Три повести под одной крышей

Владимир Кулеба

В предлагаемой вашему вниманию книге Владимира Кулебы три повести – «Виагра», «Красный «Арсенал», «Профессор и Аня». Несмотря на различие сюжетов и несхожесть главных героев, нарисованных яркими и густыми мазками, все три вещи об одном и том же. Исследуются актуальные проблемы нашей жизни на фоне любви и отношений мужчины и женщины. Как характерно для стилистики этого писателя, в центре – лирический герой, пытающийся зафиксировать свое место в жизни, на переломе эпох. Ушла эпоха совка с размеренным и устоявшимся образом жизни, привычным и налаженным бытом и отношениями. Как жить дальше, какие ценности должны стать ориентиром – вот вопросы, которые волнуют героев повестей Владимира Кулебы. Ответов и рецептов как бы множество. Но только на первый взгляд…

Виагра

1

Мишка Огородник, он же Огород, он же Мих Михович, а иногда еще Луноход и Бараболя, сидел в воскресенье утром на залитой солнцем террасе ресторана «Салют» под голубыми зонтиками. От нечего делать он пересчитал еще раз их: одиннадцать зонтиков, девять столиков, четырнадцать ступенек. Счастливые числа, отметил Мих Михович, сегодня должно пофартить. Действительно: 11 — это футбольная команда. Она может играть по схеме: 4–2 — 4, которую во всем мире называют бразильской, потому как в 1958 году именно сборная Бразилии, применив такое расположение игроков, стала чемпионом мира, обыграв в финале Швецию со счетом 5:2. Великолепно тогда сыграл 16-летний Пеле. Новинка в тактике произвела взрыв бомбы — весь мир играл по схеме «дубль-вэ», т. е.: 3 защитника, 2 полузащитника и 5 нападающих. За счет своего гениального изобретения бразильцы торжествовали и через четыре года, в Чили. А вот в 1966-м победили англичане, в Лондоне, на «Уэмбли». И тоже, представьте себе, применив новую расстановку: 4 + 4 + 2, затем пришел черед немцев и голландцев с их тотальным футболом (4 + 3 + 3), но как не переставляй фишки, в итоге получится всего 11 (10 плюс вратарь).

И с цифрой «9» у Миши Огородника были связаны приятные воспоминания, теплая ностальгия по давно ушедшим временам, когда он сам бегал в футбол, однажды даже в футболке с тем самым девятым номером, под которым тогда выступал за «Динамо» кумир их молодости Анатолий Бышовец. Какие финты и проходы он демонстрировал, а дриблинг, а удар в падении через себя «ножничками»! Жаль травмы замучили, а то бы не только в Мексике памятник Бышу поставили, но и в Киеве тоже. Впрочем, в Киеве вряд ли. Мих Михович давно убедился: Киев легко создает кумиров, но еще с большей легкостью их ниспровергает, забывает, не ставит ни в грош, будто вовсе и не тому или другому аплодировали еще вчера, стоя. Где они, вчерашние, кто их помнит, кто о них грустит? Тот же Быш, Мунтян или Олег Блохин? Киев любит только тех, кто сегодня сверху. Хорошая, кстати, фраза, для тоста можно использовать. Итак, 11 и 9 — хорошо, с ними ясно. А вот 14? И Мих Михович вспомнил, что когда брали билеты в кино, им всегда попадались 13-е и 14-е места. И в номерах телефонов обоих была цифра «14». Это в их кругу тоже считалось счастливым совпадением.

Какая же ерунда может лезть в голову серьезного человека, когда он в субботний день нежданно-негаданно вдруг оказывается не в привычной обстановке — дома, в кругу семьи, перед телевизором, с утренним кофе и газетой, а за летними столиками в кафе гостиницы, куда и вход-то по пропускам! В привычной домашней атмосфере все известно заранее: о чем тебя спросят, что ты ответишь, прихлебывая кофе из любимой чашки, привезенной когда-то из Парижа, и даже передача по телевизору всегда одна и та же. Что здесь может быть нового? Ничего. И мысли свежей, оригинальной, тоже ни одной. Заезженная пластинка. Ну разве дома могло бы прийти в голову сочетание цифр: 11, 9 и 14? Да ни в жизнь. То ли дело на солнышке, 27 мая, под зонтиками в «Салюте». Кстати, уже без пятнадцати одиннадцать. Через пятнадцать минут должна подъехать Маринка, не пора ли принять таблетку?

