Священная Книга Тота. Великие Арканы Таро. Абсолютные начала синтетической философии эзотеризма

Владимир Шмаков, 1916

«Великие Арканы Таро» – универсальный свод первооснов герметизма, «вершина воспарений испытующего человеческого духа», «знание ангельское», поистине «мать всех наук» – сама наука «О БОГЕ, ЧЕЛОВЕКЕ И ВСЕЛЕННОЙ». Золотым слитком – эстафетой поколений в их исторической цепи, восходящей в своих бездонных глубинах «к самому Адаму», – передал эту науку человечеству нового тысячелетия наш великий соотечественник: Владимир Шмаков.

Введение. О вечной истине и верховном синтетическом учении системы Арканов

«Приветствую смелых исследователей и глубоких мыслителей, которые, прилагая к сверхфизическому миру методы позитивной науки, утвердили несокрушимое основание синтетического памятника человеческих знаний и положили первый камень Величественного Храма, где будет праздноваться — и час этот близок! — торжественное примирение враждующих сестер, Науки и Веры».

Станислав де Гюайта^[125]

«Вера и знание суть два орудия, которыми располагает человек, чтобы воспринять Истину; они служат ему как две ноги, с помощью которых он добирается до цели, как два крыла, на которых он взлетает к свету».

Лагуриа^[126]

«Премудрость подвижнее всякого движения и по чистоте Своей сквозь все проходит и проникает. Она есть Дыхание Силы Божьей и Чистое Излияние Славы Вседержителя. Посему ничто оскверненное не войдет в Нее. Она есть Чистый Отблеск Вечного Света и Чистое Зеркало Действия Божия и Образ Благости Его. Она Одна и может все, и, пребывая в Самой Себе, все обновляет…»

Прем. 7: 24–27

«Все идеи истинны постольку, поскольку они связаны с Богом».

Спиноза^[127]

I. О видах человеческого познания

Бытие в продлении есть Верховная Трансцендентальная Реальность; Оно является Первичной Субстанцией и определяет Собой Всеобщие Основные Начала: в Своей конечной трансцендентальной абстрактности Оно является Природой Идеи Божества; в Своей конечной дифференцированной утвержденности Оно определяет природу космоса — как в совокупной обобщенности, так и в его дифференцированной тварности. Бытие как таковое в Своей Трансцендентальной Сущности определяет первую Ипостась Субстанциальной Реальности; второй Ипостасью является присущее этому Бытию Трансцендентальное Сознание; Бытие и Его Сознание неотъемлемы друг от друга взаимностью утверждения, ибо Сознание есть внутренняя Природа Бытия, а Бытие есть Природа Сознания. Мир дифференцированного бытия определяется в противовес Абсолютному Миру как поле различной напряженности Сознания, благодаря чему Общее Космическое Сознание имеет Природу Тварную в противовес Интегральному Сознанию Трансцендентального Абсолютного Мира^[128]. Человек, как средоточие Космического Сознания в наивысшей степени по сравнению с окружающей средой, определяет сущность своего существования формулой «Homo sapiens», обобщая, таким образом, обе Ипостаси Бытия в третью, представляющую собой прообраз третьей Ипостаси Утверждающего, Утверждаемого и Утвержденного Бытия.

Homo sapiens, утверждающий себя как единичный фокус Бытия, в потенциально присущем ему единичном сознании обладает даром индивидуального ощущения, выливающимся по отношению к собственной субстанциальности в самоощущение, т. е. потенциальную модификацию сознания, способную однако претвориться в кинетическую при наличии относительного движения в недрах сознания; это последнее, будучи его modus vivendi^[129], в свою очередь, само является присущей ему категорией. Рассматривая факт относительного движения, мы видим, что оно является внешним проявлением субстанциальной сущности и, в то же время, само своей собственной силой объективирует в этой сущности присущий ему аспект, тем самым порождая соответствующую категорию бытия и соответствующий модус сознания. Последнее выражается формулой: человек творит внешнюю среду и сам есть ее творение^[130].

Относительное движение есть не что иное, как внутренняя взаимная переориентировка отдельных единичных модусов сознания через расчленение Интегрального Сознания и последовательное отождествление Целого с отдельными своими аспектами. Потенциальное Бытие есть внутреннее относительное движение при отсутствии протяжения по времени и наличии, следовательно, одновременности самосознания в Целом и в частях. Проявленное Бытие рождается с рождением времени и отождествлении Целого с частью^[131]; Самосознание Целого в аспекте есть, очевидно, обособление единичного сознания в Интегральном Синтезе и отделение от него. В силу этого, Проявленное Бытие есть сознание в большей или меньшей совокупности единичных аспектов; эти аспекты лежат одновременно в синтезе и среде, но забвение сознанием синтеза приводит его к ощущению, что оно живет только в среде. Изложенное выражается формулой: человек на земле сознает среду как реальность и имеет представление о Синтезе лишь как об à priori необходимом Начале.

«Абсолютная Истина на плане материальном является как нереальность, но эта нереальность есть нечто единственно реальное»^[132].

Живя в мире как среде и лишь à priori памятуя о своем синтезе, человек расчленяет свое сознание на две модификации: чувствование~^[133] (sensibilite) и разум. При помощи первой его активное сознание, т. е. совокупность уже утвержденных аспектов, воспринимает данные из среды и Интегрального Синтеза, а при помощи второй он квалифицирует и классифицирует их, после чего они становятся аспектами конечного доступного ему синтеза (по «закону пирамиды»). Назначение чувствования — восприятие данных анализа, назначение разума — их синтез. Когда чувствование воспринимает из среды, оно дает ощущения, когда же черпает из Интегрального Синтеза, то дает восприятия. Разум объективирует данные чувствования и утверждает их; утвержденное единичное ощущение есть представление; цепь представлений в закономерной их последовательности есть мысль. Мысль есть внешняя форма метафизического направления сознания, т. е. совокупности некоторого количества утвержденных модусов сознания, связанных единством некоторого частного центра, через который эти аспекты проходят; этот частный центр, конкретная потенциальная реальность, выливающаяся в кинетическую мысль, есть идея. Идея, в силу своей собственной природы, утверждает конкретную последовательность и виды единичных модусов познающего ее сознания; эта последовательность есть закон идеи. Таким образом, закон в отношении идеи играет роль вполне аналогичную той, которую выполняет сознание по отношению к бытию. Идея, познаваемая последовательным рядом единичных состояний сознания, представляет собой как бы тело некоторой высшей конституции, доступное более синтетичному сознанию, в каковом эта идея и выливается в стационарный конечный синтез идеи и ее закона, содержащий в себе всю цепь конкретных выражений, ее последовательность и закономерность; этот стационарный синтез есть принцип.

«Философия есть наука принципов и первопричин»^[134].

«Философия есть наука принципов, т. е. всего, что есть наиболее возвышенного во всех науках»^[135].

Основным признаком принципа является ноуменальность его природы; принцип сам по себе, в своей собственной сущности, лежит за пределами цепи причин и следствий; он является самодовлеющей субстанцией, частной реальностью, которая не может быть ни из чего выведена, которая сама по себе имеет бытие — частный аспект Бытия Космического. Всякий принцип порождает следствия силой своей собственной мощи, облекается идеей как низшим аналогом, гармонирующим с феноменальной природой временны́х и последовательно-причинных протяжений, и утверждает закон идеи — внешнюю манифестацию своей закономерности — как вполне независимая реальность. Если два принципа гармонируют между собой, т. е. если в системах их феноменальных следствий есть общие признаки, иначе говоря, если две или несколько осей аналогии их инволютивных систем пересекаются, то все равно, по общему принципу кинематики^[136], утверждение каждого из принципов происходит так, как если бы он был единственным действующим фактором во вселенной. Единичный принцип есть единичная истина, т. е. истина вообще относительная, но в ее конкретизации абсолютная для данной концепции~ феноменальных факторов. Изложенное резюмируется формулой: все принципы имеют ноуменальную природу и являются единичными субстанциальными деятелями вселенной, аспектами Конечной Интегральной Реальности.

Разделение объектов сознания по степени синтеза мы встречаем ясно выраженным у Сент-Ива д’Альвейдра в его книге «Mission des Juifs»^[137], где он приводит следующую схему; на ней «законы» (в толковании д’Альвейдра) соответствуют нашему «идеи + законы»:

Количество принципов, вообще говоря, бесконечно, ибо Единая Реальность может созерцать Себя в бесконечном количестве Своих аспектов. Порядком принципа я называю степень его синтетичности; если действие принципа связано с формальной стороной явлений, т. е. его влияние фиксируется лишь в некотором узко ограниченном относительном мире, то он является частным; если же его действие связано с внутренней природой явлений в ее трансформациях и, в силу этого, он тем самым проникает отдельные феноменальные разграничения, то этот принцип становится общим. Стремясь к Абсолютному Синтезу, испытующий дух человеческий ориентирует свое самосознание как конечный синтетический результат всех сознанных и утвержденных дифференциальных данных. Будучи по истинной природе своей Абсолютным, но при этом оторванный от своей сущности и сознающий себя лишь как проекцию Абсолютного в относительное, человек всегда и неизменно воспринимает не феномены явлений~^[138], как они манифестируются в среде, но и не ноуменальные принципы в их завершенной целостности, а лишь их проекции в относительный мир человека. При этом проецировании происходит искажение по двум координатам: по порядку синтеза и по индивидуальности. Первое искажение имеет своей причиной несовершенство развития человека, вследствие чего он все лежащее выше доступного ему синтеза проецирует в последний, благодаря чему не только искажается группировка элементов синтеза, но и некоторая часть их вовсе ускользает. Второе искажение выливается в расцвечивание человеком, согласно его индивидуальности, как отдельных элементов синтеза, так и всей их совокупности.

Различность восприятий феноменов, представляющих собой факторы определенной среды и потому вполне реальных в аспекте этой среды, поскольку в ней цепь причин и следствий и сама формальная сторона явлений связаны соответствующей вполне строгой закономерностью, и индивидуальность претворения в свое существо ноуменов, реальных по принципу, утверждают дилемму Абсолютного и относительного. Человек своим сознанием всегда живет в относительном мире, навеки сковывающем определенной гранью все возможности, и, в силу этого, с первого взгляда представляется, что титул «Абсолютное», как ignoramibus^[139], есть чистая абстракция. Тем не менее этот вывод сам по себе относителен и является лишь кажущейся истиной. — Человек, как микрокосм, заключает в себе оба элемента: абсолютный и относительный; он существует сам по себе своей собственной субстанциальной мощью, но в то же время он есть часть Всеобщего Целого; человек, как аспект Реальности, по своей истинной природе абсолютен, и его относительность рождается с того момента, когда свойственное этому аспекту сознание посредством изменения своей глубины — понижением порядка синтеза — входит в потенциально ему присущий относительный мир, вследствие чего и наступает разрыв с Целым. Но даже если удел человека по всей видимости исчерпывается его жизнью в относительном мире, даже если оковы его в принципе не могут быть разрушены до тех пор, пока сознание не возвысится до воссоединения со своим истоком — Атманом как аспектом Реальности, — то, тем не менее, человек всегда сохраняет с Абсолютным потенциальную связь; вот почему он всегда и неизменно ощущает Абсолютное, и это чувство растет непрерывно в гармонии с его собственной эволюцией.

