Космияне. Часть 1

Владимир Науменко

В одном из уголков Сибири отважные земляне, сами того не подозревая, своими несогласованными действиями вызвали к жизни целую цепочку невероятных событий. Студенты Дагос и Лотман находят нужным скрывать своё открытие, они уверены, что оно не пойдёт на пользу землянам. Того мнения и Тхара – Чандро, расшифровавший послание землян, после мучительных раздумий посылает на Землю свою дочь Индиану. Идёт незримая борьба сил добра и зла на путях рождения нового облика грядущих космических цивилизаций.

Глава 4

ТАЙНА НЕБА И ЗЕМЛИ

«Небесная история и небесная судьба человека предопределяет земную судьбу и земную историю человека».

Н. А. Бердяев. «Смысл истории».

Сказано — сделано.

Свершив задуманное действо, студенты спали безмятежным сном. Их ровное дыхание свидетельствовало о спокойствии, а раскрывшиеся перед ними врата сновидений, — о примирении с совестью. Но в лесу было по-иному. Ветер с беспощадной силой обдувал деревянные строения терема-лаборатории, неся в своих холодных потоках напоминание об ушедшей осени. Редко кто из местных жителей заглядывал сюда, обременённый думой о зарабатывании хлеба насущного, всё это создавало вокруг терема обстановку, благоприятную для его хозяев. Изнурённые ночным рейдом к радиотелескопу, они так прекрасно спали, что приди они в то утро сюда, вряд ли обратили внимание на отпечатки подошв чужих ботинок, отчётливо проступившие на пропылённом полу. Решив в другой раз проведать уютный терем, Всеволод Максимович, на которого со стен лаборатории взирали научные авторитеты, со смутным предчувствием покинул его и вернулся к себе.

***

Посланный в космос радиосигнал, покинув воду в атмосфере, что защищает нас от космической радиации, совершал дрейф по окрестностям Солнечной системы, без препятствий проникая в дали спутников и планет. Вселенная жила по своим правилам, рождая новые галактические туманности, протозвёздные образования и межзвездную пыль, зачатки разума: вечная эстафета жизни и смерти подчёркивала вехи её эволюции. Жизнь на Земле продолжала идти своим ходом, когда радиосигналом были оставлены позади гряды астероидов, гигантскими бусами рассыпавшихся в орбитальных сферах Марса и Юпитера. Планеты совершали свой космический путь. Преодолев пылевидную гряду, собой рассекавшую видимый участок Млечного Пути, суть спиральная галактика с перемычкой из ярких звёзд, выходящей из центра и пересекающей галактику посередине, он направил свой космический вектор к иным звёздам. Он держал путь к мирам, познание и суть которых, как тайна философского камня, остались вне пределов человеческого рассудка. Несколько сот малых циклоидных планет и спутников остались позади. Достигнув гравитационных границ едва заметного спутника, что затерялся в мириадах звёздных систем, радиосигнал в мгновение ока был перехвачен антенным устройством. Орбита планеты Зет-Игрек-Альфа, где присутствовало оптимальное соотношение света и тепла, и чья атмосфера не отражала, а наоборот, принимала «радиошум» Вселенной, оказалась восприимчива к внешним раздражителям из глубин космоса. Послание перехватил житель планеты, что была в «поясе жизни», удалена на безопасное расстояние от звезды. Принятый радиосигнал преобразовался в изображение. Приступив к его расшифровке, он быстро выявил серию сигналов смыслового характера, поступивших из далёкой спиралевидной Галактики. В его практике местного учёного приходилось получать и не такие сигналы, но последний имел особенность, где-то в его подсознании приобретшую знакомый профиль. Обуреваемый возникшими переживаниями, он извлёк из термостойкого шкафа посеревшую от долгого хранения таблицу, и с её помощью занялся дешифровкой позывных, чьё звучание он вложил в блок памяти системы, работающей в быстродействующей приёмно-информационной установке. Дрожащей рукой, подавая команды, он жадными глазами пожирал табло. На экран выводились нужные ему данные, цифры и буквы пробегали перед его взором. Каково же было удивление Тхары-Чандро, когда на мониторе высветилась схематичное изображение радиосигнала. Волнуясь, он встал и с картой поспешил к выходу из пульта управления космическими сообщениями. Потомок древних ариев понял, что в форме чёрточек и линий, при слиянии образующие профиль человека, он перехватил раскрытый конверт-послание n-ой цивилизации к другим. Он без особого труда догадался о том, что сигнал пришёл с орбиты ничем непримечательной планеты одной из систем звёзд, расположенном в туманном поясе Млечный Путь. Сколько раз ему приходилось летать в эту удивительную галактику, сколько раз возвращаться в родную звёздную гавань с новыми знаниями и коллекциями земной природы, не поскупившейся на щедрость и в периферийных областях Вселенной. Карта, которую в своих руках держал Тхара-Чандро, была известна землянам как таблица Менделеева. От нахлынувшего на него волнения он заходил по огромному беломраморному основанию лаборатории, чьи гигантские корпуса раскинулись по всей, недавно высвободившейся из-под неволи орионцев планете. Он долго не мог совладать со своим возбуждённым состоянием, пока ему не вспомнились слова древней легенды. Именно древние истории пишутся на звёздах. Дедушка рассказывал мальчику удивительную историю о планете Земля, о том, как ему будет тоскливо, не увидев берегов Инда, умирать в чужеродной галактике. Но то, что свершилось, то и произошло, ибо сама вечность всё уже заранее предугадала. Ему вновь представилась картина, ясно отпечатавшаяся в его воображении. Снедаемый внутренним любопытством, у статуи он начал продумывать детали полученной схемы.

