В боги взяты. фэнтези

Владимир Макарченко

В короткой фантастической повести «Я остаюсь» автор излагает свою версию появления на нашей планете первого человека. В повести «В боги взяты» два брата, Усил и Коляда, решаются бросить вызов нечисти, что населяет русские земли, а главное – отомстить за смерть родичей своих, коих погубил Черный Ворон. Но чтобы совладать с темной силой, надобно обладать умениями и особым оружием. Посему братья отправляются на поиски топора самого Бога Хорса.

В боги взяты

Гл. 1

Древняя старуха оторвала свое тощее тело от застеленной тряпьем лежанки, оперлась двумя руками о сучковатую палку, чтобы грозившее переломиться в пояснице тело смогло сохранить себя.

— Слышу! Не глуха ишо! — Прокричала она в ответ на настойчивые стуки в такую же дряхлую, как и она сама, дверь, отделявшую ее конуру от внешнего мира. Вырвавшийся из ее уст шепеляво-свистящий голос очень неприятно лег на слух человеку стучавшему в дверь.

— Чего шипишь, как гадина ползучая?! Отворяй! Беды не сделаю, а за ночлег отплачу добром! — Завозмущался ночной визитер. — Чай в нужную избу стучу! Ты бабка Оскариха?!

— Кому изба нужная, а кому бы и мимо тропку проложить! Разно глядеть можно! Открываю ужо…

Едва старуха скинула с двери запор, как она распахнулась, чуть не сбив хозяйку с ног.

— Чего пред дряхлой бабкой силу кажешь. — Заворчала старуха, сумев с несвойственной ее положению ловкостью избежать удара двери. — Ты на площади разгуляйся. Завтрево в самый раз наш голова поединки устраивает для всякого охотника. А первому поединщику топор достанется. Токмо не всяк мощей сыщет, чтобы топором тем махать. Хлипковат ты больно, как мне глянется. Токмо со старухами поединки и вести. Старуху и дверцей зашибить, без напрягу, можно.

— Как это ты, старая, враз все оглядела? Вроде, окромя месяца никто тебе и подствету не ладил.

— Не слепа еще, чтобы глянуть, какой хлюпик в гости наведался. Небось, тоже в поединщики целишь? Надобно заранее снадобий сготовить, чтобы твои поломанные ребра как-то сладить. — Старуха неприятно рассмеялась в лицо гостю своим отвратительным голосом. — Ладно уж. Хватит голову мне морочить. Пущай твой напарник тож заходит, коли в дверь пролезет. Пущай только хатенку мою не разнесет, бугай перекормленный.

— То — брательник мой меньшой. Усилом (1) кличут. Два раз по семь зим перезимовал, а меня и ростом и статью вона как обогнал. Хотя с одного котелка щи хлебали. Умолил меня на поединки сводить. Как слух до нас дошел, покою не стало вовсе. Почитай, два десятка ден топаем. В пути мужичка встренули. Такой же, как и ты, ветхий. Он и сказывал, чтобы в твоей избе на ночлег стали…

— Знаю, о ком речь. Сами того не ведая, весточку дорогую мне принесли… Жив еще, женишок мой бывший. Сам-то заглянет? Не сказывал?

— Велел лишь сказать, что топор, им кованый, кому ни походя в руки лечь не должон. А все иное тебе самой известно.

— Старый хрыч! Знамо дело, не оставлю без пригляду. К сватовству подарок отцу моему ковал… Только все по иному легло… — За разговором гости не заметили, как запылал огонек в покосившейся печурке и лучина озарила избушку скудным светом. Вроде и не отлучалась от них старуха, а как умудрилась огонь развести — не понять. — Сейчас похарчуем. Потом спать ложитесь. А утречком я Усилу твоему кое-какие наказы дам. Чай снадобятся. Соломки со двора принесите. Мягше спать будет.

*****

Не успело солнышко явить свои первые лучи из-за поросшего лесом холма, как старуха разбудила братьев.

— Коли утренней росицей лица не умыть, то день радости не принесет! Ужель про то мамка вам не сказывала? Идите-ка по росе погуляйте, да рожи свои заспанные ей же омойте. Тогда с Усилом беседу вести буду.

