Сеятель бурь

Владимир Свержин, 2005

Перед вами – очередное дело «лихой парочки» из Института Экспериментальной Истории – отчаянного Вальдара Камдила и его закадычного друга по прозвищу Лис. Дело о Наполеоне Бонапарте, карьера которого пошла несколько неожиданным путем! Наполеон – генерал российской армии?! Наполеон – спаситель Павла I от рук заговорщиков?! Россия, влекомая воинским гением великого корсиканца, начинает вести по отношению к Европе наступательную политику. В воздухе пахнет большой войной, и Вальдару с Лисом предстоит любой ценой не дать разразиться буре. И это – так, общие черты задания. А каковы же будут подробности и нюансы?!

Глава 2

Здравый смысл приходит благодаря опыту, который появляется благодаря отсутствию здравого смысла.

Симон Боливар

Неожиданные встречи всегда наводят на раздумья. Иногда о провидении Господнем, но чаще о том, что случайно, а что нет. Дорога, по которой мы мчались в Вену, была кратчайшей для тех, кто хотел добраться в столицу Австрии из Брно, где находились старинные владения рода Турнов. Конечно, это вовсе не означало, что ею не могут пользоваться прочие иноземцы. Из Франции же в Вену такой путь мог считаться самым что ни на есть окольным. Однако у Лиса были основания полагать, что незнакомцы были французами.

Впрочем, с одной стороны, армии базилевса Александра I уже стояли в землях Богемии, а с другой — множество французских эмигрантов, жаждущих возвращения на трон династии Бурбонов, селились по всей Европе, в том числе и на моей, по версии Института, здешней родине. Наступление воинственного узурпатора могло вновь сорвать их с мест. Или, может быть, ветром дальних странствий на постоялый двор занесло каких-нибудь искателей лучшей жизни, которые, запасшись рекомендательными письмами к влиятельному фавориту российского императора, намерены искать доходное место вдали от объятого воинственным ражем отечества.

На моих губах появилась кривая усмешка: они ничуть не хуже, чем мы с Лисом. Если так, быть может, есть смысл двигаться в Россию совместно. Завтра поутру необходимо будет прощупать, что за птицы залетели в «Серебряную кружку», и если птицы ценные, то обаять их и не отпускать от себя, пока не доберемся до места. Лишние крылья в нашем деле не помеха. Удовлетворенный проделанным анализом ситуации я наконец смежил очи, и ночная тьма сомкнулась надо мной, как вода над брошенным в озеро камнем.

* * *

…Красные драгуны генерала Корнуолиса охватывали левый фланг бригады графа Огинского, напирая и угрожая сбросить наскоро сформированные милиционные части континенталов в холодные воды Онтарио. Удар казачьей сотни в стык между колоннами англичан захлебнулся, встреченный плотным ружейным огнем. Больше резервов не было. И ружейных зарядов, увы, тоже. Блестящие кентуккские стрелки со своими длинными ружьями хороши в огневом бою, но в штыковой атаке от них мало толку. Вместо трех часов мы держались уже почти сутки, а обещанного подкрепления все не было. Сквозь окуляр подзорной трубы я видел, как, в панике бросая оружие, прыгают в воду вчерашние свободные фермеры, и понимал, что при всем желании превратить их беспорядочное бегство в правильное отступление не представляется возможным.

— Капитан. — Голос Лиса во сне звучал гулко, заглушая вопли, доносившиеся с поля битвы. — Надо отходить — в лес англичане не сунутся.

— Отойти — значит пустить врага к Питтсбургу, — упрямо наклонив голову, цедил я.

— А не отойти — значит завалить ему дорогу своими трупами. Как сахар бел, корпус Лафайета еще не все кружева на портянки нашил!..

Мой друг собрался еще развить эту мысль, когда на лесную поляну с гиканьем вынеслось десять упряжек с взятыми на передки «единорогами». Не давая времени, чтобы лучше рассмотреть нежданное уже подкрепление, соскочившие наземь артиллеристы споро подготовили орудия к стрельбе, и спустя минуту все десять стволов изрыгнули гудящую картечь навстречу смешавшимся драгунам. «Что за храбрец!» — воскликнул я, наблюдая опустошения, раз за разом производимые пушечными залпами…

Картина давно забытого боя отступила, давая место новому видению.

