Брат мой названый

Владимир Смирнов, 2013

Три времени – конец XIX века, предвоенные 1940-41 годы и начало века XXI. Три города – патриархальная Молога, Санкт-Петербург и ещё один, легко узнаваемый. И два наших современника, попавшие в прошлое и пытающиеся понять окружающую жизнь, найти там своё место.

Глава 2

Чисто механически сворачиваю влево. Сверху тоже ни огонька не видно. А может, и Волги уже нет? Несколько аккуратных шагов в предчувствии обрыва. Ещё несколько таких же на ощупь вниз. Теперь можно присесть и подождать рассвета. Ночь ещё не кончилась, а впечатлений что-то уже слишком много.

В траве уютно. Хочется спать. Самое время прикорнуть на часок, вряд ли больше получится. Ежели воронок с объездом, я в полном порядке. Трезвый, ничего подозрительного, документы с собой. А в отделение привезут — так и к лучшему, хоть всё это наконец прояснится. Да и просто устал я за ночь…

Открываю глаза. Рассвело. Внизу действительно Волга, но какая-то тесная и непонятная. Влево и вправо пристани и множество барж. Протираю глаза. Ничего не изменилось. Только пристани ещё и на том берегу и вверх по Шексне сколько видно до поворота. Похоже, всё ночное — не сон. Но где-то я все эти пристани и баржи видел. Ну, точно! На старых открытках! Значит, это Волга, а я таки действительно с камней лет на сто назад поднялся.

Странно. Вроде бы эмоции должны через край бить. Какая-нибудь смесь удивления, восторга и ужаса. Виданное ли дело! Нормальный, вполне себе вменяемый обыватель начала века двадцать первого, домосед по натуре, ни в чём таком не замечен, даже без загранпаспорта (а надо бы), в здравом по крайней мере до сегодняшней ночи уме и твёрдой памяти оказывается в веке девятнадцатом! И абсолютно непонятно как. И точно так же непонятно, как домой вернуться. Голову под душ и всё это обнулить. Временные дыры только в сказках бывают. В кино режиссёрам на потребу да публике на утеху из сказок благополучно перекочевали. А мне-то что делать?

Шаги наверху. Чья-то трезвеющая болтовня. Поворачиваю голову. Три мужика в картузах, косоворотках и штаны в сапоги. Какая-то случайно виденная юность Максима, первые кадры. Но я не в кадре и даже не зритель!

Смотрят на меня. Я — на них. Что им надо?

— Ваньк, вишь, барин какой-то сидит. Видать, тоже дома не ночевал. Или от бабы какой идёт. Да и одет как-то не по-нашему.

— Да уж, простую одежду они не носят. Может, брезгуют?

— Да кто их знает?

— Барин дома не ночевал! Можно подумать, ты только что из дому вышел.

— Ага, был сильный мороз.

— Гы-гы-гы! Ты ещё и это помнишь!

— А то как же! Чай, грамоте обучен.

— Тоже удивил. Читать-то сейчас хоть кое-как, да все умеют. Разве что кроме самых уж дураков. Ведь двадцатый век на носу.

— Слышь, мужики, а чо он на нас смотрит, как на ярмарке?

— Может, выпить с нами хочет аль денег дать.

— Выпить — это не хитро, завсегда пожалуйста. А денег у него мы и так возьмем.

— А ну как городовой где-нибудь рядом?

— Да какой ещё городовой? Они чай седьмые сны досматривают.

— Ладно, мужики, пошли отсюда. Видать, одурел их благородие. Молчит и молчит. А втроём на одного — вроде как не дело.

Отворачиваются и идут дальше. Я с облегчением вздыхаю. Драки мне только не хватало! И не то чтобы я их сильно боюсь, хоть и трое на одного. В детстве несколько лет ходил в секцию самбо. Нет, серьёзно спортом заниматься не собирался. Но в школе, а главное — во дворе имел репутацию ботаника, что не всем нравилось. Не объяснять же каждому, что у меня в жизни свои планы, в которые разбивание кирпича ребром ладони просто не входит.

Сначала все удивились, даже близкие друзья. Потом, после пары мелких стычек, зауважали. Успехов особых, как и предполагалось, я не достиг. Но несколько приёмов до сих пор помню.

Учитывая, что самбо придумают только через несколько десятилетий, свои возможные шансы в потасовке я оцениваю довольно высоко. Но встреча со здешней полицией меня абсолютно не привлекает. Что я им покажу? Российский паспорт начала двадцать первого века? И что дальше?

Видимо, приветствующей депутации от предков не будет. Похоже, их никто не предупредил. Пора город посмотреть — в траве правды нет. Да и что ещё делать?

Стоп. А как я выгляжу? Не зря же абориген по поводу моей одежды заикнулся. Ну да, для него всё что не поддёвка какая-нибудь или там кафтан — господское. Потому, наверное, и барин. А я в этих поддёвках да сюртуках всяких полный ноль, только слова слышал, вернее сказать в книгах встречал и, как всё это выглядело и кто что носил тогда, понятия не имею. Разве что фрак, о котором все знают. Так. Брюки нейтральные. Рубашка простая, светло-серая, без рисунков, надписей, кнопочек, полочек, погончиков и прочего, для здешнего времени, скажем так, нехарактерного. Туфли, правда, с вырубленным рисунком, подошва литая, но бежевые, неброские. Да и кто на обувь смотреть будет? Ладно хоть не бейсболка-джинсы-майка-кроссовки, как вчера по случаю жары. Или это уже позавчера? На мне были классические скромные ливайсы, особо в глаза не бросающиеся, и университетская футболка, присланные сестрой на день рождения. А если бы шорты да какая-нибудь гавайка? Интересно, как бы на меня такого здесь посмотрели?

