Намтар

Владимир Василенко

Скрытая толщей веков письменность шумеров приоткроет тайны древней эры. Герой романа – высокопоставленный царский сановник при дворе богоподобного царя Шульги-Сина. Движимый обычными человеческими чувствами: любовью, ревностью, тщеславием, ненавистью, страхом, надеждой – он помнит о долге перед государством и родом. Но миром правит демон судьбы и смерти Намтар. Над ним не властны даже боги.

III. Нинсикиль

Увернулся от дикого быка, натолкнулся на дикую корову.

Шумерская пословица

1

Покинув двор суда, Нинсикиль в сопровождении слуги-раба быстрым шагом направилась в сторону центра столицы. Тесные улочки в этой части города едва могли пропустить одного вьючного осла, но не повозку богатой горожанки — её Нинсикиль была вынуждена оставить вместе с возницей на торговой площади. Весь путь до здания городского суда она проделала пешком. Петляющие улочки не шире одного ги⁴¹, иногда они сужались настолько, что встречные пешеходы едва могли разминуться. Её слуга периодически оглашал улицу криками: «Посторонись! Дорогу жене мины!»

На полпути Нинсикиль застал сильный ливень. Она боялась, что дождь намочит и испортит её роскошную красную тунику, а главное — дорогое, сделанное из тонкой козьей шерсти белое плащ-покрывало с бахромой. Она гордилась своим нарядом. Такое покрывало могла себе позволить только знатная и богатая женщина. Накидка закрывала её от плеч до земли. Но хлынул ливень, и Нинсикиль, судорожно приподняв подол дорогой туники и подхватив концы покрывала, поторопилась укрыться под тростниковым навесом какого-то хлева для овец, примыкающего к улице. Она всегда радовалась дождю, только не в этот раз.

Весенний ливень был обильным и скоротечным. Он смыл нечистоты, ручьями истекающие из дренажных керамических труб прямо на улицу. Немощёные дороги этой части Ура напоминали вонючую сточную канаву. Обычно отбросы и мусор высыхали и испарялись сами. Палящее солнце и птицы днём, а собаки по ночам чистили улицы. Редкой выделки кожаные сандалии и ступни ног Нинсикиль по щиколотку утонули в вонючей жиже. Подол её роскошной длинной туники и бахрома накидки замарались. Её одежда стала мокрой и неприятно тяжёлой.

Босой раб, одетый только в набедренную повязку, казалось, не замечал потоков грязи и трусил впереди неё, чапая по лужам с высоко поднятой над головой глиняной таблицей с её личной печатью. Нинсикиль, сохраняя, насколько возможно, достойный и гордый вид, сама шлёпала по грязным улочкам, закипая злостью и досадой. Казалось, боги грубо насмехались над её именем «Нинсикиль», которое переводилось буквально как «чистая госпожа». Она чувствовала сама, как от неё неприятно разило смесью городских нечистот. Успевшая намокнуть накидка неприятно давила на плечи.

Выйдя наконец на широкую улицу, мощённую глиняными, закалёнными в царских мастерских кирпичами, Нинсикиль обрадовалась, почувствовав под ногами ровную дорогу. Хозяева лавочек и мастерских приводили в порядок свои лотки и палатки. Добравшись до публичной площади, Нинсикиль не увидела свою повозку. Ливень разметал товары продавцов и залил грязью, смешанной с мусором, всё вокруг. Торговцы и ремесленники, пекари и продавцы пива выметали грязь жесткими вениками из терновника и чистили свои владения. Её слуга куда-то исчез. Она даже не успела по-настоящему прогневаться, когда уже через несколько минут раб вернулся, приведя с собой возницу и повозку.

Осыпая головы несчастных слуг проклятиями — больше для приличия, так как она сразу отметила, что повозка сохранилась сухой — Нинсикиль привычно расположилась на деревянной скамье из красного дерева позади возницы. Эта четырёхколёсная повозка из редкого в царстве дерева отличалась лёгкостью и богатой отделкой. Мастера-плотники из Ниппура работали над её изготовлением больше года. Повозку отделали вычурными медными и серебряными украшениями, и теперь она стоила целое состояние. Горячий вороной жеребец, сдерживаемый возницей, нетерпеливо перебирал копытами, готовый понести свою хозяйку в её дом на канале.

Во всём царстве лошадь всё ещё считалась диковинкой и стоила как три быка или пять ослов. Только очень богатые и знатные люди могли позволить себе содержать лошадь. Поэтому состоятельные люди чаще передвигались на ослах, онаграх, мулах или быках, запряжённых в тяжёлые и громоздкие возки.

