Человек мира. Раздвигая горизонты

Владимир Максимов, 2022

Одержимый жаждой приключений Вэллд вновь отправляется в путь. На этот раз ему предстоит пересечь океан на необычном корабле, чтобы, чудом избежав гибели вместе с ним и его экипажем, встретиться с цивилизацией, стоящей на куда более высоком уровне, чем те, с которыми он сталкивался раньше. Но и здесь авантюрист умудряется быстро добиться успеха и признания, не брезгуя откровенным мошенничеством. Война и смута на далеком континенте побуждают Вэллда вернуться в родные края в компании несостоявшихся пиратов. Надолго ли задержится теперь наш герой в Подземном городе?

При оформлении обложки использованы фрагменты картин художников Ф. Седлачека «Индустриальный пейзаж» и П. Коха «Трубочист»

© Максимов В., 2022

© Морское наследие, 2022

Часть первая

Путь скорби

Солнце, совсем недавно свернувшее к закату, все ещё немилосердно обжигало и без того раскалённую равнину, но с востока уже потянуло прохладой. Ровная, как стол, поверхность выжженной солнцем пустыни заколыхалась в мареве густых и маслянистых облаков тёплого воздуха, причудливыми струями исходящего от нагретой солнцем почвы. Всё живое, прятавшееся от дневного зноя в трещинах, покрывающих частыми зигзагами высушенную землю, вылезло наружу. Впрочем, с живностью в этих местах, да ещё и в самое жаркое время года, было не густо. С десяток ящериц, сверкая изумрудными чешуйками, неподвижно грелись на вечернем солнце, пару раз, лениво извиваясь, прошелестели змеи, да шустрые и вездесущие сурикаты шныряли туда-сюда между пучками сухой травы.

Пустынный пейзаж, не менявшийся тысячелетиями, оставался незыблемым до того самого скорбного, но великого дня, когда безмятежность и тишина этих мест были нарушены человеком, или точнее огромной массой людей, спасавшихся от свалившихся на них несчастий и двигавшихся через пустыню навстречу неизвестности.

Первыми забеспокоились сурикаты. Застыв столбиками, зверьки стали прислушиваться, беспокойно поворачивая головки в разные стороны. Ящерицы, сверкнув зелёными спинами, бросились врассыпную. С юга, насколько хватало взгляда, на однообразный пустынный ландшафт с монотонным гулом накатывалась огромная волна пыли. Сухая земля подрагивала от топота множества ног людей и животных. Поднимая пыльные тучи, через пустыню шли люди — огромная масса людей вперемежку с гуртами скота и повозками всевозможных видов и размеров.

Зрелище великого исхода, если бы его со стороны мог увидеть кто-нибудь помимо сурикатов, потрясало воображение. Казалось, что через пустыню на север континента двигался целый народ. На самом деле это была лишь небольшая часть жителей страны под названием Перикон, но это были лучшие люди — цвет нации, не пожелавшие погибнуть в родной стране и имевшие мужество бросить свои дома и отправиться на поиски новых мест, где бы они могли поселиться.

Измождённые люди брели молча, но множество голодных и изнурённых зноем животных издавали тягучее мычание, надрывное блеяние и резкое хрюканье. Скрипели тысячи несмазанных колёс, а топот людских ног сливался в сплошной гул.

Однако все эти звуки перекрывал оглушительный детский плач, раздававшийся из множества маленьких глоток, голосивших на все лады. От этого надрывного зловещего плача кровь стыла в жилах! Но шедшие среди повозок и гуртов скота люди, казалось, не слышали детских воплей, они с упорством обречённых двигались по своему маршруту.

Среди переселенцев почти не было молодых мужчин, редко попадались мужчины среднего возраста, а вот стариков было достаточно. Основную же массу людского потока составляли женщины, а почти все повозки были заняты детьми всех возрастов: от грудных младенцев до подростков лет десяти.

Люди шли по безжизненной равнине уже несколько месяцев, отчаявшись выжить в этих гиблых местах, но все равно упрямо продвигаясь на север. Выбора у переселенцев не было: они уже давно прошли точку невозврата, и запасов еды и воды для того, чтобы вернуться назад, им бы уже не хватило. Единственная возможность спасения находилась впереди. Из достоверных источников было известно, что там — на севере — лежат бескрайние, населённые редкими племенами аборигенов плодородные равнины, на которых пасутся бесчисленные стада буйволов, антилоп и диких лошадей, а главное — в тех местах нет проклятой заразы, несущей людям смерть.

Ещё один день Пути скорби подходил к концу. Измученные переселенцы небольшими группами начали останавливаться на привал. Поднятая ими пыль понемногу начала оседать, и вдруг — даже не крик, а протяжный радостный вой раздался в первых рядах людского потока. Впереди, почти на линии горизонта была отчётливо видна багровая полоса, растянувшаяся от края до края пустыни. Красные лучи опускающегося за горизонт солнца отражались в водах широкой реки. Это была река Солва, а за ней — жизнь. Это конец Великого пути!

Мишель открыл глаза и тут же снова зажмурился, взглянув на яркий багрово-красный диск солнца. Он потянулся, тряхнул головой, и сознание прогнало сновидения. Оказалось, что уже вечер, и садившееся за крыши городских домов солнце Мишель увидел не в пустыне, а в окне собственного кабинета, где он, ожидая вечернего Совета, или, как его обычно называли — Правительства, заснул, сидя в кресле.

Мишель ещё раз тряхнул головой, поднялся на ноги и пару раз прошёлся вдоль громадного стола, стоящего посреди его просторного кабинета. Несмотря на то что ему ещё не было и пятидесяти лет, Мишель уже чувствовал приближающуюся старость. Он обладал высоким ростом и сухим, жилистым телом, но его волосы и борода уже давно поседели до белого, как полотно, цвета, а вокруг глаз и на лбу в кожу глубоко въелись многочисленные морщины. Кроме внешних признаков старения, Мишель с досадой стал находить у себя все новые и новые физические недостатки: острота зрения была уже не та; правое ухо почти перестало слышать, из-за чего он приобрёл скверную привычку поворачиваться к собеседнику вполоборота. Конечно, медицина в Нулонде — лучшая в мире, во всяком случае та её часть, которая была доступна Мишелю, но он ни за что бы не стал обращаться к врачам, ибо Стержень нации не может оказаться старой развалиной, а должен быть здоровым, твёрдым и непоколебимым, как скала.

Однако противнее всего были частые приступы сонливости, появлявшиеся внезапно и, как правило, некстати: на важных церемониях, при встречах с народом, на Советах. Внезапный сон всегда оказывался тяжёлым и тревожным, отягощённым не слишком приятными сновидениями, после которых Мишель просыпался в холодном поту и с головной болью. Впрочем, сегодня он заснул в одиночестве в удобном кресле, и привиделся ему один из эпизодов Пути скорби, когда он сам и его соотечественники совершили переход через пустыню.

Ему часто снился этот сон, повторяющий с зеркальной точностью произошедшие почти сорок лет назад страшные, но, безусловно, великие события — недаром Путь скорби теперь называют Великим путём. Переход через пустыню был самым ранним детским воспоминанием Мишеля. Ему тогда было лет пять или около того (точную дату своего рождения он не знал). Предыдущей своей жизни в Периконе он не помнил совсем, хотя и знал о ней досконально — во всех мельчайших подробностях.

Собственно, в стране под названием Перикон, да и в других странах южного полушария, жалкое существование подавляющего большинства людей и жизнью-то назвать нельзя. Так было сорок лет назад, так было с незапамятных времён, так там обстоят дела и сейчас. Величайшей страной в мире является их вновь обретённая родина — Нулонд. Только здесь и нигде больше люди живут по-настоящему счастливо и не знают распрей и зависти, не страдают жаждой наживы и не стремятся подчинить себе других людей. Сколькими трудами, потом и кровью был создан этот рай на земле, и сейчас следует любой ценой сохранить и защитить выстраданное счастье народа Нулонда.

Эти утверждения по поводу собственной страны стали для Мишеля ежедневной, ежечасной и даже ежеминутной молитвой — мантрой, которую он постоянно повторял, чтобы никто и ничто не поколебало его уверенности в незыблемости выбранной жизненной установки.

А твёрдость в убеждениях была Мишелю все более и более необходима. Он не мог не видеть, что в стране в последнее время что-то пошло не так, хотя, пожалуй, не только в последнее время, а уже достаточно давно. Мишеля стали одолевать сомнения, которые даже в мыслях допустить было никак нельзя. Он глава этой страны, хотя формально единоличного правителя в Нулонде не существует, а роль управления государством выполняет «воля народа», но именно он — Стержень нации — человек с непререкаемым авторитетом, признанным всем народом, стоял во главе государства.

Меряя кабинет тяжёлыми шагами, Мишель гнал от себя навеянные сном недопустимые мысли и даже не заметил, что наступило время еженедельного Совета, который неофициально называли Правительством, хотя это название как символ ненавистных старых порядков было под запретом. Ровно в восемь вечера дверь кабинета распахнулась, и в помещение стали входить представители Воли народа Нулонда. «Народовольцев» было двадцать пять человек, правда, пришли на Совет не все. Советники, не спрашивая разрешения, входили в кабинет, здоровались с Мишелем и без приглашения рассаживались за громадным столом. Чинопочитание и самоуничижение запрещалось: представители Народной воли всего лишь лучшие среди равных, а Мишель — только первый среди лучших, так что сделать народовольцам замечание Стержень нации не мог, хотя язык так и чесался, особенно когда он посмотрел на необъятный живот Этьена, что-то жевавшего и вытирающего жирные губы ладонями.

«Вот дьявол! — с досадой подумал Мишель. — В самой свободной стране мира столько запретов, что ни сказать, ни сделать ничего нельзя! Кстати, и дьявола как персонажа религиозного культа тоже запрещено упоминать».

Оглядывая усевшихся за столом советников, Мишель никак не мог побороть закипающее в нем раздражение. Его верные соратники, большинство из которых он знал с детства, сильно изменились за последние годы, причём не в лучшую сторону. Многие, даже слишком многие из них вели жизнь очень далёкую от проповедуемых ими же самими идеалов. Этьен — верный товарищ, с которым Мишель дружил, ещё будучи мальчишкой, практически в открытую купался в непозволительной, если не сказать вызывающей роскоши. Жонет — ревностный поборник всеобщего равенства — на старости лет ударился в сладострастие и окружил себя целым гаремом молоденьких девушек. Его сестра — Лана, мало того что имела у себя дома с десяток «помощников по хозяйству», а фактически слуг, так она ещё и била их по любому поводу.

«Знали бы наши предки, как распорядились страной, созданной благодаря их самоотверженности, неблагодарные потомки! — подумал Мишель, буквально почернев от сдерживаемого гнева. — Разве для того они вырвались из проклятого Перикона, где царила смерть, совершили Великий путь через пустыню и создали Нулонд — страну мечты!»

— Вчера получил с юго-западной заставы депешу, — заговорил Этьен, видимо, решив, что пора начинать Совет, — опять четверо граждан благословенного Нулонда пытались сбежать через пустыню. Недоумки! Толком с собой ничего не взяли: ни воды, ни еды. На что рассчитывали — не понимаю!

— Так они смогли уйти в пустыню? — лениво поинтересовался Жонет.

— Нет, конечно. Их ещё тёпленькими взяли, когда они через реку переправлялись.

— Надо бы их на принудительные работы определить прямо там — на реке Солва, чтобы впредь не повадно было.

— Нет, — лениво возразил Этьен, — я бы лучше этих длиннорожих олухов не задерживал, а дал им по пустыне побродить. Потом бы подобрал то, что от них останется, и выставил бы на всеобщее обозрение, чтобы остальные десять раз подумали, прежде чем искать причину, чтобы покинуть свою родину.

— А ты не подумал, что это мы — те, кто сейчас здесь, в этой комнате, — и есть та самая причина, по которой наши сограждане бегут из страны?! — долго сдерживаемое раздражение Мишеля, наконец, прорвалось наружу. — Посмотрите, как вы себя ведёте, с каким пренебрежением вы говорите о своих соотечественниках! Вы зажрались и потеряли всяческий стыд! На словах — да, вы за равенство, нестяжателъство, уважение и все такое прочее, а на деле — сами ведёте себя, как богачи-промышленники в Периконе! Люди всё это видят, и не удивительно, что им противно на это смотреть!

— Ну уж это ты перегибаешь, Мишель! — возмутился Этьен. — Ты хоть и Стержень нации, но оскорблять нас не имеешь никакого права…

— Ладно, ладно, Этьен, не кипятись, — примирительно заговорил Жонет, прервав возмущённую тираду Этьена, — ясно, что мы здесь ни при чем. Ты же знаешь, Мишель, что народ в массе своей неразумен и не понимает своего счастья. Они ведь не знают, что на самом деле происходит в Периконе и в других странах по ту сторону экватора, вот и верят слухам о райских кущах, распускаемым непонятно кем.

— Это ещё вопрос, почему они бегут, — едко заметил несколько успокоившийся Мишель. — Может быть, они просто хотят вырваться отсюда? Ведь не могут же они от кого-нибудь узнать наверняка, что на юге их жизнь якобы будет лучше.

Редкий Совет не заканчивался перепалкой его старейших членов. Сегодняшний также не стал исключением. Спорили и препирались в основном одни и те же народные представители, остальные носители Народной воли помалкивали и откровенно скучали, давно привыкнув к выяснениям отношений между их старшими товарищами.

Советники вроде бы и были ответственны каждый за свою отрасль: медицину, науку, строительство, промышленность, и так далее вплоть до различных мелочей типа досуга граждан или озеленения городских улиц, — но они лишь выполняли волю фактических правителей страны.

Совет представителей Народной воли был главным органом управления в Нулонде только на бумаге. На самом деле страна управлялась довольно слаженным бюрократическим механизмом, состоящим из многочисленных народных избранников, а по сути — чиновников, держащих в своих руках все аспекты жизни жителей во всех уголках страны. Народные избранники, формально независимые, были на деле во всем послушны своим начальникам, те, в свою очередь, — более высоким начальникам, а во главе этой иерархической пирамиды стоял Стержень нации — что-то вроде главного идеолога — надежды и опоры государства. Он и руководил страной как мог вместе со своими двумя помощниками: Этьеном и Жонетом.

Вот эти трое и были фактической властью в Нулонде. В последнее время Стержень нации стал даже назначать кандидатов в народные избранники, и хотя эта должность была выборной, граждане, ввиду отсутствия альтернативы, вынуждены были избирать назначенного кандидата. Так что управляли страной только эти люди, ну и ещё, пожалуй, Лана, которая всё время совала нос во все дела.

— Всё-таки интересно, — не унимался Жонет, — кто же это распространяет слухи о сказочной жизни на юге?

— Может быть, всё-таки какой-нибудь житель Нулонда смог сбежать и добраться до Перикона? — спросила Лана, скосив глаза на сидящего рядом Этьена.

— Нет! Исключено! — возразил Этьен. — У меня на границе мышь не проскочит, да и путь на юг только один — через пустыню. Если кто и просочился через заставы, в пустыне ему не выжить. Тем более невероятно, чтобы кто-нибудь оттуда пробрался бы в Нулонд.

— Вы забыли о Лоръене и о его корабле, — заметила Лана.

— Это же когда было? — усмехнулся Жонет. — Я до сих пор не верю, что его корыто способно проплыть такое расстояние. Лет шесть прошло, а то и больше, так что можно уже о нём забыть.

— Как бы не пришлось вспомнить, — мрачно предрёк Мишель, — но хватит об этом. У нас на повестке дня более важный вопрос: как мы будем праздновать сороковую годовщину дня окончания Великого пути?

Тот самый день, юбилей которого собирались праздновать счастливые граждане страны под названием Нулонд, как раз и приснился Мишелю перед началом Совета. В этот знаменательный день сорок лет назад переселенцы из Перикона закончили Великий путь через пустыню. Этот грандиозный исход был последним звеном в цепочке событий, происходивших в другой, южной части континента, благодаря которой и возникло государство Нулонд.

До Великого пути вся цивилизованная часть человечества проживала на юге континента, где к началу исхода сформировались три довольно крупных государства, поглотив или завоевав своих менее крупных и не столь удачливых соседей. Кроме того, имелось и некое псевдогосудар-ственное образование коммерческого толка — Купеческий союз, которое своей мощью не уступало ни одной стране континента, а кое-какие, пожалуй, и превосходило.

На юго-западе континента, где ландшафт определяют обширные невысокие плоскогорья, отделённые друг от друга долинами полноводных рек, широко раскинулось государство Перикон — самое большое и населённое на континенте. С незапамятных времён жители Перикона, не стеснённые нехваткой земли, расселились на плоскогорьях просторно и занимались в основном сельским хозяйством и ловили рыбу в многочисленных реках. Мало-помалу по всей стране стали появляться хутора, деревни, а потом и поместья. Поместья потихоньку разрастались в города; население быстро увеличивалось и, в конце концов, произошло то, что должно было произойти: за самый ценный ресурс Перикона — землю, развернулась нешуточная борьба. Страна разделилась на отдельные области, где землю захватывали некоторые семьи и кланы, превращая землепашцев из хозяев в наёмных работников на чужой земле.

Постоянный передел земли в Периконе привёл к многочисленным междоусобицам в разных областях и непрекращающимся пограничным конфликтам между областями. Города на плоскогорьях обрастали крепостными стенами и превратились в укреплённые пункты, где обосновались землевладельцы. Множество крестьян оставило деревни и подалось в войска феодалов. Земель обрабатывалось всё меньше и меньше, пустующих пашен появилось сколько угодно, однако — удивительное дело — земельные конфликты не утихали, а наоборот, становились все более кровопролитными.

