Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи

Владимир Положенцев

«Откуда есть пошла Русская земля…» Этот вопрос всегда волновал не только русских людей, но и наших заклятых «друзей» поляков, претендовавших в Смутное время на московский престол. По одной из гипотез, во время «сидения» в Кремле в руки гетманов попала часть летописи Начального свода — основа «Повести временных лет», которую оккупанты попытались использовать не только в политических целях, но и как средство обогащения. Фамилии персонажей, за исключением исторических, вымышлены.

Подделка

Донесение оказалось верным: гетман Ходкевич с войском в 12 тысяч человек пошел к Москве с огромным продовольственным обозом в конце августа. Опытный в боях гетман разбил свое войско на несколько частей, которые возглавили полковники Невяровский, Струсь, князь Корецкий. Основной костяк войска составляли казаки, около 8000 человек. Стычки завязались на Смоленской дороге, на Лубянке, у Черторских и Арбатских ворот. Основная битва произошла на Девичьем поле, недалеко от Новодевичьего монастыря.

Сначала поляки теснили русских, а князь Трубецкой со своими казаками, стоявшими в Тушине, не спешил на помощь Пожарскому. Однако четыре казачьих атамана вопреки приказу Трубецкого, самостоятельно присоединились к князю Пожарскому и ударили ляхам во фланг.

Войско Ходкевича дрогнуло, отошло на Поклонную гору. Однако нескольким сотням гайдуков Невяровского и полку Струся все же удалось прорваться в Кремль через Замоскворечье. Этому способствовала вылазка из Кремля гусар Гонсевского. Через два дня состоялась решительная битва в Земляном городе, у Клементьевского острога. Поначалу казалось, что победа за поляками, но помощь пришла от келаря Авраамия Палицына, который привел новое ополчение. Теперь уже казаки Пожарского, Минина, Трубецкого «из ям и из кропив поидоша тиском к таборам» и вдохновленные подмогой перешли в контрнаступление. Ходкевич отступил, расположился у Донского монастыря, а через два дня, понимая безысходность положения, ушел в Речь Посполитая.

Всего в Кремль удалось пробиться 500 казакам и гайдукам, 100 венгерским наемникам. Они привезли несколько десятков подвод с мукой, зерном, солониной, медом, сушеной рыбой. Однако этого продовольствия хватило ненадолго, в Кремле вновь начался голод. Как и ожидалось, Гонсевский и Зборовский решили уходить из Москвы. Вместо себя Гонсевский оставил Миколая Струся с гарнизоном в 3000 человек. Гетманы провели переговоры с командирами ополчения и «дабы не проливать крови пуще», пришли к согласию: полки Гонсевского и Зборовского уйдут из Кремля тихо, мирно и никто их не будет трогать.

За несколько дней до намеченного ухода из Москвы полков двух гетманов, под Водовзводной башней случайно обнаружился схрон с бочками старого меда и ягодной браги. Голодный гарнизон набросился на мед, как дикие пчелы на цветочную поляну. Почти все упились вусмерть. Запил и полковник Зборовский. Этим решил воспользоваться полковник Струсь. Нечего Зборовскому выслуживаться перед королем, преподнеся ему приданное бабки царя Грозного — редкие «римские» книги, да еще уникальные листы Начального свода в придачу. Это он, Миколай Струсь, когда выберется из этой чертовой московитской дыры, преподнесет Сигизмунду их в дар. Рано или поздно король сядет на московский трон, в этом нет сомнений, и Начальный свод, рассказывающий об истоках Руси, будет ему очень кстати.

Теперь уже несколько дней к ряду в подвале церкви Архангела Михаила Чудова монастыря сидел полковник Струсь. Он жег в печи обрывки пергамена, который выделывали местные монахи их свиной кожи. Рядом корпели за столами два чернеца. Они тщательно, под наблюдением Струся, снимали копию с листов Начального свода. Один выводил красными брусничными чернилами заглавные буквы. Другой черничными прописные.