Нинсикиль отдала короткую команду мускулистому вознице в набедренной повязке и откинулась на спинку сидения. Слуга, расчищающий дорогу госпоже, затрусил впереди повозки. Омытая дождём мощеная дорога вела от нижних ступеней зиккурата⁴², возвышавшегося над всем городом, до городских ворот под названием «Высокие ворота». Дорога была построена специально для священных процессий и царских выездов. Устало прикрыв глаза, Нинсикиль попыталась ещё раз насладиться наказанием своей ненавистной соперницы. Её тщеславие было удовлетворено, но душа всё ещё находилась в смятении.

«А ведь мне даже стало жалко её в какой-то момент, — неожиданно для себя подумала Нинсикиль. — Хорошо, что я не поддалась минутной слабости и искушению остановить наказание этой мерзавки. Это было бы проявлением слабости, недостойной меня — Нинсикиль, дочери Акаллы из священного города Ниппур».

Другое, о чём она подумала: слишком откровенный взгляд машкима, замеченный ею как раз во время наказания рабыни. Он понял, что замечен, но не смутился и не отвёл глаз, пожиравших и откровенно раздевавших Нинсикиль. Скорее чуть смутилась она, ощутив неприкрытое вожделение и обожание во взгляде молодого, стройного и крепкого мужчины.

2

Не доезжая до городских ворот, повозка неожиданно резко остановилась, вернув Нинсикиль к реальности. Она была готова обрушиться с упреками на бледного и дрожащего слугу, бежавшего впереди повозки и расчищавшего дорогу. Тот беспомощно склонился перед ней, доставая ладонями колен, потом прижал сложенные вместе ладони к своему лбу, не поднимая голову. Пытаясь совладать с гневом — негоже ей так раздражаться, это граничит с неприличием — Нинсикиль с досадой взглянула на возницу. Увидев, как тот грубо натянул поводья, портя коню губы, она была готова прибить его.

— Осёл! — успела выкрикнуть Нинсикиль, когда увидела подходящего к ним очень быстрым и размашистым шагом царского стражника.

Широкоплечий коренастый стражник со щитом и коротким копьем наперевес преградил им дорогу. Запрещающим жестом поднятой вверх правой руки, защищённой кожаным локотником, он приказал им расчистить путь и встать на обочину дороги. В широкой со складками юбке — такую носят кочевники из племени марту — с могучим торсом, перевязанным крест-накрест кожаной лентой, скрепленной посередине большой медной бляхой с царской печатью; на голове — блестящий медный шлем; на сильных ногах — высокие сандалии со шнуровкой; на поясе — бронзовый топорик и кинжал — стражник излучал силу и решимость.

«Наёмник-аморей», — Нинсикиль поморщилась.

Грозный воин держался непоколебимо. В его холодном взгляде исподлобья было столько превосходства и равнодушия, что Нинсикиль сдержала себя и не стала выплескивать мгновенную злость и раздражение. Она, приняв надменный вид, приказала слуге предъявить стражнику печать. Стражник не удостоил даже мимолетным вниманием ни саму госпожу, ни её печать. Он тщательно осматривал и держал под контролем целую улицу. Нинсикиль прикусила язык и изобразила подобие улыбки, больше напоминающей гримасу:

— Чего ты хочешь? — сначала по-шумерски, а потом и по-аккадски спросила она.

Мерзкая собака, тупой бык и вечный раб — так мысленно нарекла его Нинсикиль — молчал, игнорируя её вопрос и прислушиваясь к чему-то.

«Может быть, он немой», — подумала Нинсикиль, но услышала отдалённые звуки музыки, доносящиеся со стороны зиккурата и царского дворца.

Они встретились глазами со стражником, и тот, не меняя выражение лица, коротко и строго произнес всего одно слово:

«Абисимти».

Так звали энергичную жену царя Шумера и Аккада, семитку по происхождению. Имя самой влиятельной после верховной жрицы женщины в государстве, а скорее всего, даже более влиятельной, моментально погасило пыл негодования Нинсикиль. Внезапно неконтролируемое волнение и даже страх, такой, от которого внезапно спирает дыхание и бледнеет лицо, овладели Нинсикиль. Левое веко начало подёргиваться. Почувствовав короткое удушье на вздохе, она непроизвольно икнула. Ей показалось, что в глазах стражника промелькнула усмешка.