Мих Михович достал из кармана пиджака обычный пузырек, в котором запросто мог помещаться и аспирин. Он ощущал этот пузырек всю дорогу, пока шел пешком в кафе, в выходной машину специально не заказывал. И здесь, пока сидел и пил кофе, чувствовал, что пузырек в кармане. Мих Михович, во-первых, никогда ничего не носил в карманах — ни носовой платок, ни расческу или портмоне с деньгами и документами. Он даже не расшивал карманы пиджака, если они бывали зашитыми. Двойной выигрыш — ничего туда зря не сунешь, костюм будет хорошо сидеть и дольше сохранится, выглядеть аккуратно. Поэтому и чувствовал пузырек, ощущалось его присутствие как лишней вещи, создавая дискомфорт, мешал, мулял. С таблетками по жизни не сталкивался, разве когда приходилось принимать аспирин, а Миша Огородник никогда практически не болел и не брал больничный, просто клал в карман рубашки две-три таблетки, которые чаще всего за ненадобностью потом выбрасывал.

Теперь же у него пузырек. Он аккуратно высыпал на ладонь несколько таблеток — светло-голубого, нежного цвета, с вырезанными буковками «Vgr». Что и должно было обозначать «Виагра» — жуткий дефицит и чудодейственное средство для поднятия мужской силы. Не пора ли, за 40 минут, как и предписано в инструкции, принять таблетку, ведь Маринка приедет совсем скоро? Мих Михович решил пока воздержаться, закрыл пузырек маленькой пластмассовой пробочкой, а перед этим — ваткой, а сверху — закручивающей пробкой. Инструкцию по привычке переложил в карман тенниски. Голубого, небесно-синего, такого же, как и таблетки виагра цвета. Бывают же совпадения в жизни.

А ведь и виагра досталась ему при весьма странном стечении обстоятельств. Пребывая как-то в командировке в Стокгольме, изнывая там от тоски и ничегонеделанья, когда уже и выпивка кончилась, Мих Михович встретил в ликероводочном супермаркете Виктора Викторовича, с которым они когда-то сидели рядом на пленумах Шевченковского райкома компартии в г. Киеве и где сейчас — страшно подумать — посольство США, в том же самом здании. «Где бы мы еще встретились!» — закричал Виктор Викторович, нагнав приличного шороха на нескольких законопослушных шведов, старательно делающих вид, что к приему и покупке алкоголя они не имеют никакого отношения. Кто хоть раз был в Швеции, или в других скандинавских странах, знает, насколько хлопотное дело купить там, скажем, бутылку водки. Во-первых, надо найти умело законспирированный магазин, один на весь район, во-вторых, выстоять очередь. Впрочем, очередь не в нашем понимании, люди здесь не толпятся, даже не стоят — сидят в удобных креслах, попивают кофеек, покуривают себе, ожидают, когда на табло, точь-в-точь, как когда-то в Шереметьево, высветится номер, заиграют мелодичные позывные, и если цифры у вас в чеке (надо выбить в автомате заранее) совпадают, значит, вперед, ваша очередь, к прилавку. Мих Михович, конечно, ни о чем таком не ведал, потому и наклонился сразу к прилавку, не обращая внимания на стоящего в ожидании покупателя. Он уже окликнул было продавца, чтоб справиться, почем вот это вот винишко в литровых галлонах, как столкнулся с Виктором Викторовичем. «Благодари Бога, что это я оказался, а то бы тебе такую лекцию устроили, эти зануды…» Взявшийся неизвестно откуда распорядитель в темно-малиновом фирменном пиджаке и напоминающий внешне скорее премьер-министра, уже был тут как тут. «Что за дела, не видишь разве, мы вместе!» — осадил его пыл Виктор Викторович по-английски, и также по-английски они быстро покинули этот супермаркет.

«Ишь, что придумали, чтобы не было видно, что очередь. Капиталисты вшивые, показуха на каждом шагу!» — «А выпить-то — тоже губа не дура!»