Притворив дверь перед носом воротившегося старшого, старуха пустила в избушку только Усила.

— Слухай в оба уха. Не простым делом заняться решил. Топор, которым овладеть захотел, не простой кусок железа. Кован он самим Хорсом (2), которого в виде старца, по миру бредущего, встренули вы с братцем в прошлый день. Кован для защиты народа от злыдней разных, какие на нашу землицу глаз свой завистный косят. Хотел отцу моему передать, как дар за дочь, с коей свадьбу сыграть готовили, Токмо, не довелось… Злой Повелитель Нави (3) расстроил помыслы наши. Отомстил за отказ ему от отца. Когда Хорс родителем свои в другие края послан был, он упрятал подарок его с глаз людских на полный век, а меня зараз такой сделал, как видите ныне. Едино, чего лишить до конца не смог, так это наших встреч с любимым, кажный год в одни и те же дни…

— Докумекал я, старая, с кем беседу веду! — Внезапно прервал старуху Усил. — Ты же — Купава?! Невеста могучего Хорса!

— Догадлив больно. — Усмехнулась старуха. — Она и есть!

— Прости за поступки наши с братом! — Усил рухнул передней на колени.

— Простила уж. Кабы нет, так и говорить не о чем было бы. Трудный у тебя день будет, сынок. Сто лет ныне минуло, как на топор заклятье положено было. Доступен он стал руке человечьей. Важно только, рука бы нужная подвернулась. Оттого, выходит, жених мой вечный, путь вам сюда указал, да и на меня сослался. В поединке сразу не натужайся. Те, которые первыми по жребию, не очень силенкой балованы. Их попроще одолеть. Твой час настанет, когда предстанет пред тобой силач, что свое лицо под черной тряпицей прятать будет. Он свои победы проведет, ты свои. Тут и меж собой столкнетесь… Одно помни, для чего и время на тебя трачу, к земле-матушке его не клони. На земле его не сомнешь… Для победы прислан, чтобы вновь топор от народа упрятать. Старайся его замять без касания земли, пока не обессилит. Потом брось под ноги старшине. Топор-то твоим ужо будет. Он сам о пощаде молить будет запрежде. А теперь испей вот водицы из того родника, где мы с Хорсом встречи проводим свои редкие. Поможет тебе водица эта свежим силой и духом быть в поединстве.

Гл. 2

Целый век — великий срок — передавал народ из уст в уста историю топора Хорсом кованного. Целый век придумывал народ сказы разные о диковинной силе этой железной штуковине. Коли самим богом ковался, то и силу от него должен был получить необычную. Кто-то надумал, что топором тем от одного взмаха можно дуб пополам пересечь. Другой наградил его способностью десяток голов вражин разных зараз с плеч снести. Третий… Да что там! Хотя и не видел никто топора того, а легенд породили в достатке. Каждый наделил его тем, чего более всего сам желал бы иметь.

Сегодня драгоценный дар Хорса явиться должен был глазам людским, Срок подошел. Оттого-то и кинул клич голова во все стороны для сбора желающих овладеть оружием этим могучим, как и должно было поступить согласно зароку на топор наложенного Повелителем Нави, упрятавшим топор от глаз людских на целый век. Объявиться топор должен был на том самом месте, где и исчез с глаз. Местом тем и была площадь городища, в центре особым валуном, Хорсом поставленным, помеченная. Ровно в полдень увидят горожане и те, кто явился силой помериться, чтобы назваться хозяином топора, каков он.

Чтобы народу удобнее было зреть, как поединщики будут ломать друг другу ребра, сколотили помост-площадку высотой уровня глаз самого низкого из мужиков. Никто не должон упустить время зреть на поединство мужей, силой и отвагой известных в краях разных.

