Намтар

Владимир Василенко

Скрытая толщей веков письменность шумеров приоткроет тайны древней эры. Герой романа – высокопоставленный царский сановник при дворе богоподобного царя Шульги-Сина. Движимый обычными человеческими чувствами: любовью, ревностью, тщеславием, ненавистью, страхом, надеждой – он помнит о долге перед государством и родом. Но миром правит демон судьбы и смерти Намтар. Над ним не властны даже боги.

IV. Энкид

Кот — за то, что он кот; мангуст — за то, что он делает.

Шумерская пословица

1

Проснулся Энкид рано. Горизонт окрасился во всю ширину оранжевым — заря, предвестница восхода могущественного бога Солнца Уту. Энкид обычно вставал в это время — привычка, выработанная годами. Оставаясь неподвижным, не открывая глаз, он прислушался к своему тренированному телу, выискивая возможные неполадки или сбои. Энкид любил это состояние перехода от сна к бодрствованию, когда мышцы ещё полностью расслаблены, а мозг уже проснулся. Ощутив себя абсолютно здоровым, он открыл глаза и с наслаждением потянулся. Отбросив покрывало и надев набедренную повязку, он, как был босиком, спустился во двор, освободив в отхожем месте кишечник и мочевой пузырь. Обитатели крепости досматривали сладкие утренние сны, не спал только наблюдатель на смотровой вышке и караульный повозки с поклажей. Энкид ополоснул руки и лицо и бодро поднялся на крышу.

Он встал лицом к восходу, выровнял спину, глубоко вдохнул утренний свежий воздух, задержал дыхание и выдохнул, освобождая лёгкие. Приветствие солнцу — утренний ритуал Энкид совершал ежедневно. Он давал ему силу, бодрость, уверенность и наполнял энергией на целый день.

Размяв до ощущения теплоты кисти рук и пальцы, он начинал легко массировать голову, лицо, уши, шею. Затем следовали упражнения для суставов кистей, локтей, плеч, шеи, торса, спины, ног и таза. Делал он по шесть повторений. Разминая ступни, перемещал тяжесть тела попеременно с ноги на ногу, словно пританцовывая. За ступнями — лодыжки, колени, бёдра. Заканчивал Энкид очистительным дыханием. Он дышал животом, вдыхая через нос и выдыхая грудью. На выдохе, хакнув, он делал энергичное приседание.

Закончил Энкид разминку тела с появлением первых лучей, окрасивших горизонт в огненно-оранжевый цвет. Любуясь величием растущего ослепительного светила, он с удовольствием медленно и пружинисто вытягивался навстречу ему, поднимая руки и открывая ладони. Когда глаза начали слезиться от восходящего на небо бога, он, прикрыв веки, опустил руки вдоль тела, словно пуская корни в землю. Расслабившись, он склонил голову к груди и начал произносить про себя молитву — обращение к богу Уту. Медленно поворачивая голову влево и вправо, вверх и вниз, Энкид приветствовал восход своего могущественного покровителя.

2

В царстве Шумера и Аккада поклонялись целому пантеону богов. Из пятидесяти богов — дингиров по-шумерски — верховными считались: Ан — бог неба, мужское начало; Ки — богиня земли, женское начало; Энлиль — бог воздуха, разделивший небо и землю; Энки — бог мудрости и моря; Нанна («Син» по-аккадски) — бог Луны, покровитель мудрости; Уту — бог Солнца, следивший за порядком во вселенной и нравственностью людей; Инанна — богиня любви и войны.

К верховным богам напрямую позволялось обращаться только правителям, некоторым жрецам и небольшому числу подданных — такое право даровал им лично богоподобный царь Шульги-Син.