Нинсикиль ещё не встречалась лично с женой богоподобного царя и не была ей представлена. Она видела царицу несколько раз в храме на праздничных церемониях. Сначала издалека, со спины, потом, по мере роста карьеры её мужа, все ближе и ближе. Конечно же, она слышала о крутом и вздорном нраве Абисимти. Жена царя обладала уникальным даром собирать вокруг себя талантливых и одарённых людей, которых она могла возвысить до небес. Но, ради одной своей прихоти царица могла и уничтожить любого, кто попадёт к ней в немилость, низвергнув несчастную жертву ещё при жизни в нижний мир демона Нергала.

Нинсикиль интуитивно боялась и избегала личного знакомства с этой царски влиятельной, но капризной особой. В сущности, она оставалась провинциалкой. Её воспитали в лучших шумерских патриархальных традициях. Ниппур — город, где она родилась и выросла, был храмовой столицей, но при этом оставался провинцией. Столица Ур, в котором она стала жить после замужества, за десять лет так и не стал родным. Возможно, комплекс провинциалки мешал ей обзавестись нужными связями и знакомствами. Все считали её заносчивой гордячкой.

В какой-то момент она отказалась от шумной и бурлящей событиями жизни и предпочла вести тихую размеренную и спокойную жизнь в своём доме за городом. Дом — её укрытие, её уютная драгоценная раковина. Однако где-то глубоко в душе она всё же мечтала завоевать столицу и стать одной из блистательных дам высшего общества. Нинсикиль активно ждала этого момента, много читая и занимаясь самообразованием и развитием.

Звуки приближающейся музыки становились всё громче. Кроме ударов пукку⁴³ уже можно было различить мелодию камышовых дудочек, отрывистые звуки медных труб и звон тамбурина⁴⁴. Вскоре появился эскорт Абисимти, состоящий из нескольких богатых повозок и колесниц, запряжённых исключительно лошадьми. Процессия направлялась к «Высоким воротам» города. Царица сама правила роскошной повозкой с золотой отделкой, запряжённой парой белоснежных коней. Позади неё расположились два стражника в остроконечных медных шлемах из личной царской охраны. Один из них был вооружён боевым луком с колчаном стрел, другой, с копьём, держал в руках большой щит, предназначенный в нужный момент для защиты царицы от нападения. Для мягкости хода четыре колеса царской повозки были обиты кожей.

Услышав звуки музыки, горожане, уставшие от зимы и в ожидании скорого празднования Нового года, оставили свои дела и высыпали на улицу. Повозка медленно и торжественно двигалась под восторженный шум толпы, обступившей дорогу. Царица предстала перед подданными в зелёных длинных парадных одеждах изо льна, расшитых золотыми и серебряными нитями. Тончайшая ткань облегала её стройное тело, подчеркивая статную грудь, тонкую талию и округлые бёдра. На её плечи была наброшена лёгкая полотняная накидка золотисто-жёлтого цвета. Её шею украшали дорогие бусы из сердолика. Голову Абисимти обрамляла мягкая кожаная лента светло-коричневого цвета, расшитая золотыми фигурками животных и растений, она оборачивалась в виде тюрбана, скреплённого элегантной брошью посередине. В ушах царицы блестели дорогие серьги в виде гроздьев винограда. На запястьях и лодыжках Абисимти красовались изящные серебряные и золотые браслеты тонкой работы. На ногах — элегантные сандалии из мягкой кожи телёнка со шнуровкой. Царица слыла красавицей — глаза с искринкой, белозубая улыбка и сросшиеся брови в виде «ласточкиных крыльев», очень модные в Уре.

Царица периодически приветствовала любопытную толпу, поднимая вверх холёную открытую ладонь с татуировкой в виде широко открытого глаза на фоне пирамиды зиккурата, вызывая у граждан города одобрительные и восхищённые возгласы.

Процессия приблизилась и чинно миновала Нинсикиль. Жена царя удостоила своим вниманием сначала её грациозную лошадь, её повозку, а потом скользнула взглядом и по ней самой. Нинсикиль в ответ, приложив руки к внутренней части бёдер ближе к коленям, склонила голову в низком поклоне. Через некоторое мгновение Нинсикиль распрямилась и снова посмотрела на проходящий мимо неё кортеж. Она узнала главного царского поэта и музыканта по имени Илибани — красивого и стройного мужчину средних лет, вальяжно восседавшего с лирой на коленях на одной из колесниц. Он слыл очень влиятельным человеком во дворце, близким к царю, ему покровительствовала сама Абисимти. Царский поэт и музыкант казался задумчивым и никого не замечал.

