Казачья Молодость

Владимир Молодых

Перед вами книга воспоминаний молодого человека в пору его трудного становления. Как он, несмотря на невзгоды судьбы, смог, занимаясь серьёзно конным спортом, все преодолеть и обрести верных друзей. Мой герой дорожил этой дружбой и, когда надо было, он встал на защиту друга, когда была задета его честь.Герой-рассказчик – мой отец, казак Даурского казачества станицы Монастырской. Это не автобиография отца, хотя очень многое взято из его жизни. Ведь память должна стать венцом человеческой жизни.

Глава 5. Учитель

1

А между тем я вошел в пору юности, ту пору, когда совершается самое удивительное. Да и жизнь моя резко изменилась, просто расцвела, раздвинув мое мировоззрение.

В гимназии появился новый учитель географии. Постоянного учителя у нас не было целый год — все были приходящие. Словом, вели географию — кому не лень. Только что не было надзирателя… Был одно время учитель французского, Он толком русский не знал, зато мы что-то узнали из истории и географии Франции. Кстати, не был учителем географии и наш по закону божьему священник.

А новый учитель ворвался, как врывается свежий весенний ветер через вдруг распахнутое окно, сдувая со столов пыль и старые бумаги. Весна после скудной зимы всегда врывается стремительно и деятельно. Таков был приход нового учителя.

Я хорошо помню тот день, когда в класс широкой походкой не вошел, а ворвался сухощавый человек лет около тридцати, Среднего роста, он размашисто прошел, молча, к столу. Да был по расписанию урок географии, но вошел человек, внешне не похожий на наших учителей. Мы сидим. Следом за вошедшим показалось лицо Блинова. Он жестами дал нам понять, чтобы мы встали. Он еще что-то хотел сказать, стараясь протиснуться из-за спины вошедшего, но тот рукой задвинул его за дверь. Вот тут мы поняли, что это новый учитель. Мы встали. Окинув нас взглядом, он по-доброму улыбнулся, блеснув круглыми стекляшками очков аля-Добролюбов. Уже этим он сразу завоевал у меня доверие. Тут дверь вновь открылась и показалась лысая голова инспектора гимназии, но учитель перед его носом закрыл перед ним дверь. Мы притихли, недоумевая, что же будет дальше. Теперь все взоры были обращены на Дениса, но он только с недоумением пожимал плечами. Все ясно — инкогнито!

А тем временем он представился. Вот только имя его и фамилию от времени я забыл. Одно хорошо помню, что за ним так и утвердилось слово «Учитель». И именно с большой буквы. Я об этом так и записал в дневнике, который чуть позже я завел, послушав учителя.

— Я вот что, друзья, подумал, глядя на вас, — вдруг заговорил он, по-простому, проходя по рядам и заглядывая каждому в лицо, будто проверяя, кто чего стоит, — я вдруг, не поверите, увидел себя среди вас. Правда, тогда географию вел немец. Они, немцы, якобы, лучше знали Россию, чем мы, русские. Было такое время. Так вот он ставил высшую отметку только за то, что ты упомянул заслуги Гумбольта перед Россией. Вот только за одно это я был среди неуспевающих. Даже сейчас я, побывавший не в одной экспедиции, заслуг Гумбольта перед Россией так и не заметил. Но это к делу нашего урока по географии, не имеет никакого отношения. Ведь на любой предмет, забегая вперед, скажу, у каждого должна быть своя «кочка» зрения. Так вот со своей «кочки» зрения заслуг Гумбольта для России я не заметил. Но я не навязываю своего мнения. Кстати, таково мое кредо в подходе к любым знаниям, которые вы услышите от меня. Вообще, господа, легко рассуждать о человечестве, но трудно, порою несправедливо мы судим Иванова по Петрову. Человек, человечество — это философские категории, а Иванов и Петров — это живые люди. А между людьми больше социального неравенства и меньше единения, которого бы хотелось власти…