…Юноша с длинными черными волосами, разметавшимися по плечам, с горящим взглядом южанина стоял передо мной, пытаясь утереть пороховую гарь с закопченного лица. Лейтенантские нашивки, наскоро прикрепленные к его некогда белой рубахе с распахнутым воротом, свидетельствовали о совсем недавнем производстве нашего спасителя в офицеры.

— Ваш подвиг заслуживает высокой награды! — с искренним восхищением пожимая руку юному волонтеру, горячо проговорил я.

— Сражаться за свободу — есть высшая награда! — по-мальчишески задорно выпалил мой собеседник. — А воевать под командованием генерала Лафайета для меня высшая честь!

— Сколько же вам лет, друг мой?

— Скоро шестнадцать, — с гордостью сообщил герой. — Но в роду Буонапарте взрослеют рано.

— Вы Буонапарте? — опешив, переспросил я. — Наполеон Буонапарте?!

— Господин генерал, неужели вы слышали обо мне? — в свою очередь не меньше моего поразился юный офицер.

— Доводилось, — как-то нелепо промямлил я, не зная толком, что и сказать. — Не желаете ли перейти под мою команду, скажем, капитаном?

— Капитан, — точно эхом раздалось у меня в голове. — Ты шо, здесь до весны дрыхнуть собрался? Медведь забуревший, вынь лапу из пасти и спускайся жрать нормальную человеческую пищу.

Речь генерала Закревского, начальника штаба императора Руси — Америки Заморской Петра III звучала как-то неуместно. Я повернулся было к нему, чтоб сообщить об этом, и лишь тут сообразил, что это уже не сон, а заработавшая мыслесвязь.

— Что? — потирая виски и пытаясь разлепить глаза, пробормотал я.

— Вставай, все остынет, — заторопил Лис. — Опять же, пока Ульрика со служанкой помелись на базар, у нас есть время без лишних ушей почирикать с соседями на их родном французском языке. Потому шо с таким немецким, как у того полуночного гостя, в патриотически настроенных районах местного рейха варежку лучше не открывать.

— Резонно, — согласился я, откидывая стеганое одеяло.

Поздняя осень — не лучшее время для путешествий, а потому постоялый двор был пуст. Из десяти комнат, расположенных на втором его этаже, заняты были едва ли три, считая с той, которая предназначалась для моего спутника. Вероятно, ближе к вечеру сюда могли приплестись окрестные жители пропустить пинту пива или стакан кислого рейнского вина, но сейчас городок едва пробуждался и начинал ежедневный суетливый круговорот, а стало быть, у нас была еще фора, чтобы разобраться с делами.

Лис ждал меня внизу, попивая небольшими глотками ароматно дымящийся кофе из тонкостенной чашечки мейсенского фарфора. Вид у него был вполне довольный, а свежий кофе сам по себе не мог не вызывать зависти.

— Завтрак подан, ваше сиятельство, — с напускной церемонностью громко изрек псевдосекретарь, и я не сомневаюсь, что звонкое «ваше сиятельство» было слышно в каждом уголке постоялого двора. Впрочем, возможно, я переоценивал сладкозвучность феодальных титулов для среднеевропейского уха начала бурного XIX века. Возможно, наших соседей больше заинтересовало сообщение о завтраке, но едва успел я занять место за столом, как на лестнице, ведущей в обеденную залу, появились ночные гости.