Судьба распорядились так, что Энкид во времена своей юности учился вместе с будущим царём Шульги в одной эдуббе. Обучался царский отпрыск под вымышленным именем, о чём было известно только отцу школы — уммиа⁵². Наравне с другими будущий царь достойно прошёл весь курс обучения и стал умелым писцом. Особенно юноше удавалось обучение иностранным языкам. Он был усидчив и старателен в заучивании сибилариев⁵³ и имел какую-то свою систему запоминания. К моменту завершения обучения Шульги свободно владел шумерским, аккадским, эламским, аморейским и субарейским языками, проявляя чудесные возможности памяти. Использование красивых, редких и уместных слов на любом из языков и потрясающе точное знание исторических фактов делало будущего правителя непобедимым на многочисленных диспутах в эдуббе. Ученики обожали его, даже не подозревая о его царском происхождении.

Арифметика, а особенно астрономия, давались бущему правителю с трудом, в отличие от Энкида. Тот схватывал на лету и не раз терпеливо помогал старшему товарищу.

Энкид хоть и был моложе будущего царя, входил в его компанию из старших учеников эдуббы. Дружбу будущего царя он приобрёл после того, как однажды, доказывая свою зрелость, сумел просидеть в реке под водой один период⁵⁴ времени. Он дышал через тростниковую трубочку, превозмогая желание вынырнуть, цеплялся за корни тростника затёкшими руками, не чувствуя одеревеневшего от холода тела. Энкид выдержал это испытание. Никто в эдуббе не мог повторить его рекорд.

Когда Шульги стал царём, он не забыл об Энкиде. После блестящего завершения обучения в эдуббе Энкиду не пришлось размышлять, чем заниматься. Молодой царь призвал его к себе на службу. Со временем Шульги даровал ему, кроме всего прочего, привилегию обращаться в своих молитвах к верховному богу — могущественному Уту — богу солнца, покровителю города Ларсы, откуда Энкид был родом.

Сам Шульги-Син считал своим покровителем верховного бога Луны — Нанну, вершителя судеб мёртвых и отца богини Инанны. Богоподобный царь Ур-Намму, отец Шульги, начал строить великолепный храм Нанне в новой столице Уре; богоподобный Шульги-Син завершил его дело. Всем другим под страхом смерти запрещалось обращаться напрямую к Нанне. Шульги завоевал и поработил целый народ — амореев⁵⁵ — запретив им молиться богу Луны, которого они называли Син. Имя этого бога он добавил к своему имени, став Шульги-Син; амореи же по его повелению должны были веровать отныне в сына бога Луны — Нумушду.

Простые люди в царстве могли выбирать для молитв покровителей из оставшихся богов и богинь. Только моряки имели определённую привилегию. Постоянный риск и опасность их деятельности позволяли обращаться за покровительством прямо к дингиру Энки — богу мудрости и моря.

Слово мужчины было решающим во всех важных семейных событиях и спорах, а потому он избирал бога или богиню-покровителя для себя и своей семьи. К нему или к ней обращались с мольбами и молитвами. Жители царства молили богов-покровителей о здоровье, достатке, успехе, престиже, уважении окружающих, богатом урожае, удачной охоте и обильной рыбной ловле.

В домах побогаче имелось место для подношений со статуэткой хранителя семьи из металла или дерева, гипса или слоновой кости. Считалось, что бог-покровитель донесёт одному из верховных богов чаяния и мольбы взывавшего к нему, и тот благословит его начинания. Верховным богам обычные люди могли поклоняться только по большим праздникам в городских зиккуратах.

Покровителем Абзу, отца Энкида, был дингир Сумукан — бог овец и всех диких четвероногих животных, сын верховного бога солнца Уту.

Тесть Акалла, приравненный к жрецам, имел право обращаться к верховному богу Энлилю⁵⁶ — покровителю Ниппура. Его дочь и первая жена Энкида, Нинсикиль, могла молиться Энлилю только в храме Экур в Ниппуре. После замужества она обращалась за защитой к Нинхурсаг — богине деторождения.

Вторая жена, Инша, как посвящённая жрица пользовалась покровительством Инанны — богини любви и войны.

Земледельцы поклонялись дингиру Энтен — богу-покровителю фермеров.

«Воды, несущие жизнь во все земли, — за них отвечает Энтен. Фермер богов — он дает всё», — так было записано на их таблицах.