С ним Нинсикиль познакомилась, благодаря мужу. Илибани когда-то давно учился вместе с Энкидом в одной эдуббе, их связывала давняя дружба. Муж пригласил его в загородный дом на канале Инун. Нинсикиль улыбнулась, вспомнив, как шумно и бурно, словно мальчишки, друзья веселились, перебирая истории прошлых дней, громко смеясь над только им понятными шутками. Они прикончили тогда огромный, на несколько сила кувшин вина, обильно смешав его в конце с пивом. Нинсикиль никогда не видела своего мужа таким пьяным и смешным. Оба жутко болели на следующее утро, а Илибани ещё и чувствовал угрызения совести, витиевато и галантно извиняясь перед ней за своё вчерашнее состояние.

Нинсикиль ещё довольно долго просидела в повозке, пропуская эскорт жены царя. Устав от тупого ожидания, она злилась и бормотала едва слышно грубые проклятья, но так, чтобы они не достигли поломанных ушей стражника. Она раздражалась от усталости, унижения и неприятного запаха одежд. Лишь когда музыка почти стихла за городскими стенами, стражник, которого она к тому времени возненавидела, коротким жестом копья позволил ей продолжить движение. Сам он размашисто, уверенно и несколько косолапо ушёл в караульное помещение поблизости.

Покинув защитную стену города, «высокую, как сверкающая гора», Нинсикиль увидела, как кортеж Абисимти, едва заметный издалека, направлялся на юго-запад от столицы в сторону города Эриду. Этот город находился в двух лигах⁴⁵ от Ура. Очевидно, Абисимти и её сопровождающие направлялись в самый древний город царства, чтобы посетить в Эриду храм, посвящённый одному из верховных богов — Энки, богу мудрости, моря и свежей воды.

Колесница Нинсикиль резво направилась по моментально высохшей после дождя жёлтой, вымощенной кирпичом дороге на северо-восток. Её путь лежал к прилегающему небольшому поселению рядом с каналом Инун, где находился её богатый дом. Слуга, расчищавший ей путь в городе, остался далеко позади.

3

Обширным хозяйством Энкида и Нинсикиль управлял образованный и исполнительный молодой человек по имени Туте. Маленького роста, толстенький, доброго нрава управляющий встретил повозку госпожи, вовремя отдав приказ привратнику открыть въездные ворота. Лошадь хозяйки, не замедляя ход, буквально внеслась во двор. Туте подоспел к разгорячённому коню, взяв пухленькими ручками под уздцы, и начал что-то говорить, успокаивая и протирая ладонью его взмыленную шею. Он сдержанно поклонился Нинсикиль, когда она, слегка приподняв свою длинную тунику, легко спрыгнула с повозки. Туте выказывал должное почтение жене хозяина, но подчинялся он напрямую лишь своему господину, и слово Энкида было для него законом.

Энкид и его супруга имели в собственности земельный надел, приобретённый у нескольких семей общинников, со временем супруги укрупнили его. Размер надела составлял пять буров⁴⁶. Ещё три бура царь пожаловал Энкиду в пожизненное пользование. По границам надела протекал протяжённый тесный канал, он опоясывал земли Энкида и Нинсикиль и снабжал в достатке водой их владения.

В семейную собственность входили поля, засаженные овсом, горохом, эмером, кунжутом, финиковая роща, фруктовый и овощной сады, пруд, богатый рыбой, овцеферма, стойбище с крупнорогатым скотом, конюшня с пятью ослами и двумя лошадьми. Кроме собственных земель супруги арендовали пастбища для выпаса скота, принадлежащие царю. Оплата за использование пастбищ была справедливой — десятина в год.

Управляющий Туте вёл строгий учёт и контролировал ведение дел в имении Энкида и Нинсикиль. Он распределял работу и раздавал задачи рабам и свободным работникам — иждивенцам — число их приближалось к шестидесяти. Его стараниями хозяйство процветало и давало богатый урожай и приплод. Энкид не реже шести раз в год проверял отчётность на глиняных таблицах, заполненных управляющим, и часто сам с контролем объезжал свои владения.

Нинсикиль, казалось, не заметила Туте и даже не удосужилась ответить на его приветствие. Она лишь крикливо и категорично распорядилась конюху:

— Вычистить, накормить, напоить в меру, дать кристаллы соли.

