ногам остальных. Скулящий трупоед ползал, извивался у ног воинов, вновь и вновь пытаясь прорваться в спасительную темноту. Небрежными ударами коротких кривых ног его отправляли в центр круга.

— Табу нарушать? — недобро проговорил воин с тяжелой палицей. — Плохо — табу нарушать.

— Табу нарушать — смертью подыхать, — пояснил другой.

— Табу нарушать — шкура снимать, — завершил третий.

В лунном свете сверкнул огромный тесак с щербатой кромкой лезвия.

— Не надо! Не хочу! — взвизгнул тот, что все норовил сбежать. — Жить хотеть! Хотеть жить!!!

Своим страхом он лишь раззадорил ночных воинов. Один схватил орущего сородича здоровенной пятерней за голову, другой — за ноги, чтоб не дергался. Третий приблизился — и с неожиданной для мута сноровкой ухватил жертву за руку и ловко сделал надрез большим ржавым клинком. После чего сдернул с руки шкуру — с легкостью, как кожуру с банана.

Ночь огласилась диким воплем, переходящим в визг. Шарахнулись во все стороны мелкие ночные твари. А умелец уже спустил шкуру со второй руки несчастного и следом сорвал ее с торса — как рубашку снял. Струилась кровь, блестели под луной оголенные мышцы, трупоед выл и визжал, а мучители лишь плотоядно посмеивались. Книжник подумал, что сейчас его вывернет наизнанку от страха и отвращения. Самое поразительное, что второй трупоед так и трясся, стоя на коленях и дожидаясь решения собственной участи, вместо того чтобы воспользоваться занятостью мучителей и смыться в темноту.

Семинарист же ничего дожидаться не стал — торопливо, извиваясь змейкой, он отполз назад, на четвереньках обогнул место расправы и продолжил путь. И вскоре убедился: здесь ему не пройти. Те трое были не единственными, кто интересовался полем минувшей битвы. Затаившись, Книжник наблюдал, как еще несколько мутов, покрупнее, обходят места побоища, собирая оружие и обыскивая мертвых. То ли по приказу действуют, то ли мародерствуют — не разберешь. Самые мелкие из мутов уволакивали куда-то трупы. Странно, если не для жратвы — то куда же? Если с одних шкуру сдирают, стало быть, другим это позволено, а может, и велено кем-то из главарей.

Впрочем, разбираться не было ни времени, ни желания. Нужно как-то миновать место этой нездоровой активности. Ползком, ползком, Книжник стал отступать в сторону кремлевских стен. Тут было важно не подобраться к ним слишком близко — можно было попасть в свет горящих на стенах масляных фонарей и получить пулю от стражника, а это совсем не входило в планы изгнанника.

Вскоре он с неприятным чувством осознал, что идет самым нежелательным из всех возможных путей — через Александровский сад. В самые дебри Книжник, впрочем, не полез, но и движения по краю хватило, чтобы в руку впился отросток ядовитого плюща, который он едва успел срезать, прежде чем тот пустил под кожу паразитные отростки. Отвлекшись на хищное растение, он не заметил, как с противоположной стороны приблизилась новая угроза.

— О, черт! — вырвалось у Книжника, и дрогнувший арбалет выпустил болт в угрожающую массу, возникшую во мраке.

Глухой металлический звук прозвучал неприятным сюрпризом. Враг в темноте явно не был нео. В подтверждение пугающего предположения из мрака показалась широкая приплюснутая голова. Не голова даже — выступ металлического панциря с шевелящимися под ним острыми жвалами.

Серв! Служебный биоробот, прихвостень какого-нибудь биомеханического гиганта. Видать, подъедается мертвечинкой на дармовщинку. Сверкнули, оценивая обстановку, подслеповатые объективы. Серв оглядел сжавшегося человека. Дряхлые, но все еще живые мозги в механическом теле со скрипом анализировали ситуацию. Отогнутый кусок поврежденной обшивки на железной морде приоткрывал беззащитные биоэлектронные потроха. Туда и стоило бить, если рассчитываешь победить машину.

Туда парень и целил — в нервный центр биомеханического уродца, не особо рассчитывая на успех: арбалет против машины — не лучшее оружие. Руки заметно дрожали.

Решение было вынесено в пользу человека. Серв попятился и скрылся в темноте. Оно и понятно: зачем тратить энергию на охоту за живым противником, когда вокруг полно неподвижной биомассы? Знай себе набивай биореактор, еще и хозяину достанется. Какому-нибудь био классом повыше — «маунтину» там, или «рексу».

