Солдаты Сумерек

Владимир Николаевич Стрельников, 2021

Пришельцы из параллельного мира такие милые! Вот только, похоже, ничего хорошего их визит не несёт. Ведь даже через грани правды не всегда видно истину

«Путник, идущий в Империум, приветствуем тебя! Наш проект посвящен образу будущего человечества, бесконечному развитию жизни, выживанию и победе навсегда.

Команда авторов, соединенная общими целями и гармонией взглядов, создает сагу о строительстве нового общества, нового мира. Завоевание звезд, готовность к вызовам мироздания, Управление Историей, торжество духа и разума, далеко не всегда простое и комфортное — всё происходит здесь.

Уникальность проекта в том, что это не только видения о далеком будущем, а прежде всего то, что можно сделать и планировать уже сегодня. Борьба и победа, рождение и гибель, трагедии и триумфы происходят в ближайшие годы. Затронутые этические, социальные, философские проблемы уже ясно видны или должно быть предсказаны. Сам факт осознания проблемы и поиск решения уже бесповоротно меняет Вселенную. Каждый поступок бесконечно важен и всё зависит только от нас.

«Лишь безумные побеждают, лишь победители судят»

Проект «Империум Человека»

Часть 1. «С волками жить…»

Пролог

2020 год по времени Метрополии. Орбитальное пространство Земли-9.

«Интересно, эта проблема вообще имеет решение?» — с лёгким сожалением думал адмирал Феоктистов. На его световом экране, передававшем вид из кабины «Ноль-Девятого», мелькали чёрно-серые пятна, изредка складываясь в осмысленную картинку. Очевидно, капсула истребителя хаотично металась.

— Das Feuer! Feuer!! Feuer!!! — исступлённо орал в переговорник Хельмут, срываясь в фальцет. Похоже, от страха бедолага помнил лишь язык Фатерлянда. «Н-н-да… Жаль мальчишку!» Впрочем, иного варианта у бедолаги, скорее всего, не было. Серый цвет занимал лишь серёдку спектрограммы новоиспечённого старшего космонавта. А вот времени, чтобы вырастить из него полноценного Солдата Сумерек какой-то нерадивый вербовщик Хельмуту просто не предоставил. «Да не какой-то, а я сам!» — самокритично ругнулся адмирал.

Это была его идея, воплощённая в рамках проекта «Валькирия» — вытащить себе подкрепление прямо из мясорубок воздушных боев над Сталинградом и Кубанью. А так и не умершие лётчики никак не могут отойти ещё от той ненависти. Даже на базе сходятся в смертельных рукопашных, почем зря уничтожая друг другу новые телесные оболочки. Приходится бывших советских и фашистских пилотов разводить по разным эскадрам. Но и это мало помогает — Солдат в космосе катастрофически не хватает, а Дикие всё более изощряются. От их непрерывных атак свежепризванные «чистоплюи» и «твари» безвозвратно гибнут. Девятое пространство, подобно Мамаеву кургану или Сапун-горе, уже семнадцатый раз переходит из рук в руки. Советская эскадра пока успешно блокирует Землю-8, а вот фашистская не вылезает из встречных боёв на низких орбитах «девятки» и тает на глазах.

Адмирал высветил на втором сенсоре дело Хельмута Кройцера. Так… 1918 года рождения, обер-лейтенант. Ну да, из «тварей»! Был командиром эскадрильи пикировщиков. Летал на Ju-87. Отличался умением наносить особо точные бомбо-штурмовые удары. Плюс — два лично сбитых самолёта. Вот только в последнее время старался уничтожать всё, что видел на земле. В том числе, крестьян, детей и даже домашнюю скотину. 7 июня 1943 года он «не вернулся из боевого вылета» по бомбардировке советских войск на Таманском полуострове, которые прорвали-таки пресловутую «Голубую линию», из объявленных Вермахтом неприступными оборонительных укреплений немцев.

«Тварями» в среде Солдат Сумерек называли тех, кто тяготел к тёмному спектру жизни — агрессии, похоти, эгоизму. Возрождённые фашисты в подавляющем большинстве были именно такими. «Чистоплюи» же старались жить как гуманисты, аккуратисты и человеколюбцы. Причем, по закону единства и борьбы противоположностей, первые являлись твёрдыми сторонниками колонизации, а вот вторые частенько ударялись в ереси, вплоть до оправдания Диких. Увы! Жестокие условия межпространственной войны не оставляли шансов ник тем, ни другим. С потомками хозяев этого мира успешно сражались лишь те, чей спектр души был практически идеально серым — «Солдаты Сумерек».

Тем временем голос Хельмута пропал из эфира. Его звено пыталось отразить атаку новинок противника — «летающих скал», которые обрушились из космоса на остатки людских укреплений Земли-9 недалеко от местного аналога Норвегии. Поэтому каждая крупица информации о бое с ними была на вес золота. Два предыдущих контакта с новыми созданиями Диких закончились гибелью истребителей «сумеречников». Однако видеоканал Кройцера все ещё транслировал медленно вращающийся скалистый ландшафт с ровными воронками атомарных ударов. Похоже, мальчишка был уже без сознания, но с открытыми глазами, и просто падал на поверхность.

— Helimuth, mein Junge, wach auf! Wach auf! (Хельмут, сынок, просыпайся! Просыпайся!) — ласково заговорил в переговорник адмирал. В отличие от многих фронтовиков он не имел отвращения к немецкому. Это подействовало.

— Vater, bist du das? (Отец, это ты?)

— Да, мой хороший. Ручку на себя, сынок. Газу прибавь… Выравнивайся.

Конечно, космический истребитель Коройцера не имел ни газа, ни элеронов. Эту псевдоживую капсулу вырастили из его собственного генома. Но сейчас именно такую аналогию лучшее всего воспринимал помутившийся разум. Ведь первая война навсегда входит в подсознание. Вот обер-лейтенанту и казалось, что он снова падает на горящей «Штуке» в кубанские плавни и пытается выровнять стремительно теряющий управление бомбардировщик.

— Плавно подбирай, подбирай ручку! Сбрасывай газ. Видишь ровную площадку слева, на 11 часов?

— Да, папа.

— Хорошо! Переходи в планирование. Садись.

— Яволь! Выполняю.

Адмирал использовал работающий аудиовизуальный канал Хельмута, который вывел на один из виртуальных сенсоров. По второму он вызывал командира «фашистской» эскадры Николая Зуброва — своего побратима и вечного ведомого на родной Земле-7. Судя по тому, что в эфире оставался активным лишь канал Кройцера, остальные из его звена, скорее всего, сбиты. А «летающие скалы», между прочим, с орбиты никуда не делись.

— Седьмой, Седьмой, я Пятый! Срочно к Норвегии. Наведение по каналу Ноль-Девятого!

— Есть, командир! Выполняю.

Идеальная телесная оболочка Владимира Феоктистова придавала ему вид поджарого мускулистого мужчины в возрасте 35-40, исполосованного тонкими шрамами. Но фактически ему шёл 53-й год, из которых последние 37 пришлись на различные войны и иные бои. Адмирал, вместе с Зубровым, прошёл наиболее длительную школу из всех «сумеречников». Они были и средневековыми «тварями», и революционными «чистоплюями». А в стреляющих небесах боковой ветви своей Земли-7 дозрели до настоящих Солдат Сумерек. Теперь вот второй год напряжённо дрались меж пространствами.

Параллельно, по третьему сенсору, адмирал разговаривал с курирующим эскадру резидентом Управления Мобилизации. Её объёмная голограмма показывала миловидную строгую женщину в повседневной форме Метрополии, с погонами коммандора-атташе.

— Аркадьевна, что с «Семёркой»?

— Вы же знаете! На Земле-7 управляемый откат в капитализм и попытка насаждения неорабства. Есть секты, активно готовящие второй приход Мессии.

— Давай без политинформаций! По «укрепрайону» что?

— Создание Русла-крепости затягивается. Людей с перспективными способностями нашли. Называют себя «моги». Но пока они лишь объединяются в тайные общины — «Круги», чтобы жить в своё удовольствие. Как правило, за счёт того или иного использования ресурсов и возможностей простых людей. Сейчас пытаемся соединить их скрытое волшебство с имперским духом предков и остатками русского стремления в космос.

— Короче, Склифосовский!

— Санкционирован проект «Империум Человека».

— Ну, слава Богу! Сроки?

— Здесь самое сложное. При самом лучшем сценарии — не менее 40 лет… Продержитесь? — так обычно смотрят на вошедшего Деда Мороза.

— «Валькирию» наращивайте!! И сто раз говорил — доводите кандидатов!!! Не надо сырое мясо слать. Мы-то пару дней всяко потерпим. Зато потерь не будет! Гоняйте их, как нас. Тогда уж и сроки свои сказочные ставьте!

— Да поймите, Пятый! — оправдывалась командор-атташе: — Не можем мы тратить столько ресурсов на обучение! С вами же по-другому получилось.

— А пацанов пачками терять мы можем себе позволить?! Все затраты коту под хвост. Они же гибнут! Отправляйте в «автономки», лет на 10-15.

Вдруг связь прервалась. Похоже, адмирал уже не мог распылять внимание сразу на три сенсора. Его сознание сконцентрировалось на двух картинках. А не выключенный канал механически транслировал обе в Управление. Хельмута Кройцера окружило около 30 «летающих скал». Они двигались синхронно с его капсулой, сопровождая к импровизированной посадочной площадке. Причём, в поле зрения раненого пилота пока предусмотрительно не лезли. Зато «скалы» хорошо показывал заходящий сверху Николай Зубров:

— Пятый, Кройцера в «клещи» берут!

— Вижу, Седьмой. Как сядут, бей вольфрамом.

Голос Зуброва дрогнул лишь чуточку:

— Понял. Начинаю пикирование!

Удар вольфрамовыми болванками, сброшенными с границы стратосферы, приводил к последствиям, сравнимым с ядерной бомбардировкой. Менялись атомарные связи и высвобождалось громадное количество энергии. (Только почти без проникающей радиации). «Скалы», скорее всего, удастся накрыть — все творения Диких, при всём их совершенстве, не могли противостоять ТАКОМУ. Но тогда и старшему космонавту конец! Из пекла гипервзрыва его сознание не спасут никакие сверхсовершенные технологии Метрополии.

Капсула Кройцера коснулась каменистого плато, и тут же хаотичные серые нагромождения «летающих скал» одновременно бросились. Со скрежетом и грохотом разорвали сначала корпус истребителя, а затем и мягкий скафандр. Сенсоры передатчика были вживлены в голову старшего космонавта, поэтому картинка не исчезла. Неожиданно твёрдое каменное крошево взметнулось вверх мельчайшей тучей пыли и застыло над Хельмутом в виде неровного зала со скальными стенами. А в 6-7 шагах от него агрессивно щерились волосатые, 2,5-метровые гориллоиды, оплетённые лианами «разгрузок». «Дикие»! Приматы схватили обер-лейтенанта, распялили в лапах. Самый мощный поднатужился, оторвал левую икру и с видимым наслаждением вложил в свою пасть.

— Ба-а-а-атя-а-а!!! — заорал Кройцер по-русски: — Они меня жрут!!!

— Вижу. Держись, сынок. Иду! — спокойно ответил адмирал по-немецки.

Его «Феникс» (или «Финист», как прозвали капсулу русские) вынырнул из подпространства чуть ниже отбомбившегося звена Зуброва и вошёл в крутое пике, обгоняя вольфрамовые болванки. Четкая лента мезонного следа светила сзади. Но самого двигателя на истребителе не было! То, что адмирал давно летал без топлива в капсуле, как-то уже стало привычным. Но чтобы ещё и без двигателя?! Туча «скал», прикрывавшая сверху площадку, где заживо жрали Хельмута, пришла в движение. Протянула к «Финисту» лучи импульсов. Но на том лишь ярко вспыхнули охранные руны. Истребитель всё быстрее мчался вниз. Творения хозяев попробовали принять его на себя, но неожиданно также всклубились тучей невесомого песка. Четырьмя светлячками вспыхнули части Диких. На Земле-7 Феоктистов всегда резал стропы парашютам сбитых, так что и здесь оставался верен себе. Только теперь он рассекал острыми крыльями прямо тела хозяев, отчего их фрагменты всегда загорались.

Было видно, что Дикие, поглощавшие плоть старшего космонавта, быстро менялись. Становились более хитрыми морды, корёжилась, принимая силу, мускулатура.

— Эскадра! Тела врагу не отдавать!!!

Яркий миг и картинка погасла. (Потом, при просмотре с сильным замедлением, рассмотрели что прямо через обмякшую стену в зал влетел «Финист» с непривычно толстым клювом. Удлинённые крылья с обеих сторон рубили жрущих ещё живого Хельмута, летя прямо в его сенсор. Яркая вспышка! Потеря изображения). Трансляция же Зуброва показала, что капсула адмирала перешла на бреющий и врезалась в скалу, скрывавшую пиршество. Её мезонный след прервался… Но тут же вынырнул с другой стороны, расстилаясь за «Финистом», перешедшим в резкий набор высоты. Затем и эта картинка исчезла во вспышке атомарных изменений долетевшего вольфрама.

— Эскадра, Ноль-Девятый у меня! — спокойно отрапортовал Феоктистов. Он успел нырнуть в подпространство. В клюве капсулы моргал контейнер с удачно выдернутой душой Хельмута Кройцера. Оставалось лишь вложить её в очередную идеальную телесную оболочку обер-лейтенанта.

Эфир взорвался воплями радости. Орали и «сумеречники», и технари, и почти все офицеры Управления. А оцепеневшая коммандор-атташе восхищённо смотрела в сенсор: «Господи! Да ему там не Солдаты, ему просто боги какие-то нужны!»

Глава 1

1984 год по времени Метрополии, 20 мая. Земля-7, СССР, г. Бузулук.

«Семёрку» бестрепетная длань Метрополии накрыла ярким воскресным утром. Но никто из жителей «окраинной ветви» до сих пор так не осознал всей глубины изменений.

Советский Союз, самый конец «застоя». Не избалованная роскошью глубинка, что раскинулась в лесостепном междуречье Южного Урала, вяло пыталась дать «пятилетку в четыре года». (Хотя у себя на дачах и подворьях народ, действительно, вкалывал по-стахановски). 16-летний Феоктистов опять не услышал будильника и проснулся от того, что солнце нещадно выжигало обои на стенах спальни. Мальчишка не спеша сел и с удовольствием потянулся. Наконец-то воскресенье! Целый день о школе можно не вспоминать. К тому же светило припекало совершенно по-летнему, как на каникулах.

— Пожалуй, так можно проспать весь выходной!

Он решительно откинул одеяло, и молодая кошечка, дремавшая на соседней, аккуратно заправленной кровати, тут же вскинула голову и подозрительно уставилась своими огромными зелёными глазищами. Подросток успокаивающе погладил своенравную любимицу:

— Спи, лупастая!

Под ногами загремели не убранные с вечера игрушки. Володька деловито убрал всевозможную «боевую технику», пластмассовых солдатиков и самодельные фигурки фашистских мотоциклистов из толстой фольги. После некоторого колебания под стол отправилась и коробка с бумажными копиями самолётов. Сегодня, к сожалению, это не пригодится. Емельянову не нравится их любимая игра в летчиков-истребителей Второй мировой. Он предпочитает старые добрые сюжеты о приключениях в космосе.

С угловатым и застенчивым Вовкой Емельяновым они подружились шесть лет назад, в пионерском лагере. И за всё это время их общее увлечение фантастикой только крепло. Друг даже пытался готовить увлечённого авиацией Феоктистова к поступлению в отряд космонавтов.

Подросток умылся, быстро проглотил холодный завтрак и подошел к окну. Емельянова всё ещё не видно.

— Блин, скотина! Обещал ведь пораньше прийти!

От нечего делать направился к зеркалу и критически осмотрел своё отражение. Н-да! Физиономия, пожалуй что, подкачала. Овальное, сужающееся книзу лицо, тёмно-русые прямые волосы, высокий лоб и близко посаженные глаза, серо-зелёного цвета, словно бы постоянно визирующие цель (соседка по парте сказала — «взгляд волка»). Ну, ещё узкие губы, чуть выдающиеся скулы, нос с горбинкой… Татарская кровь, что ли, проглядывает? Впрочем, двойной перелом носовой перегородки он честно заработал в секции бокса. Вот если бы эту горбинку как-то оттуда убрать… Совсем другой вид получился бы! Впрочем, девчонкам по большому счёту и так нравится. Правда, всё не тем, кому надо.

Володька достал чугунные гантели и занялся силовой гимнастикой. Подрастающие мускулы уже доаольно заметно перекатывались под кожей, отчего он с удовольствием смотрел на эту «игру мяса». Ещё немного, и может получиться Аполлон в молодости! Сегодня выдался крайне удачный день: мать работала, а сестра с вечера укатила к тётке. Весь выходной можно посвятить друзьям! Отца у Феоктистова давно не было. И хотя матери-одиночки часто не уделяют детям внимания либо балуют, его это миновало. Володька рос рассудительным и начитанным, но при этом в меру озорным романтиком.

Когда терпение почти лопнуло, в прихожей все же запел дверной звонок.

— Наконец-то!

На площадке действительно стоял вспотевший и запыхавшийся Емельянов. В своей тёмной болоньевой куртке и старых, как всегда до блеска начищенных ботинках. Вот только сейчас они почему-то были ещё и густо заляпаны свежей жидкой грязью. А непослушные тёмные волосы с традиционной причёской «а-ля-воронье-гнездо» вздыбились сильнее обычного. К тому же за очками в тёмной роговой оправе были настолько широко распахнутые глаза, что им сейчас могла позавидовать и Василиска. Он попытался что-то сказать, но не смог. Поэтому принялся просто хватать хозяина за майку.

— Ты что, взбесился?!

Емельянов, наконец, немного отдышался:

— Не спрашивай, блин… Помоги затащить… Одну штуку!

Оказалось, перед подъездом стояло НЕЧТО. Это было явно какое-то высокатехнологичное устройство, но крайне необычного дизайн. Больше всего оно походило на раскрытый тюльпан, два вытянутых лепестка-саркофага которого, по всей видимости, могли сворачиваться в плотный «бутон». Сеть датчиков и непонятных систем покрывала устройство замысловатым, но логически правильным узором. Из мощного стебля-станины, подобно корням, выходили отростки четырёх кабелей. К тому же внутренность «лепестков» была загружена более мелкой «машинерией», по всей видимости не имевшей к «тюльпану» никакого отношения. По периметру же всё сооружение опоясывал многозвенный «ремень» с чем-то вроде маленьких патрубков, смотревших вниз.

Феоктистов осторожно поцарапал бочину «тюльпана». Странная фиговина была тёплой и твёрдой. Явно изготовленной не из металла.

— Техническая сила! Это что за нафиг?!

— Молчи!! Попёрли!

В голосе обычно робкого Вовчика сейчас было столько непонятной воли, что Феоктистов невольно подчинился. Вдвоем подростки кое-как доставили «тюльпан» в его квартиру. Благо опоясывающий ремень оказался устройством «воздушной подушки». Как позже пояснил Емельянов. Правда, когда он его включил, Володьке показалось, что поток воздуха не сильно превышал напор от пылесоса. Но при этом всё сооружение вместе с ребятами уверенно поднялось на высоту в 10-12 сантиметров. Оставалось лишь, превозмогая инерцию, затолкать куда нужно эти «аэросани», лишившиеся трения о землю. Но даже при этом поднять их вверх, по лестничной клетке, оказалось неимоверно тяжело — огромная масса давила на плечи подростков. Но тут дело пошло на принцип! После нескольких неудач Емельянов догадался изменить наклон сопел, и они справились.

«Тюльпан» с трудом впихнули в небольшой зал. При этом почти насмерть перепугали несчастную кошку. Недавно Володька уронил на Василиску гладильную доску, и теперь она панически боялась любых больших предметов в руках людей. А этот ещё и шумел как её вечный враг, пылесос!

Наконец Вовчик отключил «воздушную подушку», и система прочно встала на пол. Вымотанный вспотевший хозяин озадаченно покатал желваки:

— Слушай, я или дурак, или одно из двух! Это чего мы приперли? У меня же мать вечером придет и заставит всё выкинуть.

— Я те выкину! — сразу нахохлился Емельянов. И почти сразу, захлебываясь от восторга, взмахнул руками:

— Это же..! Я инопланетян встретил!! Точнее инопространственников.

Феоктистов красноречиво потрогал ему лоб. Но Вовчик лишь отмахнулся:

— Уже почти до вас дошёл. Вдруг смотрю — звезда сверху горит! Да ещё и перемещается. Спускаемый аппарат, значит. Я за ней. А она — хоп! В карьеры опустилась. Да ещё и бесшумно.

(«Карьерами» называли загородное царство глиняных холмиков, которые потихоньку вырабатывал городской кирпичный завод. Располагались они буквально в пяти минутах ходьбы от окраинной пятиэтажки Феоктистова).

Емельянов не справился с волнением и прервался. Жадно выпил воды.

— У них корабли под местность мимикрируют!!

— Чего делают?

— А?… Ну, вид изменяют. Маскируются. Я еле успел!

Далее последовал сбивчивый сумбурный рассказ о прекрасных и добрых пришельцах, которые необычно приветливо отнеслись к Вовчику. По его утверждению, это была научная экспедиция из «параллельного пространства» — тоже Земли, но расположенной сбоку от нашего мира.

(«Как матрёшка в матрёшке, но немного сложнее!»)

Корабль якобы потерпел аварию от столкновения с метеоритом, а Вовчик посоветовал пришельцам как можно устранить проблему в энергетической цепи звездолёта. В качестве благодарности эти замечательные инопространственники подарили Емельянову «тюльпан», как раз и ставший источником их проблемы — неисправную анабиозную ванну. А так же ещё множество вещей-сувениров. В заключение парнишка признался, что даже успел влюбиться в звёздную девушку из экипажа прибывших учёных, врача по имени Зоринка.

— Представляешь, она меня поцеловала!!

И столько неподдельной гордости было в этом, что Феоктистова аж в жар бросило. В обычное время он, конечно, принял бы всё за очередную фантазию «шизанутого» на космосе Емельянова. Но только не при виде сотен килограммов явно неземных «подарков». Которые сам же и помогал толкать.

Технически одарённый Вовчик смог совершить почти невозможное — догадался, как дотащить несколько центнеров своих сокровищ до пятиэтажки. Он просто включил и приспособил на них инопространственное же устройство.

— А ты что, салют не видел, что ли?!

— Какой ещё «салют»? 9 мая давно прошло. Да и утро… День на дворе.

— Что, правда, не видел?! Инопространственники же, когда улетали, небо так расцветили — у нас и в День Победы слабее получается! Даже гремело.

— Спал я! — убито признался хозяин. — Я даже будильник не слышу.

Его лицо перекосилось. Феоктистов тоже любил космос. Пусть и не так истово, как Емельянов. От всплеска чувств дал ванне мощнейшего пинка. Вот только забыл, что «подушка» не работала — эффект получился как по бетону. Лишь через несколько минут он смог вернуться к членораздельной речи:

— Скотина, блин! Меня разбудить что ли не мог?!

Потом обречённо махнул рукой:

— Ладно, что уж! Давай подарки смотреть.

Но сначала пришлось опустить ногу в таз с холодной водой.

— Ёлки! Я, по-моему, сустав себе вышиб!

— Да кто тебя лягаться-то заставлял? — чуть усмехнулся Емельянов.

Около получаса друзья рассматривали звёздные карты, непонятного назначения аппараты, изящные безделушки, части скафандров, эмблемы, шевроны и ещё много чего, что постепенно закрывало собой ковер в зале. Особенно им понравились голографии экипажа, похожие на чёрные плоские портсигары, меж плоскостями которых возникали объемные цветные фигуры. При плавном увеличении угла раскрытия пришельцы двигались. Чаще всего — улыбались или махали руками. А девушки, как правило, посылали воздушные поцелуи.

Причём сразу столько ослепительных красавиц и плакатно-мужественных парней Феоктистов никогда не видел. Разве что на фотозаставках к американским фильмам. А вот Зоринку вообще не смог рассмотреть — Емельянов быстро выхватил её «снимок» и спрятал себе в нагрудный карман.

Ошалев от восторга, ребята перешли к самой «анабиозной ванне».

— А этот «тюльпан» что, на электричестве работает? — спросил Володька.

— Нет. Но на токе, подобном электрическому!

— Это как?

— Ну… — замялся Емельянов, пытаясь сформулировать услышанное на чужом корабле. — Почти электрическом. Но не на нём.

— Понятно. А что если? — озорные искорки зажглись в глазах Феоктистова: — Приспособить её под наше электричество? Сможешь?

— Вообще-то я не думал…

— А чего тут думать? Трясти надо! Как это можно соорудить?

Вовка наморщил лоб. Внимательно, как хирург, осмотрел выходы кабелей:

— Ну, нужно много проводов, изоленты. И… вилку что ли электрическую. Что бы в розетку было чем включить!

Через два часа все проводочки инопространственного аппарата скрутили с их земными собратьями. Благо у Феоктистова, осваивавшего простейшие виды бытового ремонта, имелся целый ворох тонких медных жил в разноцветной пластиковой изоляции.. Нашёл он и электрическую вилку. Лишь изоленту пришлось прикупить. Наконец мальчишки критически осмотрели итог своей авральной работы. Видок был — словно автомобиль пытались починить дровами. Но Вовка уверил, что электроконтакт везде надёжен.

— Лучше, конечно, провода запаять! Но так мы месяца два возиться будем.

— Ладно, с богом! — сказал Феоктистов и включил ванну. В обыкновенную земную розетку на 220 Вольт. Абсолютно ничего не произошло. Емельянов хмыкнул и повернул то, что считал «рычагом времени», на одно деление. Снова нулевой результат. Хм! А вот это уже раздражало. Но только он потянулся к следующему, как «тюльпан» загудел и свернулся в бутон. Ребята восторженно переглянулись:

— Работает!

Впрочем, быстро посерьёзнели, боясь спросить друг друга: «А теперь-то что?!» Но где-то через минуту проблема разрешилась сама собой. Гудение прекратилось, лепестки развернулись, а «рычаг времени» отщёлкнулся обратно. Вовки азартно пожали руки и алчно закружили вокруг станины. Они ещё не знали, что будут делать с «уснувшей жизнью», но уже пытались придумать.

Увы! Несмотря на кажущуюся взрослость, оба были ещё детьми. В романтических, восторженных головах не возникло даже тени сомнения. Будь парни хоть чуточку старше, наверняка задались бы вопросом — как мог неизвестно на чём работающий «неисправный» аппарат запуститься от чужой электросети переменного тока? Да ещё и без переходников.

— Нужно проверить, как она действует на живые существа! — от волнения голос Феоктистова слегка охрип. — Подожди, я сейчас!

Торопливо обулся и, прихрамывая, бросился на улицу. Но прямо на лестнице столкнулся с их третьим другом, Колей Зубровым. Бли-и-ин! Как же он забыл? Обычно Володька вывешивал для него сигнал: белый бумажный листок в форточке. Это означало, что квартира свободна и можно приходить.

Николай был стройным, гибким юношей с темными короткими волосами и задорными карими глазами. Друзья считали, что его весёлое располагающее лицо имело сходство с Александром Македонским (на иллюстрации в учебнике истории за 6-й класс). А самому Зуброву сильно льстило это сравнение.

В нескольких словах Феоктистов объяснил ситуацию. Зубров проникся:

— Кого ловить будем?

Ему не терпелось увидеть аппарат инопространственников.

— Кошку или собаку бродячую. Чтоб, если сдохнет, никто не расстроился.

— Понял. Там за домом, в траве, щенки вчера бегали!

Родители Николая долгое время работали инженерами-технологами на заводах Туркменистана, поэтому в провинциальный Бузулук, что затерялся в оренбургской глубинке, переселились всего два года назад. А ведь в подростковом возрасте очень трудно вливаться в какой-либо новый коллектив. Будь то класс или двор. А уж тем более — город! Так что дружелюбный и заводной абориген Феоктистов оказался для Зуброва поистине бесценной находкой. Вскоре Коля перезнакомился со всеми его товарищами, вместе с которыми объехал на велосипедах весь райцентр с окрестностями, и пристрастился к новым необычным для него играм — «авиационным войнам» и «фантастикам». Зубров опять почувствовал вкус к жизни! А имея таких приятелей, проще было втянуться и в будни новой школы. Поэтому, не смотря на разницу характеров, ребят связывала крепкая дружба.

Вскоре охотники, действительно, увидели маленького ушастого толстопуза, деловито пробиравшего в зарослях прошлогоднего бурьяна. Изловили и гордо принесли Емельянову. Тот критически осмотрел подопытного:

— Какой-то маленький…

Жалобно скулящий щенок справил малую нужду прямо на его брюки.

— Ах ты, зассанец!