Не только поединщики прибыли из краев других. Вместе с ними торгаши пристроились. Удобно ведь, и защита рядом, и товарец на большом скоплении народа быстрее сбыть можно, и на поединство глянуть не грех. Мужики ведь. Кто же пустит в дальнюю дорогу одного своего героя. Вокруг него всегда желающих дружбу водить куча. Они тоже с ним в путь отправились, чтобы хвалиться потом перед родственниками и земляками, как налаживали боевой дух уставшего в пути богатыря, как поддерживали его боевой задор криками своими из толпы. Кто-то с собой и юнцов прихватил. Им скоро в мужики выходить, пущай поглядят, каковы они — богатыри настоящие в деле. Пущай захочется им такими стать. Может, и прославят родителя своего, да и жизнь иную наладить помогут. Богатырям завсегда при правителях почет. Им и еда повкуснее, и жилье покраше. А уж об одеяниях да наградах и разговору нет.

Кто-то пешим ходом в городище явился. Коли путь не далек, почему не размяться на свежем воздухе. Многие же конно прибыли. Кто верхами, кто на повозках. Пришлось на околице коновязи сооружать, чтобы не разгулялась скотина по полям да не изувечила посевы.

К полудню не только площадь, но и все деревья и крыши изб, что по ее кругу стоят, народом забиты были. Те, кто в поединках участие примет, у головы в избе от народа скрыты до поры. Нечего зря глазеть ранее положенного часа. Всяко бывает. Народ чужой пришел. Может, кто и порчу напустить наладит. Береженного, того и боги берегут.

Шумит народ полудня дожидаючись. Кто-то об заклад бъет за своего избранника; кто-то спорит о том, явится ли им топор, и каким он будет; кто-то товар, из дальних краев прихваченный, во всю глотку нахваливает потому, как нет такого нигде боле. Детвора, деревья словно воробьи облепившая, о своем щебечет, глотки надрывая, иных перекричать стараясь.

Такого шуму городище не слыхало ни в какие времена.

Видать, и богам интерес явлен, отчего это людишки там криком надрываются, покою не дают, их поминая в спорах своих. Затихла природа, замерла. Даже лист на деревьях не шелохнется. А солнце к зениту таким ярким катит, словно должно подсветить небожителям зрелище их заинтересовавшее.

В лучах солнечных, словно в золотой реке, плещется изваяние Хорса, сотворенное когда-то ушедшими в иной мир умельцами из могучего дуба и установленное на самом высоком месте, где капище его и где несет ему верную службу с незапамятных времен ведун Осок. Ведун стоит сейчас подле валуна в ожидании возврата деяния рук Хорсовых. Белое одеяние его и белые же волосы на фоне черного камня как бы разделяют собой границу между черным злом, сотворенным век назад, и светлой надеждой, которая в этот момент легла на сердце каждого, явившегося на площадь.

Привыкший ко всяким оборотам и твердо уверенный, что все произойдет так, как было наречено, Осок ощущал некоторое, ранее не ведомое ему волнение. Недолог срок и уж скоро тень, бросаемая валуном на площадь, исчезнет совсем. Наступит полдень. И тогда… Хотя и ведет Осок частые беседы с божеством, которому служит, то никак не идет в сравнение с тем, что придется явно ощутить его собственно ручное творение. Беседы то идут не наяву. Мысленно вопросы задает. Мысленно ответы получает. А тут… Ему предстоит принять топор с валуна, он вместе с головой будет вручать его наиболее достойному. Знает, что выбор Хорсом сделан. Только не ведомо, как отнесется к происходящему Повелитель Нави. Не устроит ли и ныне каверзы какой поперек зарока. Остальные боги не должны допустить такого.

Не должны! А коли увлекутся чем иным и не узрят в нужный момент чего?

А тень все короче и короче. Совсем маленькая полосочка. Воздел Осок правую руку с посохом над головой. Затих народ на площади в раз. Словно кто отрезал все звуки. Казалось Осоку, что всем слышно, как бьется взволнованно в груди его сердце. Нельзя чтоб слышали! Ведун права не имеет на сомнение и волнение. Народ должен верить в силу и прозорливость его. На тон он и ведун.

Гл. 3

Как только пропала последняя полоска тени у валуна, как на верхней площадке его засверкал отраженными солнечными лучами заветный топор. Ахнул народ и вновь тишина нависла над площадью. Замерли все в ожидании того, что теперь происходить будет.

А Осок, переложив посох в левую руку, правой потянулся к топору. Ухватился за кованное железными кольцами топорище и легко, без напрягу всякого, поднял топор, который видом своим показывал, что не для руки седовласого старца кован был.