Нинурта — богиня землепашцев; Лахар — бог скота; Думузи — бог-пастух; Ашнан — праматерь, богиня зерна; Эа — покровитель гончаров, строителей и кузнецов; Утта — богиня ткачества и одежды. Производители кирпичей почитали дингира Кулла — бога кирпича и отца легендарного царя-героя Гильгамеша. Шумерские врачи обращались к Нинисинна, дочери верховного бога Ана. Её чаще называли богиня Баба — «великая врачевательница «черноголовых», создавшая людей, покровительница медицины и целительства.

Существовали боги-покровители, которым поклонялись целые народности, проживающие на территории царства. Не согласившись обращаться к сыну бога Луны Нумушду, кочевники-амореи тайно молились дингиру Марту — богу бедуинов. Он почитатался и как бог врачевания.

Самой популярной среди мужчин и женщин, независимо от их положения и сословия, считалась богиня Нинкаси — богиня пивоварения и хмельных напитков. За неё поднимались тосты и здравницы во время застолий.

Боги и богини находились меж собой в тесном родстве: они, как и люди, жили своими страстями, любили и ненавидели, интриговали и обманывали, мстили или выказывали благородство. Смертные копировали уклад жизни, порядки и иерархию бессмертных дингиров.

3

Завершив приветствие ослепительному Уту, Энкид, захватив сапоги и одежду, спустился во двор, ступая босыми ногами ловко, как мангуст. Он хорошо выспался и чувствовал себя полностью отдохнувшим. Во дворе гость увидел Аттайю, тот сосредоточенно правил кинжал на точильном камне из лазурита. Энкид выпил предложенную ему чашу воды из колодца и омыл с помощью Аттайи тело, ноги и руки. Он надел тунику, подпоясался широким кожаным ремнём, разгладил двумя руками волос, зашнуровал сапоги и прошёл в сад под кроны фруктовых деревьев. В добром расположении духа он сел за богато накрытый хозяином стол.

К столу подали блюдо из утки. Крупную тушку коптили всю ночь горячим дымом от веток фруктовых деревьев, оставшихся после весенней подрезки. Острым ножом Аттайа отрезал от тушки сочные и аппетитные кусочки. Он почтительно сложил аккуратную горку на плоскую медную чашу перед гостем. Свежие лепёшки из муки мелкого помола, испечённые хозяйкой в глиняной печи, врытой во дворе в землю, благоухали хлебным и сытным духом. Соус из сливы добавлял пикантный вкус яству. Из глубоких медных чаш пили козье молоко утренней дойки. В большом блюде посередине стола лежали сушёные финики, инжир, яблоки, сливы и абрикосы из сада хозяина. Энергичный с утра Аттайя как будто и не пил вчера, шутил и подкладывал Энкиду лакомые кусочки.

Когда они вместе с Аттайей уже заканчивали сытную утреннюю трапезу, на заставу прибыл царский гонец на короткой повозке, запряжённой взмыленным конём. Он покинул стены столицы ещё до рассвета и остановился на заставе, чтобы напоить коня. Гонец доставил Энкиду таблицу с царской печатью. Он обрадовался, встретив царского сановника так быстро, и с поклоном двумя руками передал ему конверт из глины с запечатанной внутри таблицей. Аттайа, как это было положено, немедленно поручил выдать царскому посыльному двойную порцию еды — первую порцию на время его пребывания в крепости, вторую — в дорогу.

Смотритель уважительно разглядывал золотой оттиск царской печати и тактично молчал, пока Энкид аккуратно разбил маленький глиняный колчан и бегло прочитал сообщение. Царь приказывал Энкиду спешно прибыть во дворец Эхурсаг⁵⁷. Спешно — означало «как можно быстрее», но не означало «немедленно». Если бы случилось что-то неординарное, приказ звучал бы так: «Царь говорит следующее: Не ешь, не пей и даже не садись, пока ты не приедешь».