Вовчик решительно засунул собачонка в один из «лепестков», включил аппарат и побежал в ванную, застирывать штанину. Но через минуту из автоматически раскрывшегося «тюльпана» вместо щенка выпрыгнул громадный волкодав! И недвусмысленно рыкнул на Феоктистова. Тот испуганно оттолкнул зверя, в два прыжка достиг кухни и развернулся уже с пластиковым табуретом. Вовремя! Осталось лишь ткнуть в оскалённую морду преследующего пса. На его счастье, движения явно недружелюбного волкодава остались щенячьими. Николая же от страха хватил ступор.

Емельянов выскочил на шум и чуть не упал через заполошно метнувшуюся Василиску. Он попытался спрятать её в анабиозной ванне, но непроизвольно вновь включил «тюльпан». Через минуту оттуда явилась серая полосатая громада — кошка увеличилась до размеров хорошей рыси. Вовка от страха полез на сервант. Зубров заорал и сиганул в угол, закрывшись руками. А Феоктистов продолжал отпихивать хаотично рвущегося к нему собакена.

Но тут всё закончилось. Василиска прыгнула на пса, два раза рванула его когтями задних лап, а затем, извернувшись, вцепилась под нижнюю челюсть. Через пару минут дико рычащую кошку, вместе с ещё трепыхающимся трофеем удалось выманить на лестничную площадку. Хозяин, залитый непонятно чьей кровью, опустился на пол и истерично затрясся. Знаками показал, что хочет в душ. Но самостоятельно подняться не смог. Вовка с Колькой подскочили, помогли. Зуброву сейчас было крайне стыдно за парализовавший его испуг. Он покраснел, опустил глаза. Но, остальным, похоже, было не до него. Вскоре за белой дверью послышался плеск и другие характерные звуки. А гости, не сговариваясь, попытались прибраться.

Через полчаса основные следы происшествия удалось скрыть. Но ещё долго никто не решался заговорить. Причём, первым, как ни странно, очухался Феоктистов. Он привычно разлил для друзей по кружкам горячий чай, наделал бутербродов, а потом изрек:

— Честно говоря, парни, я тоже хочу за минуту стать большим и сильным!

Наступило многозначительное молчание. Мальчишки размешивали сахар, дули на кипяток и обкатывали в уме новую вводную. Потом Зубров спросил:

— Чего-то я не понял! Почему аппарат не усыпляет зверей, а увеличивает?

— Так он же не на электричестве работает! — вступился за «подарок» Емельянов. — Энергия инопространственников только похожа на нашу. А наш, земной ток, к тому же не постоянный, как на их корабле, а переменный, очевидно, оказывает совсем не анабиозный эффект. А увеличивающий!

Вовчик пользовался у друзей огромным авторитетом именно как человек, преуспевший в науках и имевший задатки ученого. (Только ещё не определившегося, в какой именно сфере науки). Поэтому объяснение с таким количеством малопонятных терминов показалось довольно убедительным.

— Ванна, получается, не замедляет, а как бы ускоряет время? — домыслил Феоктистов. — Отчего подопытные сразу становятся большими и сильными?

— Ну да! Очень на то похоже.

— Вот и говорю — тоже хочу стать большим и сильным!

— А почему именно ты? — возмутился Зубров.

— Да! — пылко поддержал Емельянов. — Почему ты-то? Я тоже хочу стать большим и сильным!

— Да вы не поняли! Мы все станем! Только я первый.

— Да почему ты-то?! — вскипел Николай.

— Ну, потому что из нас троих я самый сильный! И если что случится во время эксперимента, у меня больше шансов выжить. К тому же кто-то должен обязательно остаться здесь. А кроме тебя, Вовик, это и поручить некому! Мы же с Колей в этой технике вообще не «рубим». А ты хотя бы отключить сможешь, если что-то пойдет не так. Если же всё получится, вы просто сделаете как я!

Емельянова расклад устроил. К сожалению, авторитетом он пользовался только у друзей. Тем более — как ученый. Зубров похоже был не согласен, но ещё не придумал что возразить. Только обиженно засопел.

Вдруг со стороны входной двери раздалось уверенное царапанье, и в коридор вошла громадная Василиска. Под блестящей полосатой шкурой ощутимо перекатились бугры мускулов. Феоктистов несмело приблизился и, увидев, что любимица не проявляет агрессии, начал восторженно гладить её. Зубров ещё раз обиженно посмотрел, а квартиру наполнило мурлыканье.

— Ну, вообще-то, у меня всё готово! — намекнул Емельянов.

— Ну и я готов! — вскочил Володька. Нарочито медленно занял место в «лепестке». Скрывая нешуточное волнение, заорал:

— Поехали!

Вовка повернул рычаг времени. Николай тут же сорвался с места, распахнул второй «лепесток» и юркнул внутрь. Емельянов просто не успел его остановить: ванна уже загудела и начала сворачиваться. Он лишь заметил, как скрестились два взгляда — осуждающе-недоуменный Феоктистова и задорный, радостно-вызывающий, Зуброва.

Глава 2

Очнулись экспериментаторы от солнышка, что всё сильнее припекало бочок. Второму, кстати, было холодно. И первое, во что оба уткнулись взглядом, едва открыли глаза, были зелёные живые стебли. Друзья почти синхронно вскочили, завертели головами. Они стояли метрах в четырёх друг от друга, на краю густо, даже невероятно густо заросшей поляны. Лишь собственные «силуэты эмбрионов» просматривались под ногами, в доходившей до пояса буйной траве. Буквально в паре метров слева от Зуброва начиналась линия сочных кустов, обрамлявших небольшую проплешину в мощном лесном массиве. Никаких следов анабиозной ванны, да и вообще чего-либо технологичного, вокруг не наблюдалось. Лишь растения мирно покачивались на ветру, а его порывы доносили до экспериментаторов волны лесных запахов — от многолетней прели, до медвяного духа разнотравья. В шуме листвы хаотично звенел многоголосый пересвист птиц.

— Господи, это что, лето уже наступило?! — спросил Коля. Володька осуждающе зыркнул, но ничего не сказал. А очухавшийся Зубров ощупал своё тело:

— Слушай, по-моему мышцы у меня больше не стали!

— Мозгов бы себе побольше вставил, дебил! Ты какого ляда в ванну полез?!

— Тебе одному, что ли, на халяву «качаться»?

Несмотря на эмоциональность, настоящей злости у мальчишек не было. Грубость составляла их особый жаргон, подтверждавший тесную дружбу.

— Ну ладно! Накачался?

— На себя посмотри!

Феоктистов вынужден был признать, что объём мускулатуры не изменился. Как и рост. Зато у него полностью исчез укус на кисти и многочисленные царапины от собачьих когтей! Да и отбитая о «тюльпан» нога чудесным образом исцелилась.

— Ну и ладно. Главное, вообще живы остались!

Он осмотрелся. Сорвал ближайшую травинку, понюхал. Даже надкусил. А затем осторожно прошёлся по поляне. Это оказалось не просто — зелень плотно переплетали жёсткие стебли подроста, а внизу скрывалось множество сухих веток.

— Слушай, я чего-то не понимаю. Что за бардак такой с этой ванной творится?! То увеличивает вместо усыпления, то усыпляет и закидывает фиг знает куда!

Колька лишь неопределённо пожал плечами. Но его всё более расширяющиеся глаза говорили красноречивее слов. Постепенно иррациональный страх начал накрывать и Володьку.

— Ладно! Давай-ка ещё немного поспим! Глядишь, дома проснёмся!

Оба тщательно улеглись в «гнёзда» своих силуэтов в траве. Закрыли глаза. Но сон упорно не шёл. То в бок впивались какие-то ветки, то донимали холод и сырость. Коля вообще долго ворочался, а затем негромко вскрикнул и заматерился.

— Ты чего там?!

— Да, блин! Я, похоже, прямо на муравейник лёг!

— Не было там никакого муравейника!

— Ну, значит, на норы ихние! Тут в земле какие-то дырки, и оттуда эти твари прямо толпами лезут!

Вскоре и Феоктистов почувствовал укус. Дёрнулся, поднёс руку к глазам. По ней деловито полз чёрный муравей с устрашающими жвалами, составлявшими почти четверть его небольшого туловища. А Коля уже пританцовывал, охлопывая и отряхивая с себя насекомых. Похоже, идея с «поспать» не сработала.

— Во-о-о-ви-и-и-и-к!!! — неожиданно заорал Зубров, задрав голову. — Вырубай, нафиг, эту машинерию!!

Феоктистов присоединился. От их воплей все звуки, кроме тех, что издавал ветер, стихли. Почти час друзья орали. Оба сорвали голос, но Емельянов так и не отреагировал. Зато от криков сильно захотелось пить. Они обессиленно присели на ближайшую валежину и принялись жевать сочные сердцевинки травинок.

Солнце уже перевалило за полдень, тени от деревьев заметно увеличились. Феоктистов ещё раз критически осмотрел местность. Просипел:

— Блин! Как думаешь, где мы сейчас? Сколько времени прошло?

Поникший Зубров лишь пожал плечами. Затем всё же ответил:

— Я почем знаю! Ты вроде как начал эксперимент. Вот и соображай. А я вообще в последнюю секунду запрыгнул.

— Придурок, короче! Сказал же — после меня лезь!! — теперь уже всерьез вскипел Володька. Но вдруг повеселел:

— А ведь хорошо, что аппарат нас не увеличил!

— Почему?

— Да мы же, идиоты, прямо в одежде легли! А я ещё и кроссовки надел. Так что расти бы нам прямо сквозь всё это!

Оба пощупали свои рубашки и крепкие советские джинсы.

— Н-н-да… Действительно. Могло и порвать, на фиг. А почему тогда у зверюшек всё получилось?

— Так они же без одежды! Просто в шерсти. Расти, сколько влезет!

Коля недоверчиво потеребил пальцем нагрудный карман:

— Хочешь сказать, если бы мы догола разделись, то и у нас всё получилось?

— Не знаю. Теперь, наверное, уже и никто не скажет.

— Весело… И что делать будем?

Феоктистов вздохнул:

— Думаю, на помощь Вовика нам пока не стоит рассчитывать. Будем сами выбираться. Нужно людей, ну или хотя бы воду какую найти. Для начала. Так, прикинем! Сейчас, похоже, июнь. Если не июль… Судя по листве. А находимся мы, скорее всего, в Бузулукском бору. Только там, вроде, такие чащобы есть. Соответственно, по солнцу…

Он навёл на него маленькую стрелку наручных часов. Затем мысленно разделил сектор между текущим положением и направлением на два часа. (Буквально на днях разучивал по учебнику «Начальная военная подготовка» способы ориентирования).

— Вон там — юг!

Что-то прикинул и повернулся на четверть оборота влево:

— Значит, нам примерно туда!

Зубров ничего не понял, но тут же с готовностью вскочил:

— Ну, пошли, Сусанин!

Ему было всё равно, куда. А «командир» неожиданно огорчился:

— Слушай, а ведь если сейчас лето — накрылся мой перевод в 9-й класс!

— Да ладно, не переживай. В нашу школу переведёшься!

Зубров давно мечтал, чтобы Феоктистов учился с ним вместе. Ведь друг на год старше! А в драках, регулярно случавшихся за его новым учебным заведением, помощь или хотя бы присутствие рядом дружественного старшеклассника дорогого стоили. Однако Володьке идея не понравилась. Он уже три раза переезжал внутри города, но из своей школы принципиально не уходил.

В плохом настроении пошли вперед. В тени деревьев жар почти не ощущался. Где не было кустов землю покрывал плотный слой папоротника, коварно маскирующий многочисленные буреломы. На их преодоление уходило много времени, и это с непривычки, выматывало. К тому же в лесу сильно парило. Ребята даже сняли было с себя рубашки. Но уже через несколько минут с проклятиями натянули обратно — откуда-то налетели огромные, почти сантиметровые комары. Часа два, потея, матерясь и отмахиваясь от кровопийц листьями папоротника, мальчишки шли в выбранном направлении. Наконец Коля не выдержал:

— Давайте отрубим Сусанину ногу! «Не надо — не надо! Я вспомнил дорогу!»

Но Феоктистов лишь непроизвольно ухмыльнулся.

— Слушай, а ты ошибиться не мог? Что-то мы, кажется, не туда прём!

Они остановились.

— Да идем-то мы правильно. Вот только…

— Что «только»? — Зубров сразу почувствовал в голосе друга растерянность.

— Да бор-то наш, в основном, сосновый. А здесь, сколько ни прём — ни одной сосны! Одни дубы. Да и папоротник этот странный. Чуть не по пояс.

— Так это что, не тот лес, что ли?

— Боюсь, что не тот.

— Ну здра-асьте! Приплыли! Ты что, действительно, Сусаниным устроился?

— Пошел ты…!!!

Договорить он не успел, так как Зубров, ступивший на более ровное место, вдруг с треском ухнул под землю. Правда, не совсем. Руками он успел вцепиться в торчащие корни деревьев, и теперь повис на них, испуганно таращась из-под лап папоротника.

Володька упал на живот и помог другу вылезти из довольно глубокой отвесной дыры в земле, до поры скрытой тонкими прутьями и живыми стеблями. На дне торчал деревянный острозаточенный кол.

— Это ещё что?!

— Похоже на «волчью яму».

Николай выразился так, что удивился даже привычный Феоктистов.

— Слушай, ты меня так больше не посылай!

— Да уж и ты, в таком случае, воздержись.

Ребята немного отдохнули, а затем Николай, придерживаясь за корни, вновь спустился. Очень уж ему кол понравился. Особенно — в рассуждении волков. Затем Феоктистов опять помог ему вылезти на поверхность. Заполучив оружие, Коля заметно приободрился. Поэтому и Володька начал перебирать по пути палки. Пока не нашёл себе крепкую, в виде конуса.

* * *

Мальчишки здорово выдохлись, когда откуда-то справа до них донёсся шум. Не то крики, не то визги… Вдруг чётко прозвучал вопль, исполненный смертного ужаса. Кричал явно мужчина. Что-то подобное Феоктистов уже слышал. Поздним вечером, со стороны окраины «карьеров». Как потом выяснилось, там зарезали припозднившегося рабочего.

— Блин, колхозники, что ли подрались?

Они ещё осторожнее пошли в сторону страшных звуков. Похоже, опасаться здесь следовало не только ловушек и волков. Но там, по крайней мере, были люди. Густой лес сменился подлеском, папоротник кончился. Вдруг впереди возникло резкое движение, и мальчишки инстинктивно застыли. К ним кто-то приближался! Вскоре выяснилось, что бегущих было несколько, и перемещались они под углом. Уже видно шатающегося, постоянно падающего человека в странной кожаной одежде и вытянутом шлеме, типа устаревшего мотоциклетного. Его гнали трое косматых бородачей, похожих на оборванных, сильно грязных уличных попрошаек. Господи, да они же убивают кожаного! Не то здоровенными палками, не то дубинами! До подростков донеслись выкрики, смачные, жуткие шлепки. От этого сработала первая, самая сильная базовая реакция на испуг: «Замри!!!»

Тем временем упавшего уже перестали бить и делали что-то ещё. Руками, что ли рвали?! А, нет! Вот взметнулся рукав куртки. Потом — явно штаны. Раздевают?! Вдруг попрошайки сцепились между собой. Один врезал другому. Да так, что того снесло с ног. Первый ещё и замахнулся палкой. Но не ударил. Лишь что-то отобрал. Вскоре, навьюченные добычей, бородачи повернули обратно. Хорошо, что не в сторону мальчишек, которые от ужаса были не в состоянии сопротивляться. Но неподвижность себя оправдала! Нападавшие прошли буквально в полусотне метров, так и не заметив в зарослях друзей. Минуло много времени, прежде чем они вновь смогли двигаться. Сначала, когда всё стихло, без сил опустились на землю. И лишь часа через полтора комары и боль от затёкших ног отодвинули ужас.

Смеркалось. Обоих охватило нездоровое любопытство. Медленно, осторожно начали приближаться к месту схватки. Вытоптанный папоротник сыграл плохую шутку — ребята ориентировались на центр проплешины, а то, что осталось от «мотоциклиста» лежало с краю. Они почти наступили на его обнажённое тело, цвет которого был почти незаметен под грязью и кровью. Долгие секунды таращились на инородный предмет, а затем… Включилась вторая базовая реакция: «Беги!!!»

Ломанулись куда-то сквозь подлесок. А так как темнота в лесу уже довольно заметно сгустилась, непроизвольно выбрали единственное светлое направление. Как раз то, в котором ушли бородачи… Вскоре вырвались на новый лесной прогал. Сумасшедший бег и хлёсткие удары встречных веток сделали своё дело — паника немного отступила. На этой поляне высокая трава была хаотично истоптана.

— Бли-и-и-н! — запалённо выдохнул Зубров. — Там же наши следы! Что если менты нас раньше настоящих убийц найдут?!

— Да быстрей бы! Что-то меня этот лес уже… ушатал не по-детски.

— Да это не лес! Это тайга какая-то! — горячо воскликнул Коля. — Что сама себе закон, а прокурор в ней — медведь!

Сил уже почти не было. Да и стемнело. Лишь кусок неба с редкими звёздами заметно светлел сверху. Теперь ребята почувствовали нешуточный холод.

— У тебя спичек, случайно, нет? — без особой надежды спросил Феоктистов.

— Не курю! — привычно отозвался друг.

— Ну и дурак! Сейчас бы пригодились… Что делать-то будем?

— Давай шалаш, что ли какой. А то замёрзнем, на фиг!

— А ты умеешь?

Пришлось учиться методом «научного тыка». Да ещё и в темноте. Наконец догадались выломать сердцевину густого куста, ветками и травой укрепили получившиеся «стенки», их же густо навалили на «пол». Впрочем, это мало помогло. Холод пронизывал. Да ещё страх донимал. В тревожной полудрёме кое-как нашли единственно возможное положение — согнутыми локтями упёрлись в дрын, а коленями в дубину. Боком тесно прижались друг к другу, пытаясь сохранить хоть крохи внутреннего тепла. Так, в «позиции кальмара», с трудом дотерпели до рассвета. Вылезли из шалаша с чумной головой и ломотой во всём теле.

Оказалось, что почти в центре поляны светлела какая-то продолговатая куча. Вчера они вырвали траву почти до неё, но так и не увидели. После ночных кошмаров второй обнажённый труп с размозжённой головой и изрезанным телом воспринялся спокойнее. Феоктистов даже обратил внимание, что от него сильно воняло давно не мытым телом. Кажется, и от первого шло такое же амбре.

— А мотоцикл, похоже, те бородачи угнали! — неожиданно высказался Коля.

— Пойдём отсюда.

Два раза повторять не пришлось. Через поляну пролегало что-то вроде сильно заросшей тропы. По крайней мере, двусторонний прогал в кустах и деревьях имелся. По нему и пошли. Встречались и следы. Кто-то явно ломился здесь недавно сквозь заросли. Вот только привычной колеи внизу не было. Ни от двух, ни от одного колеса. Мотоцикл с другой стороны, что ли, приехал?

Вдруг впереди, буквально в двух-трёх метрах из травы высунулась крупная собачья башка. Овчарка! Ребята остановились и непроизвольно вскинули дреколье. Это остановило зверя. Тоже на уровне ещё пещерных инстинктов: «собака и палка». Серый пёс с оранжевыми глазами заурчал и недвусмысленно обнажил клыки.

— А ну, пошёл на фиг!! — у Зуброва включилась третья реакция: «Дерись!!!» Феоктистов тоже решительно замахнулся, и зверь отступил обратно в заросли.

— Блин, не люблю больших собак!

— Справа!!!

На них синхронно бросились сразу две овчарки. Но теперь страх вырвался неконтролируемой яростью. Атакующих встретили мощнейшими ударами. Такими мальчишки раскалывали заледеневших снеговиков. Псы упали, зарычали. Один отпрыгнул, а второй попробовал снова кинуться. Коля с таким же звериным рыком пригвоздил его колом к земле. Оскалённая пасть дёрнулась, чуть не достав до ноги и располосовав джинсу. Но тут на клыкастую башку рухнула дубина Володьки. Так убивали мотоциклиста давешние бородачи. А вокруг опять кружили, приседая, ещё два урчащих зверя. Стая! Друзья встали спина к спине. Злобные псы пружинисто припали к земле. Сейчас прыгнут!

— Бьём! Оба!!! — Володька бросился на «своего» врага. Коля был вынужден тоже скакануть. Именно это решило исход. Оба собакена молча бросились наутёк. Глядя на заросли, где скрылись пушистые хвосты, Феоктистов негромко позвал:

— Коля!

— Здесь я…

— По-моему, это ни фига не овчарки.

— Да и вообще не собаки! — хмурый Николай внимательно рассматривал только что убитого ими волка.

— Точно тайга! Только там кедры растут. А здесь вообще хвойных не видно.

* * *

Вскоре нашёлся и «мотоцикл». Ребята услышали тихое злое ржание в зарослях слева. Туда вёл свежий пролом в траве. Вскинув окровавленное оружие, пошли на звуки. И увидели давешнего волка, пытавшегося осадить невысокого жилистого коня. В холке коричневый осёдланный жеребец был не больше 1,5 метров. Сзади из окровавленного крупа торчал кусок палки, от чего конь припадал на заднюю ногу. Но он лихо отмахивался от хищника передними, да ещё и укусить пытался. Совсем как отчаянная Василиска. Не сговариваясь, поспешили на помощь лошадке. При виде человеческой стаи волк убежал. Драться в меньшинстве ему не хотелось.

А вот у ребят ум начал заходить за разум. Конь подковылял к кустам, покивал взнузданной башкой. Когда подошли, увидели сразу два человеческих трупа. Один явно «попрошайка»-бородач. А вот убивший его, скорее всего, был третьим «мотоциклистом». Молодой парень, на вид чуть старше их, сжался в кустах, сжимая в руке длинную рукоять топора, который он глубоко вогнал врагу в бок. Раскрытые застекленевшие глаза смотрели вперёд, а из горла торчало полуметровое древко оперённой стрелы. Тело было залито потёками уже свернувшейся крови.

В дополнение к очередному шоку от смерти, друзей поразил наряд мертвеца. На голове деревянный шлем, похожий на половинку яйца, с полосой железа по краю и крест-накрест через верхушку. Под подбородком он крепился ремешком. На туловище куртка коричневой грубой кожи и балахон из серой мешковины. На ногах кожаные же штаны, заправленные в короткие ворсистые сапоги. Тошнотворный запах пролитой крови терялся в вони тела и закисшей одежды убитого.

От бородача, кстати, почти не пахло. Доносился лишь слабый дух какой-то давленой травы. Его оружие составляла настоящая дубина. Даже скорее палица, так как из комля торчали два куска камня, вросшего в древесину. На поясах у обоих имелись большие ножи-«свинорезы», со следами ковки на лезвиях. Встревоженное ржание показало, что волки не ушли. Теперь виднелось до полудюжины хищников.

— Блин!! — резко побелевший Феоктистов выдернул топор сначала из тела, затем из руки бывшего хозяина. Если бы не тяжёлый обух, его можно было принять за метательный томагавк индейцев. Узкий, вытянутый, на длинной рукояти.

— Давай сюда свой кол!

Расколол тыльную часть, вставил рукояткой более тонкий нож бородача.

— Нарежь из его одежды ремней и накрепко завяжи! Получится копьё.

Пока готовили оружие, волки исчезли. Эти звери очень хорошо чувствовали психологическое состояние, поэтому стаей на стаю, без особой необходимости, не нападали. А два решительных человека с боевым конём были именно стаей. Затем Володька решил помочь жеребцу. Тот покосился настороженно, но подпустил. Вот только выдернуть из него обломок с первого раза не удалось. Зверюга рванулся, и палка заплясала на нём как какой-то маятник.

— Не понял?!

Попытка вынуть стрелу из «мотоциклиста» привела к такому же результату. Наконечник остался внутри, а тонкий сыромятный ремешок вытянулся наружу. После некоторого колебания, Феоктистов нащупал острие в шее мертвеца. Правда, его тут же скорчило в приступе рвоты. Хорошо что еды, кроме давно переваренных домашних бутербродов, в животе не было. Вновь появившиеся волки придали решительности, и он всё же вырезал наконечник из убитого. Тщательно вытер о хламиду бородача и долго рассматривал. Потом показал Коле:

— Как думаешь, что это?

— Ты ЭТО из него вынул?!

На окровавленной ладони лежало узкое каменное остриё.

— Похоже, здесь не тайга. Это вообще Плутония какая-то!

Истошное ржание вывело из прострации. Они вскочили, бросились на помощь. Но опоздали — один из подкравшихся волков рассёк коню горло. Через несколько минут жеребец пал под грудой хищников. А людям осталось ретироваться. Правда, уже с самодельным копьём, трофейными топором и ножом. Феоктистов надел шлем мертвеца, а Коля разжился деревянный щитом, валявшимся неподалёку.

Где-то через час вышли к узкой проселочной дороге, по которой ехали гужевые повозки и шли люди. Какие-то непонятные, с бородами, в плотных одеждах, расцвеченных светлыми лоскутами. К тому же ещё и не русские. Потому что ребята ничего не поняли из их громких воплей.

— Блин, куда это мы попали? — грустно спросил Феоктистов. Ответа не было в принципе. На дороге осталась брошенная лопата с поперечной рукояткой на конце.

— Слышь, Колек, кого-то мне эти уроды здорово напоминают.

— Кажется, нас приняли за хулиганов!

— Ага! Или за идиотов, сбежавших из ближайшего дурдома.

— Не думаю! — Зубров кивнул в сторону поворота, где скрылись убежавшие. — В таком случае они сбежали бы из соседней палаты.

Вернулись в лес. Оба уже чувствовали сильный голод.

— Блин! По-моему, этот дурацкий аппарат вообще сработал обратно во времени. Причем, далеко не на минуту! — Коля вновь жадно обкусывал травинки.

— Похоже на то. К тому же мы ещё и здорово переместились в пространстве. Это ведь явно не Россия. Даже не Русь!

Немного помолчали.

— Слушай, Володь, а как мы теперь назад-то вернемся?

— Да фиг его знает, товарищ майор. По-видимому, никак!

Повисло гнетущее молчание. Первым его нарушил Зубров:

— Дёрнуло нас с этим анабиозом связаться! Куда нас, интересно, занесло?

Феоктистов неопределенно пожал плечами:

— Я тебе пособие по истории, что ли? Хотя, по-моему, что-то вроде такого носили где-то в Европе, в средние века.

— При рыцарях, что ли?

— Ну да. Тут у них ещё попы всякие должны быть, короли там, разбойники.

— Слушай! Так может нас за разбойников-то и приняли?

— Да кто же их знает.

— Ну, так это… Может, действительно, попробуем поразбойничать? Один фиг ничего не умеем. А уж по башке-то как-нибудь дадим! Тем более, оружие есть.

— А тебе не стыдно будет грабить и убивать бедных крестьян?

— Почему сразу крестьян?! — обиделся Николай. — Можно нападать только на богатых. Как Робин Гуд! Или Дата Туташхиа. И убивать при этом никого совсем не обязательно — достаточно напугать.

Феоктистов оживился. Только недавно по телевидению прошел английский сериал про легендарного «благородного разбойника», оказавший на всю советскую молодежь огромное впечатление. А киносагу «Берега» про его грузинского аналога вообще показывали каждые летние каникулы.

— Как Робин Гуд? Вообще-то, мысль. Но давай уж совсем на крайняк оставим!

* * *

Все же друзья вернулись к проселку. Ведь там были люди. Крестьяне (или кто они?) сновали довольно часто, отчего близко подходить не стали. Но их всё равно заметили, и с дороги донеслись крики.

— Блин, фигня какая-то! — досадливо сплюнул Зубров. А Феоктистов спросил:

— Тебе не кажется, что идея с разбоем вообще туфтовая?

— Это почему?

— А ты в школе хоть раз у малышей деньги отбирал?

— Не-ет… А это-то здесь при чем? — искренне удивился Николай.

— Притом! Если в человеке нет склонности к преступной жизни, так и не получится ничего.

Зубров промолчал. Друг опять оказался прав. При всем заманчивом антураже Робин Гуда вживую пригрозить кому-нибудь вот этим томагавком он, пожалуй, не сможет. А уж рубануть… Перед глазами сразу вставали лесные покойники.

— Ну и чем нам заняться? Милостыню просить? Или в батраки наняться?

— А хотя бы!

— Так мы языка не знаем.

Теперь замолчал Феоктистов. Потом вздохнул:

— Слушай, а ведь если здесь, действительно, средневековье, нас ещё и на костре могут сжечь. Живьём! Или, там, повесить.

— Это за что же, интересно?

— За шею! А повод найдут. Здесь инквизиция знаешь, как свирепствует? Чуть что не так — сразу на костер. А докопаться можно и до столба. У тебя вон одежда непонятная какая-то, говоришь фиг знает на каком языке. Да и вообще — откуда ты, такой красивый, здесь взялся?

Зубров молча осмотрел рваные джинсы и тёплую фланелевую рубашку. Зачем-то проверил содержимое карманов:

— Ладно! Мы в лесу или где? Пошли ягод, что ли, поищем или грибов каких.

