Тайна ожившей Альдины. Реальность, фантастика, графика

Владимир Влялько

Где в нашей жизни находится грань между реальностью и фантастикой? И кто определит эту границу? Насколько связь этих двух направлений в настоящих рассказах прочна и взаимопроникающа?Возможно, именно фантастика, как сказка для взрослых, возвращает нас играми разума в светлое детство. Заставляет по-новому взглянуть на нашу нынешнюю жизнь, и что-то изменить в ней к лучшему. Помечтаем вместе с автором и перенесемся в этот особый мир вымысла и реальности!

© Владимир Влялько, 2021

ISBN 978-5-0053-6316-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОРТРЕТ ДРУГА ДЕТСТВА

Загрунтованный холст манил своей чистотой и непредсказуемостью. Оставалось достать из ящика краски и приступить к рисованию. Обилие вариантов сюжета будущей картины часто волнует художника больше, чем воплощенная на полотне идея. Это могли бы стать плавающие в прозрачном воздухе натюрморты в стиле Сальвадора Дали. А, может, контрастные рисунки с африканскими мотивами, например, чернокожие женщины, несущие на голове предметы незатейливой утвари.

Я люблю этот момент, предшествующий написанию картины, когда снежное полотно предвосхищает сладостный процесс творчества.

Вот, и сейчас застываю перед еще ничем не испорченным холстом и жду вдохновения. Лювлю себя на мысли, что не так уж и не понятен Малевич с его черным квадратом. Возможно, это лишь этап его потенциального шедевра, который так и не был воплощен художником в нечто законченное и совершенное.

За окном стоит февральский полдень. Зима в южном городе не балует горожан закономерным для этого времени снегом. И хотя календарные листки напоминают о приближении весны, холодный ветер и пасмурное небо не зовут на природу, оставляя пейзажи на более теплые дни. Нужно изобразить что-нибудь знойное, чтоб мысленно согреться в этот ненастный час.

Делаю набросок африканского пейзажа. Представляю картину опаленной экваториальным солнцем жизни «черного» континента. Два воина в ярком убранстве застыли в воинственной позе на фоне снежной вершины Килиманджаро. В руках копья, направленные на мнимых врагов, затерянных за левым углом холста. Взгляды темнокожих воинов суровые, позы решительные. Вот-вот они покинут ограниченные размеры полотна, и решительно, без какого-либо страха ринуться в бой. На заднем плане картины, вытянув пеструю шею, щиплет высокие листья красавец-жираф.

Белизна холста исчезла, покрылась живописным пейзажем. Предвкушение сюжета завершилось конкретной картиной, страничкой чьей-то далекой жизни, сотворенной живописью Сегодня, кстати, используются не только традиционные краски. Это может быть стекло, камень, песок, гвозди. Одна юная художница предложила рисовать своею кровью! Изобретателен человек!

Внесу и я свою посильную лепту. Вы когда-нибудь пробовали рисовать голубями!? Берешь жменю семечек, или другого мелкого зерна, и разбрасываешь его в виде различных геометрических фигур, слов, символов. Голуби выстраиваются, сообразуясь с наброском из корма, и получается живая картинка. Наблюдать подобный «рисунок» очень забавно.

Однако я отвлекся от подлинной живописи. Тем более, день клонится к вечеру, я — ко сну. Завтра куплю много зерна и изображу голубями образ какой-нибудь знаменитости. Скажем, упомянутого Сальвадора Дали. Именно этот художник отличался забавными сюрреалистическими выходками. Но, меня ждет очередной новый холст, вновь зазывающий к традиционному художеству. Что ж, до завтра!

Утро. Рождение дня. Начало жизни. Робкие лучи солнца освещают полотно холста. Очевидно, за ночь вчерашняя картина еще не высохла. Надо пододвинуть ее ближе к солнечному свету. Но, что это? Холст, который должен изображать вчерашний сюжет, чист!? Не понимаю. Может, мне приснилась Африка, и я вчера ничего не рисовал? Нет, вот, не убранный мольберт, не засохшие краски, не собранные кисти. Правда, обычно я все складываю после работы. Просто, так устал, что не убрал все художественные принадлежности и завалился рано спать. Но в данный момент это лучшее доказательство того, что вчера я все-таки рисовал.

В пространстве утренней комнаты висело множество вопросов с восклицательными знаками.

Мистика! Как такое могло случиться? — мысли судоржно искали ответ на происшедшее и не находили вразумительного объяснения всему этому.

