Кто ты?

Владимир Леонидович Шорохов, 2021

Настя никогда не училась рисовать, но именно это ей удавалось лучше всего. Выставки, музеи, аукционы. Чтобы творить, ей нужна малость – кого-то любить, иначе картины становились смертельно опасными. Гибель мамы чуть было не уничтожила девушку, и только благодаря старшей сестре удалось вернуться к нормальной жизни. Ее сны стали реальностью, в них она познакомилась с Маргаритой, а после, когда приехала на море, встретила девушку из снов. Но у Насти была тайна, о которой знала ее сестра, а после и подруга. Но было ли все это? И что в действительности произошло? Кто такая Настя, Маргарита и Вера, а может Виктор или Алексей? «Кто это?» – задал себе вопрос мужчина, хотя прекрасно знал ответ.

2. Что-то случилось?

Прошло несколько лет.

Вера призналась себе, что, закончив Тюменской колледж искусств, стала заурядным художником, а вот ее сестра расцвела. Когда Настя влюбилась и впервые взяла кисточку в руки, превратилась в гения. Она могла рисовать днями и ночами, а порой наоборот не подходила к полотну неделями, а затем все с самого начала. Сперва Вера злилась на сестру, смотрела, как она могла, сделав несколько мазков, оживить картину. «Они живые, в них энергия», — говорила про себя, ощущая ладонью тепло, что шло от холста.

— Тебе не холодно? — рано проснувшись и плотно закрыв за собой дверь, спросила Вера.

— Нет, даже жарко.

Сестра передернула плечами, было еще рано, и солнце только показалось из-за девятиэтажки, что стояла на другом конце парка. По тому, как одета Настя, можно судить о ее душевном состоянии. Вот и сейчас, даже не умывшись, сбросив одежду, сидела перед холстом и мычала себе под нос, старательно выводила уши кролика. Вера взяла плед и накинула его на голые плечи сестры.

— Так лучше?

— Спасибо, я скоро закончу, еще немного, и все будет готово.

— Порой мне кажется, твои картины живут своей жизнью, вот и кролик посидит и убежит.

— Хи… — хихикнула Настя, повернула голову и вытянула губки для поцелуя.

Когда девушка рисовала, в комнату могла войти только ее сестра, Алексей тоже хотел бы посмотреть, но Вера категорически запрещала открывать дверь. Настя не могла рисовать одетой, сбрасывала одежду, садилась на старенький стульчик, брала тряпочку, вытирала кисти и, даже не успев подумать о сюжете, сразу начинала рисовать. Вера могла часами наблюдать за своей сестрой, порой и она пробовала так же рисовать, но уже через полчаса начинала дрожать от холода, и тогда мысли только и крутились вокруг теплого пледа.

— Заканчивай, я сейчас приготовлю завтрак.

— Бегу-бегу, еще немного и… — весело ответила Настя.

— Может без «и»?

— Вот-вот, чуток и…

Вера поцеловала сестру в обнаженное плечо, а та даже не заметила прикосновения, открыла белую краску. Последний штрих, он всегда был ярким, порой нелепым и, как казалось Вере, безвкусным и портящим картину, но именно последний мазок и заставлял холст светиться.

— Я готова.

— Ты моя прелесть.

Теперь Вера уже не строила перед собой радужных планов стать великой художницей, ей была Настя, а она только агент, что договаривается с музеями и выставочными залами.

— Что там слышно про вирус?

— Опять из Китая, похоже, они это делают специально.

— Вирус?

— Ну да, то птичий, то свиной, то Эбола, а теперь коронавирус.

— Эбола из Африки, — поправила Настя.

— Все равно. Китай сам это делает или их травят, не знаю точно.

Настя редко включала телевизор, но и ей стало интересно. Как говорят дикторы, все началось с городка Ухань, в провинции Хубэй, что в центральном Китае. Еще в декабре 2019 были обнаружены первые заболевшие, а уже в январе 2020 Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила эту вспышку чрезвычайной ситуацией, а с 11 марта — пандемией. Вот тогда и началась суматоха, дикторы только об этом и говорили, словно ничего другого в мире не происходило.

— Быстро умываться. Стой! — крикнула Вера, видя, что сестра пошла к двери. — Оденься. Прошу, не забывай, в доме чужой мужчина.

— Он же твой муж.

— Мой, но не твой. Одевайся.

— Как скажешь.

— И как ты не мерзнешь, я бы уже околела.