* * *

До самого вечера бродили по сырым, местами сильно заболоченным зарослям. Но пока везло лишь с водой, так как часто попадались чистые ручьи. В более сухих местах деревья стояли мощные, кряжистые. Боковины стволов обтягивали зелёно-коричневые шубы мха, а нижние ветви, как лианы, оплетали плёнки лишайников. Через повсеместные буреломы лезли к солнцу прутья молодой поросли. Так что продираться сквозь чащобу было проблематично. В болотистых местах лес стоял хлипкий, с перекрученными уродливыми стволами. Но туда даже лезть не хотелось.

Не смотря на обилие сырости, грибы не попадались. Лишь уже на закате нашли поляну с земляникой, которая только начинала спеть. От голода Зубров вспомнил, что съедобны молодые побеги папоротника. Ими и набили давно пустые желудки.

Второй шалаш получился более красивым. Его стенки попытались утеплить папоротником, а «лежанку» сделали из вороха тонких и разлапистых сухих веток. Кроме того, закрыли зеленью вход. Спать получилось чуть удобнее. Пружинящие прутики, в отличие от сырых листьев, почти не забирали тепло. А лишённая продыха внутренность постепенно нагревалась от дыхания. Но утренний холод всё равно достал. К тому же ветки намяли непривычные бока. Даже сквозь рубашки.

В довершение, очевидно от папоротника и зелёных ягод, под утро обоих прошибла диарея. Так что, когда лучи солнца всё же согрели сине-зелёных бедолаг, выглядели они не ахти.

— Блин! Надо было с того волка шкуру снять!

— Ага, как? У нас тогда даже ножей не было! А потом вообще не до того стало.

— Да ёлки! На траве мы долго не протянем. Мы же не лошади!

— А где ты мясо возьмешь? — злой Зубров страдальчески держался за живот.

— Да, хотя бы, вон! — Феоктистов указал на ближайшее дерево. В кроне деловито чирикали и перепархивали какие-то птицы. Не то скворцы, не то дрозды.

Присмотревшись, друзья поняли, что лес кишел жизнью. Пернатые то и дело попадались на глаза. Пару раз видели мелких светло-коричневых копытных. Скорее всего, косуль. Но может и оленей. А ночью кто-то красноречиво хрюкал. Да и самых разных следов на земле попадалось множество. Зубров явно заинтересовался:

— Слушай, а чем охотиться-то? Тут рогатку в самый раз. Но не из трусов же резинку выдёргивать! Из той рогатки не сделать. Да и на лук не пойдет.

— Смотри как их много. Может, просто камнями попробуем?

— Ну, давай!

На дне ручья, из которого пили прошлый день, отыскали окатыши гальки. Ими и начали охоту. Птицы подпускали людей довольно близко, но от камней неизменно уворачивались. Настырные мальчишки выматывались, отдыхали, а потом вновь выбирали дерево с птичьей стаей. В конце концов более меткому Николаю повезло. Пернатый упал с дерева, но тут же попытался взлететь. Оба бросились и безжалостно добили его палками. Азартно порыкивая, ощипали. Тощая тушка добычи походила на сдохшего от голода цыпленка. Только тут сообразили:

— А жарить-то на чём?

Остаток дня провели, безуспешно пытаясь добыть огонь трением. В результате лишь стерли руки до кровавых мозолей.

— Блин, так птица вообще протухнет! — в сердцах ругнулся Зубров. — Давай, хоть выпотрошим, да на солнце подсушим.

Несчастную тушку разделали. При этом Феоктистов, доведенный голодом, откусил и прожевал кусок сырого птичьего мяса.

— Фигня! Но если завтра ничего не придумаем, в принципе можно и так слопать.

Утром идей не добавилось. Кроме того, что в ручье может водиться рыба. Подкрепились сырой птицей и занялись плетением «мордушек». Благо ива по обеим берегам росла в изобилии. К сожалению, не было ничего для изготовления крючка для удочки. Пришлось ограничиться ловушками. В этот день больше не ели.

Следующий оказался чуть более продуктивным — Зубров подбил ещё одного дрозда, а Феоктистов, регулярно проверявший конструкции в ручье, добыл трёх рыб. Птицу слопали сырой, а улов почистили и повесили на ветках сушиться. День был достаточно жарким, поэтому к вечеру от него уже ощутимо запахло сохнущим жиром. За эти дни друзья сделали себе капитальный шалаш. Покрыли плотным, аккуратным слоем листьев папоротника, который должен были сдержать дождь. Внутрь накидали двадцатисантиметровый слой мелких сухих веток и травы. Теперь на такой «подушке» спать было хоть и холодновато, но уже не так тяжело.

Очевидно, их подвел именно запах. Уже в сумерках из зарослей вновь вышел волк. Зубров первый заметил пришельца:

— О, блин! Смотри!

Тот зарычал и недвусмысленно обнажил клыки.

— А ну пошёл на фиг!!! — привычно замахнулся Колька. — Пошёл!

Именно отсутствие страха его и спасло. Феоктистов с «копьём» встал рядом:

— Ёлки, Коля! Он хочет отнять нашу рыбу!

— Ах ты, тварь! — ярость зверя, отстаивающего добычу, накрыла Зуброва. Он схватил топор. Люди не сговариваясь бросились на серого, изготовив по одному, но зато длинному и острому железному зубу. Волк тут же определил, что эти существа такие же хищники. А посему убьют, но не позволят съесть хотя бы кусочек своей добычи. Тем более их двое, а он пока один! Зверь благоразумно нырнул в заросли.

Только через несколько минут до друзей дошло — снова приходил лесной убийца. То, что его удалось отогнать, ещё ничего не значило. А если он вернётся со всей стаей? Тогда никакой топор не поможет. Как не спасли того отважного коня крепкие копыта и зубы… С особой остротой охватило ощущение, что они совсем одни в чужом и враждебном лесу. Не имея почти никакой защиты. Даже огня.

— Дичаем. Скоро сами в волков превратимся! — задумчиво протянул Феоктистов.

— Вот уж хрен! Ты как хочешь, а я завтра же набью морду первому попавшему буржую. Что бы не жировал тут, пока живых людей в лесу жрут. И хотя бы спички какие и еду нормальную у него отниму. Он-то себе ещё наэксплуатирует!

— Это ты дело говоришь… Спичек-то здесь, наверное, ещё не придумали. А вот огниво какое, или чем они тут себе огонь добывают, у богатеев наверняка имеется.

— Я же сразу предлагал как Робин Гуду действовать! Нет, надо почти неделю голодать, да ещё чтобы самих чуть не сожрали!

На этот раз возразить было нечего.

* * *

Наутро Феоктистов прокрался к тракту, а Зубров пошёл в глубине леса, держа его в поле зрения. Вскоре нашли место, где кусты подступали особенно близко. Соорудили с двух сторон дороги незамысловатые схроны и затаились. В тени было прохладно, а из леса опять начали налетать рои комаров. Сначала, боясь себя выдать, мальчишки их не прогоняли. Но вскоре укусы стали нестерпимы. К тому же жалящая туча привлекала внимание прохожих. Которые, как правило, поудобнее перехватывали всё, что было в руках, и спешно проходили мимо засады. Пришлось надрать папоротников и почти полностью закопаться в них.

Комары мало-помалу успокоились. Но ребят начала донимать мысль, что они собирались совершить самое настоящее преступление. От этого тело прошивала дрожь, сердце часто ухало, а руки всё время потели. Оба невольно стискивали древки оружия, пытаясь набраться смелости. Увы, огромные ручищи некоторых проходящих заставляли задуматься. Ещё вопрос, кто кого испугается… К тому же, за полчаса по дороге не проследовало ни кого, похожего на богатея. Улучив момент, когда просёлок опустел, Владимир сдавленно проговорил из своей кучи:

— Слушай, ну его на фиг, этот разбой! Давай чем другим займемся.

— Давай! — согласился Николай.

Но тут из-за поворота показалась повозка. А вскоре вывернул и верховой воин в белой накидке-балахоне с рисунком на груди. Его голову закрывал кольчужный подшлемник, а на луке седла красовалось железное ведро с «Т»-образной прорезью. На перевязи висел прямой меч. Повозка поспешила уступить всаднику путь, но у того возникли иные намерения. Похоже, он был не совсем трезв, Жеребец почти наехал на бородатого крестьянина и стройную русоволосую девушку, склонившихся в поклоне. Да так, что притаившиеся в сотне метров ребята непроизвольно ахнули. Воин слез с коня. Коротко, без замаха, ударил простолюдина в голову. Тот сразу рухнул. А едва начал подниматься, получил мощный пинок.

— За что он его так? — дрожащим от ярости голосом прошипел Зубров.

— Иди, спроси!

— Ну, блин… Да я этому буржую башку на фиг прошибу!

— Тише ты! Пусть ближе подъедет.

Ненависть к «эксплуататору трудового народа», недавно бывшая лишь элементом их военно-исторических игр, вдруг ощутимо колыхнулась внутри обоих. Каждый новый удар вконец оборзевшего богача отзывался в мальчишках вспышками слепой щенячьей ненависти. В неё словно спаялись все их беды: голод, постоянный страх смерти, сострадание к местным «рабоче-крестьянам» (особенно, миловидной девушке), а также горечь похожих унижений, самими перенесённых от приблатнённых «шобл» второгодников. Но главное — осознание, что теперь они всё могут исправить. Ведь у них есть оружие!

— Мы не сможем его избить. Он весь в кольчуге! — свистящий шёпот Зуброва наполняли злость и отчаяние. Кстати, главной ошибкой начинающих разбойников было разойтись по засадам без общего плана и оговорённых сигналов. Но на их счастье рядом никого не оказалось, что позволяло переговариваться через дорогу.

— Ничего! В Гражданскую танки захватывали без гранат и пушек. Справимся!

— Как?!

Володька почувствовал себя персонажем одной из игр-«фантастик». Там герои частенько решали такие задачи. Правда, с игрушечными автоматами и бластерами.

— Хитростью! Я выскочу перед буржуем и отвлеку. Либо его, либо коня копьём свалю. А ты в это время подкрадешься сзади и долбанёшь обухом по башке. Только бей изо всех сил, а то может в сознании остаться. Всё, тихо!

Богатей тем временем порылся в повозке и повернулся к хлопочущей у крестьянина девушке. Хозяйским жестом схватил её за длинные волосы, рывком поставил на ноги. Она громко закричала: «Ма-а-а-ма!!!»

Этого Феоктистов не выдержал. Понятное слово буквально выбросило из схрона. С самодельным копьём наперевес помчался на помощь. Голову защищал неудобный трофейный шлем. Воин тут же отреагировал — оттолкнул крестьянку и плавно надел своё «ведро». А селяне воспользовались моментом и бросились в лес.

Первоначально Володька хотел дождаться, когда богач поравняется с засадой, где планировал выскочить и уронить его на другую сторону лошади. На худой конец — вогнав копьё в бок коня (после «танцев» с волками жалости к животным уже не было). А там, вдвоём с Колей, они бы оглушили противника… Но теперь он сам в лоб бежал на изготовившегося буржуя. Которого, в отличие от добровольного защитника крестьян, под матерчатым балахоном защищала железная кольчуга. (Так что, похоже, и первоначальный его план не имел шансов на успех!) Воин спокойно извлёк меч. Подпустил мальчишку ближе и срубил ему навершие самодельного копья. А потом что-то спросил. Причем, почти понятно:

— Ты иже еси?

В этот момент, с бешеным воплем, Зубров выскочил из своего схрона. Буржуй, словно не ощущая обтягивающего металла, развернулся. Меч свистнул в воздухе, и страшной силы удар разбил щит второго разбойника. Клинок по приданной траектории полетел дальше, куски защиты в стороны, а тело Николая назад.

«Убил!!!»

Володька яростно вскрикнул. Страх вогнал его в режим «Дерись!» Мир вдруг стал чёрно-белым, сознание захлестнула жажда мести. А время словно замедлилось. Краткие мгновения ощутимо растянулись в долгие злые секунды. Зубров, как при замедленной съёмке, неторопливо летел головой вперёд. Вращались в воздухе половинки его щита. А кольчужник словно бы нехотя разворачивался. Но движения и рефлексы самого Феоктистова оставались прежними!

Топор Коли отлетел метра на три от схватки. Слишком далеко! Зато совсем рядом, на поясе у его убийцы, висел кинжал в ножнах. Володька метнулся вперёд, почти обнял врага и выхватил его узкий длинный клинок. Ударил им со всей ненавистью, куда-то под шлем, повыше кольчуги. Почувствовал мягкое и оцепенел. Теперь подсознание буквально взвыло: «НЕЛЬЗЯ убивать людей!!!» И время вновь пошло обычным порядком.

Сильнейший удар тут же погасил картинку. Сознание сбойнуло… С трудом до Феоктистова дошло, что он лежит в дорожной пыли. Левый глаз не видит, по щеке течёт горячее… Воин коротко взмахнул мечом, но в последний миг Володька успел подставить сорванный с головы шлем. Шарах! Полетели деревянные и железные части. Инерция отсушила руки и прошла в живот, во рту разлилась горечь желчи.

«Жить, жить, жить!!!» — заполошно заметалось в голове. Остатками защиты удалось ещё раз спастись, но этот удар окончательно сломил сопротивление. Руки уже просто не держали. Впрочем, и у кольчужника весь балахон на груди залила кровь. Он заметно шатался и уже с трудом поднимал меч. Вместо замаха опустил жало клинка и с силой ткнул в мальчишку. Тот лишь всхрипнул. В распяленный рот попали капли крови врага. Боли не было, но жар выбил слезу из уцелевшего глаза.

«Неужели, конец?!»

Сознание быстро меркло. Но Феоктистов ещё увидел, как сзади к воину приблизился бледный, шатающийся Зубров. Топор он сжимал двумя руками, всё так же лезвием вверх. Замахнулся… Но буржуй почувствовал его! Развернулся, поставил под неумелый удар обуха железное предплечье (прям — каратист!) И сразу воткнул меч в живот Николая.

Последнее, что слышал Феоктистов, был пронзительный крик друга.

Глава 3

Сначала Володька ощутил неприятные рывки за ногу, то чего в подбрюшье вспыхивала жуткая боль. Даже беспамятство отступило. Смог приоткрыть глаз и увидел давешнюю красотку. Она неумело снимала с него кроссовок. Со шнуровкой не разобралась, и просто сдёргивала силой. Справилась. Повертела в руках, вытащила носок… И откинула назад. Туда, где уже лежали их рубашки, майки и обе колькины теннисные туфли. Чуть дальше мужчина деловито стаскивал с Зуброва джинсы. Прямо как те бородачи с «мотоциклиста». Крестьянка взялась за оставшуюся обувку, и Феоктистов всхрипнул. Несколько долгих секунд девушка смотрела в его открытый глаз. Затем с закаменевшим лицом присела, протянула руку назад и поднялась уже с тяжёлой суковатой веткой. С удивлением мальчишка смотрел, как эта дубина летит ему прямо в лоб. Увернуться сил не было…

Через какое-то время мука вернулась. Накатывала волнами и жгла яркими вспышками. Грызла стальными зубами и превращалась в пылающие угли. Всё реже её прерывали блаженные провалы беспамятства. Как-то во тьме Феоктистов даже подошел к большому круглому люку, как на подводных лодках. Причём, точно знал, что за ним все его страдания должны окончиться. Но кто-то невидимый в этом мраке вдруг грубо отшвырнул его прочь: «Тебе ещё рано!»

А потом он увидел глаза. Зеленые кошачьи глаза на уродливом человеческом личике, увенчанном парой рожек. Чёртик жадно смотрел на Володьку и, почему-то, лизал лицо длинным гадким языком. Лишь через несколько секунд дошло, что это была маленькая чёрная собачка. Которая тщательно, словно щенка, вылизывала его. Вообще-то, пёсик выглядел довольно мерзко, и Феоктистов испытал облегчение, когда тот, наконец, исчез. Он отчетливо помнил, как его убивал буржуй. Смутно — как грабила и добивала «спасённая» молодуха… Причём же тут собачка?

В полумраке, буквально в полутора метрах над ним, темнел двойной скат из тонких стропил и грубого, похожего на кору, кровельного материала. Вместо потолка шли ряды жердей с веничками сушёной травы, корешками и чем-то типа экспонатов кабинета биологии. Пахло сеном и химией. У него видели оба глаза.

Слева раздалось торопливое хлюпанье. Володька с трудом повернул голову, и увидел давешнего пёсика, который теперь вылизывал Николая. Оба друга, лишь в бинтах из грубых окровавленных тряпок, лежали на деревянном некрашеном топчане. В головах и по бокам что-то коптило в глиняных плошках, распространяя сладковатую вонь. Но главное, рядом находился ещё один человек! Чумазая старуха держала в правой руке нож с чёрной рукояткой, а в левой — крупную живую жабу. Ей она растирала ноги Зуброва и что-то при этом бормотала. Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы связать своё воскрешение с появлением этой Бабы-Яги и её забытыми способами медицины.

Наконец, Коля застонал. Собачка спрыгнула с топчана, а старуха ножом снесла земноводному голову и небрежно отшвырнула. Как оказалось, прямо в огонь очага. Или камина. Потом достала ещё одну плошку и поднесла к губам Феоктистова. Не доверять ей было глупо, и он отпил солоноватой жидкости. Пока приступ тошноты не оттолкнул губ. Было ощущение, что глотнул крови. Во всяком случае, запах напомнил «мотоциклистов», а вкус — врага. Незаметно вновь соскользнул в сон.

Следующее пробуждение было более приятным. Пахло варёным мясом. Мальчишки по-прежнему лежали на топчане. Разве что были накрыты примитивной рогожей, что сохраняли часть их тепла. Давешняя миловидная старушенция варила супчик, как раз и распространявший тот восхитительный аромат. Увидела, что пациенты очнулись, и что-то спросила. Язык был вроде польского или болгарского. Но смысла они не уловили. В школе один изучал немецкий, а второй английский.

Тогда заговорила хозяйка. Но единственное, что поняли, было её имя — Линде. Старушка накормила их похлебкой с кусками жёсткого, недоваренного мяса. Которое с голодухи показалось им просто пищей богов. Правда, бульон пришлось отпивать прямо из плошек, так как ложек не было. Когда варево закончилось, хозяйка, помогая речи жестами, показала, что им пора выходить из избушки. С огромными мучениями сползли с топчана и, держась друг за друга, побрели к двери.

— Наше счастье, что голодные в драку полезли! — вдруг улыбнулся Феоктистов.

— Это ещё почему?

— Да слышал, если на войне кто-то получал рану в живот на полный желудок, то спасти его было невозможно. А вот если на пустой — лечили!

Снаружи оказалось, что жилище не имело куриных ножек. Хотя в целом здорово соответствовало типажу: было небольшое, низенькое, заросшее мхом по самую крышу. Да и стояло в середине густого лиственного леса. Имелся небольшой двор, без огорода, но с курятником и несколькими сараями. В одном из которых перетаптывался вороной жеребец.

— Ба! Да это же конь того буржуя! — воскликнул Николай. А Володька долго вертел головой, хмурился, пока негромко, словно бы сам у себя, не спросил:

— А где собачка-то?

— Какая ещё собачка?

Феоктистов помолчал, пожевал губами, но потом просто махнул рукой:

— А, ладно! Забей.

Тем временем спасительница вывела их за ограду и показала, что ей нужен хворост. Матерясь и охая мальчишки приступили к работе.

* * *

Прошло около двух месяцев. Ребята все больше понимали «бабушку Линде» и помогали ей в меру возможностей. Оказалось, что старушенция перетащила к себе всё, что нашла на месте их боя с местным бароном. Самого раненого «буржуя» она обобрала буквально до нитки, а вот лечить почему-то не стала. Одежду же и оружие горе-разбойников забрали те самые крестьяне, за которых Феоктистов пытался вступиться. Так что теперь пришлось ходить в подпоясанных накидках из той самой рогожи, служившей мальчишкам одеялом, и «бинтах». Да ещё и босиком. Недели через две ноги у них начали понемногу привыкать, хотя и мёрзли постоянно. А вот смириться с отсутствием трусов долго не получалось.

От этого, а также постоянных головных болей Феоктистов вообще перестал улыбаться и почти не говорил. Его теперь часто тошнило, а головокружение стало привычным. Он то и дело ощупывал огромный отёк, что закрыл лоб и уже сползал на нос. Регулярно отсмаркивал прозрачно-жёлтую маслянистую жидкость, что буквально душила его изнутри. Трижды ночью Зубров обнаруживал друга сидящим во дворе, в странной позе: на согнутых ногах и ягодицах, с руками, упирающимися в землю. Глаза были открыты, но Володька явно «лунатил». После настойчивых расспросов признался, что так «беседует» с убитым ими волком.

Днём друзья собирали для бабушки указанные ей стебли и листья, скрупулезно выполняя при этом явно магические ритуалы. Посмеивались, конечно, про себя, но с атеистической пропагандой не спешили. Зачем? Лечение-то шло! Единственное, что они в него добавили, была примитивная гигиена. Дело в том, что спасительница словно вообще не представляла, что воду можно не только пить или использовать для изготовления снадобий. Хотя метрах в тридцати от избушки протекал довольно широкий чистый ручей. Так что друзья завели обыкновение по утрам умываться в нём и стирать с золой свои «бинты». А по вечерам купаться там же, раз уж не было иной возможности помыться. Холодная вода к тому же снимала у Феоктистова часть его постоянной головной боли. Хотя и увеличивала выделения из носа.

Сильно удручала и ещё одна особенность их «Бабы-Яги» — она очень редко готовила горячую пищу. Кроме той самой первой мясной похлебки, лишь один раз сварила суп с олениной, да как-то обжарила на углях мясо медведя. Обычно все они питались похлебками-затирухами, что приготовлялись без термической обработки, ели орехи, ягоды, лук и сырые яйца. Большими деликатесами на столе были хлеб и сыр, которые приносили старушке пациенты-крестьяне. От них, кстати, «бабушка Линде» тщательно прятала мальчишек. А собираемый ими хворост весь сгорал под многочисленными котелками, в которых она не то готовила какое-то сложное снадобье, не то просто развлекалась запретными алхимическими экспериментами.

Однажды ночью Володька проснулся от того, что две пары рук окунули его в холодный ручей. Попробовал вырваться. Но вместо крика издал лишь утробное рычание. Картинка перед глазами двоилась, казалось, что тело засунули не в воду, а в гигантскую мясорубку. Потом ручей сделал своё дело, и Феоктистов постепенно обессилел. Показалось, что бабушка приказала Кольке: «Теперь вяжи!»

В себя пришёл от острой боли — кто-то рвал ему многострадальный лоб! Резко дёрнулся, и горячее острие полоснуло уже по лицу.

— Ах ты ж! — досадливо произнёс голос бабушки Линде.

— Теперь что делать?! — это уже испуганно. Похоже на голос Николая.

— Голову ему набок поверни! Пусть всё стекает.

Огненное мучение, действительно, покидало череп. Володька быстро уснул…

А проснулся уже с огромным свежим разрезом вместо опостылевшей опухоли. Оказалось, ночью опять пополз «разговаривать с волком». Но не добрался. У него резко поднялась температура, выделения пошли уже и изо рта. Свернулся калачиком на пороге и начал задыхаться. Испуганный Коля разбудил колдунью, и та незамедлительно провела хирургическую операцию. Тем самым ножом, которым резала жаб. Причём — удачно! Володька теперь уверенно пошёл на поправку.

После того как друзья почти месяц промёрзли в дерюжных накидках, старушка всё же поняла их страдания. Она отвела их к заветному месту в ручье, где уже несколько месяцев вымачивала пучки связанных стеблей дикой конопли. Под длительным воздействием воды те уже раскиселились в неопрятный тёмный ком. Бабушка показала как начесать из него отдельных волокон, а потом скатать их в пеньковые нити. Когда эта работа была закончена, отвела в сарай, и показала на сиротливо пылившийся в углу примитивный ткацкий станок.

Пришлось осваивать новую профессию — ткачей. Благо дело оказалось хоть и муторное, но нехитрое: на раму вертикально натягивали множество нитей, а затем перпендикулярно просовывали меж ними ещё одну, закреплённую в деревянном «челноке». Влево, затем вправо, влево-вправо… И так до бесконечности. Получающиеся переплетения нитей осторожно стягивали вручную. Полотно выходило крайне медленно, так что лишь к осени удалось утеплиться рубахами и штанами из собственноручно изготовленной пеньки, по сравнению с которой даже мешковина их мира выглядела тканью для вельмож. Да ещё и шить потом пришлось хрупкими и неудобными иглами из рёбер рыб.

Несколько окрепнув, друзья начали ещё более активно помогать «бабушке Линде» в лесу. В частности, начали косили траву на лесных полянах. Давали ей подсохнуть день-два, а затем копнили получившееся сено и нагружали в телегу. Для этого дела старушка где-то специально добыла старого, но ещё крепкого мерина. Так они заготовили запас на зиму, в том числе для боевого коня, а потом колдунья начала увозить сено на продажу. Причём, сделки эти, по всей видимости, проходили не совсем законно: днем приходили крестьяне, осматривали загруженное и отдавали продукты в качестве оплаты. А ночью хозяйка отгоняла возок в ближайшую деревню, Солми. Возвращалась уже под утро, порожняком, после чего батраки сразу выдвигались в лес грузить новые подготовленные стожки.

По совету бабушки, они теперь всегда брали с собой оружие, с которым регулярно тренировались. И однажды оно пригодилось. Перешучиваясь, мальчишки косили очередную поляну, когда из подлеска выехал верховой, экипированный как «мотоциклист». При виде увлеченного крестьянского труда почему-то возмущённо заорал и пришпорил коня. Но ходу выхватил меч и без объяснений рубанул Николая. Тот кулём рухнул в мокрую стерню. Владимир же бросился к повозке и, пока воин разворачивался, натянул лук, выданный «Бабой-Ягой».

Нужно сказать, что первые дни мальчишки не могли даже натянуть его тетиву — настолько тугим оказался вроде бы простой союз деревяшки и плетёного шнура. Не сразу до них дошло, что внутренняя часть была своеобразной пружиной. Но со временем кое-что начало получаться. Кстати, теперь и они делали наконечники стрел из кусочков камня, так как дорогущего железа на это у них просто не было.

Феоктистов выстрелил в упор, в центр всадника. Стрела ударила в бляху на его куртке. Нападающий дёрнулся и выпал с седла. Поднялся с несомненной руганью. Владимир цапнул лук голой рукой, не прикрыв кисть кожаным «язычком». Так что теперь её тыльная сторона, рассечённая оперением, кровила. Стараясь не думать о новой боли, наложил вторую стрелу и вновь шарахнул навскидку, «по-татарски», удерживая тетиву и резко толкая вперёд само древко. Дистанции была менее пяти шагов, так что попал. Но солдат просто выдернул из себя прутик, каменное остриё которого пробило лишь куртку, и замахнулся. Пришлось подставить под меч топор.

Рукопашная вышла короткой и бесславной. Вторым выпадом воин обезоружил мальчишку. Но когда занес руку для последнего удара, сзади шепеляво свистнула коса. Широкое лезвие аж изогнулось от соприкосновения с шеей, закрытой кожей капюшона. Оказывается, солдат не зарубил Зуброва, а ударил его мечом как дубиной, плашмя. Зато Николай в остервенении измочалил о врага всю косу. Лицо Владимира перекосила ярость. Он подобрал свой топор и нанёс резкий смертельный удар.

При виде агонии воина оба оторопели. У Коли затряслись руки. Он невольно опустился на землю рядом с умирающим. Поднял на Феоктистова испуганные глаза:

— Что теперь с нами будет?

Тот стоял с непривычно каменным лицом. В глазах светилось что-то страшное:

— Думаю, что ничего. Закон — тайга, прокурор медведь! Он же первый напал.

Зубров по-детски разрыдался. Друг, всё с той же неподвижной маской вместо живого лица, долго обнимал его, похлопывал по спине. Напоминал, что Коля сам хотел заняться разбоем… Но это не помогало. Наконец, протянул левую руку и незаметно смочил свои пальцы в крови жертвы:

— Так, запрокинь голову!! Открой рот — закрой глаза!

Командный тон подействовал, и Коля повиновался. На его язык упало несколько ещё тёплых капель.

— Что это?!

— Лекарство.

— Это… Это же… Это кровь убитого!!!

– — Ну да!

Зуброва буквально вывернуло. А Феоктистов начал неумело снимать с воина кожаный доспех. Когда Коле полегчало, послал поймать его коня. Видя, что тот не шевелится, наконец-то улыбнулся. Но как-то жутко:

— Анекдот хочешь? Идут по тундре два чукчи. Видят — белый медведь. Первый срывает с плеча винтовку, стреляет. «Белый медведь! Мясо, жир, шкура!» Идут дальше. Видят — геолог. Второй стреляет. «Геолог! Соль, спички, патроны!»

Коля ничего не ответил, но ловить животное всё же пошёл.