Полудерюжная сумка на плече. Тоже ничего особенного. В сумке, правда, ноутбук и всякие несвоевременные здесь мелочи, в кармане, естественно, мобильник. Так то в сумке и в кармане. Если с полицией придётся объясняться — тогда другой вопрос. Обыщут, конечно, в сумке покопаются, ничего не поймут. И что им тогда в голову взбредёт? А просто так на улице кому какое дело. Стало быть, на особое внимание публики можно не рассчитывать.

Достаю бумажник. Около полутора тысяч плюс зарплатная карточка. Ещё вчера на текущие расходы вполне достаточно. Вот только непонятно, что с этими деньгами делать сегодня и где тот банкомат, который мне не Большой театр с Соловками да с Ярославом Мудрым выдаст, а катеньку с петенькой (размеры у них, кстати, далеко не банкоматные). Петенька, правда, в некотором роде и у меня есть, у Соловков на лицевой стороне. То бишь тоже на пятисотке. Да только тех же щей, да пожиже влей! И весьма-таки пожиже…

Забавно, кстати, если бы мужички добрались до моего бумажника. Что это деньги — наверное, поняли бы. Вот только год на них, естественно, тысяча девятьсот девяносто седьмой. Крыша бы у них поехала — это точно.

Эко размахнулся! Банкомат ему подавай! Крупно иметь хочешь. Хоть бы несколько рублей для начала (есть хочется!), а там видно будет.

Да, пару дней назад Джек похвастался, что нашёл на даче пачку старых банкнот. Сказал, что много одинаковых и великодушно мне их дарит. Тоже удивил! Наверняка конец девятнадцатого — начало двадцатого, что и у всех. Более старые в своё время поистрепались и естественным образом вымерли, а эти через несколько лет после семнадцатого года разом стали никому не нужны и оказались во всех детских коллекциях. Пакет я не глядя бросил в торбу, чем его немного обидел, с намерением дома посмотреть. И забыл. Ну-ка…

Кстати, кое-что проясняется. У мужичков двадцатый век на носу. Стало быть, действительно кончается девятнадцатый. Логично.

Так и есть, вот они. Первое разочарование — неразрезанные керенки. Куда их, рано им ещё. Но в них что-то завёрнуто. Ура! Полный набор — от рублей до петеньки. Он, правда, единственный. Но здесь это — ого!

Радость слегка притормозилась. Это для меня деньги старые, а тут, может, их ещё и нет. Смотрю год. Рубли девяносто восьмого. А петенька аж девятьсот двенадцатого. И всё остальное тоже двадцатого века. Какая тут радость, не проколоться бы. Эти самые петенька с катеньками будут ждать появления на свет божий более десятка лет, и ровно столько же возможности их потратить буду ждать я. И располагаю я в лучшем случае рублями. Да и то если девяносто восьмой хотя бы наступил.

А какой, кстати, здесь год? Спрашивать у людей — сочтут за идиота иль чего хуже. Купить газету — а они есть? И на какие деньги? Остаются афишные тумбы.

Но сначала надо бы осмотреться. Встаю. Слева, как и должна быть, Лоцманская биржа. Вправо к Стрелке вполне ухоженная набережная. Как на тех же старых открытках. Значит, за спиной торговые ряды — то ли Красные, то ли Мучные (вечно путаю, где какие). А может, и галерея их кирпичом ещё не испорчена. Проверим.

Поворачиваюсь — испорчена, уже заложили. Вот уж не думал, что архитектурные глупости наши ещё из девятнадцатого века идут. А за Красной площадью видны другие, красного кирпича, ещё не оштукатуренные. Стало быть, эти Мучные, а те, что к собору ближе, Красные. Запомним весь этот расклад на натуре.

Внизу на пристанях народ суетится. Что-то грузят, разгружают. Крики, возы, телеги и прочая и прочая… Надо будет со всем этим познакомиться поближе. Как-никак интересно. Да и на приличную книжку материала можно будет накопать, если уж случай такой представился. А то в архивах рыться как-то скучновато.

Красная площадь рядом, только за угол завернуть. Прикинем. Новой биржи нет, она даже ещё не строится. Стало быть, никакого памятника на площади, естественно, тем более нет. Появится он лет через пятнадцать. Посмотреть было бы, конечно, интересно, но задержаться здесь так надолго?.. Пока же обычная торговая площадь. Народу должно быть много, внимания не обратят.

Сразу замечаю — галерея хоть здесь сохранилась. Приятно. Однако вокруг пусто. Прилавки, сараи. Ничего красного, то бишь красивого. Может, её потом Красной назовут, когда биржу построят да всё это вычистят? Вижу ещё одного аборигена — дворника. Может, день не базарный? Или рано ещё? Ладно, зайду попозже на Мытный, какие-нибудь пирожки найдутся.

А пока прогуляюсь до Стрелки, на шлюзы посмотрю. Дед рассказывал, после войны их ещё закрывали. Насколько знаю, кварталы эти сто лет назад были весьма оживлёнными, а набережная вполне прогулочной. С утра, правда, особо не гуляют. Тем лучше, все спешат, в случае чего меньше внимания. Только глаза на предков не пялить. Люди и люди.