Галантный черноусый мужчина, подставив кончики пальцев под изящную ручку спутницы, сходил по ступенькам чуть впереди, всем видом демонстрируя высочайшее почтение к идущей вслед за ним миловидной особе. Затянутая талия незнакомца и приподнятые валиками плечи его фрака свидетельствовали, что постоялец захолустной придорожной гостиницы внимательно следит за модой и это стоит ему немалых денег. Дорожное платье его дамы также говорило не столько о большом доходе, сколько о крупных расходах. Вошедшая недавно в моду античность была замечательно явлена в складках ее подобранного в груди платья, оттеняющего мягкие изгибы тела француженки. Ее можно было бы назвать весьма хорошенькой: правильный овал лица, чуть припухлые губы, ровный носик и глаза цвета неба над Адриатикой — могли бы остановить взгляд мужчины и удерживать его бесконечно долго. Вот только слегка капризное выражение поджатых губ заставляло насторожиться, да и подозрительный взгляд кавалера, брошенный на нас с Лисом, наводил на мысль, что перед нами отчаянный ревнивец.

Что, интересно, должно было случиться, чтоб такие расфранченные особы пустились вдруг в дальнее странствие, да еще в ту пору года, когда хорошая собака хозяина без нужды из дому не вытащит? Возможно, эта парочка попросту скрывается от кредиторов? Модные парижские портные — короткий путь в долговую яму. Что ж, при случае деньгами можно помочь.

Я невольно улыбнулся, поднимаясь и склоняя голову в приличествующем поклоне:

— Мадам. Мсье.

Лис небрежно повторил мой куртуазный маневр, не забыв при этом сообщить по закрытой связи, что мысль о предстоящем совместном путешествии ему нравится все больше и больше. Правда, он еще не знал о моей идее финансовой помощи, но с этой новостью торопиться не стоило. Отважный и бесшабашно ловкий потомок запорожских казаков, Лис болезненно воспринимал идею безвозмездной передачи денег в недобрые, то есть в любые, кроме собственных, руки. И хотя, подготавливая графа Турна и его управляющего к натурализации, Институт побеспокоился обеспечить высокую платежеспособность агентов, моему другу казалось, что пускаемое в дело золото уходит из его собственного кармана. Гости фройляйн Ульрики заняли место у стола, и расторопный парнишка лет тринадцати, тут же материализовавшийся в шаге от модного франта, не замедлил сообщить, что сломанная коляска будет отремонтирована никак не ранее, чем послезавтра, а потому он рад услужить господину и госпоже и принести им завтрак.

— Сакр дье! — чуть слышно выругался француз и односложно потребовал у слуги. — Нести быстро!

— Прошу прощения, если мой вопрос неуместен, — начал я. — Судя по акценту, вы француз?

— Я из Эльзаса. — Незнакомец метнул на меня подозрительный взгляд.

С тем же успехом он мог бы назваться алжирцем или жителем Луизианы. Парижский выговор его служил если не паспортом, то, уж во всяком случае, визитной карточкой.

— Не доводилось бывать. — Я сокрушенно развел руками. — Должно быть, там очень красиво. — Мое наивное утверждение слегка успокоило напрягшегося светского льва. — Дидро, Вольтер, Корнель, Расин, великая Плеяда — это, быть может, лучшее, что создано человечеством за последние века. Я преклоняюсь перед вашей культурой! У нас в Богемии, знаете ли, не часто встретишь человека, способного отличить Декарта от Декамерона. — Я печально вздохнул. — Увы!

Судя по лицу моего визави, он и сам не был силен ни в энциклопедистах, ни в классической литературе. Но ряд французских фамилий ласкал его ухо, и моя лесть была вознаграждена благодарной улыбкой.

— Да, Франция — великая страна, — наконец вымолвил он.

— Позвольте представиться, — пользуясь случаем завязать беседу, вновь заговорил я. — Граф Вальтер Турн из Цеверша. Мой секретарь — кавалер Сергей Лис.

В глазах француза снова мелькнула едва заметная тревога, но он справился с ней в считанные мгновения.

— Рене Дювиль, негоциант, — отрекомендовался он. — Моя жена Сюзон.

— Счастлив знакомством, — вновь сладко промурлыкал я. — Вы направляетесь в Вену?

— Почему вы так решили? — скороговоркой выпалил мсье Рене. Хотя что-то мне подсказывало, что он не более Рене, чем я Вальтер.