«Человек как микрокосм обладает интуитивной памятью о Реальности. Вдохновение, проявляющееся словом, выражает Истину»^[140].

«Диалектика, как Цирцея, дочь солнца, обладает магической силой в таинственной своей связи с памятью о Реальности — Мнемозиной»^[141].

«Нам не дано познать Сущность Зиждителя, но мы можем петь Его Божественность»^[142].

«Мудрые знают Первоначало, именуемое Истиной (или Реальностью), — Науку, которая не построена на двойственности; это Первоначало одними именуется Брама, другими — Параматман (Верховный Дух); третьими же — Бхагаван»^[143].

Внутреннее, бессознательное, но ясно чувствуемое ощущение абсолютности своей внутренней первоосновы выливается вполне осязаемым образом в присущее каждому человеку сознание направления к Вечному и Абсолютному. Тот, кто много мыслил, кто устремлял свой взор в глубь вещей, всегда вырабатывает, вернее, реализует это шестое чувство, которое я называю чувством синтеза^[144]. Полярной противоположностью ему является чувство сектантства~, которое само по себе нереально и есть лишь дальтонизм сознания, его неразвитость и неспособность к различению. Чувство синтеза, или чувство реальности, есть воистину венец всех других форм восприятия, ибо оно есть чувство сущности, а не формальной стороны явлений. Каждое восприятие, получаемое человеческим сознанием извне, имеет два элемента: абсолютный и относительный; с повышением порядка сознания человек последовательно отвергает одни относительные элементы за другими вплоть до некоторого свойственного данному индивидууму предела. После этого приступает к исполнению своего долга чувство синтеза, и, помощью его, человек окончательно намечает в своем сознании грани внутреннего ядра, лежащего за пределами относительного. Это конечное ядро восприятия определяется двумя категориями: с одной стороны оно безлично, а с другой — сверхлично. Как та, так и другая одинаково лежат за пределами относительного мира; но по отношению друг к другу они являются полярными противоположностями; более того — сама степень их антагонизма служит показателем полноты выявления этого внутреннего ядра. Безличность есть отсутствие вмешательства какой-либо индивидуальной силы, она есть первый признак среды, т. е. первичной сущности тварной космической реальности; тварная реальность по принципу иллюзорна, но для сознания, потерявшего связь с Верховным Синтезом, представляется единственной. Сверхличность есть наличие исчерпывающей совокупности индивидуальных расчлененностей и является первой категорией Абсолютной Реальности. Изложенное резюмируется формулой: Абсолют и иллюзия среды суть противоположные полюсы сущности каждого фактора природы.

Таким образом, хотя Абсолютное в своей чистоте и недоступно человеку, тем не менее человеку присуща способность определять степень отдаленности всякого данного фактора от его абсолютного прототипа. Если пред человеком лежит Неведомое, Недоступное, но он знает к Нему путь и может контролировать всякое к Нему приближение или отклонение от Него, то он всегда располагает возможностью à priori выявить ряд отдельных элементов этого Неведомого в зависимости от степени своего развития; иначе говоря, хотя Абсолютное человеку недоступно à posteriori, на основании анализа относительного он уже может выявить столько категорий этого Абсолютного, сколько их сможет воспринять его сознание.

«За всеми переменчивыми явлениями феноменальной вселенной скрывается Нечто Реальное, на лицевой поверхности Которого происходит постоянная игра материи, силы и жизни, подобно тому, как рябь и волны играют на поверхности океана, или по лазури неба пробегают облака»^[145].

«Субстанция — это то, что кроется под всеми внешними проявлениями; это то, от чего зависят все свойства каждого предмета, то, что составляет всю его сущность; это природа вещей, действительная, живая сущность»^[146].

«Божеская Премудрость останется навсегда для нас свойством Непостижимым, если мы станем рассматривать Ее в Собственной Ее Натуре, но чрез сравнение мы получаем о Ней некоторое познание, которое и будет верно, если мы от сего понятия будем отделять все человеческое и несовершенное»^[147].

Относительное характеризуется следующими основными категориями, различность степени напряженности которых есть мерило отдаленности этого относительного от Абсолютного:

1) Форма — есть первая категория относительного; оно всегда ограничено, имеет раз навсегда определенные качества, отмежевано от всего внешнего, действует за свой страх и риск.

2) Сознательное неведение — есть вторая категория относительного; всякое обобщение здесь осуществляется через игнорирование вторых причин и следствий и пренебрежение обертонами.

3) Угол зрения — есть третья категория относительного; оно осуществляет обобщение в зависимости от последовательности порядка и перспективы действия привходящих факторов. Всякое относительное обобщение имплицитно заключает в себе элемент случайности.

4) Оценка, предпочтение, выбор, неполнота, ошибочность — вместе представляют собой четвертую категорию относительного; она является следствием первых трех категорий, но со своей стороны вводит еще элемент узкой субъективности обобщения, способности заблуждения или элементарного невежества.

5) Конкретность, недвижность, отсутствие способности самостоятельного развития, метафизического творчества и размножения — вместе составляют пятую категорию относительного. Относительное не имеет дара жизненности; оно существует за счет вампирического заимствования силы из какого-либо ноуменального источника и если способно влиять, то лишь как слепая сила, действующая всегда в одном и том же направлении, согласно первоначальному импульсу, вызвавшему ее к бытию.

Абсолютное не может быть ограничено ни одной из этих категорий, Оно Само по Себе их содержит в состоянии возможностей, реализуемых Абсолютным тогда, когда Оно захочет осознать Себя относительным. Его природа, вообще говоря, определяется отрицанием каких бы то ни было категорий, а потому человек тем выше начинает понимать Абсолютное, чем синтетичнее он выявит категории относительного и, обратив к Абсолютному, их отвергнет. Абсолютное Само по Себе невыразимо, ибо Оно есть Первоначало всего и именно вследствие этого не нуждается ни в каком выражении, так как идея Абсолютного близка сердцу каждого человека.

На пути всей истории человек всегда стремится к Вечному и Абсолютному, и чем сильнее он чувствовал относительность всего, тем более интенсивно он начинал жаждать Абсолютного. Все философские и религиозные системы представляют собой попытки достижения конечного идеала — анализа Первопричины; учение о Трансцендентальном само по себе есть признание ограниченности познавательных способностей человека и ясное сознание того, что Причинная Природа лежит по ту сторону объективного разума. Стремясь к познанию Первопричины, человек стал пользоваться двумя методами: дедуктивным и индуктивным. Основываясь исключительно на эмпирическом опыте и с помощью логики обобщая его данные в единичные частные относительные синтезы, человек силою вещей не мог выйти за пределы относительного, ибо все его построения оставались замкнутыми в сфере его субъективного существа и мировоззрения. Основываясь исключительно на интуитивном опыте, человек воспринимает его данные в столь преобладающе индивидуальном освещении, что они остаются совершенно непонятными для других людей, а кроме того, и сам человек в большинстве случаев оказывается не в силах претворить данные интуиции в разум. В первом случае, при восприятии «снизу», из среды, человеческие обобщения всегда конечны по принципу; они de jure никогда не могут преодолеть верхний порог присущего данному человеку сознания и являются, в сущности, опорами его сознания по отношению к среде. Во втором случае, при восприятии «сверху», из Интегрального Синтеза, человеческие выводы могут быть абсолютны, ибо таковыми они de jure являются в своей истинной природе, но, окрашиваясь субъективными тональностями, они de facto становятся относительными. Таким образом, только один путь ведет à priori к Абсолютному, и этот путь есть интуиция.

«Путем объективного познания нельзя выйти за пределы представления, т. е. явления. Таким образом, мы всегда будем стоять перед внешнею стороной предметов.…Но в противовес этой истине выдвигается другая — именно та, что мы не только познающие субъекты, но вместе с тем и сами принадлежим к познаваемым существам, — что мы и сами вещь в себе.…Для нас открыта дорога изнутри — словно какой-то подземный ход, какое-то таинственное сообщение, которое — почти путем измены — сразу вводит нас в крепость, — ту крепость, захватить которую путем внешнего нападения было невозможно.…Это значит, что мы должны стараться понять природу из себя самих, а не себя самих из природы»^[148].

«Философия есть лишь сознательное и целенаправленное возвращение к данным интуиции»^[149].

«Истинный служитель Изиды есть тот, кто, правильно восприняв учение о Божественных вещах, его подвергнет анализу разума и проникнет духом все те истины, которые оно содержит»^[150].

Интуиция есть свойство, присущее всем людям, она стоит в ряду других средств восприятия и познания, но по природе своей имеет первенствующее значение, будучи среди них prima inter pares — первой среди равных. Интуиция всегда субъективна; более того, она — самая субъективная из всех воспринимательных~ способностей человека, но это последнее свойство есть единственная категория, утверждающая ее относительность. Субъективность интуиции сводится целиком к расцвечиванию, окрашиванию получаемых ею данных, но эти данные, как непосредственные эманации Синтеза, по своей собственной природе вполне абсолютны. По мере совершенствования человека идет развитие чувства синтеза, и с его помощью человек начинает корректировать данные интуиции, делая их все более независимыми от собственной личности. Конечное развитие соединенных вместе интуиции и чувства синтеза выливается в Откровение, высшую познавательную способность, в своем целом присущую только самому чистому духу. Данные Откровения всегда сверхличны, т. е. одинаково гармонируют со всякой индивидуальностью; познаваемые в своей чистой природе лишь сознанием духа, они облекаются в форму высшей земной индивидуальности, соответствуя целой эпохе всемирной истории и целому семейству народов; последнее резюмируется формулой: Откровение есть интуиция расы.

«Бег звезд и молний уносил меня, а ветер давал крылья, и я стремился к Нему — пока не прибыл к стене из хрусталя, окруженной пламенем. Минув Божественный Огонь, я приблизился к дворцу, тоже хрустальному.…Его кровля представлялась как бы путями звезд и молний; повсюду — херувимы и пламя всех цветов; небеса жидкие и сверкающие.…И вот, среди непостижимой, таинственной глубины появился трон, как бы созданный из снегов; он был окружен звездами и песнопениями херувимов; одеяние Того, Кто недосягаем в великолепии, сияло ярче солнца, блистало чище снега.…И Он сказал мне: “Подойди, Енох, приблизься к Моему Святому Глаголу”…»^[151].

