Приболотье

Владимир Лапушинский

Фабиан, искатель истины, оказывается в мире, где реальность и иллюзия сливаются воедино.Встреча с загадочной женщиной, обещающей раскрыть его предназначение, становится отправной точкой их трудного пути. Вместе они переживают множество опасныхприключений, сталкиваясь с древними тайнами и странными событиями. Однако Фабиан вскоре понимает, что ответы на его самые мучительные вопросы находятся гораздо ближе, чем он мог представить, и скрываются в самой сути его спутницы.

Предостережение

Мы шли молча, уже давно не разговаривая. Лес вокруг нас стал гуще, а дорога всё более каменистой и труднопроходимой. Солнце клонилось к горизонту, и тени становились длиннее, обнимая деревья и траву. Воздух здесь был сырой, словно сам лес был наполнен туманом, который ещё не поднялся. Я начал чувствовать усталость — не столько физическую, сколько внутреннюю. Путь в горы всегда выматывал, а неизвестность впереди угнетала ещё больше.

— Ульфия, — тихо окликнул я, когда мы добрались до небольшой поляны, окружённой мшистыми камнями. — Давай остановимся здесь. До гор ещё далеко, а уже темнеет. Я не думаю, что стоит идти дальше, пока свет совсем не погас.

Она молча кивнула, явно тоже чувствуя усталость. Мы выбрали место под большим деревом, его ветви были густыми, и можно было надеяться, что оно укроет нас от ветра, который начал усиливаться. Я снял заплечный мешок и принялся распаковывать припасы, которые дала нам женщина. Ульфия уселась неподалёку, поджав ноги, и глядела куда-то вглубь леса, словно что-то видела там, чего не замечал я.

— Что ты думаешь? — спросил я, разжигая небольшой костёр. Пламя мягко заплясало в ночной тишине, давая хоть немного тепла и света. — У нас хороший шанс добраться до гор, если будем идти на рассвете. Но меня беспокоит то, что нас ждёт там. Ты ничего не говоришь о том, что мы можем найти.

Ульфия, не отрывая взгляда от леса, наконец, медленно повернула голову ко мне.

— Я не знаю, что нас ждёт, — тихо ответила она. — Но это не просто путь. Это нечто большее. У меня такое чувство, что мы не только идём к горам, но и ко всему, что я потеряла, когда уехала отсюда. Словно весь мой род… остался здесь.

Я кивнул, подбрасывая веточку в костёр, которая тут же ярко вспыхнула.

— Думаешь, в горах мы найдём ответы? — спросил я, вглядываясь в её лицо.

Она снова посмотрела в сторону.

— Не знаю, Фабиан. Но я чувствую, что где-то там, среди этих вершин, кроется что-то важное для меня. Возможно, для нас обоих.

Тишина вновь опустилась между нами, только костёр тихо потрескивал, разбавляя эту тяжесть. Я знал, что в словах Ульфии есть правда, но вместе с ней было что-то неуловимое, что угнетало меня. Мои сны, видения… что-то в этом путешествии было неправильным, но отступить я не мог. Мы уже зашли слишком далеко.

— Ладно, — сказал я, откидываясь на траву. — Нам нужно набраться сил. Спать под открытым небом — не самое приятное занятие, но лучше, чем блуждать в ночи.

Я улёгся у костра, чувствуя, как тепло от огня постепенно обволакивает меня. Ульфия тоже устроилась рядом, но я заметил, что она долго не могла уснуть. Её глаза всё так же были устремлены вдаль, за пределы нашей маленькой, освещённой костром, поляны. Она словно что-то видела там, где тьма сгущалась плотной стеной.

— Ульфия, — тихо произнес я, уже погружаясь в дремоту. — Не беспокойся. Мы найдём ответы.

Но ответа не последовало, и вскоре я провалился в сон, полный тревожных образов.

Мне снился странный сон. Тяжёлый и вязкий, словно сам лес, в который мы углублялись. Всё вокруг было окутано густым туманом, и деревья возвышались, как молчаливые стражи, их ветви скрипели от ветра. Я стоял на той самой тропе, что вела к горам, но ноги словно приросли к земле — я не мог сдвинуться с места. В этот момент из тумана появился силуэт, высокий и согбенный. Это был, незнакомый мне, мужчина, примерно лет шестидесяти.

Старик приближался медленно, будто шаги его отрывались от земли с трудом. Лицо его было суровым, но одновременно измождённым, как у человека, который видел слишком много. Он остановился передо мной, вглядываясь в мои глаза так, что я почувствовал, будто его взгляд пронзает меня насквозь.

— Фабиан… — голос старика был глубоким, но с нотками усталости. — Ты идёшь в горы. Ты не догадываешься, какие испытания ждут тебя впереди.

Я попытался что-то сказать, объяснить ему, что у нас нет другого выбора, но слова застряли в горле. Туман становился всё плотнее, сгущаясь вокруг нас, словно даже воздух сопротивлялся этому разговору.

— Эти горы… — продолжил старик, подойдя ближе. — Они не прощают ошибок. Многие пытались, но никто не вернулся таким, каким был. Если ты пойдёшь дальше, то вернёшься другим, если вообще вернёшься. Это место не для тебя, Фабиан. Ты слишком многого не знаешь.

