Моряк – не профессия, это образ жизни

Владимир Самохин, 2021

Русский моряк в Анголе спасает жизнь португальскому моряку, который устраивает его на судно контрабандистов и дарит старинный перстень- оберег. В Венесуэле перстень узнают, и хотят отнять силой, но ему удается уйти от преследования, и добыть еще один, из четырех существующих. За годы в море ему удается сколотить состояние. Вернувшись в Европу через тринадцать лет, встречает девушку всей жизни. Она пробуждает в нем давно забытые чувства. Ее обаяние и красота заставляют вспомнить, кто он есть на самом деле. Вместе они разыскивают ее предков в Красноярском крае и на берегу Охотского моря, находят могилу ее прадеда – казака, погибшего еще в Японскую 1905г. Он вернулся на Родину, потому, что нашел себя. Она, не пожелав обрывать свою родословную нить на исторической Родине, решает остаться в России. Не случайно двое разных людей находят друг друга, но за счастье нужно платить высокую цену. Содержит нецензурную брань.

Глава первая

Порт Луанда

Часть первая

Ангола. Порт Луанда.

Бар с вывеской «Лючида», представляет собой огромный навес из фанеры и желтых от ржавчины листов жести с большими воротами на улицу. Легкие пластиковые столики и стулья сомнительного цвета прямо на земле.

Неопрятная обстановка!

За чумазой стойкой бара хозяйка заведения и по совместительству «мама Роза», толстая негритянка с платком на голове и торчащими завязками на лбу. Почти все столики заняты посетителями разных национальностей. Повсюду слышна незнакомая речь. С десяток девочек, больше похожих на обезьян, бродят между столами, предлагая свои услуги. Из колонок шпилит дешевая попса. На свет из темноты улицы, похожие на воробьев, медленно подтягиваются огромные черные тараканы, но на них никто не обращает внимание. Комендантский час до шести утра. Из бара через проем ворот видна темная пустынная улица. Невдалеке мерцают огни морского порта.

За столиком два русских моряка перекидываются фразами вполголоса.

— Сколько там уже?

— Около часа.

— Конкретно попали…. До шести утра еще как медному котелку. Та, с косичками и серьгой в ухе, хочешь договорюсь? Смотри, какая курносенькая!

— Это товар для индусов и малозийцев. Неее, я столько не выпью.

Из угла назойливо орет нажравшийся кабанчик со свинячими глазками.

— Та то ж Зынкины колхо́о́ты булы. — и тряся внушительной складкой на шее. — Га-Га-Га.

— Что за мангурты мне по ушам ездят?

— Рыбаки, не то из Мариуполя, не то из…? Ждут очереди в док. Меня эта мова тоже напрягает. Хотят казаться хозяевами жизни, ну хоть в чем-то.

— Если кубинский наряд не заглянет, я усну в салате.

— А, у меня вискарь уже плавает вот здесь.

— Пиво с хинином, завтра башка будет шире плеч.

— Зато ипритные мухи на нас дохнут.

— «Мама Роза», стервь, точно рассчитала, разогнать таксистов в десять и получить на всю ночь клиентов. Головаааа! Так, что жрать нам здесь ханку не пережрать.

К бару подъезжает патрульный джип. Встал метрах в двадцати и фарами слепит прямо в створку ворот. Один из посетителей, немолодой, лет пятидесяти поджарый загорелый мужчина, роста выше среднего, по виду испанец, выходит из ворот и направляется к машине.

Из нее выходят двое негров в военно-полевой форме Анголы, лица размалеваны национальным орнаментом. В полной экипировке военного времени.

— Это не полиция и не кубинцы. Смотри, экипированы до пупа — хрень какая то.

— Ну, и везде наши «калаши».

— Полиция обычно в касках, а эти в беретах.

Мужчина с полицией о чем-то перекинулись фразами, неожиданно один из патрульных громко завопил на своем наречии, а второй деревянным прикладом автомата ударил мужчину в грудь.

Уже на земле оба патрульных начали жестоко избивать лежавшего прикладами и пинками.

Посетители бара застыли в недоумении.

— Они же его тупо убивают!

— Ни себе чего! О, о, ты глянь! Ё!…..Ё!

— Ага, и целят по голове!

Избиение остановил пронзительный, прерывистый свист.

Оба патрульных остановились и уперлись глазами в ворота бара. Из них медленно вышел молодой человек, лет тридцати, высокий, правильного, плотного телосложения.

— Эээ, камарадо? Стоп-стоп, май фрэнд.

Один из патрульных приблизился к молодому человеку, остановился метрах в трех, презрительно и зло глядя на него глазами гиены.

— Португезе?

— Но-но-но, ай эм рашен симен.

Патрульный вскинул автомат и дал длинную очередь поверх головы молодого человека.

Клиенты бара, сбивая столы и стулья, кинулись разбегаться. Кто упал там, где сидел, закрыв голову руками.

Молодой человек от неожиданности только присел, несколько наклонив голову вправо, но быстро оправившись, вновь встал во весь рост и медленно поднял руки до уровня груди, но очень близко к центру груди. Непонятно, толи это стойка бойца или руки вверх.

Понимая, что английский ими будет не понятен, перешел на «птичий» язык.

— Ё уомо иль марэ. Руссиан марэ.

Патрульный подошел почти вплотную, орет на своем непонятном языке и дулом автомата, из которого еще струится дым, показывает встать на колени.

Молодой человек медленно опустился.

— Ай эм доктор. Росса кроче, доктор, руссиан доктор росса кроче.

Тот, держа дуло автомата перед его носом, жестко наотмашь справа нанес удар в голову прикладом.

Молодой человек, с вырвавшемся воплем отлетел в сторону. Затем, держась за голову обеими руками, медленно перевернулся и нашел в себе силы встать на колени. Из рассеченной щеки и лба хлынула кровь и залила его лицо и рубашку.

Удар в грудь прикладом его вновь сбил на грязную землю. Посыпались удары прикладами и грубыми армейскими ботинками.

Он, как только возможно уварачивался, стараясь катиться по земле ближе к воротам бара, выкрикивая путаные фразы.

— Ай хэв мани! Мани ченч, доллар ченч. Португезе ченч.

Патрульные остановились, молодой человек, скуля от боли, встал на одно колено и, боясь вынуть бумажник, пальцем указал на карман легкой куртки.

— Мани, ченч ин партугезе. Уомо португезе морто, то есть морито.

Патрульный выхватил бумажник из внутреннего кармана, вынул из него купюры и выбросил его. Оба посчитали содержимое. Затем один из патрульных, тыча дулом автомата в лицо, а другой, держа купюры, начал орать на своем языке, но было понятно, что этого мало.

— Джаст момент. Уно моменто. Ща-ща! Жека!

— Я здесь!

— Полтинник баксами давай!