Время от времени появлялись сильные лидеры, объединявшие силой оружия страну под своим началом, но всё равно центробежные силы в Периконе брали верх, поскольку позиции земельной аристократии в отдельных областях были достаточно сильны.

Так — в чередовании междоусобиц и периодов недолгого мира — и протекала история страны, время в которой как будто остановилось, но тут на континенте начался научный и технический подъем. Начался он, естественно, не в отсталом Периконе, но так или иначе затронул весь континент. Знания накапливались, научные открытия переворачивали сложившийся уклад жизни людей, тут уж централизация власти в Периконе стала неизбежной. Не хватало только талантливого лидера, способного объединить страну, и он, в конце концов, появился.

Малоизвестный правитель с северо-востока по имени Молъен Пэн первым догадался заключить альянс с соседними странами и с Купеческим союзом и объявил свою область свободной для торговли и производства. В область, контролируемую Молъеном Пэном, сразу же хлынули купцы и промышленники, которые, пользуясь обширным пространством и довольно дешёвой рабочей силой, превратили область в процветающую территорию. Надо отдать должное Пэну: он, обладая достаточной проницательностью, в сложившихся условиях не допустил превращения своих земель в зависимую колонию и сохранил собственную власть. Потихоньку Молъен прибрал к рукам и соседние области, кое-где с помощью военной силы, а по большей части землевладельцы других областей, видя успехи Молъена Пэна, сами были не прочь попасть под власть удачливого соседа.

Впрочем, если местная земельная аристократия в разных областях Перикона и потеряла часть своей власти и независимости, то деньги и ресурсы остались в их руках. Они быстро сообразили, что раздавать свои земли, разделённые на наделы, крестьянам, забирая взамен часть урожая, занятие малоинтересное и не особо прибыльное. Землевладельцы, помимо аренды своей земли, стали организовывать мануфактуры, ссужать деньги под проценты, превращаясь в промышленных и финансовых магнатов. Фактически они подмяли под себя все отрасли хозяйства, за исключением, пожалуй, торговли, монополию на которую прочно держали в руках торговцы из Купеческого союза. Бывшие ремесленники, крестьяне и мелкие торговцы, ранее самостоятельно занимавшиеся своим делом, превратились в наёмных работников на фермах, заводах и фабриках, принадлежащих аристократам, без какой-либо надежды покинуть это сословие и достичь чего-то большего.

Правда, просвещённая эпоха промышленной революции наложила свой отпечаток и на общество Перикона, сформировав ещё одно сословие людей образованных, но зарабатывающих на жизнь своим трудом: врачей, учёных, инженеров, учителей, ну и, конечно, чиновников (куда же без них). В общем какой-никакой, а социальный лифт у наёмных рабочих появился.

Конечно, описанные изменения в Периконе происходили довольно медленно и достаточно болезненно, и к той эпохе, которая непосредственно предшествовала Великому пути, сословие интеллигенции было уже довольно многочисленным, а дикие времена Молъена Пэна к тому времени позабылись и стали уже легендарными.

Всеобщий научный и технический подъём подстегнул и стремление людей на континенте исследовать его недоступные ранее уголки. Началась эпоха географических открытий. Повсеместно снаряжались исследовательские корабли и сухопутные экспедиции. Открывались всёновые и новые земли, обнаруживались месторождения полезных ископаемых и новые виды животных и растений. Не избежал исследовательского бума и Перикон.

Вообще географию континента нельзя назвать благоприятной с точки зрения его освоения людьми. Пригодной для комфортного расселения считалась до эпохи великих открытий только его небольшая, южная, часть, причём исключительно в умеренных широтах — до полярных районов. Центральную часть континента с запада на восток, от океана до океана перегораживали непроходимые горы — высокие, покрытые круглый год белоснежными шапками снега. Что находится на севере — за этими горами — до эпохи географических открытий было неизвестно. Предполагалось, что горными вершинами покрыта вся центральная часть и весь север континента вплоть до северного полюса. Попытка снарядить морскую экспедицию, чтобы обогнуть горы по водам океана, не удалась: мощные течения не позволяли кораблям заплывать так далеко на север.

На самом деле горы, перегораживающие весь континент, были хоть и абсолютно непроходимы, но не на всей своей протяжённости. Там, где северные области Перикона упирались в горные цепи, имелся довольно длинный участок, на котором горные вершины отсутствовали, как будто из полной зубов челюсти кто-то выдернул подряд несколько зубьев. За этим созданным по какому-то капризу природы проходом простиралась безжизненная пустыня на многие месяцы пути.

Самую раннюю экспедицию в пустыню снарядил ещё первый монарх объединённого Перикона Молъен Пэн. Эта экспедиция, как, впрочем, и последующие, не увенчалась успехом. Исследователи раз за разом или возвращались обратно, так и не преодолев пустыню, или пропадали там, хотя и не бесследно (их останки, как правило, находили участники следующих экспедиций).

На время попытки узнать, что же находится в северной части континента, были оставлены, но годы шли, технический прогресс тоже не стоял на месте, и примерно лет за шестьдесят до описываемых событий некий знаменитый географ и исследователь по имени Эмильен Вид придумал новый способ исследования пустынного пути на север.

Эмильен Вид предложил снарядить несколько предварительных походов в пустыню с тем, чтобы обустроить по пути склады с припасами и водой, тогда основная экспедиция, не опасаясь гибели по дороге обратно, сможет зайти вглубь пустыни так далеко, как не забиралась ни одна из предыдущих исследовательских миссий.

Команда Эмилъена Вида отправилась через разрыв горных цепей на север и через три года, когда их уже считали погибшими, вернулась с целым ворохом удивительных открытий. Оказалось, что среди горных вершин севера континента раскинулись бескрайние равнины со множеством рек и озёр. Виду и его спутникам даже приблизительно не удалось узнать размеры обнаруженных равнин, но поскольку там имелось довольно много рек, несущих свои воды на северо-запад, скорее всего, они простирались до самого океана.

Также оказалось, что на севере континента обитают люди: малочисленные племена охотников и собирателей, ведущих первобытный образ жизни. Аборигены, которых встретил Эмильен Вид, вели себя достаточно дружелюбно, агрессии не проявляли и охотно шли на контакт с чужаками.

Кроме массы интересных сведений, экспедиция Вида чего-либо ценного на севере не обнаружила и назад с собой не привезла, кроме разве что семян пары десятков различных съедобных растений, не встречающихся в южной части континента. Крупные промышленники и предприниматели Перикона, на деньги которых организовывалась экспедиция, были разочарованы, в отличие от Эмильена Вида, весьма воодушевлённого своими открытиями. Исследователь мечтал теперь о заселении обнаруженных им территорий.

Напрасно Вид носился с идеями колонизации северных равнин континента; его энтузиазма никто не разделял. С точки зрения наличия ценных ресурсов и новых возможностей для промышленности вновь открытые территории были бесполезны, а пригодных для сельского хозяйства земель и в Периконе имелось более чем достаточно. Эмилъен, однако, не сдавался и без устали обивал пороги чиновников и богатых людей, силясь хотя бы найти денег на новую экспедицию. Он уже понял, что допустил ошибку, не предприняв никаких усилий для поиска в северных землях полезных ископаемых, и собирался эту ошибку исправить, но денег на новый северный поход никто не давал.

Так и осталась бы экспедиция Эмильена Вида только в учебниках географии как источник интересных, но бесполезных открытий, если бы не случилось то, чего никто не ожидал, даже сами участники экспедиции. Семена овощей, злаков, корнеплодов и других неизвестных в Периконе растений, привезённых Видом с севера, некоторые фермеры ради любопытства высадили на своих полях. Урожай превзошёл все ожидания и оказался фантастическим. Произраставшие в диком виде на северных равнинах растения великолепно почувствовали себя на плоскогорьях Перикона и вознаградили земледельцев урожаем, в десятки раз превосходящим отдачу от выращивания традиционных культур. Кроме всего прочего, северные овощи оказались весьма приятными на вкус, а из злаков получался великолепный хлеб.

Через несколько лет не только в Периконе, но и повсеместно на юге новые сельскохозяйственные культуры практически вытеснили выращиваемые ранее, превратив некогда повседневные растительные продукты в дорогостоящие деликатесы. Эмилъен Вид ещё дважды отправлялся в экспедиции через пустыню, и хотя полезных ископаемых он на юге континента так и не обнаружил (правда, особо и не искал), он привёз в Перикон семена новых перспективных растений.

Но на этом дело не закончилось. Такие впечатляющие успехи в земледелии имели далекоидущие последствия. Огромное количество сельскохозяйственных рабочих, оказавшихся лишними, хлынули в города. С одной стороны, наплыв дешёвой, но и неквалифицированной рабочей силы подстегнул индустриальный и прежде всего промышленный подъем, но это принесло также множество социальных проблем. Расслоение общества резко усилилось: промышленники и предприниматели богатели, остальные сословия стремительно нищали.

Новое общество оказалось не особенно комфортным и для интеллигентного населения. Все эти учителя, врачи, архитекторы стали не слишком-то востребованы, поскольку основным потребителем их услуг являлся средний класс, к которому они и сами себя относили. А средний класс как таковой в Периконе практически исчез.

Именно в этой среде образованных, но не богатых людей зародилось движение, ратующее за построение более справедливого общества; здесь заговорили о гарантиях прав всех людей вне зависимости от их сословия и состоятельности. Всплыла и подзабытая идея Эмилъена Вида о колонизации северных равнин, чтобы там, на новом месте построить справедливое общество. Правда, сам первооткрыватель, получивший после своих легендарных путешествий известность и почёт, но не богатство, не особенно симпатизировал строителям общества всеобщего равенства, но других желающих осваивать северные территории не нашлось, и Вид согласился стать предводителем колонистов.

Власти Перикона, форма правления в котором к тому времени стала олигархической, на все эти брожения в интеллигентской среде смотрели сквозь пальцы, во-первых, потому что не видели в разговорах особой опасности, а во-вторых, сама идея того, что все недовольные по собственной инициативе отправятся строить своё справедливое общество на другой конец света, им весьма понравилась. В этом смысле власть предержащие оказались правы, в чём, к своей досаде, в самом скором времени убедился Эмилъен Вид. Общество всеобщего равенства так и оставалось далёким миражом на равнинах, лежащих на другом конце света, а освоение этих равнин происходило пока исключительно на словах.

Всё же надеясь на то, что рано или поздно колонизация северной части континента состоится, Эмилъен Вид разработал детальный план перехода колонистов через пустыню и даже продумал способы, как им обустроиться на новом месте. Естественно, на севере континента переселенцам в основном придётся заниматься сельским хозяйством, во всяком случае первое время. Северные равнины для этого вполне пригодны: климат подходящий, культур для выращивания — сколько угодно. Правда, на севере имелся и один неприятный момент: фауна там была представлена только дикими животными, разводить которых невозможно, а на их приручение потребуется бог знает сколько времени, тем более что местные первобытные племена даже не пытались этого сделать, предпочитая попросту охотиться на этих животных.

Однако Эмилъен Вид оказался поистине гениальным стратегом. Он за время своих экспедиций на север смог хорошо изучить особенности пустыни, через которую предстояло перейти. Там два раза в год случается некий «период дождей», весьма короткий — три-четыре недели, когда на высушенную солнцем почву выпадают недолгие, но обильные осадки. В это время вся поверхность пустыни покрывается довольно густой травой. Вскоре она, естественно, засыхает до следующего периода дождей, но даже в засохшем виде эта трава вполне пригодна на корм лошадям, коровам и овцам. Кроме того, в пустыне повсеместно растут какие-то жёсткие и колючие растения, корни которых имеют питательные клубни, а эти клубни вполне могли бы находить, выкапывать и съедать свиньи.

Зная эти особенности пустыни, Эмильен Вид справедливо решил, что при достаточной осмотрительности колонисты могут отправиться в путь через пустыню, прихватив с собой и домашних животных, часть из которых будет одновременно и запасом пищи, необходимой людям во время похода.

Как бы ни была красива идея о переходе через пустыню вместе со стадами домашних животных, на пути её осуществления имелось одно непреодолимое препятствие: отсутствие воды. Какой бы великий запас жидкости ни взяли переселенцы с собой в путь, всё равно его даже близко не хватит для того, чтобы утолить жажду людей, да ещё и поить животных на всем протяжении длинного перехода.

Удивительно, но Эмильен Вид нашёл выход и из этой, казалось бы, неразрешимой ситуации. Дело в том, что на самом деле вода в пустыне имеется, только находится она глубоко под землёй. По плану Вида переселенцы должны двигаться на север, растянувшись достаточно широким фронтом, охватывая обширные пространства пустыни. Сам путь следовало разбить на отдельные переходы, в промежутках между которыми колонисты смогли бы дать отдохнуть и попастись животным и вырыть колодцы, чтобы пополнить запасы воды. Конечно, при такой организации похода время, проведённое в пути, увеличивается вдвое, если не втрое, но зато сам переход через пустыню становится вполне осуществимым.

В общем благодаря будущему предводителю будущих колонистов Эмилъену Виду заселение равнин северной части континента теоретически было подготовлено — основательно и во всех возможных деталях. Желающих стать колонистами тоже было пруд пруди, только вот решимости отправиться в путь у них пока не хватало. Должно было произойти какое-то событие, достаточно значимое, чтобы заставить людей двинуться на север.

Опасный компаньон

Выйдя на ежедневную вечернюю прогулку по городу, Вэллд не спеша направился к центральной улице третьего сектора — фешенебельного района Подземного города, где он жил в собственном небольшом особнячке. Там, посередине утопающей в зелени уютной площади он, как обычно, собирался подняться по лестнице на поверхность и побродить по остывающим после захода палящего пустынного солнца верхним улицам. Однако спокойной прогулки не получилось. Не успел он пройти и пары кварталов, как ему показалось, что за ним кто-то следит. То один, то другой попадавшийся навстречу прохожий казался Вэллду подозрительным. Он часто оглядывался назад, метался из стороны в сторону, силясь обнаружить несуществующую слежку.

Сам того не замечая, Вэллд всячески старался смешаться с прогуливающейся по улицам Подземного города публикой, стать незаметнее и, по возможности, раствориться в окружающем ландшафте. Внешность Вэллда к этому располагала. На вид ему было около тридцати лет; он был худым, ростом немногим выше среднего, темноволосым, с широко посаженными светлыми глазами, тонкими губами, тёмными бровями — то есть выглядел так, как и многие другие мужчины его возраста. Одевался Вэллд удобно, но неброско и невыразительно, причём всегда соответственно той местности, где он находился, чтобы костюм, в который он был одет, можно было увидеть на ком угодно. Долгие годы, которые он посвятил занятиям не слишком-то честным, приучили его постоянно ожидать неприятностей, как со стороны властей, так и от обманутых им людей. Чтобы избежать возмездия за свои мошеннические трюки, Вэллд давным-давно взял за правило выглядеть и вести себя так, чтобы любой беседующий с ним человек через пару часов не смог бы вспомнить ни его имени, ни его примет, ни даже темы разговора.

Однако несмотря на все предосторожности, Вэллду мерещилось, что все вокруг обращают на него внимание. В конце концов, он, так и не дойдя до площади, сделал круг по подземным улицам третьего сектора и юркнул в дверь собственного дома, заперся на засов, взбежал по лестнице на второй этаж, плюхнулся в кресло в своём кабинете, достал из ящика стола револьвер и только тогда с облегчением перевёл дух.

Так происходило каждый день. С самого утра Вэллд убеждал себя, что бояться нечего, что все его страхи он сам себе напридумывал, и к концу дня, успокоившись, он выбирался на вечерний моцион, и тут все начиналось заново. Он уже давно не выходил за пределы третьего сектора, перестал бывать на выставках и в театрах — сидел взаперти в своём доме.

Причин паранойи, преследующей Вэллда последние пару месяцев, имелось целых три: тягучее, выматывающее безделье, парализующее его привыкший к постоянной работе мыслительный аппарат; ежедневные возлияния в одиночестве, сидя на диване в собственной гостиной, и отношения с его давним компаньоном, ставшие в последнее время весьма напряжёнными.

С Эштоном Ордоном — крупным коммерсантом из Подземного города — Вэллда свела судьба ещё в те далёкие уже времена, когда он, удачливый мошенник из Северных земель, искал счастья на просторах известного мира и всеми правдами и неправдами стремился стать жителем благословенного, но тогда ещё недоступного для него Подземного города. Чтобы стать полноправным горожанином, требовались деньги, и Вэллд предложил тамошним воротилам весьма оригинальную торговую операцию, обеспечившую поставки в Великие равнины угля и древесины. Для осуществления упомянутой операции была создана некая концессия, куда, наряду с Вэллдом и прочими коммерсантами, вошёл и Эштон Ордон.

Концессия оказалась весьма успешной, дела у её участников шли замечательно, и Вэллд сумел даже сколотить состояние, достаточное, чтобы стать полноправным жителем Подземного города. А потом Вэллду стало не до концессии; он взялся за гиблое дело борьбы за престол Северных земель, попутно ввязываясь и в другие авантюры помельче, но, странное дело, Вэллд на своём тернистом пути все время натыкался на интересы Эштона Ордона, который, как оказалось, умудрился сунуть нос во все места, где только можно было чем-нибудь поживиться. У Вэллда даже создалось такое впечатление, что Эштон намеренно путается у него под ногами, хотя, возможно, Ордон точно так же думал о нём самом. Даже то обстоятельство, что роковая женщина Алисия, сыгравшая в судьбе Вэллда довольно значительную, хотя и неоднозначную роль, оказалась дочерью Эштона Ордона, наводило на мысль о том, что с этим коммерсантом Вэллда связывает нечто большее, чем просто совместная концессия.

