Сказки скрытней

Владимир Михайлович Горбачев, 2004

В лесу, недалеко от города, живет маленький народец, о котором людям ничего не известно. Лесные человечки – великие мастера прятаться, скрываться. Потому и зовут их – скрытни. Они умеют разговаривать с птицами и зверями, путешествовать, строить в склоне горы пещеры. Даже летать немного умеют. А еще скрытни знают множество сказок. О жизни лесного народа, об их приключениях и рассказано в этой книге. И сказки, которые скрытни рассказывают, здесь тоже есть…Книга «Сказки скрытней» является продолжением истории лесного народа. А первая книга, в которой рассказано о жизни древних скрытней, об их подвигах, называется «Защита Гродля».

Рыбная охота

Прошло еще немного времени (луна ровно на четверть убавилась, а ягода налилась и подросла), и настал для Олака счастливый день: отец сказал, что назавтра возьмет его с собой на рыбную охоту. Олак давно просился, очень ему хотелось вместе с отцом на охоту сходить, но отец все тянул, не брал. А теперь вдруг — завтра! Олак так обрадовался, что заснуть долго не мог, все представлял, как охотиться будет.

На рыбу охотиться — это вам не ягоды собирать. Ягода — дело, конечно, важное, без нее не проживешь; если ягода не уродилась, год считается плохим. Но собирать ее могут даже малыши, кто едва ходить научился. Грибы и орехи — уже посложнее. За орехами лазать надо, трясти, а грибы, во-первых, разные, без разбору не возьмешь, а во-вторых, тут твердость нужна. Он же канючить начнет, гриб: «Не рви меня, не режь меня, дай пожить, на солнышко поглядеть, водички попить!». Некоторые, кто пожалостливее, не выдерживают, оставляют. А какие не канючат, те и рвать уже нельзя — из них вся жизнь ушла. Поэтому на грибы и орехи берут тех, кто скоро в школу пойдет. Правда, Олака еще прошлым летом начали брать, но это потому, что он «не по годам развитый». Так сам Мудрый Орик сказал, а мама потом Олаку передала.

А на рыбную охоту берут только тех, кто уже учится. Потому что это дело не только трудное, но и опасное. Рыба — это не гриб, просить не будет. Как шибанет хвостом — сразу в воде очутишься. А ловят-то не на мелководье, где купаются, — там рыбы нет — а на самой Реке, почти на стремнине. Сбросит тебя рыба, и если ты к лодке не привязан, и если товарищ не успел тебе руку или багор подать, — унесет Река. Повезет — прибьет к берегу до Утеса, и тогда, может быть, и вернешься. Это если тебя Носач не затопчет, Рыжуха не сцапает, Сова в сумерках не поймает. Там, возле Дальнего Утеса, все это запросто может случиться: места там дикие, нехоженые, скрытней никто не знает. По доброй воле к Утесу никто не ходит. Один только Прак-путешественник ходил.

А если унесет рыбака еще дальше, за Утес, — значит, все, пропал. Из-за Утеса еще никто не возвращался. Вот в самом начале лета унесло Ринка, отца Финго, так его и нет с тех пор. Финго, конечно, ждет отца, и Лана, его мама, тоже ждет, но всем уже понятно — не вернется Ринк.

А бывает еще страшнее: если рыба попадется совсем большая, то может схватить и утащить на дно. Правда, такую рыбу ловить не следует, обычай запрещает, но, во-первых, не всегда разберешь, какая она, рыба: очень большая или так себе; а во-вторых, есть смельчаки, которым хочется обычаем пренебречь и с великан-рыбой сразиться. Ведь если такую удается поймать, еды на весь Народ хватит. Из-за этого у взрослых много споров: какую рыбу можно ловить, а какую не стоит, кто настоящий храбрец, а кто зря жизнью рискует.

В общем, рыбная охота — дело интересное и ответственное. Поэтому в то утро Олак твердо решил проснуться пораньше. Известно же: рыбу выслеживают на самой заре, пока туман не растаял. Он так себе и приказал: «Проснуться раньше отца! Ясно?». Это такой способ, чтобы что-то важное не проспать. Олаку про него дедушка Скрип рассказал, а потом Финго подтвердил, что он так делал, и помогало. Олак раньше не пробовал, случая не было, а теперь решил попробовать.

Но как назло, вечером долго заснуть не мог. Наверное, поэтому способ не сработал. Проснулся Олак оттого, что папа Трик его тихонько толкал. Олаку обидно стало, что проспал, но зато он сразу понял, что надо делать, быстро обулся и слез с дерева. Лес стоял серый, как мышиная шкурка, и небо было серое, только на восходе алело. В соседних кустах возились ежи, а где-то далеко, на краю оврага, слышно было, как ходили и рыли землю Носачи: видно, на богатое место напали, никак уйти не могли.

