Записки от старости. Ироническая проза

Владимир Иванович Данилушкин

Это записки малых форм моего героя, почти ровесника мне. Есть у киношников прием, называемый лупой времени: по кадрику, по кадрику, и на экране расцветает в несколько мгновений цветок: живи, живи на Колыме до упора, станешь трижды ветераном Крайнего Севера, а Магадан останется самым молодым городом Дальнего Востока. От него пусть исходит энергия и вдохновение, которыми ты с товарищами его зарядил.

Коза у козаностры

Стрелял Сережа в яблочко: недалеко

от яблони упало: у фирмы «Эпл»

своя операционная система, вирусам не по зубам

Понадкусанное яблочко — небось, Явлинский.

Еще один ужастик на фоне желчной горечи. С дробью подробностей. Дело прошлое, на Новый, 09-й год было. Настольный комп, на котором работала Гавриловна, секретарша конторы, я тогда еще не уволился, вдруг дико засвоевольничал: трехэтажные словесные формулы на нем высветились! Пришла женщина поработать на выходные, трудогольную страсть потешить, а тут такое! Изображение забора на рабочем столе высветилось, а на нем те самые короткие забористые слова, как бы из флакончика с краской выплеснуты!

«Черное слово отнимает от жизни, а красное словцо порой румянит нам лицо», — припомнилось некстати. Открывает другие файлы, открывает, остановиться не может, щеки пылают, лоб горит, а вместо ожидаемых документов такая же блинопись. Вспомнила, вернее, никогда не забывала женщина покойного мужа, матерщинника: даже он так не умел загибать. Не выплескивал, в себе держал. Потому рано ушел за горизонт, как говорят маркшейдеры. Вообще-то был спортсменом, шахматистом-разрядником. Легко ставил мат — простой и трехэтажный.

И у бухгалтера Марфы Тернопольской в тот тоже день посыпалась база данных, а вся зарплата, считай, посчитана. Снова да ладом начинай. Она тоже, как по телепатической команде, пришла на рабочее место, частично отгуляв новогодние каникулы. Уж лучше бы ей вино-пиво пить, да непьющая в доску. Чай и то без заварки швыркает: белая роза.

Обе женщины, вдовы с огромным стажем, сидели в кабинете, слова непечатные читали на мониторе, друг на друга смотрели, краснели, глазами луп-луп, плечами жим-жим. От обильных слов и выражений, непроизнесенных, а потому вдвое ядовитых, сделались как тряпичные куклы.

Отчего, почему? Похоже, вирусы? Что-то такое слыхали краем уха. Но откуда? Воздушно-капельным путем компьютерная инфекция не передаются вроде. Надо уточнить…

У кого? Ну, ясно. На все вопросы один ответчик, Иван Петрович — свет в окошке. Заходит изредка: умный, красивый, курчаво бородатый. Без седины. Запах от него, непьющего, некурящего — приятен женскому сердцу. Феромоны. Несколько лет помещение для партии содержал, в надежде, что сила несметная, общественная оправится от ран, расцветет, и сберегаемая квартира превратится в штаб-квартиру.

Обе женщины любезно составляли по просьбе кудреватого отчет для налоговых и других контролирующих органов: мол, никакой деятельности не велось, средств на счет поступило ноль рублей, ноль копеек, потрачено ноль рублей ноль копеек. Смешно? Да нет, грустно. Развелось по всей стране таких контор тьма. Они на нулях рублей себе занятость делают, бумаги туда-сюда гоняют тоннами.

Не предъявишь отчет, будешь иметь бледный вид, а чтобы ту мудреную бумагу составлять, надо обладать особо устойчивой психикой и сноровкой. Только женщина на такое способна. А комп — он, несомненно, мужик. Не вытерпел, сорвался. Что хочешь, то и думай. Зайца можно научить спички зажигать, а компьютер употреблять энергичные выражения — без проблем. Вон Георгич — компьютермен, отрегулировал свой так, что все операции ему со словесным сопровождением производит: «начинаю копирование», «заело бумагу», «кончилась краска». Самое забавное, никаких неполадок, просто поговорить компу охота. Самостоятельно освоил некоторые слова и выражение и вставляет изредка в ходе трудового дня: «блин», «нна», «щука».