«Каждый химический элемент при излучении даёт один и тот же набор линий. Профиль гуманоида проявляется цифрами 6,7, и 8, — соответственно это земные химические элементы, — углерод, азот и кислород. Своим атомным составом они определяют основу дыхания живых существ, как Земли, так и планеты, где я нахожусь».

Вблизи глаз фигуры Тхара-Чандро обнаружил химический символ живительной влаги, столь необходимой для функционирования биологических организмов. Внимательно присмотревшись к мельчайшим деталям субъекта, который реально существовал в земном мире, старик насторожился. Вокруг головы гуманоида и чуть-чуть поодаль от неё, чётко вырисовывался спектр световых оттенков, в силу своего предназначения, сгруппированные в четыре линии. Расплывчатость границ для исследователя не создавала затруднений раскодировать видимый спектр. Наоборот. На рисунке, составленном из расшифровки содержания радиосигнала, была явно заметна тенденция к логической последовательности событий, происшедших в пределах другой звездной системы, и непонятных для него. Исходя из этого, Тхара-Чандро рискнул предположить, что же, по сути, несла в себе эта информация. Пытаясь классифицировать поступившее извне планетное послание, он подошёл к вычислительному центру. Лаборатория была кузницей, воплощающая в жизнь его мечты и замыслы. Он не в силах был представить себе своё будущее без конкретной работы, вносящей благо в климат планеты. Транспортировка необходимого материала осуществлялась по челночному маршруту, действующему бесперебойно на протяжении ряда астрономических лет. Сбой в системе был чреват нарушением всей работоспособности идеально отлаженного механизма коммуникаций между удалёнными объектами звездной системы S, в ней сконцентрировалось столько межзвёздной пыли и газа, что на слайдах система выглядела кажущимся монолитом. На самом деле она была разъединена миллиардами звёзд и кружащих вокруг них планет. Научно-исследовательский организм планеты подпитывался энергией межзвёздного газа, его космияне перерабатывали и использовали для своих нужд. Но не это сейчас владело им. Проделав пальцами руки графические прообразы излученной спектрограммы, он опять нажал на ряд клавиш, и стал наблюдать за монитором, где высвечивался профиль гуманоида. На экране чётко отобразились линии частиц тяжёлых металлов. Сверив свои расчёты с данными компьютерных вычислений, Тхара-Чандро в уголке таблицы написал символы элементов, присутствующие в содержании радиосигнала, — 92, 94, 96 и 88.