Отец залез под упавшую сосну — снасти достать. Он их там от Носачей прятал. Носачям багры и сети, конечно, не нужны, просто по глупости потоптать могут. Олак кинулся помогать. Вынули. Отец взял тяжелый багор и сачки, Олаку другой багор дал, полегче. И вместе, молча, направились к Реке.

Идти недалеко: вдоль ручья, из которого Народ воду берет, потом через него и по тропочке вниз, вниз. Как бурелом пройдешь (третьего года ветер осерчал, лес ломал, а в этом месте особо натешился), будет орешник, а за ним большая ива на обрыве. Выйдешь из-за нее — и вот она, Река. Струится слева, из-за Горы, и уходит направо, к Дальнему Утесу. Струится, течет, и на ходу бормочет сотнями голосов, повторяя все, что слышала на своем пути. Вот бы разобрать, что Река говорит: сколько интересного можно узнать! Но никому еще не удавалось.

Сейчас, правда, голоса Реки совсем не слышны: туман. Каждую ночь, ближе к рассвету, он окутывает Реку, чтобы меньше мерзла, укрывает теплым одеялом и воду, и траву речную, и берег до самой ивы. Вот и Олак с отцом, как спустились с обрыва, окунулись во влажную пелену, и сразу лес за спиной пропал, и полоса красная на восходе погасла. Из-за тумана вода в Реке утром теплая, и рыба поднимается из глубины поесть и поиграть. Вот тут и стерегут ее скрытни.

Трик бросил сачки на песок и пошел по берегу вбок. Олаку ничего не сказал, да он и так знает: лодка там спрятана. Не от своих, конечно, свои не возьмут. Выдра может поозорничать, или Пильщик-бобер ненароком задеть (Пильщики никогда не озоруют, худого не делают), и тогда уплывет лодка, поминай как звали. А что отец все молчит, так на рыбной охоте вообще говорят мало: рыба, она чуткая, если услышит охотника, спрячется, потом не выманишь ее.

Трик взял лодку за нос, Олак за корму, и отнесли к воде, спустили. Положили сачки, багры, колотушку, чтобы рыбу глушить. Пора самим залезать. Олак уже ногу занес — садиться. Тут отец в первый раз рот открыл.

— Ноги посередке не ставь, — предупредил шепотом. — Только в корму или в нос. И не бухай, ступай осторожно.

Понятно, почему предупреждает: лодка ведь хрупкая, из коры сделана, прутьями скреплена, дырки смолой законопачены. Потому рыбаки обязательно возят с собой ковшик — воду вычерпывать. Если рыбак нерадивый, за лодкой не следит, то, бывает, вычерпать не удается: тонет лодка. Хватается тогда незадачливый охотник за багор, или за кусок коры — что-то от лодки всегда отломать можно — и пускается к берегу вплавь. Но с отцом такое, понятное дело, не случится: он о лодке заботится, иногда целые дни возле нее проводит.

— Садись в корму, — скомандовал отец, — бери весло. Нет, не так — вот, гляди, как я взял. Левую руку держишь выше, правую ниже, и гребешь. Глубоко весло не опускай, греби потихоньку. И не плещи, а то рыбу распугаешь. А главное — на борт не ложись. Смотри, не забывай! Ляжешь на борт — опрокинемся.

Распорядился, лодку от берега тихонько оттолкнул и сам сел. Сел на нос, стал в воду глядеть.

Олак взял весло, как отец показывал, сделал гребок. Бултых! Плеснул водой чуть не до берега, лодка дернулась, будто укушенная. Отец обернулся, но ничего не сказал. Да Олак и так все понял. Не надо ему сейчас ничего говорить, не мешайте: сам разберусь.

Погрузил весло второй раз — осторожно, будто воду погладил. Ни плеска, ни булька: хорошо! Хорошо, да не очень: лодка-то на месте осталась, ни на палец с места не сдвинулась.

Стиснул Олак зубы — что за незадача, что отец подумает! — гребанул третий раз. Плеснуло, но чуть-чуть, лодка дернулась — и поплыла. Ура, получилось!

Однако радоваться было некогда: надо корягу обогнуть, что из воды торчит, на стремнину выплыть, а потом в заводь свернуть, где, как известно, на рыбу и охотятся. Иные храбрецы, правда, и на стремнине охотятся. Трик там, бывало, тоже ловил. Но сейчас, с сыном, что в первый раз весло взял, зачем туда соваться? Он и показал Олаку: на корягу, мол, правь, вон туда.

Олак понял, перевернул весло, как отец учил, гребанул: опять неудача. Укрепил руки получше, опустил весло еще раз: получилось. Вот так и греб — со второго раза на третий. Обогнул корягу, вышел на середину Реки. Как она схватила лодку, как понесла!

