Искупление

Владимир Минайлов, 2022

В этой книге рассказывается о хирурге Вадиме Бекетове, который по собственной вине оказался в местах не столь отдалённых, хотя мог и откупиться. Выйдя на свободу, решил вернуться в хирургию, но не судьба, стал работать грузчиком. А спустя два года ему улыбнулась удача – вернуться в профессию. Однако лучше бы этого не было. Ему передают важные сведения, связанные с тем, где находится «Одигитрия», и берут с него слово, что он отвезёт её в Лавру.

© Владимир Минайлов, текст, 2022

© Издательство «Четыре», 2022

Искупление

Часть первая

Возвращение

В ту злополучную ночь Вадим вышел из уютного здания ЦГКБ № 20, расположенной в Киевском районе Донецка напротив крупного торгового центра и рынка «Маяк» Эта небольшая больница располагает отделениями терапии, кардиологии, неврологии и хирургической службой. ЦГКБ № 20 обслуживает в основном Киевский район и славится к тому же своим детским офтальмологическим. Здесь, в хирургической службе, Вадим работал уже три года.

Слегка пошатываясь, он шёл к своему «опелю». После пятичасовой операции чувствовал себя разбитым, болели мышцы рук и ног, а ещё очень хотелось есть и спать. Но для этого надо было проехать до девятиэтажки в соседний район, где Вадим жил в двухкомнатной квартире, которую ему подарил один из благодарных родственников пациента за успешную и своевременно проделанную операцию.

Со словами «На, бери ключи и живи» Вадиму вручили документы на квартиру.

Вот так Вадим стал коренным дончанином.

Помогал родным: сестре подкинет пару сотен вечно зелёных, матери с отцом на лечение — у обоих порок сердца. Как любил говорить Жека, его брат — один на двоих. Хотя на самом деле родителям было скучно сидеть в посёлке и хотелось вырваться из этой серой будничной монотонности.

Отец в своё время отработал трактористом, а мать поварихой. Всю свою сознательную жизнь они отдали труду и воспитанию троих детей. У Вадима была сестра Катерина, старше его на пять лет, и брат Евгений, младше на два года.

По решению родителей в возрасте семи лет он переехал к тётке в город Алчевск, что на Луганщине.

Окончив с отличием школу № 1, Вадим по зову сердца поступил в ЛГМУ им. святителя Луки, по окончании получил диплом хирурга, проходил практику в одной из больниц Луганска, где необычайно толкового юношу заметил профессор Василий Яковлевич Руденко, пригласил к себе в ассистенты. Три года в Луганской областной хирургии, после по общему обмену опытом Вадим был отправлен в Донецк, да так там и остался.

Вадим ассистировал профессорам Демченко и Лозовскому. Впереди были большие перспективы.

От усталости и выпитого после операции слипались глаза, на одном из перекрестков машину повело, и он ударил шедший справа автомобиль, тот со всего размаху врезался в троллейбусную опору, и та упала. Находившимся в салоне было уже ни до свистков дэпээсников, ни до случайных прохожих.

Вадим вышел из машины и неуверенно пошёл к искорёженному авто, там в кабине были двое — он и она, оба были в возрасте, у женщины блестело обручальное кольцо, а у мужчины была видна золотая цепочка с медальоном, а в нём милое девичье лицо.

Почему-то только это он вспомнил на допросе у следователя, ведшего его дело.

— Что же вы, Вадим Игоревич, вроде и плохого о вас сказать нельзя, и вот такой казус.

— Виноват — отвечу.

— А я бы на вашем месте дал денег, и можно было бы предположить, что машина влетела в яму, у неё от удара лопнула рулевая тяга, машину повело.

Всё бы так, да не так. Я шёл не на свой свет и виноват в ДТП.

— Ты хочешь сесть? — говорил другой. — Тебе оно надо?

За тебя просили.

— У меня денег нет. И взять мне их негде. Сажай.

— Тебе сидеть, не мне, а можно было бы…

И только уже на суде понял, что слишком сурово отвечают у нас.

Три года за вождение в нетрезвом состоянии, нарушение правил дорожного движения. Вследствие чего явился виновником гибели пассажиров автомобиля «Ваз 2105», гос. номер…

Прокурор просил четыре, дали семь.

Полгода, пока шло следствие, Вадима мурыжили в СИЗО, после ИВС. А уже после суда его по этапу отправили в Лисичанск на зону.

Про то, что новый лепила с чистыми руками, вся зона знала. Правда, не раз Вадим на своей спине и злобные взоры чувствовал.

Ещё до его прибытия с воли пришла малява с предупреждением не трогать, а оберегать, но ежели что, можно и пару раз прессануть, типа на мужика.

Вадима сразу определили на больничку, и там он штопал неукротимых.

— Слышь, лепила, а морду лица не сделаешь другую?

— Для этого тебе нужен буду не я один, очень дорогие лекарства и другое помещение.

Сводил наколки, знался в химии, мог прописать больничку.

Был азартен, неважно: карты, домино, нарды. Мог выиграть по-крупному и тут же всё проиграть.

В тот вечер Вадим играл с Варягом, этот блондин со стальными глазами был бригадиром у Лесничего, авторитета, отвечавшего за святогорские игровые заведения, магазины, экскурсии.

Попал Варяг по собственной глупости. Один из потерпевших снял на камеру, как его прессуют: на видео отчётливо было видно, как его лично гасит Варяг. Лесничий только руками развёл. И Варяг сел, но скорее для острастки, в назидание другим, непослушным.

Играли в тот вечер в нарды, Вадим уже успел проиграть Варягу блок сигарет, накануне им выигранный, и пачку чая заработанную.

Оба были в ударе, сгоряча Вадим выпалил:

— Если проиграю — с меня лицо.

На последнем ходу руку Вадима как кто толкнул, кисть дёрнулась, он выкинул 6/6.

Вокруг играющих образовался круг. Варяг предъявил:

— Да ты никак мухлюешь, тебя толкнули, и надо перебросить.

Хата загудела, мол, всё было по-честному, и перебрасывать не имеет смысла.

— Это чё, по-вашему, я гоню?! Перебрасывай, лепила, а иначе…

— Что иначе?

— Ты ответишь за базар.

— Лицо не поведёт? — Варяг побагровел.

— Слышь, фраерок, я тебя за язык не тянул, а перебросить надо.

— Не, Варяг, со мной такой фортель не прокатит, а если я опять то же самое выкину, чё прикажешь с тобой делать?

— Ну, сука, раз так, сейчас буду тебя гасить. — Варяг вытянул из рукава заточку.

Но Вадим был не робкого десятка, не зря ходил на самбо несколько лет, да и на улице доводилось усмирять хулиганов. А в этот раз противник оказался несколько сильней. Что ещё больше подзадоривало.

Первый выпад был отбит, и хата одобрительно загудела:

— Молодец, лепила, так его!

Варяг стал теснить, пытаясь загнать Вадима в угол, но тот его манёвр разгадал.

Нырнув под левую руку, Вадим резко выпрямился и ударом локтя в шею свалил Варяга на пол. Для того это было настолько неожиданно, что он рухнул как подкошенный.

— Ай да лепила.

— Хирург, однако, зараза, а по нему и не скажешь. Вадим подошёл к лежащему и привел его в чувство.

— Руку давай. Вот так, нечего на полу лежать.

— Я бы тебя добил.

— То ты, а это я. Запомни: добивать лежачего — это подло и низко. Хочешь, можем продолжить?

— Не, извини, я просто сгоряча вспылил, молодец, лепила, уважаю.

И всё. Забыли.

Но молва уже облетела зону, и смотрящий вызвал Варяга на разбор.

Помимо самого смотрящего присутствовали два вора в законе из Алчевска и Луганска.

— Слышь, Варяг, ты вроде не бык, и думалка у тебя кумекает. На кой тебе это надо было?

— В азарт вошёл, а тут ещё и лепила подлил масла в огонь, мол, лицо сотворю, ну я и вспылил.