«Да это же порядковые номера урана, плутония, кюрия и радия» — Тхара-Чандро помрачнел, его блуждающий в пространстве взгляд остановился на скульптуре из позеленевшей бронзы. Когда-то она стояла на задворках ракетно-космического комплекса колонизаторов из созвездия альфа Лебедя. Она, по словам его ученика Гленна Сайра, стояла там поникшей от холодного мрака, одевшего изваяние в иней и в корочку льда. С молчаливой грустью взгляда, полного отрешённости от космической суетливости, и, коловерти бытия, она в вечном безвременье застыла в его лаборатории. Её мраморная стать не воплощала в себе объёмно-пространственного изображения предметов и явлений красоты, что пытался, было воплотить в ней неизвестный ваятель. Изобразить вечность в значении жестов для ваятеля означало разгадать загадку мирового бытия, заложенную в женском естестве. Тем самым он постиг бы смысл своего скромного творчества. Им делался акцент на то, чтобы поймать первое впечатление от натуры, он её ваял спонтанно, в состоянии сильного эмоционального возбуждения от видения прекрасного. Вероятно, он был сильно огорчён, когда скульптура не стала носителем качеств, которые он первоначально старался отобразить в куске мрамора. Словно предугадывая намерение своего творца, она стала постепенно оседать в основание грунта, время от времени сотрясавшегося от грохота и рёва космических кораблей, прибывающих на космопорт и удаляющихся к звёздам. Творец по неизвестным причинам бросил трудиться, ибо не осуществилась его мечта об идеальном воплощении Вечности в образе Женщины, — хранительницы жизни в космосе. Его огорчение можно было понять. Вечность не могла воплотиться в его творении, это было бы равносильно абсолютному познанию Вселенной, а оно невозможно. Тхара-Чандро молчаливо созерцал безобразность форм.

«Вот она, сестра совершенства, гармонии и красоты!» — подумал он. В самом акте недоработки мраморного материала, умудрённый опытом старик знал, в чём ваятель воистину оказался мастером своего дела, а в чём, — нет. Ваятель скульптурного творения доказал своему неведомому ценителю, что ни один предмет, искусственный или естественный, не вечен, а лишь способствует изменению, суть вечность. Судьба ваятеля канула в космическую неизвестность, а вот скульптура оказалась в лаборатории Тхары-Чандро. Для него она символизировала нежный, но в тоже время отпугивающий голос Тайны, над ней учёный, выросший и возмужавший в леденящих душу просторах Космоса, бился, пока был жив. Ценителем прекрасного немного времени простояв перед ней, он повернулся и направился в свой рабочий кабинет. И сейчас, глядя на систему, в чьих пределах светился порядком надоевший ему профиль человека, Тхара-Чандро терялся в догадках. Ему было непонятно, откуда же исходил тот или иной элемент, и какую роль он играл. Он многократно и скрупулёзно перепроверял свои вычисления и расчёты. Понимание всего происходящего ему никак не давалось. На этот раз компьютер оправдал ожидания космического жителя, высветив на своём табло загадочный чертёж неизвестного, но в реальном плане физически существующего аппарата. Тхара-Чандро всё понял, увидев подробности проекции. Он обретался на планете Земля.

«В лице представителей планеты Земля Солнечная система, может быть сама того не подразумевая, владеет оружием, чья поражающая способность нам пока неведома. Перед его поражающей силой не сможет устоять никакая высокоразвитая цивилизация. Не понимать этого, значило бы для нас впасть в бегство от мира, это неминуемо нанесло бы смертельный удар по нашим преступным бездействиям. Сигнатура тяжёлых элементов говорит сама за себя. Слава Шакья-Муни, что в просторах Метагалактики существуют космияне, типа меня, которые осознают трагизм наступающей эпохи во взаимоотношениях между Землёй и Космосом. Мы чувствуем так же, как и люди. Бесконечно враждуя друг с другом, земляне могут нанести неизмеримо больший ущерб нравственным устоям жителей космоса, нежели они нанесут себе подобным. Пока для нас ещё не пришло время расплачиваться за аморальные поступки землян. Надо как можно быстрее повернуть события, разворачивающиеся вразрез с интеллектом космиян и чреватые вселенской катастрофой, — в русло космической стабильности. Но как это предпринять с наименьшим риском для себя?» — размышляя, таким образом, космиянин остановился у статуи. Бесформенная глыба мрамора покоилась на месте. На душе старика было гадко. И тут Тхару-Чандро озарила безумная идея, которая поспешила облечься в очертания хитроумного плана, так как его опасения требовали от него решимости действовать. Дальше, туманным взглядом осматривая панораму звёздного неба, он углубился в тёплые воспоминания о прадеде, в его удивительные рассказы о планете, подёрнутой голубой дымкой атмосферы. Земля не могла оставить его равнодушным.