— Свершилось! — Прокричал в толпу Осок. — Явилось чудо Хорсово! Знать, быть поединству назначенному! Знать, обретет топор этот по воле Хорса хозяина нового, с которым и будут вершить дела им надуманные! Слава Хорсу! Слава сыну великого Рода!

С этими словами подошел Осок к голове.

— Возьми топор, голова. Верши волю богов! — Осок протянул топор, за который тут же ухватился голова. Только не получилось у него удержать топор в одной руке, как сделал то Осок. Чуть не выронил и тут же второй рукой ухватился за топорище. Тогда только и смог на уровне пояса удержать.

— Помогите ктой-то! — Рявкнул голова на стоявших неподалеку сыновей своих.

Оба сына бросились на помощь отцу и ухватились за топор с двух сторон. После того они втроем уложили топор на высокий чурбан, установленный напротив площадки для поединков. Чтобы виден был каждому поединщику, чтобы каждый знал, за что на поединок отважился.

— Начнем, однако! — Под одобрительный гул толпы объявил голова. И, повернувшись к старшему сыну, поручил. — Зови поединщиков. Пущай при всем народе жребий тянут кому с кем силу являть.

Выступили на свободное место перед площадкой двадцать три поединщика.

— Чего-то одного не хватает для пары! Так-то не по обычаям! Еще один нужон! — Объявил в толпу голова. — Может из нашенских, кто насмелится?!

— Коль надобен еще один поединщик, позволь, голова, братцу моему меньшому в этом деле поучаствовать. Должон же он когда-то мужицким делом заняться. Хватит в недорослях числиться. — Из толпы протиснулись на площадку двое. Один худощав, златокудр, тонок в стане. Другой же прямая ему противоположность: на две головы выше братца своего старшого, на целый локоть в плечах шире. Только цветом волос на голове и схожи. — Усилом наречен от рождения.

— Больно молод. — Усомнился голова. — Сдюжит ли такое дело? Сломают твово брательника на раз. Вишь, какая сила ноне сюда явилась?

— Ничего. Сдюжит, пожалуй. Пущай жребий тянет.

— Сами на то пошли! — Предупредил голова, указывая рукой, что Усил может занять место среди поединщиков. — А теперь к делу! В мешочке, что сын мой вынес, лежит две дюжины камешков. Шесть из них белые. Вот, глядите. — И голова высыпал на подставленные сыном ладони содержимое мешочка. — Все так? Тогда и приступим. Всяк из вас должон по камешку из мешочка выловить. Кому белые достанутся, тот ныне биться за топор будет. Кому черные камешки выпадут, тот завтра жребий потянет. И так четыре дня будет. Каждый день победитель единый объявлен будет. На пятый день победители схватятся. Тогда и порешим, кому топором владеть. Так-то!

В первый день поединков участие в них по воле жребиев не приняли ни Усил, ни богатырь в черной маске. Во второй день такое же выпало. Народу на площади поуменьшилось. Те, кто побежденными оказались, отбыли в родную сторонку. Чего глядеть на то, как другие радость победы празднуют с друзьями своими?

На третий день выпало Усилу тело свое поразмять. Долгим день показался, пока над противниками победы ладил. Всех одолел. Потому победителем объявлен народу был. Удивленный люд ревел от восхищения, когда никому не ведомый парень невесть откуда взявшийся валил противников своих. Сколько силы всяк отдавал каждому поединку! А у Усила на лице всегда улыбка, словно для баловства на помост взошел.

— Славный богатырь миру явился! Толковый мужик вырос! Этот еще не раз прославится! — Неслось из толпы в ответ на его победы.

На четвертый день победителем стал могучий боец в черной маске. Пришел он к победе, пожалуй, полегче, чем Усил к ней шел. Толпа тоже восхищалась богатырем и пророчила ему победу в последний день.

*****

— Перед последними поединками надо бы к Купаве заглянуть. — Предложил Усату его брат, переговаривая с ним через щель в частоколе ограды двора жилища головы.