Они условились созвониться, и Мих Михович пригласил Виктора Викторовича в свой «Гранд-отель» над самым озером, пятизвездочный, где останавливались все знаменитые люди, их портреты висели везде по стенам, даже в лифте (потом, правда, выяснилось, что в лифте висела фотография владельца отеля). Посидели по-свойски, как в лучшие времена, в номере, купили в лавке помидоры, персики, клубнику, баночку оливок, колбаски, ну и бутылка «Абсолютика» пошла, как дети в школу. Без церемоний, на газетке. Тогда-то, в пятизвездочном номере, Виктор Викторович и поведал Огороднику про чудо-препарат для повышения потенции. «Принимаешь таблетку, и три-четыре часа не слазишь с человека. Никаких проблем». — «Сам-то пробовал?» — «Пока не доводилось. Так общеизвестно же, виагру во многих странах разрешили, чудо XX века, а главное, — совершенно не отражается на здоровье. Между нами говоря, я кое кому для пробы давал, приставали сильно, ну и положение такое, — отказать нельзя. Житья не стало на работе, хоть телефон отключай…»

Как часто бывает после долгой загранпоездки, в институте у Мих Миховича накопилось столько дел, что он сразу позабыл и Стокгольм, и Виктора Викторовича, и про чудо-препарат его не вспомнил ни разу. Кабмин наконец-то соизволил выделить средства на новую аппаратуру, такая удача привалила впервые, как Мих Михович директорствовал, дело незнакомое, трудное, нельзя было дать себя облапошить, тем более что охотников вокруг, хоть отбавляй. А тут еще грипп подкосил зама, курировавшего этот участок, подключить кого-то было поздно, он замкнул на себе, что, как известно, не способствует повышению эффективности работы первого руководителя, когда тот начинает размениваться по мелочам, берется сам за выполнение конкретной работы, вместо того, чтобы организовать ее выполнение, подобрать и грамотно расставить людей, назначить ответственных по направлениям и всей цепочке, ежедневно контролировать исполнение. В общем, было не до виагры. И все же как-то вспомнил о ней, укладываясь в постель с женой, невесело усмехнувшись, рассеянно, как о какой-то игрушке, о мимолетном забавном приключении, случившемся в другой жизни.

Виагра, между тем, легко преодолевала границы, публикации о чудодейственном препарате заполнили страницы газет, о ней, опустив глаза, с придыханием рассказывали телевизионные дикторши. Разбирая ежедневную почту, наткнулся на пригласительный на презентацию виагры. Мих Миховича часто приглашали на приемы, выставки, коктейли и презентации, но он последнее время почти не ходил, отдавал открытки заместителям. Не то что раньше! Начало девяностых, когда в Украину хлынули со всех сторон — купеческие фуршеты, обеды, деловые завтраки — чуть ли не ежедневно. Коньяки лились рекой, да какие коньяки — от курвуазье, камю и хэннеси до честно выдержанной трехгодичной ужгородской «Тиссы». А закусок — таких они в жизни не видели, на юбилей взятия Бастилии самолетом из Парижа доставили свежайшие салаты, спаржу и две бочки бордо! Захолустный и провинциальный Киев, столица советской Украины, всю жизнь прослуживший в вассалах Москвы, даже в Польшу через Москву летали, теперь семимильными шагами (скорее — глотками) наверстывал за все семьдесят с лишним лет.

Огородник, как и большинство людей его круга, не пропускал ни одной презентации, ни одного фуршета. Тусовались практически одни и те же, все знали друг друга, весело проходило время, созванивались: «Ты идешь?» — «А ты?» — «Встретимся на приеме!» Сейчас как отрезало. Осточертело, лень, да и поздно потом возвращаться. Машину держать. Ради дармовой еды и выпивки? Так уже наелись-напились на долгие годы, тошнит, через уши лезет. Да и что там нового? Одни и те же лица, пустые разговоры, анекдоты с бородой, подковырки. Давно уже все это не греет. И он перестал ходить, сторонился всех этих компаний, выпивок необязательных. Раньше — искали, где бы выпить. Сейчас — ищут как бы соскочить.