Его слова звучали как пророчество, но вместо страха я ощущал нечто другое — глухую решимость. Казалось, что в глубине души я уже знал, что должен идти, несмотря на все предупреждения.

— Но я должен, — попытался вымолвить я, и наконец-то слова сорвались с губ. — Я должен узнать правду. Ульфия… её предки, мои сны… всё указывает на то, что ответы там, в горах.

Старик качнул головой, словно уже слышал подобные речи раньше.

— Ответы, говоришь… Но иногда ответы могут быть страшнее, чем незнание. Не все тайны должны быть раскрыты, Фабиан. Есть вещи, которые лучше оставить в прошлом, похороненные под камнями, где им и место.

Он сделал шаг назад, его глаза теперь стали холодными, почти пугающими. В этот момент меня охватила странная тревога — как будто все мои сомнения, которые я скрывал глубоко внутри, выплыли на поверхность.

— Я прошу тебя, — голос старика был тверд, как камень, — пока не поздно, поворачивай назад. Вернись в свою долину, к жизни, которую ты знаешь. Не всё стоит искать, и не всё можно найти, не заплатив ужасную цену.

Его слова эхом разносились в моём сознании, и на миг я почувствовал тяжесть его предостережений. Но даже несмотря на это, я знал, что не могу повернуть назад. Что-то внутри меня гнало вперёд, и даже старик, со всей своей мудростью и опытом, не мог остановить этого.

Я хотел ответить ему, но внезапно всё вокруг стало ещё более расплывчатым, туман начал поглощать его фигуру, его голос становился всё тише.

— Вернись… пока не поздно…

Эти слова эхом отдавались в моей голове, когда я внезапно проснулся. Мой лоб был мокрым от пота, сердце колотилось в груди, словно в ней бился барабан. Огонь в костре уже почти погас, и рядом дремала Ульфия, её лицо было спокойно, будто она не видела тех ужасов, что преследовали меня во сне.

Я сел, обхватив голову руками, и тяжело выдохнул. Сон казался настолько реальным, что я всё ещё чувствовал присутствие старика рядом. Его слова продолжали звучать у меня в ушах.

«Не всё стоит искать.»

Я закрыл глаза, пытаясь привести мысли в порядок, но тревога не отпускала.

Когда утро начало своё тихое восхождение, туман, окутывавший лес, медленно рассеивался, уступая место первому свету дня. Солнце, словно робкое, но настойчивое существо, постепенно пробивалось сквозь плотные, плетущиеся друг за другом ветви деревьев. Лучи его были не резкими, как в полдень, а мягкими, будто прощупывающими мир вокруг нас. Они касались земли, словно золотые нити, осторожно ткали свет на листьях, на земле, на моём лице, окрашивая всё вокруг в тёплые, золотисто-янтарные тона. В это время лес, казалось, пробуждался к жизни, но не шумно и бурно, а медленно, словно выдыхая и принимая свет нового дня. Это было как обряд, священное действо, в котором не участвовал никто, кроме природы.

Я сидел на влажной от утренней росы траве, размышляя о своём ночном кошмаре, который казался теперь отголоском далёкого, но всё ещё реального мира. Образы из сна не отпускали меня. Тягучее чувство неизбежности — всё это ещё ощущалось в глубинах моего сознания, как будто граница между сном и реальностью осталась проницаемой. Деревья вокруг, несмотря на свет утреннего солнца, всё ещё хранили что-то таинственное, их тени были длинными и глубокими, как если бы они всё ещё цеплялись за остатки ночи, скрывая в себе нечто непроизнесённое.

Я чувствовал, что что-то изменилось не только во мне, но и в самом лесу. Ночь оставила свой отпечаток, нечто большее, чем просто страх, осталась в воздухе — словно лес стал частью этого кошмара, частью загадочного мира, где призраки и тени жили своей жизнью.

Ульфия, лежавшая неподалёку, ещё не проснулась. Но вскоре её дыхание изменилось, стало более глубоким и осознанным. Она начала медленно тянуться, как если бы в этот момент её тело возвращалось из другого мира, из сна, столь же таинственного, как и мой. Её движения были плавными, но напряжёнными, словно она сдерживала в себе что-то невидимое, некую силу, которую не хотела сразу отпускать.

Но вот, внезапно, она замерла, будто что-то осознав. Её глаза мгновенно распахнулись, и она резко села, взгляд её был полон тревоги и решимости.

Я почувствовал, что между нами, как и между лесом и светом этого утра, вдруг возникла невидимая связь. Как будто то, что произошло ночью — в моём кошмаре и в её сне — было лишь началом. Как будто она знала, что-то, что мне ещё предстояло понять. Её глаза горели не столько тревогой, сколько знанием, словно она видела нечто за пределами моего понимания, нечто, что приближалось к нам с каждым мгновением.

— Что случилось? — спросил я, хотя и сам не был уверен, что хочу услышать ответ.

— Фабиан, — сказала она уверенно, как будто её одарили откровением свыше. — Я видела пророческий сон. Теперь я знаю, куда нам нужно идти. Нам нужно к Плачущей Горе.