— У меня стольник и пять тысяч песет!

Песеты давай! Неееет!….. Не ходи сам!

Взяв песеты, патрульным и этого показалось мало. Один из них принялся трясти деньгами перед окровавленным лицом своей жертвы.

— Уомо португезе морито, морто. Ё доктор росса кроче. Ё лук-лук морто уомо.

Патрульный понял и дулом показал на лежащего невдалеке мужчину.

Со знанием дела молодой человек прислонил ухо к груди лежавшего, потом взял запястье его руки, определяя пульс. Специально приподнял руку мужчины, выпустил ее, и она обреченно упала на его грудь.

— Португезе морто! Финито! Морто!

Патрульный слегка пнул лежавшего, никаких движений. Тогда он дулом автомата показал, что его можно забирать.

Молодой человек заученным движением нырнул через лежащего, зацепив его за штанину и ворот своими руками, и кувырком вышел на колени, держа мужчину на шее. Его кровь стекала по лицу и свисшей руке. С трудом начал подниматься.

— Володь, я помогу!

— Нееет! Не высовывайся! Меня одного хватит!, — уже подойдя ближе к воротам крикнул: — Жень, два стола вместе поставь!

Напуганные стрельбой посетители до сих пор хранили молчание, только мама Роза участливо суетилась, причитала и сама, без подсказки, принесла воды в каком-то на вид грязном кувшине.

Владимир полил воду на голову пострадавшему, еще раз пощупал пульс.

Из угла донесся голос:

— Щё хлопси, впряхлись? Нас усих тут чуть было́ ни перестриля́лы!

Его дружок подхватил:

— Та самы бы разобра́а́лысь!

Женька выхватил валяющийся стул и запустил его в угол. Он с грохотом и звоном расколотого стекла смел содержимое стола.

— Ща я тебе бендера кислород перекрою!

Его перебил Владимир:

–Жэка, вискарь тащи!

Женя трясет кулаком:

–Ну, погоди, падла! До шести утра я с вас еще успею снять скальп!

Владимир наспех вытер мокрой тряпкой лицо мужчины, которое представляло собой кровавое месиво, приподнял голову и влил виски в его рот. Мужик ожил, закашлял.

Тогда он крикнул в бар по-английски:

— Кто с ним был? Ну, быстро соображайте, быстро! Кто?

Руку поднял приличного вида белый мужик.

— Я!

— Ты кто?

— Я англичанин, мы здесь по делам встречались, а он португалец!

— Телефон посольства Португалии знаешь? Нет? Узнай через свое! И, давай, мистер, шевели жопой!

Мама Роза притащила телефонный аппарат на длинном проводе.

Спустя двадцать минут к бару подъехала карета скорой помощи, сопровождаемая одной полицейской патрульной и одним джипом.

Охрана — здоровые парни, роста не меньше ста восьмидесяти. Зеленые береты и зеленые облегающие футболки, на фронтальной стороне которых красовался барельеф Чегеваро и надпись «CUBANO 100%».

Охрана посольства — все кубинцы, один из них подошел к Владимиру и произнес на хорошем английском:

— Я начальник охраны посольства. Как они выглядели?

— Полное вооружение, лица раскрашены по-национальному. Без касок.

— Понятно! Армейские патрули, их засылают прямо с фронта. Собаки, бешеные собаки. Никого нам не найти и жаловаться не кому! Тебе медицинская помощь нужна? Да что я спрашиваю, сам дойдешь до кареты?

— Я сам смогу, но надо моего друга на судно отвезти.

— Его отвезет полиция, я распоряжусь, потому что им можно ночью через блок пост к судну, нам же нельзя — нет допуска. Только днем.

В посольской клинике Владимиру и Хуану оказали квалифицированную помощь и утром начальник охраны, сам лично, сопроводил их в морской порт. По пути Владимир поинтересовался у него:

— Хуан кто на судне?

— Он старпом на рефрижераторе.

Хуана поместили в сетку вместе с носилками и портальным краном подняли на крышку трюма.

В свою каюту его положили как забинтованную мумию. Он еле шептал и шевелил пальцами рук. Дрожащим шепотом Хуан обратился к Владимиру:

— Я просил тебя, Владими́р, проехать со мной.

С каждой фразой он выдерживал продолжительную паузу. Чуть пошевелив пальцами, он указал в сторону молодого энергичного парня.

— Это мой верный друг и правая рука, — далее что-то невнятное прошептал парню и тот удалился. — Доктор из посольства уже на борту, и как только капитан уладит вопрос с отходными документами, мы тотчас уходим в балласте на Лиссабон.

Вошел посланный им парень и Хуан жестом пальцев показал ему положить толстый бумажный конверт на стол.

— С такими травмами тебя спишут и судовладелец ни цента не заплатит за лечение…. Вот это тебе, возьми. — Парень вынул из конверта две пачки, по сто листов в каждой, новеньких купюр, одну стофунтового, другую стодолларового достоинства и положил их рядом с ним. — Этого должно хватить на лечение и реабилитацию.

— Хуан, да ты что? Я разве для этого тебя вытаскивал? Это же такая сумма….

— Я знаю сколько стоит лечение! И все равно теперь я твой должник!

Хуан что-то опять прошептал парню по-португальски и тот вынул из рундука красивую шкатулку, извлек из нее перстень и подвинул ближе к Владимиру.

— Это старый оберег моего деда и прадеда, сегодня ночью я был без него. Надень этот перстень и никогда не снимай! Вернешь, как только я верну тебе долг! На дне шкатулки мой адрес в Лиссабоне. И дай мне Бог дойти домой живым! Все, прощай. Тебя отвезут.

Владимир, боясь причинить боль Хуану, осторожно пожал ему руку.

— Дойдешь и жить будешь. У нас в России на войне солдат штыком прокалывали насквозь и то выживали. В ответ тот только слегка покачал головой.

Владимир принял конверт, бросил его в пакет со снимками из госпиталя, надел на безымянный палец левой руки перстень, и с трудом, ковыляя, спустился с парадного трапа судна.

Тогда он еще не знал, что это событие сыграет ключевую роль в его дальнейшей судьбе. Оно унесет его за многие тысячи миль от родных берегов на долгие годы.

Часть вторая

На кушетке в процедурном кабинете судового доктора лежит пациент.

Судовой «док» в годах уже, седой интеллигентный мужчина держит в руках бинт:

— Ну вот, сейчас перевязку закончим и…. Ох, Володька, и повезло же тебе и аж в трех местах.

— А именно?

— На груди нет трещины и это при такой-то обширной гематоме — это раз.

— Есть такая техника приема удара. В момент его ожидания, ты должен резко подать корпус назад, тогда удар будет смягчен.

— Да? На самом деле? Интересно, интересно.