— Правей, правей бери! — командовал отец. — Вон туда!

Олак греб изо всех сил. Наконец Река отпустила, и они вошли в заводь. В ней вода тоже на месте не стоит, кругами ходит, но не так, как на середине.

— Камень возьми, возле тебя лежит, и в воду опусти. Да не бросай, опускай тихонько.

Взял Олак камень, и сразу понял, почему малышей на охоту не берут: камень тяжеленный, еле поднимешь. К нему веревка привязана, длинная-предлинная. Олак камень опустил, он бултых — и скрылся. И веревка за ним. Натянулась, лодку на месте держит.

Тогда отец развязал мешок, что на поясе нес, и половину его высыпал в оду. А в мешке — червяки земляные, мухи дохлые, жучки-паучки. А еще грибов кусочки, да ягоды. Высыпал Трик все это добро и манит Олака к себе:

— Садись теперь поближе, — говорит негромко, — бери сачок. Вот этот бери, средний. Если я Рыбу зацеплю — подводи сачок и лови ее, как бабочек и мух ловят. Только сачок крепко держи: рыба биться будет. А что потом делать, я скажу.

Сам Трик взял багор и стал глядеть в воду. Олак тоже в воду уставился. Вот сейчас выплывет рыба — и он ее поймает!

— Не напрягайся так, — шепнул отец. — Ждать, может, долго придется, устанешь. Ты расслабься, словно дремлешь, но не засыпай. С непривычки сложно, но потом привыкнешь.

Попробовал Олак сделать, как отец сказал. Выдохнул, сел посвободнее — словно на солнышке отдохнуть решил. Но глаза держал раскрытыми и на воду все так же глядел.

И все застыли: отец на носу, Олак в середине лодки, лодка в заводи, туман над водой. Одна вода движется: течет, круги закручивает. И вроде в ней тени мелькают. Вот одна поближе подплыла. Да это же рыба! Но тень тут же скрылась, и опять ничего. А время идет. Вот уже и туман редеть стал, кусты на берегу проступили. И возникла у Олака страшная мысль, что в это утро, когда отец впервые взял его на охоту, удачи не будет, пустыми вернутся. Ведь такое бывает, и часто бывает, Олак знает. Вот обидно-то как!

Но тут случилось сразу много событий. Возле носа лодки что-то плеснуло, и тут же отец размахнулся и вонзил багор в воду. И так быстро, что Олак едва успел глазами моргнуть, а отец уже не сидит, а лежит на носу, тащит из воды багор, а на конце багра изгибается, бьет хвостом по воде, раскачивает лодку огромная рыбина. Олак застыл от страха и недоумения: как же такое чудовище можно поймать? Она же вдвое, если не втрое, больше отца!

— Подсекай! Подсекай сачком! — кричит ему отец.

Вышел Олак из оцепенения, схватил сачок — и к отцу. Но все равно не верит — как ее можно в сачок подцепить. Подвел сачок к рыбе — а она шлеп хвостом, и отбросила. Олак снова закинул, она снова вырвалась. Тут его злость взяла: ах ты противная рыбина, перед отцом меня позоришь! Схватил он сачок двумя руками, подвел — и надел его сразу на всю рыбину! Сачок-то длинный, и она вся внутри оказалась.

Надел — а что дальше делать, не знает. Попробовал тащить — куда там: тяжесть неподъемная. Но тут отец на помощь пришел.

— Давай меняться, — приказал. — Ты держи багор, мне давай сачок. Багром тоже тяни, мне помогай.

Поменялись. Отец перехватил сачок ближе к сетке, чтобы не сломался, напрягся.

— Тяни! — скомандовал.

Олак тоже уперся, потянул багор на себя. Блеснуло в воздухе, и здоровенная рыбина плюхнулась на дно лодки. Всю ее заняла, так что для Олака с отцом еле место осталось. Тут же выгнулась, и как долбанет хвостом! Олака подбросило, он выпустил из рук багор и уцепился за борт: вдруг сейчас выбросит! А рыба еще изогнулась: сейчас еще раз так жахнет, сетку порвет и освободится. Но тут отец схватил колотушку и огрел рыбину по голове. И еще раз. Она дернулась еще немного, но уже слабее, потом выгнулась — и застыла.

Отец посидел немного, отдышался, потом вытащил из воды камень и погреб к берегу. Причалили, вытащили рыбу, отец взвалил ее себе на плечи, а Олаку доверил нести багор и сачки. Так, с добычей, и вернулись домой. А Олак дорогой вот о чем думал: как же отец раньше-то ловил, один, если это и вдвоем так тяжело?