А в это время в классе вокруг меня вновь образовалась пустота. Нет друзей кружковцев. Отошел от меня, обиженный, Петр. Он не мог мне простить, что все его хлопоты «обелить» меня, представить меня невинной овечкой, провалились. Я это назвал его «медвежьей услугой». Хотя он потом мне скажет, что благодаря его заступничеству — я не попал в список неблагонадежных. И как мне хотелось теперь с новым учителем обрести вновь какую-то опору. Он по образованию палеонтолог. Работал в экспедициях. Вот и сейчас ждет разрешения отправиться в очередную экспедицию на Байкал. Эти данные об учителе буквально на следующий день принес в класс Денис. И что, мол, задержка происходит по политическим соображениям. После кружка, выходит, мы близки по духу и в придачу мой любимый предмет — географию — будет вести он. Все, кажется, складывалось для меня удачно.

Начиная всякий раз свой урок, Учитель напоминал нам, что география — это наука, а не для кучера в дорогу. Из этой науки вышли все современные науки. И физика, и химия, и астрономия и геология. И еще масса других наук. Без знания этой науки мореплаватель приплывет вместо Америки в Азию, не совершилось бы ни одно путешествие Пржевальского, не открыли бы земли на востоке казаки-землепроходцы Атласов, Дежнев, Хабаров и многие другие. Так проходили первые уроки по введению в науку географию. Здесь же он расскажет, как за многие миллионы лет, менялся облик земли, его животный и растительный мир.

— Мы живем в эпоху, когда география земли была образована ровно один миллион лет, когда начался новый период образования гор, а значит и формировались современные речные системы. Ибо в этот один миллион лет появился и утвердился на земле современный человек. И если считать, что появление человека — это добро, то в эту же эпоху природа заложила в противовес добра — зло. Возраст россыпей золота тот же — около миллиона лет. Науки скажут, что добро и зло появились не случайно, а геологически обусловлено. Всем этим занимается новая наука палеогеография. Это и есть география того периода в один миллион лет, который в науке известен, как четвертичный период.

Мы все это слышали впервые. Стояла такая для нас невероятная тишина, что было слышно, как пролетела муха. Никто не дернулся, хотя была уже перемена…

С приходом нового учителя мы многие уроки в теплые дни осени или весны проводили на местности. Как сам он говорил, будем изучать «в живую» для наглядности. Ближайшие окрестности города, его ландшафт, река станут для нас наглядными пособиями к теории. Так, рассказывая о реке, он выводил нас на обрывистый берег реки. Здесь мы узнаем, откуда берет начало река. Как река стала родиной человека, а потом и человечества, породив речную цивилизацию. В другой раз он продолжит рассказ о реке, как инструменте создания современного рельефа земли. А то спустит нас на берег реки, где пляж усеян осколками камней, разбитых о скалы в дни шторма.

— Здесь на пляже и зародился человек. Он среди обломков находил кремневые осколки с острыми краями и их мог использовать, как первые орудия труда. Поэтому-то вначале был труд, а слово появится в процессе труда. Ибо слово несет смысловую нагрузку в процессе изготовления и применения орудий труда. Потому не повторяйте, как попки, что вначале было слово. Но чтобы из камня сделать тот же скребок, будущий человек прошел долгий путь проб и ошибок. Но человек освоит это трудное для него ремесло — изготавливать орудия труда. Такой будет эпоха каменного века человечества.

Мы тут же кинулись искать кремнистые осколки пород. Но все было не так просто. Сам учитель выбрал кусок кремнистого камня и ударил об него таким же кремнем — и на отколе появился острый край.

— Вот вам, друзья, скребок времени каменного века человека. Им можно было чистить шкуры зверей, убитых на охоте.

Мы стали крутить, вертеть в руках скребок. Кто-то даже черкнул им по руке — появилась кровь.