Их работой Струсь был доволен, но все время подгонял: «Żyj, Próżniacy, przestań być leniwy». «Мы не ленимся», — отвечал один монах, — торопимся, как можем». «Поспешишь, людей насмешишь», — говорил другой. «Mmniej gadaj». «Мы и так держим рты на замке». «И зачем тебе, пан эта копия?» «Не твой дело», — отвечал по-русски полковник.

К вечеру четверга копия Начального свода, вернее, его части на пяти листах была готова. Монахи потрудились на славу, и теперь подделку невозможно было отличить от оригинала. Для того, чтобы копия была во всем похожа на первоисточник, ее состарили: выдержали ночь в белом рейнском вине. Пару ящиков вина Струсь прихватил из Смоленска и никому не давал, спрятал у себя в спальне. Потом протомили в горшке рядом с печью. «Doskonały! Корошо!» — воскликнул полковник и показал монахам кулак; «Если открой рот…» Монахи поклялись, что все что они делали, останется в тайне. Конечно, у Струся было желание приказать своим гусарам порубить чернецов на мелкие куски и… засолить, но монахов, попов, иноков ляхи и литвины старались не трогать: все же король Сигизмунд будет московским королем и ему понадобится поддержка в первую очередь духовенства.

Свернув в трубочку оригинал Начального свода, полковник завернул его в кусок свиной кожи. Подделку вложил в одну из «римских» книг Софьи Палеолог.

Утром Гонсевский официально объявил, что он и Зборовский уводят свои полки из Кремля, чтобы пополнить войско Сигизмунда в Смоленске и Литве и оттуда с новыми силами двинуться на Москву. Комендантом Кремля вместо него остается полковник Миколай Струсь с трехтысячным гарнизоном. Ничего хорошего оставшимся полякам, казакам и литвинам это не сулило, провианта ждать было неоткуда. Гонсевский пообещал, что к Москве обязательно прорвутся полки Корецкого или Бобовского. Прорвался же в июле в Кремль полковник Будзила. Да и Струсь тоже здесь.

Однако это были пустые обещания. Зборовский погрузил «бабкины» книги на подводы, копию рукописи Начального свода, не заподозрив подделки, спрятал в Полибиевы истории. Завернул в тряпицу вместе с Аристофановыми комедиями, положил в возок отдельно от других манускриптов, под грудой шуб и мехов.

Как известно, на полк Зборовского в Тушине напал Федька Рваный и книги в результате оказались у гетмана Гонсевского. А Миколай Струсь спрятал оригинал Начального свода в подвале церкви Архангела Михаила Чудова монастыря «до лучших времен», за камнем фундамента, помеченного «ёлочкой».

Однако лучшие времена ни для него, ни для его гарнизона не наступили. В ноябре князь Трубецкой взял Китай-город, а припасы у польского гарнизона, даже из человечьей солонины закончились. «Так и сожрем до сапог друг друга», — говорил Струсь отощавшему вконец гетману Будзиле. Сам Струсь выглядел не лучше. В один из дней полковник ударил кулаком по столу и воскликнул «Mieć!».

В тот же день он послал Будзилу к князю Пожарскому с просьбой о переговорах. Они продолжались недолго: требование ополчения было одно — немедленно открыть ворота Кремля и сдаться.

Это случилось в первых числах ноября. Хотя ополченцы и казаки обещали не трогать польско-литовских сидельцев и « в уважении иметь», их почти всех порубали саблями. В Кремле ополченцы «обретошя много тщанов и наполов плоти, человеческиа солены и под стропами много трупу человеческого».

Полковник Струсь остался жив. Его продержали в тюрьме, а потом на свободном поселении Нижнего Новгорода целых 7 лет и выпустили только после Деулинского перемирия, заключенного Москвой с Речью Посполитой в декабре 1618 года на 14,5 лет.

Все это время в плену Струсь думал о рукописи Начального свода, спрятанной им в подвале церкви Чудого монастыря.