Каждое Откровение раскрывает целостный аспект Абсолютной Истины; его ядром является Доктрина Абсолютная по природе и исчерпывающая истину, свойственную данной расе, данному циклу истории. Совокупность этих Доктрин есть Верховное Абсолютное Учение об Истине Вечной. Поколения исполинов мысли собрали воедино эти Доктрины, и неведомый нам Величайший Гений мира обобщил их в стройную систему — Великое Герметическое Учение, скрывавшееся на пути бесчисленных веков от толпы и дошедшее до нас в ореолах мифов под именем Священной Книги Тота, Великих Арканов Таро. Это величайшее наследие минувших веков, живой показатель того, что в пучине прошлого, в седой древности человечества были достигнуты такие вершины Истины, о которых мы не смеем и подозревать, скрыто почти непроницаемым покровом эзотеризма. Книга Тота есть собрание символов, и достаточно однажды устремить свой умственный взор в их сущность, чтобы сразу почувствовать их неизмеримую ценность.

«Поистине это произведение исключительное и грандиозное, простое и мощное, как архитектура пирамид, а следовательно — и столь же устойчивое; книга, резюмирующая все науки, бесконечные комбинации которой могут решить все проблемы; книга, которая говорит, заставляя мыслить, вдохновительница и руководитель всех возможных умственных заключений, — быть может, высшее произведение человеческого духа, и, несомненно, самое прекрасное из всего оставленного нам древностью»^[152].

«Вот Книга, где, освобожденный от всех иллюзий, раскрыт Верховный Закон честных мужей, победивших желания; Книга, в которой раскрыта Сущность, Которая должна быть познана как Истина Сущая, Которая дает дар восприять Красоту совершенную и уничтожает три вида страдания»^[153].

Прежде чем приступить к анализу доктрин Арканов, скажем несколько слов о символике вообще, ее назначении и различных ее степенях.

II. Аркан как высшее проявление символизма

«Символ — не есть ли он всегда, для того, кто умеет его читать, более или менее ясное раскрытие того, что является Божественным?»

Карлейль

Каждый человек в самом существе своем настолько отличен от других людей, что всякое его восприятие, всякое представление носит свой особенный, одному ему присущий характер. Уже с незапамятных времен людям известно, что все представления их относительны, что мир познается человеком лишь в его собственном условном, индивидуальном освещении, что ни одна реальность как таковая не может дойти до его сознания. Первым проблеском деятельности сознания человека является возникновение представления о числе, т. е. о наличии в мире однородных факторов. Чувствование стройности, гармоничности и закономерности среди множественности явлений природы выливается постепенно в объективирование ряда отдельных комплексов понятий и представлений, которые, не выходя еще из среды общего сознания, уже намечают будущее русло активной его деятельности, становятся прототипами дальнейших конкретных утверждений. С развитием человека каждый из этих комплексов из более или менее случайной группировки элементов претворяется в нечто целое, выявляет свой результирующий девиз, сам по себе становится сознательной единицей существа человека в виде вполне определенного понятия — символа целостной совокупности составляющих его тональностей. При возникновении общения между людьми, при появлении разговорного языка, эти символы начинают терять свою обособленность, свой чисто индивидуальный характер, но однако еще продолжают оставаться лишь условно принятыми обозначениями тех или иных факторов природы. При дальнейшей эволюции человека, расширении его сознания и увеличении числа его переживаний, у него возникают, наконец, и понятия отвлеченные. Каждое слово, выражающее то или иное душевное состояние, является уже собственно символом. Символ есть комплекс человеческих представлений, взятых в наиболее чистой форме, т. е. с наименьшей примесью влияний со стороны внеположных факторов, выраженный в виде слова, числа или в форме красочных или звуковых сочетаний. Под символизмом я подразумеваю не самоё внешнее проявление внутреннего символа, запечатленное тем или иным образом, а саму идею того, что некоторая система человеческих представлений, взятых в причинной последовательности, выражается в некотором общем девизе^[154], активно и динамично воздействующем на каждого человека, которому он встречается. Символ как таковой, сам по себе, в силу своей собственной конституции вызывает в сознании встретившегося с ним ту самую систему представлений, в той же последовательности, каковая вложена была его автором, но вместе с тем каждый человек воспринимает символ в тех тональностях, которые свойственны его восприятию, — он так или иначе окрашивает символ, воспринимая в тех или иных дифференциальных частностях; и однако сущность символа остается перманентной для всех, кому бы он ни встретился. Таким образом, язык символов есть истинный, всемирный, всечеловеческий язык, одинаково действенный для всех времен и всех народов. При его помощи человек получает возможность запечатлевать свои идеи и мысли так, что они, нерушимо сохраняясь, переживут его и сообщат каждому встретившемуся с ними те же мысли по существу, что были у него самого, но применительно к технике мышления и степени развития каждого из тех, кто их воспримет. Итак, символ есть одновременно наиболее и совершенно недвижная форма запечатления мысли — и наиболее и совершенно эластичный метод применения их к познанию различных людей.

«Эмблема лишь обобщает совокупность мыслей, не являющуюся символом, который надлежит скорее понимать как посредник, помогающий уяснить единую определенную идею»^[155].

Слово, выражающее эмоцию человеческой души, есть символ в его классическом случае; хотя каждый отдельный человек эту эмоцию переживает различным образом и в различной степени, она, тем не менее, продолжает оставаться в своем существе совершенно определенной, т. е. она подчиняется общему принципу: символ воспринимается различными людьми с различной глубиною и с различными оттенками, но в существе своем он остается понятием~ перманентным^[156]. Человеческая речь сама по себе есть могучее подспорье человеку, ибо при помощи слов-символов он имеет возможность передавать другим людям свои мысли и переживания. Когда человек ограничен в своем опыте сферой обыденного и повседневного, где он наблюдает лишь простейшие формы, его речь является для него вполне совершенным способом передачи своих мыслей. Переходя в область отвлеченного мышления, человек сразу начинает чувствовать несовершенство своей речи; чем выше и универсальней понятие, тем труднее его выразить словами. Правда, с увеличением числа понятий увеличивается и число слов, так как каждый язык есть зеркало создавшего его народа, запечатлевающее автоматически всю его эволюцию^[157], и однако введение новых терминов не может решить задачу. Действительно, каждое новое слово должно быть пояснено с помощью уже известных; в силу этого оно, с одной стороны, может обобщить в себе хотя и в новой группировке, но все же лишь ранее известные и утвержденные элементы, а с другой — несмотря ни на какие пояснения оно всегда будет восприниматься разными людьми различно согласно конкретным свойствам их индивидуальностей. В самом деле, начиная с детских лет каждый человек, узнавая новое слово, связывает с ним те или иные переживания в мире чувств или в мире разума; на пути своей дальнейшей жизни, в большинстве случаев, он уже не возвращается к тому, чтобы сделать переоценку смысла своих слов, но если бы он это и сделал, все равно новые представления, связанные с ними, так или иначе будут вытекать из свойств его индивидуальности. Отсюда явствует, что человек в принципе неспособен точно передать другому свои мысли при помощи языка, ибо все слова понимаются ими различно. Каждое слово, произносимое одним человеком и воспринимаемое другим, имеет два элемента; один вполне определен, ибо он сверхличен (т. е. независим от данной личности, будучи одинаково присущ всем людям как определенная, раз навсегда условно принятая категория мышления или модус сознания, — например, понятия «холод» или «жажда»); другой относителен, ибо он индивидуален (т. е. представляет собой совокупность индивидуальных окрашиваний первого сверхличного элемента, а потому есть функция индивидуальности данного человека, — например, интенсивность, характер и тональности переживаемой эмоции). Итоговым выводом из всего сказанного будет то, что чем материальнее объект, о котором идет речь, тем легче один человек может понять другого; наоборот, — чем более этот объект отдаляется от мира грубых форм, тем передача мыслей одним человеком другому затрудняется.

Углубляясь своим сознанием в сущность явлений или желая разобраться во внутренних переживаниях своей души, проследить и проанализировать ее движения, человек сразу убеждается, что все эти представления и чувствования состоят из столь тонких оттенков и тональностей, что обычная речь уже не может их передать; здесь впервые в человеке проявляется новая способность — у него открывается дар красноречия. Под влиянием вдохновения человек создает новое мощное орудие своему духу; неуловимые оттенки речи, тембр и высота звука недоступным пониманию самого оратора образом создают иной путь общения с душами слушателей. Но как только переживания начинают терять под собой непосредственную почву — физический мир, как только они переходят в мир дымчатых образов, грез и мечтаний, в мир, непонятный уму человека, но столь близкий и ясный духу его, он убеждается, что слово не может подняться до них, не может вместить искр-эманаций его духа, а посему и не может зажечь ответное пламя в сердцах людей. И вот, внутренний голос заставляет его инстинктивно следовать закону аналогии; он начинает говорить притчами, т. е. для выражения высших реальностей пользоваться образами другого, низшего плана; здесь, по роду своего дарования, он эти притчи может облекать или в речь вдохновенного пророка — или в гармонию красок, форм или звуков; так родилось искусство.

Совершенное произведение красоты — это застывшая песнь духа человеческого, пробуждающая в сердцах других людей отзвук своему стремлению; эта притча, этот символ создают в душе каждого мощный порыв ввысь, вызывают в ней новые заветные стремления. Чем пламеннее душевный порыв, вложенный в этот символ, чем выше и чище побуждение его творца, чем совершенней умение его целиком отдаться своей идее, тем совершеннее и сама форма символа. На пути истории стремление к совершенству формы порой всецело завладевало искателями красоты, и все их стремления были направляемы именно на поиск формы; здесь дух живый уже отлетал от символа. Излишний реализм давал лишь восхищение взгляду, вызывал лишь преклонение пред талантом художника, но уже не мог заставить трепетать дух зрителя, — индивидуальность автора, его мысли, переживания и стремления оставались невыявленными, и произведение искусства из чистого творчества, каким надлежит ему быть, превращалось лишь в подражание существующему, а всякое подражание, как бы ни было оно совершенно, является мертвым. Временами люди впадали в противоположную крайность: отказываясь от принятых общечеловеческих условных форм, они тем самым создавали не символы, а шифр, прочесть который не мог уже никто кроме них самих.

«Человек способен увлекаться формой, оставляя идею в забвении; символы, размножаясь, теряют свою силу»^[158].