— Ещё раз лепилу тронешь, не обессудь.

— Понял, Старик, извини, падлой буду. Занесло. Вадим тоже присутствовал на разборе.

— А тебя, лепила, предупреждаю, следи за метлой, иначе быть беде. С тебя за это причитается.

Спустя два года почему-то вспомнился медальон на шее у погибшего мужчины и фотография в нём. Где-то он её видел, но где, не мог вспомнить.

Пару раз были мать с отцом, ахали-охали, но делать нечего, ушли восвояси. Сестра письмо прислала, и всё. Дни протекали монотонно: штопал, лечил, а иногда и калечил. Кому пальцы изуродованные резал, а одному так руку оттяпал.

Но всё это было ерунда — из головы никак не выходило то милое девичье лицо на фото в медальоне. Но откуда оно?

Так прошло ещё четыре года. Часто приходил этот образ из медальона.

Уже под конец своего срока Вадим понял, кем могла быть эта девушка. Догадка подтвердилась вскоре.

— Бекетов, на выход. Лицом к стене, руки за спину.

В сопровождении конвоира через локалку шёл в комнату свиданий.

Давненько его никто не навещал. Шнырь прибежал и известил:

— А к лепиле гость!

Вопрос только — кто? Мать, отец, брат, сестра?

Знакомым до него уже не было дела.

Вдруг как вспышка это лицо, едва он вошёл в комнату. Вадим понял, кто к нему приехал.

— Но этого не может быть!

— Здравствуйте, вы меня не знаете.

— Отчего, я видел ваше фото в медальоне.

— Хорошо, тогда мне нет надобности представляться.

— И всё же.

— Марченко Ирина Максимовна.

Марченко, да, именно такая фамилия была у тех погибших из «пятерки». Значит, это их дочь.

— Простите меня, Ирина, если сможете. Мне самому, поверьте, нелегко, были планы, и всё рухнуло в одночасье.

— Вы хирург?

— Да, я работал в двадцатой больнице в Киевском районе.

— Знаю, где это, я местная.

— Теперь всё в прошлом.

— Отчего? О вас хорошо отзывались.

— Вот именно, а теперь представьте, через какое-то время я выйду отсюда со справкой, и куда? На меня будут косо смотреть, да ещё с пренебрежением.

Ирина пристально посмотрела на Вадима.

— Я слышала, вам предлагали откупиться.

Вадим спросил у Ирины разрешения закурить. Та была не против и, достав пачку «Мальборо», протянула Вадиму.

Взяв сигарету, он не спеша ее размял и только потом закурил. Глубокий вдох дыма привел его мысли в порядок.

— Да, намекали, но я из принципа отказался, да и денег тогда не было. Своим помогал. Если я не ошибаюсь, Ирина, вы не были на суде.

Девушка вытерла слезинку и тяжело вздохнула.

— К сожалению, на тот момент я была за границей и не могла быть на суде. Но за исполнением приговора следил нанятый мною адвокат. От него я знаю всё.

— Зачем вы пьяный сели за руль, неужели нельзя было вызвать такси?

— Тогда я не думал, теперь уже поздно.

— Эх вы, загубить разом четыре жизни. Это не глупо, это подло!

— Почему четыре? Свою и ваших родителей — это да, а ещё чью?

— Мою!

Это был крик души, больной, израненной слезами и страданиями души.

— Вашу, простите? Но у вас, Ира, всё ещё впереди. — На том они и расстались.

По окончании срока заключения Вадим вышел на свободу. Как говорится, с чистой совестью и справкой об освобождении на руках.

Солнце ласково светило, но в воздухе пахло прошедшим дождём. Осень. Жёлтая листва шуршала под ногами, мимо проехала машина, из окна которой лилось:

«Что такое осень? Это небо, плачущее небо под ногами».

Оглянувшись в последний раз на серые железные ворота зоны, Вадим зашагал прочь.

— Больше я сюда не вернусь, — дал он себе слово. Поймал попутку.

— До автовокзала подкинешь?

— Ага.

— Тока денег у меня…

— Че, тока откинулся?

— Да, а что, сильно заметно?

— Многое и многих повидал. — Водитель был крепкого телосложения, коренаст с проседью на висках. — Не ты первый, не ты последний, а денег не надо.

— А можно побыстрее?

— Не терпится?

— Да за семь лет обрыдло это всё.

— Не слабо.

Мимо мелькали люди, машины, дома. Вадим их не замечал, погружённый в свои мысли.

Его терзал вопрос: что теперь? Как его после стольких лет примут друзья, коллеги, родня?

— Ну всё, приехали?

— Спасибо.

— Всех благ, я Виктор, — представился водитель.

— Вадим.

Выйдя из машины, Вадим зашагал к вокзалу. Было обидно, кто курил на платформе, кто с отсутствующим выражением лица пил кофе. Бегали дети, молодые девушки чуть поодаль ото всех негромко разговаривали. Вдруг одна из них резко упала на асфальт и забилась в судороге.

Вадим понял: эпилепсия, или падучая, черная болезнь в простонародье.

— Живо голову вниз и не дайте ей проглотить язык, иначе она задохнется, лучше всего меж зубов засунуть ложку!

Всё случилось в считаные мгновения. Девушке побрызгали в лицо водой, и она пришла в себя. Поводила невидящим взором вокруг и остановила взгляд на Вадиме, тот, смочив платок водой, обтирал ей виски.

— Спасибо, — еле слышно проговорила девушка.

— Не за что. Давно это у вас?

— Было два приступа пару лет назад, я и думать про это забыла.

— У врача на приёме были?

— Нет.

— Это зря, он вас проконсультирует и выпишет, если надо, лекарства. Хотя я могу и сам вам советом помочь, но к доктору запишитесь и придите на приём. Реже бывайте на солнце без головного убора, ну там… кепочка, шляпка, зонтик. Сейчас после дождя душно, съешьте мороженое. Лицо омойте холодной водой. А к доктору обязательно.

— Спасибо за совет. Обязательно схожу на приём. Простите.

— Да?

— А вы случайно не врач?

— Случайно нет, а в прошлом — да, но только не тот, кто вам нужен.

— А кто может мне помочь?

— Ну тут сначала к неврологу или, если надо, к психиатру. А так есть такой доктор, и зовётся он эпилептологом.

— А вы?

— А я в прошлом хирург.

— Яна.

— Вадим.

Яна не успела спросить, как Вадим скрылся в здании вокзала. Спустя восемь часов он был в Донецке. В больницу уже было поздно идти — 21:05 на часах автовокзала.

Вадим отложил этот визит на завтра, а пока можно пройтись по знакомым. Но и это оказалось не так просто. Позвонив на несколько номеров из телефонной будки и услышав:

— Такие здесь уже не живут, — и это дело отложил на завтра, а может, насовсем.

Близилась ночь, но домой пока идти не тянуло, хотелось просто дышать воздухом. И всё же хорошо, что есть квартира, свой угол, где можно голову приклонить.

Присел на лавочку, и тут патруль:

— Ваши документы. А справка об освобождении? Что в сумке? Давно к нам прибыли?

— Я местный. С Калининского района.

В УВД Вадиму откатали пальцы и прогнали по базе.

— У вас моя справка об освобождении, я только сегодня освободился.

— Извините, всего хорошего.

— Куда же я на ночь глядя? Трамвай не поймаешь, троллейбус тоже, а на такси, извините, нет. Одиннадцать вечера, ё-мое.

— А нам-то что?

— Тогда я лучше в обезьяннике или КПЗ переночую, потом утром домой.

Сержант удивлённо на него уставился:

— А ты не охренел, а если я тебя пару раз дубинкой приласкаю?

— Я всё понимаю.

— Иди-иди, не мешай работать.

Выйдя на улицу, Вадим закурил и пошёл на свой адрес. Мелькали фары автомобилей, светились витрины магазинов и кафе. В них веселилась золотая молодежь. Захотелось есть, и он зашёл в магазин купить хлеба, а там два обдолбанных ублюдка, угрожая продавщице пневматикой, требовали денег из кассы.

