Брат за брата

Владимир Колычев, 2001

Здоровая девушка – хороший товар, за который можно срубить нехилые бабки с богатеньких америкашек. Ведь человеческие органы – всегда в цене. Именно так рассуждал крутой мафиози по кличке Большой Папа. И все у него шло как по маслу, пока с ним не вступили в кровавый бой трое друзей, трое кровных братьев, поклявшихся отомстить за поруганную честь любимых женщин…

Глава вторая

1

Телевизор. Пиво. Чипсы. Три фактора счастья. Каждый вечер Олег удобно устраивался в кресле перед телевизором, ставил перед собой двухлитровку «Очакова», вскрывал первый пакетик чипсов — и понеслась душа в рай. С этого момента для него переставало существовать все. Вероника оставалась. Но не в качестве молодой симпатичной женщины, а отстойника для комментариев. Она обязана сидеть рядом с ним в кресле или на диване. Соглашаться с ним во всем. И смеяться, если смеется он.

— Во, во губернатор наш… Бульк-бульк… Ничего мужик, в натуре… Хрсь-хрсь…

На экране «Панасоника» крупным планом высветилась откормленная физиономия областного главы. В глазах — самоотверженность истинного патриота, в здоровенном кулаке — незримый меч, карающее оружие в борьбе с беззаконием. И в устах, само собой, пламенная речь поборника справедливости.

Только Вероника не слышала, о чем именно говорит губернатор. Во-первых, Олег заглушал его своей трепотней. А во-вторых, ей было все до лампочки. Жизнь давно отучила ее верить демагогам всех мастей и рангов. Она вообще ничему не верила. Только себе, и то с трудом.

— Бульк-бульк… Хрсь-хрсь… Дмитрич — свой человек. Если он что сказал — железно…

Олег говорил. Вероника делала вид, что внимает каждому его слову.

— Ну, понятное дело, на одну зарплату он не живет. Да кто сейчас может прожить на одну зарплату?..

Я могу, хотела сказать Вероника. Но разумно промолчала. Потому как спорить с Олегом бесполезно. Да и зарплату она давно не получала, потому как уволилась с работы.

— Хрсь-хрсь… Дмитрич на своем месте, не вопрос. Он свое дело знает. Все у него путем… Бульк-бульк… У нас в Черноземске самый высокий показатель раскрываемости преступлений. Ты только подумай: самый высокий…

Веронике пришлось изобразить восхищение. Только какое-то кислое оно вышло.

— Бульк-бульк… Одно в Дмитриче не в кайф. Зажирел он конкретно. Смотри, какую ряху отъел! А пузо — ваще писец. Пудов на десять мужик тянет, не меньше… Ха-ха… Бульк-бульк… Хрсь-хрсь…

— Зажирел, — кивнула Вероника.

Только в отличие от Олега она не по губернатору проехалась, а по нему самому. У него самого ряха не меньше, и задницу отъел — будь здоров. Пузо еще то, третья степень «зеркальной болезни». Без зеркала даже с наклоном яиц своих не увидит… Еще бы, каждый день выжирать столько пива под килограммы чипсов.

У Олега свой магазин, дела у него идут хорошо. Настолько, насколько плохо у Вероники. Вернее, дела у нее вообще никак не идут. Работала официанткой в кафе — пахоты много, а зарплата и чаевые — курам на смех. Жилье — койка в комнате на троих в грязном убогом общежитии.

Последнее время она жила с Олегом. Уже три месяца с ним. Но тот и не думал делать ей предложение. Днем на ней — готовка, уборка, вечером — подставляй уши, ночью — другие части тела. Она старалась, ублажала Олега. Но при этом никакой перспективы на будущее. И никакой выгоды в настоящем. Самое большее, что подарил ей Олег, — это букет цветов, и то не самых дорогих. Ну да, конечно, он же разрешает ей жить с ним в его трехкомнатной квартире. Сегодня разрешает, а завтра — пинка под зад коленом…

На-до-ело!..

Олег пил пиво, смотрел телевизор, умничал. Она механически кивала, как будто соглашаясь с ним. А сама думала о своем, о невеселом женском. Не замечала, как летело время.

— Эй, ты что киваешь? — вырвал ее из транса необычно громкий голос Олега.

Краем глаза Вероника глянула на телевизор. Голые тела, постанывания, стоны.

— Сюда иди! — поманил ее к себе Олег.

Порнушку поставил, возбудился. А Вероника должна ублажить его. Он будет пить пиво, хрустеть чипсами, смотреть на голых баб. А она — стой перед ним на коленях, старайся, чтобы ему было хорошо. И наплевать, как ей самой — нравится все это или нет…

Вероника посмотрела на него. Толстый, потный, морда красная, шары навыкате. И еще «хозяйство» свое из штанов вывалил. Давай, Вероника, начинай…

К горлу подступила тошнота.

— Не пойду, — покачала она головой.

Да как она вообще могла спать с этим мерзким слизняком? От него же блевать хочется…

— Че?! — изумленно протянул он.

Есть чему удивляться. Вероника для него — рабыня, вещь для удовлетворения его прихотей. Она не должна ни от чего отказываться. Он привык к этому.

