Роковой вояж. Футурологическая байка

Владимир Янсюкевич

Неотвязные мысли о бренности существования легли в основу футурологической повести Ф. Неверова, герой которой, журналист, в недалёком будущем отправляется на Марс для освещения жизни колонистов. По пути корабль землян захватывают космические пираты и журналиста сбрасывают на неведомую ему звезду. А через пять лет, благодаря тем же пиратам, он возвращается домой. Однако на Земле за время его космической одиссеи проходит пятьсот с лишним лет…

Глава четвёртая

На этом рукопись обрывалась. Это всё, что осталось от повести, которую принесла Мария доктору, и то благодаря тому, что некоторые листки случайно залетели под кровать. Остальные, как известно, были им сожжены.

Через три дня доктор позвонил Марии.

— Мария Фёдоровна?

— Да.

— Здравствуйте!

— Добрый день…

— Это Роман Борисович.

— А, здравствуйте, Роман Борисыч! Как папа?

— Работаем, обследуем…

— Повесть прочли?

— Какую повесть, простите?

— Повесть отца, которую я вам давала в распечатке?

В телефоне повисла пауза недоумения.

— Не припоминаю такого…

Мария тоже молчала в замешательстве. Потом спросила:

— Что-нибудь… случилось?

— Да нет, всё в порядке. Просто я хотел спросить, почему вы не навещаете вашего отца. Первое время хотелось бы почаще. Он спрашивает…

— Как? Вы же сами сказали, не появляться дней десять.

— Я вам это говорил?

— Да.

— По телефону?

— Да нет, в тот день, когда я привезла отца. Мы ещё встретились в коридоре… И тогда я дала вам его рукопись…

— Не мог же я этого забыть… Да, обычно я так и делаю… Но в данном случае… В котором часу вы привезли отца?

— В двенадцать, как вы назначили. А минут через сорок мы с вами разговаривали.

— Вы меня простите, Мария Фёдоровна, но, скорей всего, мы с вами ещё ни разу не встречались. В тот день я очень задержался и приехал в клинику только к трём часам. А после этого вы не приходили.

— Как же так?… Я ещё просила вас не говорить отцу, что дала вам распечатку без его разрешения… А вы мне: «Молчок, не подведу. И непременно прочту. Люблю, знаете, всякие фантазии…»

— А! — доктор неожиданно рассмеялся. — Я всё понял! Вас, наверное, подловил наш пациент, по прозвищу «доктор»! Сёстры так его окрестили. Вас ввели в заблуждение, Мария Фёдоровна. Но ничего страшного. Он абсолютно безвредный, — доктор, наконец, посерьёзнел. — Это я виноват. Прошу прощения. Не предупредил. Мы не препятствуем ему. Я даже распорядился выдать ему белый халат. Так он постоянно на виду и за ним легче наблюдать. Он просто не в состоянии идентифицировать свою личность и примеривает разные маски. Ему необходимо подменять собственную личность, которой он не улавливает, другой и действовать от её имени. В ней он находит психологическую опору. В этом суть болезни. «Не сравнивай, живущий не сравним», как сказал поэт. И это точка зрения всякого нормального человека. А он… Весьма интересный субъект для исследований. Вот избрал меня для подражания. И весьма успешен в этом. Новенькие попадаются на его крючок. Кстати, мы с ним одного возраста и весьма похожи внешне. У нас и голоса схожие. Нас даже зовут одинаково: он тоже, представьте, Роман Борисович. Только фамилии разные. Он — Любштейн, а я — Кульман.

— Понимаю… То есть… А как же рукопись?

— Не беспокойтесь. Я у него обязательно заберу вашу рукопись.

— Она не моя.

— Да-да, вашего отца, конечно. И тут же ознакомлюсь с ней. А вы приезжайте завтра… часиков в десять утра. Сможете?

— Конечно, смогу.

— Чудненько. Повидаетесь с отцом и заодно поговорим.

Спустя час Роман Борисович перезвонил и сообщил Марии об утрате большей части повести.

— Он её уничтожил, стервец! Что-то ему там не понравилось. И мне очень любопытно, что именно. Сохранилось всего несколько начальных страниц. Сестра обнаружила их под кроватью. Видимо, уронил и не заметил. Так что, если вам не в труд, привезите продолжение.

— Конечно, Роман Борисыч! Без проблем.

— Чтобы не распечатывать лишнее, скажу, чем заканчиваются оставшиеся страницы.

Доктор продиктовал Марии последнее предложение.

— Поняла. Привезу обязательно.

На другой день Мария приехала в клинику раньше назначенного часа. Повидавшись с отцом, отправилась к доктору. Сестра, предупреждённая Романом Борисовичем о визите дочери писателя Неверова, провела Марию прямо в кабинет главврача.