Иван Петрович женщинам материалы на дискетках приносил, на «квадратиках». Вполне возможно, где-то заразил вирусом. Недаром поговорка есть: коль повезет — от собственной, сугубо русской жены, французский насморк словишь…

Внутрипартийная борьба, опять же, — делился раздумьями вслух Иван Петрович, поглаживая бороду. — Могли подкинуть политические противники. Чем черт не шутит? Воспользовались, пока не было в городе. А ездил в Новую Зеландию — во как! Повезло: там по основной специальности новозеландцам устроить презентацию. Как мы с другом Валеркой говорили в детские годы: «показать класс школы игры на патефоне».

Иван Петрович с детства слыл удачливым геологом: еще школьником нашел килограммовый золотой самородок во дворе дома, где жил, неподалеку от современного «Восхода». Почему-то его, как магнитом, тянуло рыться на помойке. Потом специальные люди и так, и этак школяра проверяли, агентурно просвечивали, родителями придирчиво интересовались. Родственниками — и близкими, и дальними. Которые до Октябрьского переворота.

Хорошо еще, специалисты, друзья отца, вступились, доказали, что по химическому со+ставу самородочек идентичен тем, что на «Мальдяке» находят. Как попал в город? Этого никто не знает. Во всяком случае, криминала не выявили, а парень вследствие повышенного внимания к своей персоне, на «ура» поступил на геофак и показывал в дальнейшем блестящие результаты. Прозвище к нему приклеилось: Ванька Угадка. Интуиция мощная. Дай ему подходящие условия — миллионером бы за один сезон стать. Да кто ж даст? Вот и пошел в политическую партию, чтобы землю на Колыме таким сметливым отдать. За вольноприносительство ратовал. Чтобы как на Клондайке: что намыл, все твое, только заплати, что кому положено. Конечно, завистников породил немало, но кто до такой мелкой пакости, чтобы компьютер матерками портить, опустился? На бранных словах счастья не построишь, это самый имбецильный дебил знает.

С другой стороны… есть вопросики. Из-за кордона четыре тысячи фотокадров в Магадан бывший вундеркинд привез. На цифровик снимал, перегружал на флэш-память, где-то хватанул вирус — как пить дать об асфальт. Это еще одна фантастическая версия. Жаль, нет еще в нашем городе компьютерных Шерлоков Холмсов, чтобы точно сказать, откуда солнечный ветер дует. Может, есть. Только свою деятельность не афишируют.

Кстати, для частичной полноты картины приметим, Ванька Угадка недавно сделал любопытную оговорку по Фрейду на публике, все потом рассказывали вместо анекдота о чукчах. Пригласил одну милую, привлекательную женщину в душ, хотя на самом деле в лифт любезно пропустил. Стоял в лифте в офисе компании и придержал для нее дверь. Так ведь она подыграла: как скажете, мол. В душ, так в душ. Мне погорячее, мол. У нее на лифты клаустрофобия, а нет, преодолела себя ради такого молодца курчавобородого.

Агар-агар. Знаешь? Из водорослей его получают, наш, морской продукт. Для производства мармелада необходимый компонент. Вот бы нам заняться — озолотели бы на берегу Охотского моря. А кому-то мармелад на дух не нужен. Агар-агарофобия называется. Иначе говоря, боязнь закрытых пространств, наполненных морской капустой. И ее ест морской козел.

Поэтому пока, как с козла молока, имеем с моря мармелада. Ну, это к слову пришлось.

Наверное, кто-то рядом с Иваном стоял, злобный гений, приревновал. Дай, думает, вирус запущу. Магадан вроде небольшой город, все живут дружно, но остаются отдельные пакостники, готовые в собственный «экспресс-кофе ирландские сливки» плюнуть, чтобы близкому досадить.