— Через плечо, не горячо? — начала заводиться она.

— Че ты себе позволяешь? — возмутился он.

— Да пошел ты!..

Она встала с дивана, вышла из комнаты.

— Эй, ты куда?

— Надоел ты мне. Ухожу…

Как будто только сейчас поняла Вероника, насколько ей остопротивел этот пивной хряк. Даже если бы он кинулся за ней, упал бы в ноги, попросил у нее руки и сердца, даже тогда она бы не изменила своего решения. Она уходила от него решительно и бесповоротно.

Вещей у нее — раз два и обчелся, сборы были недолгими. В прихожей она надела плащ, влезла в старые заношенные туфли.

Олег продолжал сидеть в кресле. Как ни в чем не бывало потягивал пиво, хрустел чипсами. Столь пренебрежительное отношение к ее уходу задело Веронику.

— Я ухожу… — громко сказала она.

— Ну и дура! — Олег даже не повернулся к ней.

Ему было абсолютно все равно, уходит она или нет.

Вероника чуть не расплакалась. Потому что остро осознала свою никчемность. Никому она в этом мире не нужна. Никому. Родителей нет, братьев, сестер, бабушек — тоже. Дальние родственники не в счет, потому как даже не подозревают о ее существовании.

Ей уже двадцать. На внешность она очень даже ничего. Но все равно никому не нужна. У нее были мужчины, но все они почему-то бросали ее. Как будто на роду у нее невезенье написано. Венчик безбрачия, что ли. Олег — первый мужчина, от которого она уходила сама. Но тот даже не пошевельнулся, чтобы остановить ее.

Никому она не нужна. Никому…

Ночь. Но город еще не спит. Черноземск — крупный областной центр, огромный город, без малого миллион жителей. Большой промышленный и культурный центр. В городе порядок. На улицах чистота, деревья аккуратными рядами, все фонари горят. Даже ночью гулять можно — малая вероятность нарваться на злодеев. Прав Олег, мэр города и губернатор сдерживают разгул уличной преступности.

Только Вероника не рискнула идти в общежитие пешком. Невезучая она. Неприятности сами валятся на ее голову. Кто-то ночью через весь город протопает — и ничего. А ей всего три остановки пройти — обязательно кто-нибудь пристанет. Денег у нее нет, драгоценностей тоже — нечем грабителям поживиться. А вот изнасиловать могут. А потом убить… Нет, уж лучше трамвая дождаться.

В общежитие она приехала к полуночи. Двери уже закрыты. Вахтерша спит. Но не ночевать же ей на улице! Вероника забарабанила в дверь.

— А-а, Гольцева, — узнала ее заспанная вахтерша. — Давно тебя не было.

— В командировке была, — соврала Вероника.

— Не знаю, не знаю… Но место твое уже занято.

Как будто что-то оборвалось внутри.

— Как это занято? — возмутилась Вероника.

— А ты передо мной тут руками не маши! — нахмурилась вахтерша. — Я тут ни при чем.

— Извините, Кирилловна…

— Переночевать есть где?

Вероника убито покачала головой.

— Ладно, проходи. Сегодня суббота, многие по домам разъехались. Найдем место.

Место нашлось в ее же комнате. Девчонка, которую поселили сюда вместо нее, уехала к родителям в деревню. Зато Ирка, как всегда, здесь. Мать у нее умерла год назад, а отец — беспробудный пьяница, где-то сейчас бомжует. Родственные души они, Ирка и Вероника.

Ирка уже спала. Но не возмутилась, когда появилась Вероника. Напротив, обрадовалась.

— А-а, блудная душа! — вскочила она с постели.

Довольно-таки симпатичная девчонка. Только бы ей вкус к модной одежде привить, научить ухаживать за собой. Ну еще килограммов десять-пятнадцать сбросить. Цены б ей тогда не было. Ленится Ирка за собой следить. Катится жизнь вперед — и ладно. А то, что под откос ее вагон может сойти, — над этим она почему-то не задумывается.

— Приблудная, — поправила ее Вероника. — Переночевать пустишь?

— Она еще спрашивает!.. Только завтра Клуша приедет…

— Кто-кто?

— Да соседку мою Глашей зовут. А я ее Клушей называю. Потому что она клуша и есть… Хотя тебе-то какая разница?

— Вот именно… Мне бы ночь переночевать…

— А дальше?

— Дальше не знаю. Из общаги-то меня выселили…

— Ну и хрен с этой общагой!

— Тебе хорошо говорить.

— Да я сама завтра отсюда сматываюсь.

— Выселяют?

— Выселяюсь.

— А на твое место кто-нибудь есть? — мгновенно среагировала Вероника.

— Ха-ха-ха!.. Я тебе сейчас такое скажу, что ты не захочешь на мое место!..

— Что, злой дух в углу поселился?