Вера не понимала сестру, но знала наверняка, Настя не могла по-другому рисовать. Ей нужны были два фактора: первое — любить (подойдет и влюбленность), второе — чтобы ей никто не мешал, и тогда она, раздевшись догола, могла погрузиться в транс. Вера часто наблюдала за тем, как сестра рисует, никакого эскиза, могла с полчаса не шевелясь смотреть на холст, а после, даже не посмотрев, какую берет краску, сразу рисовать. Но картины всегда получались волшебными, они обладали особой энергией, и Вера это уже точно знала. Для проверки своей идеи она на время дала маленькое полотно с ежиком Полине Рябухиной. Она жаловалась, что зрение ухудшилось, глаза стали болеть и появилась пульсация в висках. Картина провисела над рабочим столом всего с месяц, сперва перестали болеть глаза, а после Полина даже не заметила, но зрение восстановилось. Тогда Вера посчитала это случайностью и, взяв другую картину, где Настя изобразила стрижа, что сидел на песчаном обрыве, дала ее Келасовой Марине. Та после развода долго пила успокоительные, даже с неделю лежала в больнице, а затем наступило безразличие, или, как говорят, пришла депрессия. И в этот раз картина помогла, уже через неделю Марина прибежала к Вере и потянула ее в кафе.

Конечно же в душе Вера обижалась, но в первую очередь на себя, что не может рисовать как сестра, но согласилась и не стала соревноваться и доказывать кто лучше. Настя так и не поступила в художественную академию, а ведь предлагали и даже без вступительных экзаменов. Она с головой ушла в свое творчество, а Вера, как старшая сестра, взяла над ней шефство и, сделав первую выставку в Краеведческом музее, что на Орджоникидзе, уже через неделю продала все картины.

— Их все купили? — не поверила Настя.

— Все-все, и даже просили принести еще. Ты не против?

— Неси, вот эту, эту и эту. А, все забирай, — махнула рукой Настя.

Вера знала, как сестра относилась к своим работам, все стены были увешаны ими, но ей было приятно знать, что теперь полотна будут радовать других.

— Ромашку оставь! Она моя любимая.

А потом пошли выставки, сперва в Москве: ART House, Green wood, Offenbach, потом Питер: Beriozka, Neuhaus, Аграмант. Поступили первые предложения, и вот Варшава, Дрезден, Будапешт, Эссен, Брюссель. Настя категорически не хотела никуда ехать, ее это напрягало. После первой поездки вернулась и долго не могла начать рисовать, подходила к полотну, смотрела, но кисточек не касалась.

— Тебе не жарко? — осторожно спросила Вера.

— Что? А, нет. Все нормально, не жарко, — задумчиво ответила Настя и даже не расстегнула пуговицу на платье.

Настроение появилось только спустя неделю, после этого Вера уже опасалась трогать сестру и приглашать на презентацию ее же выставки. На новых картинах краски стали блеклыми, словно они выцвели, уже не было той теплоты, что раньше шла от картин. «Что-то случилось?» — думала Вера, присматриваясь к сестре, а та, как и обычно, не отрываясь от холста, продолжала рисовать. Любовь, да, именно любовь, она давала Насте не просто вдохновение, а наполняла жизненной энергией ее картины.

— Постой, — тихо произнесла Вера над ухом сестры и подула на волосы.

— Хи…

— Я тебя обожаю.

Настя повернула голову, грустные глаза, постаралась улыбнуться, но получилось коряво, неумело. Вера потянулась и поцеловала сестру. Первый поцелуй был давно, Настя еще училась в школе, уже рисовала, но вдруг все бросила. Ей хотелось успокоить сестренку, сказать, что любовь обязательно вернется, но, увидев ее глаза, не выдержала и поцеловала.

— А еще, — попросила Настя, и Вера продолжила.

Она подставила свое лицо, губы задрожали, пробовала улыбнуться, но не получалось. Вера отвела ее в ванную, как в детстве вымыла, причесала, приготовила чаю и, уложив в постель, продолжила ласкать тело сестры. Вера уснула, а проснувшись, увидела, что Настя сидела к ней спиной, одежда лежала на полу, а кисточка уже заканчивала новый шедевр.

Игра сестер не осталась незамеченной, и Алексей приревновал жену к Насте.

— Ты чего с ней сделала? — проснувшись утром, он заметил, что в зале все еще горел свет. — Она работает.

— Пусть, я сейчас приготовлю ей завтрак.

— А мне? — возмутился Алексей и хотел обнять жену, но она выскользнула. — Так нечестно.

— Не маленький, и тебе тоже приготовлю. Что хочешь?