По иронии судьбы (а может быть, и неслучайно — кто знает) и Вэллд, и Эштон Ордон каждый своим путём наткнулись в безлюдной части Восточного океана на затонувшее в узкой и закрытой бухте судно. Находка эта представляла собой одну сплошную загадку. Во-первых, в этой части океана, куда не заходили даже рыбаки, большому судну с металлическим корпусом взяться было неоткуда. Во-вторых, сам по себе утонувший корабль не был похож ни на одно судно, когда-нибудь плававшее по рекам и морям известного мира. Подобное судно могли построить только там, где имеются неведомые здесь технологии и живут люди, обладающие такими знаниями, которых даже близко не может быть в известном мире. Единственным разумным объяснением существования этого корабля было предположение о том, что он приплыл из-за океана, где существует другой мир, в котором живёт более развитое человеческое общество.

Естественно, люди Эштона Ордона, обнаружившие судно, не один раз обследовали его вдоль и поперёк, но ничего, кроме неизвестных в этом мире механизмов и останков членов команды, внутри корпуса разбитого корабля не нашли. Однако, по некоторым сведениям, трое из членов команды спаслись и затерялись где-то в Северных землях. Мало того, эти люди забрали с собой карты и документы, имевшиеся на затонувшем судне.

Нарвавшись на такую находку, Эштон Ордон сразу же осознал, какую выгоду он лично, да и Подземный город в целом, может получить. Ещё бы — встреча с более развитой цивилизацией способна перевернуть весь известный мир! Для этого требовалось наладить с этой цивилизацией контакт, и отчаянный, но в то же время весьма прагматичный коммерсант собрался организовать экспедицию за океан, вполне логично полагая, что раз этот корабль смог доплыть до берегов известного мира, то сможет и вернуться обратно. Оставалось только поднять корабль со дна бухты (благо она была неглубокой и во время отлива затонувшее судно полностью показывалось над поверхностью воды), отремонтировать его — и можно отправляться в путешествие.

Несмотря на кажущуюся простоту задуманного, Эштон Ордон сразу же столкнулся с большими трудностями. Бухта с лежащим на её дне кораблём находилась в безлюдной части Северных земель, а для того, чтобы поднять тяжёлый корабль с металлическим корпусом, требовалось привлечь специалистов из Подземного города. Специалистов-то вполне можно нанять — были бы деньги, но поднятый корабль требуется отремонтировать, а для этого нужен соответствующего размера ремонтный док, ну и опять-таки специалисты по ремонту судов. Эти сложности, конечно, были отнюдь не пустяковые, но вполне решаемые. Хуже было то, что начинка судна и его двигатели были созданы с помощью совершенно иных технологий, и инженеров, способных их отремонтировать или хотя бы разобраться в принципе работы этих агрегатов, во всем известном мире, естественно, не имелось. Если с пробоиной в корпусе работники с верфей Подземного города или Великих равнин худо-бедно справятся, то запустить двигатели диковинного судна смогут только люди из команды этого корабля. Следовательно, требовалось найти на просторах Северных земель — огромной, но не слишком-то цивилизованной страны, выживших членов команды затонувшего корабля.

Ещё одним препятствием на пути подготовки к путешествию за пределы известного мира было то обстоятельство, что местонахождение другого, более развитого мира было неизвестно. Понятно, что цель экспедиции находится где-то за океаном, но отправляться в путь с такими туманными ориентирами, конечно, нельзя. Значит, опять-таки необходимо разыскать кого-нибудь из экипажа корабля, тем более что выжившие после кораблекрушения, покидая корабль, захватили с собой все документы и карты. Таким образом, первоочередной задачей, стоящей перед Эштоном Ордоном, оказался поиск выживших членов экипажа. На решении этой задачи он и сосредоточил все свои силы, подключив к поиску всех, кого только можно, включая и свою дочь — Алисию Ордон.

Примерно в это же время Эштон Ордон узнал, что тайна корабля из другого мира стала известна Вэллду. Пришлось коммерсанту снова привлечь Вэллда в качестве компаньона; на этот раз они договорились действовать сообща и совместными усилиями разыскать оставшихся в живых членов экипажа загадочного корабля, поднять судно со дна бухты и отправиться в заокеанскую экспедицию вместе.

Поначалу всё шло замечательно: и Эштон Ордон со своими людьми, и Вэллд — каждый в меру своих возможностей — с энтузиазмом занялись подготовкой к экспедиции. Они регулярно встречались, обменивались информацией, делились результатами и строили планы, но в какой-то момент Эштон Ордон стал уклоняться от этих встреч и повёл себя несколько странно. Он запретил своим людям общаться с Вэллдом. Алисия тоже куда-то надолго запропастилась. Всё это красноречиво свидетельствовало о том, что Вэллда решили сделать лишним и исключить его из числа участников будущей экспедиции в другой мир, а вот это уже было для Вэллда не только досадно, но и достаточно опасно. Слишком многие подробности были ему известны, и Вэллд, при желании, мог не только сделать достоянием гласности сам факт того, что известный мир посещали некие пришельцы, но и помешать Эштону Ордону отправиться в экспедицию.

Вэллд не на шутку забеспокоился: а не захочет ли, чего доброго, его компаньон от него избавиться на всякий случай? Подозрения эти были в общем-то не беспочвенными — репутацией Эштон Ордон обладал отнюдь не безупречной. Не только Вэллд, но и не слишком-то щепетильные дельцы из Подземного города считали его фигурой достаточно одиозной, даже для Храма Золотого тельца.

Невесёлые мысли, скопившиеся за последнее время, наложились на период вынужденного безделья, и Вэллд заскучал, захандрил и погрузился в омут страхов и подозрений, доводивших его до паранойи и заставляющих сидеть взаперти с револьвером наготове.

Вэллд очнулся от громкого стука в дверь, который он не сразу услышал со второго этажа дома. Вспомнив, что закрыл дверь на засов, который он недавно собственноручно приделал ко входной двери, Вэллд, засунув руку с револьвером в карман, осторожно, стараясь не шуметь, спустился вниз.

Кто-то дёргал дверную ручку снаружи и довольно бесцеремонно барабанил в дверь. Поздний посетитель, видимо, был озадачен тем, что дверь не открывается, и, похоже, решил, что её заклинило. В почти закрытом от пришельцев извне Подземном городе такие явления, как кража, встречались крайне редко, и двери домов обычно не запирали и замков с засовами на них не устанавливали. Конечно, воротилы из делового квартала Подземного города, называемого Храмом Золотого тельца, могли запросто обжулить своих собратьев по ремеслу или просто незадачливых коммерсантов, решивших попытать счастье на поприще финансовых махинаций, и лишить их целого состояния, что зазорным не считалось. Однако кража даже грошовой вещи из кармана или из жилища расценивалась чуть ли не как угроза безопасности всего Подземного города.

Подойдя к двери, Вэллд достал из кармана револьвер и, прицелившись в дверной проём, застыл, ожидая, когда незваный гость справится с его довольно хлипкой дверью.

«Вот черт! — спохватился Вэллд. — Совсем я от страха спятил! Ну какой убийца станет у всех на виду ломиться в дверь дома в богатом квартале, рискуя перебудить половину жителей в округе? Разве что сам Эштон Ордон по мою душу пожаловал».

Вэллд спрятал револьвер и, отодвинув засов, распахнул дверь, да так и застыл с вытаращенными от неожиданности глазами, только что рот не раскрыл от удивления. На пороге его дома действительно стоял не кто иной, как его компаньон Эштон Ордон.

— Что у вас с дверью, Вильям? — раздражённо спросил Ордон своим скрипучим и казавшимся на редкость неприятным голосом, особенно для беседовавших с ним впервые. — Я уже целую вечность не могу к вам попасть! Что вы застыли, как будто привидение увидели?

— Здравствуйте, Эштон! — не сразу очнулся Вэллд (в Подземном городе он жил под именем Вильяма Эдда). — Вы один?

— Нет! Вместе с оркестром! — компаньон был явно не в духе. — Конечно, один! Может, наконец, позволите мне войти?

Вэллд посторонился, давая Эштону Ордону пройти в дом, а сам, скосив глаза за дверь, быстро осмотрел пустынную по случаю позднего времени улицу.

Компаньоны прошли в гостиную, где Вэллд усадил Эштона Ордона на диван, достал бутылку с вином и пару стаканов, наполнил их и, расположившись напротив, выжидающе уставился на незваного гостя.

— Что случилось, Эштон? — спросил Вэллд, после того как его собеседник отхлебнул вина и немного успокоился. — Вы сам не свой.

— Извините меня за резкость, Вильям, — уже спокойнее и без раздражения заговорил Ордон, — но пришёл я к вам с очень скверной новостью. Настолько скверной, что я сам до сих пор не могу прийти в себя!

— Рассказывайте, — предложил Вэллд, просветлев в предвкушении чего-то, пусть и неприятного, но нового и необычного, от чего его хандра сразу сошла на нет, а страхи тут же улетучились без следа.

Эштон Ордон помолчал, собираясь с мыслями, и решив сразу же, с места в карьер вывалить на Вэллда случившиеся неприятности, выпалил на одном дыхании:

— Пока мы тут строили планы и искали следы команды нашего корабля из другого мира, его обнаружили и собираются умыкнуть!

— А можно более подробно? — с ледяным спокойствием попросил Вэллд, к которому вместе с радостным чувством начала долгожданного периода деятельности вернулась его обычная сообразительность, а вместе с ней и хладнокровие.

— Извольте, — начал Ордон рассказ о свалившихся на них неприятностях, — если не вдаваться в подробности, то дело обстоит так: власти Северных земель пронюхали о нашем с вами корабле, затонувшем в океанской бухте на безлюдном восточном побережье.

— Откуда у вас эти сведения?

— Вы же знакомы с моим помощником Кэлвином Лодом?

— Ав свободное время предводителем религиозных сектантов, живущих в горной долине неподалёку от места крушения корабля? Конечно, знаком!

— Так вот, он и сейчас живёт в долине и до сих пор руководит поселившимися там людьми.

— Но зачем?! — с немалым удивлением поинтересовался Вэллд. — Раньше жители долины под предлогом спасения пророка, якобы замурованного в горе, добывали, сами того не зная, для Кэлвина серебряную руду, а он в пещере, где был обустроен целый заводской цех с современными станками, чеканил серебряные монеты. Только сейчас, насколько я знаю, этот заводик фальшивомонетчиков не работает, да и Северные земли перешли на бумажные деньги.

— Во-первых, Кэлвин сидит в долине именно потому, что это рядом с бухтой, на дне которой лежит корабль, — пояснил Эштон Ордон. — Он за ним присматривает. Кроме того, наш Кэлвин по-своему привязался к этим религиозным крестьянам и не хочет бросать их на произвол судьбы, пока не подготовит себе преемника на посту предводителя секты.

— Кто бы мог подумать, что Кэлвин Лод окажется таким сентиментальным.

— Так вот, пару месяцев назад я получил от него известие о том, что какие-то люди побывали в пещере и даже пытались запустить стоящие там станки, правда, безуспешно. Но это ещё полбеды, — Ордон выдержал паузу, давая понять, что переходит к главному. — Кэлвин видел, что эти люди крутились в бухте, обследовали корабль и даже забирались внутрь. К сожалению, он заметил этих людей сверху, из пещеры над бухтой, и издалека рассмотреть их не смог, но они приплыли в бухту на грузовых лодках, в которых перевозят соль в городе Мэн, а значит, это не какие-нибудь рыбаки, случайно заплывшие в бухту…

— Подождите, Эштон, — прервал компаньона Вэллд, — если вам стало об этом известно два месяца назад, почему вы пришли ко мне только сегодня?

— Потому что сегодня я получил ещё одну новость и тоже весьма неприятную. На верфях братьев Морр появились некие люди из Северных земель. Они попытались нанять инженера и нескольких мастеров для работы на севере. Знаете, что за работу они предлагали? — Ордон вопросительно посмотрел на Вэллда, но тот только пожал плечами, и тогда он сам ответил на свой вопрос. — Подъём затонувшего корабля! Большого корабля, Вильям!

— Вот это новость! — воскликнул Вэллд. — Нет никаких сомнений, что речь идёт именно о нашей посудине. Кстати, а как вы узнали об этих гонцах из Северных земель?

— Я сам хотел организовать подъём корабля, а лучшие специалисты в судостроении, как известно, у братьев Морр. Я обратился к ним за помощью, тут Аэртон Морр меня и огорошил, сообщив, что у нас появились конкуренты.

— Вот, значит, как? — ехидно заметил Вэллд. — Вы решили уже и корабль поднимать без меня, и даже о планах своих мне не рассказали.

— Не обижайтесь, Вильям. Я не собирался вас обманывать и, как обещал, обязательно возьму вас в плавание за пределы известного мира, если до него дойдёт, конечно, но в детали подъёма и ремонта судна я вас решил не посвящать. Видимо, это была моя ошибка. Обязуюсь впредь держать вас в курсе всего, что касается нашего морского предприятия.

— Ладно. Договорились. Вернёмся к нашим проблемам. Очень бы хотелось узнать, кто же это в Северных землях такой прыткий, что нашёл корабль и решил его поднять, а главное — зачем ему это понадобилось?

— Именно за этим я к вам и пришёл. Вы родом из Северных земель и были непосредственным участником событий, касающихся нашего корабля, так что никто, кроме вас, не найдёт ответов на эти вопросы.

— Возможность того, что бухта с затонувшим судном в безлюдной части побережья Восточного океана была обнаружена случайно, придётся, я думаю, исключить как маловероятную, — начал рассуждать вслух Вэллд, — ибо если мы будем рассматривать совсем уж фантастические версии, то точно ни до чего не додумаемся.

— Значит, этот таинственный человек откуда-то узнал о существовании судна, — включился в рассуждения Эштон Ордон.

— Не только о судне, а ещё и о пещере со станками. Вы, Эштон, случаем, не вели переговоры с кем-нибудь из новых властителей Северных земель?

— Да, я договорился с новым герцогом Ромером о ремонте якобы своего парохода на верфи в городе Мэн, но что это за судно на самом деле и тем более где оно находится — он точно не знал.

— Тогда эта загадка — уравнение с одним неизвестным, — уверенно сказал Вэллд, вспомнив вдруг отрывочные познания в математике, полученные им ещё в детстве. — Посудите сами, — пояснил он свою мысль, увидев недоумённый взгляд Эштона Ордона, — некто из Северных земель, причём не один, а с компанией, приплыл на нескольких грузовых лодках в малозаметную бухту на побережье Восточного океана; посетил пещеру со станками и сделал попытку эти станки запустить. Причём попадает этот человек в пещеру не через горную долину, где обосновался Кэлвин со своими сектантами, а через подземный лабиринт в горах, значит, о существовании населённой долины не знает. Ну и, наконец, он, как вы справедливо заметили, наверняка имеет отношение к властям Северных земель, поскольку смог организовать целую экспедицию с плаванием вдоль берега океана, а теперь собирается провернуть нешуточную операцию по подъёму судна.

— Ну так и кто же этот человек? — нетерпеливо спросил Ордон.

— При имеющихся исходных данных тут только один вариант. Это мой бывший союзник по борьбе за власть в Северных землях, а ныне глава провинции Марет — лорд Боуэл.

— Да, пожалуй, что кроме него некому. Только вот откуда он мог узнать о корабле? Неужели это вы, Вильям, с ним поделились?

— О корабле я ему, естественно, ничего не говорил, но он знал о горной пещере со станками и запасами серебра. Мы с ним провернули с помощью этого серебра одну остроумную аферу, благодаря которой наши враги отправились в мир иной. Я полагаю, что он с грузовыми лодками приплыл за остатками серебряных слитков, которые мне не удалось вывезти в прошлый раз, а во время отлива увидел корабль, так же, как и я в своё время.

— Ваше предположение, Вильям, выглядит очень даже правдоподобным, — сказал Эштон Ордон после некоторого размышления, — но остаются два неясных момента. Во-первых, зачем Боуэлу понадобилось запускать станки в пещере, а главное — на кой черт этому прохиндею понадобилось поднимать корабль со дна бухты? Он ведь обследовал корабль изнутри, а значит, знал, что там нет ничего — мои люди давным-давно вытащили оттуда всё что было можно.

— На счёт первого — более или менее понятно, — сходу ответил Вэллд, — хотя в Северных землях сейчас в ходу бумажные деньги, серебряные монеты некоторое время имели хождение, и, насколько я знаю, их до сих пор можно обменять на банкноты в герцогском казначействе. Видимо, лорд Боуэл приплыл к пещере не столько за самим серебром, сколько за монетами. Станки, необходимые для чеканки, оказались его людям не по зубам, и я думаю, он теперь ищет специалистов, способных на них работать. А вот зачем ему нужен подъём корабля — это уже иное уравнение, решить которое я пока не могу. Вы, Эштон, случайно не сталкивались с Боуэлом по поводу вашей полулегальной торговли солью с городом Мэн, что в провинции Марет?

— Сталкивался, и не раз! Он как новый лорд провинции Марет всё время пытается найти способ содрать с меня за их чёртову соль три шкуры, якобы на благо герцогской казны, а на самом деле в свой карман.

— Тогда у меня есть предположения на этот счёт.

— Какие же?

— Когда я смогу эти предположения подтвердить, я вам их изложу.

— Хорошенькое дело, — обиделся Ордон, — у меня прибыльная торговля может развалиться в пух и прах, в вы наводите тень на плетень.