Никаких духов, никаких привидений в этой жизни Вероника не боялась. Ее страшила сама жизнь. Никчемная, необустроенная, жестокая…

— Не злой — добрый!.. Я работу себе нашла. Отличную работу. Триста семьдесят долларов в неделю… Ты только вдумайся, триста семьдесят в неделю. А в месяц полторы тысячи долларов…

В душе у Вероники шевельнулась зависть. Тысяча пятьсот долларов в месяц. После августовского кризиса это невероятно огромные деньги. За год можно и квартиру отличную в центре города купить, и обставить ее.

— А не врешь? — спросила она.

Хотя видела — Ирка не врет.

— Да провалиться мне на этом месте!.. Только мороки много будет. Заграничный паспорт оформить, визу сделать.

— Работа за границей?..

— Ну да. Где ж в нашем российском сраче такую работу найдешь?.. Короче, работа в Америке, на хлопковых плантациях.

— Где-где?

— В Америке.

— На хлопковых плантациях?.. Ты хоть представляешь себе, что это такое?

— Еще как представляю. В прошлые века рабы из Африки на этих плантациях вкалывали. А сейчас негра на них не заставишь работать. Труд каторжный… Но за просто так никто тебе платить не будет. Полторы тысячи в месяц при полном пансионе. Да через пару лет я домой богачкой возвращусь.

— Если не сдохнешь…

— Не сдохну. Потому что, если со здоровьем проблемы, на эту работу не возьмут. Медкомиссию я не прошла. Но я и без того знаю, что со здоровьем у меня никаких проблем.

— Подожди, ты и медкомиссию не прошла. Паспорта заграничного у тебя нет. А уже завтра куда-то отправляешься.

— Ага, думаешь, тебя так сразу за границу и отправят? Организация серьезная. Прежде чем в Америку отвезти, нас всех в одном месте соберут. Медкомиссию, ликбез по английскому пройдем…

— А где соберут?

— Ну, я не знаю, не говорили.

— А не обманут? Сейчас ведь на каждом шагу врут.

— Ха-ха!.. Если бы куда-нибудь в фотомодельное агентство приглашали работать, тогда я бы еще подумала. Пригласят фотомоделью поработать, а завезут куда-нибудь в бордель. И махай там передком за бесплатно. Или даже обычная работа — секретаршей там в каком-нибудь офисе — тоже брехня. Я ж не дура — понимаю, что в Америке на тепленькие места своих желающих вагон плюс тележка. А вот хлопковые плантации — это да, туда работать дураков нет. В прошлые века негров из Африки завозили, а сейчас баб из России…

— Трудно будет…

— Трудно. Но уж куда лучше, чем в горячих цехах за копейки вкалывать. Ничего, перетерплю. Зато с деньгами домой приеду. Квартиру куплю, машину… Заживу!..

Полторы тысячи долларов при полном пансионе — это огромные деньги. Ради такого заработка можно вычеркнуть два-три каторжных года.

— Слушай, Вероника, я это к чему все говорю? А давай вместе в Америку махнем!..

— А возьмут?..

— У тебя что, проблемы со здоровьем?

— Да нет вообще-то…

— А желание?

— Да можно было бы…

— Ну тогда о чем разговор?.. Завтра пойдем вместе. Я тебя с Пашей познакомлю. Он менеджер в агентстве. Думаю, ты ему понравишься. Ну так что?

— А что, попытка не пытка.

Всю ночь Веронике снился один и тот же сон. Бескрайние плантации, палящее солнце, выгоревшее небо, надсмотрщики на лошадях, она, рабыня, загнувшаяся «раком». И чей-то голос — громкий, зычный. «Работайте, негры, солнце еще высоко!» А потом появляется туча. Все радуются — будет дождь. Но вместо влаги на землю сыплются доллары. Радости еще больше. Рабы бросаются ловить деньги, стукаются лбами, начинают драться. Вероника шустрей всех. Она собрала кучу денег. Только почему-то вместо зеленых купюр у нее в руках оказываются красные десятирублевки с изображением Ленина. В России такие деньги уже давно не в ходу…

— Чует мое сердце — ничего мы не получим, — сказала она утром. — Обманут нас…

Деньги недействительные, да еще красные. Как будто кровь на них… Но не значит же это, что кто-то жаждет их с Иркой крови. А может, и жаждет… Страшный сон, угнетающий…

Но к какому-то Паше Вероника все же пошла. В конце концов, она вполне современная девушка, а не какая-то суеверная деревенщина, чтобы верить в сны.

Вероника думала, что Ирка приведет ее в офис какой-то фирмы. Но Паша ждал их возле общаги. Он стоял возле изрядно заезженной «девятки» и курил.

— Чего так долго? — недовольно спросил он у Ирки.

— Да пока собралась… — Для убедительности она показала на два толстых чемодана.

— А это? — кивнул он на Веронику.

— Это подруга моя… Паша, а можно, Вероника тоже со мной?

— Ты что, на курорт едешь?

— Да Вероника здоровая девчонка. Она все выдержит…

— Что, и слона выдержит?..

— Какие в Америке слоны?

— Да это я так, — ухмыльнулся парень. — К слову…

— Паша, ну так что, берешь?

— Какая ты быстрая… Работа тяжелая — каторжная, можно сказать. Климат непривычный. А вдруг загнется?.. В общем, письменное разрешение от родителей, раз…

— Какие родители? — перебила его Ирка. — У нее нет родителей. Сирота.