— Прошу, мсье, прощения у вашей супруги, — улыбнулся я. — Это лишь мое предположение, но венская мода несколько отличается от французской. — Я чуть было не сказал «парижской», но решил не акцентировать внимание на подозрительных неточностях в словах собеседника.

— Положим, действительно, мы направляемся в Вену, — с легкой досадой в голосе ответил эльзасский негоциант.

— Дело в том, что мы с другом также направляемся туда и невольно слышали о вашей дорожной неприятности…

— Да, — нехотя сознался француз. — Оси на ландо оказались слишком слабыми.

— Ландо?! Но кто же ездит по нашим дорогам на ландо, да еще в ноябре?

— Вы, как я видел, тоже не в карете, господин граф, — парировал Дювиль.

— Да это все старик-отец! — с бесцеремонностью, достойной лучшего применения, вклинился в светскую беседу Лис. — Он опасается, что венские красотки вскружат Вальтеру голову. Там есть такие головокружительные дамы, шо просто всем стоять, остальным строиться. Не дамы — ка-ру-сель! Вот помню, была у меня одна… — он запнулся, — или две? Но это было в другой раз. А в этот — батюшка господина графа как узнал, что Вальтер собрался в Вену, так сразу впал в ярость и выпал в осадок — давай топать ногами, крушить фамильные сервизы, кричать, что сейчас всех кругом оставит без наследства, а себя — без наследника. Короче, форменный деспот и тиран, слышать ничего не желает, видеть никого не хочет, запер всю дюжину карет на замок и выставил полсотни османских янычар охранять ключ. Представьте себе, они целый день заняты лишь тем, что скалят зубы, крутят усы и точат ятаганы. Звери! Просто звери! — Сергей подпустил слезу и едва не всхлипнул, повествуя о жестокостях моего тирана-отца. — В общем, если б я не оторвал от сердца запасного коня, всё, туши свет, бросай гранату — пешком бы тащились, точно калики перехожие.

Когда хотел, Лис умел произвести неизгладимое впечатление на собеседника, правда, не всегда благоприятное, но это, как он говорит, издержки производства. Ошеломлённый стремительным, но беспорядочным потоком речи, обрушившимся на его неподготовленную голову, франт удивленно поглядел на меня. Я под столом пригрозил напарнику кулаком и сокрушенно покачал головой:

— Да, случилось небольшое недоразумение. Но это сущие пустяки, мои семейные дрязги не должны вас тревожить. Я намерен приобрести экипаж нынче же. Полагаю, в здешнем захолустье найдётся что-нибудь пристойное, чтобы скромно доехать до столицы. Кстати, если желаете, мы вполне могли бы отправиться в столицу вместе. Хорошая беседа съедает дорогу, как говорят у нас в Богемии, а я с великой радостью попрактиковался бы во французском языке.

— О нет, благодарю вас, мсье, не утруждайте себя, ваш французский и без того хорош. — Черноусый собеседник наклонил голову тем неподражаемым образом, которым вышколенные адъютанты встречают приветствие командующего. — Пожалуй, мы с женой…

Дверь трактира отворилась, и в залу, внося с собой капли моросящего дождя, один за другим втиснулись шесть человек в серых промокших плащах. Каскеты на головах, высокие сапоги и ружья с примкнутыми штыками не давали усомниться в роде деятельности новых посетителей фройляйн Ульрики. Вслед за стрелками вошел седоватый капрал с роскошными бакенбардами, держа под руку хозяйку заведения и по-кавалерийски придерживая волочащуюся по земле саблю в железных ножнах.

— Капитан, готовь билеты, компостер прибыл! — встрепенулся Лис. — Если я ничего не путаю, то щас эти фраера начнут трусить чемоданы и проверять справки от врача. Страна вроде как почти в состоянии войны: француз на порог, а двери нараспашку.

— Полагаю, к нам проверка не относится. Мы как-никак подданные его величества императора Австрии, — заверил его я.