Док, продолжая бинтовать:

— Далее, если бы удар был чуть ниже, тогда бы пришлось удалять чашечку колена. Вооот так, придержи бинт. И это два. И самое главное — целы все шейные позвонки, на снимке видно только растяжение. И где бы мы здесь взяли рентген?

— Валерий Петрович, а Вы раньше где работали?

— Я военврач, всякое повидал…. Н-да, всякое…. И чудо тоже бывает. Бывает, иначе как? Ведь как оно там, капелька бороро — это жизнь, а две капельки бороро — смерть. Так то!

— Бороро, это что-то из мистики?

— Мистики…, да не из мистики. А эти отметины, где поставили?

— Эта в Сомали, а эта в Эфиопии.

— Не беспокоят?

— Уже нет.

— В основном нам привозили оттуда кубинцев.

— Наших отправляли прямиком в Ленинград.

— Ну, да…. Да, прямиком…. Завтра в это же время перевязка. Прямиком….

В своей каюте Владимир лежит на диване лицом вниз, с закрытыми глазами, прижав локти так, чтобы грудь не касалась сидения. Дверь в коридор открыта на штормовку.

Разговаривает с собой, не открывая глаз.

— Да они уже были мои! Так близко ствол нельзя подавать. Это же был мне подарок.

Ага, а дальше куда? К кубинцам? Вычислили бы! Ах, если б не столько народа в баре…. Хотя, в этом безвластии может никто и не стал бы разбираться. Теперь не знаю что лучше, лежать здесь или быть в бегах.

Стук в открытую дверь казанками пальцев.

Входит Женька.

— Спишь?

— Думаю.

— Тут тема такая…. В порт заводят Севастопольский научник с двумя шарами в надстройке.

— И что?

— Там сто пятьдесят голодных девок

— Кто напел про сто пятьдесят?

— Я ща с мостика сам видел в бинокль, они косяками ходят по палубам!

Глаза Владимира открылись. Ресницами хлоп-хлоп-хлоп.

— Пособи встать.

Да нет, Жень, голову держи. Она у меня не это, не держится сама.

Женя осторожно поднял его.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов!

Владимир посмотрелся в зеркало, висящее на переборке.

— С таким фиником и опухшим фэйсом самое время по бабам.

— Шрамы мужика не портят, не ссы, я договорюсь!

— Да? Найдешь такую же с глазом забитым фанерой? Куда швартуют?

— Следующим корпусом по корме после китайца.

— Сам, на вахте?

— Да, еще часик и наше время.

— Второй в машине?

— Ага.

Владимир набирает номер в Центральный пост управления.

— Да слушай, хотел Женьку заслать к фармацевту на берег, там кой какие «колеса» надо.

В трубке отчетливо слышно:

— Да пусть там кого возьмет, не ездит один. Опять куда-нибудь попадете.

И кладет трубку.

— Жень, дело ответственное, давай дуй, мойся и при параде ко мне. Девчонки — это расписание не штатное, так что прикид должон быть на высоте. Я пока список набросаю, что нужно прикупить.

— Пудру на фингал не забудь.

— Барина прикрути, а то извиняться заставлю.

Пока Владимир писал список, Женя переоделся и вошел в каюту,готовый к выходу на берег.

— Поставили уже!! С нашего борта по причалу такиииие девахи ходят. Звиздеееец!

— Ты, как тот молодой бычок. Не суетись! Мы медленно спустимся с горы и возьмем все стадо. Вот три листа, а вот список. Давай, по нему разжую. Швейную машинку сними со стола, запчасти в тряпку и все под диван.

— Откуда столько бакинских рублей?

— И давай так, я максую, ты бежишь. Мы квиты! Никто никому ничего не должен. Нычку откопал, так скажем!

— Колись, где такие нычки живут?

— Выполни три условия и у тебя появится схрон.

— Нуу, какие?

— Первое — бережливость! Второе — бережная бережливость и третье — бережная бережливость к сбереженному.

Женя берет в руки триста долларов.

–Да, на триста можно пол Луанды купить.

— Все, хорош! Шлюхай меня внематочно. На проходной найдешь кубинца Санчо. Он один схватывает по-русски.

— Это….

— Да-да, это тот с которым на рейде гранаты бросали за борт. Он тебя и отвезет в лавку. За услугу всему наряду четыре бутылки рома. Но недорогого. Местные тугрики есть?

— Да, есть. Мы же тогда для бара поменяли, но не заплатили!

Потом ты мне вернул песеты и еще фантики отсыпал, сказал на пропой.

— Ром за тугрики купишь. Солдатам валютный вредно. Так…, как ехать по дороге на базар, вдоль косы в самом ее конце разворот и в обратку, справа будет супермаркет. Его видно, там навороченные тачки с разными посольскими номерами. Название…, не помню! И вот список. Прочти, может, что-то не ясно.

— А прокладки, что это такое.

— Девчонки вставляют в трусики, для гигиены.

— А, да, такие кругленькие, т.е. продолговатые.

— Жека, нам сегодня девчонок с круглыми прокладками не надо, сегодня пусть будут с обычными. На крайняк спроси, там продавщицы негритоски, за пять баксов, снимут свои трусы и покажут как ими пользоваться.

— Да, нууу?

— Дай сам прочту.

Вискарь бери самый дорогой в коробках или…, главное в упаковке. Вино тоже дорогое смотри там сам, но, обязательно, чтобы Chinzano и Martini пять-шесть бутылей разных и разной крепости. Сигареты Dunhill,

Моre по блоку и мне Camel до Аргентины — блок. Косметика, что увидишь, но чтобы цветастое, помады разных цветов там, тени, лаки для ногтей и обязательно духи, тоже дорогие. Трусики недельки, четыре упаковки. Так, так, это так. Ну, остальное тебе понятно. Я пока к доку на перевязку.

Женя не унимается:

— А трусики то для чего и эти прокладки, опять же?

— Не скажи! Интимный подарок стирает грань неприкосновенности. И, когда все это припудрено дорогими духами, налито в клюв хорошим винчиком, то создается эффект внезапности. Ты что, их приглашаешь в картишки переброситься? Так и они к нам придут не для замуж выйти. Так что грань надо стереть и как можно быстрее. А эти вещицы ускоряют процесс. Поэтому прокладки разные и много. Кстати, в том числе и кругленькие бери. К «киске» нужно относиться как к родной, она приносит только пользу!

Женя улыбаясь:

— Ну, ты?

— Поэтому то и возьми два комплекта хорошего нижнего белья. Поясняю публично, в комплект должны входить, вот, смотри, дописываю в листок. Итак: чулки, пояс для чулок с подтяжками, трусики и бюзик. Цвет: черный и белый.

Женя соглашаясь:

— Ааа… А что? Может даже быть.

— О, Жень! Чуть не забыл. Отдельный пакет шеф повару, бухла там, бутылки три-четыре и так по мелочи. Нам будет нужен праздничный ужин.