Энкид, оставаясь спокойным, попросил Аттайю подготовить таблицу расходов. Начальник гарнизона удалился, подобострастно кланяясь и пятясь от него. В ожидании Энкид прикрыл глаза. Его охватила лёгкая эйфория — сам богоподобный Шульги-Син призывает!

Хозяин станции вернулся с двумя влажными глиняными таблицами, подготовленными казначеем заставы. Не особо вникая в написанное и не торгуясь, Энкид прокатал свою серебряную печать внизу каждой таблицы. Аттайа поставил рядом плоскую казённую печать, вырезанную из камня. Одна таблица оставалась для отчётности у Аттайи, другая предназначалась для Энкида. По возвращению во дворец ему вернут эти затраты. Он оплатил смотрителю станции чуть больше, чем было написано в таблице, попросив поблагодарить ветерана-караульного, сторожившего его поклажу.

Проверив шнуровку на сапогах, Энкид надел тщательно почищенную накидку и направился в конюшню. Сопровождавшие его стражники слаженно запрягали онагров в повозку. Его благородный жеребец отдохнул от перехода предыдущего дня и был сыт, получив с вечера порцию ячменя и чистую воду. Он сдержанно приветствовал Энкида лёгким ржанием. Энкид проверил копыта, закрепил седло, одел узду и легко вскочил на Лулу, готовый к переходу в столицу. Выехав во двор, он приложил правую ладонь к сердцу, прощаясь с Аттайей и его домочадцами. Женщины склонились перед ним, касаясь руками колен, Аттайа с достоинством поклонился, приложив правую руку к сердцу. Энкид подал сигнал воинам. Пора!

Застоявшийся конь, сдерживаемый всадником, крупной рысью помчался по мощёной дороге, ведущей в столицу. Впереди, со стороны Эль-Обейда, в небе появилось облачко пыли от встречного каравана. Солнце к тому времени поднялось на ширину ладони. Несмотря на самое начало месяца нисан⁵⁸, день обещал быть жарким.

4

Направляясь в столицу, Энкид размышлял, для чего царь Шульги пожелал его спешно видеть. Последний раз встреча с царём случилась у Энкида перед инспекционной поездкой на строительство канала и дамбы восточнее Ниппура. Царю доложили об отставании от сроков и перерасходе казны на стройке. Он призвал Энкида, поручил разобраться с причинами и устранить отставание. Сановник получил от царя особые полномочия. Соответствующий приказ был нанесён на позолоченную по краям таблицу, скреплённую царской золотой печатью.

Царь напутствовавал Энкида быть внимательным, объективным, строгим, но справедливым. Акургаль — чиновник, отвечающий за безопасность в государстве, уже получил от царя указание обеспечить охрану Энкида. Казначей выдал ему один талант⁵⁹ — тридцать килограммов серебром в виде полуколец — сумму, равную расходам по строительству за месяц. Дополнительно почти такую же сумму царский инспектор получил в виде шести слитков золота, каждый весом в одну ма-на — пятьсот грамм — чтобы у него был запас на всякий случай. Золото дороже серебра в восемь раз, и его гораздо удобнее перевозить, всегда можно обменять у ростовщиков на серебро, свинец или медь — ими повсеместно пользовались для расчётов. Не реже одного раза в месяц специальные царские стражники привозили управляющему строительством канала необходимые для работы средства. Но в этот раз царь решил, что Энкид возьмёт достаточную сумму с собой и сам будет решать, как её использовать.

Строительство каналов, плотин и запруд, входивших в единую ирригационную систему, вело к процветанию всего царства. Каналы использовали как для орошения, так и для доставки грузов по воде. Рытье каналов и возведение дамб представляло собой сложную задачу с привлечением множества рабочих, мастеров и ремесленников. Строительство плотин и каналов требовало специальных знаний и умений для подготовки чертежей и точных рассчётов, составления планов и временных графиков. Стройка вблизи Ниппура потребовала задействовать более тридцати царских мастеров-гурушей, многие из них имели образование писцов.