— Ну вы со мной тоже были не особенно-то откровенны, — парировал Вэллд.

— Ладно, не будем ссориться. Давайте лучше подумаем, как помешать Боуэлу поднять корабль со дна бухты.

Вэллд не отвечал, как будто не слышал последних слов собеседника. Великолепная идея вдруг пришла ему в голову. Наконец, он почувствовал, что выздоровел уже окончательно и со страхами и скверным настроением покончено теперь уже насовсем.

— Вильям, вы что, обиделись что ли? — встревожился Ордон. — Напрасно…

— А зачем мы будем мешать Боуэлу? — прервал собеседника Вэллд. — Мы ведь тоже собирались поднять наше судно. Значит, нам надо, наоборот, помочь ему в этом нелёгком деле.

— Не понимаю, к чему вы клоните, но догадываюсь, что придумали какую-то неожиданную комбинацию в вашем стиле.

— Вот именно! — с победной улыбкой подтвердил Вэллд. — А теперь скажите, Эштон, людям Боуэла удалось нанять специалистов на верфях братьев Морр?

— Нет, конечно, — усмехнулся Ордон, — сразу видно, что эти олухи из Северных земель. После того как на северо-западе Великих равнин образовалась промышленная область, а у нас в Подземном городе разрешили, наконец, вывозить сложное оборудование и станки, все промышленники кинулись в Великие равнины строить заводы и фабрики, благо там и рабочая сила дешевле, и налоги меньше, и надзор помягче. Братья Морр исключением не стали и перенесли строительство пароходов в город Стентон, а здесь, на верфях Подземного города теперь делают только грузовые барки и суда поменьше. Надо полагать, северяне теперь подадутся в Великие равнины. Только они оттуда вернутся с пустыми руками. Они же вообще ничего не смыслят в технике и не смогли даже толком сообщить на верфи самые общие сведения: примерный тоннаж затонувшего судна, глубину бухты, положение корабля.

— А вот это нехорошо. Мне надо их опередить, так что я срочно отправляюсь в Стентон, а вы проследите, чтобы братья Морр встретили наших дорогих гостей из Северных земель со всей душой и предоставили им и оборудование для подъёма судов, и специалистов.

— Да я уже все исходные данные Аэртону Морру сообщил, так что всё оборудование для подъёма подготовлено и ждёт отправки на север, мне только осталось его оплатить.

— Ну я думаю, вы не будете возражать, если за вас заплатит лорд Боуэл!

Эштон Ордон усмехнулся, оценив шутку Вэллда, но тут же снова помрачнел, все ещё пребывая в сильном сомнении.

— Я, конечно, доверяю вам, Вильям, зная ваши удивительные способности устраивать любые дела совершенно непредсказуемым образом, — сказал он, — но в этом случае риск, по-моему, слишком велик.

— Риск, конечно, есть, — ответил Вэллд, — но посудите сами: толку от затопленного корабля так и так никакого, а поднять его нам самим теперь вряд ли удастся, коль скоро на него имеет виды Боуэл.

Эштон Ордон, хоть и не возражал, но сомнение с его лица так и не сошло, но был он человеком азартным, как всякий незаурядный коммерсант, и, в конце концов, решил рискнуть.

— Тогда не будем терять времени, — сказал он, приняв решение.

Когда Эштон Ордон ушёл, Вэллд крепко задумался. С одной стороны, подготовка к давно задуманной авантюре по подъёму и ремонту корабля невиданной во всём известном мире конструкции сдвинулась с мёртвой точки, но для того, чтобы отправиться на нём в плавание туда, откуда этот корабль появился — за пределы известного мира, требовалось как минимум расшифровать карты и схемы, хранящиеся в шкафу у Вэллда. По поводу этих документов у него имелись некоторые мысли, поскольку он догадывался, где можно отыскать последнего оставшегося в живых члена команды найденного судна — единственного человека в известном мире, который может прочитать записи на картах. Однако дело это очень деликатное, не дай бог его спугнуть или того хуже — сделать ненароком так, что о том, кто он на самом деле, станет известно властям Северных земель — тому же Боуэлу, например. Именно поэтому Вэллд решил пока не рассказывать своему партнёру Эштону Ордону ни о документах, ни о местонахождении выжившего члена команды корабля. «Надо сначала самому наведаться в Северные земли и очень аккуратно взять этого человека в оборот, — решил Вэллд, — чтобы у него не осталось выбора, но в то же время сделать это так, чтобы он и глупостей не наделал, и в бега не ударился».

Пока что Вэллд, чтобы опередить людей лорда Боуэла, отправился в город Стентон, находящийся на северо-западе Великих равнин, поспешая на всех парах, причём в прямом смысле этого слова. Ему повезло — пассажирский пароход, принадлежащий компании братьев Морр, на который только что установили в Подземном городе новую мощную паровую машину, как раз отправлялся на верфи города Стентона, чтобы там его переделали в грузовой. После того как на северо-западе Великих равнин изменился климат и живущие там фермеры стали разоряться, эти районы превратились, не без участия Вэллда, в весьма привлекательную для промышленного производства местность, так что объём грузовых перевозок там увеличился в разы, для чего и переоборудовали братья Морр пассажирские суда для перевозки грузов.

Путешествие Вэллду предстояло длинное, муторное и, с его точки зрения, абсолютно неинтересное. Он как сел на пароход на пристани судоходного канала, расположенного на юге Подземного города, так и должен был плыть на нем, не слезая, до самого Стентона по рекам Орэнж и Олл, входящим в общую систему судоходных рек и каналов транспортной системы Великих равнин. Вэллд любил путешествовать пешком, наслаждаясь одиночеством, самостоятельно выбирая маршрут, а тут придётся перемещаться между тесной каютой и испачканной копотью палубой, вдыхая запах гари от паровой машины. Кроме того, по этим рекам Вэллд уже проплывал и неоднократно, так что ничего нового, кроме однообразных сельскохозяйственных пейзажей, он увидеть не надеялся, но — ошибся. Если центральная часть Великих равнин особо не изменилась, то в верховьях Орэнжа и по берегам пограничной реки Олл прежней идиллической картинки с колосящимися полями, зеленеющими лугами и пасущимися коровками Вэллд на этот раз не наблюдал.

Северо-запад некогда исключительно аграрной страны встретил Вэллда лесом дымящих заводских труб и бесконечными рядами фабричных цехов по берегам рек. Речные русла тоже изменились, и если раньше по ним довольно часто сновали туда и обратно рыбачьи лодки, грузовые барки и изредка проходили пароходы, то теперь реки были загружены нескончаемым сплошным потоком судов и судёнышек всех возможных конструкций и назначений. Не осталось только рыбачьих лодок, что и не удивительно, поскольку вода, что в реке Олл, что в Орэнже, сделалась мутной, переливающейся всеми цветами радуги, покрытой слоем угольной гари, где, похоже, погибло всё живое.

«Промышленный бум имеет, однако, и свои недостатки, — подумал Вэллд, наблюдая мрачный индустриальный пейзаж с палубы парохода. — Впрочем, что можно было ожидать от жадных до наживы дельцов из Храма Золотого тельца, которых пустили на заработки в чужую страну, всё равно что козлов в огород?»

Бодро работая паровой машиной и глухо стуча лопастями ходовых колёс по речной воде, пароход, на котором путешествовал Вэллд, достиг города Стентона и, миновав его многочисленные пристани и причалы, лихо вошёл в док верфей компании братьев Морр — конечную точку плавания и Вэллда, и самого парохода.

Купеческий союз

Три человека осторожно пробирались через поле, неуверенно ступая по сырой от ночной росы траве. Один из них, по-видимому, сопровождающий, шёл впереди, держа в вытянутой руке допотопный жестяной фонарь. Сзади него, поминутно спотыкаясь о часто попадающиеся камни и норы каких-то мелких грызунов, двигались двое немолодых мужчин, одетых в одинаковые чёрные комбинезоны с капюшонами, почти невидимые в ночной темноте. Лампа в руке проводника, отбрасывая через мутное, закопчённое стекло тусклый свет, качалась из стороны в сторону и не только не помогала увидеть, что находится вокруг, но даже не позволяла путникам толком смотреть себе под ноги.

— Долго мы ещё будем здесь ходить? — с раздражением спросил один из комбинезонов у проводника.

Человек с лампой обернулся, но ничего не ответил, а только приложил палец к губам освещённого лампой лица, призывая к тишине.

— Уже недалеко, Мишель, потерпи и постарайся не шуметь, а то ещё, чего доброго, на пулю нарвёмся, — вполголоса сказал второй человек в комбинезоне, на секунду высунув лицо из недр своего капюшона.

Ночные путешественники прошли ещё около сотни шагов, когда проводник снова обернулся и громким шёпотом сообщил:

— Осторожно, где-то здесь должен быть ход сообщения.

Сдавленный крик и приглушённые ругательства в ответ на предостережение сопровождающего подтвердили, что ход сообщения действительно где-то здесь.

— Что с вами?! — почти в голос воскликнул насмерть перепуганный сопровождающий, метнувшись в сторону, откуда раздался крик.

В неверном свете лампы проводник и его второй — непострадавший — спутник, встав на колени у края узкой траншеи, тщетно пытались рассмотреть, что случилось с их провалившимся товарищем. Тот быстро поднялся на ноги, всё ещё чертыхаясь, высунул голову из хода сообщения и со злостью прошипел, глядя на проводника:

— Ты что ж, зараза, не мог раньше предупредить?!

— Простите меня… Простите… — лепетал незадачливый проводник.

— С тобой всё в порядке, Мишель?! — с несколько преувеличенной тревогой спросил его попутчик.

— Кажется, плечо вывихнул. Хотя нет… Вроде все нормально, — ответил пострадавший. — Скажи, Этьен, ты нарочно такой путь выбрал? Чтобы обязательно с приключениями?!

— Да нет. Это единственный тайный проход через границу. Ты ведь сам захотел, чтобы никто тебя не узнал.

Дальше Стержень нации и носитель Народной воли государства Нулонд, ведомые проводником, двинулись по ходу сообщения, стараясь не высовывать головы наружу. Сопровождающий погасил лампу, и путники шли в полной темноте, держась руками за укреплённые досками стенки траншеи. Этьен попытался было зажечь карманный фонарик, но проводник с таким ужасом замахал на него руками, что он тут же его погасил. Несколько раз над их головами сверкали лучи прожекторов, обшаривающих траву; в нескольких местах над ходом сообщения попались заграждения из колючей проволоки, и путники вынуждены были наклонять головы пониже, чтобы не зацепиться за колючки.

Это была самая охраняемая территория Нулонда — приграничная полоса. Многочисленные ряды кордонов, застав, колючей проволоки, траншей и окопов, как слоёный пирог, перекрывали все подходы к реке Солва. За рекой была уже ничейная территория пустыни, простирающаяся до самых границ Перикона. Собственно, граница у Нулонда была хоть и довольно протяжённая, но всего одна-единственная, проходящая вдоль южной оконечности страны по реке Солва. На севере территория Нулонда доходила до самого полюса; причём севернее населённых умеренных широт лежали непроходимые болота, а за ними — районы вечной мерзлоты. На западе земли Нулонда упирались в океанские воды, а на востоке — в непреодолимые горные цепи. Так что охранять границы имело смысл только на юге — в единственном месте, где Нулонд мог хотя бы теоретически контактировать с другими странами континента. Вот граница на реке Солва и охранялась самым тщательным образом. Как убеждали жителей Нулонда власть предержащие, надёжная охрана границы организована исключительно для того, чтобы не допустить проникновения людей из ужасного внешнего мира, прозябающего в нищете, невежестве, болезнях и беззаконии, на территорию Нулонда, где все жители поголовно и напропалую купаются в безграничном счастье и благополучии. На самом деле устрашающие заградительные сооружения на реке Солва, обустроенные под руководством Этьена, отвечающего за защиту страны от угроз как внешних, так и внутренних, служили главным образом для того, чтобы помешать счастливым гражданам Нулонда убежать из страны, тем более что людей, не желающих жить счастливой жизнью, становилось всё больше и больше. Что ж касается перебежчиков, стремящихся попасть в Нулонд из других стран, то таковых со времён Великого пути не нашлось ни одного.

Путь в темноте по сырому и затхлому ходу сообщения показался Мишелю бесконечным. Наконец, пахнуло свежим запахом прохладной речной воды; ход сообщения закончился, упёршись в речной берег. Здесь, прямо напротив выхода из траншеи к прибрежным кустам была привязана маленькая пузатая лодка с двумя вёслами.

Проводник, выполняя данные ему инструкции, уселся на берегу и приготовился ждать, а Этьен уже занёс ногу, чтобы залезть в лодку, когда Мишель довольно бесцеремонно его остановил.

— А ты куда собрался? — спросил он у друга детства. — Я один поплыву.

— Не боишься, что они тебя могут захватить? — со злостью заметил обидевшийся Этьен. — Ты не с друзьями беседовать собрался!

— Можно подумать, ты меня отобьёшь если что. Жди меня здесь. Если через два часа не вернусь, поднимай войска.

Мишель забрался в лодку и неумело стал выгребать к другому берегу. Сонная река понемногу сносила лодку вниз по неспешному течению, и неопытный Мишель выбрался на противоположный берег не там, где рассчитывал. Впрочем, он сразу увидел вдалеке огни и пошёл на свет.

По мере того как Мишель углублялся в пустыню, сливавшиеся в одно светлое пятно огни разделились на шесть точек, которые вблизи оказались тремя парами автомобильных фар, прочерчивающих в темноте конусы яркого света. Два больших открытых автомобиля с поднятой мягкой крышей и работающими двигателями застыли рядом друг с другом, а чуть поодаль стоял совсем уж диковинный экипаж, который спереди не отличался от обычного автомобиля, а вот задняя часть кабины была сделана наподобие крытого фургона с покатой крышей, причём этот фургон опирался сразу на две пары колёс. Все три автомобиля имели необычно широкие колёсные обода — видимо, специально для езды по иссечённой трещинами пустынной почве.

Услышать клёкот автомобильных моторов, увидеть свет фар и почувствовать резкий запах бензина в безлюдной пустыне было настолько неожиданно, что подошедший Мишель, растерявшись, встал как вкопанный, щурясь от яркого света. Из ближайшей машины выскочил человек атлетического сложения, одетый в длинный чёрный кожаный плащ и кепку из того же материала. Шофёр распахнул дверцу фургона и с вежливой лаконичностью произнёс:

— Прошу сюда.

На дверце необычной машины, прежде чем она открылась, Мишель заметил внушительного размера герб с изображением красного щита, обвитого ветвями винограда. На щите по диагонали были нарисованы три туго набитых кошелька, над диагональю в правом верхнем углу щита имелось изображение пушки, в левом нижнем углу — крытой повозки, а над щитом красовался кораблик с тремя мачтами и парусами. Это был герб Купеческого союза — самой влиятельной и мощной коммерческой организации, охватившей своей деятельностью практически весь континент. Пожалуй, только Нулонд избежал экспансии Купеческого союза, и то только потому, что, во-первых, он находился далеко на севере, а во-вторых, правители Нулонда старательно отгораживались от остального мира, неустанно вдалбливая в головы граждан, что другие страны почему-то спят и видят, как бы захватить Нулонд и раздавить этот островок счастья.

Однако Купеческий союз умудрился приспособиться даже к такому, мягко говоря, непростому для торговли государственному строю, который существовал в Нулонде. Союз хоть и обладал мощью, которой позавидовали бы иные государства, а уж по количеству финансовых ресурсов превосходил все страны вместе взятые, он всё же был коммерческим предприятием, а значит, в его арсенале присутствовали методы ведения дел, недоступные в официальных межгосударственных отношениях. Подкупая чиновников, члены Купеческого союза зачастую добивались большего, чем дипломаты, оперирующие нормами международного права.

Торговцы из Купеческого союза обратили внимание, как ни странно, на самый север Нулонда, где в дремучих лесах жили остатки племён аборигенов, населявших когда-то всю территорию, ныне занимаемую страной всеобщего счастья. В северных лесах водилось много пушных зверей, а на побережье океана — морские млекопитающие. Аборигены на них охотились, а меха и моржовую кость, как дорогие предметы роскоши, охотно покупали на юге континента. Огромные расстояния членов Купеческого союза не пугали — они ради наживы забирались в самые отдалённые уголки континента.

Каким-то образом торговцам из союза удалось выйти на контакт с Жонетом. Этот представитель Народной воли кроме прочего отвечал в Нулонде за промышленность и торговлю. Быстро смекнув, что взаимоотношения с Купеческим союзом могут оказаться для него лично очень даже выгодными, Жонет согласился организовать сбор пушнины и моржового клыка у племён охотников (их выменивали на оружие, порох и разные безделушки) и продавать ценные товары коммерсантам из союза. Для того чтобы переправлять товары через границу, Жонету пришлось взять в долю Этьена, который с радостью на это согласился. Потом эти двое уговорили Мишеля, чтобы тот закрыл глаза на их художества. Мишелю всё это было сильно не по душе, но ссориться со своими соратниками он не рискнул и скрепя сердце согласился, о чём очень скоро пожалел. Взамен пушнины и моржовых клыков коммерсанты из Купеческого союза привозили дорогие ткани, шикарную мебель, технические новинки и другие товары, производить которые в Нулонде так и не научились. Естественно, эти товары доставались только единицам избранных — фактическим правителям Нулонда.

Вызывающая роскошь, которой пользовались народные представители, на фоне нехватки в стране самых обычных товаров и продуктов отнюдь не способствовала лояльности населения Нулонда. Недовольство росло. К тому же торговые аферы Жонета лишили граждан Нулонда меховой одежды, которая в холодном климате страны была далеко не роскошью.