— Живо, сука, деньги собирай.

Не растерявшись, Вадим двинул одного по почкам кулаком, а второго по шее, всё произошло в мгновение ока, те ничего не поняли. Один вырубился, второй свалился как подкошенный.

— Вызывай наряд, чё стоишь? Хотя подожди, дай мне буханку хлеба.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

— Вот, возьмите, — и продавщица протянула ему кусок колбасы и пакет кефира.

— Да, но у меня денег едва хватает на хлеб.

— Берите-берите, это моё, так сказать, спасибо.

Смутившись от этих слов, Вадим всё же взял предложенное.

Господи, когда этот день закончится, только освободился, и на тебе: то девушке помог, теперь ещё и налёт на магазин отбил. Вроде не супермен и даже на него не похож.

Подойдя к подъезду, нащупав ключи, открыл дверь, а там компания человек пять распивала водку.

— О, прохожий, курить есть?

Вадим достал пачку, там было пять сигарет, две протянул просившему.

— Да не, это ты себе оставь, а лучше сбегай и купи нам пачку.

Компания громко захохотала.

— Во-первых, уже поздно, и нечего шуметь в подъезде.

— Слышь, ты, борзый, — двое стали заходить за спину, — чё та я тебя раньше не видел здесь, ты кто?

— Во-вторых, я тебе не шестёрка, и скажи своим гопникам, пусть станут так, чтоб я их видел.

Краем глаза Вадим наблюдал за действиями стоявших за его спиной, и как только один из них попытался его ударить, резко отошёл чуть в сторону, перехватив руку нападавшего. Тот вскрикнул от боли, в тот же миг Вадим бросил того на подельника. Сверкнул нож.

— Ты чё?

— Слышь, мразь, мне по барабану. У меня было неумышленное, а теперь можно и превышение мер самообороны. Но это всё лажа, прежде я вас, ушлёпков, на тот свет спроважу. Ну, кто первый?

— Да ладно, братан.

— Варежку захлопни, какой ты мне братан, ты, шваль голимая.

— Э, поаккуратнее.

— Слышь, ушлёпки, а ну пошли отсюда, пока я добрый.

— Да ты чё, — не успел договорить третий, брызнула кровь из разбитого носа.

— Значит, так: или мы расходимся по-хорошему…

— Лады, лады. А ты, резвый, за что сидел?

— Не твоё собачье дело, я ещё перед тобой не отчитывался.

Видя, что дело принимает нешуточный оборот, остальные ноги в руки и ходу из подъезда. Вадиму от них досталась непочатая бутылка.

— Ну вот, есть чем обмыть освобождение.

Поднявшись на свой этаж, он увидел, что квартира его опечатана. Сорвав полоску и провернув ключ в замке, Вадим открыл дверь и вошёл в оставленную семь лет назад квартиру.

Пахло затхлостью и одиночеством. Не включая свет, разделся и прилёг на кровать. Пружины жалобно скрипнули под тяжестью его тела. Минут через двадцать желудок дал о себе знать. Прошёл на кухню, включил свет, ловким движением снял крышку с бутылки, быстро нарезал хлеб и колбасу.

— Да тут целый пир можно устроить, — подумал он, глядя на стол.

На площадке послышались шаги, зазвонил звонок.

Вадим вздрогнул, подошёл к двери:

— Кто?

— Сосед по площадке, а ты?

— Жилец здешний.

— Дверь открой.

На пороге стоял сосед Костя.

— Здорово, Вадя, сколько лет, сколько зим!

— Что есть, то есть, а я думаю, кто мне компанию составит.

— А чё такого?

— Да стол накрыт, а пить один не могу. — Они прошли вдвоем на кухню.

— Э, брат, тут не хватает. Хотя щас, десять минут, и всё будет.

Костя ушёл к себе и вернулся с маринованными огурцами на тарелке и с бутылкой.

— У меня ж есть.

— Мало будет, нутром чую.

Так и вышло: где одна, там и вторая, за ней третья, так просидели до утра. Сосед не расспрашивал особо. Вадим сам в общих чертах рассказал обо всём.

— Да, не слабо тебе досталось.

— А чё надо было, денег дать?

— Не, тут тебе виднее. А ладно, что было, то было.

Делать-то что думаешь?

— Попробую начать всё сначала.

— Бог в помощь, ежели чего, обращайся. Я тебе ничего обещать не буду.

— Да ладно, спасибо, что разделил со мной этот вечер.

— Скорее ночь.

Так их застал рассвет, Костя ушёл к себе, а Вадим ещё долго не мог уснуть. Курил. В голове, сменяясь, как кадры на кинопленке, крутились мысли: что дальше, куда теперь ему, бывшему зэку, со справкой на руках податься? Ведь ни одна нормальная клиника его не то что на порог, на пушечный выстрел не подпустит. А работа позарез нужна. Любая, даже самая ничтожная. Стал перебирать в голове все варианты, но пока это были только раздумья. А пока что нужно было получить паспорт и наладить контакт с семьёй.

Раздевшись, лег на кровать и провалился, именно провалился, иначе это не назовешь, в сон. На зоне привык спать вполглаза, по-другому нельзя было. По-другому могло закончиться плохо. А тут вроде чего бояться? Дом и всё до боли знакомо. Снились нары и угрюмые лица сидельцев. Вадим вскакивал и вновь засыпал. А то увидит аварию со стороны. Упершуюся в столб «пятерку», мигающие фонари и мокрый асфальт, но люди были не в машине, а стояли рядом и смотрели на него. Снилась Ирина с грустным лицом и укором во взгляде.

Лучи солнца играли на хрустальных рюмках и отражались в зеркале серванта. Был полдень, день в самом разгаре. Вадим вышел на балкон и закурил, от яркого света зажмурил глаза, а внизу кипела жизнь. Шли люди, гудели проезжавшие автомобили.

Никому не было дела до стоявшего на балконе Вадима, а он заворожённо смотрел на город под ним.

Приведя в порядок лицо и убрав грязную посуду со стола, Вадим вышел на улицу. Сперва в УВД, стал на учёт, для этого пришлось простоять под кабинетом полчаса.

Уладив все формальности и ответив на ряд вопросов, он вышел из здания с некоторым облегчением от того, что всё возвращается на круги своя. Это было только начало. В больнице его встретили не очень приветливо. Много новых врачей, которые Вадима не знали и не особо желали с ним разговаривать. Семь лет — много, и Вадим понимал это. И все же одного собеседника он нашёл. Тимчук Леонид Андреевич был заведующим в хирургической службе, а тогда, семь лет назад, хорошим знакомым и хирургом.

— Ты извини, Вадим, за то время, что ты сидел, много чего изменилось. Наши знакомые врачи кто за бугром, кто в других больницах. У нас с кадрами перебор. Я бы помог, но сам понимаешь.

— Понимаю, но что с того? Я ведь не худшим хирургом был.

— Вот именно что был, поди и навыки позабыл.

— Да не очень, практиковал понемногу там.

— Попробуй в других, у нас тебе ловить нечего.

— И на том спасибо.

Потыкавшись в трёх других больницах, получил тот же ответ. Вадим понимал, что с его уголовным прошлым хирургом он уже не будет, не дадут. Но что тогда? Жить на что-то надо.

В движении жизнь.

Он сидел на лавочке и смотрел на проходивших мимо людей. У них были свои заботы, и никому из них не было дело до него, бывшего зэка, бывшего хирурга. Всё было в прошлом: и хорошее, и плохое, настоящее не сулило ничего. Одно Вадим знал точно: в тюрьму он не вернётся.

Вадим пошёл гулять по городу, на ходу думается легче. Так и вышло, на глаза попалось объявление о том, что требуется грузчик, телефон и адрес прилагались. Это и был выход из сложившегося тупикового положения.

В продуктовом магазине на него смотрели насторожённо.

— Где были, чем занимались?

Вадим объяснил в двух словах и показал справку об освобождении.

— А что, по специальности не берут?