— К нам — да, а парижан заметут за милые веники. У них готическим шрифтом на лбу написано, что они нелегалы и мечтают отлистать служивым наличных на заказ тёмных лорнетов. — Сергей покосился на побледневшую негоциантку. — А с поломанной телегой им просто дрова. Уехать они не могут, а здесь торчать — никакого бабла не хватит. Можно, конечно, отдать бонапартистов на съедение местным койотам. Но, чур, я против! Такие диковины ходячие и самим пригодятся. Давай, Капитан, не гужуйся, задави пехоту массой. Шо здесь понтуется какая-то добровольческая народная дружина, когда ты, цельный полковник местной армии, проводишь на глазах у всех и под носом у противника головоломную операцию в тайных интересах Генерального штаба? Зря, что ли, наши спецы тебе в поте лица залепухи вырисовывали?! Не посрамим отечества! Качаем на полную катушку!

— Потрудитесь предъявить документы, господа, — оставляя пухлую ручку фройляйн Ульрики, нахмурил брови капрал.

— Но в чем дело? — Мсье Рене вскочил с места. — Мы никому не причинили вреда. Я почтенный человек и направляюсь в Вену по коммерческим делам! Я не позволю…

— Согласно указу полицай-президента, я обязан досмотреть и проверить документы и багаж всякого, кто прибывает в наш город. В случае отказа, — не вдаваясь в пререкания, пробасил матерый служака, — мне велено взять нарушителей порядка под стражу и препроводить, заковав в железо, для разбирательства…

— Полагаю, господин капрал, в столь жестоких действиях нет абсолютно никакой надобности, — лениво макая мясо в острый соус, проговорил я.

— А вы, собственно говоря, кто таков будете? — нахмурился суровый начальник патруля, окидывая бдительным взглядом незваных заступников.

— Я?! — Тучи, с полуночи висевшие над округой, картинно сошлись на моём челе, и в воздухе ощутимо запахло грозой. — Кто я такой?!!

Этот вопрос для расторопного секретаря звучал точно команда «Вперед!».

— Шо за дела, граф! Куда мы попали? Я не узнаю родное отечество, а оно не узнаёт нас! Пока мы спали, здесь все на фиг подменили! Это уже шо, не империя и, подавно, не Священно Римская?! Подымите мне веки, я не вижу здесь германского народа ни на полпфеннига! Капрал, перестаньте жевать объедки своей бороды и слушайте сюда! Вернее, смотрите, если умеете читать.

Бумаги, скрепленные весомыми печатями, начали выпархивать из секретарской папки моего друга, точно цветные платочки из кулака фокусника:

— Вот любуйтесь: подорожная, офицерский патент, заемные письма банка Ротшильда… Ну, это вам неинтересно, это приятельская записка от эрц-герцога…

Мой офицерский патент перекочевал в короткопалые ладони городского стражника, и его бакенбарды опали, точно осенняя листва под первым снегом:

— С-с-с вашего позволения, полковник богемских стрелков принцессы Александры граф Вальтер Турн фон Цеверш?!

— Он самый, — высокомерно кинул я.

— Собственной персоной, — подтвердил Лис. — Любимый племянник фельдмаршала Коловрата и достойный сын своего отца. Чье имя не требует огласки, потому как у всех на ушах и, буквально, воочию. Ну а я, стало быть, управляющий, а это его кондитер с женой-модисткой. Так шо вы их уж лучше не трогайте. Себе дороже. Потому как, ежели граф в минуты грусти полный жбан суфле с бланманже не съест, он тут же приходит в ярость, и тогда начинается такое!.. Трижды пришлось императорское помилование испрашивать. Весь в отца, губернатора!

— Но вы… — начал было старый вояка, в недоумении глядя на Ульрику.

— Она хозяйка этой гостиницы, — не замедлил пояснить Лис. — Если хотите, я могу присягнуть об этом на Библии, строевом уставе или уж что там у вас является священной книгой. А у нас коляска по дороге сломалась. Так что мы с его сиятельством на коней пересели, а они холодные, голодные, в смысле, не кони, а совсем напротив, только ночью притащились. Что тут непонятного, капрал? Что тебя гложет? Ты, браток, лучше мозгами не парься, скажи, где у вас можно приличную карету прикупить. Мы, ты ж понимаешь, в долгу не останемся.