Самые тяжёлые работы выполняли рабы — больше тысячи. Свободные граждане-ремесленники — их называли клиентами — объединялись в артели и брались за работы, требующие навыков и опыта. Таких в списках было больше сотни: кузнецы, плетельщики корзин, плотники, точильщики орудий труда, лекари, пекари, повара и могильщики. Охрана состояла из гарнизона солдат-лучников и стражников — из расчёта один воин на десять рабов. Само строительство контролировали строгие надзиратели — угулы. У всех была одна задача — завершить работы точно в срок.

В сопровождении двух стражников, выделенных ему на время инспекции, Энкид уже следущим утром отправился в путь. Он специально решил двигаться вдоль русла будущего канала, чтоб увидеть все работы собственными глазами. В Лагаш через Гирсу и Умму направятся воды своенравного в дни весенних половодий Идиглата, там же будет сооружена запруда. К обеду повозка миновала Лагаш, к вечеру Энкид прибыл в Гирсу. По дороге он замечал вешки, сделанные из пучков тростника, указывающие направление работ. Решив заночевать в Гирсу, он сразу отправился во временный лагерь, разбитый строителями вблизи города. Предъявив стражникам лагеря серебряную печать, удостоверяющую его личность, Энкид велел остановиться у дома управляющего. Ему навстречу вышел высокого роста и крепкого сложения молодой человек лет тридцати с великолепной осанкой.

Энкид неторопливо спустился с повозки, радуясь возможности размять ноги, и повернулся в его сторону.

Тот с достоинством поклонился:

— Намхани, управляющий строительством в Гирсу, приветствует тебя, — низкий голос управляющего очень подходил к его облику.

— Энкид — инспектор царя, — невольно подражая ему, понизил свой голос против обычного Энкид.

Намхани ещё раз поклонился, на этот раз чуть ниже, чем в первый раз.

— Желает ли царский инспектор осмотреть лагерь, разделить вечернюю трапезу или отдохнуть после дороги?

— Именно в такой последовательности, — слегка улыбнулся инспектор.

— Прошу тебя следовать за мной, почтенный Энкид. Для меня большая честь встречать лично одного из близких и доверенных подданных нашего царя.

Энкид не услышал в его голосе ни нотки фальши, ни подобострастия. Они прошли по всему лагерю, в котором царили порядок и чистота. Строители закончили возведение бараков, складов, мастерских, большой столовой под навесом, конюшни и отхожего места. Они были готовы принять тысячи рабочих, когда строительство дойдёт до их участка. Энкид остался доволен. Намхани понравился ему.

Во время вечерней трапезы в доме с простой обстановкой управляющий Намхани рассказал о себе и поделился тем, что его волновало.

Родом он был из Лагаша. В его семье все мужчины были строителями. Ещё в детстве он помогал отцу и деду: носил воду, подавал нужный инструмент, месил раствор глины с тростником, утаптывая его босыми ногами. Позже в эдуббе Лагаша он научился исчислениям и проектированию. Став молодым гурушем царя, Намхани получил первый опыт на строительстве храма бога Луны Нанне в Уре. Там его заметили и направили с повышением по службе на строительство канала и дамбы восточнее Ниппура. Большая удача для молодого человека!

Однако на строительстве его рвение осталось незамеченным. Управляющий Липит оградил себя личным кругом исполнителей, через которых и управлял ввереным объектом. Лояльность к управляющему выражалась в безусловном подчинении приказам, какими бы абсурдными они ни казались. Намхани не мог пойти против совести и поступиться своими принципами. Ну не мог он завышать объёмы выполненных работ и манипулировать с глубинами канала и расходом строительных материалов. Липит довольно быстро избавился от ретивого работника, отослав его в Гирсу. Намхани считал это своим поражением. Об этом он и сказал царскому инспектору. Он не жаловался. Ему было обидно.

— Липит работает на себя и на кого-то в столице, кто оказывает ему огромную поддержку. Он очень влиятельный чиновник, и ему плевать на результат, — заключил Намхани. Он надолго приложился к соломинке в чаше с пивом, опустив голову. Энкид молча пригубил из своей чаши.