— Что ты, Коляда? Не дозволено поединщикам со двора сходить до последней схватки. — Остерег его Усил. — Иначе отправят туда, откуда пришли.

— Хорошо. Я сам к ней наведаюсь. Мало ли чего присоветует.

Бородатый мужик удивленно вздернул брови, когда Коляда спросил у него, где избушка бабки Оскарихи.

— Вроде тут была. Ночевали в ней даже! — Убеждал мужика Коляда.

— Ты, паря, не с дуба ли упал? Отродясь, сколь свет белый вижу, никакой избушки и никакой Оскарихи тут не знавал и не видывал. Чего прилип-то. Хочешь старшому мужу голову морочить?! Я те щас бока помну, коли родитель в свое время не успел тебя уму разуму поучить!

Гл. 4

Обманула ночь тишиной и своей яркой звездностью, обещая добрую прохладу и покой крепкого сна уставшим от дневных забот людям. До полуночи только и лежала тишина. А потом под звездным небом полыхнуло заревом пламя огромного костра. То горели немудреные постройки поселенцев. Горело все, что могло гореть. А в свете разбушевавшегося пламени метались меж горящими постройками черные тени конных и пеших людей, блестели лезвия мечей, ножей и топоров. В ответ на их суету летели в ночь стоны тех, кто крепко держался за жизнь и не сразу расставался с ней после ударов смертоносного оружия. Раздавались крики детей, которых безжалостные руки ночных налетчиков швыряли в огонь, чтобы не осталось на месте их страшного пиршества ни одного, даже самого малого, свидетеля этой кровавой, обожженной пожарищами, ночи.

Изо всех поселенцев только двое убереглись от этого ночного набега. Им дано было богами сохранить в памяти события этой ночи. Два мальчугана, невесть откуда набредших на поселение несколько лет назад, взирали на страшную картину из глубокой норы, которую отрыли для игр своих мальчишеских и в которой не были обнаружены ночными налетчиками.

— Всех ли порешили?! — Вопросил у столпившихся вокруг него налетчиков, восседавший верхом на коне и закованный в дорогие доспехи, их предводитель.

— Всех! Никого не оставили — Заверили голоса налетчиков.

— Вот и славно! — Похвалил предводитель. — Свершилось то, что обещано было им, когда сброд этот решил в отдельности от соплеменников жизнь свою налаживать. Ушли в земли чужие, отказавшись от податей владыке своему! И пожить то долго не успели на землях чужих, как сыскал я их и наказал достойно! Уроком иным будут угли на месте их поселения. А вы слухи пускайте, что в краях этих народец больно зол и к расправам легок. Добра здесь искать нечего. Расправа неминуемо чужаков ждет. Не в первый год, так во второй, или в пятый, как этих своевольников. А вы, коли успели прихватить что из их добра, готовьтесь выступать. В обрат двинем пока день ясный не принес сюда каких гостей случайных. Не должно нам чужим глазам являться. О делах наших тут забыть на веки. У кого язык не сдержится, того ждет то же самое, что и ждало народца, нами здесь побитого. Помните!

В это время взметнувшееся пламя осветило лик предводителя.

— Он! — Прошептал мальчуган, что постарше, на ухо второму. — Это он наших батьку с мамкой жизни лишил. Помни все, Усил!

Лишь, когда солнце взбежало в небеса из-за стоявшего темной стеной густого леса вдалеке, решились мальцы пойти в поселение. Встретило оно их непривычным запахом удушливой гари и гробовой тишиной вместо привычного по утрам мычания коров и блеяния баранов, угнанных ночными налетчиками в качестве добычи своей военной. Кое-где, где огонь не добрал должной силы, на углях виднелись скрюченные, обуглившиеся останки, в которых невозможно было угадать погибшего. Сколько ни кликали в надежде услышать ответные голоса, ни до кого и не докричались. Никто, по всему судя, не избежал кровавой расправы. Одни они остались. Без крыши над головой. Без пищи. Только и было у них, что пара сухарей, котрые выпросили накануне у доброй тетки Исты.