Книжник поежился, огляделся. Такой встречи он и врагу не пожелал бы — против крупного био не то что арбалет, РПГ не поможет. Они свирепы и беспощадны, как и полагается машинам, созданным для ведения боевых действий на территории противника. Сервы тоже не подарок, но с ними попроще. Сейчас один из них шумно возился, порыкивая и чавкая во мраке. Урчал, переваривая мертвечину, всеядный биореактор. Био не боялся ни людей, ни мутов. Машины ничего не боятся, даже если у них человеческие мозги вместо процессора.

На этот раз пронесло. Книжник осторожно обошел опасное место и продолжил путь. Отшвырнул пинком какую-то мелкую тварь, та с писком отлетела и была мгновенно сожрана тварью побольше, среагировавшей на движение и звук. Под ногами шныряли крысы-мутанты и ядовитые сороконожки — все стремились набить впрок голодные желудки. Все это было довольно мерзко, но до настоящей угрозы далеко.

Каждый в этом мире знает простое правило: настоящая угроза одна, и только ее следует бояться. Это та, что однажды тебя убьет.

Приблизившись к Кутафьей башне, Книжник замер, высматривая стражников. Большое, тщательно отполированное зеркало, установленное позади масляного светильника, медленно поворачивалось — стража осматривала окрестности. Под этот луч лучше не попадаться — разбираться не станут, мигом откроют огонь из дальнобойных фузей, что стоят там на сошках, а то и из нового оружия, которое поточней и помощней будет. Сюда, на передовой пост, наверняка отдают все лучшее. Оно и понятно — эта башня, стоящая как бы на отшибе, всегда первой принимает на себя удар любого врага, оттягивает на себя вражьи силы, давая кремлевским время подготовиться к обороне. Вон, до сих пор на стенах проломы от каменных снарядов и таранов, следы от огня и копоти. И караул здесь всегда особенно нервный.

На Троицком мосту Книжник заметил какое-то движение. Видимо, шла смена караула. Воспользовавшись этим, он осторожно обогнул Кутафью башню и двинулся дальше вдоль опасной кромки Александровского сада.

Под ногами активно шуршали мелкие ночные твари. В какой-то момент подошва скользнула на какой-то живой, извивающейся мерзости, и семинарист полетел на жесткие камни. Арбалет отлетел в сторону, и трудно было сообразить, куда именно, — при падении Книжник хорошо приложился головой. Сел, с шипением потирая лоб, и принялся шарить вокруг, с омерзением отбрасывая насекомых, попадавшихся под руку. Какая-то сволочь вцепилась в основание ладони, и он, не сдержавшись, вскрикнул. Стряхнул копошащуюся дрянь, подвигал пальцами — ладонь немедленно начала ныть. Похоже на яд. Хорошо, если не сильный…

Движение по левую руку заставило Книжника мгновенно забыть об укусе. Что-то неторопливо приближалось, и он судорожно попытался отыскать проклятый арбалет.

В свете луны показался человек. Самый обыкновенный, только неимоверно оборванный и грязный. Всклокоченные волосы спутались с неряшливой бородой, отчего лица почти не было видно, только белки глаз сверкали в лунном свете. Двигался он странно: на четвереньках, короткими перебежками, как животное.

— Эй, ты кто? — сдавленно произнес Книжник.

Человек склонил голову набок, рассматривая его, как собака. Из полуоткрытого рта густой струйкой стекала слюна.

Да это же ворм! Самый обыкновенный трупоед, потерявший человеческий облик. Таких можно встретить там, где есть падаль. А тут падали хоть отбавляй. Вормы не особо опасны — они предпочитают мертвечину живой добыче.

Конечно, если их не целая стая. По обе стороны от замершего трупоеда появились еще двое, похожих на него, как близнецы. От них даже сюда доносилась удушливая трупная вонь. Не зря ведь считается: ты то, что ты ешь. Но сейчас любителей мертвечины потянуло на свежатинку… особенно когда к этим трем прибавилась еще парочка. Это будто включило в мозгах вормов программу агрессии. Тот, первый, зарычал и потянулся, ловя воздух раздувшимися ноздрями.