* * *

После этого подростки озлобились. Они всё так же косили траву и собирали хворост, которые тайком продавала хозяйка-колдунья, но теперь ещё и с оружием в руках защищали свой труд. Общение с «бабушкой Линде» постоянно обогащало их словарный запас, и это позволило осознать сложности этой новой жизни. Прежде всего Колю заинтересовала пугающая метаморфоза Владимира. Теперь из-под шрама, пересекающего его лицо, временами смотрел совсем чужой страшный человек. Но разъяснение старушки напугало ещё больше:

— Ты прав, внучек! Теперь Володя стал совсем другим. Когда ему голову проломили, череп-то треснул. А опухоль, она же и внутрь давит. Это намного опаснее. Вот он, когда к порогу смерти подошёл, чужую сущность в себя и впустил.

— Какую «сущность»?!

— Помнишь, он всё с убитым вами волком разговаривал? Похоже, дух зверя, что хотел забрать его в мир мёртвых, здесь в нём остался.

— Господи! И что теперь будет?

— Да ничего, собственно. Со временем, надеюсь, исцелится. А пока живи с тем, что есть. Нас он своей стаей воспринимает.

— А остальных?

— Кого как! Врагами, добычей, посторонними… В зависимости от ситуации.

— Но как же так можно?!

Бабушка Линде ласково погладила Зуброва. К нему она явно благоволила, как к любимому младшему несмышлёнышу:

— Так, Колюшка, человек человеку завсегда волк! Давно то подмечено. Так что ты уж держись старшего. Он плохому не научит!

Увы! Советских мальчишек почти всегда воспитывали женщины. И в детском саду, и в школе. Да и дома мать гласно или негласно всегда была главной. Так что поучение старой колдуньи, которая подсознательно воспринималась некоей заменой родительницы, Коля воспринял в качестве неявного, но абсолютного приказа. Очень быстро он научился неосознанно отождествлять и себя с волчонком. Пусть молодым и неопытным, но зато способным и старательным.

* * *

В беседах с «бабушкой Линде» выяснились и другие вещи. Леса тут являлись личными угодьями короля. Охота, сенокос, рубка деревьев и даже сбор хвороста в них карались смертью. Следили за этим особые егеря, которые патрулировали чащобы и устраивали ловушки на браконьеров. Как раз одного из этих королевских контролёров мальчишки и убили.

Но, при этом, «долбаный аппарат» закинул их не в средневековье, а вообще в какой-то химерический мир, где смешивались признаки сразу нескольких эпох. В частности, королевство Норман, где они теперь жили, входило в огромную империю, что занимала чуть ли не весь известный старушке обитаемый мир. Столицу народы называли по-разному: Ромея, Йорос, Царьгард и даже — Троя.

Король Нормана, как и остальные правители стран-«фемов», являлся вассалом императора и его наместником здесь. Говорили повсеместно на общем для всех языке, напоминавшем церковно-славянский (так что изучался он быстро). Но самое удивительное заключалось в том, что буквально три года назад в Йоросе распяли Сына Единого Бога — императора Андроника. Которого также называли «Исус Христос»! Получалось, что от родного времени друзей отделял без малого 1951 год.

Везде в империи использовался труд рабов. Но при этом все фемы являлись христианскими! Во всяком случае, едва узнав об убийстве Богочеловека их объединенные войска, по призыву короля некой Тартарии, тут же бросились мстить. Причем, назвали эту свою войну «Крестовым походом»! Впрочем, пока они лишь безуспешно осаждали хорошо укрепленный Йорос. Который тут располагался не в пустыне, а на берегу «Эвксинского моря», через которое в Трою шли отряды крестоносцев, а обратно — корабли с захваченными ценностями и рабами.

Норманом правил король Ратибор, по прозванию «Львиное Сердце». Как и его легендарный тезка этот тоже собирался в крестовый поход. В столичном Кангарде он уже второй год снаряжал войско, в связи с чем изыскивал любые возможности пополнить казну. В частности, ввёл те самые ограничения на пользование лесами.

«Изначально свободными» в империи считались представители «благородных» сословий: монархи, шерифы, бароны и рыцари, что правили составными частями фемов. А также — все воины и церковники. Из простого народа свободными были некоторые ремесленники, жители гербовых городов и служители культов Древних Богов (коей «бабушка Линде» считала и себя). Остальные находились в зависимом положении. А могли и вообще стать бесправными рабами. Но при этом часто сами владели невольниками, которых использовали на самых тяжёлых работах.

В одну из ночей лёжа на охапке свежего сена друзья готовили печёную утку. Рано утром Володька подстрелил её на ближнем болотце, но заняться стряпнёй удалось лишь затемно. Выпотрошенную тушку густо обмазали глиной и положили в костер. Пару раз «бабушка Линде» запекала так птиц, поэтому в своих кулинарных способностях браконьеры не сомневались. Единственное, что изводило — долгое ожидание. Но, как выяснилось, постоянное сглатывание слюны обостряет мысли.

— Слушай, Колёк, а ведь это совсем не наш мир! — неожиданно произнес Феоктистов. Зубров, словно давно думал о том же, тотчас ответил:

— Почему? Откуда мы знаем, как оно было на самом деле почти две тысячи лет назад?

— Да потому! Во-первых, здесь Сын Единого — это реальный персонаж, а у нас мифический. Поэтому в нашем мире прошло больше тысячи лет после Его распятия, пока европейцы организовали пресловутые «крестовые походы». Да и то, пользуясь массовым религиозным фанатизмом. А здесь возмущенные люди сразу пытаются отомстить за убийство Богочеловека. И, честно говоря, я их прекрасно понимаю!

— Что ты хочешь сказать? — Зубров был слегка озадачен.

— Что мы не в прошлом! Помнишь Вовик объяснял, что пришельцы прибыли из параллельного пространства? Так вот и «тюльпан» их, будь он неладен, тоже зашвырнул нас куда-то в другой мир. Где Христос действительно жил среди людей.

— Ну… В принципе, может и так. И что теперь делать?

— Да я откуда знаю? Думаю, просто жить. Даже скорее — выживать. В этом долбаном рабовладельческом строе!

Новые знания лишь укрепляли друзей в их «революционной» правоте. Наиболее возмущало, что даже свободных людей тут лишили возможности истопить баню. Да ещё и впрямую пытались запретить «ублажать телеса мытьём и купанием». Так как это, видите ли, «грех». Как можно жить в лесу и не иметь права взять сухих веток, чтобы сварить суп? Но здесь за это на полном серьёзе убивали!

Володька предложил «уничтожать несправедливость до тех пор, пока бьются их сердца». Памятуя совет бабушки Линде, Николай согласился. Но уточнил, что эта битва не должна превращаться в разбой ради наживы. А так же уговорил друга, что пока есть хотя бы малейшая возможность, необходимое они будут зарабатывать. Колдунья посмеялась, но одобрила их «декларацию о намерениях».

Однако почти сразу же одержимый Феоктистов втянул Зуброва в то, чего тот так опасался. Убедил, что им следует оградить «свои угодья» от визитов местной вооруженной публики, только якобы и мечтающей, что о пополнении поголовья рабов. При этом показал шесть узких крепко прокованных наконечников и недобро ощерился:

— Бронебойные! Трофеи с того егеря.

Подчиняясь воле «волко-человека», ребята вновь устроили засаду. На этот раз — в тщательно выбранном месте, где им удалось подкараулить одинокого пешего солдата. С небольшим интервалом сразу с двух сторон в него вонзились аж три бронебойные стрелы. Воин схватился за раны, скорчился. А Зубров испуганно замер, не в силах дальше поднять лук. Тут же раздался рык из соседнего «схрона»:

— Стреляй! Стреляй!! Мерихлюндию твою за ногу! Огонь!!!

Практически против воли Коля продолжил стрелять. Третьей стрелой вновь попал. Затем «волко-люди» подошли к раненому, который уже не мог стоять. Одержимый Феоктистов принудил теперь уже Зуброва добить солдата топором. После чего опять заставил лизнуть крови убитого.

От этого сердце Николая словно закаменело. А парни ещё много говорили о содеянном. Причём, Владимир обличал этот мир не хуже, чем Ульянов-Ленин:

— Что ты сопли распустил?! Это же не люди. Это паразиты на теле местного человечества! Вши в людском обличье. Им не место на этой земле. Пока вши не уничтожены, педикулёз не излечить!

Страшный девиз: «Человек человеку — волк!», агитация одержимого вожака, вкус крови убитых и молчаливое одобрение колдуньи сделали своё дело. Вскоре уже и Николай воспринимал «паразитов-феодалов» и их «прихвостней», живущих за счёт закабалённого простого народа, как неких выродков, не относящихся к человеческой породе. Убить их было так же почётно, как добыть кабана или оленя. Но более опасно и прибыльно. Звери же не носят одежду, обувь и оружие.

«Волко-люди» предприняли ещё несколько удачных «партизанских» вылазок. А после того, как солдаты перестали ездить в одиночку, несколько раз напали на двойки воинов. Меткие выстрелы и внезапность нападения позволяли одерживать и такие победы. Но в непременной рубке даже раненые наносили им такие увечья, что большая часть добычи уходила на оплату медпомощи «бабушки Линде». В это время друзья меньше могли накосить травы и собрать хвороста. Не говоря уж о том, что с травмами невозможно было охотиться. Точнее, браконьерствовать.

Тем не менее, вылазки сделали свое дело. К первому снегу в избушке колдуньи наготовили запасы на зиму. А «волко-люди» уже уверенно сражались боевыми топорами, расправляясь с отрядом из двух-трёх солдат. Окрыленные успехами, они вновь напали на «буржуя». За что и поплатились — рыцарь уехал дальше, а их искалеченные кистенём тела ещё на два месяца «приковались» к топчану в избушке колдуньи. Старушке пришлось буквально за уши вытаскивать юных разбойников с того света. В существование которого здесь не только верили, но даже присвоили отдельное название: «Навь». В отличие от мира живых — «Яви».

За время лечения «бабушка Линде» ещё больше привязалась к ребятам. В силу своего ремесла она была намного более любопытной и терпеливой. Тем более ни детей, ни внуков, способных скрасить старость, у древней колдуньи не было. А «волко-люди», благодарные за спасение жизни, да еще и изнывавшие в чужом смертоносном мире, искренне полюбили эту нелюдимую старую отшельницу.

Остаток зимы прошел в тренировках, браконьерских охотах и усиленных занятиях ромейским языком.

* * *

1984 год по времени Метрополии, 23 мая. СССР, г. Бузулук.

Третьи сутки злосчастный «тюльпан», включенный в земную розетку, лишь мерно гудел, абсолютно не желая выключаться. Емельянов был на грани истерики. Может, ребята там уже задохнулись? Но, с другой стороны, вдруг лежат в самом настоящем анабиозе? Тогда как раз принудительное вскрытие аппарата, например, с помощью лома, может убить их!

Все семьи уже знали о случившемся. Но, единственное, чего Вовчик не понимал, почему матери Феоктистова и Зуброва не обращаются в Академию наук? Ну, или хотя бы в милицию? Он уже изнемог под гнётом ответственности. Почему решение должен принимать он, 15-летний подросток, а не взрослые учёные или ответственные сотрудники? Что это за странные разговоры о «психушках» и «подопытной жизни в лабораториях» пытаются вести с ним вместо точных ответов?

Вовчик никуда не уходил от Феоктистовых. Там же дежурила и одна из сестёр Зуброва. Семьи пропавших, и до того дружные, ещё более сблизились. Сначала обе матери долго рыдали и всё порывались куда-то бежать. Но вид чуждого аппарата, «сувениров» и гигантской Василиски каждый раз жёстко отрезвлял их. Наконец смирились, без слов уповая на чудо. Ведь если мальчишки так странно пропали, может быть так же и вернутся? Во всяком случае очень хотелось в это поверить! То одна, то другая подходили к «тюльпану» и что-то шептали, не решаясь коснуться.

Много хлопот доставляла выросшая кошка. Ей на шею повязали яркий голубой бант, чтобы смотрелась не так устрашающе. А при встречах с соседями объясняли, что это сибирская порода — помесь с рысью. Когда Василиска загрызла во дворе ещё одну бродячую собаку этому поверили. Местные бабки даже начали требовать купить ей намордник.

Была и особая неприятность. Если матери пропавших относились к Вовчику тепло, ведь он сам лишь случайно не оказался в проклятом «тюльпане», то младшая Феоктистова, и до того недолюбливавшая, сейчас просто взъярилась. От её колкостей и оскорблений перенервничавший Емельянов готов был провалиться сквозь землю. Тем более — сестра друга ему нравилась. Поэтому всё чаще в голову приходила гаденькая мыслишка: «Вот сейчас прыгнуть с балкона — и всё!» Он даже пару раз опасно перевешивался через перила, но в последний миг испуганно отползал обратно.

Почему всё пошло не так?! Ведь начиналось, как в сбывшейся сказке! Яркая снижающаяся звезда в утреннем небе (у которой так и не появлялось ни хвоста болида, ни парашютов, ни языков тормозных двигателей). Сумасшедший бег за ней по окраине и «карьерам». И — обнаружение НЛО! Когда среди глины, бурого сухостоя и зелёных метёлок полыни матово блеснул закруглявшийся конус, сердце захолонуло: «Неужели случилось?! Сколько мечтал, сколько грезил…»

Воспоминания мягко накрыли Емельянова. Вот на обнаруженном чужеродном металле обозначилась дверь. Опустилась, явив трап и гуманоида в белом скафандре, напоминавшем экипировку пилотов реактивных истребителей. Наивно попытался остаться незамеченным, вжался в глину. Но инопланетянин сделал несколько лёгких шагов в его сторону и показал обе ладони с пятью растопыренными пальцами. Восходящее солнце окрашивало скафандр в кровавый тон, но миролюбивый жест успокаивал. Ветер наполнял лёгкие сыростью и ароматом юной полыни. А тело колотил озноб. Было сильное ощущение нереальности. Всё же кое-как пересилил себя и тоже поднял кисти. Но его пальцы дрожали. Чужак понятливо кивнул и дружелюбно махнул рукой в сторону шлюза. Заходи, мол. Давно ждём.

«Неопознанный летающий объект» уже принял вид обычной глиняной горки. Даже покрылся кустиками чилиги, островками зелени и жёлтыми «одуванчиками» мать-и-мачехи. Только сюрреалистический вход с тесным шлюзом ещё отличал её от множества подобных. Поколебавшись, всё же пошёл внутрь. Во всяком случае, инопланетяне не начали сразу палить во все стороны тепловыми лучами.

В шлюзе их обволок голубоватый газ с сильным запахом полыни и жареного лука. Затем его вытеснил простой горячий воздух. От этого даже шутить потянуло:

— Это ещё ничего! Я уж думал, вы метаном дышите!

Инопланетянин не отреагировал. Сопроводил в цилиндрическую шахту, где они постояли некоторое время и вышли в тот же самый проход. Но закончился он полукруглым техническим помещением! Судя по обилию экранов, световых панно, кнопок и совсем непонятной аппаратуры, это был пульт управления. Только везде стояли прозрачные несерьёзные кресла, похожие на надувные. На центральном сидел внешне вполне нормальный человек. Темноволосый парень, на вид лет 23-25, в серо-зелёном комбинезоне, типа спецовки «Студенческих строительных отрядов».

Провожатый снял скафандр и тоже оказался симпатичным рослым блондином, в такой же одежде, как у дежурного. Да и располагающие европеоидные лица прямо-таки просились на плакаты серии «Комсомольцы, вперёд!» Первый убрал амуницию во встроенный шкаф, и указал на ближайшее кресло. Достал какие-то стальные коробочки, провода и начал присоединять к главному пульту. Потом ещё что-то подкручивал, вполголоса споря с оператором и демонстративно улыбаясь. Наконец, облегченно выдохнул, повесил одну из коробочек (без проводов!) себе на грудь, а вторую отдал гостю.

— Рад приветствовать на нашем корабле! — раздался из неё надтреснутый неживой голос. Его ответное: «Я тоже рад встрече!» коробка озвучила как:

— Энно ядзуцу фрал камана!

Тем же тембром. Что, впрочем, не отменяло удобств механического перевода.

— Как ты нашел нас? Ведь мы садились в пустынное место, рассчитывая, что корабль успеет мимикрировать под местность?

— Я увидел падающую звезду и со всех ног помчался за ней! Всю жизнь мечтал встретиться с инопланетянами!

Оператор что-то вполголоса бросил, а переводчик тут же прогундел:

— Значит, и система невидимости вышла из строя!

— Похоже! Там ведь тоже завязано на общую сеть…

— Вы потерпели аварию?! — вклинился Вовчик. Эйфория осуществляющейся мечты вымыла остатки обычной робости. Инопланетяне смутились. Оператор молча уткнулся в экраны, а блондин всё же ответил:

— В каком-то смысле, да.

— Давайте я помогу!.. Если смогу, конечно. И если разрешите!

— Похоже, у тебя доброе сердце! — собеседник снова тепло улыбнулся. — Это хорошо. Понимаешь в чем дело, фантом…

— Фантом?! Вы сказали «фантом»?

— Подожди, не перебивай. Мы не инопланетяне, мы инопространственники. Есть параллельные миры, существующие один возле другого…

— Я что-то слышал о теории параллельных пространств.

— Прекрасно! Не придётся много объяснять. В это пространство, то есть на соседнюю от нас Землю, мы уже засылали и зонды-разведчики, и наблюдателей. Собрали обширный материал, в частности, изучили ваши языки. Наша же цель: обобщить и дополнить банк данных, чтобы получилась целостная картина. Но, увы! В одном из промежуточных слоёв в нас угодил метеорит. По закону подлости, именно в этой точке нашей траектории! В принципе, вероятность такого составляла одну трехтриллионую. Но, видимо, её-то мы и поймали… Сейчас сидим без общей энергетической сети. Вырубило, похоже, надолго. Конечно, важные системы автономны. Но остальная аппаратура, в том числе научная, пока бесполезна. А без нее всё это — не более чем космическое корыто. Даже анабиоза нет.

— Вы разгадали секрет анабиоза?

— Да. Переходы легче осуществлять в состоянии «уснувшая жизнь». Впрочем, сейчас почти всё жизнеобеспечение на нуле!

Фантом грустно вздохнул.

— Мы даже не можем нормально взять пробы воды, почвы и воздуха. Кругом полно подобных тебе энтузиастов! — он указал на экраны. Там обычно пустынные «карьеры» напоминали сельскую ярмарку в день открытия. Менее расторопные свидетели также искали обломки от падения звезды. Причем, один стоял прямо на верхушке корабля пришельцев.

— Я могу выйти и набрать всё, что вам нужно!

— А что? Не плохая мысль! — теперь голос оператора заметно повеселел.

Вскоре «неутомимый любитель ботаники», как это, наверное, смотрелось со стороны, собирал гербарии, набирал образцы грунта, глины и минералов. Затем спустился и зачерпнул воды из пересыхающего русла Домашки. А потом фантомы горячо благодарили. Блондин, специалист по контактам, сообщил тогда, что общая сеть уже практически восстановлена:

— Ещё немного! Никак не найдут поломку в одной из ванн.

— А что у вас за энергия?

— Ток, подобный вашему электрическому.

— Может неисправный агрегат просто отсоединить, а энергетическую цепь замкнуть напрямую?

С точки зрения электромеханики это был самый простой и логичный выход.

— А что? Пошли, попробуем!

Вскоре они оказались в отсеке энергообеспечения. Там уже собралось около двадцати мужчин и женщин, свободных от вахты. Внимание сразу привлекла одна… «фантомочка». На вид девушка 18-19 лет, с большими черными глазами на очень хорошеньком личике. Как и все она смотрела на инженеров, копошившихся во вскрытой нише. Её одежда абсолютно не походила на скафандр: белая спецовка с накладными плечиками и щегольскими красными швами, того же покроя юбка чуть выше колен и обтягивающее трико телесного цвета. Довершала костюм изящная серебристая обувь. Почти чёрные волосы мягкой волной прикрывали плечи. Густые ресницы и тонко изогнутые брови выгодно контрастировали с цветом ткани. Слева, на волнительно проступающей груди, алело карточное сердце на чёрном бархатном фоне, крест-на-крест перевитое узкой белой лентой — аналог нашей чаши со змеёй.

— Ну, говори! — подтолкнул провожатый. Преодолевая робость Вовчик подошел к инженерам, что-то агрессивно накручивавшим в непонятном железе.

— Мужики! А не легче её вообще отсоединить, а провода замкнуть напрямую?

Один из фантомов поднял голову. Лихорадочный взгляд «куда-ты-сволочь-делся?» медленно перетёк в «тебе-какого?!»

— Много вас тут, советующих!

— А ты попробуй! — вступился блондин.

Фантом молча открутил ванну от пола. Технари вытащили её и быстро срастили четыре оставшихся в нише конца кабеля в два. Мрачный инженер что-то повернул. Тотчас контрастный свет сменился мягким, зеленоватым.

— Ур-р-а-а!!! — взвыл переводчик, внеся диссонанс в дружный рёв молодых голосов. А со стен лился уже нормальный, эмоциональный перевод:

— Ура фантому!!!

— Вот это специалист!!

— Да выкинь ты эту рухлядь, дружище! Все уши повяли от его хрипа!

Подскочил теперь уже сияющий инженер, сильно стиснул руку:

— Извини, я тебя обидел! Мне так неловко.

— Да что ты, все в порядке…

— Я Мишнель! Будем знакомы.

А он видел лишь восторженные глаза той фантомочки. Тёплый комок подкатил к горлу. Инопространственники благодарили, жали руки, хлопали по спине — словно он был их давним приятелем. В ответ Вовка пытался улыбаться, не отводя взгляда от звёздной девушки. Она тоже подошла. Ком разросся до невероятных размеров, мелкая дрожь пробежала по телу. Все непроизвольно замолчали. А «фантомочка» взяла его за предплечья, с силой притянула к себе и долго чувственно поцеловала! Мягкая влажная сладость первый раз тогда обожгла ему рот. Жаркая волна ударила в голову, а сладкая истома охватила подбрюшье. Словно сквозь вату услышал одобрительный рёв. Под градом двусмысленных шуточек неожиданно понял, что инопространственники очень молоды. Не старше 25 лет. А главное, что и к нему они относились, как к равному!

Системы ожили, и фантомы весёлой толпой убежали работать. А Вовчика отвели в корабельную оранжерею, где причудливо сплетались листья, цветы, яркие непривычные плоды, стебли, корни и физрастворы. Буквально через пару часов работа экспедиции была завершена. На прощание молодые учёные наперебой начали дарить ему диковинные сувениры. Даже отдали злополучную анабиозную ванну. Да ещё и накормили обедом. Блюда из бортовой системы жизнеобеспечения оказались такими же приятными, как и их творцы. Умял аж три порции.

Долгим взглядом, держась за руки, простился с Зоринкой. Он ей понравился!!! А затем корабль-посредник рванул вверх, озарив небо пламенем фейерверка. Очевидно, это был ещё один, прощальный привет ему. От визита фантомов осталась лишь яма в «карьерах». Словно кто-то вывез оттуда пару кузовов глины.

* * *

Вовчик медленно выходил из грёз. В спальне по-прежнему бухтели младшая Феоктистова и одна из Зубровых. Но что-то произошло. Не сразу понял — гудения больше нет! Подскочил к «тюльпану». Тот оставался неподвижным, хотя теперь безмолвствовал. «Рычаг времени» стоял в прежнем положении. Блин! Что с ним? Взгляд метнулся вдоль аппарата, по сращённым шнурам, к розетке. Электричество?

Несколько раз щёлкнул выключателем. Точно! Свет отключили. Ёлки ж ты зелёные!!! Увлечённые разговором девчонки, похоже, пока не ощутили изменений. Но что делать-то?! Емельянов выдернул и снова воткнул в сеть приделанную ими вилку. Без толку! Попробовал руками отщёлкнуть рычаг. Тот будто залип во включенном положении. Паника накрывала всё больше. Все попытки наталкивались на равнодушие техники. Вот и девчачий разговор стих. Подросток изо всех сил вцепился в створку «лепестка» и попытался открыть.

Неожиданная вибрация отбросила назад. Громко загудел холодильник в коридоре. Девчата опять над чем-то засмеялись. Электричество дали! Теперь Вовчику уже хватило смелости осознанно выдернуть вилку. «Тюльпан» опять смолк. Но — не открылся! Пришлось включить. По некотором размышлении, Емельянов успокоился. Ведь если холодильник ненадолго выключается, продукты в нём не портятся. А анабиоз — это та же заморозка! Или нет?.. Непроизвольно представил, во что превращается оттаявшее мясо.

Неожиданная вибрация отбросила назад. Громко загудел холодильник в коридоре. Девчата опять над чем-то засмеялись. Электричество дали! Теперь Вовчику уже хватило смелости осознанно выдернуть вилку. «Тюльпан» опять смолк. Но — не открылся! Пришлось включить. По некотором размышлении, Емельянов успокоился. Ведь если холодильник ненадолго выключается, продукты в нём не портятся. А анабиоз — это та же заморозка! Или нет?.. Непроизвольно представил, во что превращается оттаявшее мясо.

Глава 4

6699 год от Сотворения Мира, 8 июня. Королевство Норман.

Гонец в пропыленном плаще и балахоне поверх кольчуги, остановился перед каменной громадой замка, требовательно протрубил. Когда в бойнице показался стражник, открыл бармицу железного шлема, начищенного до зеркального блеска:

— Шевалье д`Гисборн. С известием к барону де Шансону!

Отважного помощника Фалезского шерифа здесь хорошо знали, поэтому подъемный мост почти сразу опустился, а кованая решетка, закрывавшая вход, гулко поползла вверх. Всадник неторопливо въехал во внутренний двор, спешился у каменного колодца. Хозяйственно проследил, чтобы его дестриэ сначала поводили по кругу, прежде чем дать воды, а затем насыпали коню полную меру овса. И лишь убедившись, что с соратником всё в порядке пошел за услужливо открывающим двери солдатом.

Вскоре гонец уже сидел за столом в полутемном зале донжона — центральной башни замка. Проёмы узких стрельчатых окон пропускали мало света, поэтому на стене дополнительно горел факел. Гость ловко орудовал ножом, разделывая прожаренную ляжку кабана. Рядом грудились краюхи горячего хлеба, тарелки с зеленью и большая деревянная кружка, ячменное пиво в которую регулярно подливал сам хозяин. После каждой новой порции д`Гисборн с силой чокался с бароном, чтобы от удара эль выплёскивался и попадал в чашу сотрапезника. После этого можно было пить, не опасаясь наличия в предложенном яда. Де Шансона злила пунктуальность шевалье, выполнявшего при шерифе полицейские функции. Но, зная его нрав, барон сдерживался.

Сам он лишь пробовал новые порции пива, демонстрируя их безопасность. Грива соломенных волос лежала на широких плечах, а пышные усы придавали угловатому лицу добродушное выражение. Но холод бледно-голубых глаз говорил о жесткости обладателя. Наконец, гость насытился и откинулся на спинку скамьи:

— Третьего дня этот мерзавец, Робин Худ, напал в пределах твоего феода на святого приора из Тюри-Аркура.

— Да в дупло приора! — де Шансон словно только и ждал этого. — Мне глубоко плевать на всех толстых ублюдков, вместе взятых! Включая кретина Худа. За моими кошельками он не охотится. Ты же знаешь, что я хочу услышать!

Д`Гисборн улыбнулся и потёр пальцем переносицу:

— К сожалению, мы ещё не располагаем точной информацией.

— Я уже второй год это слышу! А между тем моих солдат по-прежнему режут!

— Да, ты прав. Дело действительно несколько затянулось.

— Затянулось?! Да я уже почти полностью сменил гарнизон!

— Успокойся, барон! Собственно, поэтому я и приехал. Мы поделимся с тобой и недостоверной информацией.

— Давно бы так! — чуть поостыл де Шансон.

— Дело в том, что меж крестьян всё настойчивее расходится слух о «рыцарях-оборотнях» из Фалезского леса. Причём, напрямую о них стараются не говорить. Потому что якобы даже упоминанием уже можно накликать на себя несчастье.

— Надеюсь, ты, благородный сэр Гаий, этого не боишься?

— Я-то нет! — д`Гисборн усмехнулся. — Положение обязывает. Так вот утверждают, что эти твари никогда не показываются людям. А тех, кто их увидел, ждёт смерть. Так что совсем нетрудно понять отсутствие сведений у стражи.

— И что случилось? Кто-нибудь выжил?

— Нет. Но мы определили их почерк. «Оборотни» нападают только на солдат и священнослужителей. А в последнее время ещё и на одиночных владетелей или на свиты без рыцаря. То есть ищут не столько добычи, сколько схватки. Деньги для них — это что-то вроде приза победителю. Как не трудно догадаться, бой они всегда выбирают такой, победа в котором не вызывает у них сомнений. Складывается впечатление, что твари упражняются, убивая. Причём, успешно. Что характерно, в отличие от других разбойников, «оборотни» очень редко забирают что-то из оружия и снаряжения жертв. А также НИКОГДА не берут пленных! Что, мягко говоря, странно. Суммы от возможных выкупов просто несопоставимы… Но они, по всей видимости, довольствуются лишь тем, что забирают у мёртвых.

Де Шансон слушал с большим интересом, и шевалье продолжил:

— Помнишь щенков, напавших на тебя в позапрошлом году?