— У тебя здесь, в Гирсу, кажется, всё под контролем. Основные рабочие силы подойдут к тебе не раньше, чем к зиме. Чем ты займешь строителей?

— Всё не так просто. Серебро я получаю от Липита последним. Вот уже шесть месяцев он не платит клиентам и поставщикам. Каждый день мне приходится общаться с ними. Все они хотят получить своё. Рано или поздно они перестанут верить мне, и я не смогу справиться с этим.

— О какой сумме мы говорим?

— Почти пятьдесят мин (двадцать пять килограммов серебром).

— Однако. И это только в Гирсу. Что же творится близ Ниппура и дамбы? — только сейчас Энкид осознал размеры проблемы. — Наш царь велик и справедлив, он не станет терпеть лжи и воровства, для этого я и прибыл, — Энкид решительно встал из-за стола и удалился в свою комнату для размышлений и ночлега.

5

Из Гирсу Энкид поехал прямо к Липиту — главному управляющему строительством. Управляющий не знал, какой тон ему выбрать в общении с Энкидом. Тот был закрыт и строг. Энкид сослался на усталость и попросил выделить ему место для ночлега. Липит поручил сопроводить царского инспектора в отдельную комнату и не забыл предложить ему содействие и помощь в работе.

Довольно быстро Энкид разобрался с отчётностью. Он понял причину проблемы и вскрыл грубые и сознательные просчёты. Люди, с которыми он общался, помогали ему. Они устали от всего того, что творилось на стройке. Верные сподвижники Липита старались не выпускать его из поля зрения, но им было не по рангу запретить Энкиду встречаться с кем он хочет. Энкид сумел разоблачить Липита. Тот, как оказалось, нагло воровал из средств, выделенных царём. Липит не брезговал обкрадывать строителей, занижая им нормы питания и сокращая расходы на их содержание. В столицу же управляющий регулярно отправлял завышенную отчётность по расходам, вписывая в таблицы имена умерших рабов. Липит не платил вовремя бригадам клиентов, а кому-то и вовсе не платил, находя различные причины.

Свободные граждане тихо роптали между собой, но открыто выступать боялись, зная крутой нрав и безнаказанность Липита. Управляющий отличался особой жестокостью. В назидание, но скорее для страха, он приговорил нескольких рабов к мучительной смерти на костре или на кольях. Экзекуции проводились регулярно. Жертвы, кому «повезло», умирали быстрой смертью — им связывали руки за спиной и убивали ударом топорика в голову. Телесные наказания рабов даже за минимальные провинности проходили показательно и практически ежедневно.

Липит и его люди сначала пытались задобрить и подкупить Энкида, чтобы тот закрыл глаза на их махинации, не поднимая лишнего шума, но царский инспектор оказался строгим и неумолимым.

В какой-то момент люди Липита предприняли попытку отравить Энкида, подсыпав ему яд в чашу с вином. Благодаря бдительности стражников им не удалось осуществить задуманное. Чтоб найти управу на упрямого и несговорчивого сановника, люди Липита организовали «случайное знакомство» Энкида с ослепительной красавицей в дорогих одеяниях. Она обволакивала Энкида томным, любопытным и бойким взглядом, буквально гипнотизируя его. Но Энкид не поддался её чарам, невольно отмечая «непроизвольные» призывные движения её гибкого тела, просвечивающего сквозь тонкую ткань туники. Наитие кричало: эта великолепная красавица появилась тут совсем не случайно. Вместе со сладким запахом её благовоний от неё исходила опасность и угроза, возможно, даже стыдная болезнь «тун и ну»⁶⁰, которую почти невозможно излечить.

В конце концов Липит пригласил столичного чиновника к себе на вечернюю трапезу для решающего разговора. Энкид пошёл. Липит решил запугать ретивого царского чиновника.

— Ты не можешь себе представить, на кого ты замахнулся. Чего ты добиваешься?

— Правды. Той, что диктуют нам наши моральные законы «Ме». В них моя сила. А что есть у тебя?

