Неверноподданный

Владимир Владмели, 2019

Студенческая жизнь героев проходит бурно и весело: Саша собирает автомобиль, а у Бори возникает роман с преподавательницей. После института их пути расходятся, Саша узнаёт о предстоящей эмиграции Бориса, когда у того ломается машина. Он бросает всё и помогает Боре, а тот считает это самым ценным подарком друга, но, переехав границу, находит и другой… В Америке, на корпоративной вечеринке хозяин фирмы, в которой работает Борис, просит поделиться впечатлениями о жизни в США. Борис, уже хорошо подшофе, ехидно критикует шефа, порядки фирмы и деятельность ЦРУ. Последствия оказываются самыми неожиданными…

Магнитофон в футляре калькулятора

На пятом курсе студенты учились всего один семестр, после которого состоялось распределение. От него зависело не только, где будет работать выпускник, но и где он будет делать диплом. В зале заседаний собрались представители разных предприятий. Студенты заходили туда по одному, и когда очередь дошла до Бори, председатель комиссии спросил:

— Где вы хотели бы работать, товарищ Коган?

— Во Всесоюзном Научно-исследовательском институте автодорожной промышленности.

— Кирилл Владимирович, это к вам.

— У меня нет мест,  — ответил мужчина средних лет с мясистым отёкшим лицом и недружелюбными глазами.

— В таком случае, товарищ Коган, мы вам можем предложить завод по изготовлению двигателей внутреннего сгорания. Кажется, он находится недалеко от вашего дома.

— Нет, я туда не хочу.

— У нас есть ещё филиал ВАЗа.

— А почему всё-таки не в НИИ? Если у вас действительно нет мест, то непонятно, что вы здесь делаете,  — сказал Боря Кириллу Владимировичу.

— Вам русским языком говорят, что у меня нет мест,  — ответил тот.

— У меня средний балл 4,7, это достаточно хорошая рекомендация,  — обратился Боря к председателю комиссии.

— Конечно,  — согласился тот,  — но что я могу сделать! Поработайте сначала на заводе, а когда откроется вакансия в НИИ, пойдёте туда.

— Мне надо подумать.

— У нас нет времени, товарищ Коган, ведь не могут же представители предприятий собираться здесь только ради вас ещё раз. Нам предстоит трудоустроить семьдесят человек.

— Я хочу заниматься научной работой.

— Наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями.

— Тогда дайте мне свободный диплом!

— Мы не имеем права.

— Я должен подумать,  — повторил Боря.

— Позовите, пожалуйста, следующего, а пока мы будем с ним работать, думайте.

— Хорошо.

— Что случилось? — спросил Саша, когда Борис вышел из аудитории.

— Мне предложили филиал ВАЗа.

— Ты же хотел НИИ!

— Туда Коганов не берут.

— Стой здесь и никуда не уходи,  — сказал Саша,  — когда получу направление, мы запьём твоё горе, я плачу.

— Ладно.

Когда на комиссию вызвали Сашу, он сказал, что сконструировал машину, которая заняла первое место на всесоюзном конкурсе самоделок.

— Я получил медаль ВДНХ и денежную премию и хотел бы продолжить работать в этом направлении.

— Отлично,  — оживился Кирилл Владимирович Тураев,  — у меня тоже есть машина, и если бы было время, я бы с удовольствием всё делал сам. При нашем сервисе это не только дешевле, но и надёжней. Давай так, я тебя возьму в НИИ, а ты будешь следить за моим «Жигулёнком»,  — он хохотнул и добавил,  — это, конечно, шутка, а если серьёзно, то у нас для молодых способных ребят отличные перспективы.

— Какие? — спросил Саша.

— Через пару лет — аспирантура и кандидатская диссертация, а потом, если повезёт, и докторская.

— В общем, научная деятельность.

— Да,  — подтвердил Тураев,  — и раз ты сам сконструировал машину, это как раз для тебя.

— Нет, я предпочитаю практику, ну, например, движок в машине перебрать или неисправность устранить, а вам нужны люди, которые любят исследовательскую работу. У меня есть на примете один такой человек, я сейчас его позову,  — Саша открыл дверь и окликнул Бориса.

— Я договаривался с тобой, а не с ним,  — сказал Тураев, когда молодые люди вошли.