Переходя от душевных эмоций к переживаниям духа, человек уже не в силах создавать соответствующие образы для их запечатления; здесь ему должно прибегнуть к более совершенному способу выражения своих чувствований. Так явилось искусство уже не связанное условностями недвижных форм, — родилась музыка. Здесь впервые человек получил свободу возноситься над условностями своего интеллекта и этим раскрыл возможность высшим сторонам своего «Я» проявляться осязаемым образом и принимать активное участие в общей работе человека. Неисповедимыми путями музыкальная гармония заставляет человека забыть свою личную жизнь и возносит его дух к лицезрению вечности. Вдохновенная, истинная музыка есть пение души, которая чудными звуками вливается в чужую душу, завоевывает и покоряет ее. Музыка служит спутником и выразителем мечтаний, чаяний и молений исстрадавшегося сердца; ей одной, без слов и доказательств, вверено красноречие утешения, ей свыше дана тайна духовного врачевания. Музыка не сон, но, убаюкивая слушателей, она будит в них далекие вещие сновидения, зовет их на путь высокого и прекрасного, раскрывает область ~чарующих, самоотверженных стремлений~. Пифагорейцы знали, что музыка — математика в звуках; с такою же точностью, как математика о мире видимом, говорит музыка о мирах иных.

Дух всегда и во всем ищет синтеза, но он не создает этот синтез посредством скрупулезного исследования отдельных фактов, а чувствует непосредственно взаимную связь дифференцированных деталей; он всегда стремится к тому, чтобы в одном образе или в одной идее объединить всю массу единичных фактов, воспринятых разумом. Лучшие представители рода человеческого мощью своего гения провидели в грядущем цель, к которой люди должны стремиться, и выражали этапы восхождения к ней в виде отвлеченных идеалов. Одновременно с утверждением цели эти гении указывали путь и давали средства ее достижения; силой своего духа они направляли все усилия людей в одном определенном направлении. Установив какую-нибудь идею, они отождествляли с ней все виды стремлений, делали ее близкой по уму и по сердцу каждому человеку, сводили к ее руслу все течения духа, мысли и чувства. Весь род людской охватывался тогда тяготением в одну сторону, он не только терял все другие интересы, не только забывал все предыдущие свои искания, но начинал отрицать в принципе возможность самого их существования, допуская противное лишь для полного невежества или злой воли. На пути истории человечество попеременно как бы сходило с ума то на одном, то на другом увлечении, неизменно превращавшемся в манию, пока явление нового гения не разрушало одним ударом всего этого, чтобы затем вновь создать влечение к новой цели и томительную жажду по ней. На пути всех веков развитие рода людского всегда и неизменно осуществлялось под одновременным воздействием сверху и снизу: работа толпы давала гениям почву, опершись на которую они могли отдаваться целиком синтезу и подниматься в заоблачную высь духа; откровения гениев, подобно лучу маяка, указывали толпе путь, звали и манили ее туда, где парил дух избранников; вот почему гений есть воистину творение и творец народа. С течением времени идеалы менялись, так как в различные времена человечество должно было идти по различным путям, но они не всегда замещались совершенно новыми, впервые являющимися на арене истории. В большинстве случаев, с истечением того или иного срока, человечество вновь приходило к тому, что уже было много веков раньше, ибо один виток спирали эволюционного движения кончался, начинался путь по новому витку. Вновь утвержденные идеалы, будучи по существу аналогичны минувшим, в новом своем выражении были еще более возвышенны, еще более недосягаемы. Выявленные и утвержденные мировыми гениями, новые идеалы обыкновенно отождествлялись с какой-нибудь высшей стороной человеческого духа. Такого рода естественный символ уже не является простой эмблемой, образом дел человеческих, простым запечатлением мысли; мощью духа создавшего его гения этому образу ниспосылается дар самостоятельного активного воздействия на все человеческие сердца. Понятно, что такой образ уже перестает быть только условным обозначением, он неизмеримо выше символа в виде слова или числа, он содержит в себе новое могущественное качество — жизненность.

В своем стремлении к синтезу человек приходит, наконец, к постижению Первопричины всего сущего. Уже задолго до этого разум его должен был сознаться в своем бессилии познавать в Области Трансцендентального, ибо здесь только чистый дух человека может наблюдать, изучать и претворять в понятия свой опыт постижения чрез вложенную в него способность воспринимать непосредственно — чрез его интуицию. Истинный искатель не удовлетворяется одним интуитивным восприятием, в нем просыпается жажда спроецировать это восприятие в свой разум, но вскоре он убеждается, что воспринятое через откровение не может быть выражено никаким человеческим языком; человек неминуемо должен прибегнуть к более совершенным и возвышенным символам. И вот, с того момента, когда он решается сообщить людям свои откровения, рождается религия. Способствуя сосредоточенью, отрыву от обыденной жизни и проникновению в высшие сферы человеческого «Я», обряды и церемонии, вместе с тем, в самом своем начертании и внешних проявлениях содержат в себе в синтетической форме весь путь, который должен пройти человек, отдельные этапы этого пути и частные решения; эти обряды и церемонии, в соответствии с самим их воздействием на душу человеческую, называются таинствами. Здесь символ воспринимает еще одно новое, могучее свойство: он не только жизнедеятелен вообще и способен активно вызывать те или иные вибрации, но он еще и непосредственно раскрывает законы мироздания; здесь символ как бы становится Учителем.

Путем откровения человек способен еще дальше проникать в глубь вещей, еще больше приближаться к Божественной Сущности. Великие Посвященные своим духом воспаряли в такую высь, что они могли постигать Основные Принципы созидания миров, Неисповедимые Пути Божества, по которым шло Его Проявление в космосе; эти Первоверховные Истины и были переданы человечеству в виде Божественных Мистерий. Мистерии еще выше, чем таинства, возносят дух человека; в Мистериях он не только уходит от обыденной жизни, не только воспаряет ввысь, но и теряет свою обособленность, сливается с космосом, чувствует себя частью Единого Целого. Мистерия есть тоже таинство, тоже символ, но уже не сводящийся к отражению частных перипетий скорбного пути человека, а изображающий основы жизни всего мироздания во всем его великом целом^[159].

«Религия есть введение Божественной Жизни в человеческую душу»^[160].

Но где тот Источник, из которого Великие Учителя человечества черпали свою силу? Как бы высоко ни стояли они и сколь бы нечеловеческим гением ни обладали, они все же оставались людьми, и Божественная Сущность в Своей чистоте и для них оставалась все же недосягаемо Великой. Этот Источник есть самый мир — Божество Проявленное, — зиждущийся на двадцати одном Божественном Принципе; вот эти-то Принципы и есть то, что известно людям под наименованием Великих Арканов. Аркан есть не что иное, как такой символ, который безмерно превосходит по глубине все таинства и мистерии. Его жизнедеятельность бесконечна, потому что сила, вложенная в него, не есть творение отдельного человека: это есть Сам Дух Божий; заключенные в Аркане разум и мощь суть образы Совершенства Вседержителя; законы, открываемые им, суть законы всего космоса, потому что Аркан, как аспект Божества, есть Само Божество. Как мистерии суть высший предел воспарения духа человеческого, так Арканы суть низший предел, до которого Божество непосредственно нисходит. В своей совокупности Арканы содержат в себе всё, весь Макрокосм и всякий Микрокосм; постигнуть Арканы во всем их целом — значит перестать быть человеком и стать Божеством. Эти Великие Символы суть вечные неисчерпаемые источники всей мудрости и являются единственными путями к восприятию Вечной Божественной Истины. Каждый Аркан, как подобие Божества и комплекс всех явлений мироздания, воспринимается человеком в виде символа различного порядка в зависимости от степени его совершенства.

«Одинокий узник, лишенный книг, имея одно лишь Таро, которым он умел бы пользоваться, в течение нескольких лет мог бы достигнуть Вселенского Ведения, мог бы говорить обо всякой проблеме с несравненной эрудицией и с неиссякаемым красноречием. Этот путь, вообще говоря, есть истинный ключ ораторского искусства и Великого Делания, как его засвидетельствовал Раймонд Луллий; это есть истинная тайна претворения мрака в свет, первый и самый необходимый из всех Арканов Великого Делания»^[161].

Следуя этому пути, человек постепенно постигает своим духом Откровения Вечной Истины, и по мере того как Бессмертные Символы оживают пред его восхищенным умственным взором, они оживляют его самого, очищают его душу, преобразуют все его существо и дают свободу бессмертной искре Божества, тлеющей в нем, приобщиться к величавому и грандиозному покою — к Царственной Жизни Мироздания.

III. О метафизическом пространстве и геометрических методах исследования

Человеческое мышление есть чередование представлений и умозаключений, — чередование последовательное и притом непрерывное. В силу этого, во всяком рассудочном постижении всегда наличествует элемент движения, а следовательно, и понятие о времени. Это последнее хотя и может иметь переменный масштаб, в каждом частном случае автоматически определяемый и устанавливаемый степенью развития данного человека, спецификой объекта его мышления и уровнем сложности этого объекта, но все же само понятие о времени неизменно долженствует входить во всякий умозаключающий процесс.

Алгебраический метод исследования, т. е. переход от решения данного частного вопроса к общему анализу всех ему подобных, может, естественно, применяться не только в сфере чисто математических проблем, но и вообще при всяком исследовании, каков бы ни был его характер. В качестве впечатляющего примера можно сослаться на исследования одного из величайших математиков XIX века — Гоёне Вронского, которые среди попыток приложения математики к решению отвлеченных философских проблем стоят на первом месте и которые, несмотря на представляемый ими глубочайший интерес, остались неизвестными не только широкому кругу читателей, но даже и большинству специалистов^[162].

Уже на заре культуры человек, благодаря вложенной в саму его сущность наклонности к синтезу и обобщению, при решении обыденных житейских вопросов пришел к созданию юридического права, которое по отношению к жизни находится в положении, аналогичном отношению алгебры к арифметике. Переход от конкретных частностей к постулируемым обобщениям всецело зависит от личности обобщающего, а потому, вполне естественно, общие постулаты и решения всецело находятся в области относительного. Между тем человеческое мышление базируется на ряде основных форм умозаключений, которые, всегда и неизменно, лежат в основе всякого течения мыслей. Эти основные формы мышления и представляют собой те соотношения, которые и должны быть прежде всего точно определены, вполне сознательно выявлены и подвергнуты тщательному анализу. К глубокому сожалению, европейская психология почти совершенно не занималась исследованием вопроса об элементарных формах мышления, которые, естественно, не могут не лежать в основе всякой истинной теории познания. Со своей стороны, позитивная философия увлеклась почти исключительно критикой разума, т. е. определением характера его природы, границ его власти и ценности умозаключений. Между тем, какова бы ни была ценность разума с абсолютной точки зрения, сам он, как часть природы, является также «вещью в себе» и тем самым подлежит вполне определенным законам, которые не только управляют его эволюцией, но и обрисовывают среди феноменальных внешних окрасок внутреннее вполне определенное же ноуменальное ядро. Разум рождается из чистого духа чрез утверждение некоторых первичных метафизических соотношений: бинера, тернера, кватернера и т. д. Вся дальнейшая его эволюция состоит исключительно в том, что он постепенно, чрез обобщение сложных групп представлений в единицы более высокого порядка, начинает оперировать все более сложными элементами.