«Самым большим доказательством разума в космосе является то, что никто не хочет вступать с землянами в контакт. Как любящий потомок, я должен предотвратить катастрофу моей далёкой Праматери, живущей в кругу остальных восьми планет». — Мысли Тхары-Чандро уносились далеко за пределы родной планеты.

***

В аудиториях ИКИ проходили лекции, семинары, научная жизнь накапливала у студентов новизной знаний, а у некоторых из них уже шла подготовка к экзаменам. Всё, может быть, шло бы и дальше своим чередом, пусть и в надоедливо серых тонах, но в один прохладный день, частый для местного климата, на ступеньках института появилась девушка, чьё присутствие сыграло роль детонатора общественного спокойствия. Студенты, сразу приметившие в своей среде несловоохотливую незнакомку, стали докучать ей расспросами, стараясь войти к ней в доверие. Незнакомка, воспитанная в строгих традициях, не удосужилась уделить ожидаемого внимания кому-либо из тех студентов, которые, забыв все рамки приличий, нагло навязывались ей в попутчики, по дороге неся всякий несусветный вздор, слушать его она не изъявляла большого желания. Странная молчаливость, как это не злило ветреных студентов-ловеласов, сопровождала её повсюду. Сайфур и бровью не повела. И вскоре от неё отстали самые прилипчивые ухажёры. Собственно говоря, в данную минуту ей было не до них. Пройдя с замиранием сердца длинную вереницу научных кабинетов, она тихонько постучала в нужную для себя дверь.

— Да, да! — на стук отозвался грубый голос мужчины — Войдите, дверь не заперта, открыта.

Толкнув массивную дверь, девушка отступила назад. Эта комната не была кафедрой, как она поначалу подумала, она попала в рабочий кабинет преподавателя, к тому же обставленный дорогостоящими приборами. Здесь между ними и произошел разговор.

— Здравствуйте! — поприветствовав, вошедшая сюда девушка осмотрелась, и сделала вид, что была ничуть не удивлена беспорядком в кабинете.

— Здравствуй, здравствуй, прекрасная незнакомка! Зачем пожаловали к нам?

Девушка, верно угадав мысли обернувшегося к ней лицом астрофизика, ответила: В силу некоторых семейных обстоятельств, которые очень важны. Я очень просила бы Вас, если это возможно, о своём зачислении на этот курс вольнослушателем.

Ответив так, незнакомка при этом как-то странно бросила взгляд во двор института. Горячий, и неестественный. Сердце Желдина кольнуло, он пристально взглянул на неё. «Не может быть! Она и есть та, кто в последнее время преследует меня?» Не придав любопытству учёного серьёзного значения, она любовалась верхушками тополей, позолоченных брызгами солнечного света. Тут астрофизика повторно проняло, — в девичьем взоре ему открылось слишком знакомое и причудливое сходство с каким-то своим прошлым. Но с каким? На мысленно поставленный вопрос, астрофизик терялся с ответом, он не знал, что именно он должен вспомнить. Сам себе, признаваясь в нечаянной забывчивости, Желдин в адрес девушки сделал словесный выпад, ироничную остроту которого она вряд ли от него ожидала:

— Милая девушка! Объясните, пожалуйста, что это значит. Простите меня за навязчивый вопрос: откуда у вас, при вашей молодой красе, такая прямо-таки ракетная тяга к знаниям? Были в школе отличницей, или это хобби? Давно интересуетесь наукой, или это чистой воды карьеризм, желание выбиться в люди? любопытство? Неужели в таком возрасте, и в наше коммерческое время вас влечёт к учебникам, когда вокруг большинство из ваших ровесниц интересуется вещами, далёкими от прочтения полезных книг?! Вы что, всерьёз решили понять такую не очень понятную, но интересную науку, как астрономия?

— Наука о звёздах давно пленила моё воображение, я с детских лет грежу звёздами, они самые лучшие мои друзья, — понимая, что в вопросах учёного заключается его хитрая уловка, отвечала девушка — В вашем институте мне хотелось во всех подробностях постичь её законы. Хотя, честно признаться, некоторые моменты в этой науке я плохо усваиваю.

— Какие такие моменты? — спросил Желдин, чувствуя подступающий к горлу комок самолюбия.

Приглядевшись к его лицу, девушка в морщинистых чертах угадала скрытую и лукавую усмешку.