— Но ведь у вас есть место, Кирилл Владимирович, вы сами только что сказали.

— Я это сказал тебе.

— Что же получается, для меня место есть, а для Когана нет? Это наводит на очень печальные размышления, Кирилл Владимирович, и если мои подозрения подтвердятся, то у вас могут быть серьёзные неприятности. Я ведь наш разговор на магнитофон записал,  — Саша вынул из бокового кармана пиджака кожаный футляр на ремешке и покрутил им в воздухе,  — очень удобная штука, мне её дал один человек, который недавно вернулся из Японии. Смотрите, симпатичный магнитофончик, правда,  — Саша опять покрутил футляр у носа Тураева и добавил: — плёнку я оставлю себе, а копии пошлю в ваше Министерство и в редакцию «Комсомольской правды». Что вы на это скажете?

Начальник отдела кадров сидел молча, зло уставившись на Сашу, а тот, жестом пригласив Бориса к столу, сказал:

— Напиши свою фамилию печатными буквами и распишись. Борис не стал возражать, а когда они вышли, спросил:

— Кто это тебе магнитофон дал?

— Какой магнитофон?

— Японский.

— То, чем я крутил перед Кирюхиным носом,  — это советский калькулятор в японском футляре, я его всегда для понта ношу. Я знал, что Кирюха этого не поймёт, а вот ты! Я думал, что у тебя мозгов больше. Еврей называется. Правильно тебя на завод распределяли. Там тебе самое место.

— И ты думаешь, твой фокус что-нибудь изменит?

— Конечно,  — уверенно ответил Саша,  — ведь Кирюха, кроме всего прочего, алкаш.

— Откуда ты знаешь?

— Я это вижу, ты уж мне поверь, и когда я придумаю, как это использовать, я дам тебе знать.

Через неделю Саша приехал к Борису, сказал, что хочет поговорить с Кирюхой, и подсоединил к телефону небольшую приставку. Затем он набрал номер, и сразу же стали слышны гудки на другой стороне линии.

— Алё, это НИИ автодорожной промышленности? Позовите, пожалуйста, Тураева к телефону… Кирилл Владимирович?

— Да.

— Здравствуйте, с вами говорит капитан Лебедев, инспектор ГАИ. Кирилл Владимирович, неделю назад вы стали свидетелем ДТП на углу Ленинградского проспекта и улицы Пономарёва. Столкнулись автомобили «ГАЗ-М21» и «Запорожец».

— Вы меня с кем-то путаете, я ничего не видел.

— Нет, я вас ни с кем не путаю, потому что не видеть это мог только слепой или…  — Саша сделал паузу и усмехнулся так, что его смешок легко можно было услышать на другом конце провода,  — пьяный в стельку, да и тот если бы не увидел, то наверняка бы услышал, потому что сразу же за ударом раздались детские крики. По свидетельству очевидцев, движение в обе стороны остановилось, и никто не мог проехать.

— Да говорю же вам, я ничего не видел, и, насколько я помню, движение там было совершенно нормальным.

— У вас девятая модель Жигулей, номерной знак…?

— Да.

— Вы ехали по указанной улице в пять часов двадцать минут от Ленинградского проспекта?

— Я точно не помню, но обычно я в это время возвращаюсь с работы.

— Кирилл Владимирович, ребёнок находится в больнице. Мы очень надеемся, что он выздоровеет, но родители его в ужасном состоянии, и что они могут предпринять, мы не знаем.

— Да у меня за последние восемь лет не было ни одного предупреждения!

— Я не говорю про последние восемь лет, я говорю про конкретный день. У нас есть запротоколированные показания постового. Он пытался вас остановить, но вы проигнорировали его требования. Он записал номер вашей машины и попросил оказавшегося рядом прохожего быть свидетелем. Прохожий отказался, но, поскольку его задержали за переход улицы на красный свет, постовой предложил ему сделку: свидетельские показания в обмен на штраф. Пока они торговались, выяснилось, что машина принадлежит вам, после чего молодой человек согласился. Зовут его… сейчас, погодите минутку. Да, вот, Борис Яковлевич Коган.

— Откуда они узнали, что это была моя машина?