«Множество раз уже было замечено, что мозг мыслящего человека не превышает по своим размерам мозг дикаря; между ними нет ничего похожего на ту разницу, какая существует между их умственными способностями. Причина этого явления кроется в том, что мозг Герберта Спенсера имел немногим больше работы, чем мозг австралийца, так как Спенсер в характеризующей его умственной работе оперировал все время при посредстве знаков для выкладок, которые заменили ему понятия, в то время как дикарь совершает всю или почти всю свою умственную работу при помощи громоздких представлений. Дикарь в этом случае находится в положении астронома, делающего вычисления при помощи арифметики, Спенсер же — в положении астронома, оперирующего при помощи алгебры»^[163].

Всякое алгебраическое представление может быть интерпретировано методом геометрическим. Этот способ исследования столь естественно близок человеческому духу, что, как известно, даже в чистой математике геометрический анализ родился многими веками ранее анализа алгебраического^[164]. Всякий геометрический метод имеет то преимущество, что он обладает свойством наглядности, благодаря которому человек может все время следить за верностью своих построений. Наоборот, метод алгебраический требует от человека большой способности мыслить вполне отвлеченно, что неизмеримо более трудно и является доступным лишь наиболее развитым умам.

Все наши представления о величинах и протяжениях так или иначе связаны с непосредственно познаваемым трехмерным пространством. При помощи отвлеченных формул математики мы хотя и можем иметь абстрактные представления о пространствах, обладающих иными свойствами^[165], — как, например, пространства Лобачевского и Римана (где, например, кратчайшим расстоянием между двумя точками является не прямая, а кривая, проецируемая в наше пространство в виде трактрисы), — но для нашего разума все это остается пустым звуком. Имея дело с реальными геометрическими протяжениями, поверхностями и объемами, мы всегда мыслим их в трехмерном пространстве Эвклида. Переходя к решению отвлеченных проблем методом геометрии, мы хотя и будем пользоваться ее фигурами, но эти фигуры теперь будут иметь уже иной смысл и иное значение; здесь они представляют собой лишь пространственную интерпретацию сущности, которая сама по себе лежит в другом мире. Вследствие этого пространство, в котором мы совершаем эти построения, по самой своей природе отлично от пространства геометрического; это пространство я называю метафизическим пространством. Вполне понятно, что Эвклидова теория для такого пространства может быть, а может и не быть актуальной, т. е. не иметь своей силы; кроме того, протяжения по различным координатам в нем могут иметь различные значения и наименования^[166]. По ходу предстоящего исследования мы будем широко пользоваться геометрическим методом анализа философских вопросов посредством интерпретации их в метафизическом пространстве, наделяемом соответственно теми или иными свойствами в зависимости от продуктивности, которой при их привлечении обеспечивалось бы исследование той или иной конкретной проблемы. Наряду с геометрическим мы будем также применять и чисто алгебраический метод решения отвлеченных проблем.

IV. О системе Арканов и их познании

«Приветствую любовь твою к философии; радуюсь услышать, что душа твоя подняла паруса и направилась, подобно возвращающемуся Улиссу, к родным берегам — к Славной, единственно Реальной Стране, к Миру Незримой Истины».

Плотин^[167]

Священная Книга Тота есть система Верховных Доктрин, выражающих в своей совокупности Абсолютное Герметическое Синтетическое Учение о Божественной Первопричине, Человеке и Вселенной; все, что есть, сводится к этим трем Началам, трем модусам Единой Реальности и сливается в тождество в Единстве Ее Сущности. Это Учение есть совершенная форма Истины в разуме, Оно есть Ее полная проекция, законченная и исчерпывающая реализация. Чистый разум, высший Манас, есть Божественная Категория, а потому ему дано воспринимать и запечатлевать отражение Истины в ее первородной девственной чистоте.

«Как лицо полностью отражается в зеркале, так в интеллекте истинного искателя полностью отражается дух»^[168].

«Разве может относительное постичь Абсолютное? Конечно, нет! Но может восчувствовать, соединяясь с Ним… Разве кусочек зеркала не отражает в себе все небо?.. Разве весь великий голос океана не распевает в глубине самой смиренной раковины, имевшей счастье, как говорит легенда, выдержать хотя бы в продолжение часа его необъятный и звучный поцелуй? Так, экстаз дает восхищенной душе возможность напитаться Бесконечным, дает некогда присущее ей понятие Абсолюта, приносит неистощимый шепот самого Откровения, заключающего в Себе все «Я», не будучи заключено ни одним. Какое упоение!.. Погружать свою индивидуальную жизнь в коллективный океан Жизни Необусловленной, или иметь возможность вдыхать силу чистого духа, — и этим питаться! Это и есть последнее Посвящение, окно, распахнутое в необъятный Божественный Свет и Божественную Любовь, Небесную Истину и Красоту. Снова найти путь к первобытному Эдему!»^[169].

«Подвижники, имеющие веру, имеют и дар воспарения; покоящиеся на откровении, поддерживаемые наукой и свободой от всякого желания, они видят в глубочайших тайниках своей собственной души Начало, которое есть Дух Верховный»^[170].

Разум есть одна из познавательных способностей человека, которая может достигать различных степеней совершенства и имеет свои достоинства и недостатки; анализируя чистый разум, пользуясь чувством синтеза, испытующий дух его имеет возможность составить себе априорное представление о его истинной чистой природе. Здесь разум претворяется в начало тварности сознания, то есть из воспринимающей способности он претворяется в субстанциальную силу, управляющую формальной стороной жизни сознания и устанавливающую как чередование модусов этого сознания, так и его закономерность. Разум в своей высшей форме, таким образом, из орудия сознания становится самой его природой, т. е. делается категорией, непосредственно присущей самому духу. В гармонии с этим, разум становится расчленяющим началом двух основных форм самосознания духа: сознания себя как такового, в чистоте своей однородной природы, и тварного самосознания в совокупности своих отдельных потенций, атрибутов, получивших в ~присущих им сознаниях~ иллюзорность независимого бытия. Таким образом, верховный принцип разума есть начало самоутверждения духа как первообраза, т. е., иначе говоря, вся жизнь во всем ее целом, как процесс самоутверждения духа, лежит целиком в гранях разума, представляющегося по отношению к ней конечным абсолютным Началом. Вследствие этого всякое человеческое сознание, с одной стороны, связано необходимостью самоутверждения в разуме; с другой же стороны — этот разум представляется по отношению к нему Абсолютом. Изложенное резюмируется формулой: человек живет в мире разума, разумом и в разуме и может воспринимать Абсолютный Синтез не иначе, как в виде Совершенного Разума.

«Эта доктрина именуется Каббала, что значит, по учению иудеев, восприятие какой-либо истины, интуитивно открываемой душе разумной. Итак, Каббала есть свойство разумной души познавать Божественные вещи непосредственно разумом, вследствие чего эта Наука должна называться Божественной — как вообще, так в особенности и как Наука о Боге»^[171].

«Ты спрашиваешь: как можем мы познать бесконечное? Отвечаю — не разумом. Дело разума — различать и определять; поэтому Бесконечное не может стоять в ряду его объектов. Бесконечное ты можешь постигнуть лишь высшей, чем разум, способностью, приходя в состояние, в котором ты уже перестаешь быть своим конечным «Я» и в котором тебе сообщается Божественная Сущность. Это экстаз, это освобождение твоего ума от его конечного сознания. Подобное может быть познано только подобным; когда ты перестаешь быть конечным, ты становишься одним с Бесконечным. Приведя свою душу к ее простейшему «Я», к ее Божественной Сущности, ты осуществляешь это единение — эту тождественность»^[172].

В нормальном состоянии разум и сознание неотъемлемы друг от друга; все то, что человек объемлет своим сознанием и что составляет относительный, ему одному присущий мир, — им познается в разуме, и потому этот мир носит наименование мира интеллектуального. Обладая чувством синтеза, человек сам утверждает свой интеллектуальный мир как частный индивидуальный аспект истинного мира, который с формальной стороны является комплексом индивидуальных миров, а по своей сущности зиждется на двух полярных Началах, сводящихся в конечном синтезе в Абсолют. Эти два Начала суть: Мир Субстанциальных Деятелей, Мир Божественный, — и внутренняя природа феноменальной картины мира, Космическая Пассивная Среда. Изложенное резюмируется формулой: человек живет в мире реализующихся импульсов, но с помощью чувства синтеза достигает априорного познания полярно противоположных Начал, Субстанциальных Деятелей, лежащих один выше, а другой ниже его интеллектуального мира по порядку синтеза и в совокупности выражающих космическую двигательную разность потенциалов, внешнее активное отражение Конечной Реальности.

Верховное Синтетическое Учение имеет своей главной доктриной Единство Абсолютной Реальности, Мировой Первопричины. Это есть верховная аксиома, первичная истина, на которой незыблемо зиждется все стройное здание Герметической Науки. Единая Реальность есть Космический Дух, Omnipotentia Naturalis^[173], — Дух Абсолютный, а потому Однородный; «Он есть все, и есть только Он», — такова истинная природа Параматмана. Бытие этого Духа есть Самосозерцание, космическая игра светотеней, переориентировка бесконечных потенций в бесчисленных сочетаниях. Этот Верховный Дух раздваивает Свое Самосознание через порождение иллюзии тварности; в Своей среде Он создает отдельные волевые центры, утверждаемые присущими им единичными индивидуальными модусами Самосознания. Эти волевые центры, оставаясь по своей истинной природе частями Единого Целого, в своих индивидуальных сознаниях теряют связь с этим Целым и начинают жить как самостоятельные субстанции второго рода. Подобно Целому, они начинают утверждать себя, создают единичные, индивидуальные миры, различно освещая своими сознаниями истинный мир — утвержденное Тварное Сознание Единой Реальности.

Верховное Синтетическое Учение — Священная книга Тота — есть система доктрин, выражающих отдельные этапы последовательного хода Самоутверждения Единой Реальности, а с другой стороны раскрывающих совокупность путей, законов и принципов, по которым творческий дух человека, создавая свой собственный мир, воссоздает некогда нарушенное Единство и утверждает себя в Нем как сознавшая себя часть в Целом.