— Да? — Паша с интересом посмотрел на Веронику.

Как будто какие-то шестеренки закрутились в его голове.

— А бабушка там, дедушка? Братья, сестры?.. Перед кем отчитываться, если вдруг что?

— Нет у меня никого, — насупилась Вероника.

Не нравилось ей это «если вдруг что».

Зато Паше, похоже, нравилось уже все. Взгляд загорелся. Как у охотника, увидевшего дичь.

— А собеседование? — спросил он.

— Да пойми ты, Веронике жить негде. Ее из общаги выселили.

— Что, вообще негде?

Паша смотрел на нее откровенно оценивающим взглядом.

— Ни кола, ни двора…

— Ну, если так, то поехали. Надо ж человеку помочь.

Он даже проявил галантность. Взял у Вероники сумку, уложил в багажник. Туда же легли Иркины чемоданы.

— Только учти, Ника, — уже в машине сказал Паша. Он сразу и на свой лад переиначил ее имя. — Если по здоровью не пройдешь, пеняй на себя…

Он проехал совсем немного. Остановил «девятку» возле другого общежития. В машину села еще одна девчонка. Тоже с вещами. И в тонком плаще.

— Долго ты, Паша, — с упреком сказала она. — Холодно, замерзла.

— Ничего, в Луизиане согреетесь. Там сейчас жарко.

— В Луизиане? — спросила Вероника.

— Ну да, это южный штат Америки. Там и будете трудиться во славу чужого отечества…

— Паша, не трави душу! — не попросила, а скорее потребовала незнакомая девчонка.

Натуральная русская баба. Здоровая и с норовом. Такая и коня кулаком на скаку зашибет, и трехэтажным матом кого хочешь без запинки обложит. Но и душа у нее простая, добрая.

— Мария, — представилась она.

И улыбнулась. В машине сразу стало как будто светлей.

А потом Паша подобрал еще одну девчонку. В машине стало тесно. Впрочем, Вероника не жаловалась. Еще бы, ведь именно из-за нее все и теснятся. Она — внеплановый пассажир.

— Эй, а куда мы едем? — спросил Мария, когда машина выскочила из города.

— В пансионат, — не поворачивая к ней головы, ответил Паша. — Лес, природа, озеро. Красота, короче…

— Там и будем жить?

— Жить, учиться и обследоваться. Как договаривались… Но сначала позавтракать надо. Есть хотите?

— А ты что, кормишь?

— Ноу проблем…

Он свернул с дороги, проехал чуть по гладкой асфальтированной дороге, остановился возле какого-то кафе. На площадке перед входом стоял автобус, «Икарус». Вероника едва обратила на него внимание.

Паша отвел их в кафе. Усадил за стол. Сделал более чем скромный заказ. Кофе, бутерброды с ветчиной и сыром. Но девчонки были благодарны ему и за это.

Не успели подать кофе, как появились еще какие-то девчонки. И с ними парень. Паша поприветствовал его.

Знал он и третьего парня, который привел в кафе сразу семь девчонок. Вместе с ним он скрылся за стойкой кафе. А потом появился официант. Он принес кофе, бутерброды.

— А ты давай со мной, — поманил он за собой Веронику.

— Куда?

— Сейчас узнаешь.

Он привел Веронику в крохотный кабинет директора кафе. Во главе стола восседал какой-то незнакомый мужчина. Приплюснутый нос, массивная нижняя челюсть, глубоко посаженные глаза. Этими глазами впился в Веронику, как будто за душу взглядом уцепился. На какое-то мгновение она потеряла ориентацию в пространстве и во времени.

Мужчина снял трубку с телефонного аппарата. Протянул ей.

— На, тебе отец звонит.

— Как отец? Он ведь умер… — вытаращилась на него Вероника.

— Значит, мать.

— Мама тоже умерла. Я еще совсем маленькая была…

Он вернул трубку на место. Но продолжал сверлить ее взглядом.

— Братья, сестры?..

— Да нет у меня никого.

— Точно?

— Да.

— Никто не хватится, если вдруг пропадешь?

— Никто. А почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что работа очень тяжелая. Мало ли что случиться может. Все, свободна.

Вероника вышла из кабинета. Но в зал не пошла. Ей вдруг расхотелось ехать в Америку. Не потому, что боялась работы. Просто этот мужчина нагнал на нее страху. Почему его так интересуют ее родственники? Вернее, их отсутствие. Что-то тут нечисто…

Она бросилась к рабочему выходу. И даже выскочила во внутренний дворик кафе. Но путь ей перегородил Паша.

— Куда ты? — хищно осклабился он.

— Да мне бы… Я бы… Мне в туалет надо, — нашлась она.

Вероника вдруг поняла, что ее никто и никуда не отпустит. Разве что только в туалет. Вот он, в конце двора. За ним сразу лес начинается, кустарник сплошной стеной. Шмыгнешь в него, никто не заметит.

— В туалет? Что ж, нужное дело… Только сначала надо кофейку попить. А то ведь остынет…

Он недобро усмехался и танком надвигался на нее. Загнал обратно в узкий темный коридор.