— Река — это природная мастерская. Так из булыжника строят мостовые. Римские знаменитые дороги. Все, что построено из камня — это на века. Те же египетские пирамиды. Дворцы, обелиски, старые монастыри и тюрьма. Камни несут нам письмена древних людей. На камнях Петропавловских казематов декабристы оставили свои автографы. На камне в Забайкалье на старом кладбище я нашел замшелую надпись: «За Вашу и нашу свободу». — Учитель задумался. — В Питере в горбушках булыжников на мостовых мне почему-то кажутся, что это затылки черепов несчастных рабов, на костях которых и возвели столицу, ее дворцы и парки, а народ жил в избушках с земляным полом.

— Выходит, мостовая то же памятник? — заметил Денис.

— Да, это подлинный апофеоз рабству в России. У Верещагина есть картина «Апофеоз войне». Изображена пирамида из человеческих черепов. Или его же полотна из Туркестана. На них вся бессмыслица войн и смерти, затеянных властью. Увидев подобное, наследник бросил в лицо художнику: «Не разрешаю».

Мы слушали рассказ учителя под глухие удары волн о подступивший к воде скалистый берег…

Как-то учитель заговорил о Сибири и то, как казаки отвоевали ее у кочевников.

— А у нас свой есть казак! Такие точно могли отвоевать Сибирь. Он взял да и запустил тряпку с доски в глаз учителю, — крикнул с Камчатки Денис. — А потом он подружился с этой учительницей.

— Что ж, это похоже на казаков, что покорили Сибирь

–…а наш покорил АБ! Ну, учителя русского языка, — стушевался Денис.

На перемене мы разговорились. Он стал расспрашивать из какой я станицы и что фамилия моя идет из Даурии. Туда я поеду, подумав, добавил Учитель, вот как только получу разрешение. Осмелев, я спросил его: строили ли казаки свои монастыри? При этом я коротко сказал о развалинах.

— Вопрос серьезный. Будем думать сообща. Разгадаем, я думаю, твою тайну развалин.

Вскоре мы познакомились поближе, и, может быть, даже — мне так хотелось — подружились. Однажды он пригласил к себе в гости. Он жил в том же флигеле, что и АБ. Мы много говорили о разном. Я не мог удержаться, чтобы не сказать о своей мечте.

— Путешественник — это, прежде всего, отличный географ. А вот насчет твоих развалин? Там не обойтись без раскопок. Они и дадут ответ на твой вопрос.

Беседа у нас затянулась. Кстати, именно тогда он и посоветовал мне вести дневник. Пока он будет твоим личным дневником, но, привыкнув, обретешь привычку вести наблюдения во время твоих путешествий. На прощание он подарил мне Пржевальского «Как путешествовать по средней Азии. Я не знал, как отблагодарить учителя, ведь Пржевальский мой кумир, как путешественник. Меня просто бросило в жар от такого подарка. Я с дрожью в руках держал эту книжицу. И уже уходя, он вдруг остановил меня. В руках его был небольшой листик бумаги и слова. Я прочитал их: «Хвала вам, покорители мечты, творцы отваги и суровой сказки. В честь вас скрепят могучие кресты на берегах оскаленных Аляски»…

— Вот эти слова ты сделай эпиграфом к своему дневнику.

Мы ударили по рукам, как друзья.