— Если бы брали, не пришёл, а жить на что-то надо.

— Пьёте?

— Уже нет.

— Хорошо, мы берём вас на испытательный срок. Но если что, сами понимаете, проблемы нам не нужны.

— Согласен.

Так хирург стал грузчиком. Как говорится, и на том спасибо.

Вставал рано, ложился поздно. Поначалу болели мышцы рук и ног с непривычки, потом втянулся. Сперва ездил на базу, там Вадим загружал машину по накладной под присмотром экспедитора, а после в магазине разгружал.

Без выходных, но это не пугало, главное — был при деле. Так прошёл первый испытательный срок, а потом ещё полгода. Участковый заходил два раза в неделю и с удивлением отмечал, что бывший зэка Бекетов стал на путь исправления и не является уже угрозой для социума.

— Где работаешь, кем?

— А в магазине грузчиком.

— Что дома не бываешь?

— Выхожу рано, прихожу поздно.

— По трудовой али как?

— По трудовой.

— Справка с места работы нужна.

— Хорошо, на днях зайду.

В магазине объяснил причину, для чего берёт справку.

— Сам-то как?

— Нормально, чувствую, что возвращается вкус к жизни, и она входит в прежнее русло.

Увидев справку с места работы, участковый ухмыльнулся.

— Был хирургом, а стал грузчиком. Не низковато?

— Нормально, это тоже профессия.

— Не буду спорить, работаешь — хорошо, главное, что осознал и исправляешься.

Так прошло ещё два года. В магазине, когда узнали, что у Вадима есть высшее образование, стали больше доверять, назначили экспедитором. Владелец видел, что в содеянном Вадим раскаялся и искупил свой грех сполна.

— Ты нормальный, извини, что не сразу это понял.

— Да ладно, прошлое.

И всё же прошлое не отступало, пару раз встречал старых знакомых. На их вопросы отвечал, что работает грузчиком и с прошлым завязал.

— Да, лепила, всё правильно, так и надо.

Но однажды произошёл случай, который в корне изменил его жизнь. Ему выпал шанс снова заняться любимым делом.

В тот день, как, впрочем, и во все другие, людей было не много. Стояла духота, кондиционер работал слабо, и Вадим решил выйти покурить на улицу.

— Будь недалеко, — попросила продавщица Лена, — и на вот, возьми бутылку холодной газировки с шоколадкой.

Вадим замялся.

— Бери-бери, в счёт зарплаты.

— А разве так можно?

— Шеф возражать не будет.

— Спасибо.

Открыв бутылку воды, Вадим вышел на улицу, а там вроде ничего такого. Пятеро гасили одного, это было подло. Не мешкая, он ринулся к дерущимся.

— Не многовато на одного?

— Не лезь не в свое дело, вали отсюда.

— Не, ребята, не за того меня принимаете. Я не фраер.

— Тока не гони, шо ты блатной.

— Гонят говно по трубам и прочая, а ща, ребята, вы отваливаете, и базара нет.

Эти слова разъярили нападавших, и они переключили своё внимание на Вадима.

Проходившие мимо видели угрозу в лице пятерых одному.

— Кто-нибудь, вызовите милицию, они же убьют его. Всё, что раньше Вадим познал на зоне, применил.

Отбив пару ребер и сломав одному из нападавших нос, дал понять, что его так просто не взять. Этот удар ещё на нем отзовётся. Но в данный момент так и надо было поступить. Правда бывает и с кулаками. Если ты прав, тогда до конца, несмотря ни на что.

Кто-то из прохожих достал мобильник и стал снимать эту драку на камеру. Видео попало в интернет и стало самым просматриваемым на протяжении двух недель.

Расправившись с нападавшими, Вадим переключил своё внимание на пострадавшего. Вовремя. Обильные кровоподтёки и явные следы переломов. Парень, а точнее, мужчина лет сорока, задыхался. Приподняв осторожно его голову, Вадим дал ему возможность дышать, ибо один из переломов мешал этому. Уже звонили в скорую и милицию. Вспоминая, что знал ранее, Вадим облегчал пострадавшему боль до приезда скорой, первая помощь в такие минуты особо ценна. Эта спасённая жизнь загонит его сначала в рай, а потом в ад, последствия будут в корне менять его нынешнюю жизнь. Поблизости зазвучала сирена, подъезжала скорая. Остановившись возле Вадима, скорая вывернула свое нутро, а из него двоих санитаров и врача. Вадим повернулся к приехавшим:

— Носилки скорей и обезболивающее!

— А вы, собственно, кто?

— Сейчас не это главное. Дайте мне инструменты, я все сделаю сам. Именно сам.

Его дерзость и, главное, понимание ситуации неожиданно расположили к нему.

— Хорошо.

— Простите, девушка, — обратился он к доктору.

— Меня зовут Надя.

— Вадим.

— Приятно.

— Сейчас заканчиваю, и мы едем.

— Да.

— Можете поприсутствовать.

За время после выхода из зоны немало времени прошло, два года. Это время, когда тебе нужна работа, любимая работа, как воздух.

Грузчик — хорошо, мышцы работают, нужно держать себя в форме. Боксировать отец научил. Хорошо владеть умом тоже, вбивая: не уверен — не берись, а коль взялся за гуж — не говори, что не дюж. Вот так и по жизни. А тут любимая работа. Надо себя показать, есть шанс. Наложив шины на переломы и введя дозу обезболивающего, Вадим помог уложить пострадавшего на носилки. Экипаж пополнился ещё одним. Под вой сирены скорая увозила двоих, пострадавшего и его спасителя, это потом увидят в интернете видео «Схватка одного с пятью».

— А вы откуда такие красивые? — смех в машине.

— Давайте знакомиться, я Вадим, в прошлом хирург. Так вышло, стал грузчиком, потом экспедитором. Опыт у меня есть. Работал в двадцатой больнице в хирургической службе. По своей халатности стал виновником ДТП. Учился в Луганске. Опыт есть — практикую в неотложке в ночную.

Водитель тем временем сообщил на базу о пополнении в экипаже.

Представились и санитары:

— Николай, можно Коля.

— Денис, можно Дэн.

— Приятно.

И уже повернувшись к девушке-врачу:

— А вас, я так понял, зовут Надежда?

— Да.

— Очень приятно.

Санитар Коля кивнул врачу:

— Ну вот, Надежда, а вы говорите, некому в ночную смену дежурить. Представьте его Клео, думаю, она обрадуется.

Так и вышло.

Добрались до ИНВХ (Институт неотложной и восстановительной хирургии им В.К. Гусака). Санитары покатили на каталке пострадавшего на осмотр. В холле стояли трое. Женщина и двое интеллигентного вида мужчин.

Женщина окликнула доктора по имени:

— Надежда, можно вас на минутку?

— Да, Антонина Олеговна.

— Я слышала, у вас в экипаже пополнение?

— Да, отличный парень, и, простите за мою нескромность, он может остаться в ночную смену.

— Ну, это уже я сама буду решать.

— Поверьте на слово, парень толковый.

— И что же вас на эту мысль навело?

— По его словам, он хирург, работал в двадцатой больнице, стал виновником ДТП, сел на семь лет, по освобождении не нашёл работы по своему профилю, на данный момент работает экспедитором в магазине. Зовут Вадим.

— Спасибо, теперь более-менее ясно.

— Да, и ещё.

— Слушаю.

— Это он оказывал помощь пострадавшему до нашего приезда.

— Даже так? Что ж, дадим парню шанс.

И уже про себя повторила: «Что ж, дадим парню шанс». Вот так и решилось его возвращение.

Женщина вернулась к наблюдавшим за происходящим мужчинам. Ей было чуть больше сорока, и звали её Вахрушева Антонина Олеговна, она была главной в этом лечебном заведении.

Её спутниками были Буравцев Виктор Михайлович — он был её любовником и по совместительству её замом.

Второй мужчина был гость из Киева, профессор медицины Сабинов Петр Вельяминович, её учитель.