И вдруг бросился вперед, загребая всеми четырьмя конечностями. В отблесках бледных кремлевских огней сверкнула раззявленная пасть с редкими гнилыми зубами, полная пены, как у бешеного зверя. Книжник сжался, понимая, что не успевает вскочить и броситься прочь. Но тут его рука наткнулась на арбалет — и ворм застыл с увесистым железным болтом во лбу. Секунду он будто пытался сообразить, что же отключило ему руки и ноги, и рухнул на камни. Семинарист дотянулся до трупоеда, с силой потянул болт из его головы — не привык разбрасываться такими вещами — и стряхнул с острия густую темную жидкость.

Тем не менее радоваться было нечему — приближались сразу четверо вормов. Книжник вскинул было арбалет, чтобы повторить удачный выстрел, однако увидел, как на него надвигаются все новые и новые фигуры, и оцепенел от ужаса. Это было похоже на наваждение. Все трупоеды как один пялились на него, истекая тягучей слюной. И с ледяным холодом внутри парень вдруг ощутил себя пищей. Едой.

Вскочив, он бросился прочь, спотыкаясь — луна, предательница, скрылась за облаками, — падая и снова поднимаясь. Следом несся разноголосый рев и топот множества ног. Отстреливаться от толпы бесполезно: вормы тупы, их не запугаешь оружием, а скорострельности арбалета на них никак не хватит — даже если выдержат нервы и не дрогнет рука.

Но откуда их столько? Похоже на так называемый гон. Бывает такое, у многих тварей случается: соберутся в толпу и прут неизвестно откуда неизвестно куда. Да плевать на подробности. Главное теперь, убегая от одних врагов, не налететь на других…

Книжник как в воду глядел: впереди возникла оскаленная рожа нео. Видать, возился над трупом убитого сородича и вскочил, услышав шум. Не целясь, семинарист всадил в живот мута болт. Мут зарычал, пошатнулся и побрел куда-то в сторону. Несколько секунд спустя Книжник услышал его вопли: вормы нашли-таки себе добычу — в виде любезно подстреленного нео. Что ж, на какое-то время у трупоедов есть занятие.

Вскоре он, не выдержав бешеного темпа, рухнул на колени и постарался восстановить дыхание. Проклятье! Он еще и на пятьсот шагов от ворот не отошел, а уже несколько раз побывал на волосок от смерти. Что же дальше? Как прорваться через кольцо этих жадных падальщиков? Чисто статистически его шансы добраться до пункта назначения стремятся к нулю. Тем более что направление знает он лишь приблизительно. Стало быть, лезть напролом равносильно самоубийству.

А что делать? Вернуться, скрестись у ворот, умоляя впустить и простить все грехи?

Он мрачно усмехнулся. Как же, пустили его туда! Изгнание равносильно смертному приговору. Так и задумано — чтобы он сдох сейчас в соседних руинах, да и дело с концом.

С этой мыслью пришла отрезвляющая злость. Ну уж нет, не дождетесь! Так просто он не сдастся! Должен ведь быть способ…

Книжник снова огляделся, пытая сообразить, где находится. Где-то неподалеку рычали и чавкали вормы, а из-за Угловой Арсенальной башни выглядывала черная бесформенная громада.

Форт. Старое укрепление, некогда разрушенное, а теперь восстановленное пришельцами из-за Садового кольца. Он сам привел сюда остатки некогда гордого и сильного народа — вестов. Теперь от него остались лишь женщины да дети. Ну и Зигфрид, конечно, — последний воин своего племени.

А еще там была Хельга.

Мысль о девушке заставила сердце тревожно и в то же время приятно екнуть. Она сейчас там, среди своих, в относительной безопасности. Соплеменники не выдадут ее, а князь не позволит опричникам нарушить договор. Во всяком случае, хочется в это верить.

Луна снова показалась из облаков, бледно сверкнул шпиль над фортом, колыхнулся тонкий раздвоенный вымпел на его верхушке. И тут же все кануло обратно во мрак — тучи вновь поглотили ночное светило.

Это знак. Ему нужно туда. И не только потому, что там Хельга. Просто сейчас под стенами Кремля его ждет гибель. Там же, на нейтральной территории, у него будет время перевести дух и подготовиться к дальнейшему пути. А может, и найти какое-то альтернативное решение вставших перед ним целей.

Новая задача придала Книжнику второе дыхание. По-удобнее перехватив арбалет, он решительно направился в сторону Форта.