— Я же говорил, что был пьян и помню только драку! Да и то смутно. Причем тут те сопляки? Они же не убили меня, как эти твои «оборотни». Это я уложил двоих. Правда, когда упал без сознания, их сообщники раздели меня до нитки.

— Вот это-то и смутило. Но недавно на плаще жертвы я обнаружил кое-что!

Д`Гисборн достал испачканный бурыми пятнами плащ и расстелил на столе.

— Ну и что это? — де Шансон добросовестно попытался что-либо разобрать.

— Это отпечаток герба «оборотня». Очевидно, когда из живота жертвы хлынула кровь, она залила щит убийцы, и тут его накрыло плащом. А преступник не заметил этого, или же не обратил внимания. А теперь сделаем вот что…

Шевалье снял со стены новый щит барона, мазнул сажей из камина и оттиснул герб на белой скатерти. Увидев заметное сходство, де Шансон схватился за меч:

— Ах ты, сволочь! Ты хочешь сказать, что я…

Д`Гисборн мгновенно обнажил оружие:

— Надеюсь, что не ты! Даже почти уверен.

— Тогда ничего не понимаю!

— Я же спросил, помнишь ли ты щенков? Ведь их сообщники взяли твой щит.

Де Шансон в задумчивости опустил меч:

— Точно, мой щит!

На обоих оттисках угадывалась кабанья голова и роза.

— Вот сволочи-то!!!

— Успокойся! Теперь о деле. Мы предполагаем, что «оборотни», это такие же молодчики, как и убитые тобой. Необычная одежда, которая тебя поразила тогда, говорит, что эти мерзавцы, скорее всего, иностранцы. Потому и прячутся. Но кто-то им всё же помогает. Переводят же «оборотни» трофеи хотя бы в еду. Вот только на рынках Фалеза и вотчин иностранцы давно не появлялись. Так что мы решили покончить сразу с несколькими проблемами. А для этого необходим твой гарнизон.

— Я-то здесь при чём? — нахмурился барон.

Красивое лицо шевалье, со свежим рубцом от топора должника, расплылось в улыбке. Всё же, при всех рыцарских доблестях, барон до неприличия жаден.

— Тебе принадлежит большая часть леса. С нашей помощью можешь навести в ней порядок. Сразу разделаемся и с бандой Худа, и с «рыцарями-оборотнями».

— Заманчиво. Что предлагает твой шериф?

— С соседями мы договорились о неподвижном блокировании их частей леса.

— Правильно, эти трусы только на неподвижное и способны!

— Подожди, не перебивай. Латники шерифа, усиленные моей конницей, начнут прочесывание со стороны Фалеза. А ты, со своими вассалами, атакуешь со стороны Шансона. Мы зажмем этих бродяг в «клещи» и раздавим.

— И что? Мои солдаты смогут спокойно ездить с поручениями?

— Вне всякого сомнения! Кроме того купцы, рыцари, священники — все поедут через баронство, платя законный налог. На подготовку получишь 20 экю золотом. И, естественно, все трофеи с операции. А главное, закончишь историю с «оборотнями»!

Барон задумался. Всё, о чём говорил умница д`Гисборн, было верно. Ни купцы, ни соседи, с которыми де Шансон ещё не успел подраться, действительно давно не навещали его. И в первую очередь, из-за разбойников.

— Решено! — хлопнул он ладонью. — Где моё золото?

Шевалье отстегнул с пояса небольшой кошель и бросил на столешницу. Не оборачиваясь, пошел к отдохнувшему дестриэ. Его задача была выполнена.

Через два дня началась громадная полицейская охота. Однако барон решил одним ударом убить сразу двух зайцев — прочесать лес от разбойников, а заодно и посетить деревню Солми, что опять не заплатила оброк. Для этого он несколько «подправил» план. В направлении деревни двинулся лично, с лучшими воинами, чтобы собраться в ударную группу и забрать в Солми всё, что сочтет нужным. Как уже частенько поступал. Прочёсывание же продолжит редкая цепь всадников. В случае встречи с разбойниками они звуками рога призовут основной отряд. Ведь если учесть, что лес большой, то крайне маловероятно, что именно в этом месте произойдет обнаружение шайки Робин Худа или «рыцарей-оборотней».

Правда, смущало то, что всё сильное население деревни наверняка окажет сопротивление. А новое столкновение с идиотами крайне нежелательно. Они ведь продукты выращивают! Да и дерутся, как прижмёт, отчаянно. Так что бой не нужен. По крайней мере, до тех пор, пока солдаты не укроются в замке… Но тут в голову де Шансона пришла простая, но поистине гениальная мысль.

* * *

Минуло 2 года как советские подростки попали в параллельный мир. Теперь у них была своя избушка. Её поставили не очень далеко от домика бабушки Линде, в глухом углу леса. Правда, жили они там лишь зимой, да в долгое ненастье. Всё так же помогали колдунье, браконьерствовали, тренировались, ходили в засады.

Друзья выучили ромейский язык, и знали, что чащоба, в которой довелось оказаться, получила название от крупного города-крепости Фалез. Управлял там шериф (он же — «граф»), которому принадлежала вся окружающая местность с деревнями на многие лье вокруг. Её жители не отличались зажиточностью, в связи с чем почти не держали рабов. За исключением редких владетелей замков, да нескольких ремесленников, у которых запасы еды всегда водились.

Ещё понравилось то, что в Фалезском лесу вот уже несколько лет действовала шайка разбойников некоего Робин Худа, якобы — непревзойденного лучника. Составляли её отчаянные беглые рабы, которые гордо именовали себя «вольными стрелками». Поневоле опять напрашивалась аналогия со своим средневековьем.

— Похоже, и здесь не повезло! — как-то заявил Николай. — У нас-то Робин был по фамилии «Гуд», то есть «хороший». А здесь — «Худ»: «худой», «плохой».

— А, не переживай. Поживем-увидим! — философски отмахнулся Владимир. — Мы и сами-то… Далеко не подарки.

Мучительные боли уже почти не донимали его. Внутричерепная опухоль рассасывалась, убирая разрушительное давление на личность. «Волко-человек» всё больше становился прежним. Но изменения в психике закрепились. Феоктистов теперь искренне ненавидел «благородных» и философски относился к собственной жизни: «Умри ты сегодня, а я — завтра!» А Зубров привычно тянулся за вожаком.

Друзья сильно окрепли, раздались в плечах. Средний рост местных ничем ни отличался от людей их родного мира. Приходилось наращивать мышечную массу, чтобы хоть как-то заполнить трофейные кольчуги. Нападения из засады прочно вошли в жизнь, как ответ жестокости этого мира. Как-то, в одной из первых бесед, бабушка Линде сказала, что выжить здесь пришельцы смогут, если признают верховенство всех существующих видов власти. Или — если сами станут сильнее и беспощаднее прочих. Почему-то первый вариант «волко-людей» не устроил.

Потеряй они свой мир, родственников и друзей в зрелые годы, у друзей могло вообще ничего не получиться. Но в подростковом возрасте даже самые страшные беды воспринимаются как игра. Юный просто не в состоянии представить, что всё, в том числе и его жизнь, может завершиться. Молодость живёт ожиданием, она беспечна и полна надежд. И хотя ребята не представляли, как можно выбраться из западни пространства-времени, оба уверенно ждали лучшего. Тоскливые месяцы заполняли тренировками, отчаянными рукопашными схватками и суровым бытом. Это заглушало страх, подбадривало событиями и впечатлениями.

Хотя если бы кто-то спросил друзей, зачем они настойчиво лезут под клинки феодалов и убивают сами, вразумительного ответа не получил. Причина крылась на уровне подсознания: они мстили. Сразу всей враждебной действительности. За постоянный ужас, за первую беспомощность перед иномирьем и лишение надежд. И с каждой победой словно одолевали какое-то чудовище, жрущее их изнутри.

Ещё первой зимой «бабушка Линде» настрого запретила лизать кровь убитых:

— Так вы лишь очерствеете, внучки, да в обычных оборотней превратитесь! Дикая жизнь, и плохой конец на серебряном копье. Либо костре. А вам славными рыцарями стать надлежит! Героями легенд и сказаний. Вы уж постарайтесь!

Основным источником дохода теперь были трофеи от нападений. Благодаря им, с помощью бабушки Линде, разобрались в непривычной денежной системе. В обращении здесь ходили золотые и серебряные монеты. Самая мелкая, «деннарий», представляла грубый кругляш, чуть больше советского металлического рубля. На одной стороне отчеканен вписанный в круг крест, с тремя зубчиками на каждом кончике, и надпись. Буквы напоминали и латиницу, и кириллицу. Причём, крест как буква там тоже присутствовал. На обратной стороне ещё круг с надписью, уже другой, и в центре что-то непонятное. Оказалось — вензель правителя.

12 имперских деннариев составляли 1 золотой солид, а 20 солидов — фунт. Это был высший денежный номинал. Изготавливался он в виде длинного серебряного (реже — золотого) прутка, с теми же крестами и кругами на торцах, а так же тонкими рисками по бокам, по которым его можно было разрубить на 20 брусков, соответствующих солиду. Носили фунт вокруг шеи либо на руке, свернув в браслет. А его вес примерно равнялся русскому дореволюционному — чуть меньше полукилограмма.

Имелась в Нормане и собственная золотая монета, экю. Там крест красовался не в круге, а внутри рыцарского щита. Денежка была аккуратная, красивая. Но вот драгметалла содержала меньше, чем солид. Расчет обычно шел по 51 деннарию за 5 экю. Кроме того, имелась монета в 3 экю, «тетрадрахма», и хазарский золотой цехин, номинал которого не дотягивал даже до 9 деннариев. Поэтому при сложных расчётах тут просто взвешивали все имеющиеся деньги, высчитывая количество фунтов по простому правилу: 1 часть золота равна 4 частям серебра.

Сначала, конечно, всё показалось достаточно сложным. Тем более, даже с «деннариями» возникали проблемы — для бытовых расчётов и это было слишком много. Но затем всё устаканилось. Друзья просто начали отдавать трофеи бабушке Линде. То есть промышляли они обычным разбоем. По их понятиям, благородным. Ни разу не обидели ремесленника или крестьянина, нападая исключительно на «буржуев». Не гнушались и ростовщиками, сведения о которых собирали в окрестных городах и поселках, переодеваясь простолюдинами.

С помощью беспощадного промысла «оборотней» местные избавлялись от жестоких и разорительных процентных займов. Поэтому, до поры, не сдавали их страже. Хотя, конечно, многие обращали внимание на странную пару молодых уверенных чужаков в пеньковом рубище и новых домотканых штанах.

После того как «волко-люди» убили несколько человек, зачем-то слонявшихся по чащобе неподалеку от их логова, о них начала распространяться слава лесных «оборотней» с рыцарскими титулами. Это удивляло, но оказалось кстати. Потом-то выяснилось, что к распространению слухов была причастна «бабушка Линде». Которая даже применяла для этого какие-то свои необычные способности.

Много позже ребята поняли, что сверхъестественный благородный титул должен был отпугнуть большую часть родственников их жертв. Ведь в Нормане жили по закону кровной мести — за лишение жизни отвечали своей. Но при этом простолюдины почти не могли призвать к ответу феодала, а «благородный» не обязан был всенепременно лично отлавливать нечисть, сгубившую его близкого.

Несмотря на атеизм, друзья вынуждены были признать, что что-то такое колдунья, действительно, могла. Дополнительно к магическим методам лечения. Например, подаренные ей амулеты на самом деле защищали от боевого железа. Например, однажды бронебойная стрела, выпущенная в Феоктистова почти в упор, сломала ему два ребра, но не пробила кольчугу. Хотя после боя он сам, из того же лука, прутом со злополучным наконечником, насквозь пришпилил свой доспех к стволу дуба.

На них больше никогда не нападали волки и другие хищники. Хотя до встречи с бабушкой это была основная здешняя напасть. Не встречались им и разбойники, которых, по слухам, вокруг имелось в достатке. Но самое странное происходило на болотах — там они порой видели такое, о чём потом старались не говорить даже друг с другом. Настолько необычными были чары пугающе-соблазнительных гибридов людей, животных и прочих существ… Похоже, здесь марксистко-ленинский материализм не работал. Или сильно сбоил.

Колдунья по-прежнему лечила крестьян заговорами, отварами и обрядами. Поэтому в овощах, яйцах и сыре недостатка не испытывала. Другой вопрос, что она не могла прокормить сразу трёх человек. Тем более, существование друзей, по общему уговору, старались как можно дольше сохранить в тайне. А вот их разбойничьи дела шли всё хуже. Богатые люди почти не появлялись в страшной части Фалеза. Особенно небольшими группами. Для промысла приходилось уходить в поход с двумя-тремя ночёвками. Даже простолюдины, которых они никогда не трогали, искренне считая себя потомками рабоче-крестьян, и те стали реже ходить по лесным тропам.

Настал день, когда бабушка ушла в деревню с последней «рубленкой» (четвертинкой деннария, на которые крестьяне делили монету для повседневных расчётов. Коля ускакал на разведку и за водой, а Владимир принялся снова расчесывать гриву своего Вихря. Благодаря помощи многоопытной ведуньи за первое лето и осень они смогли приручить обоих трофейных жеребцов — рыцарского дестриэ, и охотничьего гнедого убитого егеря. Сначала-то лошади не подпускали их к себе, но затем колдунья не сделала мальчишкам специальные амулеты. Непонятно, что в них было, но теперь кони не убегали и позволяли прикасаться. Хотя явно боялись ребят.

Пришлось сначала освоить сложную науку ухода. Оказалось, что кормить и поить лошадей нужно в строго определенном режиме. А также регулярно купать, чистить и тщательно обследовать. Ведь конь может повредить копыто, заболеть (например, съев что-то не то). Требуется постоянно осматривать его ноги (прежде всего, нет ли трещин на копытах), шею и бока (на предмет ушибов), спину (потёртости). Оказывается, на лошади, чуть сбедившей ногу или натершей спину, ездить вообще нельзя! Наконец — это просто высокоразвитое, сильное и опасное существо. С характером! Который часто проявляет в самый неподходящий момент.

Лишь поздней осенью бабушка разрешила сжечь усмирительные амулеты. Лошади уже привыкли к друзьям. С этого момента начали учиться седлать и сидеть на животных. Оказалось, что вороной Ураган больше признавал Николая, а более смирный гнедой Вихрь радовался Володьке. Почти год ушёл на то, чтобы почувствовать единение с конём и научиться уверенно перемещаться вместе с ним разными аллюрами.

Самым сложным оказалось удерживаться при этом без помощи рук. Которые у боевого всадника всегда заняты оружием. Сначала тренировались в верховой езде на шаге, затем при рыси и уж только потом на галопе. Теперь ребята большую часть времени проводили в трофейном боевом облачении, приучая себя к тяжести и неудобству движения в кавалерийском доспехе. А любую конную прогулку превращали в изнурительную тренировку с копьём, топором либо мечом.

Вот и сейчас Феоктистов снял лишь укреплённые кольчугой перчатки и открыл забрало. Он с удовольствием вдыхал ароматы сена, стожок которого только что сложили под новым навесом. Но мысли бродили невеселые. Тщательно восстанавливал в памяти план известной части Фалеза, прикидывал, где можно устроить засаду. Если дальше так пойдет, жевать придется то же, что и коням.

Как всегда в минуты грусти, мысли плавно скользнули в свой мир, откуда они так неудачно исчезли. Что-то было не так в их истории с «неисправной анабиозной ванной»! Нелогичное. Да и Николай с этим согласен. С какой стати учёным чужого мира отдавать незнакомому землянину часть своего, пусть даже и неисправного оборудования? Это ведь не чья-то личная вещь, а государственное имущество! Его наверняка можно было починить по возвращении.

Помнится, даже в каком-то фильме герой восклицал: «Да ты что, сукин сын, самозванец, казённые земли разбазариваешь?» Так никаких «тюльпанов» не напасёшься! Стоит-то такой, поди, о-го-го сколько. Куча высокоинтеллектуального труда в него вгрохана. А эти придурки вдруг взяли и так просто подарили прибор мальчишке из параллельного мира?! Да это всё равно, что с атомного ледокола первому же встречному чукче обогреваемый гальюн отдать… Ладно бы у инопространственников, к примеру, от удара метеорита возникла проблема с топливом. Тогда, действительно, пришлось бы максимально облегчать корабль для старта. Но ничего такого, судя по рассказу Вовчика, там не было. Зачем же тогда пришельцы отдали «тюльпан»?! Да и ещё кучу вещей. Тот же пояс «воздушной подушки»… Логичное объяснение напрашивалось только одно — это было сделано умышленно. С санкции своего руководства. Имелась у этих молодых учёных какая-то своя цель. Которая оправдывала средства.

Из задумчивости его вывел громкий крик. Бабушка! Похоже, бежит к дому по тропинке, за кустами её не видно. Левой рукой схватил щит, а правой меч. Он уже достаточно уверенно владел этим «буржуйским» оружием. Прикинул направление и помчался наперерез. Проломился сквозь подлесок и выпрыгнул на тропу.

Прямо на Феоктистова, хватая ртом воздух, бежала бабушка Линде. Сил кричать у неё не было. Перекошенное лицо залито кровью. С развевающимися седыми космами, она как никогда походила на страшную Бабу-Ягу. Следом, почти доставая её топорами, неслись три воина в коже. А за ними, ярдах в семидесяти, с вилами, косами, заступами и граблям, небольшая толпа крестьян.

— Вот она, сволочь! Бей её! Бей!! Бей ведьму!!!

Появившаяся на дорожке фигура в подранном балахоне присела, подняла щит и довернула меч. Резким кивком опустила забрало. Бабушка буквально просияла, увидев одного из своих «волчат», и резко свернула. Преследователь с треском опустил топор не на её мягкую спину, а на невесть откуда появившийся щит. По инерции сам налетел на преграду. И почувствовал в своём животе чужой клинок.

Два его товарища успели отвернуть и развернулись. Но новый противник, вращаясь, уже выскользнул из-под раненого. Широким дуговым ударом отбил топор правого солдата и сбоку врезал по голове ребром щита. Отпрыгнул, уходя от атаки левого. Не останавливаясь, рубанул его по закрытой кольчугой шее.

Затем «волко-человек» яростно заорал. Великоватый ему, вытянутый шлем с незакрепленным забралом вдруг срезонировал на усиление. Пораженные крестьяне остановились, и Феоктистов сильными уколами добил раненых. Его узнали. «Рыцарь-оборотень»! В прорехах пятнистой накидки, как чешуя, выглядывала вязь кольчуги, запачканная свежей кровью. Он повернулся к крестьянам. Испуганные мужики бросились прочь. Но из кустов, отрезая путь, появился второй лесной ужас. Верхом на коне, закрытом таким же самодельным камуфляжем.

— Стоять!!! — раздался «нечеловеческий» крик первого. — Стоять или вы все умрете!!!

Это подействовало. Побросав оружие, крестьяне бухнулись на колени. Истово и дружно начали креститься, умоляя Пресвятую Деву и святого Дунстана помочь. Друзья связали пленённых веревкой, что догадливо принесла бабушка, собрали сельхозинвентарь и приступили к расспросам. Теперь, когда угроза его «стае» миновала, Феоктистов вновь не воспринимал простолюдинов как врага:

— В чём дело, уважаемые? Почему вы так злобно накинулись на эту женщину?

Насмерть перепуганные крестьяне молча таращились на «оборотня».

— Кажется, я знаю, в чем дело! — неожиданно сказал Николай. — Я тут к Солми наведался. В неё на рысях вошел конный отряд. Оттуда потом бабские крики и визги понеслись. Похоже, солдаты веселились. Из деревни они выехали караваном в 27 повозок, с барахлом, продуктами и связанными пленницами.

Горестный вой был ответом. Тёмный верзила вдруг рванулся из пут:

— Сволочь, я убью его!

И порвал веревку. Николай не растерялся и тут же, словно оглоблей, огрел детину копьём. Древко сломалось, но череп у мужика выдержал. Оглушенный, он снова осел к связанным. Уже седеющий крестьянин грустно произнес:

— Говорил я вам, что оброк нужно платить! А теперь не только добро наше барон забрал, так ещё и девки в рабство попали. Да и самих оборотням скормили.

— Да, Эл! — отозвался второй. — Обдурил нас хозяин. Да и сами хороши! Разве может ведьма сразу у всех коров молоко застоять? Баб нужно было пороть, чтоб выдаивали скотину, а не за ведьмой гоняться. А теперь, почитай, пропали!

— Так это солдаты барона натравили вас на колдунью?

— А то кто же, клянусь святым Виттом! — уже смелее откликнулся второй мужик. — Она, говорят, у коров молоко в вымени застаивает, чтобы животные мучились и дохли. А мы-то и поверили! Действительно, ведь орёт скотина благим матом. А сейчас-то понимаю, что как оброк платить перестали, да на себя работать начали, бабы три раза коров уже не доят — некогда. А они, сердешные, и орут!

Феоктистов искренне расхохотался:

— Здорово же вы лопухнулись! Теперь, значит, и добро ваше, и девки преспокойно к хозяину отошли?

— Так он же, поди, сволочь, знал, что ведьма рыцарей-оборотней вызовет!

— Ну, это вряд ли. А вот что деревню без защиты оставите — сообразил.

Мужики поникли. И тут раздался голос бабушки Линде:

— Внучата, помогите им!

И опять подсознание восприняло просьбу «праматери-волчицы» как приказ. Тем более у Зуброва были кое-какие задумки. Он поделился ими. Друг и пленные горячо поддержали. Оказалось, барон де Шансон давно не пользовался любовью народа, так как всё чаще брал оброк грабительскими вылазками. Это приносило ему гораздо большую прибыль и обновляло поголовье рабынь-наложниц. Стоит ли удивляться, что вскоре вооруженные крестьяне во главе с Николаем отправилась в погоню за своим же феодалом. А Владимир вызвался в одиночку задержать его отряд до подхода мстителей. Дополнительно надел поверх кольчуги железный панцирь-торакс, заменил меч на более привычный топор и порысил через лес.

Вообще-то, его задача была единственным слабым звеном стройного плана Зуброва. Срезав путь вокруг лесного болота, только всадники могли перехватить обнаглевших грабителей. Но вот их-то у новой стаи оказалось всего два.

* * *

Отряд де Шансона отъехал уже мили на две от Солми, когда справа в подлеске послышался характерный треск. Солдаты переглянулись и опустили пики. Они не ожидали погони так быстро! В голову немедленно выдвинулся большой черный рыцарь, любимец барона, сэр Кристофер де Гретевил. Он был младшим сыном в семье барона де Нормес, и не мог рассчитывать на получение земли и титула по наследству. Поэтому с детства готовился заработать их своим мечом. Де Шансон заметил молодого искусного шевалье на турнире в Тюри-Аркуре, после которого 17-летний Кристофер собирался в крестовый поход. Барон выступил в роли благодетеля и выделил ему надел с деревней Гретевил. Чем избавил честолюбивого юношу от опасного пути и приобрел верного рыцаря-вассала. С тех пор сэр де Гретевил не раз побеждал в турнирах, увеличивая состояние и поддерживая боевую форму. А сюзерен со спокойной душой поручал ему все опасные дела.

Де Шансон поднял руку к забралу, да так и застыл — на дорогу выскочил тяжёлый кавалерист. Неплохо! Но — один против четырёх рыцарей и тридцати конных пикинеров? Неужели нападёт? Враг выбросил из-под руки копье, зафиксировал локоть ремнём и установил древко в упор щита. То же проделывал сэр де Гретевил.

— Смельчак! — уважительно протянул барон. Его глаза даже вспыхнули симпатией. Впрочем, ненадолго. Кони рыцарей уже начали разбег. Де Шансону рассмотрел герб нападавшего — серебряный грифон на лиловом. Но это же не сэр де Бугвиль! Того в прошлом году убили разбойники. К тому же знакомая незаконченность движений, какая-то лихорадочная неуклюжесть. Ах ты! Да это же тот сопляк!! «Оборотень», заколотый им два года назад! Живой, тварь!!! Но значит где-то рядом ещё, как минимум, один. Тот, у которого щит де Шансона. Наверняка, сидит в засаде!

— Сомкнуть строй! — закричал барон. — Смотреть в оба!

Поэтому сэр Кристофер, уже выскочивший за пределы каравана, дальше поскакал в одиночестве. А Владимир, неожиданно оказавшись перед небольшим войском, даже не испугался, а скорее удивился. На него надвигался рыцарь в чернёных доспехах, на вороном коне. Щит наискось перечеркнут алой полосой с белой лилией в центре. Прямо «демон тьмы».

— Скотина! — Феоктистов вдавил шпоры в бока Вихря и сжался перед ударом. Через железные глазницы виднелись трепещущие перья на шлеме быстро приближавшегося противника. Но их всё время перекрывал наконечник копья, никак не желавший оставаться в заданном положении. Знакомая картинка. Где-то он её уже видел. В кино, что ли? Руки уверенно держали оружие, но в голове царил сумбур: «Куда его направить?!» Это был первый честный турнир «оборотня». За краткие секунды успел прицелиться в «окошко» между щитом и шеей вороного.

Чёрное копьё врага с силой въехало по лбу (показалось, или из глаз при этом вырвалось по снопу искр?), разорвало броню, рассекло кожу… и ушло на рикошет. Великоватый шлем, дёрнувшись на ремне, отбросил от головы смертельный удар. А наконечник оборотня, скользнув по краю щита, с треском проломил вражеский нагрудник. Ещё ничего не видя после оглушительной затрещины, он едва сдержал рванувшееся из рук древко. Остановленные ударом кони вздыбились, продолжая лягать и кусать друг друга. Соединившее всадников копьё с треском переломилось. Сэр де Гретевил обеими руками ухватился за обломок, торчавший из его груди. Но в седле удержался. Володька бросил свой остаток древка, выхватил топор и рубанул вороного по шее. Тот рванулся и сразу сбросил седока. Чем отгородил разбойника от подошедшего конного строя.

Всё равно удар доброго десятка пик, даже потерявших убойную силу и пришедшихся на щит, чуть не смахнул с лошади. А затем обрушился настоящий железный дождь. Правда, остервенело молотившие воины не кололи коня, желая сделать подарок барону, а шарахавшийся Вихрь больше половины их стараний сводил на нет. Да и «оборотень» отчаянно отбивался топором и щитом.

Но все же сначала один наконечник пробил панцирь, затем второй. Хорошо, что из-за спасительной кольчуги раны получались неглубокие и причиняли больше беспокойства. От боли Феоктистов потерял счет времени. Сколько он уже терпит эту муку? Минуту, десять, час, день? Сознание начинало медленно уплывать из сражающегося тела. Вдруг дождь копейных ударов прекратился.

«Господи! Неужели подошли друзья?!»

Увы, нет! Конники раздались в стороны, образовав ощетинившийся пиками коридор. А в начале изготовился к бою… Коля?! Да нет, этот рыцарь не был Зубровым. Хотя на его лиловом щите тоже кабан и роза. Якорный бабай!!! Да это же тот «буржуй»-убийца! Выжил, значит. А что, собственно, делать? Продвижение навстречу начавшему разгон рыцарю, закрыто коридором пик. Поворачивать назад, значит погибнуть от удара в спину. А на месте отбить копьё, несущееся с почти тонной инерции, почти невозможно. Все же разбойник поднял щит.

В этом миг из леса с криком посыпались вооружённые крестьяне, а из-за стволов вылетели двухфутовые стрелы. Залп сразу сбил с коней почти половину солдат. «Коридор» распался. Барон приостановился, но тут же вновь дал шпоры. Поздно! Оборотень успел подобрать «освободившуюся» пику и скакал навстречу.

Ветви вековых дубов сплетались над дорогой подобием живой арки. Что-то там затрещало. Всадники уже почти сшиблись, когда ЭТО рухнуло прямо на древко Феоктистова. Пику воткнуло в землю, а оборотня вырвало из седла. Отчего удар барона пришёлся не в голову, а в щит. Литая пластина разлетелась. Но безжалостное копьё пробило ещё и торакс, вырвав из него кусок железа, вспороло кольчугу, располосовало левый бок… И только тогда сломалось, завертев тело «оборотня» как волчок. Так он и грохнулся с пяти футов на утоптанную землю.

Тем временем Николай удачно нанизал на копьё солдата, а затем долго махал топором, пытаясь достать ещё кого-нибудь. Крестьяне толпой забивали своими сельхозорудиями кольчужных грабителей, отбивавшихся пиками. С дерева же упал молоденький паренёк с большим луком. Он поднялся над оглушённым оборотнем и опередил своим выстрелом второго вассала, поскакавшего вслед за де Шансоном. Рыцарь ловко соскочил с убитой лошади и непременно зарубил бы юношу, если бы не подоспевший крестьянин. Тот без затей обрушил на врага заступ. Вдвоем они одолели грабителя. Барон с последним вассалом под градом стрел, бьющих в их броню, вырвались из окружения. Остальные налётчики погибли.

Выжившие в схватке крестьяне пошли по домам со спасенными дочерьми и имуществом. Но сначала поклялись не нападать больше на колдунью и «рыцарей-оборотней». Как, впрочем, и ничему не верить без доказательств. Слишком уж дорогую цену пришлось заплатить за эту науку. А многочисленным мёртвым было уже всё равно.