Спецсвязисты после вирусной атаки провели поголовное сканирование и, в конце концов, причина всплыла: где-то, на крайнем западе страны случился любовный конфликт: молодая юзерша схакнулась от одного хакера к другому. Отвергнутый возлюбленный решил отмстить, стал перебирать варианты, как это сделать. Застрелить неверную из лазерного ружья? Виртуальным стилетом заколоть? Протаранить звездолетом? Можно порезать на виртуальные порционные куски из филейной части, как это делают каннибалы в американских ужастиках. Ну, до этого не стоит опускаться, — прокатилась эмоциональная противоволна.

Проявил гуманность и туманность, запустил ей вирус в электронном письме. Колебался, между прочим. Если бы она хоть глазом повела, заблагосклонила, отменил бы акцию. Но ей хоть бы хны. И он сделал пакость, о которой не раз потом жалел. Думал, что в одном компьютере затеянное погаснет, посмеются вдвоем, и опять настанет мир. Будут бурбон пить, сникерсами закусывать.

А оно вон как выплеснулось — почти на всю Россию прогремело, карательные органы заинтересовались, вычислили хакера, стали студента обнулять. Пригрозили лишить стипендии и оставить без права переписки по интернету. А Петрович негласно высказал намерение надрать хулигану задницу, вплоть до сотрясения мозга.

Компы у Гавриловны и подруги пострадали, даже не подключенные к интернету, а мой Тошиба, тот, что дома, за кровные деньги куплен, — подключен, есть реальная опасность заражения: из сети, вполне возможно, тоже какая-то хрень прилетела, когда мир на квадратики распался. Прямо в мозг зараза проползла. Возможно, в те самые секунды, которые часами кажутся, была вирусная атака, а защита хорошо сработала, на уровне самопожертвования. Касперский грудью закрыл. С другими антивирусами мой браузер в аналогичной ситуации был пробит. С вынимающими душу последствиями.

Внутренний голос изменившимся от волнения тембром промычал, глотая окончания: «Кому-то не нравится то, что у меня на винчестере записано. Вдруг, я что-то не то сочиняю? Может, закачал не рекомендованные тексты? Свобода печати? Есть ли она? Вроде бы. Но как — сегодня есть, а завтра — знак вопроса. Как сказал один поэт из местных: нафиг мне свобода слова, если мои песни без слов?»

А мои файлы, хоть не песни, но со словами, и не все они для публичного повторения!

Может, ошибаюсь, но такое поселилось на коже крапивное жжение после атаки! Если она была. Много погибло текстовых файлов, я их из интернета скачивал для чтения. Книжки электронные. Те, которые не читал раньше как запрещенные. Откровенно говоря, мура страшная, но кое-что встречается, и то, как просроченный шоколад. Думал, не велика потеря, снова закачаю, а не закачиваются! Кто-то реагирует на ключевые слова, перекрывает виртуальный кислород. Кончилась свобода чтения.

Пусть. Я устал от слов. Все чаще хочется стать глухонемым. В юности на нашем заводе был такой шумный цех — кузнечно-прессовый, там барабанные перепонки лопались. А им хоть бы что, работали — глухонемые ребята и девчата. Глядел на них с мистическим ужасом, и все боялся, что прочтут волнение на моем лице. Полвека назад это было, а ничего не изменилось.

Не знаю, может, это бред, но ведь могли через компьютер нанести вред и моему здоровью и тем, с кем переписывался, только что письмо ушло в Питер, приятелю Стасу?! Так? У кого спросить? У пурги? У интернета? Кстати, даже посылая маленькую реплику на какой-то сайт, теперь надо набирать цифровой код, чтобы доказать, что ты — живой, не машина. Так, глядишь, заставят снимать обувь, прежде чем сесть за клавиатуру. Ну, как в аэропорту перед полетом.

Удобней думать, что причина компьютерных сбоев — протуберанцы солнца. С него взятки гладки.