— Пошли кофейку попьем, а потом в туалет…

Девчонки сидели за столом. На Веронику и Пашу никто не обратил внимания. Все сосредоточенно думали о своем. Только почему-то слишком сосредоточенно. И взгляды у всех какие-то пустые…

Вероника, даже не присев, махом выпила остывший кофе.

— А теперь можно? — кивнула она в сторону туалета.

— Теперь можно.

На выход она шла широким, твердым шагом. Но уже возле туалета на нее навалилась страшная усталость. Мысли вдруг спутались в жесткий колючий клубок, мозги покрылись изморосью.

Вероника даже не поняла, что оказалась в туалете. Нужду справляла на подсознании. И при этом усиленно думала. О чем именно — не знала даже сама…

На улице ее поджидал Паша.

— Пошли, тебя все ждут. — Как будто не он это сказал, а откуда-то из космоса донесся до нее голос.

Он взял ее под руку и куда-то повел. Она пошла за ним — покорная, как овца.

Вероника смутно помнила, как оказалась в автобусе, как села рядом с Иркой. Нервы — заморожены, в душе — пустота, в голове — туман. И страшная усталость, гремучая апатия. Ей было все равно, что с ней происходит. Она даже не пыталась узнать, куда ее везут.

Никто из добровольно-подневольных пассажирок не смотрел в окно, никто не пытался запомнить дорогу. Мощный антидепрессант, подмешанный в кофе, сделал свое дело.

2

Небо в клеточку, друзья в полосочку. Верно по сути, но не совсем точно по содержанию. Егор Иванов уже успел подзабыть переполненные камеры следственного изолятора и пересыльных тюрем. Там на окнах решетки и небо в клеточку. Сейчас он на зоне, где никаких решеток — если в БУР или ШИЗО не угодишь. И друзья у него не в полосочку. Потому как не смертники они, а самые обыкновенные зэки. Темно-серые робы, фуфайки, шапки-«пидорки», кирзовые сапоги-«прохоря».

И условия содержания на зоне не в пример «крытке». Живут в общежитиях, чем-то очень напоминающих казармы. Спальные помещения, двухъярусные койки, тепло, сухо. Тяжелый запах немытого мужского тела, потных ног. Но к этому быстро привыкаешь.

И кормежка здесь куда лучше — если, конечно, в ШИЗО не загремишь. Завтра утром их поведут на завтрак. Вернее, всех, кроме него. Потому что сам Егор будет завтракать в другом месте. Или на свободе, или в том же штрафном изоляторе. А может, на том свете ему завтрак подадут…

Он встал. Оделся. И направился к выходу. Дневальный ничего не сказал. Проводил его сонным взглядом.

— Я сейчас, — на всякий случай сказал ему Егор.

На самом деле он не собирался больше оставаться здесь.

Ночь. Холод. Небо звездное. Ярко светит луна. Небольшой ветерок. Самое то, что надо…

До хоздвора рукой подать. Обогнуть одно общежитие — и все, вот она — стена. Но на этот короткий путь Егор затратил полчаса, не меньше. Слишком осторожно шел. Слишком много поставлено на кон.

Зато через забор перемахнул в два счета. И вот он на хоздворе. Добрался до инструментального цеха, дотянулся до трубы. Вытащил из нее складную конструкцию из брусков и реек. Забросил ее за спину, закрепил на веревке. Вес — десять килограммов, не так уж много.

Дальше котельная. До нее метров двести вдоль забора. Егор преодолел и этот путь. Вот и котельная. В ней сейчас дежурный зэк-кочегар. Только вряд ли он станет для Егора помехой. Наверняка спит сейчас, храпит в три дырки.

И точно, он беспрепятственно добрался до двадцатиметровой трубы. Пора начинать восхождение на вершину. Егор крепко уцепился за первую скобу…

Когда-то, очень-очень давно, как будто не в этой жизни, он занимался в кружке дельтапланеристов. Больших высот он на этом поприще не достиг. Но конструкцию дельтаплана изучил неплохо.

На зоне он работал в пошивочном цеху. Именно тогда ему пришла мысль сшить из материи крылья, натянуть их на планер.

Крылья он делал три месяца. Можно было управиться в более короткий срок. Но Егор скрытничал, осторожничал — боялся, что кто-нибудь заметит его приготовления. Но никто ничего не заметил.

Дальше он раскорябал себе руку. Врач на две недели перевел его на хоздвор. А там и бруски, и рейки, и проволока, и шурупы, и гвозди. Егор торопился не спеша. За десять дней тайком от всех он собрал планер, натянул на него крылья. Получилось некое подобие дельтаплана. Конструкция грубая, даже пугающая. Но две-три сотни метров на ней пролететь можно. А для успешного побега этого хватало вполне. Хотя, конечно, чем дальше пролетит, тем лучше…

Он собрал конструкцию, затем разобрал, спрятал. Сейчас она снова при нем. В разобранном виде. С ней он должен забраться на двадцатипятиметровую кирпичную трубу.