— Виктор Михайлович, — обратилась она к Буравцеву, — наведите справки об этом парне, Вадиме, по максимуму. Сдается мне, что он наш.

— Хорошо, Антонина Олеговна.

Из операционной пациента отправили в реанимационное отделение.

— Скажите, — обратилась к Вадиму Антонина Олеговна, — а вы ранее не хирургом ли были?

— Это в моей прошлой жизни было, так сказать, был такой эпизод, но это, повторюсь, давно.

— А сейчас чем занимаетесь, э…

— Вадим, — подсказал он, — меня зовут Бекетов Вадим Игоревич. А работаю я экспедитором.

— Что так? — Вахрушева переглядывалась с Буравцевым, стоявшим за спиной Вадима.

— Долгая история.

— А если в двух словах, — Вадима буквально сверлили взором с двух сторон. Он заметил игры в переглядки и обернулся к тому, кому они были адресованы.

— Справка об освобождении, и всё.

— Не-е, — протянул незнакомец, — всё только начинается. Судя по твоему поведению, для тебя это обычное дело. Вот что, паря, есть у нас к тебе интерес. Думаю, мы поладим.

И тут Вадим понял, что с сегодняшнего дня он вернулся к своей прежней, до боли знакомой работе, по которой так тосковал, что хирургия снилась. От этого порой просыпался в холодном поту.

— Шутите?

— Нисколько, у нас не хватает опытных хирургов.

Так что поздравляю с первым рабочим днём.

У Вадима аж потемнело в глазах, кровь стучала в висках, казалось, немного, и он оглохнет.

Видя, что он побледнел, его коллеги, которых он вот так неожиданно обрёл, дали ему понюхать нашатырь.

— Будет тебе, будет, успокойся. Иди умойся, попей сладкого чаю и арбайтен, арбайтен. У тебя ещё сегодня две операции.

— А не обманете?

— Без дураков.

— Я ж зэк, хоть и бывший, но зэк, и на меня все давно уже забили.

Переписав в блокнот данные Вадима, Вахрушева с Буравцевым ушли посовещаться в кабинет.

— Твое мнение, Тоня, — обратился к ней неофициально, как бывало, когда они оставались наедине, Виктор.

— Отличный парень, по неосторожности влетел, я так думаю. Вот что Витя, Витенька, Витёк, ох, сердечко моё по тебе ёк-ёк.

Оба рассмеялись.

— Пробей его по своим каналам в ментуре, а я по своим, ладненько?

— Фу, что за моветон, Тоша?

— А за Тошу в лоб или без сладкого на вечер, — в ее голосе зазвучала обида с угрозой.

— Ладно, ладно, чё так сразу, ведь знаешь, я без тебя спать не могу.

— Что так?

— Темноты боюсь с детства, а вдруг придёт серенький волчок и укусит за бочок.

— Вот за что тебя обожаю, так за то, что ты такой.

— Какой «такой»? — Он присел к ней поближе, и руки шаловливо полезли под блузку.

Рук она не убрала, а наоборот, прижалась к нему и позволила залезть к ней под юбку. А там ловким движением приспустить колготки и трусики было делом секунды. Осторожно, чуть с нажимом раздвинул её ноги и начал пальцами массировать её плоть. Клео напряглась, ещё чуть-чуть, и… Виктор был дамским угодником и не первый год любовником Антонины.

— Дверь, дверь, — застонала она.

— Не первый раз.

— Тогда…

Он посадил ее на стол, снял блузку и, не убирая руки с её промежности, стал ласкать ее грудь. Сначала одну, потом вторую, ещё не потерявшую своей упругости грудь. Рука скользила по животу, едва касаясь пышущего жаром лона. Ее дыхание стало прерывистым.

— Ещё, ещё, не останавливайся.

Опустившись ниже, Виктор поцеловал теплый и розовый живот.

— Господи, ещё, — Антонина схватила его за волосы и прижала к лону.

— Тише, задушишь.

— Узнаю, с кем ещё такое вытворяешь, так и сделаю.

А пока forward, forward.

Клео любила иногда козырнуть в такие моменты подобными словечками. Поначалу непривычно и непонятно к чему, но это было своего рода приглашение к соитию. Доведя Клео до крайней степени возбуждения, Виктор вошёл в неё. Один длинный и два коротких и наоборот. Клео сильно сомкнула свои ноги вокруг его бедер. А Виктору будто того и надо, то грудь поцелует, то в губы вопьётся, а руки по бёдрам, груди или ещё сильней прижмут.

После серии таких вот заходов услышал, что ещё чуть-чуть, и всё. Как опытный любовник, замедлил ход, давая Клео передышку перед финалом.

Мурлыкая от удовольствия, Клео отдавалась Виктору. Ещё бы, тот чувствовал, чего хочет Клео, и давал ей это.

— Что, всё?

— Не-е, до всего ещё не скоро. Два длинных и один короткий.

Виктор почувствовал, как напряглась Клео, и прижал к себе ее голову в долгом поцелуе. Они оба кончили одновременно.

— А теперь иди, — она оттолкнула его, — у меня ещё уйма дел. И уже выходившему из кабинета бросила вдогонку небрежно:

— В девять в «Астории».

— Ну, не знаю, — Виктор быстро захлопнул дверь.

— Куда ж я от тебя денусь.

Они были любовниками уже три года. Властная обладательница чувствительного рта и обворожительных зелёных очей, которые как магнит притягивали. Мимо такой женщины не пройдешь. Так и случилось, поначалу были обычные рабочие отношения. Антонина Олеговна отдавала четкие и короткие, как у военных, распоряжения и ничего лишнего. Лишь глаза её сияли как-то особенно. На одном из дней рождения в больнице, после хороших возлияний алкоголя, Виктор не сдержался и сказал:

— А знаешь, Антонина, по-хорошему тебе надо мужика, ведь глядя на тебя, понимаешь, что ты одинокая. Но не для жизни.

— Тогда для чего?

— К телу, драть тебя и так и эдак.

Антонина ухмыльнулась.

— Многие пытались.

— А я не многие.

— Ходок?

— Редко, но метко, я однолюб и мизантроп. Был женат, ушёл. А вообще в себе уверен.

Они разговаривали у неё в кабинете, куда удалились подальше от шумного застолья, на котором Антонине нужно было быть только для приличия. Там был и Виктор. Естественно, одной рюмкой отделаться ей не удалось. А тут ещё и новый зам, к которому она давно присматривалась.

— Апельсинчик? А может, огурчика солёненького, а отведайте-ка салатик, под водочку в самый раз.

В темноте лиц не видно было, но Вахрушева слышала дрожь в голосе Виктора от возбуждения.

— Что дальше?

— А дальше просто, снимай трусы, знакомиться будем.

— Ого, а силы есть?

— Не волнуйся, всё своё, как говорится, ношу с собой.

Так всё и началось. Оба были в восторге друг от друга. Виктор хоть и не жил с Антониной как муж с женой, но интим у них был регулярно.

Пока Вахрушева с Буравцевым решали, что им дальше делать с Вадимом, тот пил чай в комнате отдыха, когда санитар позвал его к больному.

— Здорово, лепила, я тебя не сразу узнал.

— А мы знакомы?

— Да, проводили вместе «отпуск» в одной ИТК.

— Ясно, звал чего, ведь не для этого.

— Я не жилец, сам понимаешь, те парни рано или поздно меня достанут. Зря ты в это дело встрял.

— Во-первых, я никуда не встрял, а во-вторых, надо было дать им тебя ухандокать, так?

— Ладно, что сделано, то сделано. Времени в обрез. А сказать надо многое, так что слушай. Я домушник, специализируюсь на редких и очень дорогих коллекциях оружия, холодного и огнестрельного, монет и орденов (есть такие, фалеристами зовутся), ну и, конечно, «доски», иконы то есть.

Больной огляделся вокруг, насколько позволяло ему его положение.

— Пожалуйста, выгляни в коридор, не слушает ли нас кто третий. Ибо то, что я дальше скажу, интересует очень, очень серьёзных людей.