— Но… — Капрал покосился на своих подчиненных, топтавшихся в зале в ожидании начальственных распоряжений.

— А вы шо стали?! — возмущенно набросился на стражников секретарь нашей светлости. — А ну марш на кухню сосиски хряцать! Ульрика, радость моя, ты угостишь этих смелых воинов своими замечательными сосисками?

К полудню небо над Холлабруном начало синеть, и уже через два часа от асфальтово-серых туч, едва не касавшихся высоких каскетов городской стражи, не осталось следа. Найденный в каретном сарае этого славного городка экипаж не слишком отвечал требованиям, которые существуют в отношении карет, въезжающих в императорский двор. Однако добраться до Вены, не вызывая нездорового интереса у встречных, в нем было можно, без всякого сомнения, и даже с некоторым комфортом. Пехотный майор, исполняющий в Холлабруне обязанности коменданта, услышав о прибытии высокого гостя, вызвался проводить нас до границ своего округа. Сам того не подозревая, ревностный служака оказался тем последним козырем, который заставил «кондитера» с женой продолжать свой путь в нашей компании.

Миль двадцать майор, а с ним десяток драгун сопровождали экипаж фельдмаршалова племянника. Лишь после того, заверив в преданности и готовности к услугам, комендант церемонно откланялся, намекая, что ежели при случае замолвлю о нем словечко дяде, то он не заставит обвинять себя в неблагодарности. Я обещал оказать ему протекцию, не слишком, впрочем, желая встречаться с собственными «близкими родственниками».

Совместная поездка предрасполагает к легкой беседе, и потому, с улыбкой выслушав слова благодарности, я лишь отмахнулся:

— Ерунда! Дай этим солдафонам волю — они перегородят рогатками все дороги и будут требовать по кроне за каждый вздох.

— Но мсье, если не ошибаюсь, вы и сами военный, — кокетливо глядя из-под длинных ресниц, улыбнулась Сюзон.

— Вы абсолютно правы, мадам, я полковник богемских стрелков. Впрочем, это скорее дань традиции, — наклонил голову я. — Мы, Турны, перебрались в Богемию из Италии еще в XII веке и с тех пор в каждом поколении даем отечеству военачальников или просто храбрых офицеров. Но в мирное время у меня нет нужды состоять при армии. Согласитесь, вся эта муштра, оружейные экзерсисы — недостойное времяпрепровождение для воспитанного человека.

В голове послышался восхищенный голос Лиса:

— Капитан, где мой диктофон?! Послушал бы ты, шо сейчас метёшь! «Ах, эти провонявшие потом мундиры! Ах, эти штыки — об них можно уколоться! Ффи-и-и!» — шарман, блин!

— Лис, мне кажется, вельможа при эполетах и связях для этой странной парочки куда более желанное знакомство, чем напыщенный богемский полковник.

— Что же, по — твоему, в них такого странного? — поинтересовался Сергей, скорее для того, чтобы уточнить свои наблюдения.

— Ну, что они не те, за кого себя выдают, — это ясно как божий день. Однако существует ли в мире хоть один негоциант, который бы направился в чужую страну, не имея соответствующих бумаг? Опять же — ландо. Это открытая коляска для прогулок в Булонском парке, никак не предназначенная для столь дальних поездок.

Между тем мои слова, брошенные с брезгливой гримасой привыкшего к роскоши дармоеда, имели немалый успех у французской прелестницы. Она поспешила томно взмахнуть ресницами и одарить меня обворожительной улыбкой, после которой не предпринять шагов по сближению было бы дерзостным непочтением к прекрасной даме.

— Вы надолго в Вену? — обратился я к мсье Дювилю, искоса поглядывая в сторону его супруги.

— Трудно сказать, — нехотя отозвался муж прелестной кокетки. — Как пойдут дела.