Владимир задумался.

— Нее, мало, вот возьми еще один лист с мертвым Джексоном. Если не хватит, добавь свои, но чтобы все по списку Жень! Одна прореха и мы в пролете. Шутка.

Женька пошел и уже стоит в дверях, как его окликнул Владимир:

— Стой! Жека, стой! Блин, чуть не лохонулся! Дай список, дописываю, и без этого не возвращайся! Красивая туалетная бумага, красивые столовые салфетки, красивые разовые полотенца. Жень именно красивые и не так лишь бы.

— Ну, это то еще зачем?

— Мой милый друг, девочки с вина часто писают, а чем киску промакивать? Газетой?

«Гальюн таймс» играет ту же роль, что и трусики. Вот теперь иди с миром.

Уже вдогонку кричит:

— Есть такая наука — эстетика!

Владимир ковыляет по коридору в свою каюту после перевязки. Ему навстречу идет довольный Женька.

— Победа братья! Склеил прямо на проходной. Девахи — ну очень приличные даже.

— Кто «голодный», они или ты, еще надо посмотреть.

— Короче, я их в курс дел ввел, ну, что тебя порихтовали.

В каюте сидят две соблазнительные девушки лет двадцати пяти, довольно симпатичные, обе в легких шортах и топиках. Открывается дверь, девушки встают, показывая свои изумительные фигурки с голыми загорелыми животиками. На столе распакованные покупки, на диване и на полу пустые и полные красивые пакеты.

— О-о-о, как Ваас! Боооже мой!

— Вот девчонки, и здесь приходится защищать честь Родины. Меня зовут Владимир.

— Ольга.

— Я Настя. Вы садитесь сюда, на диван.

Настя подошла ближе и принялась разглядывать травмы на лице.

— Смотрите сюда и следите за пальцем.

Она смотрит проницательным и умным взглядом.

— Думаю, небольшое сотрясение все же есть. На судне я операционная медсестра, а вообще — анестезиолог. Судовой док у вас есть?

— Конечно!

— Мне надо с ним встретиться и прямо сейчас.

Владимир снимает трубку аппарата, закрепленного на переборке.

— Валерий Петрович, у меня в каюте анестезиолог с научника, Вы не смогли бы уделить ей минуту времени? Хорошо, через пару минут будет.

— Жень, проводи, пожалуйста, Настю к доку.

Через десять минут входят Настя и Женя.

— Док у вас, ну оочень грамотный мужчина.

— Жить буду?

Настя парирует шутку.

— Хорошее питание, юг, покой, вот и весь рецепт. От себя добавлю не напрягаться, но и не лежать. Нужно время….

— Володь, я в жизни столько на таблетках не читал, о чем они там месили. Понял только одно слово — моторика!

— Доктор, пора нам уже причаститься «За знакомство». И, чтобы я не выглядел в ваших глазах Квазимодо, там, в штормовке посмотрите мои фотки с оригинальным экстерьером.

Настя смотрит фотки, смеется, слегка приоткрыв рот.

— А что, Вы почти не изменились.

И передает фотки Ольге.

— Я не медсестра, и мне жутко от того, как можно человека так покалечить.

— Жень, рули, усаживай гостей.

Настя застенчиво:

— А, можно я с Вами рядом.

— Настя, конечно…

С кивком головы Владимир вскрикнул, схватил подбородок левой рукой и медленно вернул голову вертикально. Тяжело и прерывисто дыша, правой начал вытирать с остекленевших глаз появившиеся слезы, сглотнул сухую слюну. Еще немного отдышался и продолжил не своим голосом.

— Тем более мне нужен сестринский уход.

— Сегодня я не найду ни хирурга, ни травматолога, а завтра принесу ворот, надо чтобы шея была неподвижна.

Каюта наполнена дымом сигарет, на столе после посиделок легкий бардак. На полу валяются упаковки от подарков.

На спинке кресла, прикрученного к палубе возле стола, наспех сложена Настина одежда.

Владимир лежит на спине в постели, закинув одну руку за голову. Настя с улыбкой гладит его ссадины, нежно прикасается к ним губами.

— Какой у нас здесь запах…. Кофе, дым сигарет, духи. Запах Chinzano…. Даже не слышала о таких винах.

— Настенька, запах твоего тела превосходит всё!

— Жаль, что мы не в Севастополе, ты бы у меня встал на ноги через неделю.

— Ключевое слово здесь «встал».

Настя, от догадки, стыдливо прикрывает лицо одной рукой, умиленно и счастливо смеется.

— У тебя каюта, как мастерская. Столько всяких инструментов. Картина на металле! Как можно такое сделать?

— Она еще не закончена. Будет время — расскажу.

— Меня моя подруга по институту сюда притащила, это мой первый рейс и последний, просто тогда замены не было.

— А где подруга?

— Дома. Ой, т.е. в каюте! Наверное, беспокоится. У нас каюта на двоих. Володь, аааам….

Тихо и вкрадчиво продолжает.

— Володь, а можно она сюда придет?

— Настя, милая девочка, друзей в беде бросать — последнее дело. Сейчас позвоним Женьке, и вы вместе с ним за ней сходите. Уже темнеет и одной по причалам шастать опасно. Хорошо? А мы с Ольгой пока здесь наведем марафет.

В уже прибранную каюту входит Женька, Настя и ее подруга, черноволосая девица, лет двадцати пяти с правильными чертами лица, улыбчивая, роста выше среднего и изумительной фигурой. Горбинка носа выдает, но не портит, греческое происхождение. Одета в легкий облегающий сарафан чуть выше колен с тонкими бретельками. До жути загорелая.

— Привет! Меня зовут Лида.

— Это Владимир, а с Женей вы уже знакомы.

За бортом ночная невыносимая тропическая духота, а в каюте третьего механика веселое застолье. На столе напитки разного содержания, чашки с кофе, две пепельницы, наполненные окурками дорогих сигарет и разные сладости. В раковине посуда после ужина сложенная стопкой. На переборке закреплен небольшой двухкассетник Sharp с открытыми затворами для кассет. Компания с пониманием относится к шуму и привлечению внимания, смеются и разговаривают в полголоса. Девушки раскрепостились, не чувствуют неловкости, от того шутки и беседа непринужденные. Владимир держит гитару и наполняет дружескую обстановку.

Поет тихо:

Был день осенний, и листья грустно опадали.

В последних астрах печаль хрустальная жила.

Грусти тогда с тобою мы не знали.

Ведь мы любили, и для нас весна цвела.

— Да, Женька, сегодня, о паразииит… на проходной.

Владимир продолжает петь:

Ах, эти черные глаза!

Меня погубят.

Их позабыть нигде нельзя —

Они горят передо мной.

Ах, эти черные глаза!