В итоге Мишель, несмотря на возражения Жонета с Этьеном, запретил торговые операции с Купеческим союзом, и вот теперь ему сообщили, что представители союза очень просят организовать с ним встречу. Оба соратника как могли убеждали Мишеля встретиться с коммерсантами, надеясь, видимо, что те уговорят его возобновить торговлю или предложат взятку, от которой фактический правитель Нулонда не сможет отказаться. Мишель этой встречи, на которую он не мог явиться в открытую и с охраной, очень боялся, но Стержню нации не может быть ведом страх, так что пришлось согласиться.

Преодолев три ступеньки, Мишель забрался в кузов автомобиля. Когда его глаза привыкли к яркому свету, он как следует рассмотрел внутренности фургона. Такой роскошной обстановки он прежде не видел нигде, даже в доме у окончательно потерявшего понятие о приличиях и скромности Этьена. Внутри фургон был оборудован как кабинет, хотя Мишель видел только половину кузова автомобиля; за едва различимой дверцей в одной из стенок, видимо, скрывались ещё какие-то помещения. Стены передвижного кабинета были обшиты дубовыми панелями, покрытыми тонкой резьбой; единственное окно, размером во всю стену, задёрнуто тяжёлыми портьерами из великолепного бархата; на остальных стенах красовались очень недурные пейзажи в золочёных рамах. Обстановку кабинета составляли массивный стол красного дерева и пара чёрных кожаных диванов. Великолепие внутреннего убранства автофургона было ярко освещено ловко скрытыми за обшивкой светильниками.

Любуясь обстановкой, Мишель не сразу заметил сидящего за столом человека невысокого роста, едва возвышающегося над громоздкой столешницей. Маленький, сухой, с большой блестящей лысиной, обрамлённой седым венчиком взлохмаченных волос, он походил на ушедшего на покой лавочника и совершенно терялся на фоне роскошной обстановки кабинета. Но стоило Мишелю внимательно взглянуть на его лицо, как ему сразу же захотелось вытянуть руки по швам. Пронзительный колючий взгляд из-под косматых бровей, прямые морщины вдоль лба, упрямые складки вокруг тонких губ и тяжёлый подбородок недвусмысленно указывали на то, что более влиятельного человека на континенте надо ещё поискать.

Хозяин кабинета поднялся из-за стола и протянул Мишелю руку — без излишней почтительности, но с достоинством — как равному себе человеку.

— Байрон Герделъ — глава попечительского совета Купеческого союза, — буднично представился он.

— Мишель Огюст… — промямлил Стержень нации, несколько растерявшись и не сообразив, как ему лучше представиться, да ещё вдруг ни с того ни с сего вспомнил свою фамилию.

— Прошу садиться, — предложил хозяин кабинета, показывая рукой на диван.

Мишель, всё ещё внутренне подрагивая от страха, сел на краешек обтянутого кожей сидения. Байрон Гердель уселся на соседний диван. Тут же распахнулась скрытая в обшивке стены дверца, и молодой человек в чёрном фраке с белым передником, повязанным на поясе, вкатил в кабинет маленький столик на колёсиках, сервированный чайными чашками, бутылками и бокалами разной высоты и вместительности. Молодой человек разлил в чашки чай и тут же удалился.

— Что-нибудь выпьете? — спросил Герделъ, кивнув головой на бутылки.

— Нет, благодарю вас, — вежливо отказался Мишель, всё ещё опасаясь подвоха со стороны хитрых коммерсантов из Купеческого союза.

Глава попечительского совета не спеша налил в свой бокал тёмную и густую жидкость из тяжёлой бутылки цветного стекла, потом, несмотря на отказ Мишеля от угощения, наполнил также и его рюмку. Задумчиво прихлёбывая напиток, Байрон Герделъ некоторое время молчал; Мишель всё-таки сделал пару глотков из бокала, в котором оказался какой-то ароматный и приятный на вкус алкогольный напиток.

— Поскольку вы не в курсе, о чём пойдёт речь, — внезапно заговорил хозяин мобильного рабочего кабинета, заставив Мишеля вздрогнуть от неожиданности, — разрешите я немного введу вас в курс дел и событий, разворачивающихся на континенте.

Говорил Байрон Гердель не торопясь, ровным и достаточно громким голосом без выражения и различия в интонациях. Чувствовалось, что человек этот привык говорить, не сомневаясь в том, что его услышат.

— О чём будет разговор, я догадываюсь, — ответил освоившийся Мишель.

— Вот как? — удивлённо поднял брови Гердель. — Тогда позвольте спросить, какова же, по вашему мнению, тема беседы?

— Я полагаю, вы, то есть ваш Купеческий союз, недовольны тем, что я перекрыл постыдную торговлю мехом и бивнями моржей!

— Ах, вы об этом? Это сущие пустяки! Не стоило бы мне и приезжать в несусветную даль из-за такой ерунды. Впрочем, мы можем обсудить и этот вопрос, раз уж торговля пушниной вас так волнует.

Мишель несколько растерялся, поняв, что торговые операции, проворачиваемые Жонетом с Этьеном, не так уж сильно беспокоят Купеческий союз. В этом не было никаких сомнений, поскольку, как справедливо заметил Байрон Гердель, обсуждение малозначительных торговых операций на задворках континента явно не входит в круг вопросов, решаемых главой попечительского совета, то есть фактическим руководителем Купеческого союза.

— Моей стране эта торговля наносит немалый вред, и для нашего народа это далеко не пустяки! — Мишель приготовился к разговору о торговле мехами и, будучи от природы тугодумом, не мог быстро перестроиться на иную тему. — Торговцы из Купеческого союза, вывозя меха, лишили наших граждан доступной тёплой одежды! Но это ещё не всё. Что они дают нам взамен? Предметы роскоши! Эти товары, по сути своей, абсолютно бесполезны и только развращают наших людей!

Байрон Гердель дождался окончания гневной тирады Мишеля и по-прежнему ровным голосом, спокойно и без эмоций возразил:

— Во-первых, это ваши помощники определили условия сделки, и именно они настояли на том, чтобы оплата моржовой кости и шкурок пушного зверя производилась дорогостоящими товарами. Собственно, коммерсантам из союза всё равно, что привозить в вашу страну: медикаменты, мыло, тёплую одежду, обувь или, скажем, мебель из редких пород дерева. Заказчик, как говорится, всегда прав.

Мишель вздрогнул, ибо глава попечительского совета Купеческого союза только что совершенно точно перечислил товары первой необходимости, нехватка которых имелась в Нулонде. Эти сведения от простых граждан страны всеобщего счастья скрывались, хотя, конечно, они не были поголовно слепыми и глухими, чтобы этого не заметить.

— Во-вторых, — продолжал Байрон Гердель, — использовать меха просто для того, чтобы защититься от холода, — верх расточительства. Современные материалы намного лучше предохраняют от мороза и стоят значительно дешевле. Возможно, у вас пока не получается производить такие материалы, — поспешил он прервать Мишеля, собиравшегося ему возразить, — но наши люди вполне могли бы помочь наладить их производство и привезти необходимое оборудование.

— Спасибо, мы как-нибудь сами справимся, — упрямо возразил Мишель, — а торговля с Купеческим союзом, в том виде, как она велась, противоречит духу нашей страны и убеждениям её граждан…

— Ладно, — остановил Герделъ собеседника, — поскольку коммерческие переговоры перешли в идеологическую плоскость, предлагаю, чтобы уже не возвращаться к вопросу торговли пушниной, оставить его решение на ваше усмотрение. Если вы сочтёте возможным возобновить торговлю на таких же или на иных условиях, мы готовы. В любом случае выбор за вами.

— Хорошо. Я подумаю.

— Вот и прекрасно. Давайте всё же перейдём к главному.

— Внимательно вас слушаю.

— На континенте, господин Огюст, произошли некие события, которые неминуемо приведут к глобальным изменениям, причём повсеместно, — приступил к главной части беседы Байрон Герделъ. — Немногие это видят, но тот, кто вовремя предугадает эти изменения, окажется далеко впереди. На том всегда стоял Купеческий союз, целью которого было не просто предоставить людям товары, в которых они нуждаются, а создать тот образ жизни, где люди будут нуждаться в этих товарах. Это позволяет поставить технический прогресс на службу людям и повысить не только их благосостояние, но и благополучие, не только их уровень жизни, но и качество этой жизни, что, конечно, намного важнее.

— Спорное утверждение, — не мог не возразить Мишель.

— Вступать в споры о благе человечества не входит в мои планы, господин Огюст, — заметил Байрон Герделъ, — я хотел поговорить с вами о вполне конкретных вещах. Речь идёт о последних достижениях технического прогресса и о том, к чему они приведут, а именно о двигателе внутреннего сгорания.

— Не такое уж это последнее техническое достижение, — сказал Мишель, — мы в Нулонде в курсе того, что изобретается на континенте, да и сами тоже не сидим сложа руки.

— Сам по себе двигатель внутреннего сгорания изобретён, конечно, относительно давно, но важно другое: сейчас, наконец, появились небольшие, достаточно надёжные, а главное, дешёвые его образцы. Это событие имеет огромное значение. Оно затмит собою изобретение паровой машины.

— Мне кажется, вы несколько преувеличиваете. Всё-таки железные дороги не идут ни в какое сравнение с автомобилями ни в скорости, ни в грузоподъёмности. Автомобили — это так, игрушка для богатых.

— В том-то и дело, что теперь автомобили стали дешёвыми и общедоступными. Их используют везде: для перевозок пассажиров и грузов; в строительстве, сельском хозяйстве, причём на всём континенте, за исключением отсталого Нулонда, уж извините. Мало того, со временем, я уверен, двигатель внутреннего сгорания вытеснит паровой, как менее эффективный, в том числе и на железных дорогах, а также и на кораблях. Весь континент покроется сетью автомобильных дорог, — Байрон Гердель так увлёкся описанием предполагаемого светлого будущего, что, кажется, забыл о своём собеседнике. — Вдоль дорог будут разрастаться посёлки и города, появится инфраструктура…

— Простите, — остановил его Мишель, уязвлённый вскользь обронённым замечанием об отсталости Нулонда, — а зачем вы мне это всё рассказываете? Хотите наводнить Нулонд автомобилями и сельскохозяйственными машинами?

— Нет, конечно, — слегка опешил Байрон Герделъ. — Я, собственно, хочу сказать, что самым ценным и, не побоюсь предположить, важнейшим стратегическим ресурсом на континенте в ближайшие сто лет (это как минимум) будет нефть!

«Так вот в чем дело! — понял Мишель. — Вот эта цель могучего Купеческого союза уже точно достойна того, чтобы её достижением занимался лично глава попечительского совета».

Континентального масштаба цели и задачи для Купеческого союза были вполне по зубам. Эту организацию уже ни у кого не повернулся бы язык назвать просто коммерческим предприятием. Союз давно уже представлял из себя нечто большее.

Государством в общепринятом значении этого понятия Купеческий союз тоже в общем-то не являлся: он не обладал территорией, не имел политических институтов, никаких границ для него вообще не существовало. Однако Купеческий союз в полной мере обладал собственным суверенитетом, да ещё в таком объёме, что многие государства могли ему только позавидовать. Иными словами, входившие в Купеческий союз коммерсанты, а таких было большинство на континенте, могли делать то, что считали нужным, особо не оглядываясь на то, что по этому поводу думают власти различных стран. Однако правила союза и распоряжения его органов управления были для предпринимателей даже больше, чем закон, — их принимали как священное писание.

Правда, надо отдать должное управленцам из Купеческого союза. Они никогда не стремились добиться своих целей насильственным, а тем более военным путём, если существовали иные — экономические методы, так что на суверенитет государств на континенте они обычно не покушались, но интересы своих членов защищали ревностно.

Кстати сказать, возможностей повлиять на политику разных стран на континенте у Купеческого союза было более чем достаточно. Прежде всего он имел огромный торговый флот, как речной, так и несколько десятков морских кораблей. Почти все суда размером больше шлюпки были вооружены (иногда даже пушками на крупных кораблях), так что «торговыми» они были лишь отчасти. На речных судах всегда имелась вооружённая и хорошо обученная команда, а морские корабли по мощи артиллерии не уступали грозным дредноутам военного флота Саронара. К тому же во множестве принадлежащих Купеческому союзу факториях, разбросанных по всему континенту и имевшихся повсюду: от крупных городов до самых отдалённых уголков океанского побережья, — постоянно находились хорошо вооружённые и многочисленные отряды охраны.

Однако сила и мощь Купеческого союза обеспечивались не столько военной силой, сколько тем, что в нём были сосредоточены огромные ресурсы. Как уже было сказано, Купеческому союзу принадлежал почти весь торговый флот на континенте, хозяевами железнодорожных компаний тоже были члены союза, а теперь — с появлением автомобилей, союз обзавёлся и своим парком легкового и грузового автотранспорта, раскиданного по разным странам континента. В Купеческий союз входили все без исключения банкирские дома и биржи на всём континенте. Крупные промышленники, владеющие заводами и фабриками, или сами были членами союза, или организовывали свои производства на союзные деньги. Большинство университетов и академий содержалось союзом. В Купеческий союз стремились вступить даже фермеры и совсем мелкие предприниматели типа владельцев гостиниц и магазинов. Да, конечно, вступивший в Купеческий союз должен был отдавать весьма существенную часть своих доходов на вооружённые силы, на исследования континента, но оплату учёным и профессорам в учебных и научных заведениях, на содержание факторий и на прочие общие нужды союза, но взамен член Купеческого союза получал поддержку, защиту, в том числе от произвола властей, доступ к научным и техническим знаниям, возможность получать займы и кредиты и даже страховку на случай разорения или непредвиденных обстоятельств.

Изначально Купеческий союз и создавался для организации взаимопомощи среди торговцев. Было это в стародавние времена, когда государств, ныне имеющихся на континенте, не было и в помине, да и на немалую часть пригодной для жизни части континента ещё не ступала нога человека. Все обжитые земли были разделены на отдельные территории, находящиеся под зыбкой властью вождей эпохи раннего средневековья. Все враждовали со всеми, и только-только зарождающаяся торговля грозила тут же исчезнуть на корню, поскольку организовать безопасное перемещение товаров и денег среди хаоса непрекращающихся междоусобиц было невозможно.

Часть купцов решила действовать сообща и объединилась, создав Торговую гильдию (название «Купеческий союз» появилось несколько позже, когда в него вошли ещё несколько объединений торговцев). Силами Купеческого союза в городах и замках феодалов появились денежные конторы. Теперь торговцам незачем было перемещаться по континенту, имея с собой крупные суммы денег; достаточно было внести депозит в какую-нибудь из денежных контор и получить расписку, по которой члену союза по первому требованию выплачивали нужную ему сумму в любой части континента.

Однако для более или менее свободной и безопасной торговли одних денежных контор оказалось недостаточно. Требовалась охрана самих товаров, ну и хотя бы какая-то защита от самоуправства феодальных вождей. Для этого вдоль всех путей, где проходили торговые караваны, Купеческий союз стал строить опорные пункты с гарнизонами, запасами провизии и местами для ночлега. Эти небольшие крепости, названные факториями, через какое-то время разветвлённой сетью покрыли весь континент. В описываемое время фактории, разумеется, утратили свои функции опорных пунктов и, превратившись скорее в штаб-квартиры Купеческого союза в различных городах и странах, и только в неизведанных уголках континента, куда забирались союзные экспедиции в поисках редких ресурсов или новых торговых путей, выполняли роль форпостов цивилизации.

Получилось так, что во многом благодаря Купеческому союзу и закончились бесконечные войны мелких и крупных феодалов, причинами которых были земля и подданные, обрабатывающие эту землю. Произошло это потому, что деятельность союза наглядно доказывала местным царькам и вождям, что благосостояние как простых людей, так и элиты общества зависит совершенно от других ресурсов, ведь сообщество торговцев, банкиров и предпринимателей, не имея вообще никаких земель, успешно богатело и процветало. Так в итоге и получилось: правители, раньше других догадавшиеся сотрудничать с Купеческим союзом и создавшие на своих землях благоприятные условия для его деятельности, в итоге преуспели и подчинили себе остальные земли, причём, как правило, мирным путём.

Впрочем, могущество Купеческого союза нравилось отнюдь не всем, и его отношения с разными государствами континента складывались далеко не одинаково гладко. Если относительно развитые в экономическом плане страны Перикон и Шелвуд вполне гармонично сосуществовали с Купеческим союзом и успешно сотрудничали с его членами на взаимовыгодной основе, то отгородившийся от всех остальных стран Нулонд и ставший не в меру агрессивным Саронар с могущественной торговой организацией не ладили. Руководители Нулонда, верные своей политике изоляции, не без оснований опасались, что экспансия Купеческого союза разрушит построенное в стране общество всеобщего равенства и вместе с этим обществом вынесет на свалку истории и их самих. Впрочем, отдельные лидеры Нулонда, как уже было сказано, вполне себе пользовались втихаря материальными благами, доступными благодаря сотрудничеству с Купеческим союзом.

Правители Саронара, получившие в последнее время немалые доходы от добычи и продажи имеющихся на небольшой территории государства природных ресурсов (прежде всего нефти), избрали для своей страны роль международного пугала и с упорством одержимого стали вооружаться до зубов, проводя все более и более воинственную политику. Несмотря на то что освоение природных богатств Саронара произошло благодаря усилиям Купеческого союза, власти этой страны стали воспринимать его могущество как угрозу собственным амбициям и хотя на словах и не разрывали с ним отношения, но на деле всячески вставляли палки в колеса как союзу в целом, так и отдельным его членам.