Массивное сооружение из бетона и камня врезалось в Красную площадь, изъеденную следами нескончаемых битв. Оно напоминало древнюю усеченную пирамиду из исторических книг, только, в отличие от египетской гробницы, служило совсем другой цели — сохранению жизни. Где-то там, за массивными стенами, скрывались весты. И хоть строили это сооружение женщины и подростки с посильной помощью кремлевских, в нем проявилась свойственная вестам рациональность. По тем же принципам был построен и Бункер — исконное убежище вестов, оставленное ими навсегда. Ни в нем, ни в Форте не было сурового изящества кремлевских стен — одни только покатые серые грани. Посторонний никогда не нашел бы ворота или какой-либо вход: это было куда сложнее, чем снести Форт с лица Земли.

— Да где ж это… — бормотал Книжник, обходя по периметру безликие стены.

Вроде совсем недавно здесь гостил… Может, в темноте дело, может, в напряжении и усталости, только проклятая стена была совершенно монолитной.

— Что за чертовщина? — семинарист уже тупо вел ладонью по шершавой стене, пытаясь нащупать хоть какую-то трещину или впадину.

Без толку. Между тем им уже начали интересоваться с кремлевской стены. В его сторону потянулся луч «прожектора» ночной стражи. Бледный круг света скользнул по стене, и парень едва успел припасть к земле, скорчиться и замереть, прикинувшись безобидным валуном. Не хватало только получить пулю от своих же, что примут тебя за вражеского лазутчика. Луч ушел в сторону. Но долго радоваться на пришлось: из темноты потянулись тихие тени. Крупные, быстрые. И вряд ли чересчур травоядные. Похожи на крысособак. И одна такая — опасный противник, что уж говорить, коли их целая стая. Твари приближались, гнусно взрыкивали. Книжник попятился и прижался к стене, чтобы звери не зашли со спины — они явно пытались оттеснить его от Форта. Умные собачки. Или крыски — чего в них больше, не понятно.

Дело, однако, дрянь. Сражаться в темноте со стаей — занятие безнадежное. И уж тем более наивно надеяться от них убежать. Средство здесь только одно: нападение.

Уже не думая, он сделал шаг вперед, и тут же навстречу бросилось мускулистое тело твари. Тут главное, чтобы рука не дрогнула. А это легко, когда на тебя смотрят огненные глазки-бусины и клацают длинные желтые клыкорезцы.

Взвизгнув, крысособака отлетела назад с острой железкой во лбу. Привод мгновенно взвел тетиву, и вовремя: пришлось с разворота осадить еще одну тварь, что примерилась вцепиться в ногу. Визг, вой, злобное рычание — кровь сородичей только раззадоривала хищников.

Все, хватит строить из себя героя, самое время дать деру. Закинув оружие за спину, одним прыжком Книжник взлетел на узкий карниз, опоясывавший Форт. Наверное, верхний срез фундамента, оставленный весьма кстати. Стоять можно было только на носках, припав всем телом к стене — ужасно глупое положение, да и не выстоишь так долго.

— Ну, где вы там?! — семинарист в отчаянии заколотил по бетону. — Где вы там прячетесь?! Меня же сожрут заживо!

Вскоре ноги начинали уставать, и стая внизу это почувствовала. Крысопсы рычали, подскакивали, и оставалось лишь злобно отбрыкиваться, даже не помышляя о поисках входа.

Положение становилось безнадежным. В глаза вдруг ударило светом: на стене его все-таки заметили. Рядом взметнулся фонтанчик искр и каменной крошки, и рикошет с визгом ушел в сторону.

— Началось… — вжимая голову в плечи, скрипнул зубами парень. — Сейчас снимут…

Вторая пуля ляпнула еще ближе. И Книжника как прорвало:

— Да что вы там, спите все?! Меня же убьют, из-за вас убьют, люди вы или нет?!

Он орал, разбивая в кровь кулаки, а рядом били и били пули, а под ногами бесновались бешеные псы. И можно было лишь гадать, от чего он погибнет раньше — от пули или, сорвавшись вниз, от жадных челюстей.

Когда Книжник уже потерял остатки надежды, в глаза снова ударил свет. На этот раз — со стороны стены, в которую он вжимался влажной щекой. Бетон вдруг куда-то провалился, и прямо перед глазами в стене возникла ниша квадратного сечения, из которой прозвучал знакомый голос:

— Чего орешь? Детей разбудишь.