— Многое. Например, родство с богоподобным царём Шульги-Син. Друзья на мгновение, родство — на век, — вспомнил он шумерскую пословицу.

— Не позорь своего родственника, тем более богоподобного. Ты должен уйти. У меня есть полномочия выкинуть тебя с позором. Лучше сделай это добровольно.

— Мой принципиальный друг, в ближайшем будущем тебя ждут трудные времена. Будь, как все, и ты станешь сказочно богат.

Энкид только усмехнулся на это, так как угрозы и посулы ему приходилось слышать и раньше, причём от куда более влиятельных людей. Он с презрением смотрел на долговязого, слегка сутулого от показного подобострастия Липита с неприятной слюнявой усмешкой на угреватом лице и жирным неопрятным волосом.

— Выбирай.

Липит замолчал, не снимая с лица влажной усмешки.

— Ты ещё пожалеешь настолько, что будешь умолять меня сжалиться над тобой, ублажая меня своим ртом, а я подумаю, простить тебя или нет.

Энкид вспыхнул:

— Тебе следует выучить язык эмесаль — язык евнухов, чтобы твои покровители правильно использовали твои способности. Завтра с рассветом твоей ноги здесь не будет.

Если бы Энкид был плохо воспитан, он бы запросто плюнул в него.

6

Рано утром стражники беспрекословно исполнили указания царского инспектора с золотой печатью царя и вывели с позором Липита и его людей за пределы строительства. Сдержанное улюлюканье рабов, слышимое в приглушённом ропоте толпы, сопровождало разъярённого и растрёпанного Липита. Брызжа слюной и изрыгая проклятия, он умчался в столицу на дорогой повозке, запряжённой двумя лошадьми. Липит намеревался искать «правду» и покровительство при дворце.

Красавица с томными глазами вскоре после этого последовала за ним. Доверенные подчинённые Липита разбежались по щелям, чувствуя неотвратимость наказания. Если ретивый чиновник из столицы сможет доказать преднамеренность их деяний и их злой умысел — не сносить головы лизоблюдам Липита. Они должны возместить украденное в тройном размере или поплатятся свободой, обрекая себя на трёхгодичное рабство. Незавидная участь ждала их в бараках рабов.

Энкид встретился с тремя претендентами на освободившуюся должность управляющего. Двое со стройки, один — по рекомендации его тестя Акаллы. Они ему не понравились. Он не забыл и Намхани. В этом парне что-то было. Намхани — аккуратный и сдержанный, хотя сквозь сдержанность иногда проскальзывала порывистость, свойственная молодости.

— Молод, зато быстрого ума. Если он справился с малым, он сможет сладить и с большим, — решил Энкид.

Гонец с депешей для Намхани выехал в Гирсу почти сразу. Намхани добрался вечером следующего дня. Энкид велел сопроводить его к дому бывшего управляющего, комнату в которой он занимал. Намхани немного подождал, пока о нём доложили. Встречать его вышел Энкид, одетый в белую тунику с красным орнаментом на вороте и на подоле. Он излучал уверенность и силу. Но глаза и улыбка выдавали искреннее расположение к молодому гурушу:

— Друг мой, ты мне нужен здесь. Проходи.

Намхани, приложив руку к сердцу, приветствовал его в уважительном поклоне. Они поднялись на второй этаж. Намхани удивила, но не впечатлила богатая и безвкусная обстановка дома. Следом за Энкидом он вошёл в большую комнату. Энкид энергичным жестом предложил ему занять стул Липита за столом из красного дерева.

Намхани всё понял. Но он снова сдержанно опустил голову в знак уважения к воле Энкида и со спокойным достоинством прошёл и занял место управляющего. Энкид чувствовал, как ликует сердце Намхани, тот смущался и едва мог скрыть торжество. Энкид дал ему время успокоиться, медленно подошёл к нему, встал сбоку:

— Сам царь Шульги-Син приедет на открытие нового канала. Он лично заложит храм. Говорят, что покровителем нового храма будет древняя царица Лагаша — Нанше. Именно в Лагаш направятся воды по нашему каналу.