Но несмотря ни на что, Купеческий союз процветал и, как некий газ, все время стремился заполнить весь объём окружающего пространства. Отсюда вечные поиски всё новых и новых ресурсов, торговых путей, рынков сбыта, производственных технологий и финансовых инструментов.

Такой поразительной тягой к постоянному совершенствованию самого себя Купеческий союз был обязан двум обстоятельствам: ставке на предпринимательскую инициативу отдельных людей и всяческую поддержку и поощрение этой инициативы; а также удивительно гибкой системе управления внутри самого союза. Собственно, гибкость управленческого аппарата Купеческого союза объяснялась его минимальностью. Несмотря на колоссальные ресурсы и огромное количество членов, бюрократической машины в нём не существовало как таковой. Все средства, собираемые с членов союза, аккумулировались в банкирских домах, принадлежащих союзу. Эти же банки и вели учёт членов и их взносов, они же распределяли средства. Всё управление Купеческим союзом сводилось к определению его политики, выбору перспективных направлений деятельности, защите интересов его членов и прочим общим вопросам. Эти функции выполнял попечительский совет — выборный орган, состоящий из крупных предпринимателей, числом около сотни, из разных стран и разных отраслей хозяйственной деятельности. Конечно, в Купеческом союзе имелись командующие воинскими соединениями и кораблями, начальники факторий и ещё кое-какие служащие, но это были наёмные люди, в руководстве союзом участия не принимающие. Ну и наконец, руководил союзом глава попечительского совета, ежегодно выбираемый всеми участниками совета.

Сейчас Стержень нации государства Нулонд как раз и беседовал с Байроном Герделем — бессменным главой попечительского совета Купеческого союза, уже больше двадцати лет подряд выбираемым на эту безусловно почётную, но исключительно ответственную должность. Мишель догадывался, что раз сам Байрон Герделъ пожаловал в пустыню, чтобы с ним встретиться, то беседа эта будет иметь весьма серьёзные последствия, но фактический хозяин Нулонда так и не мог понять, что от него хочет Купеческий союз и почему Герделъ вдруг заговорил о нефти.

Видимо, уловив замешательство Мишеля, глава попечительского совета решил объяснить ему ситуацию подробнее.

— Нефть — это кровь экономики будущего, причём отнюдь не далёкого будущего, — веско сказал он, — именно она, переработанная в топливо, обеспечит перемещение с невиданной ранее скоростью товаров, сырья, оборудования и людей по всему континенту, а потом — кто знает — может быть, и за его пределы.

— Не буду спорить, хотя у меня несколько иное мнение на этот счёт, — ответил Мишель, изобразив на лице скептическое выражение, — но при чём здесь, простите, Нулонд?

Байрон Гердель поморщился, хорошо понимая, что его собеседник сейчас валяет дурака, но решил не обращать на это внимание и спокойно пояснил:

— Мы оба прекрасно знаем то, что Лоръен Шенон на исследовательском судне «Русалка» достиг полярных широт, и там, на северной оконечности континента среди болот и вечной мерзлоты его экспедиция обнаружила нефть.

— Откуда у вас эта информация? — быстро спросил Мишель.

— А разве у вас этой информации нет? Вы ведь насильно задержали судно Лоръена Шенона в Нулонде, так что он наверняка поделился с вами своими открытиями.

— Это неправда! — запальчиво возразил Мишель. — Он и его команда остались у нас добровольно! Они не захотели возвращаться в общество порока и несправедливости и решили обосноваться в Нулонде.

— Видите ли, господин Огюст, — несколько снисходительным тоном сказал Гердель, — это мы — Купеческий союз, финансировали постройку его корабля. Причём деньги давались именно потому, что судно Лоръена способно было достичь северной оконечности континента морским путём, минуя территорию Нулонда. Господин Шенон должен был исследовать северные районы континента, но он даже не попытался это сделать хоть сколько-нибудь добросовестным образом и даже не удосужился войти в устье какой-нибудь из тамошних рек. Лоръен Шенон увёл свой корабль в Нулонд и там остался, уж не знаю, добровольно или нет.

— Он выдающийся инженер, — сказал Мишель, — но реализовать свои таланты в Периконе или где-либо ещё на юге он из-за постоянных притеснений не мог, а мы создали для него все условия — и напрасно, как выяснилось, — чтобы он изобрёл и сконструировал для народа Нулонда автомобиль с двигателем внутреннего сгорания.

— Ну, положим, автомобиль с двигателем внутреннего сгорания был изобретён давно и уж точно не Лоръеном Шеноном. Похоже, он просто водил вас за нос, ведь насколько я знаю, с производством автомобилей в Нулонде ничего не получилось.

— Лоръен оказался обманщиком! Он морочил нам голову: больше года делал вид, что работает над автомобилем, а на самом деле Лоръен и его команда ремонтировали и модернизировали свой корабль. В один прекрасный момент они просто сбежали, отплыв ночью на своём корабле в неизвестном направлении.

— Ладно, сейчас речь не о Лоръене Шеноне, — сменил тему Байрон Гердель, — хотя надо отдать ему должное — изобретатель он талантливый. Важно то, что он обнаружил на севере нефть. Хотя пока и неизвестно, в каких она там количествах и пригодны ли месторождения для добычи.

— На самом деле нефть обнаружил не Лоръен, — поправил Мишель. — Он убедил меня и других носителей Народной воли в необходимости организовать экспедицию на север для поиска нефти, так что её нашли наши люди и даже притащили несколько сотен бочек, поскольку Лоръен утверждал, что для испытаний автомобильного двигателя ему потребуется бензин.

— Сейчас это неважно, — нетерпеливо прервал Герделъ. — Купеческий союз крайне заинтересован в северной нефти, и именно поэтому я здесь!

— То есть вы хотите сказать, что Купеческий союз намерен… — донельзя удивлённый Мишель запнулся, подбирая подходящее слово.

— Нет, не намерен! — тут же отрезал Байрон Герделъ. — То, о чём вы подумали, ни в коем случае не случится! Мы при любых обстоятельствах выступаем против силовых способов решения коммерческих вопросов. По этой причине я и попросил вас о встрече, чтобы всё обсудить и по возможности избежать ненужных эксцессов.

— Тогда что вы всё-таки предлагаете? — способность быстро соображать не входила в число качеств, присущих Мишелю.

— Прежде всего, Купеческий союз готов профинансировать и взять на себя организацию разведки месторождений нефти в полярных областях.

— Но ведь разведкой дело не ограничится? Вряд ли Купеческий союз будет вкладывать деньги без гарантий их со временем вернуть.

— Конечно! Если месторождения нефти окажутся перспективными для разработки, то мы готовы вкладывать средства в добычу, транспортировку, а возможно, и в переработку нефти, — уверенным тоном выложил Байрон Герделъ; видно было, что все прожекты Купеческого союза относительно Нулонда давно и тщательно продуманы, причём на десятилетия вперёд.

— Стало быть, если нефти на севере окажется мало, то денежки ваши пропадут? — с несколько неуместным ехидством спросил Мишель.

— Не совсем так, — как ни в чём не бывало ответил глава Купеческого союза. — Сейчас активно ведутся разработки, касающиеся получения топлива, аналогичного нефтяному из растительного сырья, а Нулонд с его огромными пространствами плодородных равнин великолепно подходит для выращивания этого сырья. Так что, как видите, мы продумали все варианты. Первый для нас, разумеется, предпочти-телънее, поскольку добыча и переработка нефти значительно дешевле, но второй, запасной вариант тоже вполне приемлем. В любом случае Купеческий союз, вкладывая немалые средства в экономику Нулонда, рассчитывает обосноваться там всерьёз и надолго, имея гарантии защиты своих вложений.

— Но я надеюсь, вы понимаете, что ваши предложения в корне противоречат тем принципам и идеалам, которыми живёт народ Нулонда, — с пафосом возразил Мишель, — и люди никогда не согласятся с тем, что их страна превратится в жалкую провинцию, раздираемую на части жадными коммерсантами.

— Народ Нулонда сможет, наконец, зажить по-человечески, — будничным голосом сказал Гердель и тут же со значением добавил, глядя прямо в глаза Мишелю. — Если абстрагироваться от идеологической мишуры, то от того, что Нулонд будет добывать и продавать нефть и включится, тем самым, в экономическую жизнь континента, выиграют все жители страны, кроме раздутого донельзя бюрократического аппарата, ну и лично вас с вашими ближайшими соратниками.

Мишель даже не пытался возражать, слушая довольно нелицеприятные слова Байрона Герделя, и только диву давался, не понимая, откуда у главы Купеческого союза такие обширные и, что самое противное, достоверные данные о состоянии дел в Нулонде.

Герделъ между тем продолжал:

— Мы понимаем, что если Нулонд заживёт нормальной жизнью, то всем этим бездельникам, которые по сути занимаются двумя вещами: распределением скудных ресурсов, производящихся в вашей стране, и промыванием мозгов гражданам, чтобы они не слишком задумывались о причинах своей бедности, — места уже не будет. Это, безусловно, пойдёт на пользу и обществу Нулонда, и им самим, так как заставит их заняться полезным трудом. Что касается вас и высших руководителей Нулонда, то Купеческий союз предлагает выплатить каждому весьма крупную сумму, достаточную для того, чтобы больше уже никогда не задумываться о деньгах и переселить вас всех на юг в какой-нибудь живописный уголок Перикона или Шелвуда, подальше от недовольных граждан Нулонда.

Руководитель Купеческого союза замолчал и, глядя в упор на главу страны Нулонд, не торопясь поднялся с дивана, давая понять, что беседа подошла к концу. Мишель тоже поднялся; он тяжело дышал от смешанных чувств тяжёлой обиды, страха и стыда за собственную страну. Тем не менее он гордо поднял голову, как это и подобает Стержню нации, и в ответ на пристальный взгляд собеседника с вызовом посмотрел ему в глаза.

— Вы ждёте моего решения? — грозным голосом спросил Мишель и уже открыл было рот, чтобы с достоинством ответить на возмутительные предложения Купеческого союза, но Байрон Герделъ его опередил.

— Нет, не жду, — ответил глава союза. — Нулонд всё равно вернётся на путь прогресса и озаботится, прежде всего, благосостоянием своих граждан, хотите вы этого или нет. Это предопределено историей и не зависит ни от вашего решения, ни от действий Купеческого союза. Случится это сейчас или позднее, мирным путём или кровавым, но случится обязательно. Только сейчас это произойдёт на весьма выгодных для вас лично условиях, а вот в будущем, боюсь, для людей, наделённых властью в Нулонде, всё может закончиться весьма плачевно.

Грандиозная мистификация

На безлюдном, изрезанном многочисленными бухтами скалистом побережье Восточного океана затерялась та самая небольшая бухточка, напоминающая своей формой правильную воронку с узким проливом, соединяющим её с водами океана. В скале, нависшей высоко над бухтой, чернело отверстие горной пещеры, где когда-то работал заводик по производству фальшивых монет, поставленному на широкую ногу, а на дне этой бухты лежал, зияя узкой и длинной пробоиной, диковинный чёрный корабль, формой напоминающий приплюснутую с двух сторон сигару с парой небольших надстроек оранжевого цвета и двумя широкими горизонтальными трубами, зачем-то приделанными вдоль корпуса справа и слева от него.

Когда-то цех по производству фальшивых денег работал день и ночь, за готовыми монетами в бухту приплывал пароход, а обнажающийся во время отливов корпус странного судна не раз обследовали специально приплывавшие в бухту люди.

С тех пор многое изменилось: мастерская фальшивомонетчиков давно не работала, да и вместо серебряных монет в Северных землях стали использовать бумажные деньги, а планы по подъёму и ремонту корабля, вынашиваемые Эштоном Ордоном совместно с Вэллдом и другими единомышленниками, отодвинулись на неопределённый срок. Так что давно уже на берега бухты не ступала нога человека, и ничто не нарушало первозданную красоту и покой суровой природы восточной оконечности горных цепей Ожерелья дьявола.

Ранним утром погожего весеннего дня всё изменилось: воспользовавшись приливом, со стороны океана в бухту вошли около десятка больших грузовых весельных лодок, доверху нагруженных деревянными бочками. Большие, добротно сделанные, стянутые широкими стальными обручами бочки огромными пирамидами были сложены на лодках, едва оставляя немного места для гребцов. Кроме бочек, несколько посудин приплыли с каким-то прикрытым парусиной оборудованием на борту. Ещё через день к бухте по суше подошла команда из нескольких десятков человек.

Эта совместно морская и сухопутная экспедиция, нагрянувшая в океанскую бухту из города Мэн, была организована лордом провинции Марет Боуэлом. Бывший соратник Вэллда по борьбе за власть в Северных землях обнаружил затопленный корабль и решил по какой-то одному ему ведомой причине поднять его со дна бухты. Лорд Боуэл, не жалея ни времени, ни денег, стал готовиться к столь сложной операции со всей возможной тщательностью, как он её для себя понимал. Поскольку в Северных землях никаких судов, кроме весельных лодок или небольших парусных кораблей, не делали, то о ремонте, а тем более подъёме, такого большого металлического корабля там никто не имел ни малейшего понятия. Пришлось лорду Боуэлу для начала отправить своих людей в Великие равнины на верфи компании братьев Морр, где делали пароходы с металлическими корпусами, и там же имелась команда специалистов по подъёму затонувших судов. Подручные Боуэла наняли за большие деньги инженеров, знающих способы подъёма судов со дна морского, и команду моряков, способных организовать буксировку поднятого корабля до специально приготовленного для его ремонта дока в городе Мэн. Кроме того, по требованию инженеров им пришлось ещё купить необходимое для подъёма оборудование.

Прошло почти полгода, пока нанятая команда и купленное оборудование добрались сначала до Северных земель, потом до города Мэн, и только к весне, когда все приготовления были закончены, команда специалистов вместе с оборудованием достигла-таки желанной бухты. Впрочем, такая задержка, хоть и выводила из себя нетерпеливого лорда Боуэла, оказалась кстати: весной Восточный океан возле побережья Северных земель относительно спокойный, так что сильных ветров и высоких волн, способных помешать буксировке диковинного судна со вспоротым брюхом, в это время года не ожидалось.

Сам лорд Боуэл на место подъёма судна отправиться не пожелал, посчитав это путешествие слишком трудным для своих лет, да и статус лорда богатой провинции не очень сочетался с личным участием в каких бы то ни было работах. Экспедицией руководил — если можно назвать действия этого человека руководством — помощник Боуэла, специально нанятый им для этого дела. Этот руководитель по имени Рэндел, хоть и был всего лишь рыбаком из провинции Марет, выбившимся в начальники рыбацкой артели из пары десятков баркасов, смог чем-то угодить лорду Боуэлу, который посчитал его вполне способным возглавить операцию по подъёму корабля. Если с первой, подготовительной частью этой операции Рэндел худо-бедно справился: нанял специалистов и опытных моряков в Великих равнинах, собрал и доставил в бухту бочки и прочее оборудование, — то что делать дальше, бывший рыбак представлял себе довольно смутно. Он переложил все заботы по технической стороне подъёма судна на инженеров из Великих равнин, а всё его руководство свелось к энергичным понуканиям гребцов на грузовых лодках.

После прибытия экспедиции в означенную бухту пару дней ушло на то, чтобы встать лагерем на её пологом южном берегу и распаковать оборудование для подъёма. Тут Рэндел, будучи всего лишь рыбаком, не имеющим вообще никаких инженерных знаний, забеспокоился. Оборудование, привезённое корабельными инженерами с собой из Великих равнин, оказалось немногочисленным и выглядело как-то странно. Никаких кранов, лебёдок или ещё чего-нибудь, хотя бы отдалённо напоминающего подъёмные механизмы, специалисты по подъёму судов с собой не взяли. На берег бухты выгрузили какие-то деревянные клинья, щиты из досок, мешки с паклей, металлические штыри с винтами. Понять, каким образом с помощью этого всего, да ещё с кучей обычных бочек и толстых канатов, взятых в городе Мэн, можно было поднять тяжёлый металлический корабль, Рэнделу оказалось не под силу.

Ещё неделя ушла на то, чтобы как следует обследовать лежащий на дне бухты корабль. Инженеры смогли работать только при дневном свете в короткий отрезок времени между утренним и вечерним приливами, когда корабль полностью показывался из воды. Подозрения Рэндела росли; он суетился, бегал по берегу и постоянно приставал к инженерам с вопросами о том, когда же начнётся подъём корабля. Ему объяснили, что дело это довольно сложное, поскольку бухта представляет собой настоящую ловушку для кораблей. Попасть внутрь бухты, так же, как и покинуть её, можно только по высокой воде — во время прилива, когда узкий пролив, соединяющий её с океаном, достаточно глубок. Поэтому любое судно, вошедшее в бухту во время прилива и не успевшее выйти обратно в океан до того, как вода уйдёт, неминуемо окажется на дне, утыканном острыми камнями, как пасть акулы зубами, и наверняка разобьётся. Видимо, с невиданным кораблём, явившимся из-за пределов известного мира, именно это и случилось. Для относительно небольших и лёгких посудин, вроде тех, что привезли в бухту бочки и оборудование, острые скалы на дне бухты опасности не представляли: лодки разгрузили и попросту вытащили на песчаный берег.

Наконец, долгожданный день настал! Начались работы по подъёму судна. На самом деле об этом было объявлено Рэнделу, а так-то в работе инженеров и специалистов особо ничего не изменилось. Они по-прежнему что-то делали внутри и снаружи судна, работая по несколько часов в день между приливами. Однако теперь они были заняты тем, что с помощью пластырей, щитов и упоров заделывали пробоину на корпусе корабля.