— Кирилл Владимирович, мы ведь живём в XX веке, в нашем управлении есть современная техника, и по номеру машины в базе данных мы можем быстро найти хозяина. Мы не прислали вам повестку и решили пока ограничиться звонком, но для того чтобы всё было по букве закона, вы должны поговорить с товарищем Коганом. Дать вам его телефон?

— Да.

— Записывайте. Ну, всего вам доброго.

Саша положил трубку и посмотрел на друга.

— Кирюха, успокоившись, элементарно узнает, что там никакой аварии не было,  — сказал Борис.

— Авария была, и его действительно пытались остановить.

— Почему же он не остановился?

— Скорее всего, потому что был пьян, но это неважно.

— Что же мне делать?

— Думай сам, теперь всё зависит от тебя.

* * *

После переговоров с Тураевым Бориса взяли лаборантом в НИИ, и он стал делать диплом в недавно организованной лаборатории автоматики. Штатное расписание в ней утверждено не было, существовала она на хозрасчётные темы, и было непонятно, выживет ли она вообще, а если нет, то Тураев мог уволить молодого специалиста без лишних объяснений. Боря в институте получил лишь самое поверхностное понятие об автоматике и должен был учить её по ходу работы над дипломом. Иногда он приходил на кафедру родного института для консультаций.

Там делал диплом Саша, который, несмотря на желание перебирать двигатели, на завод распределяться всё же не стал.

Однажды, встретив Бориса, он спросил:

— Ты здесь ничего необычного не заметил? — Боря посмотрел по сторонам.

— Нет, а что?

— Плакат видишь?

— Ну, вижу.

— Интеллигентные люди не говорят «ну, вижу», они говорят просто «вижу».

— Вижу, ну.

— Не «вижу, ну», а просто «вижу».

— Ну, вижу, ну.

Эту шутку они впервые услышали в Одессе и довольно часто её повторяли, меняясь ролями. Им обоим она не надоедала, потому что напоминала их недавно закончившееся путешествие по Югу. Перед дипломом они поехали туда на Сашиной машине. Володя присоединиться к ним не мог, поскольку уже два года во время каникул ездил на гастроли по различным городам Союза вместе с небольшой группой артистов, которую собрал Лужин.

— Почитай внимательно вон тот плакат,  — сказал Саша. Боря посмотрел в указанном направлении, потом присмотрелся, потом прочитал ещё раз и ухмыльнулся.

— Моя работа,  — похвастал Саша.

Он добавил всего одну букву и так ловко переписал две соседние, что это совсем не бросалось в глаза, но смысл плаката менялся кардинально. Теперь вместо стандартной и набившей оскомину фразы «Идеи Ленина побеждают», висевшей во всех местах общественного пользования, на стене красовалось злобное утверждение о том, что «Иудеи Ленина побеждают».

— Кто-нибудь видел? — спросил Боря.

— Мишка Ларионов.

— Ну?

— Я ж тебя учу, воспитанные люди не говорят «ну».

— Ну? — повторил Коган.

— Посоветовал мне перерисовать всё взад.

— А ты?

— Я хочу провести научный эксперимент и посмотреть, сколько этот плакат здесь провисит.

— Я слышал, что ты вместе с Мишей диплом делаешь?

— Да, шеф считает, что дал нам многообещающую тему, и если всё нормально пойдёт, она может стать основой для кандидатской.

— Кому?

— Нам обоим.

— Понимаю. А как у Мишки дела, я имею в виду дома?

— Мне кажется, он счастлив, когда ему удаётся оттуда вырваться. Он, между прочим, способный парень. Просто для того чтобы добраться до своих способностей, ему пришлось разгрести много дерьма, но теперь он часто подаёт хорошие идеи. Я думаю, это связано и с тем, что Миша Второй уже вне опасности.

— А Света?

— Она взяла академический отпуск и носится с детьми, как клуша. Мне вообще иногда кажется, что именно она виновата в болезни своего первенца.

— То есть?

— Понимаешь, маленькое человеческое существо — это зверёныш. Он чувствовал, что был смыслом жизни и центром внимания всей семьи и хотел этого внимания ещё больше, а взять его было неоткуда, вот он и болел. А когда родился второй ребёнок, он понял, что всё прошло и даже если он умрёт, родители это переживут. И назло им выздоровел.