*

Позднее я по протекции учителя смог попасть в архив отделения Географического общества. Там я смог ознакомится с материалами периода великих географических открытий. Я с трепетом мог ознакомиться с тем, что писали казаки-землепроходцы 17 века. Они — и это было для меня новым — писали царю «скаски». Именно так — «скаски». А в них все то, что открыты новые земли, и какой народец живет, удобны ли земли под хлебопашество. Сказка — это ложь, хотя и с намеком. А «скаска» того века несла только правду. Это своего рода сообщение царю о новых землях. Мне это слово очень приглянулось. Главное — стариной отдает. Я ниже слова «Дневник» приписал: «Казачьи скаски». А в углу первого листа Дневника вписал свой эпиграф слова путешественника Скотта «Искать, бороться, найти и не сдаваться». Слова эти показались мне ближе моему казачьему духу. Многое из моей жизни будет отмечено в Дневнике. Помнится, первой записью было то, что связывало меня с кружком. Это были слова Дидро: «Чем строить богадельни, лучше предотвратить вначале нищету». Эти слова Дидро оттого-то попали ко мне в Дневник, что были эпиграфом одно время к нашей газете «Демократ». В другое время таким эпиграфом были слова Гейне: «Бей в барабаны и не бойся». Следом за этим вспомнились и наши сборы. Небольшая комнатка, дым коромыслом от накуренного. В дыму плавают слова «конституция», «демократия», «социализм». Записал я в Дневнике и об Учителе. Человеку во все времена, писал я, нужен учитель. Среди непроходимых обстоятельств в жизни человек не сразу находит из них выход. Проходят годы бесследных порою исканий, проходит сама жизнь в поисках истины. А встав на плечи учителя, ты увидишь дальше, ты увидишь правду, роль которую вблизи играет ложь.

Вскоре и класс по-доброму принял нового учителя географии. К простому, открытому мы привыкли к нему быстро, как и к его урокам. На уроке он сам рассказывал о предмете урока так, как он, исследователь природы, понимает. А, мол, все нужное для экзамена вы прочтете в учебнике. Мы уже знали, что все им сказанное нигде не прочитать, а потому в классе стояла мертвая тишина. Светлые глаза его показались нам холодными, но все решила блуждающая в его губах сдержанная улыбка. В ней, по-моему, и заключена была тайна его обаяния

Как-то по классу прошел слушок, что наш Учитель знаком с нашей Немкой. Помню, тогда все глянули на меня — ведь все знали, что я снимаю комнатку у Немки. Денис решил проверить.

— Я слышал, что вы знаете хорошо немецкий? — сразу вначале урока крикнул с Камчатки Денис.

— Я учился в Германии в университете. А знал я немецкий с гимназии. Вот здесь, где сейчас учитесь вы.

— Видно тогда был хороший учитель? — успел спросить Денис.

— Даже прекрасный. А именно тот, кто преподает вам сегодня немецкий. Я из сиротского приюта был взят на воспитание народовольцами, сосланными сюда. Грамоте они научили меня так, что я с отличием окончил вашу гимназию. В это же время познакомился с Анной Борисовной.

— Аб!?

— Да, как там по — вашему — АБ. Окончил университет. Я геолог-палеонтолог. Практиковался в Германии. Знание языка мне очень помогло.

Я часто разговаривал с Учителем. Мы многое узнали друг о друге.

Однажды на уроке как-то зашел разговор о Камчатке. Я сразу признался, что мечтаю когда-нибудь попасть на этот полуостров.

— А почему? — спросил учитель.

— А потому, что дальше просто земли нет, — смутившись, ответил я.

— Тогда тебе место рядом со мной на нашей классной, «Камчатке», — развеселил класс Денис.

— Нет, чтобы знать больше, надо сидеть на первой парте, — твердо заметил учитель.

Вот так дальше — больше крепла моя связь с учителем. Так что весной он заявил, что Дауров зачислен в его экспедицию по глазомерной съемке пригорода.

Я помню то лето, когда я помогал ему отлавливать бабочек, птиц и прочих насекомых. Из птиц он делал чучела, из бабочек — коллекции. Собирали и гербарии целебных трав. У него были связи с охотниками, так что он делал чучела и крупных зверей. Он был прекрасным таксидермистом — и чучела его брали в городские музеи природы края. Но сам он задался целью создать при гимназии музей местной природы. И музей таки был создан. Он стал потом отделом городского краеведческого музея.