Как-то во вторник, 23 февраля прошлого года он так напоздравлялся — на работу не дошел. Какой знаменитый советский праздник был — 23 февраля, День Советской Армии. Мужчин женщины поздравляли. А те, кого угораздило еще родиться в этот день, — вдвойне счастливыми слыли. В этот день родились премьер-министр и глава нацбанка. Люди премьера сказали Мих Миховичу: «Приезжайте со своими в десять тридцать. Позже никак невозможно. У вас будет 15 минут, достаточно. В 11 — министр иностранных дел, в 12 — аппарат, в 13 — президент. Бери хлопцев — и как штык, не опаздывайте». У премьера выпили по две рюмки. Директор такого же института Андрей Крупка, земляк главы нацбанка, договорился с тем на 11.30. По три рюмки. У академика Шлыкова, который был с ними, тоже день рождения. Он приглашал, правда, на семнадцать, но перерешили: он ведь с ними поздравлял, да и рядом здесь — на Кудрявской, чтобы вечером не гнать машину — по три рюмки. Обедать поехали напротив в ресторан, академик, оказалось, побеспокоился заранее, замов своих взял, еще нужные люди подъехали. В четыре он уже лично поехал к Ивану — закадычному дружку, на левый берег, у того тоже день рождения. Распили бутылку коньяку и чуть не уснули у него в кабинете. Не заезжая в этот день на работу, он еле домой добрался. А завтра была среда. Мать родна! А в среду у Мих Миховича такие дела — никак не отложишь, нельзя, невозможно. После того «черного вторника» он дал себе зарок: никуда и ни к кому не ездить. Обижаться будут? Ну и леший с ними! Притупился интерес, не стало того бесшабашного: а пропади все пропадом, живешь ведь только раз, а там будь что будет. И про утро завтрашнего дня подумать надо. Уже хотелось тишины, покоя, чтобы не мучиться весь следующий день, не перешибать похмелье «миргородской».

Он даже радио в служебной машине велел не включать, когда садился ехать. Все молча, без лишних эмоций, затрат энергии. «Давайте хоть новости послушаем!» — говорил Анатолий, водитель. — «Да нет, спокойнее будет». По субботам-воскресеньям газет не читал из принципа, информационные программы старался пропускать, прощелкивать «пилотом», проскакивать на вороных. Посмотрел как-то сдуру политическую передачу по УТ-1 в воскресенье вечером, «7 дней», всю ночь кошмары снились, утром встал разбитый.

И все же на презентацию решил сходить. Тем более, проходила она в интересном месте — бывшей высшей партийной школе, по ул. Мельникова. Для непосвященных — пустой звук, но только не для Мих Миховича. Он умел читать между строк, знающему человеку достаточно только намека, штришка, одного слова, чтобы за несколько секунд восстановить картину: кто за кем стоит, кто заказывает, а кто — оплачивает, кто истинный организатор, а кто — для «крыши», какие ходят деньги, кто банкует. Факт презентации в ВПШ, где он когда-то учился, а потом некоторое время и преподавал, означал, что на распространение, продажу, рекламу, все, что связано с виагрой, руку наложили бывшие компартийные вожди, умело соскользнувшие в 91-м, вовремя переведшие стрелки на второстепенные фигуры, а деньги — на счета в оффшорных зонах. Они переждали, пересидели в квартирах на Липках самые трудные дни, теперь легализовали свой бизнес, отмывая «золото партии». Их имена не упоминались в газетах, не звучали на «круглых столах», в дискуссиях, не мелькали на телеэкране. Иногда кто-нибудь вспомнит невзначай: «А где такой-то?» — «В коммерческой структуре.» И весь ответ. Где, в какой, кому принадлежащей? То ли в СП, то ли в АО, но чем занимается конкретно, — не известно. И в депутатах от них немного — человек пятнадцать. Но все рычаги и нити держат в своих руках. Как публичные политики не светятся, их мало кто знает. Все делается тайно, под столом. И недвижимость сохранили, ничего дерьмократам и руховцам горластым не отдали. Поэтому, увидев на приглашении адрес, он сразу понял, что к чему. Да и само приглашение было слишком знакомо: таких пригласительных билетов они, работая в Киевском горкоме партии, заначили около двухсот тысяч штук. Старые партийные приглашения, которые так нравились Афанасию Игоревичу, сокращенно: «АИ», их первому, и даже, говорили, самому ВэВэ. Правильно, что тогда не порезали, не пропустили через машину, а вынесли из уже опечатанного здания, сохранили. Только вкладыш отпечатать — и готово! Сколько денег сэкономили, особенно поначалу, когда каждая копейка на счету.