Священная Книга Тота есть собрание семидесяти восьми Арканов, которые издревле сохранились и дошли к нам в виде семидесяти восьми символических изображений. Относясь одновременно ко всем областям мысли и произведений духа человеческого, Арканы уже в седой древности были запечатлены самым различным образом. Наиболее доступными познанию являются традиционные символические изображения, которые в древнем Египте были высечены на стенах храмов и с разрушением Египта пережили его, будучи изображены на монетах, папирусах и таблицах и, наконец, в причудливых символах средневековой мистики, вплоть до общеизвестного цыганского Таро наших дней.

«Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих; но проповедуем Премудрость Божию, Тайную, Совершенную, Которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей; Которой никто из властей века сего не познал» (I Кор. 2: 6–8).

Каждый Аркан имеет свои символические соответствия в самых различных областях человеческого знания. Десятеричная система счисления, благодаря введению понятия о нуле, дающем единице новое значение и высший порядок, непосредственно проистекает из системы Арканов, в аспекте ее интерпретации Каббалой в системе Сефирот. Алфавиты всех древнейших языков земли непосредственно вытекают из системы Арканов, и рождение каббалистики (в узком значении этого слова), символики букв представляется первым следствием этой связи. Вся мифология древних народов так или иначе связана с Великим Памятником, и в религиях тех народов, которые достигли наиболее значительного духовного развития, как, например, в Индии и Элладе, весь пантеон божеств есть не что иное, как символизация системы Арканов. Древняя наука о душе и звездах — астрология — запечатлела на своих скрижалях те же великие принципы на фоне неба в виде планет и созвездий Зодиака, и на пути веков влекла своих адептов к изучению своей неземной символики.

«Горе тому, кто не видит в Законе ничего другого, кроме простых рассказов и обыкновенных слов! Ибо, если бы в действительности Закон не содержал ничего иного, мы могли бы даже сегодня составить тоже Закон, вполне достойный преклонения в каком-либо другом отношении. Не видя ничего, кроме простых слов, мы могли бы пусть хоть обратиться к законодателям земли, у которых часто находят еще более величия. Нам было бы достаточно подражать им и составить Закон по их словам и их примеру. Но это не так в действительности: каждое слово Закона содержит возвышенный смысл и верховную тайну. Повествования Закона суть его одеяния. Горе тому, кто принимает одеяния за сам Закон! Именно в этом смысле Давид сказал: «Бог мой, открой мне глаза, чтобы я мог постичь чудеса Закона». Давид хотел сказать о том, что скрыто под одеждой Закона. Есть безумцы, которые, видя человека, облаченного в великолепные одежды, не устремляют глубже своих взоров, а между тем то, что дает ценность одеянию, есть тело, и то, что еще более ценно, — душа. Закон также имеет свое тело; есть повеления, которые можно назвать телом Закона. Обыкновенные повествования, которые с ними перемешиваются, суть одежды, которыми это тело покрыто. Простецы не останавливаются ни на чем ином, как на покровах и повествованиях Закона, они не знают другой вещи, они не видят того, что сокрыто под этим покровом. Люди более ученые не довольствуются зрелищем покрова: они устремляют свой внутренний взор на тело, им облекаемое. Наконец, мудрые, — служители Верховного Царя, Того, Кто живет на высотах Синая, — занимаются лишь душою, которая есть основа всего другого, которая есть Закон как таковой; в будущих временах они будут подготовлены к тому, чтобы созерцать душу этой души, которая дышит в Законе»^[174].

«То, что вы принимаете за полную мысль Моисея, есть лишь грубейшая ее интерпретация. Вы сражаетесь с призраками, со складками покрывала Изиды, но сама богиня — под покрывалом, улыбающаяся и все так же вас любящая»^[175].

«Кто настолько глуп, чтобы думать, будто Бог, по подобию человека-земледельца, насадил рай в Эдеме на востоке и в нем сотворил древо жизни, видимое и чувственное, чтобы вкушающий от плода его телесными зубами тем самым обновлял свою жизнь, и вкушающий от плодов древа (познания) добра и зла участвовал в делах добра и зла? И если говорится, что Бог вечером ходил в раю, Адам же спрятался под деревом, то, я думаю, никто не сомневается, что этот рассказ образно указывает на некоторые тайны, через историю только мнимую, но не происходившую телесным образом»^[176].

Ясными, резкими гранями система Арканов разделяется на три части. Первую составляет Аркан О, гласящий о Божестве и мире и слиянии их в Абсолюте, Сущности Божественной, Эйн-Соф Каббалы, «Не То» индусов. Вторая часть состоит из двадцати одного Аркана, которые гласят о целостном человеке, о рождении его из Абсолюта и принципах его существования, определяющих синтез и смысл его жизни. Последние пятьдесят шесть Арканов, в противоположность первым — Великим, называются Малыми; они составляют третью и последнюю часть Великой Книги и гласят о природе вещей и человеке как члене и звене в целостной жизни мироздания. Это единственное абсолютное разделение Книги Мудрости интерпретируется в ее общем символе: это — квадрат, имеющий внутри треугольник, в центре которого точка. Точка, как и нуль, является естественным символом Абсолюта, навсегда и в принципе недоступного нашему пониманию; нуль выше всякого числа, он всякое из них в себе содержит и, будучи как таковой непостижим, познается лишь путем приближения. Треугольник — это символ Реальности; все, что существует, человеком познается в тернерах, все другое есть абстрактные формы мышления, которые оживают постольку и постольку существуют, поскольку им дает жизнь принцип тернера — эта единственная и естественная эмблема бытия. Квадрат — это символ мира реализации, мировой иллюзии — Майи, зиждущегося на четырех стихийных принципах, как осуществляющих самоё его непосредственное бытие, бытие как таковое, так и определяющих русло течения всей его жизни.

Единственная Реальность, Истинная и Непреложная, раскрывается познанию — испытующему духу человека — в виде системы двадцать одного Великого Аркана, составляющих вторую часть Великой Книги Тота; к первой мы можем лишь приближаться постольку, поскольку мы будем синтезировать воедино знания, полученные из второй; третья часть будет становиться доступной пониманию постольку, поскольку мы сумеем общие принципы, почерпнутые из второй, прилагать к миру, нас окружающему. Таким образом, путь к познанию один, он вполне абсолютен для каждого человека и раскрывается духу его Божественным Светом двадцати одного Великого Аркана.

«Даже истинные мнения стоят немногого, пока кто-нибудь не соединит их связью причинного рассуждения»^[177].

Каждый Аркан есть абсолютный принцип, в своей первородной чистоте скрывающийся от нашего испытующего духа в пучинах Абсолюта, где он становится Его аспектом — совершенным, как Само «Не То», а потому он выше пределов познаваемого. В мире целостного человека принцип каждого Аркана претворяется в систему абсолютно совершенных законов и предначертывает и создает аспект этого мира. В мире природы каждый Аркан распыляется в систему законов ее жизни и создает саму ее сущность, ибо законы природы есть и сама природа. Вот почему каждый Аркан гласит о трех мирах; вот почему Царственная Наука постижения Арканов именуется Наукой о Боге, Человеке и Вселенной.

«Philosophiae objectum triplex: Deus, Natura et Homo»^[178].

Предлагаемое исследование имеет целью изучение первых двух частей Книги Тота — Великих Арканов, гласящих о Боге и Человеке. Проистекая из неведомой седой древности человечества, преемственная традиция передает последовательность и нумерацию Арканов; причем двадцать первый Аркан имеет два обозначения: Аркан XXI или Аркан О, а двадцать второй Аркан — Аркан XXI или Аркан XXII. Система двадцати двух Великих Арканов представляет собой исчерпывающее замкнутое целое; их число и порядок представляются отнюдь не случайными: их исток — в принципиальных основаниях самого мышления — чистого разума как такового.

«Вещь подлинна и этим свидетельствует заключенную в ней истину не потому, что такова прихоть Бога, но именно потому она угодна Богу, что она свидетельствует истину»^[179].

Каждый отдельный Аркан есть полное Космическое Учение в определенном индивидуальном сознании; он проникает повсюду, решает все вопросы, раскрывает все доктрины и законы, но все это он неизменно равно освещает своей индивидуальностью. Отдельный Аркан — это Абсолютное, видимое в зеркале относительного, и тот, кто знает свойства зеркала, присущие ему самому, может, пользуясь чувством синтеза, выявить в своем сознании Абсолютное в его истинной природе. Именно благодаря этому каждый Аркан есть часть и Целое, он заключает в себе как себя самого, так и все другие Арканы; Совершенный Человек, обладающий полнотой чувства синтеза, может одинаково постигать как через любой отдельный Аркан, так и через любые их сочетания. На пути всемирной истории учения отдельных Арканов, будучи сокровенной сущностью религий, составляли Конечную Науку об Абсолюте и давали полные, исчерпывающие решения. Эти учения были отличны от других подобных только в глазах толпы, ибо высшие представители аристократии духа благодаря развитому чувству синтеза неизменно видели под всеми этими покровами Один и Тот же Абсолют, в одной и той же первородной чистоте.

«Вселенский ключ магических искусств есть ключ всех древних религиозных учений, ключ к Каббале и Библии, «ключик Соломона». Так как этот «ключик», считавшийся потерянным на пути веков, мы нашли вновь, то мы можем открыть все могилы древнего мира, заставить говорить мертвецов, увидеть вновь все величие памятников прошлого, понять загадки всех сфинксов и проникнуть во все святилища»^[180].

Каждый отдельный Аркан в своей истинной природе есть аспект Самосознания Единой Реальности, а потому всякий Аркан есть сама Реальность. Подобно самоутверждающемуся духу, каждый Аркан утверждает свою заповедную сущность в присущем ему метафизическом теле. Будучи субстанцией, Аркан из своего собственного существа развертывает и эманирует законы и принципы в строгой гармонии с представившимся ему пассивным полем действия. Чем ниже метафизический уровень этого поля, тем дифференциальней и конкретней эманируемые Арканом принципы и законы. В силу этого постижение Аркана идет в строгой зависимости от личности познающего и ее особенностей; Аркан всегда будет активен по отношению к воспринимающему сознанию, иначе говоря, постижение Аркана всегда осуществляется сверху, но высший порог в познании доктрины устанавливается степенью развития познающего человека.