* * *

Ещё начиная атаку, Николай заприметил телеги со связанными девушками. Поэтому, когда с грабителями было покончено, направился их освобождать. Ярдов за двадцать перевел коня на шаг, снял шлем и широко заулыбался. С непривычки даже чуть не вывихнул челюсть. Два года он не видел хорошеньких женщин! Не считать же таковой «бабушку Линде». А пленницы, несмотря на бесформенные домотканые платья, все как одна казались ослепительными красавицами. Даже в беспомощном положении при виде подбоченившегося всадника они начали тихонько хихикать и постреливать глазками.

Лишь одна нетерпеливо рвалась из верёвок и глядела куда-то в сторону. От этого её светло-коричневый подол постоянно обнажал округлые крепкие голени. Такие, что Зубров аж поперхнулся. Наконец, очаровашка повернулась, и Николай смог оценить красотку. Хорошо заметная грудь, широкие плечи и узкая талия. Над всем этим — копна тёмных прямых волос, с длинными, выгоревшими на солнце прядями, которую почти не скрывала косынка. И прехорошенькое строгое лицо. Пожалуй, слишком мускулиста, но это ничуть не портило впечатления.

— Ну и вкус у барона! — только и смог пробормотать Зубров.

Пленница прекратила попытки освободиться и как-то странно смотрела на него большими, коричневыми, яростно сверкавшими глазами. Коля слегка смутился, спешился и попытался отвесить ей галантный поклон. Но ещё больше сконфузился. Поэтому просто достал кинжал и перерезал стягивавшую руки веревку. Девушка тут же соскочила с повозки и куда-то умчалась. Не сказав ему даже простенького «Спасибо»!

— Кобыла бомбейская! — раздосадованный Зубров резкими ударами рассёк остальные путы. И вот тут красавицы облепили его пленительной гроздью. Поток объятий, к сожалению, плохо ощущаемых через кольчугу, и искренних поцелуев захлестнул Николая. Он мгновенно расцвёл и тут же забыл о неблагодарной.

А она с самого начала следила за первым появившимся рыцарем. Поэтому, едва получив свободу, побежала к месту его падения. Кто этот храбрец, сразивший де Гретевила и в одиночку сдержавший отряд пикинеров? Он не испугался боя с самим бароном! Отвага незнакомца тронула её сердце и теперь чем-то крепко держала. Поэтому, когда второй всадник разрезал верёвки, ему не досталось даже благодарного взгляда. Ведь поверженный одиночка умирал на дороге!

Над ним уже столпились вооруженные мужчины. Перед растерзанным, кое-как перевязанным поверх доспехов телом сидел на коленях плачущий мальчик в зелёной куртке и пытался снять смятый рыцарский шлем. Девушка присела рядом, уверенно расстегнула крепежный ремешок, и железо сошло с головы. Под ним оказалось молодое лицо, сплошь залитое тёмно-красным. Жуткий разрез лба и волосистой части уродовали наслоения сворачивающейся сукровицы.

«Неужели мёртв?!» — больно стиснуло сердце. Бросилась к ближайшей повозке, схватила флягу с земляничным вином и омыла его лицо. Слабенький спирт попал на обнаженное мясо, и храбр застонал.

«Жив!» — в груди сразу стало легко и приятно.

— Сэр рыцарь, сэр рыцарь, не умирайте! — тормошил его паренек. — Сэр рыцарь, это я, Джонни! Я хотел помочь вам убить де Шансона. Я очень хорошо стреляю, сэр рыцарь. Но ветки подломились. Простите меня, сэр рыцарь! Сэр рыцарь!!!

Тот оскалился. Николай, пребывая в сладком плену, услышал, как кто-то по-русски послал своего собеседника. А затем тот же голос протянул:

— Больно… Господи, как мне больно… Мама… Мамочка!!! Мне больно, мама!

Это же Володька! Блин, он же в одиночку дрался с отрядом! Зубров рванул на голос, растолкал группу мужчин. Даже не сразу узнал лежащего, возле которого сидели первая спасённая красавица и какой-то вооруженный мальчишка. Оба старательно освобождали части кровавого месива от железа и что-то перевязывали длинными холщовыми лоскутами. Которые один из крестьян методично отрывал от большой праздничной скатерти. Николай тоже бухнулся на колени:

— Володька, что с тобой? Володька! Очнись! Господи, да не умирай ты!!!

— Коля? — тот попытался приподнять голову. — Коля, как мне больно…

С трудом открыл глаза, обвёл всех затуманенным взором:

— Девушка, мальчик, рыцарь какой-то… Сплю, что ли?

И окончательно потерял сознание.

Глава 5

Очнулся Феоктистов снова на топчане бабушки Линде. Привычно пахло травами и химикалиями, чадила коптилка. Но было и отличие: рядом, неудобно примостив локоть на столе, спала незнакомая девушка. Не понял?! Внимательно осмотрел доступную обозрению часть лица. Ровная бровь и густые ресницы. Лёгкий бугорок скулы над нежной, слегка впалой щекой. Красивая, самой природой твёрдо очерченная линия губ. Из-под косынки выбивались тёмные волосы с выгоревшими светлыми прядями. Хм, где-то он её уже видел…

Неожиданно пронзила боль. Непроизвольно застонал, и незнакомка дёрнулась, уставилась карими, огромными с испуга глазищами. Володька хотел подняться, но новый спазм не дал это сделать. Розовая ото сна сиделка тут же упёрлась горячими сильными ладонями ему в грудь и мягко, но решительно положила обратно:

— Лежите-лежите! Рано вам. Бабушка говорит, вас даже трогать нельзя!

— Так чего ты трогаешь?

Симпатяшка испуганно отдёрнула руки, и он расхохотался. Впрочем, очередной приступ утихомирил. Но и та уже рассмеялась и поправила тюфячок под головой.

— Вот что, милочка, помоги-ка мне встать!

— Нет-нет! Вам нужно выпить отвар и сменить повязки!

— Ладно, не возмущайся. Давай сюда отвар, а повязки подождут.

Превозмогая боль, взял деревянную чашку и решительно опрокинул в себя.

— Он же горячий! — запоздало вскинулась красавица.

— А, ё…перный театр!!!

Торопливо залил в рот холодной воды. Наконец, смог перейти на ромейский:

— Раньше не могла сказать?!

Девушка виновато опустила голову, бархатные глаза сразу заблестели. Поэтому постарался «отключиться» от новой боли и спросил как можно более миролюбиво:

— Тебя как зовут-то, красавица?

Она замешкалась, посмотрела испуганно, но потом решительно представилась:

— Сусанна!

«Да, имечко, прямо скажем… Чем-то на леденец смахивает!» Ещё раз, сверху донизу осмотрел. От откровенно мужского взгляда сиделка аж запунцовела. А Феоктистов вдруг почувствовал, что тоже предательски краснеет. Юное сердце засбоило, забилось часто-часто. Накатило огромное смущение от этой нежданной близости. От того, что они совершенно одни, в этой тесной полутемной комнате. Он просто не знал, что делать в присутствии юной, искренне робеющей перед ним незнакомки. Красавица ведь, кажется, тоже что-то испытывает? Голова сладко закружилась. Молодой «оборотень» отвык от девичьего внимания. Даже слова застряли в горле. Оставалось лишь защититься от самого себя иронией: «А вообще — девочка что надо!»

Она словно услышала это. Широко распахнула свои карие глазищи и искренне улыбнулась. От чего сердце Володьки ещё раз ухнуло куда-то в район желудка. Он смежил веки и просто полежал, успокаивая некстати взбесившееся дыхание. Наконец, сообразил попросить её о чём-то конкретном:

— Сусанна, помоги мне выйти во двор!

Потом ещё пару минут с увлечением спорил с этой очаровашкой, доказывая, что все полученные им колото-резаные, а также прочие раны лечатся движением. При этом ссылался как на авторитет бабушки Линде, так и на свой печальный опыт. Разумеется, убедил. А когда опёрся о жаркое девичье тело, даже боль отступила от внезапно нахлынувшего томного вожделения.

Сусанна осторожно вывела его из избушки. Что-то толокшая в ступке колдунья всполошилась, всплеснула руками, выронила пестик.

— Все хорошо, бабуль. Я уже на ногах!

— Ну, вот и слава Господу-Создателю! — неожиданно умилилась она. — А то я уж и нехорошее думать начинала.

— Я что, долго был без сознания? — тихо спросил Феоктистов.

— Сегодня десятый день, — ещё тише ответила девушка. От удивления обвис на её не по-женски сильных руках.

— И что, ты все десять дней около меня сидела?!

Она лишь утвердительно кивнула. Потом весь остаток дня Володька грелся на солнце. Иногда пил крепкий мясной бульон, вперемешку с травяными отварами, и потешался над тем, как Зубров периодически порывался его обнять, но неизменно отгонялся бдительной сиделкой. А вечером, когда та снова собралась дежурить, с удовольствием потрепал горячую девичью руку:

— Спасибо, Сусанна! Но этого больше не нужно. Мне теперь уже ничего особо не сделается, а вот себя измучаешь. А ведь общение с тобой мне здоровья прямо на глазах прибавляет!

Девушка потупилась, но опять не сдержала искренней улыбки. И он решился:

— Слушай, а почему ты со мной так возишься? Я ведь даже не знаю тебя!

— Потому что вы спасли меня. От рабства. И бесчестья. А может, и от смерти. Так как позора я бы не перенесла. Я вам так благодарна!

— А! Ну, тогда да, конечно! — смутился Феоктистов. — Но я же, вроде как, «оборотень». Неужели не боишься?

— Сначала немного боялась! — честно призналась девушка. — А сейчас нет.

— Это, конечно, хорошо. Но почему?

— Оборотни плохие. Беспощадные убийцы, и живут только для себя. А вы с Николаем хорошие. Крестьяне вас теперь очень уважают. Ну, правда, и боятся ещё.

— А ты не крестьянка, что ли?

— Нет. Мой отец свободный кузнец. Мы живем недалеко от Солми. Отдельно.

«Теперь понятно, почему у неё такая мускулатура. Папе помогает!»

— Ага! В твоего отца, значит, крестьяне тоже считают немного колдуном?

— Ну, да! Правда, не таким сильным, как бабушка Линде. И добрым.

— А она тогда кто? Злая колдунья?! — искренне удивился Володька. Смущение Сусанны было весьма красноречиво. «Кстати, а называет-то её так же, как и мы!»

* * *

Через три дня он отвез Сусанну домой. Выздоровление шло, и Феоктистов сам запряг в телегу мерина. Отцом девушки оказался тот самый рослый детина, о голову которого Николай сломал копьё. Кузнец угрюмо встретил «оборотня» у порога небольшого деревянного дома, что стоял на отшибе от деревни. Правда, увидев, что дочь ухаживала не за его обидчиком, несколько смягчился. А к концу вечера распил с гостем бочонок эля и вообще раздобрел. Тем более пиво Эдвин Смит в основном осилил сам. Раненый Феоктистов лишь понемногу поддерживал компанию. Кузнец даже ушёл в дом, чтобы «свободный воин» смог достойно попрощаться с его дочью. Хотя до этого жёстко пресекал все попытки крестьян поухаживать за Сусанной. Володька смутился и на прощанье неумело чмокнул подавшуюся к нему девушку куда-то мимо губы. Но в ответ она сама обхватила его за шею, и второй поцелуй получился таким, что ещё половину дороги у него сладко шумело в голове.

Через пару дней Феоктистов попробовал охотиться с луком, а на девятые сутки приступил к тренировкам с холодным оружием. Силы быстро возвращались, хотя рубцы ещё порой вскрывались, да вернулись тошнота и головокружение. К Эдвину он теперь ездил чуть ли не через день, используя уникальную возможность чинить и усовершенствовать железное вооружение. А кузнец не переставал удивляться смекалке в обращении с металлом, которую проявлял нежданный приятель дочери. Нравилось отцу Сусанны и усердие «оборотня». Володька всегда, чем мог, помогал ему — и в кузнице, и по хозяйству. С помощью Смита он восстановил свой шлем, отбивающий удары копья. А для усиления голоса придумал установить в него пластинки-резонаторы. В сочленения брони нанёс спиральные борозды с топлёным салом, от чего трущиеся места в доспехе начали смазываться.

Раз в неделю Володька парился с кузнецом в баньке, которую они с Николаем поставили у своей избушки. Эдвин легко преодолел страх перед церковным запретом на мытьё, так как и до того был далеко не безгрешен, и постоянно наслаждался эффектом. А вечно грязные крестьяне не могли привыкнуть к его новому цвету. Теперь Смита при всём желании нельзя было назвать «Чёрным» — его кожа лучилась здоровым красным цветом. А Сусанна вообще расцвела подобно грозди юной сирени. Теперь она только и жила трепетными ожиданиями очередного визита своего «рыцаря-оборотня».

Правда, о дальнейшей судьбе их взаимоотношений никто старался не говорить. Лишь однажды, в промежутке учебных боёв, Зубров не выдержал:

— Слушай, а ты любишь Сусанку?

Феоктистов аж поперхнулся:

— Чего?! А… Ну, люблю конечно. Только, пожалуй, как-то не так.

— Это как не так?

— Ну, словно не хватает чего-то. Впрочем, я любил одну девчонку. Ещё там, у нас. Ну и было так же. Наверное, это и есть любовь… Да, я люблю ее!

— Так чего не женишься?

— Как это?!

— Ну, как все. На свадьбе погуляем.

— Ты что, смеешься?

— Абсолютно серьёзно говорю.

— Да пошел ты! — неожиданно обиделся Володька. Решительно взял меч:

— Я ещё не хочу. Рано!

— Смотри, как бы поздно не было! — ответил Коля, поднимая клинок.

— В смысле «поздно»?! Мы с ней только целуемся иногда!

— Я не о том. Отобьёт кто-нибудь.

Феоктистов понятливо кивнул:

— А! Ты, знаешь, я об этом сейчас не думаю. Тут другое. Понимаешь, не такая какая-то любовь. Не завершённая. Вот будет в ней всего хватать, тогда и женюсь!

Он принял выжидательную стойку.

— Ну, дело твое, Ромео! — ответил Зубров и обрушился на товарища с мечом. Теперь они всё больше времени уделяли этому сложному оружию. Сила и точность ударов росли. К тому же, защита мечника требовала совершенно иной подвижности.

* * *

Впервые с Робин Худом друзья встретились после 2 лет бесплодных поисков — когда Зубров начал атаку каравана де Шансона. «Вольные стрелки», зажатые отрядами, долго пробирались по сужавшемуся коридору из цепей бронированных воинов шерифа и барона. Уже почти отчаялись, но наткнулись на редкую линию всадников. Попрятались и просто пропустили их. Так, из-за жадности де Шансона, им удалось выскользнуть из хитроумной ловушки шерифа. Поспешив от места, где должны были встретиться полицейские силы, разбойники вышли аккурат к Солми, во время её разграбления. Робин Худ не решился напасть на сильный отряд, но, на всякий случай, распорядился идти вслед. Караван нагнали, когда Феоктистов связал пикинеров боем. А увидев атакующих крестьян, атаман понял, что теперь может и сам сорвать куш. Его удальцы применили бронебойные стрелы. Так им удалось спасти первого мстителя и, в целом, помочь ограбленным простолюдинам.

Немудрено, что барон умолчал о позорном для него бое. Чем поставил шерифа в весьма неловкое положение. Пустые «силки» говорили, что лесные мерзавцы либо оборотни, которых очень трудно поймать, или вообще — плод чьей-то фантазии. Впрочем, действительность вскоре подсказала истинный ответ. Но на какое-то время разбойники остались полновластными хозяевами леса.

Зубров пришёл в мистический восторг от встречи с прототипом Робин Гуда. От наведённой им эмоции и оживающий «волко-человек» воспринял коллег-спасителей как новых членов их вдруг выросшей стаи. Джонни, молодой стрелок, что упал на Владимира, даже получил статус «друга Рыцарей Фалезского леса» (именно так теперь начали именовать «оборотней»). Особо сильно он любил Феоктистова. Даже слегка ревновал его к Сусанне, что позволяло постоянно подшучивать над мальчишкой. Почему-то это чувство очень нравилось бабушке Линде, считавшей, что у Джонни хорошие способности к колдовству.

В очередной раз попировав в лагере «вольных стрелков», друзья возвращались домой. Солнце почти ушло за горизонт, в желудках ощущалась приятная тяжесть. К седлам были приторочены рога с посеребренными устьями: подарки Робин Худа. Звук у них был характерный, благодаря чему «оборотни» якобы могли вызвать подмогу из его шайки почти в любой части Фалезского леса.

Неожиданно приученные кони всхрапнули и остановились. Впереди, по тракту неторопливо ехал одинокий рыцарь. Друзья притаились за кустами и постарались лучше разглядеть его. Солнце уже ушло, но света хватало. Пластины на кольчуге всадника не сверкали, как у обычных рыцарей Нормана. Их покрывали следы ударов и сколов, что говорило о большом опыте воина. Вместо холщовой накидки поверх брони был одет белый выцветший плащ с красным крестом, кое-где зашитый широкими мужскими стежками. В продуманном порядке на седельных креплениях располагался комплект оружия. И конь, и всадник выглядели очень уставшими.

— По-моему, это странствующий рыцарь! — негромко сказал Коля.

Приближающийся насторожился.

— Похоже. В нашем мире это обычно были очень бедные, но славные парни! — ещё тише ответил Володя.

Но рыцарь, похоже, услышал и его. Поднял руку к забралу и громко сказал:

— Кто вы, прах вас раздери? Если честные люди, то почему прячетесь?

Зубров улыбнулся. Опустил забрало шлема и выехал на дорогу. Крестоносец тут же защелкнул своё и опустил копье. Но Николай положил древко поперёк седла и распахнул защитную решетку, открыв ему лицо. Встречный понял миролюбие жеста. Тоже поднял забрало. После этого уже и Владимир шумно выехал из кустов.

После пирушки настрой у «волко-людей» был крайне умиротворённый. Тем более странствующий рыцарь их сильно заинтересовал. Сейчас он никак не ассоциировался с «паразитом-феодалом», который подлежит безусловному уничтожению. А после нескольких минут разговора психологически сдержанный, уверенный в себе крестоносец начал ощущаться уже чуть ли не как «свой». Так что вскоре друзья пригласили в свою избушку первого гостя из «благородных». Звали этого рыцаря сэр Жан Дыб-Кальвадосский.

Бабушка с Сусанной как раз уступили настойчивым просьбам парней «о чём-нибудь горячем» и напекли у них пирогов с олениной. Дополнительно разбойники достали из погребка бочонки с элем и яблочным сидром. Получилось весьма достойно. Правда, рыцарь встревожился было, увидев, что хозяева предлагают напитки, не пробуя сами. Но ребята быстро усвоили суть обряда чоканья. Вот только после лесного обжорства много съесть уже не могли. Зато женской стряпне в полной мере воздал должное зверский аппетит крестоносца.

После песен немного пофехтовали его тяжёлым 20-фунтовым мечом. Сэр Жан вволю посмеялся, а потом неожиданно разоткровенничался:

— Эх, друзья! Как бы не пришлось мне к вам в шайку проситься.

— С чего бы это?

— Не так далеко отсюда находится мой феод, Дыб-Кальвадос.

— А, так это значит в твоих озерах самые большие раки?

— Ну, пока в моих. Но три года назад я заложил Дыб-Кальвадос, за 500 экю аббату Кангардского монастыря святого Патрика. Я собирался встать под знамя короля Тартарийского, доблестного сира Ахилла, а своих средств крайне не хватало. Увы, в Трое разбогатеть тоже не удалось. В ходе Тивериадской битвы попал в плен и почти все доходы отдал на выкуп. А остатки заплатил иоаннитам, в чудесном госпитале которых залечил раны. Серебра ещё хватило, чтобы к сроку добраться до дома. Но уже завтра, после заката, Дыб-Кальвадос должен отойти монастырю. Надеюсь лишь, что добрейший аббат Йорген позволит мне несколько продлить срок договора со Святой Церковью. Завтра собираюсь просить его об этой милости.

Ребята понимающе переглянулись — настоятель столичного монастыря давно был на примете как возможная жертва. Многие отзывались о нём как об алчном ростовщике, удачно прикрывавшимся саном. Феоктистов смущённо прокашлялся:

— Боюсь, сэр Жан, у Вас несколько неверное суждение об аббате Йоргене.

— Ничего этот «святоша» тебе не продлит! — прямодушно вмешался Зубров. — Держи кошель шире! Скорее поиздевается, а потом пинком вышвырнет из замка!

Владимир лишь пожал плечами. Рыцарь смотрел на хмурых парней, сжимая кулаки. Он сразу поверил этим странным и наивным лесным воинам. Но на душе у него стало ещё хуже. Мало того, что всё награбленное в Трое пришлось отдать паше Урзуну, что пленил его на Тивериадской равнине? Так теперь ещё и с отчим замком придётся расстаться!

— Ты, сэр Жан, погоди убиваться-то! — сказал Феоктистов, вытаскивая из тайника увесистый мешочек. — Сколько, говоришь, тебе надо? Пятьсот экю?

После разгрома грабительского каравана друзья наконец-то разбогатели. Стрелки Робин Худа сразу же собрали все деньги, которые нашли в повозках и на телах убитых. Затем, по правилам разбойничьего дележа, половину добычи отдали «рыцарям-оборотням» в лице находившегося в сознании Зуброва. Также им достались и лично добытые в бою трофеи: вооружение и имущество сэра Кристофера де Гретевила, а также пикинера, убитого Николаем. Кое-что из этого удалось удачно продать через Эдвина Смита в Фалезе. А потом ещё и выжившие крестьяне, сбыв свои трофеи, передали через бабушку Линде денежную «благодарность». Так что сейчас заветный мешочек весил более четырёх килограмм. Или десяти фунтов.

Владимир, пальцем рисуя крупные цифры в пыли тропинки, быстро посчитал:

— То есть, тебе нужно 5100 деннариев!

Подсчёт наличности длился гораздо дольше. Вдруг его лицо вытянулось:

— Блин! У нас «мани-мани» ровно на пятьсот экю!

Парни ещё два раза пересчитали капитал. 2 полновесных фунта, из которых один золотой, 235 золотых монет со щитом и 15 тетрадрахм, 31 цехин, 43 куска серебра по солиду, 871 деннарий и пара пригоршней «рубленок», из которых набиралось чуть более 100 полновесных монет. Итого, практически ровно 5100 деннариев. К сожалению, весов для более точного подсчёта у них не имелось.

— Ну ладно, утро вечера мудренее! — наконец глубокомысленно изрек Николай. — Пошли спать, что ли. Финансовые дела оставим на завтра.

Но толком отдохнуть не удалось. Сначала ребята пристали к новому товарищу с расспросами. У них было так мало информации об этом мире! А рассказчиком сэр Жан оказался хорошим. Прежде всего, их интересовало всё что было связано с Сыном Единого. Ведь совсем недавно Он жил здесь! Одно это переворачивало с ног на голову всё, что друзья знали ранее. Гость смочил горло и начал свой рассказ:

«Сын Единого, благословенный Андроник, в нашем мире родился в семье достойных людей из императорского рода. Но сейчас вместо произнесения Его святого имени троянцы предпочитают использовать оскорбительную кличку «Иегошуа», а подданные короля Ахилла обычно величают воскресшего императора «Исус Христос», что означает «мессия-спаситель».

37 лет назад Его будущая мать, юная благочестивая дева Мария, жила на окраине большого северного фема Тартария, жителей которого именуют готами. Её высокопоставленные родители с малолетства посвятили дочь служению Богу, поэтому она обреталась в монастыре Единого. И более прекрасной и чистой девицы ещё не было в Яви! Поэтому именно ей Единый оказал великую честь — родить Его земное воплощение, Богочеловека. Согласно древним пророчествам, Он должен был стать великим правителем и спасти людей от их постоянно растущей греховности. Так произошло чудо — Мария зачала ребёнка Единого, оставаясь девственной.

Об этом узнал доблестный князь Георгий (по версии троянцев — Иосиф), двоюродный брат правящего императора Ирода. Из любопытства князь приехал в тот далёкий монастырь. А едва увидев Пречистую, сразу влюбился. Уже зрелого Георгия настолько поразили красота и высшее предназначение Богородицы, что он уговорил беременную Деву, которая по благородству была ему ровней, стать его женой. Этим браком её будущий Сын — Спаситель человечества получал законное право на престол империи. Там же, в Тартарии, доблестный князь обручился с Пречистой и немедленно окружил Её истинно царским почётом. Но при этом жил с Ней лишь как с любимой сестрой.

Вот только император Ирод никому не собирался отдавать свой трон. Даже грядущему Сыну Единого. От волхвов он узнал точную дату рождения Спасителя, которая подозрительно совпадала с ожидаемым появлением на свет его племянника, и приказал гарнизону умертвить в Трое вообще всех детей младше двух лет. А также убивать и других младенцев, что будут рождаться в предсказанный год. Но Пречистая с князем Георгием переоделись простолюдинами и успели тайно сбежать из жестокосердного Царьгарда обратно в Тартарию. Во время этого пути у них и родился Спаситель, благословенный младенец Андроник.

Император, узнав об исчезновении беременной родственницы, послал в погоню отряд лучших головорезов. Но земляки Девы Марии, воинственные и мудрые готы, сумели опередить убийц. Сам король Тартарии, Владимир, его мать, королева Малка, и военачальник Валтасар, также верно истолковав имевшиеся пророчества, заранее вышли в путь. Благодаря этому они первыми поклонились новорожденному Сыну Единого и принесли Ему богатые дары. А свита правителей Тартарии, состоявшая из наиболее умелых всадников, полностью перебила погоню троянцев.

Затем святое семейство с огромным почетом сопроводили в Тартарию, после чего Богочеловек до самого совершеннолетия воспитывался в любви и всеобщем уважении. Правда, император Ирод на этом не успокоился. Раз за разом он посылал всё новые отряды убийц. Но хитрые готы постоянно меняли места жительства семейства Спасителя. Слуг же императора вычисляли и безжалостно уничтожали. Причем, каждый раз обставляли так, будто его посланцы нарывались на «диких разбойников». Тартарийцы чествовали Богомладенца как собственного королевича — великого князя Андрея, по прозванию Боголюбский.

Когда Андроник вошёл в зрелый возраст, Он решил вернуться в Царьгард. К тому времени проповедями и чудесами Богочеловек собрал вокруг Себя огромную армию последователей из числа ромейских народов. А тут ещё и весть пришла, что бессердечный Ирод скончался. Родных детей после себя он не оставил, так что вскоре Андроник из рода Ангелов был провозглашён новым императором Ромеи.

Два последующих года Его правления привели к сплошному процветанию всех фемов. Император жёстко боролся со взяточничеством, что повсеместно расцвело при предшественниках, и старался всячески облегчать жизнь трудового народа, который хорошо знал и искренне любил. Деятельность Андроника-Ангела привела к бурному развитию торговли и сельского хозяйства. Но она же вызвала и небывалую ненависть большей части богачей, жизнь которых при Нём сильно усложнилась.

Сложился заговор, и в Царьгарде вспыхнул мятеж. Ведь высокопоставленные заговорщики сами происходили из правящего рода Ангелов. Их вооружённые слуги смогли перебить охрану императора и схватить самого Андроника, которого тут же прилюдно объявили «самозванцем, лжецом и обольстителем по имени Иегошуа». Затем, после жестоких пыток, мятежники убили Богочеловека самым позорным и мучительным способом, который применяли к бунтующей черни — распяли на кресте. Казнь демонстративно устроили на наиболее высокой горе в окрестностях Йороса, чтобы труп «самозванца» был виден издалека. Этим заговорщики хотели доказать, что в Андронике-Ангеле не было ничего Божественного. Мол, сами смотрите: если бы он был сыном Единого — Бог обязательно защитил бы его!

Однако сначала тело мучительно умершего на кресте императора таинственно исчезло из запертой и охраняемой гробницы. А затем вообще Андроник-Исус вновь объявился в окрестностях Царьгарда. Живой! Причём, на Его теле имелись следы от ранее перенесенных пыток и страданий. Даже рана от удара копьём, каким троянцы добивают распятых на кресте.

Воскресший продолжил общение лишь с 11-ю самыми близкими учениками, прозванными апостолами. Он подробно разъяснял им, как нужно проповедовать учение Единого, которое за прошедшие века сильно исказили правившие цари и жрецы. Затем даровал каждому Своему ученику часть волшебной силы Святого Духа, благодаря которой теперь они могут проповедовать во всех землях и всем людям, от правителей до землепашцев и рабов. А также изгоняют любую нечисть. Андроник-Исус пояснил, что Своей смертью уже искупил все предыдущие грехи всех живших людей. Но на сороковой день после Своего Воскрешения, на глазах апостолов и матери, Он вознесся на небо, к своему Отцу.