Презентация удалась на славу и была исполнена с широтой размаха. Длинноногие барышни, почти все в его рост, и где только бывшие компартийные боссы их заказали (впрочем, это сейчас вряд ли составляет проблему), встречали гостей у самого входа и под руку вели каждого в зал, передавали другим, томящимся у серебряных подносов, на которых, как солдаты в строю, застыли фужеры с мартини и вермутом, хрустальные рюмашки с прозрачной мутной от долгого стояния в холодильнике водкой «Гетьман» и отечественного коньяка. За столиками отдельно взбивались коктейли, виски с содовой и джин с тоником со льдом, естественно. Здесь же легкая закусь — орешки, фисташки, соленые печеньица, соломка, мелкие сухарики, баранки. Народ вокруг — бывалый, под пятьдесят, молодежи нет совсем, впрочем, откуда ей взяться. Молодежь в других местах в это время — по биллиардным, секс-барам, кабакам и казино. Рано их еще к серьезным делам допускать, пусть повыкобеливаются, погарцуют, пока молоды. Перебесятся — поумнеют. Ну а мы пока по-стариковски, чем Бог послал, перекусим…

Банковал Виктор Викторович. Они столкнулись у главного столика, обнялись, расцеловались. «Помнишь, что я тебе в Стокгольме тогда говорил? И ездил-то туда в командировку, договор подписывать. Нельзя было открывать карты, коммерческая тайна, так что не серчай. Не обиделся? Ну и молоток. Не спеши уходить, Мишка, побудь до конца, на выходе будут виагру дарить, по пузыречку. Цена знаешь какая? Семнадцать долларов таблетка, только по рецептам отпускается. Так что пригодится, понял?» — и он заговорщицки, как в молодости, когда в райкоме еще работали, подмигнул. «Помнишь, как ты мне когда-то обои на кухню доставал? А я не забыл, брат. Держи, это от меня персональный презент. — И он сунул в карман пузырек. — Только не рассматривай сейчас, а то налетят. Дома вскроешь!» — и растворился в толпе.

Так Мих Миховичу досталось два пузырька виагры — один от Виктора Викторовича, персонально, другой — на общих основаниях. Тогда он думал: блажь, зачем, и без виагры есть еще порох, не так он плох для своих сорока восьми, в соку мужчина. Бутылочки в сейф спрятал, думал долго не понадобятся. Во всяком случае, принимать не собирался. Не было необходимости, во-первых, и не пользовался он в жизни никакими стимуляторами, успокоительными, возбудительными, снотворными и прочей ерундой. Не терпел всякой химии, таблеток, презервативов, тошнило. Жил, как жилось, не жаловался на судьбу. Закрыл в сейф — и забыл. Как про партбилет, профсоюзную карточку, корочку диплома — лежали, пылились годами. Выбросить — как-то жалко, рука не поднимается, так и валяются там под ворохом бумаг, рядом — несколько фотокарточек комсомольских времен, на вечеринках и пикниках. Тоже не всем смотреть полагается, не каждому доверишь. Но и рвать или ножницами резать — рука не поднимается калечить лица былых возлюбленных, и так столько горя принес им в свое время.

И вот сегодня — такой день. Виагра, кажется, может понадобиться. Он вызвонил Маринку, через десять минут они должны встретиться и поехать в его «загородную резиденцию». Мих Михович назначил ей в том кафе, где с улицы особисты не пускали посторонних, его же знали, здоровались за руку. Он приходил посидеть сюда в решающие, переломные моменты, если выпадала возможность, конечно. Сам Мих Михович считал, что это место приносит ему удачу. Вот выпьет кофе, затянется последний раз: ну, с Богом, пошел! И официантки, и подавальщицы, и буфетчицы — все были свои, помнили его еще по работе в аппарате. После разгона компартии многие со столовой на бывшей Орджоникидзе — нынешней Банковой — оказались здесь, в гостинице, благодарили судьбу, что не остались без работы, за воротами. Почему-то вспомнилось, как он зашел сюда в тот день, когда вручили орден. Начало июня, жара стояла сумасшедшая. Они несли пиджаки на руках, да и то, пока дошли от гостиницы «Киев» до Мариинского дворца, и там долго стояли, пока всех проверяла «девятка», рубашки взмокли бирюзовыми, голубыми и белыми разводами. Он по традиции зашел сюда, в кафе, и выпил стакан минералки, отдышался под кондиционерами. Вода выходила из него потом. Накануне на шашлыках, в лесу, он сломал большой палец правой руки, был в гипсе, прятал его под пиджак. И все равно, когда пожимал руку президенту, тот увидел, рассмеялся, приподнял его руку своей: «Орден за мужність. Дивіться, справді постраждав!». Кто-то рассмеялся, зааплодировали. Этот момент потом целый день по всем программам крутили. Немногие знали историю этого перелома, президент знал. Только то, что в гипсе, — ему не говорили. Потому так и удивился.