— Я очень неважно разбираюсь в казуистике математических формул, однако они не мешают мне на практике с замиранием сердца замечать её сильные стороны. Она необходима для расчётов космических скоростей, вращений спиральных галактик, планет и многих других небесных тел. Тем самым она превращается в науку-практику, разумеется, и не без некоторых отвлечённых положений.

Преподаватель восхитился и посмотрел на девушку. Она была не так проста, как казалась. Всем сердцем он чувствовал, что познания незнакомки, может быть в силу непонятной для него таинственности не приземлены. Наоборот. В душе этой благородной красавицы просыпается нечто такое, что ещё ею не осмыслено, но рано или поздно заявит о себе в полный голос.

— Кем по профессии является ваш отец?

— Мой отец так же, как и вы, — астрофизик!

При этих словах брови Желдина взлетели вверх.

— Работая в другом городе, — продолжала она — он от своих коллег по работе услышал, что в районе Сибирского Академгородка есть наделённый даром слова учёный, зовут его Всеволод Максимович Желдин, который в своей работе отлично связует проблемы астрофизики с глубинами индивидуального характера. Этой вестью он поделился со мной, и я загорелась желанием прослушать курс ваших лекций. Отец, было, хотел приехать сюда вместе со мной, но ссылаясь на занятость, категорически отказался от своего намерения. Он сильно сожалел, и прислал меня сюда к вам с заочной просьбой устроить на три месяца вольнослушателем. Вероятно, — она виновато пожала плечами, мой отец из той категории людей, которые желают раз увидеть, чем сто услышать.

Внимательно слушая девушку, и с удовольствием изучая манеру девушки держаться с ним непринуждённо, астрофизик невольно себе заметил, что его всего обуяла гордость за свой предмет. Для него незнакомка являлась как бы предвестием безоблачного лета, а она увидела перед собой незаурядного учёного.

— Как ваша фамилия, незнакомка! — приготовив лист бумаги и авторучку, поинтересовался Желдин.

— Нурхатова!

— Вы что, родом из Средней Азии?

— Можно и так сказать, — прозвучал ответ.

— Как вас зовут?

— Сайфур!

— Хм, необычное для слуха имя!

Ещё раз, для убедительности проверив глазами листок, астрофизик положил на стол короткую выкладку данных. Девушка вся обратилась в слух.

— И так! — кашлянув в кулак, произнёс Желдин — С этого часа вы зачисляетесь под мою ответственность вольнослушателем на физмат. Сроком на три месяца. Вам это понятно, Сайфур Нурхатова?

Девушка была приятно ошеломлена, не смея поверить в то, что случилось.

— Да! — робким голосом подтвердила она — Вы, Всеволод Максимович, так добры ко мне, что у меня нет слов, достойных оценить ваше решение. Если вы не возражаете, то я попросила бы вас помочь мне снять жильё где-нибудь в пригороде, а то, — она, пряча в глазах смущение, потупила в пол взор, — а то мне негде проживать.

Выслушав просьбу, Желдин явно недоумевал. Девушка, поняв свою оплошность, в мягкой форме попыталась её исправить.

— Наверно, на ваш взгляд, я требую слишком многое. Поймите меня правильно, господин Желдин, я не хотела бы любезно вами предоставленные три месяца проводить в гостинице.

— Пусть будет по-вашему! — не без озорства он подмигнул ей — Рассчитывайте на меня, я устрою все ваши проблемы!

От такого внимания лицо Сайфур просветлело.

— Вот и прекрасно! — улыбнулся астрофизик — А теперь прощайте, до завтра.

— До свидания!

Девушка собралась было покинуть кабинет, но голос учёного заставил её задержаться у двери: Я надеюсь, что астрономия станет вашей профессией, если не призванием. Женщину красят звёзды, и думаю, вы будете звездочётом.

Сайфур вновь улыбнулась.

— Чуть не забыл, но напомнить вам будет нелишне! — астрофизик лукаво посмотрел на неё. — Будьте так добры, Сайфур, не сводите наших крепких парней с орбиты разума, а то невзначай вы станете предметом игривых обсуждений, а мои лекции, — предметом пустословия.

В ответ учёный услышал тонкий девичий смех.

— Хорошо! — отсмеявшись, согласилась она — Пусть будет по-вашему.