— Тебя.

— Не глупи, вечером получишь свою долю.

— А ей значит сейчас?

— Что значит сейчас? — с подозрением спросила Вера и, набросив на плечи халат, вышла из комнаты.

Он ревновал свою жену к Насте, знал, что она ей уделяет больше внимания, чем ему. Несколько раз поднимал вопрос, что стоит съехать, но Вера была против.

— Но мы же ей не няньки! — возмущался он. — Ты будешь за ней все время прибирать, стирать и готовить есть? Ты ей что, мама?

— Она моя сестра, и я ее люблю.

— Люблю! — возмущался Алексей и зло шел на кухню.

— Люблю, — кричала ему вслед, — но как сестру, и прекрати так себя вести. Ее картины уникальны, у нас выставки на год вперед прописаны, их покупают и заказывают.

— А ты, значит, у нее теперь на побегушках.

— Я ее агент, и прекрати так говорить. Благодаря Насте мы сделали ремонт, и кстати, ты машину купил на деньги с ее картин. Не понимаю, что так злишься.

Вера улетела в Москву на переговоры с Gerisch Skupturenpark, а вернувшись, заметила, что Настя закрылась в своей комнате и никого не хотела пускать.

— Что случилось? — поинтересовалась у мужа, что сидел перед монитором компьютера и что-то печатал.

— Все как обычно, приготовил ей завтрак, даже не притронулась. Сидит работает, не знаю, спала или нет. Как командировка? Все сделала, что планировала?

— Да, — ответила Вера и, подойдя к комнате сестры, постучалась.

— Отстань! — донесся раздраженный голос.

— Можно войду?

— Нет! Что тебе от меня нужно? Уходи! Убирайся!

Иногда Настя могла сорваться, и тогда она кричала, швырялась книгами, ругалась, а после, забившись в угол комнаты, долго плакала. В этот период девушка боялась своих картин, снимала их со стен, отворачивала от себя и могла днями не прикасаться к кисточкам. Вера ее гладила, целовала, успокаивала, а та только визжала, словно истеричная баба и, отталкивая от себя сестру, бегала по комнате.

Но это было крайне редко, и только когда Настя переставала любить. Для нее это состояние было важным, как воздух, солнце, еда.

— Убирайся! — донесся крик из-за двери.

Лишь только на следующий день, когда Алексей ушел на работу, Настя разрешила сестре войти в комнату. Вера посмотрела на полотно, цапля вытянула шею, складывалось ощущение, что птица вот-вот замашет крыльями. Но краски были тусклыми, вроде как обычно, но она сразу почувствовала в картине холод.

— Милая…

— Не говори так, не хочу.

Вера сбросила с себя одежду и без приглашения легла на диван, и тут же под теплое одеяло, словно на улице холодно.

— Тебе не жарко?

— Нет, — обижено ответила девушка и отвернулась к стене.

Больше Вера не стала задавать вопросов, это было бесполезно, знала только одно: что-то произошло, но сейчас сестра ей не ответит. Рука дотронулась до плеча Насти, она вздрогнула, сжалась, будто ожидала удара. Вера потянулась и, целуя хрупкое тело сестры, постаралась ее успокоить. «Я с тобой. Не бойся меня. Все хорошо. Я никуда не уйду», — она мысленно разговаривала с сестрой и в то же время поглаживала ее тело.

Минут через десять Настя повернулась к ней, закрыла глаза и, подставляя лицо под очередной поцелуй, заплакала.

— Что-то случилось? — девушка молча закивала. — Расскажи, — но Настя отрицательно замотала головой. — Хорошо, я ведь рядом и буду всегда с тобой.

— Всегда?

— Всегда-всегда, — девушка тут же обняла свою сестру, несколько раз ответила на поцелуй, а после, положив голову ей на грудь, тихо запела.

Вере нравилось, как она это делает, пальчики играли, сердце начинало неровно стучать и дышать становилось трудно.

— Давай уедем, — предложила Настя.

— Давай, — сразу же согласилась Вера и ойкнула, когда ноготок заскользил по груди.

— Пусть он останется тут, не хочу его видеть, он…

Вера поняла только одно: Алексей сделал что-то нехорошее. Она покрепче прижала к себе сестру, и та, ойкнув, засмеялась.

— А еще! — почувствовала, что сердце Насти стало оживать.

Лишь только через час, все взлохмаченные, но довольные собой, они вылезли из-под одеяла.

— Фух, жарко, — заявила Настя и, шлепая босыми ногами, побежала умываться.