Ключ Давида

Владимир Орданский, 2011

1. Иерусалим, 10 Июня

И ключ дома Давидова возложу на рамена его;

отворит он, и никто не запрет;

запрет он, и никто не отворит.

(Ис. 22:22)

Джордана разбудил негромкий, но плотный, мясистый удар поблизости, как будто теннисный мяч отскочил от ракетки. Медленно раскрывая глаза и теряя нить короткого сна, он понял, что это была крупная инжирина, свалившаяся с ветки огромного дерева. Гигантская смоковница нависала над скамьей, защищая от палящего палестинского солнца, но его лучи, горячие, как расплавленное олово, уже проникали между листьями и жалили прямо в голову, мешая собраться с мыслями.

Помотав головой, чтобы окончательно проснуться, он убрал с колен купленный в аэропорту журнал с кроссвордами и взглянул на часы. Священник запаздывал. Небольшая площадь перед церковью, мощенная светло-серым камнем, вся была в синеватых пятнах от раздавленных плодов инжира. Рядом тихо журчал фонтан. Звук льющейся воды, негромкие голоса людей, говорящих на непонятном языке, шарканье сандалий по булыжнику — все это сливалось в звуковую дорожку, словно написанную неведомым автором с единственной целью — гарантированно усыпить слушателя. Особенно такого, как Джордан, всю прошлую ночь летевшего из Нью-Йорка в Тель-Авив, где у него было на целый день работы с местной полицией, а сегодня ни свет ни заря добиравшегося на такси до Иерусалима. Ему достаточно было откинуться на спинку жесткой скамьи под узловатым, будто бы сплетенным из нескольких стволов деревом, чтобы моментально отключиться. Он даже успел увидеть какой-то интересный сон, вот только вспомнить его уже не получалось.

На площади тем временем потихоньку заваривалась утренняя жизнь: парковались машины, у выходящих из них мужчин и женщин пиликали на разные лады мобильники, а под деревом напротив скамьи, где так удобно расположился Джордан, страстно обнималась парочка, не в силах расстаться в этот утренний час.

— Еще есть время! — умоляюще повторяла по-русски полненькая девушка в военной форме, обхватив обеими руками за шею низкорослого конопатого парнишку в очках, тоже одетого в хаки. На коротко остриженных волосах солдатика едва держалась кипа, а винтовки М-16, перекинутые влюбленными за спины, то и дело задевали за булыжник.

Иерусалим… Ему стоило приехать сюда лет пятнадцать тому назад, когда религия была более важной частью его жизни. Тогда он, наверное, по-другому смотрел бы на древние камни, вековые деревья, на небо, наполненное густой синевой, казалось, готовой вот-вот пролиться на бело-желтый, будто написанный темперой, город. Вряд ли тогда бы он оказался на этой скамейке. Скорее, с утра пораньше, пока не так жарко, он отправился бы по скорбному крестному пути в толпе паломников с горящими верой глазами, любопытных туристов с фотокамерами на потных шеях и равнодушных местных жителей, для которых все эти святыни давно уже стали привычным фоном их незаметной для приезжих, наполненной обычными драмами, мелочами и глупостями повседневной жизни.

Джордан перевел взгляд на церковь. Храм был православный, видимо, греческого толка. Построенный из серовато-желтого камня, он не выглядел очень уж древним. У главного входа высокий мужчина в рясе оживленно беседовал с длинноволосым юношей в мятых шортах и майке с какой-то надписью. Разговор шел на повышенных тонах — оба размахивали руками, а священник то и дело переходил на крик. Говорили вроде по-гречески. Джордан разобрал только два слова: «идиот» и «дьявол» и, улыбнувшись про себя, решил, что спор явно богословский. Наконец парень с досадой махнул рукой, вскочил на стоявший у стены храма скутер и, лихо газанув, умчался прямо по пешеходной тропинке, ведущей на улицу. Священник посмотрел на часы, огляделся по сторонам и, поймав взгляд Джордана, направился прямо к нему. Джордан поднялся со скамьи и, ступая по скрипящему под ногами гравию, сделал несколько шагов навстречу.

— Здравствуйте. Вы мистер Славски? — с немного виноватой улыбкой спросил священник, протягивая руку. Он тяжело дышал — видимо спор с молодым человеком отнял у него немало сил. — Прошу прощения, заставил вас ждать. Заболел наш дьякон, и нужно было найти замену для сегодняшней службы. Потом племянника пришлось увещевать — вздумал из семинарии уходить… Еще раз извините, я — отец Грегориос.