Войдя в кабинет, Мария оторопела. Поднявшийся ей навстречу мужчина был копией того, с которым она разговаривала в тот день, когда привезла отца, и которому передала рукопись.

— Роман Борисыч?..

— Это я, Мария Фёдоровна, доктор Кульман, не сомневайтесь. Проходите, пожалуйста, — доктор протянул к вошедшей обе руки. — Кабинет главврача — единственное место, где нельзя на мой счёт ошибиться. Сюда моему двойнику вход запрещён. Присаживайтесь.

— Прямо не верится… Как близнецы.

— И что характерно, в родстве не состоим. Даже в отдалённом. Что поделать, каприз природы. Отца видели?

— Да, спасибо. Что с ним, Роман Борисыч?

— Судя по всему, он страдает ОКР.

— Что это?

— Обсессивно-компульсивное расстройство. Популярнее: невроз навязчивых состояний. Некая фобия. Он испытывает тревогу от навязанных себе самому мыслей, образов… Вы были правы, он, по всей видимости, идентифицирует себя с героем своей повести. И принимает на себя все его беды. Его мозг живёт в воображаемом мире, и этот мир ему крайне враждебен. Мы ещё до конца не разобрались, но повесть, окончание которой вы привезли, многое может прояснить…

— Да-да, — Мария достала из сумки пачку листов, положила перед доктором. — Это продолжение, как вы и просили.

— Чудненько. Мне кажется, его расстройство, выражаясь научно, дискретно. То есть, пока проявляется прерывисто, пунктиром, так сказать. Вы вовремя спохватились. Думаю, у нас есть все шансы ему помочь. Как он вас встретил?

— Сегодня пообщались нормально. Он меня узнал и вообще… в адеквате, по-моему. Интересовался моей новой книгой. И не был столь нетерпим ко мне, как дома в последнее время.

— В том всё и дело. Эта болезнь, если у него болезнь, крайне обманчива. Человек, бывает, настолько отдаляется от собственного «я», и выбранное им лицо настолько удовлетворяет его внутренним потребностям, что он и не желает возвращаться обратно, считая, что в том качестве, от которого отказался, он никому неинтересен. Это я уже не о вашем отце. В наше время подобные расстройства распространены. Они очень разные и проявляются по-всякому. Но суть одна: человеку с самим собой как-то неуютно, он падает, образно выражаясь, и потому придумывает себе опору в чём-то постороннем и, чаще всего, ему совершенно несвойственном. И страдают этим, в основном, люди сравнительно молодые. И это по-человечески понятно. Они боятся прожить жизнь впустую. Они хотят заявить о себе. Их гнетёт страх оказаться не при деле, грубо говоря. Ведь каждому хочется состояться, быть значимым. Так ведь?

— Пожалуй.

— Но не у всех это получается. В силу разных причин. И внешних, и внутренних. И порой не от них зависящих. Да и жизнь коротка. Можно вовремя не успеть. — Доктор говорил с мальчишеским азартом и сам удивлялся собственному красноречию, но остановиться не мог, глаза его блестели, а щёки налились младенческим румянцем. — А тут ёще и общество давит, навязывает определённые стандарты. Да и многие государственные и общественные институты, как это ни прискорбно, работают на нивелирование самобытности, пытаются вырастить послушную среднестатистическую единицу, то есть, подминают человека под выдуманные программы, порой глупые и претенциозные, не учитывая интересов самой личности. Да и в семье — чего уж тут греха таить! — с воспитанием часто неблагополучно. А ведь тяга к значимому проявлению себя у многих неистребима. Тут и ломается психика. И человек, с подавленной на раннем этапе взросления, присущей только ему, природной особенностью, в конце концов, ищет выход в чём-то другом. Особо отчаявшихся одолевает синдром Герострата. А кто-то хватается за различного рода востребованные в обществе маски. Как наш «доктор», к примеру. Ему хочется быть на виду, кого-то изображать, чтобы таким образом привлечь к себе внимание окружающих. Он хочет быть услышанным. Как известно, жизнь — театр. Но я, кажется, слишком ушёл в сторону. Простите.

— Вы хотите сказать, все мы в той или иной степени участвуем в мировом спектакле?

— А разве не так? Только кому-то больше повезло, и он на главных ролях. И играет их достойно. А кто-то захватил чужие роли и пыжится быть на высоте, но кишка тонка. И он эту роль, грубо говоря, «заваливает». А это уже проблема. Потому что далее следует психологический срыв. Да вот вам аналогия… если не то же самое. Смóтрите шоу «Один в один»?

— Да, конечно, — ответила Мария, улыбнувшись, словно вдруг поняла, что сама является причиной необычайной говорливости доктора.