Егор осторожно стал карабкаться вверх. Скобы изъедены ржавчиной — царапали руки. Местами предательски пошатывались, все норовили вырваться из своих гнезд и рухнуть вниз вместе со смельчаком.

У Егора сосало под ложечкой. Слишком велик страх потерять равновесие и с высоты бухнуться вниз. Это верная смерть.

Он забрался на самый верх. Глянул вниз. Закружилась голова. Но нет, он справился со слабостью, усилием воли привел себя в чувство.

Внизу раскинулся спящий лагерь. Одноэтажные постройки хозяйственного двора, трехэтажное здание администрации, коробки общежитий, или, как их называли, бараков. И все это под перекрестным огнем мощных прожекторов.

До ближайшей сторожевой вышки чуть больше ста метров. Но часовой не обращал на трубу котельной ни малейшего внимания. Его волновала только запретная полоса. Даже не думал он, что через нее можно перебраться по воздуху.

Только до полета Егору еще далеко. Самое трудное впереди. Ведь еще конструкцию нужно собрать.

Он закрепил на верхней скобе каркас дельтаплана. Дальше прополз метр по кромке трубы. Вытащил из-за спины три рейки с закрепленным на них полотном. Вогнал одну в паз каркаса, намертво закрепил самодельными ремнями. Затем — снова путешествие по краю трубы. Но в обратную сторону. Он сумел добраться до цели, а затем загнать в паз каркаса и вторую планку.

И вдруг резко усилился ветер. Полотно натянулось, как парус. Загудело, затрещало по швам. С силой потянуло Егора за собой. Еще мгновение — и он слетит с трубы. Нет, он не в силах справиться с ветром. Выход один — немедленно отпустить готовую треснуть рейку. И спускаться вниз. Еще не собранная конструкция сама слетит с трубы, даже, возможно, пролетит через ограждение зоны. А Егор останется здесь, на зоне. Гуд бай, свобода!..

Он уже готов был разжать руку, когда случилось чудо. Ветер вдруг резко стих. Натяжение крыла немедленно ослабло.

Видно, сам господь заступился за него. И не удивительно. Ведь он все видит. Все замечает. Ничто не может укрыться от него. Он знает, что Егор ни в чем не виновен. Ну разве он мог не помочь ему?

На радостях Егор прочитал «Отче наш» и снова взялся за дело. С преогромным трудом вставил в каркас третью рейку. Намертво закрепил концы. Дальше осталось подрегулировать планер. Тоже нелегкое дело. Но Егор знал — с ним он справится. Потому что ему помогают высшие силы…

— Господи, благослови!..

С этими словами Егор отсоединил каркас от скобы, крепко вцепился в поручни двумя руками. Оттолкнулся от трубы.

Планер стартовал. Егора захлестнуло головокружительное ощущение полета.

Но ветер вдруг стих вовсе. В воздухе тишь да гладь. Планер резко пошел вниз.

Приближалась первая заградительная полоса. Мотки спутанной проволоки. Попадешь на такую — с ног до головы запутаешься. Дельтаплан стремительно терял высоту. Но все же он смог преодолеть скрытый рубеж.

Но впереди проволочное заграждение. И Егор летел прямо на него. Еще несколько мгновений — и он повиснет на колючей проволоке. А потом с вышки полоснут автоматной очередью. И все, нет больше раба божьего Егора…

Главное, не бояться, мелькнула в его голове мысль. Апостол Петр шел к Иисусу Христу по воде. И не тонул. Пока не испугался, не усомнился в его силе… Егор не должен усомниться в божьем провидении…

А могучий воздушный поток подхватил дельтаплан в самый последний момент. Планер пошел вверх, перенес Егора через ряды проволочного заграждения.

Воздушный поток усиливался. Дельтаплан резко набирал высоту. Остались далеко позади и проволочное заграждение, и трехметровый бетонный забор — последняя полоса заграждения.

Можно приземляться. Но ветер все крепчал. Разгонял планер, уносил Егора все дальше и дальше.

— Так можно и до Черноземска добраться, — сказал он самому себе.

Хотя прекрасно понимал, что это всего лишь шутка. Слишком далеко до его родного города. От Тюменской области до Черноземской не одна тысяча километров…

Дельтаплан нес его над лесами, над долами. До тридесятого царства вряд ли донесет. Но если повезет, можно долететь до железной дороги. Руки устали держаться за скобу — сил нет. Только лучше перетерпеть боль, зато убраться от лагеря как можно дальше.

До железной дороги Егор не дотянул. Воздушный поток ослаб, дельтаплан начал терять высоту. Впрочем, жаловаться грех. И без того много пролетел… Эй, а что там такое?

Внизу показалось озеро. Егор видел, как плавает в нем месяц. На противоположном берегу огни. Что там? Рабочий поселок или… А вдруг это еще одна зона? Здесь где-то неподалеку женская колония.

Егор любил женщин. Они снились ему во сне, он грезил ими наяву. Но сейчас ему вовсе не хотелось в их общество. Не хватало ему снова оказаться за колючей проволокой.

Планер резко пошел на снижение. Стало ясно, на «огонек» он ни к кому не попадет. А вот в ледяную воду окунуться — это запросто.