Кто вас полюбит,

Тот потеряет навсегда

И сердце, и покой.

Одна черноглазая Лида приблизилась к Владимиру, улыбается, стараясь не мешать, подпевает мычанием.

Лида обернулась:

— Насть, так, что там?

— Девчонки, говорят, во второй половине дня ипритные мухи жарят. В город надо выходить, когда солнце припекает, тогда их нет.

— И что вы повелись?

— Попросил помочь донести пакеты по их трапу, ну так вот мы и здесь!

Это вызвало всеобщий смех.

Довольный Женя:

— Ложь во имя….

Владимир незаметно перешел к пению другой песни.

С первыми аккордами девчонки подхватили знакомую и родную для каждого севастопольца песню. Нежные правильные голоса и настолько слаженно, как будто они уже репетировали.

Севастопольский вальс,

Золотые деньки;

Мне светили в пути не раз

Ваших глаз огоньки.

Но с первыми словами:

«Мы вернулись домой в Севастополь родной»,

Ольга закрыла ладонями лицо. От нахлынувших воспоминаний мелко замотала головой. Затем опустила ладони до губ, глаза ее, наполненные слезами, и стали похожи на саму скорбь. Девчонки начали ее успокаивать:

–Оль, ну что ты!

–Ольга, да будет тебе, ну что с тобой?

Она убрала ладони с лица и, пытаясь совладать с собой, несвойственным ей голосом произнесла, показывая в сторону борта.

–Там у меня сын!

Владимир отложил гитару:

–Это я своим пением на грех навел! По большому счету, ребят, мы здесь все на одном седоле. Надо….

Его перебила Лида.

–Предлагается тост «За наших близких»!

Владимир оживился.

— И по полной!

После тоста, стараясь сменить тему и вернуть компанию в старое русло, Настя спросила:

— Володь, у тебя больничный?

— Да, я забююлююттенил!

— Он ПОСРАдавший!

Продолжительный смех разрядил обстановку.

Женя засуетился.

— Во-во, а мне утром на вахту.

Настя и Лида встали.

— Мы носик припудрим.

–А мы с Ольгой уже отчалим, завтра будет день, куда гнать лошадей?

— Тих-тих-тих… А на посошок? Девчонки, не знаю, а я так возьму с вами.

Когда за Женей закрылась дверь, Владимир достал из рундука дорогое нижнее белье в двух красивых пакетах.

— Девчонки, это для вас! Пойдите, прикиньте заодно с припудриванием.

Настя взяла пакеты.

— А что там?

— Сами посмотрите.

И открыл дамам дверь в душевую.

Он стоит у двери в душевую, держа подбородок левой рукой. За ней девушки о чем то переговариваются. Наконец шум воды в душе затих.

— Насть, Лида. Ну что померили? Все в пору?

Из душевой послышался голос Лиды:

— Иди и посмотри сам!

Владимир открыл дверь в душевую и поймал ступор от неожиданности увиденного. Только выпавшая из душа мокрая Настя, подняв руки, обтирает голову, а Лида стоит в новом красивом белом бюстгальтере, еще не успев надеть трусики, чулки и пояс.

Встав к нему лицом и положив руки на бедра, произнесла игривым тоном:

— Ну как, мне к лицу?

Пораженный, он не сразу взял себя в руки.

— Это расстрельная статья. Девчонки, я уже погиб! Мне моя жизнь приснилась!

Лида подошла к нему вплотную с улыбкой и, глядя в глаза, прошептала:

— Вместе умирать не страшно….

И добавила, обернувшись к Насте:

— Насть, поддержи пациенту подбородок…

Часть третья

Судно идет ходом. Погружается баком в волну по клюзы, поднимая бурун на палубу.

ЦПУ. Смена вахт 12.00 дня. III механик меняет IV механика.

C открыванием двери в ЦПУ врывается грохот работы машинного отделения и резко смолкает с закрытием ее.

Прихрамывая, медленно вошел Владимир и сходу начал проверять показания на щите управления. Четвертый спрашивает его:

— Как тебе новость?

— Какая?

— Ты в кают-компании был? Обедал?

— Нет, не хочу что-то. Так что там?

— Боцман пинтоса беглого отрыл у себя где-то в шкиперской.

— Во! Ни себе чего! Как же он с «рогатыми» досмотр делал? Вот пусть его сам теперь и кормит.

— Представляю! Мастер, наверное, на себе волосы рвет!

В ЦПУ входит Женька.

— Слышали? Звездец будет. Разгонят мостик теперь начисто.

Женька легким шлепком ладоней принимает вахту у моториста с вахты четвертого.

— Жень, иди на бак, типа, к брашпилю, инструмент возьми с собой. Нанюхай обстановку, интересно же!

— Ага, ладно.

Владимир вышел из ЦПУ, прислушался к работе механизмов и вошел обратно, еще раз просмотрел показания на щитах и сел в кресло напротив смотрового окна на главный двигатель.

Вошел Женька.

— Доложи обстановку!

— Уууу, труба, ураган. Мастер с чифом и боцманом стоят на крышке пятого трюма, но не слышно, только руками мотают.

— А где нашли?

— Стармос говорит, вроде сам он вышел из вентиляционной трубы трюма. Жрать, наверное, захотел вот и вышел. Уже припахали, с краской ходит.

–Ну да, харчи отрабатывать надо. А куда определили на постой?

— Не знаю, мне фиалетово, хоть пусть у «шкуры» в каюте. Это мы что, уже пять дней, как вышли из Луанды. Да, что мне бросилось в глаза, пинтос как две капли похож на того полицая, что тебя морщил в баре.

— Кстати, а что ты там на этих братков собаку спустил?

— Я же родом из Львова, у нас это с детства. Двор на двор, улица на улицу. Бились с «западэнцами» насмерть!

— Сурово.

— Пойду, остановлю компрессор, вон уже давление…

Кивает в сторону манометра.

Хлопает дверь в ЦПУ. Женя вернулся.

— У меня до сих пор там маманя и братишка. Надо их оттуда выруливать. Дальше будет только хуже.

— А что мешает?

— Бабла надо бы подкосить на переезд.

16.30 дня. Верхняя палуба возле бассейна. Чистое небо, свежая погода в сороковых широтах.

Стая дельфинов видна до горизонта. Они обгоняют судно, подныривают под килем, иные возвращаются обратно и вновь обгоняют его. Владимир стоит и смотрит как на юте негр долбит киркой по палубе, очищает старую краску. Он медленно поднимает голову и смотрит в его сторону красными злыми глазами. Их взгляды пересеклись.

23.55 ЦПУ. Прием вахты у четвертого механика.

Четвертый озабоченно:

— Мне не нравится шум насоса охлаждения поршней, а так все в норме.

— Будем бороться. Жень, бери листочек и снимай показания температуры после охлаждения поршней.