Вадим вышел в коридор, постоял и оглядел его.

Вернулся в палату.

— Никого.

— Итак, я продолжу. Сам я в прошлом реставратор, лихая доля заставила встать на скользкую дорожку, сам видишь, вот результат, но не в этом дело. Работаю по наводке, имею тридцать процентов от куша.

— Не мало?

— С такого — нет. На мне пятнадцать краж, вещи за кордоном на аукционах проданы. Связываются со мной через интернет, и я работаю.

— Профи?

— Дока, нахожусь в розыске полиции девяти стран. Копы на хвосте: Италии, Франции, Германии, Австрии, Венгрии, Польши, Болгарии, Словакии, и в довесок ФСБ.

— Ого, а я тебе зачем?

— С последнего скока взял немного, но вещи, поверь, стоящие и редкие. Клиент подсуетился и навёл на одну хату. Я, как обычно, беру то, что надо, и тут «доска». Не смог я её отдать, не смог, как можно лики святых осквернять.

Вадим смотрел на больного урку и не мог поверить услышанному.

— Чё смотришь, думаешь, туфту гоню. А я верующий, верую я, верую, — голос перешёл на хрип. — Всё продается и покупается, но есть вещи, на которые наложено табу. Заказ поступил на мою страничку в виде фотографии, то есть изображения «доски», и адрес был. По условию договора часть денег перевели на краткосрочный счёт.

— Я знаю, как это.

— Остальное должны были лично в руки после дела. Когда увидел, глазам не поверил. Смоленская «Одигитрия».

— Что за икона?

— Когда и кем принесена в Россию из Греции — об этом вполне ясных и достоверных сведений нет. Но имелось одно сказание, в котором сообщалось, что в Россию икона попала в середине одиннадцатого века, в 1046 году, когда византийский император Константин 9-й Мономах благословил ею в дорогу свою дочь царевну Анну, ставшую женой князя Всеволода Ярославича. Икона стала символом преемственности и династической близости Константинополя и Руси. Сын Всеволода Ярославича князь Владимир Мономах в 1095 году перенёс икону из Чернигова — своего первого удела в Смоленск, где в 1101 году заложили храм Успения Пресвятой Богородицы, в котором икона и была поставлена, и стала именоваться Смоленской. Церковное предание приписывает иконе помощь в спасении города в 1239 году от нашествия войск хана Батыя.

Была она и в Москве, есть несколько вариантов перенесения туда. Как бы то ни было, икону по просьбе посольства епископа Смоленского Мисаила просил великого князя Василия Темного вернуть им икону. Князь по совету с митрополитом Ионой решил исполнить просьбу смоленских послов и вернуть святыню. Прежде чем вернуть икону в Смоленск, с нее сняли точный список «мера в меру», который оставался в Благовещенском соборе до 1525 года, когда был перенесен 28 июля в Новодевичий монастырь, основанный годом ранее по случаю возвращения в Россию от Литвы. С этого момента и был установлен день празднования иконы — 28 июля (10 августа по новому стилю).

Первообраз иконы хранился в Успенском соборе Смоленска, но после оккупации немецкими войсками в 1941 году икона не была найдена. С 1943 года её местонахождение неизвестно.

— А ты откуда это знаешь?

— Я сам из семьи священнослужителя, моего прадеда в 1937 году отправили умирать на Соловки, там и пустили в расход. Мой отец и дядя отреклись от него и забыли всё как страшный сон.

— И родители твои…

— Молчали, но перед смертью отец передал мне документ, точнее опись вывезенного немцами имущества из Смоленска. Поведал он и о прадеде много интересного, к тому времени я уже сбагривал интуристам «доски» и гжель. Учился на факультете искусствоведения и подрабатывал в одной реставрационной мастерской. А тут такие подробности, вообще затянуло меня это.

Вадим переваривал услышанное.

— Послушай, если это «доска», то есть икона, то она должна быть в церкви или храме. А по твоим словам, ты взял ее на хате, как такое может быть?

— В том-то всё и дело, судя по документу, который мне удалось разыскать в Смоленском архиве, она числится как безвозвратно утерянная религиозно-историческая ценность. Но это ещё не всё. Хата, где я обнаружил «Одигитрию», принадлежала ветерану КГБ-ФСБ, вот так.

— Ни фига себе, а то, что владелец — ветеран спецслужб, тебя в известность не поставили?

— Наоборот, меня это ещё больше подстегнуло. Эти в своё время много чего себе прикарманили.

— Но это же безумие.

— Не безумие, а авантюра, игра стоила свеч. Да и кроме того, в списке подробно не было указано, что где. Просто адрес и рекомендации. По ним я пишу про наших доблестных ветеранов. Сам понимаешь, то, что он бывший гэбэшник, как говорят на рiднiй: «А нi пари з вуст».

— Ты вот так пришёл в гости, попил чайку-кофейку и потом выставил хату? Ты меня за лоха держишь, думаешь, я поверю?

— А ты не так прост. Короче, этот дедуля, у которого «доска» была, показал её одному знатоку. А тот среди блатных ошивался и обронил, что, мол, есть персонаж один, у которого «доска» хорошая. Сам понимаешь, что для такого дела нужен человек со стороны.

— Кто заказчик и те парни, что тебя гасили?

— У тебя слишком много ненужных вопросов.

— А теперь послушай меня внимательно: ты мне рассказываешь занятную историю, из которой вытекают большие неприятности, ставишь меня в известность, за это просишь выполнить просьбу, но ряд важных сведений пытаешься утаить — скрыть. Короче, ты мне сейчас или всё, или…

— Нет у меня времени на «или».

— В смысле?

— Рак у меня. Дохожу. И ты последний, кого я хочу видеть перед уходом в вечность. Ты прав, что требуешь от меня все подробности. Я на пути в вечность и должен снять с души этот груз. Так вот, кто заказчик, я не знаю, а люди были Лесничего.

— Лично не знаком, а вот одного из его бригадиров, Варяга, знаю.

— Лепила, я в тебе не ошибся: имея представление о людях, с которыми тебе предстоит иметь дело, ты всё же не даёшь заднюю. Молодчага.

— Я ещё не дал своего согласия.

— А его у тебя и не спрашиваю. Владея этой информацией, ты обрекаешь себя на неприятности. По крайне мере, ты будешь знать, с какой стороны ждать беды. «Доска» эта стоит лямов тридцать вечно зелёных. Заднюю дать не получится, не поверят, что ты не в теме. Слушай и запоминай. Схоронил я её у одного паренька, она в подарочной упаковке и ждёт своего часа. Я Игорю, так зовут паренька, не сказал, что это, не счёл нужным его посвящать, мало ли что. Адрес: Луганская область, город Алчевск, проспект Ленина, дом 5, квартира 40. Скажешь, что от антиквара пришёл за посылкой, часы мои покажешь как пароль.

Антиквар снял с руки Rolex и передал их Вадиму.

— Что дальше с ней делать?

— Отдашь в Киево-Печерскую лавру, отцу Игнатию, он поймет. Сделаешь, о чём прошу?

— Воля умирающего, сам знаешь, только боюсь, тебя следак будет опрашивать.

— Ерунда, я дурака включу, не впервой. На одной из зон немым прикидывался лет семь, и ничего, обошлось, сам удивляюсь. Я всё сказал, не ставлю никаких временных ограничений.

От боли, которая возвращалась, Антиквар скривился и тяжело вздохнул.

— Мне не надо лекарств, уже дохожу. Ещё немного, и все.

— Как оно?

— Да ничего, много сделал плохого, но и хорошего немало. За грехи готов ответить перед Высшим судом.

Знай, на мне нет крови и ничьей загубленной души. Да вот, но не душегуб. Я всё сказал. А теперь иди и сделай то, о чём я тебя просил. Большие люди хотят заполучить «Одигитрию». Берегись и молись, вера в правое дело, которое ты творишь, и любовь тебя спасут.

— Любовь? — удивился Вадим.