— Если пожелаете, вы могли бы остановиться в моем особняке. Он, правда, недавно куплен и еще не до конца меблирован, но мой управляющий, — я кивнул на Лиса, — утверждает, что при нем есть замечательный павильон, стоящий в прекрасном столетнем парке. Сейчас, правда, невозможно вдоволь насладиться его изысканными пейзажами, но весной, когда все расцветет…

— Весною, господин граф, мы, вероятно, уже будем в Санкт-Петербурге, — с явным огорчением вздохнула Сюзон. — Но ваше предложение…

— Мы не можем принять его, — дернув усом, резко ответил мсье Дювиль.

— Но почему, дорогой? — Госпожа негоциантка удивленно повернула головку к мужу.

— Это непристойно! — не задумываясь, выпалил тот. — И вообще, господа, у нас хватит денег снять жилье. Но даже если бы их не было, те нескромные взгляды, которые вы, мсье граф, бросаете на мою жену, заставляют меня подумать…

— Вот и подумайте. — Мрачнея на глазах, я прервал речь француза. — Милейший, вы несете полную околесицу. Я предложил вам свою поддержку, протянул руку — вы же плюете в нее. Я не намерен этого терпеть, мсье. Если мои наблюдения верны, вы носите фамилию Дювиль совсем недавно, должно быть, со времен переворота, и ежели у вас была нужда изменить прозванию ваших предков, то скорее всего вы дворянин, а стало быть, можете решать вопросы чести как принято между дворянами. Вам не составит труда найти меня в особняке Турнов, что близ дворца эрцгерцога Фердинанда. Однако, понимая всю тяжесть вашего положения, я бы имел честь рекомендовать вам очнуться от вашей беспочвенной ревности.

— Господа, господа! — попробовала вмешаться не на шутку встревоженная француженка. — Ну что же вы!

— Мадам, — отчеканил я, — все, что в моих силах, — это дать вашему мужу время одуматься. Полагаю, у него хватит чести не пользоваться моей добросердечностью, чтобы похитить этот экипаж.

— Но в нем есть часть и моих денег! — запротестовал Дювиль.

— Я помню об этом, но даже если бы он до последней колесной спицы принадлежал мне, я не заставил бы даму добираться до столицы верхом по такой морозной погоде. Жду вас нынче вечером, а сейчас, — я стукнул кулаком в стену кареты, за которой восседал нанятый в Холлабруне кучер, — остановите экипаж! Сергей, друг мой, велите берейтору подвести коней.

— Ну, шо ты здесь устроил? — досадливо спросил Лис, когда мы отъехали от кареты на приличное расстояние. — Опять пальцы веером — дуэль, шрапнель, мадмуазель! Сейчас французика мандраж пробьет, он на грунт ляжет, и ищи его потом частым бреднем.

— Незачем его искать, — поморщился я. — Он явно бывший офицер, и, судя по вздорному характеру, дуэли для него не в новинку. Однако, помнится, о графе Бонапарте говорил не он, а его жена. Стало быть, эта очаровательная мадам негоциантка, вероятно, куда интереснее, чем ее муж.

— Другой бы спорил, — хмыкнул Лис. — Особа интересная со всех сторон!

— Я не в этом смысле!

— Да?! А в карете я было подумал…

— Неправильно подумал, — прервал я друга. — В общем, слушай меня внимательно. Здесь до Вены другого пути нет: справа Дунай, слева лес. Свернуть карете некуда, так что на этой дистанции можно не опасаться — с нашими подопечными ничего не случится. А вот от въезда в столицу за экипажем хорошо бы организовать слежку. Кто, что, куда… Опять же карета целее будет.

— Не боись, — обнадежил меня Лис, укоризненно качая головой, — сделаем! Мороз и солнце, ветер в харю, но я старательно… для дела.

Последние слова его речи были заглушены звуком раздавшегося за нашими спинами слитного залпа. Затем выстрелы ударили россыпью, как горох в жестяную кастрюлю. Лис с силой натянул поводья:

— Тпррру! Капитан, а ты уверен, что нашим клиентам действительно ничего не угрожает?