Следующую зиму я помогал ему в оформлении музея при гимназии. Я многому у него научился. Так что мог уже сделать чучело или собрать гербарий. Все это и еще многое-многое должен знать путешественник, говорил мне Учитель. Пример такого путешествия — это путешествие Дарвина на «Бигле». Это пример классического исследования.

Я с увлечением брался за любую работу, помогая учителю.

2

Однако город продолжали будоражить слухи о социалистах, считая гимназию рассадником вольнодумства. И все же после разгрома кружка и репрессий в отношении его членов дух «Либерти» — таково было название последней нашей газеты — в гимназии был жив. Не все члены кружка были подвергнуты преследованиям. И хотя все знали, кто они, но по гимназической солидарности их не выдали, не смотря на «партийную» принадлежность. Только, как говорится, ленивый не ругал социалистов. Даже Отец Евсей, ведущий закон божий, незлобно, по-отцовски, пожурил и кружок, и его членов с вождем. Он говорил, что это греховное дело разрушает догму существования бога. Это, мол, лишит вас, грозя пальцем куда-то в потолок, говорил он, класс ваш нравственной узды. Вольнодумство, оно похоже на озорное безбожие ваше, оно есть следствие вашей ереси. Так или примерно так говорил Отец Евсей, ставя очередной ноль по закону божьему Дениске. Это тебе за кощунственное отношение к вере, добавит при этом Отец, ибо ты не раз предавался пороку. Вы сбрасываете идеалы с небес на землю, заменяя бога человеком. Ваше зло спущено богом в ваши же прегрешения. Молитесь, дети. Бог милостив. «Аминь» — ответила Камчатка на слова Отца. Все знали, что Дениске, сынку прокурора, Отец все равно поставит за закон божий нужную оценку. Другие учителя в массе своей были равнодушны к происходящему. Все они выглядели серыми, будто все пошитые из одной серой материи. А вот наш новый Учитель был, похоже, скроен и пошит из другой совсем материи.

Через два года общения с ним я знал, что отличает взрослого образованного человека. Знал, как устроена вселенная, что на земле были периоды оледенения, что, сползая, эти ледники образовали современный рельеф северного полушария. Узнал, как зарождались и гибли империи, варварство которых порождает рабство и его заповедь: «Хлеба и зрелищ». Как после раскола веры Россия вновь вернулась в средневековье, в крепостное рабство. И что Лермонтов, высланный на Кавказ, писал: «Прощай, немытая Россия, страна рабов…» А вот Гоголь знал, что делать с рабством, царством «мертвых душ». Тот самый капитан Копейкин, участник отечественной войны, на последних листках, оставшихся от огня второго тома, становится атаманом бандитской шайки. Как тот Дубровский у Пушкина. Не зря Г. Флоровский писал, что Гоголя — таков был и Пушкин — отличает его «восторженность, его предчувствие социальной грозы». Словом, я мог отметить у себя достаточных знаний о жизни. Я входил в жизнь с некоторым упованием, с надеждой на осуществление всего на пути к мечте…

3

Это была — как окажется — последняя экспедиция с Учителем. Еще зимой мы все продумали до мелочей. Он предложил этим летом посетить Медвежью Гору. Там среди песчаных отложений по сведениям охотников находили кости крупных животных, когда-то обитавших в этих местах. Его, как палеонтолога, это очень заинтересовало.

К весне стало ясно, что для перевозки снаряжения потребуется хотя одна лошадь. Помочь через отца мог только Петр. Тот на любую просьбу — я это уже заметил — встал в позу. Но я его знал, как честного парня. А было вот что. Нина, узнав от матери, что надо мною нависла угроза исключения, написала письмо и вручила его Петру, чтобы класс подписал это письмо в дирекцию. Во-первых, я был сильно удивлен, что Петр так хорошо знает Нину. Вот уж этого я никак не ожидал. А во-вторых, класс, боясь осложнений, письмо сразу подписывать не стали, но не таков Петр. Он не любит, когда ему отказывают. Уж как он уговаривал, но в итоге подписали все. Петр как староста отнес письмо в дирекцию. Правда и реакции не было никакой. Но факт этот сблизил нас. И мы возобновили дружеские отношения. Как все же Петр сумел преодолеть себя? Это осталось тайной.