Английский отца Грегориоса был вполне приличным, да и сам он выглядел внушительно: рост примерно метр восемьдесят пять, широкие плечи, густая черная борода и миндалевидные темно-карие глаза. Джордан поймал себя на мысли, что он фиксирует приметы, как будто имеет дело с подозреваемым. Наверное, спросонья.

— Добрый день, святой отец. Ничего страшного, я пока немного вздремнул. Джордан Славски, эксперт ФБР. Вы уже знаете, по какому поводу я вас побеспокоил?

— Не совсем. В полиции только сказали, что у одного из моих прихожан какие-то проблемы в Америке.

Джордан кашлянул. В свои тридцать два года он еще чувствовал неловкость, когда приходилось сообщать дурные вести.

— Ну-у, у него, к сожалению, проблем уже нет. Мистер Азиз скончался. Теперь проблемы у нас.

— Камаль Азиз? О, Боже! Ему и двадцати не исполнилось! Он ведь приходил ко мне перед отъездом, говорил, что едет в Штаты изучать информатику. Как же это случилось? — В глазах священника было настоящее горе, как от потери очень близкого человека.

— Самоубийство, святой отец, но при очень странных обстоятельствах. Вы, наверное, знаете, что в США теперь больше внимания уделяется разным радикальным движениям. Так вот, Азиза задержали при получении взрывчатки от очень подозрительных парней. Но пока его везли в полицейской машине, ему удалось проглотить капсулу с ядом.

Перед глазами Джордана встало посиневшее, сведенное судорогой лицо молодого араба с пеной на вывернутых губах, потом вспомнились извлеченные из желудка покойника фрагменты голубой капсулы. На секунду его замутило. Что за кретины везли этого парня в контору!

— Какой ужас! В голове не умещается! — Священник никак не мог смириться с этим известием. — Самый способный и добрый юноша из моего прихода, и взрывчатка, яд… Его родители, да и их родители — очень старый арабский христианский род. Такая порядочная семья… Их все меньше и меньше — исламисты ненавидят православных арабов еще больше, чем евреев, угрожают, нападают. Многие семьи уехали из Иерусалима. А может быть, это ошибка? — Священник с надеждой поднял глаза на собеседника. — Бывает же, что молодой человек случайно попадает в какую-то историю…

— Не в этом случае. Зафиксированы его переговоры с террористами, в мобильнике записано место и время встречи. А в его записной книжке… Собственно, именно об этом я и должен с вами поговорить. Надеюсь, вы понимаете, что это строго конфиденциально.

— Конечно. Полиция меня предупредила. Может быть, пройдем ко мне? Чаем вас угощу, а то вы выглядите усталым.

Несмотря на внешнюю открытость и добродушие, отец Грегориос постоянно ощупывал цепким взглядом лицо собеседника. Он как будто не был еще уверен, друг перед ним или враг. А то, что людей в нашем мире всегда можно разделить по этому принципу, у Джордана Славски давно уже не вызывало сомнений.

* * *

Чай был настоян на каких-то ароматных травах. Джордан сделал глоток. Арабский интерьер церкви, ненавязчивый запах ладана, комнатка, в которой хранились старые иконы и церковная утварь, потускневший серебряный чайничек — все это, как мозаика, складывалось в одну из историй Шехерезады, что-то с джиннами и пери. Очень не хотелось разрушать это волшебство, возвращаясь в мир пластиковой взрывчатки, перехваченных эсэмэсок и полицейских протоколов. Но это был его мир, который сейчас грубо вторгался в арабскую сказку, выворачивая ее наизнанку и подчиняя своей логике.

— Отец Грегориос, в книжке Камаля есть записи, по которым можно судить о его глубоком увлечении некими религиозными вопросами. Видно, что он проходил какой-то курс, но где и у кого… Я подумал, что вы, возможно, поможете нам разобраться в этом. Не исключено, что это приведет нас к его сообщникам в Израиле или где-то еще. Я узнал, что он посещал вашу церковь, и вот, решил встретиться с вами.

Священник почесал за ухом. У него были большие руки с крепкими узловатыми, как у крестьянина, пальцами. На одном из них поблескивало серебряное кольцо.

— Я не совсем понимаю… Вы же сказали, что его сообщники в Штатах, и они вам известны. При чем же здесь религия?

— Дело в том, что Азиз пробыл в Америке всего около месяца. Вряд ли он за это время сам, без посторонней помощи, обзавелся такими связями. Все, что у нас есть — это его тетради. Поэтому я спрашиваю вас: не упоминал ли когда-нибудь Камаль Азиз о каких-то иных своих взглядах, противоречащих ортодоксальному христианству?

Отец Грегориос поставил чашечку на потемневший от времени грубый деревянный стол.

— Что вы имеете в виду? Джордан достал ноутбук.