Почти месяц, день за днём, отлив за отливом, люди из компании братьев Морр забирались внутрь затонувшего судна, заделывали трещины, забивали клинья в разошедшиеся швы, герметично задраивали отсеки, стараясь увеличить, насколько возможно, плавучесть судна.

В конце концов, настало время для подготовки к непосредственному подъёму корабля. Весьма кстати оказалось то, что судно застряло между острых скал и в дно бухты упиралась только его носовая часть, а корма с двумя винтами и широкой лопастью руля была задрана вверх. Это позволило без труда завести под днище корабля канаты. Срубив на берегу достаточное количество деревьев, специалисты по подъёму судов привязали бревна сверху судна перпендикулярно к корпусу так, что корабль стал похож на перевёрнутую кверху лапами сороконожку. Тут, наконец, всем, даже начальнику экспедиции Рэнделу, стало понятно, зачем они привезли в бухту множество пустых бочек. Бочки привязали к брёвнам, прикреплённым поперёк корпуса корабля. Пока ещё отверстия в бочках были открыты, и во время прилива вода свободно их заполняла, но стоило в нужный момент, когда вода в очередной раз уйдёт, вставить в бочки пробки и дождаться прилива, как они всплывут, поднимая вместе с собой корабль со дна.

Несомненно, специалисты из Великих равнин знали своё дело, и способ, которым они собирались поднять судно, был прост и надёжен, но всё же они сильно нервничали и со дня на день откладывали операцию по подъёму корабля. Все участники экспедиции понимали, что шанс у них будет только один. Всплывшее судно необходимо будет тут же вывести из бухты в океан, пока продолжается прилив. Если же подъём пойдёт не по плану или случится ещё какая-нибудь непредвиденная неприятность, то корабль вновь окажется на дне, а уходящая вода основательно побьёт его об острые камни. Тогда доставать на поверхность искорёженную груду металла вместо корабля будет уже ни к чему.

Рэндел, подгоняемый нетерпением Боуэла и желанием побыстрее получить от него награду за успешно проведённую операцию, всё же настоял на том, чтобы был назначен день и час подъёма. День этот, правда, несколько раз сдвигался, но всё же наступил.

Накануне вытащенные на берег грузовые лодки спустили на воду. С их помощью предполагалось отбуксировать поднятый корабль сначала за пределы бухты, а потом и до города Мэн. Нанятая ещё в городе Стентоне команда моряков, оставив гребцов из Северных земель на берегу и усевшись по трое в каждую лодку (по два человека на весла, один — на руле), отвела посудины на ночь в океан.

На следующий день, около полудня, когда закончится утренний прилив и вода освободит бухту, инженеры вставят в бочки пробки и дождутся вечернего прилива, вместе с которым в бухту войдут грузовые лодки. Всплывший корабль возьмут на буксир и выведут в открытый океан. На этом первая, самая трудная часть операции будет закончена. Дальше судно в полузатопленном состоянии не спеша отбуксируют в город Мэн.

Несмотря на то что всё было готово, проверено и перепроверено, все участники экспедиции сильно нервничали. Чуть свет все уже были на ногах и, стоя на песчаной полоске берега бухты, с волнением ждали отлива. Лагерь, разбитый рядом с берегом, уже был разобран, а вещи сложены в грузовые лодки, маячившие в океане недалеко от побережья, управляемые командой моряков из Великих равнин.

Наконец начался долгожданный отлив. Рэндел даже приплясывал от нетерпения, не в силах дождаться, когда уйдёт вода. Инженеры с пробками от бочек наготове сосредоточенно ждали того момента, когда настанет время действовать. Вода убывала, но что-то явно было не так. Оранжевые надстройки затопленного судна всё никак не появлялись над водой. Как заворожённые, смотрели Рэндел, инженеры, гребцы и другие участники экспедиции по подъёму судна на опускавшуюся поверхность воды. Показались острые зубцы чёрных скал, обнажилось мокрое дно, покрытое лужами. Бухта оказалась пустой! Корабль исчез без следа!

Рэндел настолько обалдел от случившегося, что на время совсем лишился рассудка. Он принялся бегать среди острых камней по скользкому дну бухты, держась за голову и издавая протяжный вой. Несколько раз начальник экспедиции падал, сильно разбив лицо и колени. Впрочем, остальные участники экспедиции тоже пребывали в состоянии шока. Шутка ли: из заполненной водой бухты, расположенной в совершенно дикой местности в нескольких неделях пути от ближайшего обитаемого места, практически на глазах почти сотни человек исчез из-под воды так, как будто испарился, здоровенный металлический корабль. Было от чего потерять голову! Поначалу участники экспедиции кинулись искать следы корабля и стали обшаривать берега бухты, поросшие чахлыми деревьями и кустами. Потом, немного придя в себя, люди опомнились и бросили это совершенно бессмысленное занятие. Рэндел тоже затих, сидя с разбитыми в кровь ногами и головой на прибрежном песке и изредка всхлипывая.

Инженеры и специалисты собрались в кружок и стали вполголоса совещаться на предмет того, что им делать дальше. Итогом совета стало единственное возможное при данной ситуации решение: убраться из этих проклятых мест восвояси как можно скорее. Желательно было, конечно, получить причитающуюся им плату, ведь работу свою они сделали, пусть не до конца, но это уже не по их вине. Наконец, старший в команде специалистов по подъёму судов подошёл к Рэнделу и, осторожно тронув его за плечо, спросил:

— По всему выходит, что наша работа в Северных землях завершена; нам пора возвращаться в Великие равнины. Позвольте получить плату за нашу работу.

Рэндел поднял на инженера полные слёз и отчаяния глаза и срывающимся голосом ответил:

— Вы что, хотите, чтобы лорд Боуэл меня на части разорвал?! Господи! Что будет, если я явлюсь к нему без этого проклятого корабля, потратив все его деньги?! Что я ему скажу?! Где корабль?! Вы должны были поднять его со дна! Скажите мне, куда он делся?

— Наверное, этот вопрос стоит адресовать не мне и не моим людям, — вкрадчиво, но твёрдо сказал специалист. — Мы должны были провести операцию по подъёму судна, а стеречь его — ваша забота. Мы не виноваты в том, что корабль исчез совершенно невероятным образом, а вместе с ним, кстати, пропало и наше оборудование.

— Нет! Уговор был не только поднять корабль, но и доставить его в город Мэн! — упрямо возразил Рэндел.

— Вы ошибаетесь. Отбуксировать судно в док должна была команда моряков, которую вы сами набрали в городе Стентоне. Вот, кстати, и они, — инженер показал рукой на входящие в бухту лодки, — с них и спрашивайте.

К этому времени уже начался прилив, и команда моряков, как им и было указано, пригнала грузовые лодки в бухту для буксировки поднятого корабля.

— Точно! — ухватился за спасительную соломинку Рэндел. — Они ведь провели ночь в океане рядом с выходом из бухты, значит, наверняка что-нибудь знают о корабле.

Однако вопреки надеждам Рэндела моряки ничего не смогли прояснить по поводу загадочного исчезновения корабля. Они в один голос уверяли, что незаметно покинуть бухту судно никак не могло, если только оно не подняло само себя из морских глубин и не улетело по воздуху.

Моряки, услышав об исчезновении корабля, само собой, тоже потребовали от Рэндела рассчитаться с ними и отпустить их на родину. Рэндел, однако, и морякам, и инженерам платить отказался, во всяком случае здесь — на побережье Восточного океана. Моряки, в отличие от специалистов по подъёму судов, миролюбием и покладистостью не отличались, так что дело едва не закончилось потасовкой, но у Рэндела имелась команда гребцов из города Мэн, поэтому численное превосходство было на его стороне. В итоге обошлось без столкновений. Договорились на том, что все участники экспедиции отправятся в провинцию Марет, предстанут перед заказчиком — лордом Боуэлом, и попытаются рассказать ему о произошедшем событии, кажущемся абсолютным безумием. Тогда, может быть, лорд Боуэл поверит в произошедшее, потому что не бывает так, что помешательство охватило одновременно полторы сотни человек.

Через пару недель артель моряков из города Стентона собралась в невзрачном и не особенно чистом, но благодаря этому достаточно неприметном кабачке на окраине города Мэн. Моряки праздновали окончание своей работы в Северных землях. Собственно, то, ради чего их пригласили на север, моряки так и не сделали: корабль, который они должны были довести до устья реки Барез, пропал, но лорд Боуэл все же заплатил им за работу, решив не ссориться с людьми из другой страны. Инженерам из компании братьев Морр он тоже заплатил и отпустил их с миром на родину, а вот что сталось с незадачливым начальником экспедиции Рэнделом и его командой гребцов, неизвестно. Моряки, во всяком случае, об этом не знали, да и не особо стремились узнать.

За отдельным столом в углу кабачка расположился начальник артели моряков. Компанию ему составляли два человека: высокий молодой моряк могучего телосложения и плотный мужчина в летах с подёрнутыми сединой короткими каштановыми волосами и того же цвета аккуратной бородкой. Здоровяк был одет в чёрную суконную куртку, какую обычно носят моряки в Великих равнинах, а вот человек с бородкой вырядился в довольно необычную одежду: просторную рубаху из светлой холщовой ткани, расшитой узорами, широкие штаны из такой же холстины и мягкие короткие сапожки.

Странная троица с завидным аппетитом поглощала нехитрые блюда второсортного трактира, запивая их вином, и вполголоса, но довольно оживлённо обсуждала недавние события.

Рассказывал в основном Вэллд (именно он изображал предводителя артели моряков, нанятой для буксировки поднятого корабля), а его собеседники лишь время от времени вставляли реплики и дополняли рассказ. Старшим из собеседников был не кто иной, как Кэлвин Лод — помощник Эштона Ордона и предводитель религиозной секты, обосновавшейся в горной долине неподалёку от бухты с затонувшем кораблём. Третьим сидящим за столом человеком, одетым в одежду моряка, был профессиональный военный Вернер Боб, с которым Вэллд не раз уже имел дело в своих прошлых похождениях. Он и сейчас возглавлял небольшой отряд наёмников, который под видом артели моряков принял весьма деятельное участие в загадочном исчезновении затонувшего судна.

Детали столь неожиданно завершившейся операции Вэллд рассказывал в основном Кэлвину Лоду, поскольку Вернер Боб, как её непосредственный участник, и так был в курсе, хотя и не всех подробностей.

Придуманная Вэллдом грандиозная афера, в результате которой из-под носа у людей лорда Боуэла исчез целый корабль, началась задолго до того, как участники экспедиции появились на берегу бухты, на дне которой этот корабль лежал. Вэллд, едва узнав о том, что подручные Боуэла отправились на верфи в город Стентон, поспешил туда. Ему удалось опередить агентов лорда провинции Марет на пару дней.

По прибытии на верфи братьев Морр Вэллд сразу же узнал, что бригада инженеров, способных поднять большой корабль с металлическим корпусом, уже готова отправиться в Северные земли. Оборудование, необходимое для подъёма судна, тоже подготовили. Этим приготовлениям посланцы лорда Боуэла были обязаны Эштону Ордону, который сам собирался поднимать корабль.

Здесь, на верфях, Вэллд, пользуясь тем, что он являлся компаньоном братьев Морр, быстро свёл знакомство со всеми мастерами и инженерами, трудившимися на их верфи. Когда люди Боуэла туда явились, все служащие на верфях специалисты в один голос стали твердить, что на самом деле поднять корабль — это только половина дела. Не менее трудная задача — отбуксировать поднятое судно в нужное место. В общем, не сильно сведущий в таких делах Рэндел даже не подумал усомниться в необходимости вербовки команды опытных моряков, а работники верфи любезно подсказали ему, где эту команду можно нанять — в таверне возле рыбного рынка, где по вечерам собирались моряки, рабочие с верфей и прочий околопортовый люд. Весьма довольный тем, что поиск специалистов, способных поднимать тяжёлые суда, завершился так быстро и удачно, Рэндел со своим помощником отправился в гостиницу, поскольку идти в таверну было ещё рано.

Времени до вечера оставалось в обрез, и Вэллд сломя голову побежал организовывать придуманную им плутню. Прежде всего он аккуратно проследил за людьми лорда Боуэла и узнал, в какой гостинице они остановились. Тут выяснилась досадная неприятность: если бывшего рыбака Рэндела Вэллд не знал и никогда раньше не видел, то его помощником оказался манерный молодой человек, служивший у Боуэла секретарём. Этот юноша прекрасно знал Вэллда в лицо, а значит, вся хитроумная комбинация могла рассыпаться как карточный домик. Времени перекраивать планы у Вэллда уже не было; пришлось пойти на риск.

Стараясь не попасться людям лорда Боуэла на глаза, Вэллд проскользнул вслед за ними в дверь гостиницы. Первый этаж довольно скверного заведения, как это и было принято в гостиницах Великих равнин, занимал полутёмный обеденный зал. Постояльцы из Северных земель, войдя в гостиницу, потребовали у стоящего за стойкой хозяина подать в их комнаты обед. Воспользовавшись полумраком, Вэллд устроился за спиной людей Боуэла и успел расслышать, что к обеду Рэндел заказал бутылку крепкой мастики (рыбацкие привычки давали себя знать), а роскошно одетый юноша попросил кувшин вина с водой. Пока готовился обед для постояльцев, Вэллд метнулся через улицу в аптеку, потом, бегом вернувшись в гостиницу, заказал кувшин вина с водой и уселся за столик рядом с лестницей, ведущей наверх — в жилые комнаты.

Вскоре служащий гостиницы, выйдя из кухни с двумя подносами, заставленными тарелками, с кувшином вина на одном и с мастикой на другом, короткими шажками засеменил к лестнице, ловко балансируя подносами на каждой руке. Когда он проходил мимо столика, где сидел Вэллд, тот окликнул его.

— Эй, парень! Гляди — деньги потерял, — Вэллд указал служащему на денежную бумажку в два дуката, лежавшую под скамейкой напротив.

— Премного благодарен! — улыбнулся парень Вэллду и, поставив подносы на край стола, проворно нырнул под скамью.

Достав денежную бумажку, гостиничный служащий побежал с подносами наверх, а Вэллд поторопился в таверну, где вечером должен был состояться наём моряков для транспортировки поднятого корабля. Когда-то Вэллд уже побывал в этой таверне и сам нанимал здесь команду на океанские рыбачьи баркасы. Тогда он в деталях познакомился с довольно своеобразным способом вербовки моряков, принятом в городе Стентон, да и не только здесь, а, пожалуй, во всех Великих равнинах. Посредником между заказчиком и моряками выступал хозяин таверны, получающий за это комиссионные. Заказчик обычно сидел в отдельной комнате таверны, а хозяин, хорошо знавший посетителей своего заведения, посылал к нему подходящих кандидатов. Если нанималась целая команда моряков, то на переговоры в отдельную комнату отправлялся старший в этой команде. Вэллд явился в таверну, пока ещё пустую и наполненную не ароматами жареного мяса, как обычно вечером, а отвратительным запахом рыбного рынка, расположенного по соседству.

Чтобы не терять времени даром, Вэллд сразу выложил хозяину таверны — мрачному седому типу внушительной комплекции, что вскоре сюда, к нему, заявятся заказчики, чтобы нанять команду моряков для работы в Северных землях. Дальше Вэллд рассказал хозяину пространную, но довольно правдоподобную историю о том, что у него в Северных землях имеется ценный груз, который надо переправить на больших посудинах по реке Барез, но там на месте хороших моряков не найти, и он отправился в Великие равнины, чтобы нанять команду. Подходящих моряков Вэллд якобы нашёл, однако оказалось, что оплатить и жалование, и дорогу до Северных земель ему не по карману, а тут — вот удача — появились люди из Северных земель, которым тоже нужна команда моряков. Если приезжие северяне наймут его людей, то Вэллд сможет сэкономить на дороге до Северных земель, а там — на месте воспользуется услугами моряков, когда они освободятся. Хозяин таверны, само собой, в накладе не останется, получив и солидное вознаграждение от Вэллда, и комиссионные от заказчиков с севера.

Узнав размер вознаграждения, хозяин таверны тут же согласился, а Вэллд, усевшись с бутылкой вина за самый дальний стол в углу, стал дожидаться визита людей лорда Боуэла.

После захода солнца, когда таверна была под завязку набита шумной корабельной публикой, в заведении появился Рэндел. Вэллд вздохнул с облегчением — бывший рыбак был один, секретарь лорда Боуэла в таверну не пришёл. Вэллду удалась его довольно-таки рискованная выходка. В гостинице он с помощью нехитрого трюка с денежной бумажкой подменил кувшин с разбавленным водой вином, заказанный юношей, другим, в который он добавил слабительный порошок, купленный в аптеке. Теперь Вэллду можно было не опасаться того, что его узнают.

Рэндел между тем перекинулся несколькими словами с хозяином таверны, и, как и следовало ожидать, его проводили в отдельную комнату, расположенную за стойкой. Первым на переговоры к заказчику отправился лохматый звероподобный моряк в поношенной суконной куртке и громадных стоптанных сапогах. Пробыл он в комнате с Рэнделом где-то с полчаса, после чего сразу ушёл прочь из таверны. Вторым желающим получить работу для своей команды оказался опрятно одетый в форменный флотский китель молодой человек. Этот претендент беседовал с заказчиком из Северных земель всего несколько минут. Как потом узнал Вэллд, этих людей подсунул Рэнделу хозяин таверны для большей убедительности. Первый предводитель несуществующей артели моряков заверил подручного лорда Боуэла в том, что его люди могут отбуксировать полузатопленный пароход куда требуется, но вот отправиться в Северные земли его артель сможет только через пару-тройку месяцев, когда закончит работу здесь — в Стентоне. Молодой человек в кителе готов был отправиться со своими людьми на север хоть завтра, но запросил за работу совершенно фантастическую сумму, да ещё и потребовал деньги вперёд. В общем условия обоих претендентов оказались для Рэндела неприемлемыми, на что и рассчитывал ушлый хозяин таверны.