— Ты мистик, Саша.

— Никакой я не мистик, я реалист. Ты только Мишке ничего не говори.

* * *

Незадолго до защиты диплома Саша должен был встречать отца, возвращавшегося из отпуска на Юге. Саша не любил такую погоду и ехал очень осторожно. Шёл мелкий противный дождь, дорога была скользкая, к тому же на неё занесло мокрые листья, которые представляли дополнительную опасность. Перед поворотом Саша увидел впереди огни и притормозил, но водитель приближающейся машины оказался не таким осторожным, и его вынесло на встречную полосу. Саша резко вывернул руль и, избежав лобового столкновения, слетел в кювет. Там мирно спали три алкоголика, напившиеся какой-то самодельной дряни. Экспертиза установила, что один из них умер ещё до того, как его ударила машина, двое других тоже отравились и вскоре отправились бы к праотцам без посторонней помощи, однако удар убил второго и ранил третьего. Грузовик, из-за которого всё это произошло, даже не остановился, а других машин на дороге не было. Саша выбрался из кювета, но вместо того чтобы уехать и отрихтовать свою машину, привёз всех пострадавших в больницу, рассказал, что произошло, и по просьбе секретарши составил протокол. Это было его ошибкой. Суд приговорил его к четырём годам тюрьмы. Не смогли ему помочь ни деньги, ни знакомства, ни адвокат.

Он отсидел от звонка до звонка, а вернувшись, прежде всего решил получить диплом и поехал на кафедру. Там он встретил Мишу Ларионова, и бывший однокурсник стал его расспрашивать, но Саша был немногословен. Жизнь в Сибири приятных воспоминаний не оставила. Ему там приходилось несладко, однако 183 см роста и огромная физическая сила были хорошим козырем в борьбе за выживание. Помогло также и то, что Саша был прекрасным механиком, и всё лагерное начальство обращалось к нему за помощью. Быстро закончив свой рассказ, Саша спросил, что произошло в его отсутствие.

— Тесть все эти годы пытался перетянуть меня в торговлю, и мне стоило огромного труда удержаться в науке,  — ответил Миша,  — я знал, что мне лучше не вступать в тяжбу с законом. Опасности я не чувствую, интуиция у меня отсутствует, и я попался бы при первой же ревизии. Я остался на кафедре, защитил диссертацию и стал доцентом.

Затем Миша Ларионов предложил другу инженерную должность, обещая ему помочь не только защитить диплом, но и поступить в аспирантуру. Он говорил, что в ближайшие три года он гарантирует Саше кандидатскую. Саша отрицательно покачал головой. Жизнь его пошла по другому руслу, и он не хотел начинать всё сначала. Он себя нормально чувствовал в мастерской, и, хотя работа у него была не такая чистая, как на кафедре, денег она приносила гораздо больше. Время упущено, и наверстать его нельзя.

— Всё можно,  — уговаривал Миша,  — надо только хотеть. У меня есть знакомый аспирант, которому тридцать пять лет, но он совсем не считает себя стариком.

— Нет, Миша. Если ты очень хочешь проявить благотворительность, помоги Борису.

— Он теперь занимается совсем другими вещами.

— Какая разница, ему освоить все эти премудрости гораздо легче, чем мне.

— Понимаешь, Сашка, я не могу ему ничего обещать, а поэтому не хочу и обнадёживать. Судимость в нашей стране прощают, а вот национальность нет. Ты же помнишь, чего тебе стоило распределить его в НИИ, а у нас начальник отдела кадров ещё хуже, чем тот. Как его фамилия?

— Тураев.

— Вот именно, — сказал Миша, — ну, а что ты собираешься делать?

— Постараюсь организовать свою мастерскую по ремонту машин.

В начале приватизации чиновники всех уровней делали себе состояние на взятках, но Саша Иванов ухитрился никому не заплатить ни копейки. Деньги у него были, но, когда чиновники прозрачно намекали, как можно ускорить решение вопроса, он доверительным тоном сообщал о своём тюремном прошлом, добавляя, что лично он ничего против ускорения не имеет, но должен отчитываться перед своими корешами, а как они поступят с человеком, позарившимся на их деньги, он не знает.