Уличив подходящий момент, я предложил Петру участвовать в летнем походе с учителем.

— Медвежья Гора — это далеко! Не ближний свет, — раздумывая, проговорил Петр. — Туда отец мой ездит на охоту.

Я уговорил его — и он согласился поговорить с отцом. Отец поддержал нашу идею — обследовать это место. Выделил трех коней и казака с оружием: мол, там бродит хищные звери.

— Мало того, что зверь там водится всякий, да и место глухое, беглых ссыльных немало числится в розыске.

Состав экспедиции учитель утвердил, но тут Петр предложил взять с собою Нину. В душе был я против. Против был и Учитель. Я открыто высказать против дочери хозяйки, конечно, не мог. Но и ссорится вновь из-за пустяка с Петром — не хотелось. Но отец не разрешил Нине пойти в поход с нами. И все мирно разрешилось.

*

Медвежья Гора преподнесла прекрасные гербарии целебных трав и новых видов растений. Среди песчаных отложений была обнаружена часть бивня мамонта. Вечером у костра бурно обсуждали находку учителя. Наметили планы на ближайшие дни.

— Ребята, дело в том, что в газете местной появилось сообщение, что осенью в луже случайно были замечены какие-то существа, похожие чем-то — то ли на головастиков, то ли на черепашек. И видели их здесь — в районе этой Горы. Давайте проверим ближайшие лужи.

Весна была сухой — и луж оказалось не так уж и много. На следующий день мы рассеялись в поисках луж и этих неведомых зверушек. У костра остался один казак. Мы потом не раз вспомним добрым словом про отца Петра, давшего нам казака. После трудного дня все для нас было приготовлено, и мы, плотно поев, могли блаженно поваляться в тени палатки.

Накануне вечером учитель, рассказывая про эти таинственные существа, предположил, что это могли быть трилобиты, жившие на земле около десятка миллиона лет. Мол, подобные существа мы находили на практике в лужах под Угличем Ярославской губернии. Мы с Петькой решили отличиться наконец — и первыми найти этих существ. Однако вскоре стало ясно, что потуги наши напрасны. Мы только сбили ноги, промочили сапоги и уж было отчаялись, когда я, попав сапогом в одну из луж, скорее от усталости было лень перешагнуть. Лужа оказалась довольно глубокая с плотным глинистым осадком. Я невольно обернулся, боясь зачерпнуть сапогом воды, и каково же было мое удивление, что осадок всплыл в виде жирной запятой, а потом она волшебным образом разрушилась и превратилась в кольца.

— Эврика! — заорал я благим матом, сам не зная почему.

Учитель был невдалеке. Он тут же подбежал ко мне. Он увидел, как распавшаяся запитая, стала разворачиваться в кольца вокруг темного пятна. Учитель смотрел из-за моей спины.

— Смотрите… смотрите! Какое это чудное превращение. Ведь это кольца. Что это такое может быть? — я потерял дар речи от такого чуда превращения и только указывал рукой на лужу.

— Вижу, — спокойно сказал учитель. — Ты сотворил копию некогда зарождающейся солнечной системы. Это лишь подтверждение того, что все на земле происходит по космическому образу и подобию. Так же в виде запятой образуются циклонические вихри над землей с темным глазом бури в центре.

Подбежал, тяжело дыша, Петр.

— Что, нашли? Где? Ну, слава Богу! Наконец-то… Теперь вся гимназия вздрогнет от нашего открытия… — Он не договорил, так и не закрыв рта, глядя на наши просветленные лица, направленные в лужу, в которой Петр ничего не видел.