— Вот фрагменты из его записей. «Ибо должно погибнуть этому миру и Земля должна очиститься от него огнем Господним, прежде нежели наступит день Господень».

— Но это всего лишь цитата из Евангелия от Матфея! Дальше там говорится о тысячелетнем царстве Христовом.

— А вот у Азиза дальше идут описания вполне современных взрывных устройств. Послушайте еще: «Так говорит Святой, Истинный, Тот, кто имеет ключ Давида, Тот, кто открывает — и никто не запрёт, и кто запирает — и никто не открывает». Что это значит?

Священник пожал плечами.

— Не думал, что Камаль так вникает в Священное писание. Ну, это из Откровения Иоанна, то есть из Апокалипсиса. Иисус говорит, что у него ключ Давида, которым можно открыть или закрыть врата Иерусалима. В переносном смысле, это право впустить кого-то в Царствие небесное или не впустить. Но это просто цитаты из Нового Завета.

Джордан кивнул, сделав глоток.

— Дело в том, что все эти цитаты и комментарии к ним в книжке Азиза выглядят, как конспект какой-то лекции. Поэтому мне и пришла в голову мысль, что он где-то обучался. Вот самая непонятная запись: «Брат да следует брату, и царство их чередуется. Ибо сказал брат брату: следуй за мной». Я пытался прогнать это через поисковые системы, но так ничего и не определил. Может быть, наш перевод с арабского не слишком точен? Мне, собственно, важно не само значение этих слов, а то, к каким связям Азиза они могли бы нас привести.

Дверные петли скрипнули, и в комнату заглянул худощавый немолодой араб с пучком свечей в руке. Увидев Джордана, он испуганно отшатнулся и быстро закрыл дверь.

— Это, действительно, непонятный кусок, — озадаченно пробормотал священник. — И я никогда не слышал от Камаля ничего подобного. Он всегда больше интересовался компьютерами, чем Библией. Знаете, есть предложение: сейчас мне уже нужно готовиться к службе, но вечером мы можем встретиться с одним моим приятелем. Он преподает историю религии здесь в университете, общается со студентами, знает, чем молодежь дышит. Может быть, подскажет, что это за движение или секта.

— Хорошо, святой отец, но не говорите ему ничего об истории с террористами.

— Я скажу ему, что вам нужна помощь, а уж вы говорите, что хотите, — нахмурившись, ответил отец Грегориос. — Вы знаете, где находится Масличная гора?

— Приблизительно, но я найду дорогу.

— Тогда встречаемся в восемь часов в Гефсимании у входа в Церковь всех наций. — священник приложил руку к голове, будто пытаясь вспомнить что-то важное. — Да, вот что: мне казалось, Камаль уехал в Штаты не месяц назад, а гораздо раньше.

* * *

Кондиционеры в полицейском управлении работали прекрасно, и Джордан с облегчением вздохнул, расположившись в кабинете капитана Омира. Полноватый офицер, тем не менее, то и дело вытирал пот со лба. Похоже, участие гражданина Израиля в международной террористической организации сильно портило настроение его начальству. Секретарша в светлой форменной одежде внесла поднос с графином холодного апельсинового сока и бокалами.

— Так во что вляпался у вас в Штатах этот наш парень? — с ходу начал капитан.

Джордан отпил немного соку.

— Мы следили за одной подозрительной группой, действовавшей под видом исторического кружка. Они как бы изучали историю германского нацизма. Однажды мы получили информацию, что эти ребята интересуются взрывчаткой. Их попытались взять во время передачи подозрительного пакета вблизи железнодорожной станции в Нью-Йорке, но они начали стрелять. Короче, погиб один из наших людей и двое из них, в том числе лидер группы. Нам удалось захватить двоих, в том числе парня, которому передавали пластит. Это и был Камаль Азиз. К сожалению, он покончил с собой раньше, чем его успели допросить. А нацист, которого задержали, не знал, кому они передают взрывчатку. У этих ребят здорово налажена конспирация, в курсе обычно только командир, а он убит. Похоже, что мы имеем дело с двумя разными группировками, которые пытаются провести какую-то акцию вместе.

— Вот это да, — покачал головой капитан. — Кому-то у вас должно было здорово влететь. Теперь слушай меня. Все оказалось немного сложнее, чем мы считали вначале. Камаль Азиз не был связан с палестинцами или Хезболлой. По крайней мере, наши информаторы этого не подтверждают, а у нас хорошие информаторы. Ты не подумай, что мы хотим как-то отпихнуть от себя это дело, но мы кое-что выяснили. — Капитан еще раз промокнул лоб бумажной салфеткой. Его коротко стриженные густые черные волосы блестели от капелек пота. — Вот досье Азиза, подготовили тебе в переводе на английский. — Короткие волосатые пальцы офицера пролистали документы, сшитые в зеленую пластиковую папку. — Самое важное здесь то, где он провел пять месяцев, прежде чем отправиться в Штаты. В России.