На часах девять утра. По телевизору идут местные новости. «Сегодня утром в местном парке спешащие на работу люди наблюдали необычное зрелище, — говорилось в новостях. Огромный жираф, задрав голову, пытался дотянуться до верхних веток дерева, и не находя желанных листьев обгрызал мерзлую кору».

Откуда жираф в нашем городе? — подумал я. — Зоопарка у нас нет, на дворе зима. И, вообще, такое экзотическое животное никогда не появлялось в наших краях.

Далее следовало еще одно невероятное сообщение. На окраине города, в заброшенном сарае на берегу реки, спешившие на подледный лов, рыбаки обнаружили двоих дрожащих от холода темнокожих мужчин. Они были разукрашены, как воины африканского племени, готового к боевым действиям. Об этом также указывали примитивные щиты и копья незнакомцев.

Так, это же воины с моей вчерашней картины, — холодный пот выступил на лбу, — и жираф присутствовал в том сюжете. Ничего не пойму. Просто какая-то фантасмагория: жираф, чернокожие мужчины в набедренных повязках, исчезнувшая композиция с моей картины! Хотя я сам говорил, что нарисованные воины были готовы ринуться в бой, оставив свое убежище из ткани и красок. И еще. Предположения о новой грани живописи, когда картина в мозгу художника рисуется самим сюжетом и находящимися в нем людьми, животными, предметами. Все это оживает под воздействием каких-то неведомых волшебных сил. А если я нарисую кого-нибуль из ушедших друзей, родителей? Можно ли выдернуть их из лап вечности при помощи красок?

Смотрю на старую фотографию из альбома юности. На новом холсте начинаю рисовать портрет погибшего в далеком 1968 году в чехословацких событиях друга Гришку. И вот, с квадратуры холста на меня смотрит красавец-парень: смуглая кожа, выразительные глаза. Он ушел в вечность вместе со своей 20-ти летней молодостью. А если бы вернулся из небытия, ему было бы двадцать или следует добавить прошедшие пятьдесят?

На следующий день, как я несмело предполагал, Гришка ожил. Он сидел рядом и с удивлением смотрел на меня.

— Где я, что со мной? Кто вы? — мой старый (нет, молодой) друг детства естественно не узнал меня, постаревшего.

— Гриша, это я, друг твоего детства и юности, — слезы навернулись на мои глаза. — Не удивляйся, на дворе 2021 год, я сумел оживить тебя красками. Сам не понимаю, как это получилось.

— А, почему я умер? — удивленно спросил Гришка и огляделся вокруг.

— Это было больше пятидесяти лет назад, — ответил я. — Ты погиб в перевернувшемся под Прагой танке, когда наши входили в Чехословакию.

Сложная гамма чувств отразилась на лице Григория. Он продолжал оглядываться вокруг, периодически переводя свой взгляд на меня.

— И что же дальше? — вопрошал он. — Где мой дом, мои родные? Я буду жить или вернусь туда, откуда вы меня выдернули?

— Не знаю, Гриша. Сам понимаешь, прошло много лет с той поры. Многое изменилось, — я не знал, что ответить на все его вопросы, не понимал, что будет с ним далее, с его психикой. Останется ли он

живым или возвратится в давнюшнюю смерть и останется лишь в моих воспоминаниях и на фотографиях молодости.

— Я хотел бы съездить на родину, проведать живых родичей, побывать на могилах ушедших, — Григорий вопросительно посмотрел на меня.

— Хорошо, я завтра проведу тебя в твои края. Поезд отходит утром. А теперь надо отдохнуть.

С этими словами я легко дотронулся до руки Гришки. Но она была (ужас!) пустая, безтелесная. Я отдернул свою руку и сделал вид, что ничего странного не произошло. Между тем, Григорий повернулся в указанную мной сторону и направился в соседнюю комнату. Он не обходил встречные препятствия (стол, стулья, вазон с цветами) а проходил сквозь них. Я опешил.

Далее, скорее неосознанно, дрожащей рукой я указал в направлении квадрата чистого холста, с которого ранее мой друг вышел живым. Призрак (да, Григорий был именно таким) сделал несколько шагов в сторону холста и прошел сквозь него.

Я закрыл от страха глаза — за холстом находился балкон седьмого этажа и твердый асфальт внизу. Но мои опасения не оправдались. Более того, смешанные чувства удивления и радости овладели мной, когда я открыл глаза. С квадратного холста, минуту назад бывшего чистым, как просветлевшее небо за окном, на меня смотрел и улыбался друг моей юности Гришка.