— Оно исчезло, — таинственно успокоил его учитель. — Опытно на земле можно смоделировать процессы, идущие в солнечной системе.

— Так, где они? — не понимая о чем идет речь, крикнул Петр, шумно выдохнув.

— Оно исчезло… Оно — это явление во вселенной может длиться миллионы лет, а в земном исчислении — это всего лишь миг.

— А я-то думал, — протянул Петр недовольно.

Надо только не пропустить этот миг, — продолжил учитель свою мысль, — а уж, увидев, можно и подумать. — Это, действительно, для вас, господа, эврика!

— Слышишь, Петька, это эврика! — кричал я, обхватив, стараясь приподнять грузного Петра.

— Да объясните, что произошло в этой луже, — отбиваясь от меня, вопил Петр.

— Надо только захотеть, Петька, сделать открытие — и оно произойдет, — сказа я.

— Я знаю тебя. Ты мне все уши прожужжал про открытия. Ты просто заболел ими. А природа, видя твои муки, и послала тебе некое чудо. Тебе чудеса всюду мерещатся, — уже серьезно сказал Петр. Он почувствовал, что его просто разыграли, а шуток над собою он не терпел

— Так в чем тайна этой лужи? — обратился он к учителю. — Лужа как лужа…

— Я объясню, что было. — Он присел и стал что-то чертить на влажном около лужи песке. — При Гельбербергском университете я слушал лекции по астрономии. Сейчас я вам начертил орбиты планет солнечной системы. В луже, когда Яков резко вырвал свой сапог из лужи, подобие жирной запятой. Вот это и увидел Яков. А потом образовались кольца вместо запятой. Я думаю, что это личное открытие Даурова, и мы его назовем «эффектом Даурова». Запятая состоит из пыли и льда, из них, уплотняясь от космических скоростей, образовались планеты. Так же возникла и земля. Так что Дауров может положить себе в копилку будущих открытий и это.

Петр, было, бросился повторить то, что вышло у меня. Он не хотел ни в чем уступать мне. Но открытия, как известно, не зависят от желания…

В тот вечер костер наш долго не погаснет. Разговоры наши затянулись. Костер, вспыхивая, уносил искры весело в черное небо, усеянное звездами. Некоторые искры улетали маленькими звездочками высоко в холодную темноту ночи…

Я лежал у костра, смотрел в угасающий костер и долго не мог заснуть в тот остаток ночи. Я все никак не мог понять роль человека в системе мироздания, где неизбежно действуют законы. Законы диалектики, о которых только что говорил учитель. А роль человека — поддерживать общественный строй сообразно законам диалектики, убеждал он нас. Цари, мол, силой удержали рабство средневековья в России, тем сильнее гнев народа и очередная революция будет бедствием, чудовищным коллапсом для всей России. Как если бы взорвались одновременно несколько вулканов Кракатау. А это все оттого, что цари, власть не знает законов диалектики Гегеля. И социал-демократы плохо их знают, толкая Россию из феодализма в социализм, минуя капитализм. Так вот законы вернут Россию в капитализм, чтобы научить народ отстаивать свои права в борьбе с капиталом. В Германии изучают труды К. Маркса. Там его «Капитал» — настольная книга. И все же, если все в мире уже определено наперед законами — тогда зачем революции? Продолжал размышлять я…

Вот то немногое, что сохранила моя память из общения с Учителем. Это будет последний его урок. Что-то из его мыслей окажутся в моем Дневнике. Вот одно из них: «Путешественник тем и отличается от обывателя, что там, где пройдут тысячи, сотни людей, то ты не должен пройти, не заметив в обычном — необычное». Пройди через ту лужу тот же Петр, — заметил бы он? Подумал я.