— В центре внимания — талант пародирования, способность, а главное, потребность — вы слышите, потребность! — выдавать себя за другого. Наша клиника исследует именно этот феномен. Может быть, я, конечно, утрирую… Ну, да ладно, — доктор, наконец, сменил тему и положил руку на рукопись. — Вернёмся к вашему отцу. Мне очень любопытно, что он там дальше насочинял. С началом я ознакомился. Пока мне нравится. Задумка весьма интересная. Кстати, как эта повесть называется? Уборщица обнаружила в туалете пепел от сгоревшей бумаги. Лишь клочок сохранился от титульной страницы с фамилией вашего отца.

— Повесть называется «Роковой вояж».

— Очень характерное название! — доктор приписал сверху название. — И «роковой», как нельзя кстати. Работает в пользу вашего отца.

— Что вы хотите сказать?

— В нём присутствует некая отстранённость. Даже некоторая самокритичность. А это не совсем то, о чём я подумал вначале.

— То есть, вы хотите сказать, папа не болен?

— Пока ничего определённого. Потерпите. — Доктор провёл рукой по рукописи. — Обязательно прочту, Мария Фёдоровна.

— Можно просто Мария.

— Просто Мария. Чудненько. Так в своё время назывался один мексиканский сериал, если мне не изменяет память, — усмехнулся доктор мечтательно, поправив очки.

В это время за дверью послышались чьи-то торопливые шаги и возбуждённые голоса. Мария насторожилась, оглянулась на дверь.

— Что-нибудь не так? — доктор привстал.

— Это правда, вы? — спросила Мария с тревогой.

— А… Я сказал что-нибудь похожее на то, что он вам говорил?

— Слово в слово.

— Поразительно! Он, как говорится, вжился в роль. Изучил мой лексикон, мои интонации…. Может предугадывать все мои реакции. Из него мог бы получиться превосходный актёр.

— А он?..

— Не поверите. Всю жизнь проработал слесарем-водопроводчиком. И хороший был водопроводчик, как мне говорили. Академик, так сказать, в своём деле. Но его тщеславию этого было мало. Не хватало публичности. И если бы он начал жить сначала…

— А если я опять вдруг… Как же вас различать?

— Увы, чтобы нас различить, надо и мне, и ему одновременно предстать перед вами раздетыми донага, извините за откровенность, — доктор смущённо улыбнулся. — У нас есть различия в строении тела. Но не будем экспериментировать. Это не обязательно. Да и не имеет значения. Всё дело в психологической убедительности, уважаемая Мария Фёдоровна. А вы литератор, так сказать, художник слова, должны быть наблюдательны… У меня есть разного рода привычки и пристрастия, которых нет у него и о которых не знают те, кто со мной мало знаком. Я не имею в виду вредных привычек. А только те, которые отличают меня от него. И его от меня. Вот так. Прощу прощения, а теперь мне пора на обход. Поезжайте домой и ни о чём не беспокойтесь. Раз в неделю, скажем, по средам, можете отца навещать. Думаю, этого вполне достаточно. Ну, и о ходе обследования я вас буду по необходимости информировать. Я ведь могу вам позвонить?

— О чём разговор! Звоните, как потребуется, Роман Борисыч.

— Спасибо. Пусть погостит у нас с месячишко. А там посмотрим.

Доктор замолчал и некоторое время, не замечая за собой, некоторой нетактичности своего поведения, пристально глядел на Марию.

— Что-то ещё, Роман Борисыч? — Мария подумала, что всё-таки доктор решил затронуть вопрос оплаты.

— Нет-нет, это всё. — Доктор тряхнул головой, словно желая освободиться от некоего наваждения, поднялся, подошёл к Марии, поцеловал ей руку. — Вы, верно, подумали об оплате? Забудьте. Весьма рад знакомству. И простите мою мужскую бесцеремонность. Но что поделаешь, вы неотразимы.

Мария зарделась. И в этот момент в ней проклюнулись признаки того самого женского обаяния, которого раньше так ей не доставало. Её красота вдруг как бы высветилась изнутри. Цветок приоткрыл свои лепестки, поманил едва ощутимым и непередаваемо чудесным запахом. И доктор повёлся на это.

— Спасибо. До свиданья, Роман Борисыч!

— Всего хорошего!

— Спасибо вам за всё!

— Благодарить будете потом.

Доктор проводил Марию до двери и подошёл к окну. Какое-то время он стоял у окна и наблюдал, как она подошла к машине, как открыла дверцу, как села, бросив последний взгляд на лечебницу, как отъехала, как выехала на дорогу, ведущую в город, и скрылась за деревьями. Затем совершил обход, дал кое-какие указания дежурным медсёстрам, а вернувшись к себе, сел в кресло и углубился в чтение.