Да ты куда собрался? Здесь, с общего термометра. Но чтобы нам не было скучно, спустись в тоннель гребного, там за поддоном, где стоят масленки для подшипников вала, запусти руку за шпангоут.

Через полминуты приходит Женя.

— Ну, с брендюшником то работать можно. Чиф в этот раз взял в Луанде тропикан, так у меня аскома с него, что за винооо!

— Луандские грузины нам пропихнули свое Ркацители! Насыпай, у меня к тебе дело есть. Не забывай снимать показания.

У меня «ПАТ», т.е. ситуация патовая.

— Нуууу.

— Вот и ну! В Аргентине мне нужно снять товарец и притаранить его на судно, но ты посмотри на меня? Что говорить, если ты мне помогаешь подняться после вахты!

— Да не вопрос, я помогу.

— Ты, вот что, подпивайся и рассказывай мне о себе и поподробнее.

— Типа, доверять или нет?

— Да, Жень, да! Когда проходит солидная сумма, не до смеха, причем часть денег вкладываю не я, а спрос с меня. Давай, без стеснения и не забывай снимать показания. Вахты у нас еще три часа, успеем. Итак….

— Встречное предложение! Володь, я друзей не продавал, никто не может сказать, что Жэка хоть где-то струсил. Да, я хоть и не «обстрелян» на войне, только понимаю, что такое чужие секреты и деньги. А еще знаю, что такое честь! Может у меня не хватает образования и морского ценза, и я не интеллигент по происхождению, но считаю себя личностью и с железной жилой! Стукачество презираю. И, что мне особенно нравится среди меня самого, по пьянке я не буровлю! Этого достаточно?

— Не буровишь, это ты точно подметил. Ладно, насыпай, продолжим… Что там с показаниями? Дай позырю. А…, поняяяятно. Придется дергать насос, не сегодня, но придется. Записать эти показания я мог бы и сам, мне важно, чтобы ты это знал. Проводим параболу по цифрам, смотри, и получаем кривую в пользу падения и скачков температуры. Сечешь?

Для начала, чтобы взять товар, надо шпрехать по-английски, но с твоим… Тебя слушать… Я лучше себе наклонюсь и откушу! Поэтому мы после вахты, в моей каюте будем его подтягивать. Неделя до прихода у нас есть. На вахтах говорим только по-английски.

Смысл дела таков: по приходу в Аргентинский порт я звоню, на следующий день ты едешь на адрес, платишь и привозишь. Товар тяжелый, придется ездить раза три. Я дам деньги на покупки в обычном магазине и с этими безобидными покупками основной товар не будет заметен вовсе.

— Ну, до этих пор понял.

— Товар — не оружие, не дурь и не золото, упаси Господи! Знаешь, где у нас находится тоннель систем?

— Шахта между трюмами, но горловина закрыта на вот такой замок.

— Но есть лаз и из машины.

— Да? А где?

— Между двумя расходниками съемная плита со скобой в пота́е.

— Ннда, видел.

— Иди, открой ее и на переборке под отстойным увидишь люк на тридцать два болта, т.е. шпильки. Иди, посмотри!

Через пару минут вернулся Женька.

— Да, есть люк!

— Это вход в кафердам между четвертым и третьим танками. На следующей вахте снимешь люк и расходишь гайки. Лаз из люка ведет на правый борт, где слева и будет тоннель систем по всей длине карлингса с сухим балластом, и таааак до фор пика. Где находится шхера, выберем время, посмотришь. Там также нужно будет расходить болты.

— В целом понятно.

— Сколько ты говорил вам не хватает для свалить? Вот, за услугу я отстегну тебе такую сумму, этого на переезд хватит.

— По рукам!

— Тогда плесни, что там осталось? Да что ты, как в сухую землю. За правым сепаратором есть еще, сгоняй. Одну только возьми и готовь вахту — уже наше время!

В каюте третьего хронометр на переборке рядом с кренометром показывает 23.30. Стрелка кренометра мотается в левый и правый борт на 10-15 градусов. Владимир стоит возле раковины в душевой перед зеркалом с голым торсом. Потрогал огромный синяк и розовый шрам от удара прикладом на левом глазе, и под ним припухшую щеку. Смотрит на себя внимательно, зло, несколько выпучив глаза. Его веки сомкнулись в прищур. Затем он выдавил зубную пасту себе в ладонь, пальцем левой руки нарисовал себе на обеих щеках стрелы молнии сверху вниз. В своем отражении скользнул на правое предплечье, где отчетливо виднелся зарубцевавшийся шрам от сквозного пулевого ранения. Провел пальцем по груди с левой стороны и нащупал углубление от еще одного ранения. Опять зло сомкнул веки и смыл нарисованное на щеках.

На хронометре в ЦПУ 00.10

Владимир сидит в кресле механика.

— Жень, тянуть дальше некуда, на этой вахте дернем насос, переходи на резервный. Как только температура встанет в норму, только тогда остановим основной. Скажу, когда можно стопорить клинкеты. Сейчас надо обязательно, уже штормит. Второй штурман сказал, что двое суток будет болтанка, по закону подлости откажет в непогоду.

Владимир еще раз просмотрел показания приборов.

Входит Женька:

— Ну, все, запустил.

— Ага, вижу. Теперь приготовь «мартышку» возле нагнетающего клапана от кингстона на главный, там есть еще один, маленький под плитами с табличкой «аварийный». Если у нас резервный захеровничает, подадим на охлаждение забортную.

–Соленую?

–Соленую, конечно, нельзя, но что делать? На все у нас 20 минут времени. Ты быстро меняешь лопасти, я слежу за температурой и давлением. Кофе тайм после работ! Еще раз посмотри приготовленный инструмент и выводим основной.

— Готово все. Точно!

— Время 00.25. Так и запишем в журнале…. Все, останавливай основной и стопори клинкеты. Время пошло!

Время на хронометре в ЦПУ 00.30

Прикрученное к палубе кресло механика пустует, его медленно крутит из стороны в сторону бортовой качкой.

Время на хронометре 00.50

В кресле сидит Владимир и пытается остановить частое дыхание, стирает пот со лба. Правая кисть руки трясется мелкой дрожью. Он ее прячет между ног. Правая штанина светлой робы выше колена мокрая от крови, но он этого не замечает.

Моторист Женька заглядывает в ЦПУ, но не заходит, кричит:

— Готово!

— Зайди! Соблюдай порядок! Открытие клинкета и пуск основного, остановка резервного и закрытие клинкета. Иначе опрессует!

— Да, понял-понял.

Время на хронометре в ЦПУ 01.20

— Хорошо, когда всем хорошо! Тащи вторую из-за сепаратора.

Владимир все еще пытается унять дрожь кисти руки. — Насыпь под завязку, чтобы до жопы достало.