Объяснять Намхани, кем была царица Нанше, не требовалось. Он был из Лагаша. Задумавшись на мгновение, он начал цитировать по памяти бархатным голосом:

Нанше?

Та, что мать сирот и вдов?

Находит кров слабым,

Берет беженцев к себе на колени,

Что изыскивает справедливость для беднейших?

Энкиду было приятно услышать столь поэтичный ответ нового управляющего. Он еле заметно покивал, внимательно и благодушно рассматривая зарумянившегося Намхани. Тот поднял голову и прямо посмотрел в глаза Энкида. Но опустил глаза, не выдержав взгляд сановника. Энкид медленно обошёл стол, оказался на середине комнаты напротив Намхани, остановился и продолжил текст гимна, посвящённого Нанше, хорошо поставленным голосом чтеца:

Нанше, которая не терпит тех,

Кто преступил установленные нормы,

Кто нарушил договор,

Кто благосклонно взирал на греховные места,

Кто подменял малый вес большим,

Кто подменял малую меру большой мерой,

Кто сказал: «Я съел бы запретное»,

Кто сказал: «Я выпью запретное».

Нанше ищет сердца людей.

Намхани удивлённо и почтительно взирал на царского инспектора. Он только что получил не только поэтическое наставление, но и власть, размеры которой ещё не мог себе представить.

Царский сановник дал новому управляющему чёткие указания: первым делом навести порядок на строительстве, разобраться с содержанием рабов и клиентов, выдачу всего потребного производить в соответствии с утверждёнными царём нормами. Одновременно следовало ускорить работы по строительству, чтоб успеть завершить его в срок.

Нахмани быстро разобрался с нормами выдачи питания. После чего предложил каждому работнику обращаться лично к нему, если возникнут новые решения или способы, которые помогут ускорить работы. Если предложение поступало от раба и было полезным, то Намхани даровал ему своей властью свободу и выдавал разовую оплату в пять шекелей серебром. Свободный гражданин, внёсший предложение, мог рассчитывать на щедрое вознаграждение и повышение по службе.

Почти сразу после этого последовал дельный совет от одного из рабов — использовать для укрепления дамб и берегов канала старую и крепкую виноградную лозу, которая была гораздо прочнее тростника. Предложение приняли, так как виноград выращивали поблизости. Лоза помогла ускорить строительство, раб получил свободу и вознаграждение. Это событие тут же стало легендой среди строителей, особенно среди рабов.

Чтобы ускорить ход работ, Намхани обещал увеличить норму питания тем, кто трудится усерднее. Те, кто отставал от графика, наоборот, получали меньшую пайку. За ударный труд и особые достижения он даровал показательно свободу рабам. К концу первого месяца своего руководства новый управляющий решил проблему с невыплатами необходимых сумм артелям клиентов. После долгих встреч и разговоров ремесленники коллективно пошли на уступки, согласившись на меньшую оплату причитающихся им сумм, так как теперь отпадала необходимость делиться частью заработка с доверенными людьми старого управляющего. К тому же они получили гарантии регулярных оплат за выполненную работу.

Управляющий отказался от телесных наказаний, но дисциплина от этого нисколько не пострадала. Сурово наказывались, как велит закон, только серьёзные преступления. Смертные приговоры стали большой редкостью, а смерть виновного была быстрой и лёгкой. Окончательное решение по судебным делам принимал Намхани — у него были на это право и полномочия.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

52

Уммия — директор эдуббы, «отец школы».

53

Сибиларий — словарь иностранных слов.

54

1 период времени — 2 часа.

55

Амореи — «западные люди», как их называли шумеры.

56

Энлиль — бог воздуха, разделивший небо и землю.

57

Эхурсаг — дворец и резиденция царя Шульги-Син.

58

Нисан — название месяца — март-апрель.

59

1 Талант — мера веса в 30 кг.

60

Тун и ну — венерическое заболевание.