— Ты её уже знаешь, только не понимаешь. Случай роковой.

Вадим не понимал, о чем говорил умирающий. Он вышел из палаты.

В дверь Вахрушевой постучали.

— Да-да, войдите.

— Антонина Олеговна, добрый день.

— Здравствуйте, здравствуйте, Павел Владимирович, а я вам собиралась звонить.

— Что так?

Собеседником Антонины Олеговны был старший следователь областной прокуратуры майор Медный Павел Владимирович.

— Да вот, парень есть один, хирург, а работает грузчиком, я его взяла к себе.

— Где он сейчас?

Вахрушева взглянула на настенные часы — полвторого.

В голове Вадима после беседы с Антикваром царил хаос, а ведь впереди операция, и к ней надо подготовиться, сосредоточиться. Шанс, который ему подарила судьба, надо использовать с умом. Он отбросил ненужные мысли и напряг память, целиком предаваясь любимому делу.

Вадиму ассистировали две молодые девушки: Надя и уже знакомая Вера. Странное сочетание имён, подумал он. Вера явно улыбалась, хоть её лицо и скрывала марлевая маска, — глаза искрились.

Надя нахмурила брови и старалась делать всё правильно, она была напряжена.

— Расслабьтесь, Надя, представьте себе, что вы в компании друзей на отдыхе. Не напрягайтесь.

Глаза девушки сверкнули.

— Я сам был в вашей шкуре. А сперва зубрил. И ещё вы должны чувствовать, что это ваше, нет — тогда уходите из профессии.

— Спасибо, Вадим.

— Просто Вадим. Берите пример с Веры. Имя какое само по себе. Верите в себя, Вера?

— Игра слов, не более.

— Я серьёзно, поддержите подругу, одарите хорошим словом. Ведь оно и кошке приятно, как люди говорят. Да и, девушки, поймите, от того, насколько у нас быстро найдётся общий язык, зависит эффективность процесса. Знаю по собственному опыту. Вера надрез, Надя зажим.

Так у них наладилось общение.

— Вот так, молодцы, теперь, Надя, зашиваем. Я пойду, всем спасибо, вы лучшие.

Тем временем в кабинете Вахрушевой продолжался разговор:

— Отдыхает, наверное, у него была операция.

— Как, уже?

— Я же говорю, парень толковый, с головой и руками, и впереди у него ещё вся ночь.

— Это потом, вы уж меня извините, к вам поступил пострадавший в ходе уличной драки, я хотел бы узнать состояние его здоровья, и если можно, то и поговорить с ним с глазу на глаз. Без свидетелей.

— Тогда вам придётся подождать, ведь пострадавшему первую помощь оказывал тот хирург, о котором я с вами хотела поговорить и расспросить.

— Вот оно что, я думал заняться им позже. Но раз так, придётся подождать.

— Проблемы?

— Не у парня, хотя у него они могут возникнуть.

— Чай или кофе.

— Кофе, я на службе.

Уставший, но пребывая в отличном настроении, Вадим вышел из операционной. Операция длилась три часа и была не из лёгких, но ничего, главное, что он справился. Зашёл в комнату отдыха и увалился на диван, ныла спина и болели мышцы рук с непривычки от долгого стояния. Это не погрузка-разгрузка, там ты шевелишься, а здесь стоишь, как столб, и при этом от тебя зависит человеческая жизнь.

— Здравствуйте, Вадим.

— Игоревич я.

Вадим вздрогнул сперва от неожиданности, вроде не было никого, и тут вдруг нате, голос из ниоткуда.

— Вы кто и что надо?

— Пустяки, ответьте, пожалуйста, на пару вопросов, и я вас более пока что не потревожу.

Следак, — мелькнуло в голове. Только они так начинают разговор.

— Зовут меня Медный Павел Владимирович, старший следователь областной прокуратуры.

Точно так и есть, подумал про себя Вадим, а вслух сказал:

— Ясно. И что вас привело ко мне? Хотя постойте, знаю, вы по поводу драки.

— Точно так, вы давеча на улице в драку ввязались.

— Было дело, а что, это запрещено? — спросил с иронией Вадим. Вроде всё в прошлом, а горечь осталась.

— Надо было дать пятерым угробить бедолагу?

— А кто это может подтвердить? Имею полномочия вас задержать как подозреваемого.

— Чего? Что за бред.

— Выбирайте выражения.

— А теперь слушай сюда, Медный всадник, почему областная прокуратура в твоём лице меня опрашивает? Это раз. Есть куча свидетелей — это два, и смотри интернет — это три. Что-то ещё?

— А я смотрю, ты умный.

— Не жалуюсь. Если что нароешь, бог в помощь. А сейчас отвали, у меня ещё одна операция впереди. Дай отдохнуть.

— За что сидел?

— Всё в личном деле, а оно в архиве.

— А если я тебя на 72 часа?

— Как что будет, милости прошу.

Медный опешил, всякое бывало, но чтоб вот так.

— Ладно, коли так, до встречи.

— Адьёс.

И уже в дверях Медный обронил:

— Зря старался, он умер.

— Кто?

— Тот терпила.

— Отмучился.

— В смысле?

— У него был рак последней стадии, анализы показали, — сказал Вадим.

— Ясно.

Следак ушёл, а после его слов на душе осталась горечь.

— Отмучился, упокой Господь твою душу.

Вадим подошёл к холодильнику, стоявшему в комнате, и, открыв его, увидел початую бутылку водки, достал.

— Ого, уже бухаешь, не рановато ли?

— Тьфу ты, да что за день такой, и что вы за люди — то никого, то словно черти из табакерки.

— Петр, анестезиолог, — представился вошедший.

— Вадим, хирург.

— Знаю, про тебя уже все знают. Вера и Надя как сороки трещат на всю больницу. Красивый, обходительный и всё такое. А ты что, правда грузчиком работал?

— Да, но это моя вторая профессия.

— А первая?

— Хирург, в 20-й работал, был перерыв с 2002 по 2009, и с 2009 по 2012 я грузчик.

— А семь?

— По профессии, но в замкнутом пространстве.

— Отбывал? За что?

— Стал виновником ДТП со смертельным исходом, пьяная езда до добра не доводит.

— Извини.

— Да ладно, всё уже в прошлом, главное, что я вернулся.

— Пьёшь?

— Иногда.

— А сейчас?

— Пациент умер.

— Бывает, сочувствую.

— Ты не понял, в реанимации.

— Вдвойне обидно, ты его спасал.

— У него был рак, и он знал, что уходит.

— Держись, щас придут наши девчонки и разгонят тоску-печаль. Женат?

— Холост.

— А я недавно добровольно окольцевался. — Оба рассмеялись.

— Ладно, пей, для снятия стресса это необходимо.

— Ты говоришь, щас придут на «смотрины», тогда тем более нельзя, надо быть в форме. Да, смотрю, здесь слухи расходятся, как круги на воде. Хотя чему тут удивляться, здесь, как и везде, слухом земля полнится. Скорая молву разнесла?

— Угу, и её подхватили тут все. А чем ты приглянулся Клеопатре?

— Кому? Не понял.

— Антонине Олеговне. А, извини, ты ж не в курсе о её отношениях с Буравцевым-Антонием.

— В смысле?

— Да они любовники.

— Вот теперь понял, запомни, слухи о том, кто с кем, меня не интересуют, это личное дело каждого. Лишь бы это не мешало работе, понимаешь, о чем я?

— Да, и правильно делаешь, это я сую нос куда не надо. Сам понимаешь, без этого никак. Посплетничать кто с кем — милое дело на перекурах.

Вадим знал, что подобное приветствуется везде, иначе жизнь скучна. Серость дней, всеобщая тоска. А тут кто с кем, как, когда, и пофиг, что из-за подобного рушатся семьи, ведь где сплетни, там и клевета. Ломают носы, выбивают зубы, трещат ребра, а порой и гибнут люди, но это край.

— А приглянулся я Клео, наверное, тем, что не растерял ранее приобретенные навыки и делал всё, что надо, быстро и эффективно. Выходя порою за грани дозволенного.