Желдин не смел её более, задерживать. Пожелав ему всего хорошего, она вышла из кабинета в коридор. В нём было пусто. Во дворе задумчивость Сайфур успела улетучиться, её впечатлила тишина обычно шумного института. Весенний запах деревьев оказывал на неё успокаивающее влияние, но она не забывала о беседе, что прошла недавно, оставившая в её настроении свой неизгладимый след. Тут ей на глаза попался радиотелескоп.

«Удивительно. — Подумала она, застыв у местоположения башни — Почему раньше я не заметила её?».

Обращённый к самой себе вопрос не находил ответа. Конструкция сооружения, дискообразной чашей устремившаяся к звёздным далям, манила сибирских учёных к дальнейшим предположениям об истории возникновения Космоса. В последнее время судьба благоволила к ним, и тень озабоченности за будущее развитие Вселенной легла на чело Сайфур.

— Что, любуетесь? —

Девушка вздрогнула, где-то в её подсознании утонуло желание обследовать радиотелескоп, а это ей так хотелось сделать. Она была подавлена. Увидев азиатку у радиотелескопа, астрофизик закрыл окно. Решив для себя, что пришло время перерыва, и, желая отдохнуть на свежем воздухе, а заодно и поговорить с девушкой, Желдин покинул кафедру. Застенчивая таинственность Сайфур, не свойственная её одногодкам, пробудила в нём научный интерес.

Оставляя позади себя ограду, он неслышно подошёл к Сайфур.

— Телескоп, как гласит закон астрофизики, звёзд не приближает. Но с его помощью исследователь увеличивает угол зрения, под которым он видит определённый участок неба. Прошу извинить меня за неожиданный визит, и за беспокойство, которое я причинил вам. — Снимая очки, произнёс Всеволод Максимович — В мои годы простительно многое, Сайфур, что допустимо моралью. Знаете, драгоценные минуты отдохновения нелегко даются мне, но я не пожалею истратить их в вашем обществе. Вы, — удивительный человек.

Девушка пронзила Желдина взглядом, в нём он отметил надменную самоуверенность.

— Что вы! — услышал он в ответ — Вам и не стоило извиняться за такие пустяки. Замечтавшись, я как-то и не допускала ту мысль, что вы пожелаете побеседовать со мной сейчас, а не завтра.

С симпатией восприняв её слова, Желдин в знак состоявшегося знакомства крепко пожал ей руку. Улыбка так и светилась на его губах. Погружая правую ладонь в пиджак, оттуда он извлёк клочок бумаги, где красивой прописью виднелись неказистые закорючки.

— Это адрес! — заметив её непонимание, пояснил Желдин — Я хотел бы, чтобы вы не тратили свои деньги, а бесплатно поселились там, не нуждаясь ни в чём. Еду и время для занятий я вам гарантирую.

— Улица Садовников, 26. Желдина Галина Петровна, — взяв из рук учёного небрежно помятую записку, вслух прочла Сайфур, и спросила: А кто такая Галина Петровна?

— Галина? Хм! — слегка хмуря брови, озадачился Желдин — Эта женщина приходится мне двоюродной сестрой. По отцу. Её характер есть одни сантименты. Верю, вы быстро найдёте с ней общий язык. Я это предрекаю. Прискорбно, но факт есть факт. Недавно у неё скончался супруг, с кем она прожила 35 лет. Убитая горем Галя теперь живёт одна-одинёшенька. Бедняжка! Она так и не смогла примириться со смертью мужа, и чтобы не сойти от горя с ума, она придумала, как себя вести. Она любит долгими часами сидеть в скрытой садовой ежевикой беседке, наслаждаться гармонией природы. Её понять можно, так ей будет легче оправиться от непоправимой утраты. Полагаю, она к вам привыкнет. Я очень надеюсь, Сайфур, что вы станете утешением в её безграничном горе.

Добродушные глаза Сайфур лучились нежностью к таким благим намерениям. И он неожиданно для себя обнаружил, что ему с ней хорошо.

— Спасибо вам за доброе сердце, которое имеется в вашей груди, — поблагодарила она — Частица тепла, уделённая вами людям, найдёт благодарного адресата.

Излучение её улыбки приятно ранила в сердце Желдина.

— В случае неотложных вопросов позвоните мне на этот номер, — с этими словами он протянул ей второй лист.

— 32-34-92. — прочитала она.