Целостность и замкнутость Системы Арканов проистекает не только из единства и общности объекта их учений, иначе говоря, они связаны между собой не только в высших трансцендентальных доктринах и принципах, аспектах Абсолюта. Чем полнее и совершеннее человек выявляет в своем сознании их отдельные следствия, тем более он убеждается, что отдельные Арканы дополняют друг друга. Совокупность двух или нескольких Арканов не только повышает порядок индивидуальности учения, приближая его к Абсолютному, но и увеличивает особым образом глубину законов и понятий. Хотя все Арканы равноправны, поскольку каждый из них в себе содержит всю полноту Учения, но все же каждый отличается от прочих в самом своем существе, поскольку все они суть различные, неповторимые в своей целостности аспекты Самосозерцания Реальности. Все сознаваемое и само сознание есть движение, есть вибрирование; глубина сознания и его тембр зависят от природы и высоты колебания духа; каждый Аркан и соответствующее ему постигающее его сознание утверждаются видом и высотой этих вибраций. Подобно тому, как, варьируя насыщенность одной и той же краски, художник может написать любую картину, так и каждый отдельный Аркан раскрывает любое учение. Вселенная в аспекте одного Аркана есть картина, написанная одной краской; совокупность Арканов есть гамма красок духа; система всех Арканов есть многокрасочная картина мира. Вот почему хотя каждый Аркан раскрывает то же самое Герметическое Учение, но только их полной совокупностью это Учение удостоверяется как Абсолютное.

«В момент сотворения мира двадцать две буквы еврейского алфавита, огненным резцом выгравированные на августейшей короне Господа, вдруг сошли со своих мест и разместились перед Ним. Затем каждая буква сказала: “Сотвори мир через меня”»^[181].

В гармонии с изложенным, каждый Аркан, будучи, вообще говоря, причиною и следствием всех остальных, вместе с тем тембром своих вибраций занимает совершенно определенное, одному ему присущее место. Одна и та же Космическая Реальность, Мировая первопричина, сознавая Себя в различных уровнях синтеза, ориентирует отдельные аспекты Своего самосознания в инволютивной преемственной цепи. Последовательная совокупность Арканов, выражающая процесс Самоутверждения Космического Единого Однородного Духа в совокупности Своих дифференциальных манифестаций, есть абсолютная основа всех космогонических учений. Космогония есть творчество человеком мира в своем сознании как естественный и единственно возможный путь расчленения целостного мироздания в последовательную совокупность Верховных Творческих Космических Принципов по порядку синтеза. Первые десять Арканов и являются мировой космогонией^[182].

Аркан I учит о Единстве Вселенского Духа и Его Трансцендентальном Бытии; Аркан II есть Учение о Его Внутреннем Однородном Трансцендентальном Сознании; Аркан III раскрывает Доктрину о Божественной Природе как Тварном Сознании Космического Духа, представляющем собой по отношению к внешней феноменальной природе Источник ее Произрождения; Аркан IV есть учение о Логосе как совокупности единичных индивидуальных монад, эманирующем вовне Нерасчлененного Божественного Единства для возможности независимых самоутверждений отдельных Первообразов — аспектов Реальности; Аркан V учит о сознании и индивидуальности отдельной монады, о расколе и вихревой природе сознания; Аркан VI представляет собой учение о космической семье монад и подобии мира Божеству; Аркан VII есть учение о монаде как самоутверждающемся первообразе; Аркан VIII учит о законах личности и сверхличной природы; Аркан IX учит о человеке как утвержденном Первообразе; Аркан X учит о мире как устойчивом и замкнутом вихре — утвержденной Тварной Природе Божества.

Первые десять Арканов лежат в Мире Принципов и представляют собой верховные Трансцендентальные Доктрины, в своей совокупности раскрывающие человеку внутреннюю тайную сущность мироздания; эти Арканы неразрывно связаны друг с другом, выливаются один в другой и только в своей полной совокупности представляют исчерпывающую, целостную и замкнутую картину.

Вторые десять Арканов связаны с первыми законом строгой аналогии и являются Активными Космическими Деятелями, реализующими доктрины первого цикла. Первые десять Арканов суть учение о мире духа; вторые десять Арканов учат о космической среде; благодаря этому каждый цикл освещает мир с одному лишь ему присущей точки зрения. Аркан О, или Аркан XXI, и Аркан XXII представляют в своей совокупности Конечный Синтез^[183].

Аркан О есть учение об Абсолютной Мировой Первопричине, — о Единой Реальности; Аркан XXI есть Самосознание Реальности в аспекте Единого Духа, грезящего о своей Майе, а потому этот Аркан синтезирует цикл первых десяти Арканов; Аркан XXII есть Самосознание Реальности в аспекте мировой среды, единой феноменальной квази-Реальности, а потому этот Аркан является синтезом вторых десяти Арканов.

Такова в общих чертах стройность и целостность системы Арканов. Они суть венец всех изысканий человеческого духа на пути веков в области Вечного, чем по крайней мере — а именно безусловно — удостоверяется их авторитетность. Притом они не требуют слепой веры, но всякий человек, встретившись с ними, должен хоть на время удержаться от бесполезных вопросов и выслушать хоть первые слова, которые вещают эти символы. «Credo ut intelligam»^[184] — «Верую, чтобы понять», — должен сказать всякий приступающий к подлинному постижению, и в этом состоит первый залог его успеха. Если он начнет спрашивать прежде, чем что-либо услышит, ему не суждено будет пройти в Святилище; лишь тот, кто почувствует трепет перед тысячелетним Памятником Истины, может приобщиться к его ведению. Чем дальше пойдет он по раскрывшемуся пред ним пути, тем более величественным и стройным предстанет пред ним Верховное Синтетическое Учение, древнее как мир. Если все первые философы искали Конечных Принципов, то здесь они смогут воочию убедиться, что таковые в действительности существуют, будучи притом выражены со всем совершенством, и что их именно столько, сколько Арканов в Книге Тота, — non solum rationae imperii, sed etiam imperio rationis^[185].

В совершенном сознании Арканы представляют собой замкнутое целое, в котором все отдельные члены одинаково достигают полного совершенства, но это сознание свойственно лишь чистому духу; всякий искатель, эволюционируя на своем пути, всегда познает одни Арканы с большей глубиной, чем другие, и именно в этом залог его успеха. Каждый более совершенно познанный Аркан своим светом озаряет все другие Арканы и вызывает у человека стремление постоянно переносить прилагаемые им усилия на вновь возникающие вопросы в системах других Арканов. Таким путем человек как бы попеременно находит себе опору то в одном Аркане, то в другом, и постепенно, все вновь и вновь обходя их круг, он движется вверх по спирали. Арканы лежат за пределами времени, они выше даже принципа его, а потому само понятие об их последовательности может существовать лишь в относительном сознании. Каждый человек, выявляя их в некотором пространственном наклонном сечении, тем полагает в своем сознании одни синтезом других. Это свойство познания является неизбежным для нашего мышления, ибо великая система Арканов гласит о Природе Живой как эманации Бога Живого, а потому процесс мирового творчества непрерывен и как таковой претворяется в нашем сознании в виде перманентного приоритета первых Арканов над последующими. Принцип последовательности для воплощенного сознания абсолютен, как абсолютен и для всего физического сознания, а потому, всегда и неизменно, последующие Арканы будут выявляться лишь до тех пор, пока не исчерпана сила предыдущих; вслед за этим человек неминуемо должен возвращаться к первичным принципам, ибо они с этих пор перестают давать ему опору.

Величие и мощь системы Арканов сказываются прежде всего в том, что с самых первых шагов пути своего человек получает возможность совершать свою работу по строгой, идеально закономерной системе. Классификация — это колыбель всякой науки, всякого познания, без нее невозможно получение даже простого преходящего знания видимых вещей. Человек никогда бы не смог подняться в те заоблачные вершины духа, куда зовет его призвание, если бы с первых шагов выраженного им ясного желания постигать он не был бы самими законами природы заботливо охраняем и направляем в нужную сторону, где минимальная затрата усилий дает максимальные по значению результаты. Когда человек приступает к сознательному и последовательному постижению мироздания, когда он начинает изучать Великую Книгу Арканов и пред восхищенным взором его раскрываются все новые законы и принципы, он, помимо прочего, неизменно убеждается, что все познаваемое им, непонятным для него самого образом, ориентируется в строгой и совершенной системе. Система Арканов есть, прежде всего, для всякого ученика идеальная философская машина, которая постоянно помогает ориентироваться в новых вопросах, замечать недочеты, сравнивать и оценивать, располагать и синтезировать, и намечать на будущее русло своей жизни и течение своего развития.

«Это — истинная философская машина, которая препятствует духу впасть в заблуждение, всецело, вместе с тем, представляющая ему его инициативу и свободу; это математика, приложенная к Абсолюту, союз позитивного с идеальным; это чередование мыслей совершенно точных как числа; наконец, это, по всей вероятности, то, что есть наиболее простого и вместе с тем возвышенного из всего доступного человеческому гению»^[186].

«Прежде всего необходимо заметить, что Таро представляет собой философскую машину, имеющую несколько применений:

a) Оно дает возможность откладывать в различных графиках (подобно выше приведенным треугольнику, точке и квадрату) и символах метафизические идеи, трудно укладывающиеся или совсем не укладывающиеся в слова.

b) Оно является орудием ума, необыкновенно усиливающим его способность к метафизической интуиции.

c) Оно является незаменимым средством для гимнастики ума, для его идеалистической тренировки, для расширения сознания, для приучения его к новым расширенным понятиям, к мышлению в мире высших измерений, к пониманию символов.

В бесконечно более широком, глубоком и разнообразном смысле Таро по отношению к метафизике представляет то же, чем являются счеты по отношению к арифметике, т. е. средство откладывать найденное, находить новое и развивать ум в желаемом направлении»^[187].

Человек может подходить к изучению Великих Арканов с многоразличных сторон; даже более того, путей их постижения столько, сколько людей, ибо каждый человек имеет свой собственный путь, разнствование которых увеличивается с развитием людей. Вначале оно касается лишь формы восприятия и проистекает из того, что знания отдельных людей всегда чрезполосны лишь в некоторых пределах, остальная часть знания у различных людей различна. С развитием людей чрезполосность их знаний увеличивается, они начинают как бы друг друга дополнять, и в силу этого разнствование восприятия по их форме уменьшается настолько, что с первого взгляда может показаться, что все эти различные пути начинают сливаться в один путь. Действительность противоположна этой видимости. С увеличением знаний в человеке постепенно начинает просыпаться сознание духа, и в строгой гармонии с этим происходит постепенное развитие индивидуальности. Различие между людьми неразвитыми проистекает лишь от различия их предшествовавшей жизни; истинная индивидуальность раскрывается в душе человека сознаваемым образом лишь после долгой и усиленной работы и служит наилучшим показателем его быстрого роста. Из изложенного вытекает, что общие указания о наилучшем методе и наиболее разумной последовательности постижения Арканов могут быть даны лишь для первых шагов человека, когда его личная индивидуальность еще не развита настолько, чтобы формы мышления, предложенные другим человеком, были в принципе лишены возможности ему служить. Во всяком случае, однако, этот период не может простираться менее, как на целый ряд лет напряженной и интенсивной работы. Вот почему крайне важно для всякого начинающего знать наперед наиболее совершенную и планомерную систематику его работ, ибо хотя он и может к ней прийти самостоятельным путем, но все же это может оказаться для него если и не непосильным, то, во всяком случае, весьма затруднительным. Человек, лишенный еще самостоятельной мысли, должен получить поддержку, и таковая дается ему древней традицией; использовав ее, он может и должен уже сам намечать свой путь и приводить его в исполнение.