Это был Зигфрид. Семинарист не нашелся даже, что сказать в этот момент. Просто протянул вперед руку в попытке за что-нибудь ухватиться. Это движение вышло боком: нога сорвалась с узкого карниза, и он полетел вниз, к этим голодным, щелкающим пастям…

Зигфриду не откажешь в реакции. Он-таки умудрился схватить его за запястье в самый последний момент. Книжник вскрикнул от боли: руку резанули осколки, выбитые пулей из камня. Он не помнил, как его втащили внутрь через тесный вентиляционный лаз, как встала на место тайная каменная дверь.

* * *

Книжник сидел на низкой деревянной скамье, молча наблюдая за работой Зигфрида. Тот правил клинки на массивной наковальне. Самое мужское занятие, тем более что взрослых мужиков в Форте кроме них не было. С противоположной стороны за работой следили двое подростков лет тринадцати, один — бледный и белобрысый, второй — скуластый и кучерявый. Надо думать, это был урок.

— А ну, давай сюда палаш, — приказал Зигфрид.

Подростки разом бросились к небольшому горну, едва не сцепившись за право взять грубые железные клещи. Белобрысый подцепил клещами раскаленный клинок, уронил его обратно, снова ухватил. Второй мальчишка коротким ломиком поддержал ненадежно схваченный предмет, и вместе они донесли его до наковальни. Рукой в перчатке воин ухватил палаш за основание рукояти и несколько раз ударил тяжелым молотом. Критически осмотрел результат, подправил молотком поменьше и бросил клинок в бочонок с водой. Зашипело, повалил пар. Вынув оружие, вест направился к большому точильному камню на станке. Мальчишки уже знали, что делать: завертели рукоять привода, придав вращение круглому камню. Уверенным движением Зигфрид провел по нему кромкой палаша с одной стороны, с другой. Сноп искр, летевших из-под металла, приводил мальчишек в восторг. Все-таки развлечений в Форте немного.

— Хорош, — сказал вест. Оглядел клинок, попробовал остроту заточки. — Вот как-то так это делается. Это — простое оружие, из дешевого металла. С хорошей сталью все сложнее. Но для начала надо освоить азы.

Мальчишки слушали, раскрыв рот. Зигфрид передал им палаш со словами:

— Отполировать до блеска! Рукоять соберете сами. Да понадежнее — потом проверю.

— А когда вы будете править ваш меч? — косясь куда-то в угол, спросил белобрысый парнишка.

Там, в простых кожаных ножнах, обмотанных ремнем, отдыхало любимое оружие Зигфрида.

— Никогда, — кратко сказал воин.

— Почему? — удивился кучерявый.

— Это особое оружие. Оно не нуждается в правке.

— Но хотя бы достать его можно?

Зигфрид неторопливо подошел к мечу, поднял его, взялся за рукоять. Внимательно посмотрел на подростков — и убрал руку. В глазах мальчишек появилось разочарование.

— Боевое оружие следует доставать из ножен только в одном случае — если собираешься его применять, — размеренно пояснил Зигфрид. — Оно не для любования, не для хвастовства и не для пустых угроз. Никогда не бери в руки меч. Но если взял — будь готов ответить за это. Кто из вас считает, что уже готов к этому?

Он протянул оружие рукоятью вперед. Ребята переглянулись. Восторженные улыбки сползли с их лиц, уступив место растерянности.

— Ну что же вы? — прищурился вест. — Кто считает себя воином — пусть вынет этот меч из ножен и покажет, на что он годен.

Мальчишки хмуро топтались, глядя на ножны, как загипнотизированные.

— Ну же? — подзадоривал Зигфрид.

Белобрысый решился. Подошел — и схватил меч за рукоять. Тут же отдернул руку, затряс ею, зашипел, попятился.

— Горячая! — изумленно пробормотал он. Поглядел на покрасневшую ладонь, словно не веря собственным ощущениям.

— Вижу, рановато вам боевые клинки в руки брать, — усмехнулся вест.

— Мы уже брали в руки оружие, — хмуро отозвался кучерявый. — Мы каждый день тренируемся!

— Вы же сами учите нас драться! — запальчиво крикнул белобрысый.

— Вот именно, — отрезал Зигфрид. — Учу. И это — тоже урок. Заслужите собственное оружие, сделайте его частью самого себя, научитесь хладнокровно сражаться — и никогда не доставать оружие ради забавы. И поосторожнее с чужим оружием — оно ваш враг. Может подвести, а то и погубить вас… А теперь — бегом отсюда!