— В России? — Джордан не мог скрыть удивления. — В его паспорте не было российской визы.

— У нас с русскими теперь безвизовый режим. — Омир отхлебнул сок из бокала.

— Но должен быть штамп о пересечении границы.

— Здесь есть копия его паспорта. Он получил новый паспорт сразу после возвращения из Москвы. Написал заявление об утере старого. Вот тут перевод. И уже с этим новым документом отправился в Америку.

— Ну, хорошо. А что он делал в России, с кем общался, вам, конечно, неизвестно?

Полицейский развел руками. — Это уже не наши проблемы. Я же говорю, все посложнее. Так что ищите у себя парня с русским языком и посылайте в Москву.

Джордан помолчал, держа в руке бокал с соком. Холодное стекло приятно остужало пальцы. — Я и есть парень с русским языком, — озадаченно проговорил он.

— Ну, тогда тебе и карты в руки, — повеселел израильтянин, — согласуй со своим боссом и вперед!

С этим напутствием и зеленой папкой Джордан отправился к себе в «Хайятт». В отеле было пустовато. Взяв ключ от номера, он поднялся в лифте на третий этаж. Поливавшая цветы в коридоре темнокожая девушка приветливо улыбнулась ему. Войдя в номер, он постоял с полминуты у зеркала, отсутствующе глядя на отражение. На него смотрел высокий, атлетически сложенный мужчина в белых брюках и рубашке, немного моложе своих лет. Картинка, в общем, радовала, за исключением поломанного носа. Слегка вьющиеся волосы слиплись от жары, а в серых глазах явно читалась озабоченность. Бросив папку на стол, Джордан достал из кармана телефон с защищенной линией связи. Нужно было докладывать о результатах расследования, а его босс Рой Хантер любил четкие формулировки и однозначные выводы. Джордан набрал номер.

— Привет, Славски, — Рой хрипел еще больше, чем обычно: его голос искажала мощная шифровальная программа. — Ну, что там с этим арабом?

— Похоже, мы не там ищем, Рой. Местная полиция ничего на него не имеет, ни подозрительных связей, ни приводов.

— И где же ты предлагаешь искать?

— Там, где он был почти полгода до приезда в Нью-Йорк. В России.

Рой, похоже, был огорошен. Молчание длилось очень долго, и Джордан уже решил, что связь оборвалась. Но в трубке вновь послышалось сиплое дыхание босса.

— Слушай, это вообще меняет всю картину. Если это не палестинцы, а русские, значит, у нас здесь появляется чертова уйма совершенно другой работы.

— Рой, у меня сегодня еще одна встреча. Может быть, мне подскажут, в какой среде искать его сообщников.

Рой откашлялся. Похоже, его очередная попытка бросить курить бесславно провалилась.

— Знаешь, Славски, мой тебе совет: не забивай голову лишними версиями. Я доложу наверх, чтобы связались с парнями в Москве, а у них там с информацией дело поставлено. Так что давай, освежай свой русский, он тебе скоро пригодится.

— Ты что, хочешь отправить меня в Москву прямо отсюда? — обреченно вздохнул Джордан.

— Времени слишком мало для езды туда-сюда. — Было заметно, что Рой уже слегка раздражен. — От меня требуют информацию по этой группировке — цели, сроки, связи. А у меня нет ничего. Так что на тебя вся надежда.

Прозвучал сигнал отбоя, и Джордан понял, что пропустит не только день рождения матери, но и, скорее всего, следующий уикенд, который они с двоюродным братом и двумя девушками решили провести на реке Делавер в Нью Джерси. Рафтинг и прочая романтика на свежем воздухе откладывались на неопределенный срок.

* * *

Вечерний Иерусалим наполнялся народом. Люди выходили из домов, оживленно беседуя, в воздухе появился дух праздника. Темнело, становилось прохладнее. По освещенным улицам сновали такси. Из ресторанчиков выносили еще больше столов и стульев, пахло жареным мясом и восточными пряностями. Высокий чернокожий парень, улыбаясь, протянул Джордану листовку с рекламой какого-то кафе. Играла музыка, открывались книжные лавки. Джордан поравнялся с шумным семейством, только что выплеснувшимся на улицу из подъезда обшарпанного четырехэтажного дома.