Так под влиянием Учителя сложилась и судьба моей юности, а может и всей моей жизни. Я как-то сразу окреп и возмужал за последние годы гимназии. Я заметил, что во мне преобладали отцовские всепрощающие черты характера, но с годами во мне быстро стали преобладать черты материнские, староверские. Ее бодрая жизнелюбие, настойчивость в достижении желаемого. Я успешно перешел в пятый класс и за зиму вырос заметно. Да и черты лица приняли четкий рисунок. При всем при том, это был один из счастливейших периодов в моей жизни.

4

Однако связь с Анной Борисовной я не оставил. Русский с ее помощью так закрепил, что вскоре удостоился от нее похвалы. Больше того, после общения с Учителем у меня появились вопросы. Зачем человечество породило Пушкина, Рылеева, Вольтера, когда законы сами регулируют процесс развития общества. Зачем надо было Галилею утверждать, что земля вращается вокруг солнца, когда сегодня это очевидно. Зачем им, тому же Джордано Бруно, надо было идти впереди времен? Идти, как говорится, впереди паровоза. Зачем был 905 год, если до этого были декабристы?

— Всегда, в любые времена, — говорила хриплым голосом АБ, — гений, говоря о чем-то своем, дает ответ на все вопросы человечеству, часть из которых задаешь ты мне. Таков был Вольтер. Гений не выбирает профессию, а время выбирает профессию — и она находит гения. Его «Философские повести», особо «Кандид», призывают к сопротивлению злу, которым полон мир. Он так выстраивает общественное сознание, что оно в состоянии увидеть это зло, которое не видит власть. Надо трудиться над своим просвещением, ни о чем не думая, призывает философ. Надо поступать так, как ты думаешь, ибо это привилегия человека, запишет Вольтер. А не слушать, как у нас принято, что скажет Марья Алексевна. На пути совершенствования не надо ограничиваться словами, а надо борьбой, примером возделывать свой сад, свое миропонимание. Такова мысль великого просветителя, роль которого у нас подхватили Добролюбов, Белинский. Это они были идейными отцами первой русской революции. Вот и ты, встретив друзей в вашем кружке, ты сумел все же выбрать свой путь. Ты, я думаю, рожден с острой потребностью жить иначе чем то, что хотел тебе навязать твой класс. Ты пошел и дальше, и впереди их. И ты не впереди паровоза, ты идешь со временем в ногу. Другим твоей поры — такой перелом дается нелегко, ценой глубоких душевных переживаний. Хотя ты не отрекся от вашего кредо: «Бей в барабан и не бойся». И ты выступил против зла, — остановив коня жандарма. В этом ты уже последовал за Вольтером, поступком, делом, остановив зло. Надо всегда помнить, что действительное — не истинное. И ты доказал это в деле. И еще. Ни в поисках истины, ни в поступках не будь плакучей ивой. Этой неизлечимой болезнью страдает вся ноне дворянская интеллигенция. То Бунин всплакнул, то Достоевский от страха перед социалистами пугает народ «бесами». Он предал «бедных людей», увидев на каторге в них «бесов» и стал монархистом. А это проявление той же болезни «плакучей ивы». Это болезнь хуже чахотки.

В последнюю зиму я стал настоящим помощником Учителю в оформлении музея природа гимназии. Работали так усердно, что однажды учитель сказал мне, что коль музей готов, то у нас есть время поговорить о развалинах монастыря. После непродолжительной беседы учителю было все ясно: надо хорошенько поработать в архивах городской библиотеки и отдела Географического общества. Долгие усилия не принесли нужных плодов. Но размышляя над планами старых монастырей, мы изложили на бумаге свой план раскопок развалин. Я с трудом мог усидеть на месте. Ведь впервые за пять лет я еду на каникулы в станицу. Мне не терпелось. Быстро простился с Учителем и АБ. Не терпелось начать раскопки — и тут же вернуться и все выложить Учителю. Если бы я знал, что Учителя уже не будет…