Мальчишки послушно припустили к выходу.

— Рукоять к палашу приделать не забудьте, — бросил вслед Зигфрид. — Проверю!

Вест и Книжник остались вдвоем.

— Зачем ты с ними так резко? — спросил парень.

— А чего церемониться? Они — будущие воины. Нужно учиться держать удар.

— Но ты же для них — кумир. Они тебе просто в рот смотрят, каждое слово ловят.

— Это в вашей священной книге сказано — «не сотвори себе кумира»? Вот и я считаю, что незачем им на меня молиться. Я не вечен, а каждый из них должен быть самодостаточной боевой единицей.

— Жестко.

— Такова жизнь. Когда-то им во главе народа становиться. Я не вечен, не ровен час помру или убьют на каком-нибудь «Божьем суде».

— Намек понял. Зиг, я благодарен, что ты вступился за меня…

— К дьяволу твои благодарности! — вест отбросил ножны с мечом на лавку, поглядел исподлобья на друга. — Скажи лучше, что это было, черт возьми? Почему ты остановил поединок? Зачем так легко сдался? Только не говори, что за меня испугался — так и до оскорблений дойти можно.

Книжник прекрасно понимал ситуацию, в которую по его вине попал друг. Для веста смерть — это просто неприятный попутчик, с которым надлежит считаться. А схватка — это даже не событие, это образ жизни. Последний воин своего народа никогда не упускал повода испытать себя на прочность. При этом присутствовала в нем здоровая рациональность: он не рисковал ради риска. Пока не подросло новое поколение вестов, на нем лежала ответственность за судьбу его народа. Но если уж он вступил в схватку, то делом чести было довести ее до победы. Очень трудно объяснить Зигу случившееся так, чтобы окончательно не поссориться с ним.

— Лого, — глухо сказал Книжник. — Я слышал его.

— И что? — вест пожал плечами. Он знал, что между Книжником и шамом существует ментальная связь. Точнее, с мозгом мертвого шама, помещенным в металлическое тело боевого робота. Такая уж история приключилась с их общим знакомым.

— С ним беда.

— Не вижу связи. Почему бы тебе сначала не разобраться со своими проблемами, прежде чем спасать какого-то био?

— Он не био.

— Без разницы.

Зигфрид небрежно сплюнул. Он довольно холодно относился к Лого. Наверное потому, что не понимал, как можно быть роботом с мозгом шама и при этом оставаться разумным, чувствующим существом. Поэтому в разговоре стоило приводить более понятные ему аргументы.

— Дело не только в нем, — вздохнул Книжник. — Беда коснется всех нас.

— Что там стряслось? — равнодушно спросил вест. — Что может быть хуже того, что уже случилось? Нео разгромлены, их остатки отброшены, и они не скоро решатся на новый штурм.

— Да при чем здесь муты!

— Что за беда в таком случае?

Книжник покосился на друга. Вест с прищуром разглядывал его, не принимая сбивчивых объяснений. Нет, так, с ходу не расскажешь о своих видениях. Это надо самому прочувствовать, иначе рассказ будет похож на страшную сказку. Он и сам не был уверен, что все это не плод воспаленного воображения на фоне последних событий. А Зигфрид слишком рационален, чтобы доверять чьим-то смутным предчувствиям.

Семинарист одернул себя: он не сошел с ума! Он действительно слышал ментальное послание Лого — такое не раз уже случалось, и это он ни с чем не перепутает. Бросить в беде боевого товарища? Исключено.

Тем более теперь, когда все пути назад отрезаны, когда Лого — единственный, кто в нем нуждается. Не считая Хельги, конечно… Но не время думать о личном.

Книжник мрачно поглядел на веста, спросил твердо:

— Так ты со мной или как?

— Даже не знаю, — глядя в затухающее пламя горна, задумчиво проговорил Зигфрид. — Дел-то полно, не время ерундой заниматься. Подумаешь, что там и кому почудилось — не тащиться же из-за этого черт знает куда, — он перевел взгляд на семинариста. — С другой стороны, грешно бросать в беде юродивых. Мне-то плевать, но так отец Филарет сказал, а он человек мудрый. В ваших богов я не верю, но мало ли, может, зачтется…

— Я в тебе не сомневался, Зиг! — обрадовался Книжник. — Пришлось бы одному идти — мог бы и сгинуть. Ну а вместе нам сам черт не страшен!