Егор был уже совсем близко к воде, когда дельтаплан выровнялся, пошел дальше. Еще немного — и будет берег. Но в самый последний момент планер бросило вниз. Мягкая посадка Егору была обеспечена.

Он с разгону вошел в воду, перемешанную со льдом. Вместе с планером.

Сапоги, фуфайка, роба — все намокло. Холод ворвался в душу, заледенил кровь. Егора начало тянуть ко дну. Но на плаву какое-то время оставался планер. Он держался за него. И лихорадочно стягивал с себя одежду.

До берега было недалеко. Не больше двадцати-тридцати метров. Плавать Егор умел. И даже колотый лед ему не очень мешал. Без одежды он довольно быстро преодолел это расстояние. Нужно было торопиться. Вода ледяная, могла хватить судорога.

Но все обошлось. Егор благополучно выбрался на берег. Вышел из воды в одних трусах и майке. А с небес луна светит. Только не греет она. Не может согреть. Холодно Егору, мерзко. Замерз как цуцик. Зуб на зуб не попадает. Но это не самое страшное. Куда страшней неизвестность. Что ему делать дальше, куда податься?..

— Стой! Стрелять буду! — послышался вдруг властный, начальственный окрик.

Егор застыл как вкопанный. И про холод забыл. И про все на свете.

Он не знал, насколько далеко отбросил его от зоны планер — на километры или даже десятки километров. Зато уже точно знал, что побег его завершился полным провалом. Его заметили, за ним послали погоню. Это невероятно, но лагерное начальство сумело вычислить место его приземления. И вот его уже берет на прицел какой-то прапор.

Егор медленно обернулся на окрик. Но прежде чем что-либо увидеть, услышал другой голос:

— Да хорош тебе, Микола, херней маяться!..

— Убери ружье, придурок! — сказал еще кто-то другой. — Надо ж так нажраться…

— Эй, ну че вы, мужики, я же чисто приколоться.

Егор увидел трех мужиков. Один с ружьем, в зюзю пьяный. Двое других вроде не так нажраты. Поэтому и приструнили буяна. А ведь тот сдуру мог и пальнуть в Егора.

— Приколоться он хотел…

Один мужик подошел к Егору:

— Ты кто такой?

— Маркиз Карабас… — коченея от холода, под стук зубов выговорил он.

— Не понял…

— Вот, купаться полез. А разбойники одежду украли…

— Какие разбойники?

Мужик в упор смотрел на Егора. Взгляд тупой-тупой. До шутки юмора допереть никак не может. Наверное, он в детстве даже сказку про Колобка не читал. А может, в силу своих умственных способностей еще не дорос до столь грандиозного литературного творения, как «Кот в сапогах».

— Ну че вылупился? — зло рыкнул на него Егор. — Водки дай! Не видишь, дуба счас врежу?..

— А-а… — моментально проникся мужик.

Откуда-то вдруг появилась бутылка. Легла Егору в руку. Нет, он не алкоголик. Но сейчас он с таким удовольствием влил в себя изрядную дозу огненной жидкости.

— Во-о, свой человек, сразу видно, — сказал мужик. — Эй, хватит, а то все выпьешь!

Он вырвал у Егора бутылку. Сильными руками разорвал на нем майку, зашвырнул ее в озеро. Смочил руки водкой. И начал растирать его тело. К этому процессу подключились и остальные.

— Сейчас тебе жарко станет.

— Ага, как в Сочи.

— Не-е, как в Африке.

Егора растерли докрасна. Затем кто-то натянул ему на ноги толстые шерстяные носки, кто-то другой одолжил ему свой ватник. А третий мужик, который напугал его ружьем, отдал ему кальсоны.

Мокрые трусы также пришлось выбросить. Но Егор об этом нисколько не жалел. Ведь и на майке, и на трусах — клейма колонии.

В носках вместо сапог, в чужих кальсонах вместо брюк, в ватнике на голое тело он пошел вместе с мужиками. Одного звали Глебом, второго — Петром. А того, который с ружьем, — Миколой. Оказывается, совсем рядом с озером был рабочий поселок нефтяников-вахтовиков. Это его огни видел Егор с высоты.

Его привели в грязный, неуютный, но жарко натопленный вагончик.

— У нас сегодня праздник, — сказал Глеб. — Наша смена закончилась. Завтра утром… Или нет, даже сегодня — самолет. На радемую землю отбываем, во как…

Большой праздник, ничего не скажешь. Потому и гуляли мужики сегодня до самого утра. Собрались втроем в вагончике и глушили водку безбожно. Потом к озеру прогуляться захотели. А там — Егор.

— Я не знаю, откуда ты такой красивый взялся, — сказал Петр. — Но у нас тут для тебя кое-что есть…

Он достал из железного шкафчика чистую пару белья, старую, но чистую фланелевую рубаху, заношенные брюки, фуфайку, резиновые сапоги.

— Чем богаты, тем и рады… — с пьяной гордостью сказал он.

— Ты не знаешь, откуда я взялся, — одеваясь, начал Егор. — А я и не скрываю. На лодке я в озеро вышел. Порыбачить…

— А лодка перевернулась, так? — почему-то с ехидцей спросил Глеб.