«Высокая худая женщина в платье с длинными рукавами, плотный мужчина пониже ростом в костюме и слегка помятой шляпе и трое детей от пяти до восьми лет», — механически отметил про себя Джордан. Он никак не мог избавиться от привычки составлять описания случайных прохожих — во время тренинга, который он проходил в начале своей службы в ФБР, это было ежедневным заданием. Между тем, дети с криком понеслись вприпрыжку по тротуару, а мужчина, обращаясь к вертевшей головой по сторонам жене, громко заговорил по-русски с характерным местечковым акцентом:

— Давайте уже найдем какой-нибудь кошерный ресторанчик и таки поужинаем!

Рядом на площади торговцы торопливо разворачивали сувенирную ярмарку. Туристы, переговариваясь на разных языках, уже толпились у прилавков с менорами, распятиями и свечами. Город будто едва проснулся после знойного дня, и его настоящая жизнь начиналась именно сейчас. Взглянув на часы, Джордан решил взять такси, чтобы не опоздать на встречу. Не успел он взмахнуть рукой, как рядом мгновенно притормозила желтая мазда.

Неразговорчивый бородатый таксист быстро свернул с заполненной машинами улицы. Теперь они ехали по узким улочкам среди старых домов, и атмосфера праздника испарялась на глазах. Пока водитель ждал зеленого света на перекрестке, Джордан наблюдал за бедно одетой старушкой, которая, опираясь на палку, медленно передвигалась вдоль прилавков захудалого блошиного рынка. Поравнявшись с продавцом, она, что-то бормоча, протягивала руку. Продавец подавал старухе монетку, и она, кланяясь, брела дальше. Таксист нажал на газ.

Не прошло и двадцати минут, как Джордан оказался у Церкви всех наций. До восьми еще было время, и он вошел внутрь. Сразу же ему бросился в глаза большой камень, у которого Христос молился здесь, в Гефсиманском саду, перед арестом. Камень окружала железная решетка в форме тернового венца, а в его острых шипах бились две белые каменные горлицы, пытаясь вырваться из смертельной ловушки. Над алтарем смотрело со стены мозаичное изображение Христа. На Его лице застыло выражение скорби и отчаяния. Увиденное вдруг воскресило, казалось бы, давно забытую картинку из детства: дед при свете настольной лампы читал ему по-русски Евангелие. Маленький Джордан, которого дед упорно называл Георгием, до слез переживал, когда апостолы засыпали после тайной вечери, и Иисус оставался один, наедине со своими мыслями и страхами. «Что они, не могли, что ли, не поспать одну ночь?», — перебивал он деда. Сейчас, стоя у священной скалы, он живо вспомнил это чувство приближения чего-то неизбежного и непоправимого.

Джордан вышел из храма. Быстро сгущавшиеся сумерки, старинные надгробья ниже по склону горы, глухая каменная стена старого города по ту сторону долины, все это не давало ему избавиться от неясного и недоброго предчувствия. Он приложил ладонь к тысячелетней оливе, по преданию, еще помнившей Христа. Прикосновение к теплой коре, напоминавшей морщинистую кожу древнего старца, вдруг мгновенно успокоило Джордана, как будто на его сторону в предстоящей схватке встали какие-то могучие и непобедимые силы.

— Мистер Славски? — Джордан резко обернулся. Прямо перед ним, широко улыбаясь, стоял невысокий полный лысоватый мужчина в клетчатой рубашке. На вид ему было лет сорок пять. В руке у мужчины был очень толстый потертый кожаный портфель. — Я профессор Крамер, друг отца Грегориоса. Он запаздывает, впрочем, как всегда.

Они пожали друг другу руки.

— Вижу, вы заинтересовались старым кладбищем, — опять улыбнулся профессор. — Знаете, сколько готовы заплатить набожные евреи за то, чтобы их похоронили именно здесь? Сотни тысяч долларов! Эти чудаки убеждены, что перед концом света на Масличной горе появится Мессия, и именно те, кто похоронен здесь, первыми воскреснут и увидят его. — Крамер показал рукой в сторону городской стены. — А вот это — Золотые ворота.

Джордан перевел взгляд туда, куда указывала рука ученого. Двойной проем в каменной стене, окружавшей старый город, был заделан серовато-желтым камнем.

— Выглядят не очень впечатляюще, — заметил он.