— Ну да, ну да, — без особого энтузиазма сказал Зигфрид. — Черт не страшен, пока он не начал щекотать в интересном месте.

Но Книжник уже ощущал эту легкость, когда не надо одному тащить на себе непомерный груз. А вест — он поворчит да и перестанет. Потому что, несмотря на всю чрезмерную внешнюю суровость, он способен жертвовать собой ради друга.

Обрадованный Книжник даже осмотрел мастерскую. Взгляд его остановился на тусклом металлическом цилиндре высотой сантиметров в двадцать, стоявшем на краю грубого верстака. Отчего-то его матовая поверхность притягивала взгляд. Он машинально взял эту штуку и с удивлением ощутил в ладони легкую вибрацию. И тут же все тело охватила странная легкость, в голове прояснилось, и показалось, что он сейчас поймет что-то очень важное…

— Отдай, — Зигфрид выдернул странный предмет из рук друга. — Козленочком станешь.

— Что это? — округлив глаза, спросил Книжник.

— Не знаю, — Зигфрид аккуратно вернул цилиндр на место. — Хреновина какая-то. У мертвого био забрал. Трофей бессмысленный, но хоть что-то.

— Погоди… — не отрывая взгляда от предмета, пробормотал парень. — Это что-то необычное. Оно на разум как-то любопытно действует…

— А ты всегда хватаешь в руки все любопытное? — нахмурился Зигфрид. — Странно, что ты все еще живой.

— И что ты собираешься с этой штукой делать?

— А ничего, — Зигфрид пожал плечами. — Может, разберусь на досуге. Ты лучше скажи, когда выступать планируешь?

— С рассветом! — Книжник резко поднялся, прошелся по мастерской. — Болтов бы к арбалету да провизии… Ну и Хельгу повидать…

— А ты не суетись, — сказал воин. — Нет здесь твоей Хельги.

— Она разве не в Форте? — насторожился Книжник. — Если она в Кремль подалась — ее же схватить могут!

— Ее и здесь схватить могут, — заметил вест. — Именно поэтому она и ушла. Рискну предположить, что не в Кремль. Что ей там делать? Она не княжий советник, ради нее Вече собирать не будут. Сразу в темницу бросят — и поминай как звали.

— Куда же она ушла?

— А я почем знаю? Москва большая… — Зигфрид поймал напряженный взгляд Книжника. — Да ты не трусь — с нею Молния пошла.

Книжник хотел было возмутиться: если Хельга — просто дерзкая девчонка, то Молния — вообще ребенок. Да прикусил язык. Девочка, воспитанная беспощадными дампами, могла дать фору бывалому ратнику. Да и Хельга у него не промах, что ни говори. Но в бесконечных лабиринтах города-призрака ни у кого нет стопроцентных гарантий дожить до следующего дня — ни у обреченного подранка, ни у вооруженного до зубов головореза. Перед мертвым взглядом руин все равны.

* * *

Сборы были недолгими. Зигфрид всегда готов сорваться в путь. Все, что ему требовалось, — закинуть за плечи меч да нацепить пояс с парой верных револьверов. Он и Книжника приучил легче относиться к походам, по сути сделав из книжного червя какого-никакого, но воина. Впрочем, разница между ними никогда не исчезнет. Природу не обманешь. Если уж ты родился с задатками бойца — то так тому и быть. А родился хилым, но умным — развивай то, к чему склонен, делай своим оружием разум. Наверное, оттого и стали они одной командой, помножив силу и ловкость на ум и смекалку.

Впрочем, одним умом на просторах Москвы не проживешь. Здесь даже у растений есть шипы и яд. Свои «шипы» были и у Книжника. Из тайника, устроенного в стене с помощью Хельги, он вытащил тугую связку железных стилусов. Это в кремлевской семинарии стилусами лишь бересту царапают, учась грамоте и другим наукам. В его же руках эти небольшие предметы — смертельное оружие. Смазанные парализующим ядом острия вполне способны остановить врага на расстоянии шагов в десять — главное, метнуть сильно и точно. А уж на тренировку этого навыка он потратил немало времени.

Помимо стилусов здесь был охотничий нож в кожаных ножнах — подарок Хельги. Его Книжник приторочил ремешком к голени. Основным оружием оставался верный арбалет, который не раз выручал его в самых тяжелых ситуациях. В недрах Форта имелись источники драгоценного электричества, которым делился с союзниками Кремль. Так что удалось без проблем подзарядить батарею механизма самовзвода — без него арбалет был не столь эффективен.