«Философия подчас претворяется в верование для того, чтобы стать доступной массам»^[188].

Будучи конечным верховным синтезом, Великие Арканы могут постигаться с самых различных сторон. Нет ни одного крупного представителя мистицизма, который бы не понимал величия этого Учения и его систематики, пусть лишь как идеальной философской машины.

Нет человека на земле, который хотя бы в затаеннейших уголках своего сердца не таил бы жажды к приволью жизни, не стесненной ничем земным… Велики сомнения у каждого, впервые ступающего на путь; труден решающий шаг; полон ужаса миг, когда человек теряет опору в старом, не закрепив себя в новом; бездонна скорбь, когда пред взором человека рушится привычный ему мир; жутка холодная высь истины, спокойной и величавой в своем безмолвии; нестерпимо одиночество в разверзшемся пред неофитом океане знания; но пусть не трепещет дерзающий! Многотруден путь, но безмерны и силы, вложенные в человека! Он должен памятовать, что он цезарь мира сего, его призванный повелитель, а потому нет и не может быть препятствий для того, кто решил победить или погибнуть!

«Ученик: Я теперь не могу перенести, чтобы что-нибудь отвратило меня от достижения. Как я могу достичь этого кратчайшим путем?

Учитель: Иди тем путем, который труднее всего. Бери то, что мир отвергает. Не делай того, что делает мир. Иди против мира во всех путях его. И тогда ты дойдешь до этого кратчайшим путем»^[189].

«Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7: 13–14).

Тот, кто найдет в себе достаточно душевных сил, кто действительно возжаждет Непреложной Истины, кто сумеет возжечь в себе неугасимое пламя стремления к Вечности, — тот сумеет найти все, что требуется для достижения!

«Ищи путь, отступая все более внутрь; ищи путь, выступая смело наружу. Не ищи его на одной определенной дороге……Достигнуть пути нельзя одной только праведностью, или одним религиозным созерцанием, или горячим стремлением вперед……Ищи путь, пробуя себя в любых испытаниях, чтобы понять рост и значение индивидуальности…»^[190].

«Нужно быть многострунным, чтобы заиграть на гуслях вечности»^[191]; для успешного движения по страдной стезе искателя Истины нужно всем пожертвовать, все претерпеть, ни перед чем не останавливаться, ничего не бояться, ничему не верить, кроме сокровенного голоса в сердце. Человек должен всюду искать, рыться в древних фолиантах мистиков, углубляться в трансцендентальные изыскания философов, изучать древность и ее памятники, черпать из музыкальных созвучий, пребывать в гармонии с каждым листиком в природе, понять все страдания и их умиротворить, окунуться в вихрь суетного света, любить и ненавидеть, порою упиваться грезой и плыть в волнах фантазии, порой анализировать с холодной усмешкой скептика, путешествовать, читать романы, любить искусство, понять прелесть варварства, вечно искать, всюду, везде искать, все нанизывать на ось опыта и оставаться теплым и ясным, как солнечный луч, но и спокойным, холодным, недвижным, как снег Гималаев, но и буйным и мятежным, как море, — вот натура и облик истинного искателя! Читатель, таков ли ты? Если нет, то ты не поймешь меня, и потому брось эту книгу, она не для тебя!..

Примечания

125

St. de Guaita. «La Clef de la Magie Noire».

126

Laguria. «Les Harmonies de l’Etre»[1234]. T. I. Р. 4.

127

Eth. II. Prop. XLV–XLVII, Prop. XL., Prop. XXIV, XXXII.

128

Эта идея утверждается дилеммой XXI и XXII Арканов.

129

«Образ жизни; условия существования» (лат.).

130

Аналогичным по сущности, но различным по природе объектов является учение Карлейля.

131

Иначе говоря: Сознание Потенциального Бытия (Пралайи) четырехмерно, т. е. заключает в себе целиком протяжение во времени как четвертую ось координат, вследствие чего в нем нет течения времени, которое сводится в мгновение вечности; Сознание Кинетического (Проявленного) Бытия трехмерно и воспринимает протяжение во времени как аргумент видоизменений по всем другим геометрическим и метафизическим протяжениям~[1235].

132

Томас Генри Бургон. «Свет Египта, или наука о душе и звездах». Перев. и изд. В. Н. Запрягаева. Вязьма, 1910. С. 8.

133

«Чувственное восприятие».

134

Аристотель.

135

Декарт.

136

См. теорию сложения относительных движений.

137

Saint-Yves d’Alveydre. «Mission des Juifs»[1236]. Paris, Calmann Lèvy, èditeur, 1884. Р. 32.

138

Эпифеномены?

139

Недоступное постижению (лат.).

140

Giordano Bruno. «De compendiosa architectura et complemento artis Lulli».

141

G. Bruno. «Cantus Circoeus» («Песнь Цирцеи»).

142

Саади. «Сад плодовый».

143

Бхагавата Пурана. — См.: «Le Bhâgavata Purana, ou Histoire poétique de Krichna»[1237], traduit par Eugène Burnouf, professeur de sanscrit au Collège Royal de Françe, etc. Paris, imprimeriè Royale, 1840.

144

«Чувство синтеза» носит в традиции также синоним «чувство истины». См.: Эккартсгаузен. «Ночи или беседы мудрого с другом». СПб., 1804. С. 280.

145

Рамачарака.

146

Вебстер.

147

Эккартсгаузен. Op. cit. С. 42.

148

Шопенгауэр.

149

А. Бергсон.

150

Плутарх. «Об Изиде и Озирисе», § 3. — В переводе Н. Н. Трухиной: «Ибо истинным служителем Исиды является тот, кто всегда сообразно правилам воспринимает все, что говорят о богах и что во имя их совершают, исследуя это разумом и рассуждая о заключенной в этом истине». (По изд.: Плутарх. «Исида и Осирис». Киев, УЦИММ-Пресс, 1996. С. 7).

151

«Книга Еноха». — См.: S. Karppe. «Étude sur les origines et la nature du “Zohar”»[1238]. Paris, Felix Alcan, éditeur, 1901, p. 97. — О «Книге Еноха» имеется весьма многочисленная литература; весьма любопытные толкования ее исторической роли см. в «Тайной Доктрине» Е. П. Блаватской.

152

E. Lèvi. «Dogme». P. 69.

153

Бхагавата Пурана. Книга I, глава I, стих 2.

154

См. учение об эгрегоре.

155

Kenneth McKenzie. («Royal Masonic Cyclopaedia»).

156

Здесь: перманентной умозрительной реалией как средством умопостижения.

157

См.: О. Шрадер. «Сравнительное языковедение и первобытная история». Перев. с нем. СПб., 1886.

158

E. Lèvi. Op. cit. Р. 88.

159

Таковы были все мистерии древнего мира. Таинства Деметры в Элевсине и мистерии Самофракии были прежде всего сценическими интерпретациями мировой космогонии. О христианских мистериях см.: Литтре. «Аббатство, монахи и варвары на Западе». Перев. Л. Маркевича. К., 1889. С. 285–301.

160

Бенджамин Уиткол. — «Вестник теософии», № 1 за 1912 г., с. 2.

161

E. Lèvi. «Rituel». Р. 356.

162

Причина этому, вероятно, простейшая: Вронский излагал свои идеи пользуясь такими вершинами теории чисел и алгоритмов, что даже следить за его мыслью для громадного большинства математиков представляется почти недоступным. Не рискуя затратить, может быть, годы на подготовительную работу, представители математической науки, даже не пытаясь критиковать Вронского, попросту постарались обойти его деятельность и учение гробовым молчанием. На русском языке есть краткий очерк его идей: «Гоёне Вронский и его учение о философии математики». Сост. В. В. Бобылин, приват-доцент Императорского Московского Университета. М., 1894.

163

Р. М. Бекк. «Космическое сознание». Пг., книгоизд. «Новый человек». С. 18.

164

Между Эвклидом и Декартом прошло более 1500 лет.

165

См.: Роберто Бонола. «Неэвклидова геометрия». СПб., 1910.

166

Математика, в особенности механика, — как теоретическая, так и прикладная, — уже давно этим пользуется при построении различных диаграмм — не только плоскостных, но и пространственных (к пространственным относится, например, эпюра абсолютных моментов в простой балке).

167

Плотин. Письмо к Флакку.

168

Атмапурана.

169

St. de Guaita. Op. cit.

170

Бхагавата Пурана.

171

«Dicitur haec doctrina Kabbala quod idem est secundum Hebraeos ut receptio veritatis cujuslibet rei divinitus revelatae animae rationali.…Est igitur Kabbala habitus animae rationalis ex recta ratione divinarum rerum cognitivus; propter quod est maximo etiam divino consequutive divina scientia vocari debet». — Raymond Lulle. «De Audito Kabbalistico, sive ad omnes scientias introductorium»[1239]. Strasbourg, 1651.

172

Плотин. Op. cit.

173

Природное всемогущество (лат.).

174

Zohar, 3 part. fol 152, verso, sect. .

175

Saint-Yves d’Alveydre. Op. cit. Р. 67.

176

Origen. «De principii»[1240], IV, § 16 (по греч. тексту «Добротолюбия»).

177

Платон. Meno, p. 385. Bip.[1241]

178

«Предмет философии тройствен: Бог, Природа и Человек». — Ф. Бэкон.

179

Св. Фома (Аквинский).

180

E. Lèvi. Op. cit. Р. 338.

181

Рабби бен Акиба. «“Отийёф”, или “Альфа-Бета”» (Алфавит).

182

См. с. 264–275; 475–487.

183

См. с. 464–466.

184

Св. Ансельм Кентерберийский.

185

Нет ни одной разумной империи, но возможна империя разума (лат.).

186

E. Lèvi. Op. cit. Р. 355.

187

П. Д. Успенский. «Символы Таро. Философия оккультизма в рисунках и числах». СПб., 1912.

188

E. Lèvi. Op. cit. Р. 20.

189

Якоб Бёме. «Christosophia». СПб., 1815. Кн. 5-я («О сверхчувственной жизни. Разговор Учителя с Учеником»). — СПб., 1994. С. 106.

190

Из древней мудрости~.

191

Андрей Белый. «Символизм». Книга статей. М., «Мусагет», 1910.