Микола участия в разговоре не принимал. После холода он на жаре сомлел. И уже забылся в пьяном сне.

— Перевернулась, — кивнул Егор.

— Наверное, сом огромный попался?

— Может, и сом…

— А нет в этом озере сомов. И никакой другой рыбы нет. Мертвое озеро.

— Почему?

— А потому… Ты прямо скажи, откуда ты взялся?

— Скажи честно, — подхватил Петр. — Ты беглый?

— Что?!

Егор мгновенно сделал расчет. Глеба можно достать рукой. Петра вырубить ногой. Но вырубать никого не пришлось. Потому что разговор принял выгодный для него оборот.

— Да ты не кипишуй!.. Мы ж не мусора. Мы ведь с Петром тоже баланду хлебали. Я за «гоп-стоп», он за хулиганку…

— Терпеть ненавижу мусоров… — аж побагровел от злости Петр. — Я никого пальцем не тронул. Просто сынка местного шишкаря на хрен послал. А меня на три года в «парилку»…

— Мужики, вы меня не за того принимаете.

— Да ладно, не трави тюльку. Короче, если есть желание, можем тебя с собой взять.

— Куда с собой?

— Самолет через пять… — Глеб пьяно глянул на часы. — Нет, уже четыре часа осталось… Короче, Микола никуда не летит. Его попросили остаться на вторую и третью смену подряд. Он пахарь — то, что надо. И бабки ему позарез нужны. Кстати, в конвойных частях когда-то служил. Ну так вот, он остается. Но место на борту за ним забронировано. Мы у него паспорт возьмем, ты по нему и полетишь. До самого Воронежа.

Егор не мог поверить в удачу. Авиарейс колония — Воронеж с пересадкой в рабочем поселке. Ну разве это не высшее провидение?

— Скоро вылетаем, — кивнул Петр. — А пока давай покемарим децл…

— Ага! — зевнул Глеб. — Утро вечера мудреней…

А вот такой расклад Егора вовсе не устраивал. Нефтяники сейчас проспятся, протрезвеют. Поймут, что маху спьяну дали. И хрен они его тогда возьмут с собой.

— А может, тяпнем по чуть-чуть? — предложил Егор.

К счастью, в ящике оставалось еще несколько бутылок.

— По чуть-чуть можно, — кивнул Петр.

Они выпили по сто грамм.

— Да ну его, спать, — махнул рукой Егор. — За жизнь давайте поговорим…

— Можно и за жизнь, — согласился Глеб.

Они пили и трепались до самого утра. Пока за ними не приехал автобус. Глеб забрал у спящего Миколы паспорт, нацарапал ему записку, что лично вернет его через месяц. Был бы трезвым — сто раз подумал бы, прежде чем такое сотворить. Но пьяному ведь море по колено.

Миколу оставили в вагончике. А Глеб и Петр вместе с Егором погрузились в автобус. Там уже были люди. Но все с большого бодуна, всё вокруг заполнил густой сивушный запах.

Автобус отвез подгулявших вахтовиков на аэродром. Там их ждал допотопный пассажирский «Ил-18». Егору даже страшно стало. Если эта рухлядь вдруг взлетит, то вряд ли доберется до места назначения. Но куда страшней было оставаться на земле, где на каждом шагу опасность.

В лагере уже наверняка подняли тревогу. Егора ищут. И, возможно, уже перекрыли все дороги, выслали наряды на ближайшую железнодорожную станцию, в гражданский аэропорт.

Но это аэродром, так сказать, местного значения. Но все же и сюда может прийти ориентировка на него и требование усилить контроль. Или даже представитель компетентных органов прибудет.

Только страхи его оказались напрасными. Его погрузили на борт вместе со всеми остальными. Даже паспорт не спросили.

Трезветь нефтяники не собирались. Видно, боязно им было лететь на столь древнем вахтовом самолете. А водка — самое лучшее средство заглушить страх.

Самолет загудел, задребезжал. Стронулся с места. Начал выруливать на взлетную полосу. Егор глянул в иллюминатор. И вдруг увидел, как к ним на полной скорости мчится армейский «уазик».

«Ну все, приехали! — мелькнуло у него в голове. — Сейчас самолет остановят, проверят всех пассажиров. И тогда — прощай свобода».

Но «восемнадцатый» «Ил» и не думал сбавлять обороты. Он преспокойно выбрался на взлетную полосу и начал брать разгон.

А Егор продолжал смотреть в иллюминатор. И даже увидел, как из остановившегося «уазика» вышел человек в теплой камуфлированной куртке, посмотрел вслед уходящему самолету. И с досадой махнул рукой. Но тут же как будто успокоился. Вроде как утешил себя тем, что вряд ли беглец мог оказаться на этом борту…

Егор с трудом удержался, чтобы не показать ему фигу.

Самолет разогнался, с натугой оторвался от земли. И с еще большей натугой набрал высоту. Егор ожидал, что вот-вот он развалится на части. Но нет, «пенсионер» «ильюшин» упорно продолжал нести дальше и себя и пассажиров…