После выпитого залпом большого фужера виски, Владимир сидит неподвижно какое-то время, смотрит на успокоившуюся кисть и закуривает свой излюбленный Camel без фильтра.

— Жэк, дай там из аптечки бинт и пластырь, что-то рана закровоточила. На следующей ночной вахте, в шторм, самое время заехать в кафэрдам откупорить шхеру.

— Так, все же, что там будет, что за товар то?

— Метнись на камбуз, нарой что-нибудь в холодильнике. Что-то на харч пробило.

— Я бы тоже зачуфанил. Может, по-быстрому, картошки поджарю с лучком и яичницей?

— Ну, тогда уж и из моего холодильника в каюте тащи еще одну. Последняя валютная, девчонок припомним добрым словом в тосте.

— О, да! Красотки — что надо! Десять баллов из пяти, особенно Лида. У нее…Уффф!

Владимир, не в силах высказать трясет ладонями.

— Вот надо же уродиться такой… Кормаааа, как у эсминца!

Хронометр в ЦПУ 11.55 дня, прием вахты. Входит Владимир. Четвертый с порога:

— Ну что, нашли пинтоса?

— Какого? А, этого.. А что он?

— Боцман потерял его. Убег поганец. Ты что не был на обеде?

— Неее, спал. Да, мы с Женькой ночью отвязались, пришли с вахты и еще догнались в моей каюте. Да куда ему с подводной лодки?

— Вьюшка на левом борту размотана, а один конец швартового конца за бортом болтается в воде.

— Закрывать надо свой товар, тогда и пропадать не будет.

Женька оживился:

— Володь, я поднимусь, посмотрю что там?

— Ага, рулетку возьми! За одно левые танки промерь!

Приходит.

— Да, маза такая…. Пинтос ночью вышел из кубрика с зипами, видимо порыгать, перевалил рожу за леер и не удержался. Ночью бортовая была, так может и смыло. Там путево заходит волна, схватился за швартовый на вьюшке, а он размотался. Да и хер с ним! Как у ментов, нет тела — нет дела. Но в порту все же кто-нибудь да проговориться или настучит. Мастер там стоит с чифами и дедом. Крылья повесили.

— Бебелево Бебелеву, мобелево Мобелеву. Вот дай ты этому же негриле калаш и скажи: «Тебе за это ничего не будет», и он, таких как мы с тобой белых, замочит и глазом не моргнет и все они такие! И это не бла-бла, я точно знаю, что черная рассовая ненависть к белым выше.

— Может и не все такие?

— Хочешь, тешь себя такими мыслями, только спиной к ним не поворачивайся. Африка или ближний — одна хрень. Там джихад, нам головы режут как баранам, здесь забивают в смерть! Одна хрень!

Женька слушает и кивает, поджав обе губы.

— Ты видел у этого пинтоса жало? Типичный боец! Вот, что он сюда приперся долбо-ящер? Для чего? Ладно рожа, у него плечи стерты от ремней. Что он носил? Не автомат ли?

Ой, Жень, я кажется протобанил…! Накануне нашего долбанного бара я месил грушу в спортзале, там, возле румпеля и, кажись, шингарки свои там оставил. Будь другом а, сгоняй. Да, иди из тоннеля через аварийную шахту. На палубе волна заходит не по-детски.

Приходит Женька.

— Народ у нас честный, вот, так на груше и болтались.

— Я и говорю, что ему здесь надо было?

— Бежал не от хорошей жизни.

— Да? А бывает и так: прибился бедный несчастный на борт, его кормят, поят, в очко глядят, а он в одну ночь вырежет всех, потом какой-нибудь ботик с экипажем пришвартовался и увели судно! Сколько судов пропадает. А на ходу, рабочее судно, большого бабла стоит. И кто нас здесь будет искать? Мы от России за пятнадцать тысяч миль! Под нами четыре тысячи метров! Кто? Через месяц в этот район придет крейсер, вояки пожуют сопли и уйдут домой!

— Да? А что….

— Двери в каюты народ не закрывает на ночь, заходи и бери теплыми. Чиф определил его в зиповскую и не закрыл, а он через ту же аварийную шахту зашел бы в машину и грохнул вахту, т.е нас с тобой потом на мостик. Что ему там сделает рулевой? Потом мастера и т.д. Приперся! А чего хуже больной или заразный. Преставимся все хором от чумы. Санитарного паспорта у него ведь не было! А подумал он, сученыш, что мастер должен за него в порту очко подставить?

— Ну ты нарисовааааал!

— Ближе к Аргентине надо держать ухо.

— Может чем запастись?

— У меня всегда с собой.

Владимир поднял левую штанину до голени, на ней закрепленные двумя специальными резинками виднелись ножны. Он вынул из них короткий красивый нож с зазубринами на верхней его части.

— Тащи брусок из аварийного имущества, такой по короче.

Женя принес деревянный короткий брус, окрашенный в синий цвет, и поставил его у входной двери в ЦПУ.

— Закрепи, да вот хоть капроновую крышку от банки ближе к верхней части.

Владимир легким взмахом, с расстояния трех метров точно метнул нож в брус.

— Ну, так примерно, здесь сердце будет.

— Ну, ты бля даешь! Что-то ты мне растусовал ситуёзу, а мне этого беглого поначалу было жаль.

— А ты не жалей! Господь дал — Господь взял. Звезды так легли…

Часть четвертая

Пятнадцатью сутками спустя Владимир сидит в каюте и разгадывает содержимое пришедшей ему телеграммы из Севастополя.

«Вам открыта вакансия на реабилитацию у ведущих специалистов по оскестерапии тчк Просим по приходу в Ленинград незамедлительно выехать на место ее проведения тчк»

Анастасия тчк

— У ведущих, ну это понятно, значит и Лида здесь. Но что это за оскестерапия?

Набирает номер.

— Валерий Петрович, вы должно быть знаете, что такое оскестерапия?

–Нет, не слышал. Наверное, у травматологов… в узкой специализации… Нет, не могу ничем помочь!

ЦПУ. На хронометре 02.40. Входит чумазый в робе Женька.

— Ну, все! Закрыл лючек! Ну и тяжелые же эти булыжники. Ты что молчишь, они часом не с рентгенами внутри.

— Теперь сказать можно. Это редкоземельные минералы, очень похожие на настоящие полудрагоценные камни. Их пилят меленько, придают огранку и потом твоя краля будет их покупать как сапфир или там еще что.

— Ааа, вооона что!

— А главное, за это нас не садят, вещицы безобидные, типа, нашел на дороге в груде щебня. Даже таможня в этом профаны.

На следующей вахте надо вот этим раствором помазать, чтобы ржавчина покрыла весь крепеж.

— Я аргентинского пойла припру, может по маленькой?