Чтобы скоротать время, еще раз прочитал инструкцию:

«Виагра быстро всасывается после приема через рот с абсолютной биологической доступностью около 40 %. Выделяется из организма преимущественно вследствие печеночного метаболизма. Имеет конечный период полувыделения около 4 часов. Всасывается быстро. Максимальная концентрация в плазме крови достигается через 30-120 мин. (в среднем 60 мин.) при приеме через рот. Когда Виагра принимается с очень жирной пищей, уровень всасывания снижается на 29 %. При исследовании спермы через 90 мин. после приема лекарства обнаружено менее, чем 0,001 % препарата в сперме обследованных.

Фармакокинетика (концентрация и скорость прохождения лекарственного средства в организме) среди отдельных популяций населения: пожилые люди — здоровые пожилые добровольцы (65 лет и больше) имеют сниженный коэффициент очищения крови от препарата, уровень препарата в плазме на 40 % выше, чем у добровольцев 18–45 лет.

Почечная недостаточность: у добровольцев со средней и умеренной почечной недостаточностью фармакокинез разовой, дозы препарата не был изменен. У добровольцев с сильной почечной недостаточностью очищение крови от препарата было снижено.

Почечная недостаточность: у добровольцев с циррозом печени очищение крови от препарата было снижено. Большинство исследований показало эффективность препарата через 60 мин. после приема. Время действия препарата около 4 часов, но с некоторым снижением эффекта через 2 часа.

Разовая доза препарата (100 мг) не показывает каких-либо существенных изменений в электрокардиограмме у здоровых людей. Разовая доза препарата (100 мг) в среднем понижает артериальное давление на 10 мм ртутного столба, подобно действию препарата у пациентов с ишемической болезнью при приеме 40 мг. Большое влияние на кровяное давление замечено при параллельном приеме препарата, содержащего нитраты.

КЛИНИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ.

В клинических исследованиях виагра оценивалась по ее эффекту у мужчин с нарушением эрекции. Препарат был назначен более чем 3000 пациентам в возрасте от 19 до 87 лет с нарушением эрекции, длящейся около 5 лет. В конце лечения и длительного исследования 88 процентов пациентов отметили, что виагра улучшила их эрекцию, улучшились аспекты сексуальной активности: частота и поддержание эрекции, частота оргазма, частота и уровень семяизвержения, частота, удовлетворение и получение удовольствия от полового сношения.

Виагра была эффективна при нарушении эрекции у пациентов, в анамнезе которых встречались такие заболевания, как сердечно-сосудистые, гипертония, другие сердечные заболевания, заболевания периферийных сосудов, сахарный диабет, депрессия, операции сердца, удаление простаты, повреждение спинного мозга и у пациентов, принимающих антидепрессанты, противогипертонические и мочегонные препараты.

Показания: виагра показана для лечения нарушений эрекции.

Противопоказания: применение виагры противопоказано при повышенной чувствительности к одному из компонентов, входящих в ее состав. Так как виагра показала гипотензивный эффект (понижает артериальное давление) в сочетании с нитратами, оно противопоказано пациентам, употребляющим органические нитраты или лекарственные препараты, содержащие нитраты».

Ну все, пошел! Он положил таблетку далеко на язык и запил соком.