В самом Царьгарде эти чудесные события сразу вызвали новые волнения. Но пришедшие к власти мятежники-Ангелы их жестоко подавили. Однако весть об их чудовищном злодеянии, а также чудесном Воскрешении императора уже летела по фемам. Тартарийцы мгновенно пришли в ярость, и их многочисленные отряды помчались карать убийц Богочеловека. Войско готов, под руководством умелого и беспощадного короля Ахилла (или, по-тартарийски, князя Святослава), пересекло Эвксинское море и незамедлительно атаковало столицу. Но мощная крепость устояла. Ведь у прибывших мстителей была сильная пехота, отличная конница, но совсем не имелось стенобитных машин. Тогда Ахилл решил взять Йорос осадой. Он начал опустошать прилегающие территории Трои, пересаживая пеших готов на местных коней. При этом беспощадно уничтожал всех мятежников.

Мать Богочеловека, со всем возможным почётом сопроводили обратно в Тартарию. Где Пресвятая Дева Мария и живёт по сей день в любви и почитании. А её муж, прославленный князь Георгий, сейчас один из лучших военачальников крестоносцев. Он настолько хорош, что носит почётное звание «Победоносец».

Постепенно к войску Тартарии начали примыкать всё новые армии имперских наместников. Но, увы — не всех! Часть фемов отказалась признать Божественную власть Андроника-Христа, и присягнула Его убийцам. Крестоносцы называют их общим словом «троянцы», и военным путём принуждают к покорности. Король Ахилл основал на землях вокруг Йороса Иерусалимское королевство, где принимает присяги прибывающих правителей союзных фемов и рыцарей, а также собирает с подвластных королевств имперский налог — «десятину».

— Там и я стал вассалом короля Ахилла! — завершил свой рассказ сэр Жан.

— Ты хочешь сказать «князя Святослава»? — уточнил Феоктистов.

— Ну, это его готский титул. А я величал короля, как велит наш обычай.

— То есть у готов принято иметь несколько имен? — вмешался Зубров.

— Конечно! Как у всех цивилизованных людей.

— А что, готы и тебя как-то по-своему называли?

— Разумеется. Для них я был «храбр Иван-Дыба».

Уставший крестоносец пожелал друзьям доброй ночи и пошёл спать. А они ещё сидели у костра. Никак не могли прийти в себя от грандиозности услышанного.

— Офигеть! — наконец, подытожил впечатления Феоктистов. — Вот если бы у нас так Христу помогали! Совсем другая история могла получиться.

Зубров, довольно слабо разбиравшийся в библейских преданиях, удивился:

— А что не так?

— Да всё не так!! Здесь у Сына Божия и императорский титул был, и фактически поправить империей успел. Да ещё такой мощный народ как эти тартарийцы-готы Его и Богородицу своими считают… Блин! А у нас жил Он, бедолага, в какой-то пустынной дыре, среди евреев. Они же Его и убили! Да теперь ещё и наживаются на имени Христа. А наши «крестовые походы» вообще не против убийц Богочеловека велись, а против мусульман, которые к тому времени на этих землях поселились.

— Н-да! — согласился Зубров. — Здесь как-то справедливей, что ли получается.

— Жаль только, нас это мало касается.

На этой минорной ноте решили всё же отправиться на боковую. Но поспать не удалось — забеспокоились кони. Разбойники привыкли доверять им, поэтому бросили жребий. Первым выпало караулить Зуброву. Пока он настороженно стоял с луком и стрелой, осматривая лес, Феоктистов с сэром Жаном натаскали валежника для костра. Причем, крестоносец расстарался и принёс целое сухое дерево. Николай присел у огня, а остальные повалились на охапки сена, служившие здесь кроватями.

Лошади продолжали всхрапывать, брыкались, волновались сильнее. В конце концов, Зубров решил их вообще отвязать, так как рвущиеся животные грозили развалить коновязь. Обычно смелые дестриэ вырвали из рук уздечки и дружно бросились в дом. Оттуда тотчас послышались возмущенные крики. А Коля, наконец, увидел опасность — серые тени крадучись подбирались к избушке. Он выстрелил в одну и громко заорал. Пока помятые друзья искали оружие, успел выпустить ещё несколько стрел. Но врага они не остановили. Силуэты неумолимо приближались.

Николай обратил внимание, что двигались они бесшумными скачками, словно бы на четвереньках. Затем в разных концах начали зажигаться глаза… Тьфу ты, да это же опять волки! Да ещё и здоровенные. Впрочем, размышлять было некогда. Сгрудившись у костра, друзья лихорадочно посылали стрелы в увеличивающиеся фигуры. Но даже в спешке успели заметить, что хищников совершенно не интересовали лошади (что было более чем странно!) Они окружали только людей.

Наконец один запрыгнул в освещенное пространство. Очевидно, от костра его глаза вспыхнули как угли. А слюна на белых клыках вызвала мысли о бешенстве. Николай схватил головню и запустил в оскаленную пасть. Зверь отпрыгнул. Но сэр Жан уже сунул стрелу в огонь, и как только древко загорелось, выстрелил в него. На хищнике вспыхнула шерсть, он завизжал и покатился, испугав сотоварищей.

Затем ещё одна яркая вспышка остановила врагов. Теперь сэр Жан сунул в костер всю крону сухого дерева. Ветки жарко вспыхнули, и рыцарь начал горящим бревном расшвыривать зверей, с гулом вычерчивая в воздухе яркие дуги. Друзья продолжали бить горящими стрелами. Но десяток хищников показался сзади, из-за избушки.

Вовремя обернувшийся Феоктистов выхватил из ножен на поясе Зуброва меч с кинжалом милосердия и сплёлся с волками в один мохнатый рычащий ком. Это остановило схватку. Очевидно, в гуще дерущихся находился вожак. Сэр Жан Дыб-Кальвадоский тут же треснул по клубку своим бревном. Несколько тварей метнулись из него в стороны, а затем и остальное рассыпалось неровными кусками.

Остался лишь один громадный волк, что упорно тянулся зубами к шее Володьки. А тот, скользкий от крови, изо всех сил стискивал горло зверя руками.

«Прям как тогда, в квартире!» — болезненно поморщился Николай, выцеливая серого. Но противники, словно специально мешая ему, непрестанно елозили по траве и телам. Всё-таки хватка человека пересилила: волк начал задыхаться. Но даже с предсмертной пеленой на глазах пытался достать врага. Наконец, содрогаясь всё меньше, обмяк. К тому времени уцелевшие звери уже покинули поляну.

Пока Феоктистов приходил в себя, Зубров, весело подпрыгивая, сбегал в избушку, принёс оттуда верёвку и связал придушенного волка. А крестоносец настороженно обошёл место боя. Вдруг раздался его торжествующий вопль, и он что-то пришпилил к земле мечом. Затем сорвал с шеи серебряный круг с вписанным крестом, наподобие тех, что носят священники Единого, и принялся крутить им.

Когда друзья приблизились, волосы под шлемами зашевелились. На земле, пригвожденное клинком, извивалось волосатое существо с когтистыми лапами, телом человека и волчьей башкой. В провалах вместо глаз полыхало красное пламя, а от середины туловища шёл почти прозрачный шнур с бегущими искрами. Его-то сэр Жан и наматывал на нательный символ. Перед ним блёстки останавливались и не попадали в чудовище. Оно шипело, пытаясь освободиться, но почему-то даже не пыталось ударить человека, занимавшегося своим делом в шаге от его лап.

— Это оборотень! — объяснил крестоносец. — Сейчас прикончу.

— Подожди, о благородный рыцарь! — неожиданно заговорило создание.

— Заткнись!!! Ребята, быстро обведите вокруг него круг горящей палкой!

Зубров поднял одну из головней, выполнил распоряжение. А крестоносец, практически в последнюю секунду, выдернул из твари свой меч. Она заметалась в границах круга, словно царапина на земле ограничивала её невидимыми стенами. Рыцарь собрался разрубить прозрачный шнур, но существо взмолилось:

— Пощади! Не убивай меня! Я открою место, где много золота!

Сэр Жан поперхнулся, но потом грозным голосом произнес:

— Кто ты и кто послал тебя?

— Я Ливарский колдун, волчий пастырь! Меня призвал барон де Шансон. Приказал убить рыцарей-оборотней. Он знал, как нас заставить.

— Снова де Шансон… — задумчиво произнес Володя.

Рыцарь, увлеченный допросом, не заметил, как соединил свой символ и меч. Красные искорки, скопившиеся перед серебром, начали стекать и растворяться в воздухе. Неожиданно огонь в глазницах пленника потух. Он начал съеживаться, на глазах превращаясь в маленького отвратительного старичка.

— Что ты наделал… — едва слышно прошептал оборотень. Связанный волк рванулся к нему, но Феоктистов успел поймать животное.

— Золото, где золото?! — в отчаянии закричал сэр Жан.

— Вольф, ты жив… — умиротворенно, но всё более слабея, произнесла фигура, уже теряющая человеческий облик. — Что ж, служи этому рыцарю! Он хороший вожак, сильный и благородный. Сбереги хотя бы его, сэр рыцарь!

Последние слова относились к Володьке.

— Но я не рыцарь! — ошеломленно ответил тот.

— Значит, будешь им… Отпусти же меня!!! — взмолилась странная фигура.

— Где твое золото? — сэр Жан, надеясь запугать оборотня, замахнулся мечом.

— Поздно! Теперь уже не скажу. Я обречен.

Крестоносец грустно вздохнул. Похоже, он почти ухватил удачу, но сам же её и упустил. Оставалось лишь не «потерять лицо» перед юными разбойниками. Рубанул «шнур», и старичок пропал. Лишь жалобно, как по покойнику, завыл волк.

— А где тело? — спросил Николай.

— Где-нибудь в укромном уголке. Там теперь и сгниёт.

— А это тогда что было? — Зубров указал на пустой круг.

— Это? Это душа оборотня. Очистите место огнем, да пошли спать!

Но сначала Феоктистов перерезал веревки на четвероногом пленнике. Очнувшийся волк встряхнулся и убежал. Даже не посмотрев на «нового хозяина».

А через несколько часов, когда не выспавшийся крестоносец начал седлать своего дестриэ, Володька торжественно сказал:

— Мы же говорили, сэр Жан, что утро вечера мудренее. Ночью ты спас нас, теперь мы спасём тебя!

И протянул рыцарю мешок с монетами. Но потом вдруг быстро отдернул руку и многозначительно поднял указательный палец:

— Стоп! Я вспомнил один отличный фильм!

— Какой? — непроизвольно улыбнулся Николай.

— «Стрелы Робин Гуда»!

— А причём тут Робин Гуд?

— Там была похожая история с рыцарем и замком.

* * *

1984 год по хронологии Метрополии, 25 мая. СССР, г. Бузулук.

Когда снаружи раздались знакомые раскаты, Емельянов вначале не поверил ушам. Спасительной соломинкой заколотилась надежда, и он бросился к окну, что выходило стёклами на «карьеры». Среди ясного неба сверкала межпространственная иллюминация. Фантомы возвращались! Аж слёзы выступили от облегчения.

Через несколько минут Вовчик стоял на краю «котлована Зоринки», и крутил головой. Какой же из этих холмиков новый? Где корабль-посредник? Справа опять вставало солнце, а ветер нёс аромат зацветающей лесостепи. Сердце бешено ухало. Он засмотрелся на причудливую горушку, когда упругие тёплые ладони закрыли ему сзади глаза. Ухватился за них, ощутил бархатистую кожу, горячую силу внутри.

— Зоринка!!!

Конечно, это была она — его звездная мечта. Вот только в обыкновенной земной одежде. Простенькое платье, явно не новые туфли-плетёнки. А длинные волосы прихвачены на затылке яркой новомодной заколкой «банан».

— Зоринка, это ты?!

И уже понял, что ошибся. Не могла эта очаровательная студентка быть врачом из иномирья. Но почему тогда она подошла к нему? И — «фейерверк»?!

— Да я это, я! — девушка довольно рассмеялась. — Ты не рад, что прилетела?

— Конечно, рад! А что это за… маскарад?

— По-твоему мне стоило выйти в скафандре?

— Да, конечно! — смутился Вовка. — Извини. Но просто мы так тебя ждем!

— Кто это «мы»? — вдруг посерьёзнела фантом.

— Ну, понимаешь, мы тут анабиозную ванну вашу починили. А потом она опять сломалась. С ребятами внутри. В общем, там все три наших семьи переживают. Как думаешь, ребята там ещё живы?

— Та-ак!.. — его слова ей явно не нравились. — И что вы с ванной сделали?

— Да ничего, в общем. Приспособили под нашу розетку. Электрическую. Она заработала, кошку и собаку увеличила. Ну и мои друзья сами в неё залезли. Тоже захотели стать большими и сильными. А она после этого взяла и не открылась! Мы все здорово испугались, когда ванна ребят не выпустила. А потом матери ни в милицию, ни к ученым обращаться не стали. Хотя я предлагал. Всё ждут чего-то.

— И сколько человек об этом знает?

— Ну, Феоктистовы, Зубровы, мои родители. Больше мы никому не говорили.

— Это хорошо! Можно попробовать посмотреть, что вы там натворили. Но говорить о нас никому не нужно! В смысле — о фантомах. Это понятно?

— Понятно! — Вовка смотрел на неё совершенно влюблёнными глазами. — А ты здорово по-русски говоришь. Никогда не думал, что так хорошо и быстро можно выучить неродной язык!

— Пустяки! Я просто способная. Ты сейчас лучше иди домой, успокой всех и объясни, что нужно говорить, а что нет.

— А ты? — совсем по-детски изумился Емельянов.

— Я чуть позже подойду.

Вовка с изумлением обнаружил, что стоит совершенно один. Лишь лёгкий след на глине от девичьих туфель говорил, что встреча ему не пригрезилась. Совсем сбитый с толку, мальчишка поплёлся обратно.

Глава 6

6699 год от Сотворения Мира, 3 августа. Королевство Норман.

В небольшом, но уютном зале центральной башни Дыб-Кальвадоса аббат Йорген принимал приора из Тюри-Аркура. Они уже осмотрели это «новое приобретение монастыря святого Патрика», и теперь мирно беседовали, потягивая сладкое вино из глиняных чарок. Солнечный свет врывался через открытые оконца, высвечивая на гобелене сцену охоты. Подобные ему тканые полотнища почти полностью закрывали каменные стены зала. Две квадратные колонны, с подставками факелов, оружием и щитами, подпирали деревянный потолок. Вдоль стен стояли шкаф с фолиантами и свитками, стойка для письма, серебряное распятие, столик красного дерева и два кресла.

Вино священникам подливал безмолвный служка. Полупустая хлебница, блюдо с остатками поросятины в соусе и плетёная ваза с фруктами свидетельствовали, что беседа носила не совсем богословской характер. Аббат уже третий раз выслушивал как «злостный еретик» Робин Худ ограбил приора на имперском тракте по пути в Фалез, куда он якобы отправился для неотложных закупок. Вот только Йорген достоверно знал, что его гость имел в городе несколько иной интерес — там жила весёлая блудница, которую приор, вопреки сану, изредка посещал. Но пока аббат лишь обдумывал, как можно было половчее обратить этот секрет в звонкую монету.

— Как же изящно Вам удалось заполучить для Церкви это великолепие! — неожиданно сменил тему захмелевший толстяк. — И всего за пятьсот экю!

Аббат скромно улыбнулся, показывая, что ему приятна столь высокая оценка его смиренных заслуг. Но достойно ответить не успел. Послышался рёв рыцарского рога. Неужели вернулся хозяин? Ведь по договору Дыб-Кальвадос переходит к аббатству после захода солнца. То есть — ещё через несколько часов! И приор нужен здесь именно как свидетель, чтобы удостоверить перед епископом факт невыполнения обязательства. А теперь получится наоборот?

Святые отцы подошли к окну: из донжона площадка перед воротами хорошо просматривалась. Действительно, сэр Жан. И тоже с благородным свидетелем. А, впрочем, стоит ли переживать? Ещё вчера монах-пилигрим рассказывал братии о возвращении крестоносца. Как истинный бессребреник, сэр Дыб-Кальвадоский не привез из Трои ничего, кроме славы! А из неё, как известно, экю не выжмешь.

Йорген приказал впустить рыцарей. Пока опускали мост и поднимали решетку, священники рассматривали всадников. Их смущал спутник сэра Жана, рыцарь в тёмном тораксе, на горячем вороном. Наконец, конь повернулся, и стал виден его герб: косая алая полоса и белая лилия на чёрном фоне. Оба одновременно ахнули — это же сэр Кристофер де Гретевил! Любимец де Шансона. И что сие значит? Барон нарушил договоренность и начал собственную игру? Впрочем, от этого жадного пройдохи можно ожидать всякого.

— Интересно, что у них общего с этим нищим, сэром Жаном? — вполголоса проговорил аббат. Приор лишь пожал плечами:

— Я слышал, сэра де Гретевила повергли. Не думал, что он быстро оправится.

Однако менее чем через четверть часа, когда сэр Жан умолял аббата отсрочить уплату, святые отцы отвлеклись. Нечасто удается потешиться над крестоносцем! Впрочем, чёрная фигура, вставшая в углу с опущенным забралом, удерживала от совсем уж оскорбительного смеха. Да ещё и светлое пятно от заделанной пробоины на тёмном панцире постоянно отвлекало, заставляя Йоргена рыться в памяти, чтобы вспомнить что-то с этим связанное. Что-то крайне неприятное.

Когда рыцари ещё только поднимались в донжон, приор подрагивающим голосом поинтересовался:

— Брат мой, а не боишься, что эти грешники попросту вышвырнут нас?

— Нет! Я предусмотрел, что сэр Жан может попытаться так по-варварски расторгнуть договор со Святой Церковью. И кое-что приготовил.

— Да?! И что же? — сразу воспрял толстяк.

— Обрати внимание на расположение мебели и щелей между гобеленами.

— Честно говоря, я заметил, что оставлены просветы между полотнами. И не могу взять в толк, для чего. Они же совершенно не спасают от сквозняков!

— Временно, брат мой! За щелями находятся бойницы. А у них стоят лучшие стрелки нашего доброго соседа, барона де Шансона. Если ты заметил, мебель расположена так, что лучники могут простреливать всё. Кроме этих кресел.

— О, как умно! — приор вцепился в подлокотники. — Но сэр де Гретевил…

— Посмотрим! — аббат и сам не мог понять, по своей ли воле появился второй рыцарь. А если барон послал любимца, то зачем? Неужели отменить приказ?

— Оставим суетные просьбы! — наконец соизволил ответить Йорген. — Сэр Жан, ты заключил договор со Святой Церковью, а теперь богохульствуешь. Сам Господь был свидетелем твоей клятвы. Он не дал тебе золота в крестовом походе, так как ты был слишком грешен. Так не увеличивай же числа своих прегрешений!

— Это ты богохульствуешь, аббат!!! — пророкотал под сводами зычный металлический голос. Святые отцы и сам крестоносец, не знакомый с усилением звука, аж присели. Лишь потом поняли, что это заговорил сэр Кристофер.

— Кто ты? Ты не сэр де Гретевил! — указал перстом Йорген.

— Конечно, нет. Гретевил мёртв.

Вот оно! Теперь аббат вспомнил — сэр Кристофер не просто повержен, а убит! Он поднял руку для жеста изгнания, но чёрная фигура уже двинулась на него.

— Кто ты такой, и по какому праву врываешься? — теперь Йорген был уверен в помощи лучников. А рыцарь взял яркий кастильский апельсин и с силой воткнул в рот аббата. Тот аж потерял равновесие и упал в кресло. Воин тут же плотно прижал его руки к подлокотникам своим мечом:

— Сэр Жан доблестно сражался с неверными! — снова раздался его нечеловеческий рокот. — Он покрыл себя и Церковь неувядаемой славой, служа императору, а не Мамоне. Ведь богатство и роскошь вызывают лишь развращение!

Мнимый де Гретевил ударом сбил стаканы, и вино попало на приора. Но тот не оставил безопасного места. Йорген же смог прожевать и выплюнуть апельсин:

— Пошел вон! — заорал он и тут же затих, заткнутый вторым цитрусовым.

— Господь отметил сэра Жана Своей десницей. Так как же ты, святой отец, бессовестно предающийся греху обжорства, смеешь глумиться над крестоносцем?

Блюдо с остатками поросенка тоже полетело в приора, но тот стоически перенес и это. А аббат вновь прожевал апельсин:

— Мерзавец! Я отлучаю тебя от церкви! Пошёл вон! Во-он!!! Свиньи, нищие ублюдки! Вон из моего замка! Мо-е-го!!! Ни минуты, ни секунды отсрочки!!!

Поток ругательств заткнуло румяное яблоко.

— Как можно святому отцу так поносить мирянина? И такими недостойными словами! Однако вернемся к Солдату Господа. Единый в Трех Лицах отметил его…

Яблоко — не чета толстокожему апельсину. Йорген попросту перекусил его, и выплюнул кусок в забрало «де Гретевила». Но железный рёв перекрыл новые вопли:

— И Господь не позволил крестоносцу отдать свой феод в грязные руки грешников в рясах!!!

Появился заветный мешочек, что до поры скрывал плащ чёрного рыцаря. Крик аббата прервался на полуслове, захлестнутый потоком посыпавшегося на него золота и серебра.

— Здесь ровно пятьсот экю! Можешь пересчитать.

Меч отпустил руки священника. Йорген затравлено посмотрел в окно — солнце ещё светило. Даже слепой не назвал бы это закатом. Оставался последний козырь.

— Стреляйте!!! — истерически закричал он. — Стреляйте в них!

Почти мгновенно клинок воина вновь освободился из ножен. Одновременно с этим акустическая волна усиленного резонатором крика ударила по ушам:

— Жан, падай на попов!!!

Крестоносец плашмя рухнул на многострадального приора, стол и аббата, а там, где только что была голова, со свистом пересеклись пути двух стрел. Третью, направленную в шею, «Кристофер» отбил лезвием меча, а совершенный при этом проворот спас от четвертой. Она впилась в доспех, пригвоздив шлем к панцирю.

«Де Гретевил» в два прыжка покрыл расстояние до ближайшей бойницы и с силой ткнул туда мечом, по плечо забросив в проём руку. Лезвие ударилось во что-то, послышался вскрик. Когда рыцарь вытащил клинок, его конец был алым. В этот момент он заметил укрытую гобеленом дверь в соседнюю комнату. Очевидно, такие же были и у других бойниц. Теперь шлем стеснял движения, и «Кристофер» сорвал его. Взорам присутствующих предстало оскаленное лицо, обезображенное свежим красным рубцом. Над плечами взметнулись слипшиеся тёмно-русые пряди. Сэр Жан, удобно расположившись на священниках, с удовольствием наблюдал за Феоктистовым. Тот на ходу отбил ещё две стрелы: «Отличная реакция! Интересно, где он научился ТАК чувствовать меч? Ещё немного подучить и выйдет хороший рубака!»

Разбойник ворвался в комнату со второй бойницей. Металлический удар оборвал испуганный вскрик. Снова появился в зале (с уже наполовину окрашенным клинком), и в него ударили ещё одной стрелой. Доворот, взмах, и смерть снова ушла мимо. Бросился в не стрелявшую комнату. Там лучник выбегал в коридор. При виде преследователя развернулся и обнажил клинок. Владимир в два удара обезоружил его и с силой ткнул мечом в грудь солдата. Оружие сразу застряло.

— Да, блин!!! Что ж ты сроду не вовремя!

С топором таких проблем не возникает. Он поднял лук врага и побежал в четвертую комнату. Интуиция не подвела — последний солдат тоже убегал. Он обернулся, когда Владимир появился в комнатке, и выстрелил. Разбойник бросился грудью на стену, отвечая «по-татарски». Но увы! До Робин Худа ему было далеко. А вот стрела противника пришла точно в левый бок. Даже пробила торакс, но глубоко не ранила.

— Сволочь… — оскалился Феоктистов. Выдернул окровавленный, но целый стержень, наложил на свой лук. Стрелок скрылся, и разбойник, прихрамывая, побежал вслед. Настиг уже внизу лестницы. На этот раз успел вовремя отшатнуться и избежать второй стрелы. Луком враг владел, действительно, хорошо! Владимир сразу бросился вперед… И увидел бегущего навстречу солдата, закрывшегося щитом. Наверное, снял со стены. В замке было много оружия.

Почти в упор, с нескольких ярдов, Владимир выстрелил. Но лишь отклонил щит противника, не остановив его атаку. В следующий миг парировал боевой топор. Древко лука с хрустом разлетелось, и он остался без оружия. Лицо врага посветлело. Но едва тот вновь замахнулся, как «оборотень» вцепился ему в руку. Всей своей бронированной массой качнулся, увлекая стрелка за собой, и резко махнул ногой. В принципе, Феоктистов целил в колено. Но не попал — противник убрал его. Зато отягощенная металлом конечность всей инерцией прошла в пах. Не давая опомниться, Владимир от души добавил ему ладонью по роже. Прямо в боевой перчатке. Мир померк, и руки ошеломленного солдата ослабли. Следующий, прицельный удар вообще сбил того с ног.

Как только противник упал, злость Феоктистова улетучилась. Он поднял топор, ловко крутнул, проверяя балансировку:

— Вот так-то, милок! Впредь умнее будешь.

Противник корчился на деревянном полу, судорожно пытаясь заглотить воздух. Но сжатая спазмом грудная клетка не распрямлялась. Лицо начало багроветь.

— Выдохнул! Резко! Ещё раз! Через рот! — уверенно, без агрессии командовал Феоктистов. Это помогло. При резком выдохе грудь слегка отпускало и вдох получался сам собой. Через минуту пленник уже мог дышать и двигаться. Но теперь его лицо начало наливаться сине-красным от полученных латных оплеух.

— Куртку снял! И сапоги!

Солдат повиновался. Вскоре он остался лишь в холщовом исподнем. Но победитель не стал собирать трофеи. Лишь связал ему руки и отконвоировал туда, где святые отцы собирали монеты. Точнее, трудился лишь бедолага приор. А аббата сэр Жан вновь прижимал мечом к креслу. Йорген злобно вращал глазами, скрипел зубами, но на этом его участие и заканчивалось. Всё-таки аргумент крестоносец выбрал доходчивый. Параллельно он ещё и следил за честностью толстяка. Наконец, в кожаном мешке оказались все составные части 500 экю. Оставшуюся горстку «рубленок» Феоктистов небрежно впихнул прямо в рот вспотевшего приора:

— Это тебе за старание!

Священников, служку и стрелка бесцеремонно, на пинках, выпроводили из замка. На прощание, странно улыбаясь, Владимир сказал избитому солдату:

— Если ты когда-нибудь встретишь крепких молодцев в зелёных холщовых куртках, с луками и топорами, или же рыцарей-оборотней, немедленно отложи оружие в сторону, встань на колени и скажи: «Я, бедный и несчастный, затем своё имя, пострадавший от кулаков рыцаря-оборотня, друга рыцаря сэра Жана Дыб-Кальвадоского и доблестного Робин Худа. За великие мучения рыцарь-оборотень назначил мне пенсию!» Запомнил? И протянешь руку. Повтори!

Избитый покорно повторил оскорбительную фразу. А затем четыре несчастных человека побрели прочь от великолепного замка, который недавно считали своим.

* * *

Изгнанные торопливо шли по лесной дороге, чтобы до заката добраться хотя бы до деревни. Распухшее лицо стрелка де Шансона, даже умывшегося в ручье, напоминало неудачную маску. Поэтому лишь на нём не отразился ужас, когда из придорожных кустов вышел детина в зеленой холщовой куртке и шляпе с фазаньим пером. Он похлопал по ладони полированным лезвием узкого меча и поздоровался:

— Добрый вечер, святые отцы!

Аббат проворно сунул под рясу мешок с деньгами, а приор начал креститься:

— Сгинь, сгинь, нечистый. Исчезни!

— Кто это? — похоже, для Йоргена день огорчений ещё не окончился.

— Как кто?! Этот чертов разбойник, Робин Худ!

— Да, святые отцы! Это я, великий грешник Робин Худ. Наверное, поэтому Господь не внемлет моим молитвам и не дает хоть немного денег. Может быть, вы мне их дадите? — с самым благочестивым видом спросил детина. Затем, поощряя всех мечом, заставил вместе с собой опуститься на колени и попросить серебра у Всевышнего. Довольно скоро встрепенулся и весело сказал:

— Пожалуй, Бог уже внял нашим молитвам!.. Ну, у меня пусто!

Осмотрел служку и стрелка.

— У этих бедолаг тоже ничего не прибавилось.

Срезал с пояса приора кошель, куда тот ссыпал и давешние «рубленки».

— Ого! Смотрите, святой отец. Вашу молитву Господь услышал!

Йорген попробовал вскочить, но Робин железной хваткой удержал его:

— Зачем же так волноваться?

Мешок с 500 экю тоже перекочевал к атаману.

— Святой отец, да Вы воистину святой! Только молитва праведника может дать зараз столько серебра! Я обязательно помолюсь за Вас сегодня вечером. Вот только, боюсь, Единый опять меня не услышит.

Робин Худ встал и отряхнул колени. Аббат с ненавистью смотрел на него.