Только об этом подумал, голова как-то своеобразно заныла. Будто ее слон отдавил. Возможно, неудачная пришла мысль. Кто-то нами руководит. Не иначе, желудочки мозга подпалены некачественной мыслепищей.

Вообще вам приходилось пробовать котлету из мозгов кабана? Впервые в жизни отведал такую, когда попал на студенческий банкет, там и коньяк впервые пил, придирчиво принюхивался, пахнет ли он клопами. Пришел домой, поискал клопа в диване, нюхнул для сравнения.

Кстати, о кабанах. Сам-то никак в эту когорту не попадал. Стройный был, на перекладине подтягивался 15 раз. На лестничной площадке пятого этажа железная стремянка на чердак. Там удобно отжиматься.

В тот год моя мать столь интенсивно травила кровососов новейшим ядом, хлорофосом, что и диван наш необъятный, и кровать, и ковер пропитались сладковатым ядовитым ароматом тараканьей смерти в семь или восемь слоев. Сами-то как выжили — ума не приложу. Коньяк обладал оригинальным запахом, но вот имел ли он отношение к клопам?

В Магадане у нас когда-то водились обильно кровососы, но лет 20 их нет. Со времен конца перестройки. Когда понавезли кооперативщики нового яда «Коба» — намек на Сталина, что ли? Уж не пора ли клопа заносить в Красную книгу?

Кстати, именно в книгах и водились клопы. В старых фолиантах. В заводской библиотеке брал сочинения Белинского, в ней клоп. Нападали на людей ночами, как бы из-за угла, особенно на тех, кто засыпал с учебником, студентов-заочников. Не раз, получив какой-нибудь раритет в заводской библиотеке, я находил меж страниц то засушенный цветок жасмина, то похожего на плоскую остроту клопика.

Бледной тенью вываливается плоское существо толщиной с папиросную бумагу. Ого!

— А точно, живой?

— Не веришь?

Моя юная любовь подставляет пальчик, закусив губку, от предощущения боли. Клоп куражится, изображает из себя царевну. И вдруг: цап!

— Ой!

— Люблю я тебя, Наташка!

— Но я не разрешала тебе кусаться! Да еще клопом.

Что ж, по порядку. Вкус свиных мозгов со студенческого бала хранился у меня в естественном банке памяти долгие годы, пока его не вытеснили другие парфюмы. Олений язык и чавычевый балык, крабовые барабанные палочки и «Арктическая» котлета из кальмаров — целая гастрономическая эпоха Магадана.

Нельзя не заметить, что при долгой работе на компе иной раз ощущается вкус мозга во рту и гортани. Так было и в ту ночь, когда мой пищеварительный аппарат сыграл под звон санфаянса «Прощание славянки с нечищеной картошкой».

Напишите песню о зимнем дожде в Магадане, поэты.

ВЕЧНЫЙ ВОПРОС. НАДПИСЬ ПОПЕРЕК СМЫСЛА. Алкоголь держится в мозге 20 дней. А я уже лет десять не имею с Бахусом дел. Возьми хоть пиво: «Тревор» — это вам не «Туборг». Реклама. Смешно. Один черт.

А сколько пребывает, не выветриваясь, в мыслительном органе кофеин из пачки молотого кофе «Жокей»? Выпил, и трое суток сна ни в одном глазу. Сердце скачет галопом. Работает, крутится ассоциативная составляющая. Расцветает фиалками.

«Жокей» — напиток, что надо, теперь бы еще в компанию лошадку подходящую, да ставку в тотализаторе. Конь — он же половина названия благородного напитка коньяка. Так что, — смекаю, — недаром кофе «Жокеем» назвали — а чтобы коньяка вдруг захотелось — рекламная наживка, стало быть. В пору длительного воздержания весьма кстати был бы клоповый аромат, похожий на коньячный.

Темная лошадка, безрогая+ коровка. А какая кенгуру — поиграть с ней в буру! Гора не сходится с горой, мы веселимся с кенгурой.