— Не понял.

— Автопилот.

— Объясни.

— Это когда из памяти всплывает то, что спасает человеческую жизнь.

— Вот как. То есть ты хочешь сказать, что после долгого перерыва тебя как плотину прорвало, и ты сделал и продолжаешь делать то, что надо.

— Не совсем так, маленькое уточнение. Я практиковал по ночам в неотложке, когда было время, иначе можно было потерять память рук. Но в целом да.

— Но так не бывает.

— Поверь, и не такое ещё бывает, немые обретают речь после долгих лет молчания. Согласен, это редкость и удачная операция. Люди после долгого паралича обретают возможность ходить, да, для этого надо не только волю и терпение иметь, но и мышцы тренировать, падать и вставать. Уходят годы порою, но результат того стоит.

— И это ты к себе применил?

Чем больше Пётр слушал Вадима, тем больше удивлялся его внутренней силе. Не каждый из тех, кого он знал, мог выдержать такое. Он знал, что многих зона ломала, а этого ещё больше закалила, да как закалила, не отбила вкуса к жизни. А наоборот, как на метзаводах льют и куют, так и зона — ещё сильнее сделала Вадима.

— Я ничем не хуже других, просто по глупости девять лет в трубу, коту под хвост, и вот итог.

— Я думал, такое бывает только в кино или книгах.

— Не только, вот я тому наглядное доказательство. Мне снилось даже, что я провожу операцию. Если бы ты только знал, сколько раз я просыпался в холодном поту от подобных сновидений. Мне прочили большое будущее, а я взял и обгадил всё. В итоге из перспектив пыль и горечь. Сейчас я хочу хотя бы часть возвратить.

— Это как?

— Уважение окружающих и понимание близких, кстати, их я давно не видел, пора навестить, не сейчас, чуть позже. Рано меня сбросили со счетов, пока я жив, этого делать нельзя.

— Вижу, силы воли тебе с лихвой хватит, что ж, добро пожаловать. Теперь ждём остальных. Чай будешь?

— Наливай.

Пока закипал чайник и настраивался чай, разговаривали обо всём: футболе, женщинах, погоде и прочем.

— Где и у кого учился?

— В ЛГМУ им. святителя Луки в Луганске. У Ермилова.

— Владислава Сергеевича?

— Да, — удивился Вадим, — а ты откуда знаешь?

— Я же не спрашиваю тебя, каким ветром ты там оказался.

— А ты спроси, и я отвечу. Что жил и учился я у тетки на Луганщине.

— А меня туда первая любовь завела. Я, к сожалению, к Ермилову не попал, а так хотел. Постой, у него, если и было, то человек пятнадцать.

— Избранных.

— Ну да.

— Я один из них. Уже была сформирована группа, и тут я такой.

— А чай какой он любил? — донимал Вадима Пётр.

С бергамотом, но и зелёный тоже, частенько мы с ним обсуждали разные нововведения в хирургии за чашкой такого чая.

— Повезло тебе, я тоже хотел стать хирургом и учиться у него. Поставил перед собой цель: или к нему, или в анестезиологи.

— Да, отбор у него жёсткий, вопросы с закавыками, и поди его разбери, где он шутит, а где нет. Сам чуть не влетел, экзамен: пару-тройку вопросов кое-как, ну, чувствую, хана. И тут после очередного вопроса как дёрнуло глянуть на кружку, стоявшую на столе, а в ней ароматный зелёный чай, да ещё и с лимоном.

— Вы, говорю, чай зелёный пьете, философствовать любите, а если нестандартная ситуация, тогда что?

— Вот именно, — слышу в ответ, — а я не робкого десятка, тогда и нестандартное решение, по обстоятельствам.

— Умеете найти выход из критического положения?

— Ради спасения жизни это крайне необходимо, но только когда припечет.

Их беседу нарушил приход Нади и Веры, а следом старшей медсестры.

— Томич София Игоревна, — представилась вошедшая.

— Ого, мы с вами тёзки.

— В смысле?

— Отчества одинаковые.

— Здорово.

Подошли и другие врачи.

— Ну что ж, будем знакомы, меня зовут Бекетов Вадим Игоревич, я ваш новый хирург, с этого дня работаю с вами.

— Стало быть, вы и есть новенький?

— Да, и прошу на ты.

Все дружно рассмеялись.

— Ну что, судя по тому, как трещат о тебе Надя и Вера, ты их покорил.

— А любовь?

— В смысле?

— Смотрите сами: Вера, Надежда, Софья. Не хватает Любви.

— А, ты про это, она между нами. Если ты ещё не понял, то у нас самый дружный коллектив, мы все одна семья, где Вахрушева — мама, Буравцев — папа, а мы их дети. Так что добро пожаловать в семью.

— Молодые-впечатлительные.

— А ты молодец, две операции с ходу.

— Женат?

— Нет, не состоял и пока не собираюсь.

— Значит, ходок, — кто-то ехидно заметил.

— Скорее однолюб, хотя женским вниманием не обделён.

— Значит, надо тобой заняться. Девчонки, глядите, красавчик, холостой, а ну налетай.

— Э-э, руки, руки. Сейчас порвете, что потом?

— Склеим, не вопрос, мы же доктора.

— Звери вы, а не доктора, не успел влиться, уже разрываете.

Вадим рассмеялся.

— В очередь, девочки, замужних прошу подумать, ребра мне нужны целые.

Раздался взрыв хохота, открылась дверь, вошла Вахрушева.

— Я вижу, вы уже освоились, Вадим.

— Да, Антонина Олеговна.

— Следователь был?

— Заходил, но разговора у нас не вышло.

— Что так?

— Я не его клиент, отшил.

— За «крестника» своего знаете?

— Да, печально это, но у него был рак последней стадии, не жилец он был, но всё равно жаль его.

— Тогда добро пожаловать, и аккуратнее.

— В смысле?

— Девушки у нас красивые, можете ослепнуть.

— Надену солнцезащитные очки или маску электросварщика.

— Берегитесь.

Вахрушева вышла.

— Так значит вы питаетесь человечиной? — обратился к девушкам Вадим.

— Скорее душами. Новый взрыв смеха.

— Да, девчонки, с вами не соскучишься.

— Это же хорошо, а то со скуки и умереть можно, а мы молодые, и нам ещё туда рановато.

— Замуж не торопитесь?

— Пока гуляется, можно и без семьи обойтись.

— А как же любовь?

— Где та любовь, это только в кино, в жизни всё по-другому.

— Откуда знаете?

— Пару раз обожглись.

— А сама идея жизни?

— С нас станется.

— Значит, секс и танцы до утра?

— Ага.

— Беспечная жизнь, она короткая. Возьмите меня в пример, — Вадим горько усмехнулся, — я был таким же баловнем судьбы. Всё шло на подъем, гладко.

— А что конкретно?

— А ну вас, балаболок, вам лишь бы шутки шутить. Это хорошо, не спорю, но и выводы надо делать.

— А ты, София, что молчишь?

— Что тут скажешь, отчасти ты, Вадим, прав, но ещё верней ты подметил, что они молоды, и это не вина, а богатство.

— Твои слова как холодный душ на горячую голову.

Но им пока рано это ещё.

Вера повернулась к Софии:

— Значит, ты с ним согласна?

— Не совсем, судя по нему, его жизнь потрепала.

— Да, есть такое, но я не утратил вкус к жизни и верю в себя.

— Любовь надо искать и слушать сердце, а если оно молчит, то игра не стоит свеч.

— Даже так? А разум?

— Разум — это расчёт, а он порой не оправдывается. Можно выйти за богатого, но это покупка-продажа. Ты делаешь вид, что любишь, а на самом деле бежишь от бедности.

— Я смотрю, Софья, у тебя в этом есть опыт, раз ты так уверенно об этом говоришь.

— Тебя это не касается, — отрезала Софья, — не лезь туда, куда не просят.

Конец ознакомительного фрагмента.