— К чему эти яростные взгляды, святой отец? Если Господь за такую короткую молитву отвалил Вам не менее 20 фунтов, то сколько же Вы получите после Всенощной в храме? А раз вам Единый даст ещё, то это я заберу себе. Уж, видно, такой я грешник, что только вашими молитвами, святые отцы, живу на свете!

Вскоре аббат, приор и мгновенно вышедший из ступора служка со всех ног улепетывали по тёплой дороге. Лишь один стрелок продолжал стоять на коленях.

— А ты чего расселся, мил человек? Тебе бояться нечего. Ступай, куда шёл.

Видя, что тот не поднимается, атаман участливо спросил:

— Ты вообще кто?

— Я вижу ты крепкий молодец в зеленой холщовой куртке. Но — без лука…

— Тебе-то что за дело? — сразу насторожился Робин Худ.

Зашуршали ветки, и на дорогу выбрался Николай, с саадаком и колчаном.

— Ого, и рыцарь-оборотень здесь!

Друзья удивленно переглянулись.

— Увидев вас, я должен отложить в сторону оружие, сесть на колени и сказать: «Я бедный, несчастный Дэниэл Скотт, пострадавший от кулаков рыцаря-оборотня, друга рыцаря сэра Жана Дыб-Кальвадоского и доблестного Робин Худа. За великие мучения рыцарь-оборотень назначил мне пенсию». И протянуть руку.

Он закрыл глаза, опустил голову и со страхом протянул вперед левую кисть, ладонью вниз. Ожидая, что её отрубят. Секунду разбойники стояли в недоумении.

— А! Так это Володька его отделал! — осенило Зуброва. — И просит заплатить за страдания! Ну-ка, ну-ка, пенсионер, расскажи всё по порядку.

Солдат с удовольствием рассказал, как по приказу барона охранял аббата. Но не пробиваемый рыцарь-оборотень в одиночку сразил трёх стрелков, а его избил, оставшись без оружия против топора. Причём, так красочно и самокритично описал ощущения, что разбойники искренне хохотали. У него даже появилась надежда сохранить хотя бы часть руки в ходе «пенсии». Но всё еще смеющийся оборотень отобрал у Робина мешок с серебром приора и, перевернув ладонь солдата, вложил:

— Ступай с миром!

— Подожди, это мои деньги! — возмутился атаман.

— Из нашего кошеля возьмешь.

Стрелок изумленно смотрел то на серебро, то на уходящих. Вместо увечья они одарили его! А вот в Шансоне либо повесят за неисполнение приказа, в назидание прочим, либо оденут ошейник раба. Солдат неожиданно взмолился:

— Постойте, ради всего святого! Подождите! Вы не разбойники — вы ангелы! Простите, я не хочу сражаться против вас. Умоляю, возьмите с собой! Мне не нужны деньги! — он отбросил кошель к ногам Робина. — Честно! Возьмите! Вы увидите, что Дэниэл Скотт тоже честный человек!

Лесной стрелок неопределенно пожал плечами и хмыкнул:

— Ну что ж, посмотрим!

Хозяйственно подобрал мешочек, но, наткнувшись на взгляд Зуброва, снова вернул его Дэниэлу Скотту. И лишь после этого обратился к Николаю:

— А это было в вашем «фильме»?

— Что? Избитый стрелок, что ли?

— Ну да. «Пенсия» эта.

— По-моему, не было. Не помню. Но с попами ты прям как в кино пообщался!

— Ну и славно! — довольно улыбнулся Робин. — Вы обещали мне половину добычи!

— Сомневаешься?!

— Нет, конечно! Только и этот мешочек входит в добычу!

— Ладно, сочтёмся. Тебе бухгалтером надо быть! — ругнулся Николай.

— От «бухалтера» слышу! — привычно парировал атаман.

Дэниэл благоговейно прислушивался к перебранке. Что ж! Он жив, это главное. А разбойничья жизнь может быть интересной. Тем более семьи нет, терять нечего.

* * *

Когда Зубров с Худом подъехали к Дыб-Кальвадосу, над воротами развевался стяг сэра Жана. У поднятого моста скопились повозки, и крестьяне обменивались мнениями. Разбойники уверенно раздвинули селян крупами коней и подъехали почти ко рву. Однако в цитадели, похоже, их прибытие осталось незамеченным.

— Дрыхнут они там, что ли?

Атаман взял у Зуброва подарочный рог и протрубил. Через несколько минут мост начал опускаться, и за решеткой обозначился сам крестоносец.

— Что, дармоеды, заждались? — весело обратился он к крестьянам.

Ответом ему был нестройный, но явно обрадованный гул голосов. Первым делом сэр Жан приказал вынести из замка и захоронить лучников. Энтузиазм сник, зато авторитет феодала моментально вырос. Уже через пару часов из наиболее крепких простолюдинов он набрал себе новый гарнизон. Это было легко, так как став воином крестьянин получал статус свободного. Чуть сложнее пришлось с замковой обслугой — переход в слуги принципиально для простолюдина ничего не менял. Но рыцарь справился и с этой задачей. Благо жизнь в цитадели была существенно сытнее многотрудной крестьянской доли.

Разбойники же увлечённо поглощали свинину и церковное вино, любезно оставленные аббатом. С хлебом было туговато: на троих им досталась одна, да и то надкушенная лепешка. Зато мяса имелось вдоволь! Друзья развели в камине огонь и соорудили импровизированный шашлык, насаживая поросятину на кончики мечей.

Когда с главными хлопотами было покончено, к пирующим присоединился хозяин. Два новых слуги втащили бочонок прошлогоднего эля, пару головок сыра и две корзины — с ароматными ковригами горячего хлеба и сырыми яйцами. Из последних Зубров тут же принялся готовить огромную яичницу.

— Где это они так быстро хлеб успели испечь? — изумился Феоктистов. Сэр Жан, в свою очередь, удивленно взглянул:

— В пекарне, конечно!

— Пекарни, как и мельницы, стараются ставить только в замках. Так крестьянам сложнее увильнуть от уплаты налогов! — пояснил Робин Худ.

— Вы что, не знаете этого? — недоверчиво спросил крестоносец.

— Они иностранцы! — вступился атаман. — Многого у нас не понимают.

* * *

Благодарный сэр Жан предложил погостить, пообещав научить ребят «драться по-настоящему». Было заманчиво, но сначала друзья решили управиться с делами. Коих уже поднакопилось: требовалось оборудовать зимние подходы к избушке, поправить крышу на хибаре бабушки, помочь ей и Смитам в заготовке сена и дров.

Примерно через месяц всё было завершено, и ребята вновь направились в Дыб-Кальвадос. Замок уже бурлил. Подъезжали повозки с дровами и съестными припасами, дымили трубы пекарни и кузницы, звучали топоры плотников и лебёдки каменщиков. Сэр Жан спешил укрепиться, пока под стенами не нарисовались воины соседа, обнищавшего рабами. Увы, нравы в Нормане были поистине волчьи!

— Друзья мои! — радостно приветствовал их крестоносец. — Наконец-то вы решили посетить моё скромное жилище!

Он распорядился начать подготовку к пиру, а приятелей пригласил скоротать время в оружейной комнате. Та располагалась на третьем уровне донжона, куда снаружи вела довольно хлипкая деревянная лестница. Сам вход в башню находился на высоте примерно тридцати футов. Это, конечно, было очень удобно в плане обороны, но весьма рискованно в мирное время. Впрочем, глядя на сэра Жана, беззаботно вышагивавшего по прогибавшимся мосткам, друзья постарались не подать виду, что боялись невзначай грохнуться с высоты примерно третьего этажа.

Оружейная комната представляла собой каменный зал, на всем протяжении которого стояли крашеные олифой деревянные подставки с ровными рядами копей и алебард, топоров, луков со снятыми тетивами. Рядом лежали пучки стрел, теснились щиты. Отдельно висели кожаные доспехи, кольчуга феодала и мечи.

Ребята с удовольствием опробовали разные виды оружия. Крутили, сравнивая, старые и недавно выкованные образцы, проверяли понравившиеся лёгкими ударами о свои мечи. Крестоносец предложил выбрать в подарок по любой смертоносной «игрушке». С учетом огромной стоимости оружия, это был поистине царский жест. Николай тут же присмотрел себе добротный меч, решив не скромничать. Владимир же перебрал связку луков, но потом уцепился взглядом за троянский кинжал.

Изящное, чуть выгнутое жало клинка было около 6 дюймов. Его полированная голубоватая сталь пересекалась короткой медной гардой в виде двух голов змей, изготовленных с большим изяществом. Их тела крест-накрест оплетали узкую рукоять, дополнительно обтянутую сыромятной кожей. Заканчивалось великолепие шишечкой, в которую сплетались змеиные хвосты. Кинжал буквально излучал очарование, которое присуще хорошему боевому оружию. Сэр Жан улыбнулся:

— Это одна из немногих вещей, что удалось привезти из крестового похода. Он принадлежал ассасину. Думаю, в твоих руках найдет более правильное применение!

— Я не могу принять его, сэр Жан! Это слишком дорогой подарок.

— Не дороже замка! Я всегда буду благодарен за вашу неоценимую помощь.

Дальше отказываться сил просто не было. Рукоять словно сама легла в ладонь, и вверх по руке поползла змейка холода. Феоктистов зачарованно провел лезвием:

— У него есть имя?

— Конечно, это же боевое оружие. Но я его не знаю. Мне, знаешь ли, пришлось свернуть шею хозяину этого кинжала прежде, чем он смог что-либо сказать. Да и вообще сомневаюсь, что он говорить собирался. Зарезать — это да… Так что придумай сам!

Владимир ненадолго задумался.

— «Сарацин»! Я назову его «Сарацин»!

— Прекрасное имя. Да, кстати! Думаю, пора испытать его в деле. Мясо на столе!

В дверях «оружейки», действительно, маячил слуга, который доложил, что подготовка к пиру завершена. Вслед за сэром Жаном друзья спустились на второй этаж, который занимала зала, где не так давно беседовали священники. Тут, как и в большинстве помещений, царил полумрак. Окна-бойницы в толще стен перекрывали железные решетки, поэтому солнечного света не хватало. В стенных держаках горели факелы, от чего ощущалась устойчивая горечь дыма. Впрочем, в качестве освежителя здесь выступали охапки свежего сена, устилавшие пол. Посередине уже стоял огромный «П»-образный стол, собранный из длинных досок, положенных на специальные козлы. Его закрывали белые домотканые скатерти.

Вокруг столпилось человек 20 дружинников, а несколько слуг споро таскали блюда. По знаку феодала принесли таз и кувшин с водой. Сам крестоносец лишь омочил ладони перед трапезой, а друзья, напротив, с удовольствием вымыли руки. Остальные ненавязчиво проигнорировали непонятный «троянский» обряд. Вслед за владетелем весело устремились к лавкам, поставленным с внешней стороны стола. Тут же испарились крышки с бочонков, выставленных на равном расстоянии вдоль стен, и кружки до краев наполнились светлым элем и яблочным сидром.

— За моих друзей! — провозгласил сэр Жан и осушил серебряный кубок. Слуги немедленно последовали примеру и жадно набросились на еду. Впрочем, рыцарь, перед тем как выпить, аккуратно вытер рот специальной салфеткой. Чувствовалось, что он выполнил какой-то ритуал, ещё неизвестный его солдатам. Друзья, на всякий случай, тоже промокнули губы перед питьём и, по примеру сэра Жана, отхватили ножами по здоровенному куску мяса. Перед ними красовалась туша зажаренного целиком оленя. Феоктистов был приятно удивлен остротой «Сарацина», который резал как хороший скальпель. Рядом обнаружилась чашка с острым соусом из перца и гвоздики. Им местные поливали любое мясное блюдо.

Сначала друзья чувствовали себя на пиру довольно стесненно. Но потом сообразили, что дружинники сэра Жана тоже не знали правил поведения. Недавние крестьяне жадно хватали наиболее приглянувшиеся куски с любых блюд, до которых только могли дотянуться. При этом обеими руками, до отказа, набивали свои рты. Да ещё успевали чавкать, хохотать и пытаться что-то говорить сотрапезникам. Многие, словно изголодавшиеся собаки, перехватывали пищу у соседей. Кроме того, новые воины владетеля почти непрерывно накачивались пивом и яблочным вином. Куски грубого хлеба, заменявшие тут тарелки, попросту игнорировали или использовали по прямому назначению. Так что друзья на их фоне смотрелись сущими образцами благовоспитанности: аккуратно отрезали большие ломти сочного мяса и, положив на свои горбушки, не спеша поедали. Эль и сидр пили только после крестоносца, в промежутках между сменами блюд.

Пиршество проходило под довольно заунывное пение бродячего гистриона, уже неделю обретавшегося в гостях у сэра Жана. Звали это поющее недоразумение Питер из Фалеза, и он уже в который раз исполнял свой хит — балладу о доблестном сэре Гильороне Ливарском, ушедшем в крестовый поход. Впрочем, с каждой выпитой кружкой пение Питера становилось всё более мелодичным. А ко второму часу застолья друзья уже и сами подпевали гистриону. Тем более, что за зажаренными оленями последовали кабаньи окорока, медвежатина, жареные дикие гуси, громадные пироги с начинкой… А в перерывах активно употребляли добротный ячменный эль, вперемешку со слабым яблочным вином.

Правда, окончание пирушки насторожило. Захмелевшие воины, устав от пения Питера, начали приставать к гостям. Кто, мол, такие, откуда, и как там у вас люди живут? Настроение моментально упало. Даже с учётом общего застолья крестьяне не воспринимались «своими». Не враги — и то ладно. Не рассказывать же им о трудовых буднях разбойников или о житье в XX веке параллельного пространства?

— Сэр Жан! — наконец не выдержал Феоктистов. — Мы приехали к тебе в гости, чтобы отдохнуть, а не для того, чтобы устраивать балаган для слуг! Если считаешь иначе, можем сейчас же уехать.

Крестоносец для порядка рыкнул на распоясавшееся воинство. Вообще-то он и сам рассчитывал на интересный рассказ. Как-никак гости были иностранцами и могли порассказать такое, что потом вспоминали бы в Дыб-Кальвадосе долгие годы.

Странно. Почему они не желают поведать о своём феме? Разве обет какой дали. Но, с другой стороны, ни рыцарями, ни монахами его новые друзья не являлись. Значит, ни о каком серьезном ограничении речи быть не может… Категорический отказ вдруг заставил крестоносца задуматься о всех многочисленных странностях, отмеченных со времени первого знакомства с молодыми разбойниками.

Закончилось тем, что Питеру пришлось еще раз вспомнить весь свой репертуар. А потом подвыпившие друзья всё же запели хором что-то вроде:

«Zemlja v illjuminatore, zemlja v illjuminatore,

Zemlja v illjuminatore vidna!»

Это несколько примирило дружину с несбывшимися надеждами. Закончился пир, когда голова последнего пьяного воина упала на забрызганную соком скатерть.

Утром Феоктистов проснулся поздно. Оказалось, что слуги перенесли его в одну из комнаток боковой башни. Тело неудобно лежало на медвежьей шкуре в маленькой кровати, предназначенной для сна в положении полусидя. Из одежды с него сняли лишь сапоги и перевязь с мечом, которые оставили рядышком. Со всех сторон непривычное спальное место закрывал тканевый балдахин в форме шатра, неплохо спасавший от замковых сквозняков.

Помятый Владимир вылез из этой «палатки» и первым делом проинспектировал ночной горшок. Есть, все-таки, у пива одна неприятная особенность! Наконец, полегчало. На прикроватном столике стояла деревянная кружка с откидывающейся крышечкой. А вот теперь оно же кстати! Ополовинив, Феоктистов почувствовал себя намного лучше. Лишь сильно болели шея и плечо, затёкшие во сне. Он, уже смакуя, допил, немного взбодрился гимнастикой и спустился во внутренний двор.

Около колодца обливался холодной водой Николай.

— Здорово, алкоголик! — радостно приветствовал он. — Скупнуться не желаешь?

Душ из пары холодных вёдер ещё более примирил с жизнью. Теперь ребята были в состоянии ознакомиться с устройством норманского замка. Вплотную к донжону примыкали казармы и жилые помещения челяди. А также кузница, оружейная мастерская, пекарня, кухня, амбар, погреб, конюшня и псарня, сколоченные из грубых необрезных досок. Постройки окружала внутренняя, более высокая, чем внешняя, каменная стена со вторыми воротами. Пространство между крепостными стенами, называемое первым двором, было достаточно просторно. Его покрывала свежескошенная стерня, истоптанная сетью тропинок. У северной стены обнаружился огородик с лекарственными травами. Друзья опознали подорожник, арнику, бессмертник… Похоже, своеобразная аптечка сэра Жана. Неподалеку располагалась избитая конскими копытами площадка, с деревянными тренажерами и мишенями по периметру. Здесь крестоносец совершенствовал воинское искусство. Чуть поодаль крутились лопасти небольшой ветряной мельницы.

Больше всего друзей заинтересовали тренажеры. В основном, это были разные квинтаны, предназначенные для развития меткости и реакции конного воина. Самая простенькая представляла «Т»-образную вращающуюся перекладину, достававшую примерно до груди всадника. На одном конце был закреплен деревянный квадрат, а на другом кожаный мешочек с опилками. На следующей имелся настоящий щит из дерева и кожи, окованный по краю, и бурдюк (судя по плотности — с песком), около полутора футов в диаметре. Перекладина последнего тренажера доставала примерно до головы всадника. Концы, соответственно, украшали измятый ударами рыцарский шлем и шипастый железный шар на короткой цепи.

— О, блин, смотри! — уважительно оценил Николай. — Если таким по башке приложить, точно ногами вперёд унесут!

Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как проходили тренировки. Наверняка, разогреваться сэр Жан начинал с простенькой квинтаны. На полном галопе поражал копьём деревянный квадрат, сооружение разворачивалось и норовило шарахнуть его по спине мешочком с опилками. Удар наверняка получался чувствительным. Затем наступал черёд перекладины со щитом и бурдюком с песком. В этом случае плюха запросто могла выбить из седла. Ну и третий, наиболее опасный номер: удар копьем «в голову», и уход от смертельного удара кистенём.

Имелись и меньшие квинтаны, для пеших тренировок. Вскоре Николай уже азартно забавлялся с одной, от души лупцуя в щит новым мечом и уклоняясь от мешка. Почти у стены стояли многочисленные деревянные мишени, чьё назначение тоже не допускало двойных толкований. Владимир попробовал метнуть «Сарацин» в наиболее широкую, и быстро вошёл во вкус. Кинжал имел хороший баланс.

— Вижу, времени зря не теряете! — неожиданно раздался за плечом голос сэра Жана. Феоктистов непроизвольно вздрогнул.

— Да вот, решили развлечься!

— Ну-ну. Может, на мечах поиграем?

— Без кольчуг? — несколько насторожился разбойник.

— Как хочешь.

— Нет, давай-ка, защиту наденем! Не люблю поцарапанным ходить.

Зубров бросил квинтану и подошел к облачающимся приятелям:

— Вы это чего?

— Тренироваться будем.

— А! Ну, тогда я следующий.

Изготовились. Сэр Жан обнажил клинок без заточки, с тупым остриём.

— Нападай! — великодушно предложил Владимир. И тут же его меч вылетел от мастерского взмаха, а по закрытым кольчугой ребрам ударил рубящий.

— А, блин! — он с трудом восстановил дыхание и поднял меч.

Взмах, отбив, удар по рёбрам, ещё один, закрут — и оружие Феоктистова вновь сверкнуло железной щучкой, улетая прочь. При этом, похоже, сэр Жан бил без усилия, чтобы даже тренировочным лезвием не сильно портить дорогую кольчугу.

На этот раз Владимир молча восстановил дыхание, поднял меч и кинулся в атаку. Клинок крестоносца словно развернулся в железный веер. Через пару секунд разбойник вновь остался без оружия и получил серию рубящих по корпусу.

— Ты слишком предсказуем! — ровным, совершенно не запыхавшимся голосом сказал сэр Жан. — Хотя техника довольно неплоха.

— Да как же неплоха, если ты меня уже в капусту изрубил!!!

— Да не переживай! — успокоил крестоносец. — Просто я немного более опытен с мечом. Надеюсь, таких противников тебе встретится не так уж и много. Хотя…

— Ну, спасибо, блин! Утешил!

— Если не возражаешь, порублюсь с Николаем.

Зубров влез в кольчугу и взял старый, привычный меч. Да и не так жалко лезвие портить! К сэру Жану он приближался с опаской. Взмах, россыпь ударов, и Коля тоже скрючился без оружия, с отбитыми рёбрами. Ещё несколько похожих атак…

— Ладно, ребята, давайте усложним игру! — — сэр Жан снял кольчугу. — Нападайте вдвоем и рубитесь как с настоящим врагом. Если сможете хотя бы ранить, ещё по клинку подарю.

Упрашивать избитых разбойников не пришлось. Секунда промедления, и оба кинулись в атаку. Крестоносец поймал боковиной лезвия меч Феоктистова и извернулся так, что Володька оказался меж ним и Николаем. Пока Зубров пытался обежать друга, сэр Жан уже «обработал» рубящими его многострадальные бока. А потом даже не стал обезоруживать — просто подсек ногой и переключился на Колю. Встретил его весьма чувствительным тычком в грудь, а затем приложил тупым лезвием по голове.

— Два-ноль! В твою пользу, — злобно подвел итог Феоктистов.

— Немного тренировки, и будете рубиться не хуже! — успокоил сэр Жан.

— А ты научишь нас? — с плохо скрытым волнением спросил Зубров.

— Конечно! Если принесёте мне присягу верности.

— Э, нет! Мы с детства росли вольными, и в слуги не пойдем. Даже к тебе.

— Но ведь и я приносил вассальную присягу своему сюзерену! Сначала шерифу Фалеза, а затем королю Иерусалимскому, сиру Ахиллу.

— Та-ак! — голос Владимира прервался. — Хочешь посвятить нас в рыцари?!

Вообще-то в мыслях у сэра Жана не было подобного, но волнение разбойников говорило за себя. Они просто жаждали рыцарских шпор! На этом можно сыграть.

— Я бы сказал, что такой вариант вполне возможен. Но…

— Что «но»?!

«Вот оно!!! Вот шанс узнать их тайну!»

— Вассал должен быть благородной крови. Кроме того, ему надлежит ничего не скрывать от своего сюзерена. А я вообще ничего о вас ничего не знаю!

Колебался Феоктистов не долго. Сэр Жан убедительно доказал право вожака.

— Хорошо, мы расскажем свою историю. Здесь, кроме тебя, об этом знает лишь один человек — Робин Худ. Поэтому, даже если ты нам не поверишь, поклянись никому не рассказывать об услышанном! Поклянись своей рыцарской честью!

Сэр Дыб-Кальвадосский задумался. Стоило ли давать столь серьезную клятву? И решил, что, пожалуй, да. Во-первых, обещанная история обещала быть невероятно занимательной. (А здесь, при отсутствии других развлечений, это стоило очень дорого!) Во-вторых, сами разбойники, уже привыкшие к тяжёлым доспехам и отлично владеющие мечами, вполне устраивали его как потенциальные оруженосцы. А может и полноценные рыцари-вассалы. Крестоносец поклялся.

Глава 7

1984 год по хронологии Метрополии, 25 мая. СССР, г. Бузулук.

Второе появление Зоринки было более эффектным. В прихожей рассыпался в трелях звонок, и на пороге возникла фантом в корабельном костюме, благородную белизну которого подчеркивали серебристые ранты в алой окантовке. Тёмная эмблема добавляла значимости. В руках врач держала узкий блестящий чемоданчик.

Она лучезарно, по-киношному, улыбнулась, и после сличения с голографией была допущена к «тюльпану». Но подойдя, нахмурилась:

— Там никого нет!

— Как нет?! — ахнула мать Феоктистова. Фантом пожала плечами:

— Когда в саркофагах лежат тела, вот эти индикаторы горят голубым светом! — тронула рукой две выпуклости цвета обшивки.

— А перегореть они не могли? — с надеждой спросил Вовка.

— Это полупроводники. Впрочем, можно проверить на наличие поля.

Извлекла из «дипломата» плоское устройство и немного поколдовала.

— Странно. Похоже, нужно полное сканирование!

Взгляд фантома упал на инопространственные подарки, аккуратно сложенные в углу. Зоринка выбрала там небольшой твёрдый ранец с кучей ремней и спросила:

— Есть здесь какой-нибудь выход в сторону корабля?

— Только окно!

Она критически осмотрела вид, потребовала открыть створки и убрать горшки с цветами. Ловко одела ранец за спину, опустила из него две трубки, проверила натяжение ремней и вдела руки в кольца выдвижных манипуляторов. Оказывается, юбка совсем не мешала использовать «звёздные платья» как комбинезоны.

— Готово?

Запрыгнула на подоконник и бросилась ногами вперед. С высоты третьего этажа. Обе Феоктистовы, Емельянов и сестра Зуброва одновременно дёрнулись к окну. Но внизу уже громко хлопнуло, и белая девичья фигура высоко взлетела по направлению к карьерам. Затем вновь начала падать, но у самой земли из-под неё вылетел шарик белого пламени. Фантом снова взмыла по параболе и исчезла за грядой. Звук хлопка чуть запоздал, а затем донёсся ещё раз. Минут через десять Зоринка припрыгала с новым аппаратом. Красиво влетела в окно и выхлопом погасила скорость. Сразу запахло парной. С чуть заметной улыбкой фантом разоблачилась, привычно убрала манипуляторы в гнезда. Вовка с восхищением смотрел на ранец:

— Что это?!

— Ракетный попрыгунчик. У вас уже тоже что-то подобное делают. Правда пока только для диверсантов.

У всех присутствующих непроизвольно сжались губы, словно они дружно попытались не выдать военную тайну. Зоринка предпочла сделать вид, что ничего не заметила. Вновь обследовала ванну. Наконец под лепестком Феоктистова загорелся голубой индикатор, а в воздухе над прибором поплыли горизонтальные чуть светящиеся строки, напоминавшие рунические письмена.

— Хм, даже так? — врач убрала устройство и повернулась к его матери:

— Бортовые системы проанализировали доступные параметры. Получается, теперь ванна стала переходником из одного пространства в другое. Неуправляемым. Так что ребята сейчас где-то далеко. Единственное, что скажу наверняка — живы!

(У Емельянова буквально скала с сердца свалилась).

— А вот направленность потоку дал Ваш сын. Он что, первый, в саркофаг лёг?

— Да! — важно кивнул Вовчик. — Колька вообще в последний момент заскочил.

— Может, оно и к лучшему. По двум настройка наверняка бы сбилась. А чем Владимир в последнее время сильно увлекался? Фильм там, книга, человек?

— Кажется, он был влюблен! — робко произнесла мать Феоктистова.

— О, господи!!! — Зоринка картинно прижала руку ко лбу. — Да в любом пространстве может быть подобный типаж! Мы же и за миллион лет его не найдём. А если и повезёт, он там со своей мечтой, найденной во плоти, предпочтёт и остаться!

— Впрочем! — прервала сама себя фантом. — Их же двое! Психоматрица отпадает. Если только оба не были влюблены в одну и ту же девушку.

— Не! — авторитетно заявил Емельянов. — Вовка любит одноклассницу, а Колька — девчонку из соседнего дома.

Сестры мальчишек захихикали, а мать Феоктистова достала с полки книгу:

— Вот это он недавно прочёл и уже неделю рыцарями бредил.

На серой плотной обложке почти готической вязью красовалось название: Вальтер Скотт, «Айвенго». Зоринка бегло пролистала текст и картинки:

— Ну, что ж. Это попроще. Пласт средних веков. Вы дадите её мне?

— Конечно-конечно! А как же мой сын?

Зоринка ласково приобняла женщину:

— Мы найдем их. Нужно лишь вычислить пространство, где жизнь максимально похожа на сюжет книги. Такие операции уже проводились. Почти все — успешно.

Уже улетая на «попрыгунчике» она закричала:

— Мы вернёмся!!! Мы обязательно вернёмся и привезём их!

Старшая Феоктистова и обе девчонки, не сдерживаясь, зарыдали.

* * *

6699 год от Сотворения Мира, 5 сентября. Королевство Норман.

Вскоре в одной из верхних комнат донжона накрыли стол, и крестоносец с гостями заперлись высоко над землей. Зубров скромно помалкивал, чавкая гузкой фазана, а Феоктистов, прожевав огурчик, заговорил:

— Я родился в другом мире, в 1971 году от Рождества Христа, в стране под названием Советский Союз. Такие времена как здесь, у нас были лет 600-700 назад. Так что, в некотором смысле, мы живем в далеком прошлом. Николай младше меня на год, и познакомились мы в городе Бузулуке. Были соседями. Росли, в принципе, без особых забот, как детям и положено. Но не долго. В 1984 году ещё один наш друг встретил могущественных волшебников из другого мира, которые прибыли к нам магическим путем. Они подарили нашему другу вещи, силы которых мы не понимали. И, по глупости, решили позабавиться. В итоге нас с Николаем закинуло сюда, в чужой мир, похожий на наше прошлое.

Конец ознакомительного фрагмента.