— Сейчас да, — согласился Крамер. — Все же они были построены тысячу триста лет тому назад, а первые ворота, по преданию, воздвиг Нехемия во времена вавилонского плена, то есть, в V веке до нашей эры. Помните эту историю из Ветхого завета? На меня она, помню, произвела сильное впечатление. Представьте: Нехемия, плененный еврей, сделал карьеру при дворе вавилонского царя Артаксеркса. Он был царским виночерпием. А это не просто слуга, которого посылают в погреб за бутылкой. Виночерпий — доверенное лицо. Он присутствует при застольях, на которых царь в неофициальной обстановке общается с приближенными, решает государственные вопросы с другими монархами, обсуждает свои семейные дела. Понятно, что такая должность кому попало не давалась. И вот человек, у которого, казалось бы, жизнь устроена, дети и внуки обеспечены, вдруг узнает, что его родной Иерусалим находится в жалком состоянии, стены его сожжены и ворота разрушены. Он приходит к царю и просит отпустить его в Иудею, чтобы отстроить городские стены священного города. Царь отпускает его, и дальше начинаются опасности, интриги, клевета… Именно стремление восстановить стены и ворота Иерусалима вызывает злобу и ненависть окружавших город языческих племен, так что они сговариваются напасть на иудейскую столицу и окончательно уничтожить ее.

Нехемия пишет: «С того дня половина молодых людей у меня занималась работой, а другая половина их держала копья, щиты, и луки. Строившие стену одной рукой производили работу, а другой держали копье». Я цитирую по памяти. Когда нападение не удается, царю строчат донос, будто Нехемия строит крепостную стену, чтобы отделиться от Вавилона и стать царем иудейским.

Наконец, работы закончены. Нехемия перечисляет всех, кто восстанавливал стену, и называет все вновь выстроенные ворота. Правда, Золотых в его перечне нет. Видимо, это название появилось позже. Но несомненно то, что Нехемия старался в точности воссоздать облик Иерусалима ради того, чтобы великая миссия этого города могла исполниться. И действительно, в будущем эти ворота стали парадным въездом в Иерусалим. Они вели к храму, где Спаситель и должен был возвестить о конце старого мира и начале нового. Поэтому турки, захватив город пятьсот лет тому назад, на всякий случай заложили Золотые ворота камнями и устроили перед ними мусульманское кладбище. Они же знали, что еврейский Мессия не имеет права ступить на кладбищенскую землю.

— Но ведь Иисус прошел именно через эти ворота, или я ошибаюсь? — спросил Джордан. Его собеседник кивнул головой.

— Значит, пророчество уже исполнилось?

— Ну, иудеи и мусульмане так не считают, — с улыбкой ответил профессор. — Мало ли кто тут проходил. Да и конца света тогда не случилось. Вообще-то, в Библии, в книге Иезекииля, сказано, что после того, как Мессия проедет через Золотые ворота на белом осле, их разрушат и заменят другими. Поэтому-то в Константинополе… О, вот и Грег, извините, отец Грегориос.

К ним торопливой походкой приближался священник. Теперь он был в обычных серых брюках и тенниске. — Прошу меня простить, посещал прихожан, у которых случилось большое несчастье, сын погиб… Впрочем, вы в курсе… — Отец Грегориос смутился. — Ну, я вижу, вы уже познакомились.

— Да, и профессор рассказал мне много интересного о Золотых воротах и связанных с ними историях, — поспешил развить тему Джордан.

— Ну что ж, давайте разместимся поудобнее и займемся теперь вашими историями, — предложил Крамер. Они прошли по аллее и оказались на смотровой площадке, с которой открывался прекрасный вид на Храмовую гору с ее мусульманскими святынями. В последних закатных лучах поблескивал золотом, как отражение солнца на земле, купол мечети Омара.

— Я уже тебе говорил, Гидеон, — начал священник, опершись на каменный парапет, — мистера Славски интересуют религиозные молодежные группы, так сказать, нетрадиционные.

— Точнее, одна группа, — поправил его Джордан. — Давайте без умолчаний. Я полицейский, и расследую дело, в котором замешан молодой человек, израильтянин, явно входящий в какое-то радикальное общество. Мне бы хотелось понять, есть ли у него единомышленники в Израиле, и что они собой представляют. Вот его записи в переводе на английский, но есть и арабский оригинал.

— Нет-нет, давайте подлинник, — протянул руку профессор. — Я свободно читаю по-арабски, а в таких делах на перевод, да еще к тому же полицейский, полагаться не стоит. Прошу прощения, не хотел вас обидеть.

— Нет проблем, — улыбнулся Джордан, открывая нужный файл.

Гидеон водрузил на массивный нос золотые очки и, шевеля губами, углубился в изучение фотокопий тетрадки Азиза. Глядя на него, Джордан подумал, что тоже мог бы стать таким профессором истории, если бы не пошел в армию после университета. Не зря его дипломную работу высоко оценили в историческом обществе. Он серьезно думал о науке, когда произошло несчастье с отцом. До этого Джордан толком не знал, чем занимается отец, да и не слишком интересовался этим. Служит в военном ведомстве — так он отвечал друзьям, если те спрашивали. Когда произошел знаменитый скандал с высокопоставленным сотрудником разведки, который, как оказалось, много лет работал на русских, и отца уволили из ЦРУ, Джордан узнал, где именно тот служил. Нет, отца не считали шпионом, просто уволили вместе со всеми остальными, кто отвечал за кадровые вопросы.