Теперь настал черёд Вэллда. Для пущей убедительности он за пару монет одолжил у какого-то моряка, сидящего за соседним столом, суконную куртку и широкополую шляпу — обычную одежду матросов в Великих равнинах. Войдя в знакомую ему по прошлому посещению таверны комнату, Вэллд снял шляпу и учтиво поздоровался. Бывший рыбак Рэндел, хоть и был одет в приличный костюм, обладал достаточно отталкивающей внешностью. Его багровое лицо, поросшее седой щетиной, имело грубые черты и носило навсегда застывшую на нем гримасу крайнего недовольства.

— С чем пожаловал? — спросил человек лорда Боуэла громким и одновременно скрипучим голосом, не поздоровавшись и не предложив ожидаемому посетителю сесть за стол.

— Слышал, вы нанимаете матросов на работу в Северных землях, — как ни в чем не бывало ответил Вэллд и, без приглашения усевшись напротив Рэндела, придвинул к себе кружку с вином.

Заказчик исподлобья посмотрел на нахального типа в поношенной моряцкой куртке и уточнил:

— Работёнка не простая… Не всякому под силу. Мне нужно, чтобы…

— Да знаю я! — бесцеремонно перебил нанимателя Вэллд. — Тебе надо оттащить поднятый со дна пароход в док для ремонта.

— Вот именно! Дело трудное, пароход-то не маленький!

— Я с моими ребятами такие барки по здешним рекам и каналам таскал — тебе и не снилось.

— Одно дело каналы, а совсем другое — океан.

— У меня в артели есть пара рыбаков из Стентона, они в океанских водах, как у себя дома!

Рэндел замолчал, что-то соображая, а Вэллд, видя, что выбранная им нагловато-развязная манера разговора отлично работает, когда имеешь дело с людьми подобного сорта, поспешил закрепить впечатление, произведённое на доверенное лицо лорда Боуэла.

— Лучше меня и моих ребят тебе всё равно не найти во всём Стентоне, — сказал он, — да и возьму я за нашу работу недорого.

— Так уж и не найти? — переспросил Рэндел, по голосу которого было понятно, что он уже практически готов согласиться.

— А ты разве не заметил, что другие подходящие для твоего дела моряки к тебе сюда толпой не ломятся?

— Ладно, договорились! — сдался Рэндел. — Только смотри, держи язык за зубами! Чтобы никому ни слова о том, для чего мне нужны моряки в Северных землях.

«Не узнаю моего бывшего соратника Боуэла, — с удивлением подумал Вэллд. — Странно, что при всей его проницательности бывалый интриган выбрал для столь важного дела такого редкостного болвана, как этот Рэндел. О том, для чего в Северных землях понадобились опытные моряки, уже не только вся таверна, а пол-Стентона в курсе!».

Ударив по рукам с Рэнделом и получив от него аванс, Вэллд помчался в столицу Великих равнин город Доерстон, где жил его давний знакомец — профессиональный наёмник Вернер Боб. Вместе они быстро собрали отряд подходящих парней, отдавая предпочтение тем, кто имел хоть какое-то представление об управлении лодками. Подождав, пока люди лорда Боуэла уберутся восвояси, «артель моряков» отправилась в Северные земли.

— Вот вкратце и вся история, — закончил Вэллд рассказ о своих похождениях, который он не без удовольствия поведал Вернеру Бобу и Кэлвину Лоду, сидя за столиком неприметной таверны, расположенной на отшибе города Мэн.

— Да, ловко вы это провернули, Вильям, — сказал Лод, — но как же вам всё-таки удалось утащить корабль прямо из-под носа у Рэндела?

— Это оказалось довольно просто, Кэлвин! Когда для подъёма судна всё было готово и все ждали следующего утра, Вернер вместе с парой наших ребят ночью, во время отлива пробрались в бухту и вставили пробки в бочки. Потом они выбрались на берег, разожгли два костра с обеих сторон пролива, соединяющего бухту с океаном. Когда начался утренний прилив и вода стала прибывать, корабль всплыл; в бухту вошли грузовые лодки, выведенные накануне нашими людьми в океан, и ещё затемно вытащили судно в открытое море.

— Но ведь полузатопленное судно с грудой привязанных бочек на весельных лодках далеко не утащишь, — заметил Кэлвин Лод, — утром его бы наверняка увидели с берега. Почему же ни Рэндел, ни кто-нибудь из гребцов или инженеров не обнаружили всплывший корабль в океане и не подняли тревогу?

— Этот момент я тоже предусмотрел, — самодовольно улыбнулся Вэллд. — Ночью в океане нас поджидал пароход, зафрахтованный компанией Эштона Ордона. Этот силач с двумя паровыми машинами взял наше судно на буксир и мигом утащил его на юг.

— И куда же отправился наш диковинный корабль? — поинтересовался Лод.

— Эштон Ордон построил где-то на океанском побережье Великих равнин специальный док для его ремонта, — ответил Вэллд.

— Я только одного не могу понять, — сказал Вернер Боб, — откуда появились гребцы на лодках? Ведь изначально на вёслах были люди, которых нанял Рэндел в городе Мэн, а вот в ту ночь они как раз были на берегу.

— Это мои… так сказать… подопечные, — ответил Кэлвин Лод. — Я, по заданию Вильяма, купил грузовую лодку и обучил мужчин из горной долины, где я руководил религиозной общиной, этой лодкой управлять. В нужный момент они сели за весла посудин Рэндела и в лучшем виде отбуксировали наш кораблик в океан.

— Подождите, Кэлвин, — удивился Вэллд. — Вы сказали «руководил»? Значит, вы покинули этих наивных, но в общем-то милых людей, хотя и малость повёрнутых на религиозной почве?

— Да, как ни жаль было с ними расставаться. Однако нас ждут более важные дела! — ответил Лод.

— Верно, — согласился Вэллд, — теперь есть дела поважнее.

— Значит, мы возвращаемся в Великие равнины? — спросил Вернер Боб.

— Вы — да, а я — нет, — ответил Вэллд, — мне ещё надо кое-что выяснить, так что я на некоторое время задержусь в городе Мэн.

Навязчивое счастье

Мишель возвращался на правый берег реки Солва в отвратительном настроении. Уже светало, и он отчётливо видел в невысоком песчаном берегу прямоугольное отверстие траншеи, по которой они пробирались ночью. Повод для того, чтобы сорвать на ком-нибудь злость тут же нашёлся. Мишель не отличался особой смелостью и, отправляясь в одиночестве в пустыню на встречу с представителями всесильного Купеческого союза, испытывал некоторый страх, поэтому он велел Этьену поднимать тревогу, если он не вернётся с этой встречи через два часа. Сейчас, когда он подгребал на утлой лодочке к правому берегу реки, прошло уже не меньше трёх с половиной часов, а Этьен даже не подумал побеспокоиться. Пограничник, который сопровождал их во время перехода по охраняемой территории, мирно дремал, пристроившись на песке у самой воды, а Этьен, усевшись на край хода сообщения, спокойно ждал возвращения своего соратника, прихлёбывая время от времени из пузатой фляжки.

— Ты на часы смотрел?! — сходу принялся отчитывать Этьена вернувшийся в дурном настроении Стержень нации. — Уже почти четыре часа прошло, а ты сидишь и в ус не дуешь!

Впрочем, прогулка по пустыне и освежающее плавание по реке несколько охладили пыл Мишеля, он успел успокоиться, и охватившее его чувство досады после разговора с Байроном Герделем постепенно сходило на нет.

— Да всё же в порядке вроде, — легкомысленно ответил соратник, с трудом спуская своё обширное тело с дощатой стенки траншеи. — Не сердись. На вот, хлебни лучше, — Этьен протянул Мишелю фляжку. — Согрейся, а то я тут замёрз совсем, пока тебя ждал.

Алкоголь в Нулонде был под запретом, как и многое другое, но Мишель, вымотанный тяжёлой и неприятной беседой с главой Купеческого союза, не нашёл в себе сил отчитывать Этьена, прекрасно зная, что пристрастие к спиртному далеко не самый большой грех его друга детства. Безвольно взяв флягу, Стержень нации сделал несколько глотков и молча махнул рукой в сторону севера.

Этьена, естественно, распирало любопытство — всё-таки на кону стояли его личные доходы. Он бросил беспокойный взгляд на дремавшего проводника и, не в силах сдержаться, спросил:

— Ну что? Как поговорили?

— Прекрасно, — сквозь зубы ответил Мишель и шагнул в сторону хода сообщения.

— По поводу пушнины и моржового зуба договорились? — допытывался Этьен, преградив Стержню нации дорогу.

Отступившая было злость вновь накатила на Мишеля.

— Вот ты скажи мне, Этьен, это была твоя идея — брать оплату за пушнину предметами роскоши, — спросил Мишель, свирепо уставившись на соратника, — или это Жонет придумал?!

— Ну что ты кипятишься из-за ерунды? Какая разница — я или Жонет? — заплывшие жиром глазки Этьена беспокойно забегали. — Мы с ним подумали… В общем нам-то какой смысл что-то другое у торговцев заказывать?

— Да у нас в Нулонде тёплой одежды и обуви днём с огнём не сыщешь! Лекарств и тех не хватает! Вы о людях-то думаете хоть иногда?!

— Так им вечно чего-то не хватает. На всех не напасёшься!

— Какая же ты всё-таки скотина! — с чувством сказал Мишель, с трудом удержавшись от того, чтобы не ударить Этьена по жирной физиономии.

— Давай без оскорблений, — с нахальным видом сказал Этьен. — Сам знаешь — если не возобновим торговлю с Купеческим союзом, только хуже будет! — в голосе соратника послышались угрожающие нотки. — Ну что? Открываем торговлю или как?

— Открывай! Черт с тобой! — сдался Мишель, в который уже раз поддавшись унизительному чувству страха и бессилия. — Только чтобы не меньше, чем на половину выручки, приобретались товары первой необходимости! Так и передай Жонету!

— Ладно. Как скажешь, — согласился носитель Народной воли.

Стержень нации решительно отодвинул Этьена плечом и зашагал по ходу сообщения. Этьен поспешил за ним, предварительно отвесив оплеуху крепко спящему пограничнику. Проводник мигом вскочил на ноги и с выпученными спросонья глазами засеменил вслед удаляющимся властителям Нулонда.

Мишель шёл быстро, не оборачиваясь, испытывая мстительную радость от того, что грузный Этьен, задыхаясь и кряхтя, еле поспевал за ним. «Как могло получиться, что друзья детства: Этьен и Жонет с Ланой, — с которыми я делил последние куски, был неразлучен много лет и доверял им, как себе самому, превратились в таких мерзавцев? — недоумевал Стержень нации. — Мы же все вместе, в одной повозке пересекли пустыню во время Великого пути; они так же, как и я, потеряли своих родителей в ходе трагических событий тех лет».

События, о которых вспоминал Мишель, потрясли весь континент. В то время как либеральные круги интеллигенции Перикона неспешно, хотя и довольно бурно — с горячими дебатами и долгими спорами, обсуждали планы построения справедливого общества на неизведанных равнинах севера, а ставший их идейным предводителем исследователь Эмильен Вид уже потерял всяческую надежду на то, что колонизация северной части континента когда-нибудь состоится, на человечество обрушилась беда. На континенте появилась невиданная ранее смертельная зараза. Началась эпидемия где-то на границе полярных земель Саронара и потом быстро распространилась на весь юг континента. Болезнь поражала людей с такой скоростью, что никакие карантинные меры не помогали. Не прошло и года, как болезнь появилась повсюду и пожаловала в самые дальние уголки континента. Крупные города и маленькие деревушки стали практически вымирать. Особенностью новой инфекции было то, что она не щадила никого: ни стариков, ни детей, включая новорождённых младенцев, но и у тех, и у других она протекала в довольно лёгкой форме, всего лишь укладывая в кровать на несколько дней. Однако здоровых и полных сил взрослых людей, не достигших преклонного возраста, болезнь за те же несколько дней укладывала в могилу. Также выяснилось, что женщины болеют не в пример легче, чем мужчины, и в большинстве случаев всё-таки выздоравливают, а вот у молодых, крепких и здоровых мужчин шансов остаться в живых практически не было.

В то время, когда на континент обрушилась эпидемия, медицинская наука ещё толком не знала причин таких болезней и механизмов их распространения. Считалось, что инфекция передаётся по воздуху, через воду и прочими механическими путями, хотя и высказывались предположения о заражении людьми друг друга при близком контакте.

Как бы то ни было, Эмильен Вид поистине гениально воспользовался эпидемией и весьма кстати выдвинул идею спасения лучших людей Перикона на севере континента в открытых им землях, где воздух, земля и вода не отравлены инфекцией. Среди царившего в Периконе ужаса перед страшной болезнью предложение Эмильена Вида восприняли чуть ли ни как чудесный способ избавления от смертельной опасности, тем более что сама идея переселения образованной части общества Перикона на северные равнины давно обсуждалась. Теперь же, при сложившихся обстоятельствах дебаты прекратились, и началась подготовка к великому переселению.

Надо сказать, что население Перикона в целом не слишком разделяло энтузиазм «прогрессивных сил», предлагавших уйти с насиженных мест в неизвестность. Толчком к началу переселения послужило то, что на решение некоторых людей уйти на север повлияли несколько наложившихся друг на друга причин: невостребованностъ такого количества образованных людей гуманитарных профессий, отсутствие у них более или менее ценного имущества, способного удержать их на месте, и, наконец, бушевавшая на континенте эпидемия.

Итак, Великий путь начался. Очень скоро переселенцы, поначалу с энтузиазмом ввязавшиеся в авантюру, задуманную Эмильеном Видом, столкнулись с несколькими пренеприятными сюрпризами. Прежде всего оказалось, что инфекция, от которой пытались уйти переселенцы, не пожелала остаться в Периконе и отправилась вместе с ними на север, а поскольку в походе карантинных мер, естественно, никто не соблюдал, вскоре болезнь выкосила половину, если не больше, отправившихся через пустыню людей. В итоге до заветных северных равнин добрались только женщины с кучей детей возрастом от пелёнок до десяти лет и некоторое количество стариков, выдержавших тяжёлый путь через пустыню. Великий исследователь и предводитель переселенцев Эмильен Вид, хоть и был к тому времени в преклонных летах, переход через пустыню осилил и перенёс настигшую его по пути болезнь достаточно легко. Очутившись с огромным количеством женщин и детей на плодородных равнинах по правую сторону от реки Солва, он оказался в почти безвыходном положении. Всё надо было начинать с нуля: строить дома, распахивать пашни, прокладывать дороги. Конечно, люди, покинувшие Перикон, были по большей части образованные, и они взяли с собой множество необходимых инструментов и оборудования, но навыков строительства, обработки земли и ремесленного производства у них не было совсем.

Поначалу выручило то, что до будущего государства Нулонд дошли многочисленные стада животных, правда, содержать такое количество скота силами имеющихся женщин и детей было невозможно, многие животные разбежались по бескрайним равнинам и вскоре одичали на радость кормившимся охотой аборигенам.

Эмилъен Вид питал некоторую надежду на привлечение к процессу освоения новых территорий обитающих здесь племён коренных жителей. Однако не слишком многочисленный народ, ведущий первобытный образ жизни и занимавшийся охотой и собирательством, приобщаться к цивилизации не пожелал. Агрессии к пришельцам они не проявляли, но менять образ жизни не хотели ни в какую. Постоянных жилищ аборигены не строили, сельским хозяйством (даже примитивным) не занимались, так что земли, активно занимаемые чужаками, с их точки зрения, ценности не представляли (вокруг ведь сколько угодно такой же земли). Охотники и собиратели уходили от переселенцев всё дальше и дальше на север. Позже, когда население Нулонда увеличилось и заняло почти все плодородные равнины в северной половине континента, коренной народ, к тому времени сильно сократившийся, стал ютиться в непроходимых лесах на границах с полярными областями континента и со временем грозил совсем исчезнуть.

Впрочем, своеобразную лепту в дело становления вновь образованного государства Нулонд коренные обитатели этих земель всё же внесли. Через некоторое время после окончания Великого пути сильно поредевшее и потерявшее почти всех мужчин, умерших от новой болезни по дороге через пустыню, население Нулонда вдруг стало стремительно пополняться, а родившееся на вновь обретённой родине поколение носило заметные черты, присущие аборигенам: смуглую кожу, вытянутые лица, раскосые глаза и жёсткие кучерявые волосы, чёрные как смоль.

Обустраиваясь на новом месте, бывшие жители Перикона вынуждены были осваивать совершенно незнакомые им профессии. Когда переселенцы отправлялись в путь на север, многие адвокаты, учителя, врачи, торговцы, прекрасно понимая, что их профессиональные навыки на вновь обретённой родине вряд ли скоро понадобятся, поспешно осваивали другие науки: геологию, металлургию, металлообработку, химию и сельское хозяйство. Новые знания у несколько наивных строителей справедливого общества были в основном теоретическими, но с собой они взяли горы специальной литературы и горели желанием строить не только прогрессивное, но и технически развитое государство. Реальность оказалась иной. Все усилия уцелевших в походе женщин сводились к одному: вырастить хоть что-нибудь, чтобы прокормиться и любым способом дожить до следующего урожая.

Конец ознакомительного фрагмента.