…Сайфур стала аккуратно посещать лекции, с интересом на лице записывая в тетрадь всё, что говорил астрофизик. По силе продуманности его лекции вселили в её воображение маленьких троллей сомнения, и убедили девушку в авторитете Желдина среди студентов. Учёба учёбой, но девушка стала всё чаще и чаще подмечать за одним студентом неотступный от себя взор. Блеск девичьих глаз туманил ему голову. Когда она проходила рядом, этот парень, молча, провожал её робким взглядом. Стоило ей, к примеру, пойти поболтать со сверстницами в кафе, или на перерыв, как его тень воздыхателя маячила невдалеке от неё. Сквозь толщу сомнений Сайфур догадывалась, какие чувства владели парнем, вследствие этого открытия она не подавала повод, который бы шёл навстречу светлым грёзам бедного от любви студента. Это был Виктор. Заметив разительную перемену, пламенной стихией пронёсшуюся в душе кроткого Виктора, сокурсники скоро нашли причину, послужившую прелюдией для смешных сцен. Сразу же после окончания лекций студенты гурьбой следовали за Дагосом, на каждом шаге напоминая ему о том, что он, как пылко влюблённый, обязан первым проявить романтическую инициативу, и как даме своего сердца, предложить Сайфур сочный букет чувств и помыслов, на что парень отмахивался от них, как от надоедливых слепней. Вскоре все поняли, что шутки над ним останутся без ответа, и они немного уняли свой задор. Да и было ли у Виктора свободное время, чтобы распылять кругозор собственного интереса к чужим подшучиваниям. Не добившись желаемого результата, пронырливые студенты перенесли объект своих шуток с Виктора на Сайфур. В прямой форме они стали объяснять ей, что с её стороны было бы жестоко и бессердечно оставлять без внимания возвышенные чувства юноши к своей персоне.

— Ты ведь не гранит, а воск свечи. Тая, он становится всё краше и ярче! — говорили они ей.

Она, молча, слушала их речи, не придавая им серьёзного значения, и этим обижала всех. Можно было подумать, что она существует, и с тоже мгновение куда-то исчезает. Этот курьёз давно подметили за ней подруги-студентки. Желая не наносить удар по её замкнутости, они как по команде оставили девушку в покое. Но студентки не студенты, хотя и последним пришлось разочароваться в той, которая восхитительно вела себя в роли некоего громоотвода. На её поведение абсолютно не действовали словесные громы и молнии сокурсников Дагоса. Безразличная ко всему происходящему вокруг неё, она без особого чувства глядела на вопросительные лица студентов, этим давая понять, что живёт вне коллектива, живёт в своём мире, приятном ей и полном отчуждения от всех. Во время чтения лекций, Желдин также невольно обращал внимание на поникшую над тетрадью голову загадочной девушки. Она аккуратно записывала на страницы все его фразы, и в душе не мог не порадоваться, что она не нарушила негласной клятвы, а изо дня в день продолжает заниматься самообразованием. Ради любопытства желая узнать, что же она записывала в тетрадь, когда он делал паузы, он дождался нужного момента. Была краткая перемена. Покинув кафедру, Всеволод Максимович в аудитории, бережно взяв в ладони синюю тетрадь, наугад открыл её. Там значились туманные вычисления, в суть которых, применив всю силу своего интеллекта, он так и не смог проникнуть.

«Да у тебя, моё дитя, мышление космиста!» — подумав так, он сам поразился своей мысли. Она была так необычна и верно отражала стиль поведения Сайфур, что Желдин поспешил отстраниться от неё, и взглянуть на страницу. Она завершалась короткой чередой строк: «Планета, населённая существами с низкой степенью нравственного развития. Назревают какие — то события. Звёзды начеку, на страже». Далее запись прерывалась умозаключениями загадочного толка.

«Сайфур. — думал астрофизик — У тебя богатое воображение».

Положив тетрадь на место, он подошёл к окну. За ним светило солнце, громко щебетали, как капризные дети, птицы на пологой крыше, а Всеволод Максимович пребывал в растерянности.

«Солнечный Узбекистан и проблемы астрофизики в случае Нурхатовой как-то не вяжутся друг с другом».

Он посмотрел на дверь. Стала прибывать группа студентов, пошёл второй час лекции. Молчаливая и необъявленная война с каждым новым днём продолжала размежёвывать студентов и Сайфур. Её этот казус нисколько не смущал. Наоборот. Кажется, она была рада этому.