Мужиковатая на вид от тяжки трудов, что легли на ее плечи, была Иста, по характеру своему, добрейшей из всех женщин их поселения. Не послали ей боги радости выносить собственных детей во чреве своем. По той причине и была отторгнута мужем и изгнана из жилища его. Так велел обычай. На такое решение дал добро и старшина поселенческий. Появление в ее жизни двух мальцов оценила она как явление божьей благодати. В маленьком ее шалаше-избушке нашли мальчуганы материнское тепло и добрую заботу. А Иста, назвав их своими детьми, гордо ходила теперь мимо жилища своего бывшего мужа и нисколько не завидовала, что в жилище том растут трое младенцев-погодков. И что из того, что изгнана она за бесплодность? Вона, гляди! Боги дали двух детишек сразу в добрые руки ее.

Нету теперь доброй тетки Исты, которую младшой брат уже изредка мамой окликал. Никого нету! Одни…

— Здеся нам высиживать нечего. Пойдем искать, где добрые люди есть. — Сказал старшой, беря брата за руку.

— Пошли. — Согласился тот. — Ты ведь старшой, Коляда. Тебе и решать дела все.

— Тетка Иста сказывала, что в половине дня пути живет у леса мужик какой-то. Лесными делами промышляет. Говорила, что добр очень и ей по нраву. Хотела в отцы нам позвать. К нему пойдем. Чай, не оставит в беде. Больше и идти некуда…

Гл. 5

Жилище того, кого избрали мальцы своим защитником, поставлено было на большой поляне. Сразу за первой полосой молодой поросли рвущихся в небо стройных сосен. Срублена оно было так, что сразу и не поймешь: толи то шалаш большой, толи изба маленькая. Основание лежало на толстых чурбаках, чтобы весеннее таяние снегов богатых никак не вредило жилищу. Внутри представляла собой одну комнату, по бокам которой, у стен, стояли широкие скамьи покрытые шкурами барсучьими. Меж ними у третьей стены — стол, заваленный всякой всячиной. Ближе к выходу на полу выложено широкое и глубокое глиняное блюдо. На блюде, почерневшем от долгого пользования, тлеют покрытые пеплом угли. Недалеко в углу уложены щепа и обломки валежника для поддержания огня. В обмазанной глиной плоской крыше, заваленной поверху широкими сосновыми лапами, отверстие для выхода дыма, заткнутое пучком сухой травы. Над блюдом с углями, на железном пруте, уложенном на две рогатины, крюком подцеплен котелок. В котелке том хозяин жилища и готовил себе немудреную пищу, приправляя мясо добытых в лесу птиц и зверьков сочными лесными травами и грибами.

— Тута, на этой скамье постеля ваша. Она поширше будет. Уместитесь пока. А посля придумаем вам новые лежанки. — Сыпал словами бородатый Стан, наполненный душевной радостью так счастливо закончившегося одиночества. — Научу вас всему, чего самому боги знать дозволили. Одно помните: с миром лесным дружить надобно. И со зверем, и с птицей. И древом всяким. Всем им боги свою жизнь дали. Не зазря ведь? Поди, надобно так? Про то всегда думайте. Знать не зазря боги все это миру дали!

Спустя короткое время определил Стан, что разные интересы у братьев. Старшой, тот более учения его о травах и иных растениях, о населения лесного ухватывал да все старался поболее узнать. Младший же все более охотой интересовался. К иным делам пристрастие имел: то валежника натаскать, то яму-ловушку помочь копать, то просто со Станом борьбу затеять, чтобы силенку свою детскую показать. Чувствовал Стан, что в мальчугане том крепкая сила закладывается. Порой так захватит, что и расцепиться не просто. Потому и решил приемный их родитель каждому свое подробнее разъяснять. Так и зажили дружной семейкой.

Время спустя, когда братья подросли, пристроили для них новый угол. Чего в тесноте томиться?

А тут и весть случайный гость принес, что готовится в Сухоборье большое событие. Поединки проведут за право обладать топором, самим Хорсом выкованным. И явиться миру должен тот топор в строго назначенный день, в полуденный час. Понимать надо, коли самим богом вещь создана, то имеет она силу особую. В поединках участие принимать дозволено всякому, кто посчитает, что сможет осилить мужей в таких делах силой и ловкостью прославленных.

Конец ознакомительного фрагмента.