Поначалу отец не подавал виду, что расстроен — ему дали приличную пенсию, и в деньгах семья не нуждалась. Он начал возиться в саду, потом вдруг бросил это занятие и засел у себя в кабинете с подшивками старых журналов. Джордан с матерью стали замечать неладное только тогда, когда отец уже вовсю разговаривал сам с собой, по ночам сидел один на кухне, мерно качая головой, как китайский болванчик, и, бывало, пугал всех за обедом, вдруг выкрикивая ругательства неизвестно в чей адрес. Младший брат и сестра были в то время еще слишком малы, чтобы понять, что происходит.

С тех пор отец подолгу лежал в разных клиниках, возвращался оттуда то мрачным и молчаливым, то, наоборот, необычно веселым, общительным и полным странных идей, а через месяц-два все начиналось сначала. Все это сильно повлияло на Джордана. Он потерял интерес к науке, и ему постоянно хотелось куда-нибудь уехать из дому. Еще он стал видеть странные сны. Поговорив обо всем с матерью, он заключил контракт с бородатым дядюшкой в звездно-полосатом цилиндре и, пройдя соответствующую подготовку, довольно скоро оказался в частях спецназа, отправлявшихся в Афганистан.

Тряхнув головой, словно отгоняя подальше неприятные воспоминания, Джордан спросил у отца Грегориоса о церкви, у которой была назначена встреча.

— На самом деле она называется Базиликой агонии или Гефсиманской молитвы, — охотно поддержал разговор священник, — но так как средства на ее роспись и убранство собирали католики из разных стран, то ее обычно зовут Церковью всех наций. Вы, конечно, обратили внимание на решетку, напоминающую терновый венец? Вот ее сделали на деньги верующих из Австралии.

Рассказ священнослужителя прервал Гидеон.

— Очень интересные записи. Боюсь, что мы с вами имеем дело с действительно опасной и агрессивной сектой фанатиков, — на лице профессора было искреннее беспокойство. — Я, признаюсь, еще не встречал такого причудливого сочетания: явно сатанистские идеи здесь подкрепляются цитатами из Библии. Возьмите хоть это: «Отец наш — дух прогресса, свободы и цивилизации, ангел, несущий свет». Первая часть предложения взята из «Сатанинской библии», а вторая перефразирует апостола Павла, когда тот говорит, что Сатана может преображаться в ангела света.

— Вы уверены, профессор? — пожал плечами Джордан. — С виду фраза вполне безобидная.

— Поверьте уж мне, молодой человек, я знаю, что говорю, — парировал ученый. — Это сатано-фашистская группа, но не здешняя. Такие идеи среди молодых радикалов распространены в Европе — Россия, Польша, Германия, Британия.

— Ты назвал Россию первой. Почему? — поинтересовался отец Грегориос.

— Мне кажется, эти лекции переведены с русского. Помнишь того молодого настоятеля из Москвы, он приезжал в прошлом году на конференцию по нетрадиционным конфессиям? Как его звали?

— Отец Димитрий, кажется, — припомнил священник.

— Да-да. Именно он говорил мне об этих общинах в Москве, Сибири и где-то там еще. Как раз такая аргументация есть в их учении. Вот здесь говорится о двух братьях и о том, что их царство должно чередоваться.

— Да, мистер Славски тоже обратил внимание на этот кусок, но я не знаю, что это значит.

— Это еще один намек, что источник русский. Помнишь, когда в Евангелии Христа искушает дьявол, что Он отвечает нечистому?

— Он говорит: «Отойди от Меня, сатана». И причем здесь это?

— Притом, что ты как грек должен бы знать, что в греческом тексте, а затем и в церковнославянском ответ звучал совсем по-другому.

— И как же?

— «Гамизо ми, сатан», то есть «Следуй за Мной, сатана». А уж составители латинской Библии потом это переделали. Слишком странно звучало предложение Иисуса дьяволу стать его последователем.

— А что насчет этих братьев — кто они? — заскучавший Джордан решил вмешаться в богословский диспут.

— С точки зрения вашего, э-э, Азиза все те же. — Крамер хитро прищурился, наморщив нос, и поправил очки. — Вспомните из Библии, книга Иова: «И был день, когда пришли сыны Божий предстать пред Господа: между ними пришел и сатана». Здесь сатана прямо называется сыном Божьим. Как Иисус.