Спутники собрали легкие рюкзаки с провизией и водой — не стоило рассчитывать на пополнение запасов в пути. Книжник взял кое-какие медикаменты собственного приготовления из целебных трав и кореньев — все это уже не раз доказывало свою эффективность в полевых условиях.

Вышли во внутренний двор Форта, принялись тщательно подгонять снаряжение. Ничто не должно греметь и позвякивать, привлекая ненужное внимание. Критически осмотрели друг друга — больше из привычного воинского ритуала, чем из реальной необходимости. Сотни лет так собирались бойцы, уходя на опасные задания. Странно было сейчас думать о том, что оба они — потомки непримиримых врагов, разрушивших когда-то этот прекрасный город в смертельной битве. Да и что кривить душой — уничтоживших весь прежний мир.

За их приготовлениями с почтительного расстояния следили женщины и юные весты. Каждый раз, прощаясь с воинами, они провожали их навсегда. Хотелось думать о том, что это — всего лишь традиция.

Зигфрида немного задержали. К нему вышла высокая красивая женщина. Взяла его за руку, пронзительно посмотрела в глаза. Это была Инга, подруга воина. Книжника поражала сдержанность, с которой прощались весты. Он знал, как Инга любит Зига и какие чувства тот испытывает к ней. Но все проявления этих чувств возможны только при возвращении. Так у них принято.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, Книжник еще раз осмотрелся. Светало. Но здесь, в небольшом внутреннем дворе, это почти не ощущалось. В свете факелов двор казался больше, чем был на самом деле. Удивительно, что в глубине этой «пирамиды» вообще имелось открытое пространство — настолько удачно все было скрыто. Как входы и выходы, искусно замаскированные заподлицо со стенами.

— Ну что, идем? — то ли спросил, то ли позвал Зигфрид.

Книжник молча кивнул. И оба направились в сторону темной галереи, ведущей от внутреннего двора к внешней стене. Галерея хитро изгибалась, исключая сквозной прострел, на случай, если врагам удастся прорваться сквозь череду крепостных ворот. Те, в свою очередь, представляли собой систему монолитных каменных блоков, легко и быстро сдвигавшихся на хитрых противовесах. Поразительно, как ловко весты замаскировали входы и выходы из своего убежища.

— Стой! — сказал вдруг Зигфрид. Он остановился, на лице его появилась задумчивость.

— Забыл что? — поинтересовался Книжник.

— Пожалуй, — произнес Зигфрид. — Погоди немного, я в мастерскую — и обратно.

Какое-то время Книжник стоял один в темноте галереи. Его посетило нехорошее предчувствие: возвращаться перед самым уходом в опасный путь — плохая примета.

Но Зигфрид плевать хотел на приметы. Вскоре он вернулся — с тем самым странным цилиндром в руках. Торопливо сунул его в рюкзак, брезгливо отряхнул руки, будто стремясь избавиться от его воздействия.

— Зачем он тебе? — спросил Книжник.

— Да я подумал, что и вправду незачем. А так завернем по пути на Базар, может, пару монет за него выторгуем. Путь-то неблизкий, немного золотишка в дорогу не помешает.

Книжник скептически пожал плечами. Во-первых, он не был уверен, что кто-то станет платить за штуковину непонятного назначения. А во-вторых, ему было жалко этой вещицы. Он хотел бы для начала разобраться, что это такое и как воздействует на человека. В памяти было свежо волнующее ощущение от прикосновения к предмету.

Но Зиг, как всегда, прав. Можно годами возиться со странной находкой, какие встречаются в развалинах города. А можно выручить несколько вполне конкретных монет, которые могут пригодиться в пути для решения конкретной задачи. Все в этом мире просто. Выживает здесь тот, кто принимает мир таким, какой он есть — конкретным и безжалостным.

— Ладно, идем, — вздохнул Книжник.

Когда за их спинами глухо задвинулся последний бетонный блок, семинарист обернулся и снова не нашел и следа входа. Обратного пути не было.

Вскоре в рассветной дымке скрылись кремлевские башни, и два путника остались наедине с враждебным пространством. Царила вязкая тишина, словно и не было кровавой ночной возни.

Город-мясорубка взял небольшую паузу. Он переваривал сожранное за ночь.