— Тогда уж и с камбуза зацепи, чем Бог послал.

Владимир достал телеграмму.

Смотри, Жэка… Вот, что это за терапия такая.

— Спросил? Я на «колесах» то не понимаю значения слов и для чего они. Хотя, знаешь… У меня дружок, он в армии был шифровальщиком. Ну что «пулю»?

Владимир жестом пальца показывает на фужер.

— Воот, так в разговоре он упомянул, что начинать надо с разделения корней и читать их назад. Это самое распространенное шифрование и легкое. Оскестерапия. Терапия — понятно! Оскес, как там назад? Сексо, да, сексо! Сексотерапия!

— Ну ты головаааа!

Женька довольно улыбается.

— И опять я в почете! Что, поедешь?

— Не работать же зовут, как можно обманывать надежды таким девахам — грех это! Что там приход, числа двадцать первого?

— Двадцать первого только на Таллинн выгрузка…

— А, да. Ну пока дела, туда сюда, значит на двадцать шестое. Дам телеграмму, пусть пока чужие окурки из-под дивана выметут. Сегодня объявляется праздник! Давай, жми на камбуз и замастырь праздничный хавчик, у меня есть что налить. Вахту я сам сдам.

Стрелки хронометра в каюте показывают 04.20 ночи. На диване сидит Владимир. Входит Женька с двумя широкими тарелками, в них сложный гарнир с дольками апельсин, яблок и огромными горячими отбивными. Мясо много и оно даже висит с краев тарелок. Отдельно в чистом полотенце столовые приборы — вилки и ножи.

— У шефа были заготовки на обед, это наша обеденная пайка.

— Хороша пайка, свисает как фуражка у грузина. Сними машинку со стола.

— Что, сделал?

— Даааа!

— И что, прямо шьет?

— Зингер отдыхает! Давай, снимай, на твоей штанине проверим.

Женька ставит тарелки на диван, снимает треники и Владимир с легкостью прошивает порванную по шву штанину.

— Признаться, я сомневался, что ее можно было починить. Мягко работает.

— Крестись, если сомневаешься. Где подшаманил, где прошлифовал…. Пришлось один кулачек заново отковывать. С реверсом долго трахался. Убирай, а то фуражки остынут.

Владимир наливает из красивой бутылки красноватый коньяк.

— Господи, если бы ты не посылал миру таких девчонок — заглохла б нива жизни. Давай за бабс!

В процессе поглощения Женька:

— А ты знаешь? Я ее возьму себе.

— А возьми! Кого?

— Смотри!

И вынул из кармана телеграмму, в ней только короткая строчка.

«Люблю зпт не могу без тебя жить тчк

Ольга тчк»

Владимир с нескрываемым удивлением:

— Да ты, браток, в корень вырос, что с трех дней девку так понесло? А почему нет, бери.

— А что у нее там сын…. Да, что бы ни говорили.

— Э-ээээ, себе под ноги смотри, какое тебе дело до всех. Дети — это святое. Вот если бы ты родил, вот это было бы ненормально, а что у них дети — это только приветствуется. Вот ты скажи, какое должно быть нормальное положение шлагбаума? Правильно — закрытое, а нормальное положение девчонок — беременная! Их дело рожать нам детей, наше — их оберегать, звездячить и содержать т.е., значит, зарабатывать — все просто! Жэка, сколько было покушений на Фюрера?

— Пять!

— Шесть, прошу плюснуть!

Женька наливает полные фужеры.

— Говори!

— Возьму, решил!

И поглощение продолжилось.

— Сколько мы знакомы, ты постоянно носишь с собой записную книжку, все что-то рисуешь, пишешь в ней. Просто интересно…

— Если у тебя появляется мысль, то это не случайно. Ннн, как тебе…. Короче, каждый человек рождается не просто так, а для чего-то. Он должен что-то сделать. Девахи — понятно! Они, ну у них дети, тут тема закрыта, а мы должны что-то сделать, значимое или что нам начертано.

— Каждый?

— Один там математик, другой хлеб выращивает. Есть такие, как разменная монета, они для подохнуть за кого-то или для чего-то. Но все должны что-то сделать и уйти. Вот у меня приходит мысль, я ее записываю или рисую.

— И я? Т.е. у меня?

— Да, ты что исключение? Может у тебя начертано пацана Ольгиного воспитать! А, я знаю? И никто не знает….

Чаще рисую. На, позырь….

— Купол что ли? Церковный купол, для чего тебе это надо.

— Мастера строили такие купола без единого гвоздя. И они стоят века! Как? Я пытаюсь докопаться…

— А это что за линии?

— Монастырская кладка кирпича, этих приемов не так много, но есть центровые, мне это надо. Начисляй там по полной, ты ближе.

Вот при этой кладке конденсат из «точки росы» выводится сам собой.

— Что это II-й главный движок дрочит, слышишь?

— Да шут с ним, его движок.

— Ладно, а зачем тебе то, я тут не всосал?

— Дело давнее. Мне было лет десять, тогда бабка моя была заведующая клубом. Это там, далеко в Сибирской деревне. Ну вот, в ее бытность заведования клубу пришел кирдык — сгорел дотла! Но это был не просто клуб, а церковь, переделанная в клуб.

Ага, выливай ее уже, что там оставлять!

— Ну и?

— А? А, ну вот, бабка все сокрушалась, жалела по-черному, и я тогда пообещал ей отстроить церковь заново. С тех пор ко мне что-то прилипло и я начал задумываться как, да что там…. Сейчас о таком строительстве я знаю почти все.

— Осталось деньжат собрать?

— Не главное, как оказалось. Чем больше я рою на счет строительства, тем больше мне чинят преграды.

— Не допонял….

— Как бы тебе…. Я заметил, как только меня посетили эти мысли, жизня́ перевернулась! Мое бренное тело постоянно куда-то бросает и долбит, долбит! Знаком с законом подлости?

— Не заочно.

— Как только шторм, обязательно авария! Т.е. темные силы тут же хотят нас уничтожить. Шторм — это слабое звено! Или, вот, идет парочка влюбленных, обязательно кто-то докопается! Ты им ливер опустил — тебя на зону! В моем мозгу строительство и меня постоянно хотят тормознуть, а лучше бы убить! Много раз я был на грани и выжил. Почему? Сам пока не пойму, а уже должен был…. Предают самые близкие, другими словами, они делают все, чтобы я отказался. А ты говоришь деньги…. Бабло здесь не главное. Мне нужно время, как следует все обдумать, укорениться в этих мыслях и уж только тогда…. Вначале надо этого достичь!

— И выжить при этом? — Владимир молча кивает головой. — Ну, ладно…. Ладно, нагрузил ты меня, уснуть бы еще с такими мыслями. Я погреб. Посуду отнесу, надо еще робешник забросить в стирку. Тебе надо? Давай!