2

Вряд ли кто из знакомых и друзей Мих Миховича догадывался, что этот внешне благополучный, уверенный в себе, ни в чем никогда не сомневающийся, немного консервативный и начинающий уже полнеть, — короче говоря, стопроцентный чиновник, всегда принимающий сторону начальства, — на самом деле — сложное, не поддающееся простым решениям существо, живущее двойной жизнью. И эта вторая жизнь, невидимая постороннему глазу, какую он так старался от всех спрятать, и есть его настоящая жизнь. А та, что у всех на виду, — так, «про людське око».

Когда она у него появилась, Мих Михович вначале очень переживал, суетился, мучился: не видят ли окружающие, что он начал так себя вести, иначе, по-другому, не как прежде? Стал внимательнее приглядываться к подчиненным, многих знал едва ли не с детских лет, такие все предсказуемые и прозрачные, а вдруг и у них есть то, что они тщательно скрывают, берегут? Уж если на то пошло, именно в той, другой жизни, как раз и проявляются все лучшие качества и черты характера, которые не видны в обыденной суете и текучке. И там он не занудный начальник, под руку которого лучше не попадаться, когда не в настроении, а великодушный, деликатный, нежный и ласковый, умеющий предугадывать любое желание, любой каприз близкого человека. Когда у Татьяны в гостинице внезапно разболелась голова, начался ее приступ, существование которых она тщательно скрывала все время, а тут на тебе, схватило, Мих Михович пошел луноходом по всем этажам, стучался в каждый номер, пока не нашел нужных таблеток. Вот если б узнали те, кто его, как им кажется, знал, — удивились бы. Смеху было бы!

Здоровьем, благодаренье Господу, природа не обидела, всегда правофланговым и в школе, и в институте, и на сборах в армии, в волейбол — любимая игра — такие «гвозди» вколачивал — мяч отлетал под потолок. Русые волосы, короткая стрижка, хохолок, чуть раскосые синие глаза, лицо — кровь с молоком. Нос, правда, картофелиной срезанной наискось немного портил общую картину, а так — вылитый киноактер Куравлев в молодости. Очень собранный, самостоятельный, не опаздывал. Когда уже машина персональная появилась, водитель Анатолий признался: «Я как узнал, что вас возить буду, целый день у шоферов знакомых выспрашивал: что да как, какой начальник мне достался…» Мих Михович только рукой махнул: «Зря, мол, старался, напрасно время тратил. Твоя задача — слушать, что тебе говорю и делать именно так, согласно распоряжению, и все будет в порядке». — «А какую вы больше езду любите: быструю, если, к примеру, куда опаздываем, можно немножко нарушать?» — «Умеренную езду люблю, не быструю, но и не медленную чтоб очень».

Мих Михович был сдержанным человеком. Вперед не рвался, но и задних не пас. И всегда на хорошем счету — и в институте, и потом на заводе, где успел всего полгода инженером поработать, пока мобилизовали в райком партии, инструктором промотдела. Через год заведующим, еще через два — инструктором в горком, завсектором полтора года и потом — инструктором ЦК. Там, правда, тормознулся на пять лет, никак не мог до консультанта дорасти, а после и партия распалась. Так что поднимался, не пропуская ни одной ступеньки, не перепрыгивал и порхал, все своим горбом, руки мохнатой и блата не было — родители скромные совслужащие, царство им небесное и земля пухом. На собраниях обычно отмалчивался, иногда поругивало начальство, но не зло, палку не перегибало, знали ведь прекрасно: самую дурную работу можно поручить Михаилу Михайловичу Огороднику — вытащит, не подведет.

Женился рано, еще в институте, а что — парень видный, девки липли, поехали в колхоз на первом курсе, отбоя по вечерам не было. Мише тоже некоторые нравились, но он как-то сумел сообразить — если не спешить, не лезть, не создавать лишнего шума, не скалить зубы зря, а выдержать паузу, подходить основательно, не спеша, серьезно, — обязательно выгорит, достанется. А если хохмить попусту, трезвонить, языком зря трепать — ничего не получится, не склеится. Опыт какой-никакой у него имелся. Еще в девятом классе, зав. школьной столовой тетя Паша, как ее все называли, Прасковья Ильинична, когда Миша как-то опоздал на урок, попросила помочь вынести из буфета во флигель корзину плетеную с продуктами. Во флигеле было две комнатушки с предбанником. В одной стоял диван. «Молока хочешь? — спросила тетя Паша. — У меня булка свежая французская есть».

Конец ознакомительного фрагмента.