Услышав такое, отец Грегориос протестующее всплеснул руками и уже собрался что-то возразить, но профессора трудно было сбить с мысли.

— Вот вам и «брат следует брату», продолжал он. — Что же касается чередования царств, то здесь можно только предполагать. Возможно, они ждут наступления царства Антихриста.

— Или уже дождались, — мрачно заметил Джордан. — Что ж, огромное вам спасибо, профессор. И вам, святой отец.

— За что? — удивился грек.

— Для меня очень важно, что подтверждается русский след. Профессор, скажите, у вас не осталось телефона этого русского священника? Мне, видимо, предстоит поездка в Москву, и он мог бы нам здорово помочь.

— Да, конечно, у меня есть его карточка. — Крамер начал рыться в своем портфеле, перебирая заполнявшие его кипы бумаг. — Я с ним еще потом долго переписывался. Очень интересный человек, хотя и упрямый. Он одержим миссионерством, пытается вернуть в православие всяких сектантов, оккультистов… А, вот она, держите.

В руке у Джордана оказалась скромно напечатанная визитная карточка с православным крестом в углу. — «О. Димитрий Силин, — прочитал он по-русски, — настоятель Храма Св. Варфоломея».

Распрощавшись с ученым и священнослужителем, Джордан направился к стоянке такси. На полпути он оглянулся. В сгустившейся темноте были видны лишь два силуэта, высокий и низкий. Фары подъехавшей машины осветили лица двух друзей, блеснули очки профессора. Джордан помахал рукой. Оба, как по команде, кивнули в ответ. Он не мог видеть их глаз, но почему-то ему показалось, что они провожали его с тревогой и сочувствием.

* * *

В аэропорту Бен-Гурион как всегда яблоку негде было упасть. Толпы туристов и паломников регистрировали билеты, сдавали багаж, бродили по магазинам. Вспомнив совет Роя, данный час тому назад по телефону, когда они оговаривали детали поездки, Джордан прикупил литровую бутыль израильской водки. «Русским это понравится: во-первых, ты приехал не с пустыми руками, а во-вторых, у них будет повод сказать тебе, что их „Столичная“ лучше».

Зарегистрировавшись, он уже двинулся на посадку, но не тут-то было. Как из-под земли выросли бравые парни и девчонки из местной службы безопасности и взялись перетряхивать ручную кладь. Джордан обреченно вздохнул. Конечно, и в Штатах теперь досматривают строже, но израильтяне превосходили все мыслимые пределы. Увидев его недовольную мину, худенькая девушка-контролер заученно отрапортовала:

— Сэр, мы находимся в состоянии войны, и обязаны принять все меры предосторожности.

Впрочем, к нему с его американским паспортом отнеслись довольно благосклонно, а вот местным и российским пассажирам пришлось попотеть, отвечая на вопросы типа: «Кто укладывал ваш багаж?» или «Не передавали ли с вами какие-нибудь письма?». Джордан даже помог одному из попутчиков разобраться с плохо говорящим по-русски сотрудником.

— Иосиф, — представился пассажир, вытирая пот смятым носовым платком, когда они шли к самолету. Услышав в ответ имя собеседника, Иосиф заинтересовался его биографией.

— Такты, значит, из тех еще. Я и слышу, акцент какой-то… Первая волна, значит, белогвардейщина. И что в Россию — по делу или ностальгия замучила? — Иосиф говорил так, что нельзя было понять, серьезно он спрашивает или с подковыркой. Джордан в ответ вкратце изложил легенду о научной конференции.

— А я вот мотаюсь туда и обратно чуть не каждую неделю. Пытаюсь бизнес наладить — туризм, лечение, детские лагеря… — Тучный Иосиф тяжело дышал, постоянно утирая пот со лба. — Думал — визы отменили, теперь народ попрет, да не очень пока получается. Кризис, денег мало у людей. А я-то вложился, ну и кручусь, чтобы хоть долги отдать. Я тебе в самолете визиток своих дам, может, русские из Америки заинтересуются.

Новый знакомый не замолкал и в воздухе. Быстро поменявшись местами с пожилой дамой, он подсел к Джордану и продолжил свой монолог о трудной судьбе иммигранта. Был, правда, короткий перерыв на обед, когда его спутник ожесточенно расправлялся с эль-алевским пайком, издавая совсем уже нечленораздельные стоны, то ли наслаждения, то ли отвращения. Чтобы немного сосредоточиться на своих делах, Джордану пришлось прикрыть глаза и изобразить глубокий сон. На самом деле, он собирался во время полета хорошенько поработать над припасенным сборником судоку, но, как любил повторять его русский дед, видно, не судьба…