Не задерживаясь во дворе, она поторопилась пройти в дом — просторный, кирпичный, белённый снаружи и внутри, с полами, покрытыми белым гипсом, что могли себе позволить лишь избранные. Она любила этот дом, ограждённый густым вьющимся кустарником сурбату, плотно скрывающим жизнь обитателей от любопытных взглядов и дающим тень в жару. На втором этаже, во встроенной массивной деревянной галерее располагались покои госпожи.

Нинсикиль вошла в просторные сени. Она поймала себя на мысли, что теперь совсем не радовалась наказанию непокорной рабыни и соперницы. Нинсикиль скорее переживала личное унижение, испытанное по пути домой, до сих пор у неё всё клокотало внутри. Кровь прилила к лицу. Даже прохладные стены дома не смогли остудить её злости. Больше всего Нинсикиль раздражало, что она непроизвольно икнула при этом самодовольном и криволапом стражнике.

Она подошла к ситуле, брезгливо скинула грязные сандалии и мокрую накидку. Две рабыни помогали ей омыть руки и ступни. Нинсикиль приказала наполнить для неё врытую наполовину в землю глиняную ванну, обмазанную битумом, что было исполнено без промедления.

Эта ванна была ещё одной гордостью Нинсикиль, не меньшей, чем её лошадь или повозка. По требованию хозяйки в доме всегда был запас чистой воды — не менее одного гур-лугаля⁴⁷. Воду набирали из источника и держали на солнце в нескольких больших и толстостенных глиняных сосудах. Кувшины с водой сподручнее поднимать одновременно двум мужчинам из числа её слуг. Использованная после приёма ванны вода вытекала по керамическим трубам, смазанным в местах стыка битумом, наружу, в специальную ёмкость в саду. Из неё по керамическим желобам точечно поливались плодовые деревья.

Когда ванна была наполнена, Нинсикиль скинула грязную тунику и поручила прачечнику⁴⁸ тщательно постирать одежду с песком и золой. Она медленно забралась в ванну и с наслаждением вытянулась. Согретая на солнце вода ласкала тело. Нинсикиль протёрла мыльным корнем руки, плечи и живот. Прислуживающая ей рабыня, молодая чужеземка с роскошными толстыми косами, нежно намылила её спину и шею. Передвигалась рабыня бесшумно. Журчание струйки воды из кувшина и стекающая по телу тёплая вода постепенно успокоили Нинсикиль.

Когда она вышла из ванны, другая рабыня, та, что с раскосыми глазами, услужливо преподнесла ей деревянную чашу, наполненную сладким финиковым вином. Хозяйку провели и уложили на специальную циновку из пружинистых ивовых прутьев, покрытую шкурой телёнка. Две рабыни мягко и старательно растёрли её до лёгкого покраснения. Они обильно нанесли на её стройное тело дорогое масло из Страны Кедра (Ливан).

4

Во время приятного действа Нинсикиль предалась воспоминаниям о тех временах, когда она впервые встретила своего мужа. Это случилось в её родном городе Ниппур десять лет тому назад. Уже тогда он был преуспевающим чиновником из близкого окружения царя. Энкид ей сразу не понравился. Он показался надменным, самоуверенным, холодным, тщеславным и циничным карьеристом. Да, красив собой и строен, но вдвое старше её. Она в тайне мечтала о сыне башмачника, который жил на её родной улице. Его она знала с детства. Красивый юноша, чуть старше Нинсикиль, всегда смешил её остроумными и меткими шутками и сравнениями. Они даже поцеловались один раз, скрывшись в ниспадающих ветвях огромной ивы на берегу канала. Она до сих пор помнила, как зашлось её сердце от восторга и приятных, волнующих ощущений.

Впрочем, выбора у неё не было. Нинсикиль смиренно последовала воле и решению своего отца. Она вычеркнула из памяти сына башмачника и стала женой Энкида. Её отец рассматривал любовь как нечто опасное и разрушительное, а брак, заключённый по расчёту между его дочерью и влиятельным царским сановником, по его убеждению, гарантировал ей стабильность и благоденствие. Получив от отца богатое приданое, она вышла замуж и уехала вместе с супругом жить в столицу.

Нинсикиль улыбнулась, вспоминая, какой неловкой и пугливой она была со своим мужем в первые годы. Полюбила она Энкида и открыла его для себя с лучшей стороны только спустя несколько лет. Тогда же она обрела своё счастье. Нинсикиль превратилась в красивую, яркую, весёлую и порой озорную молодую женщину, обожавшую своего супруга.

В гармонии и блаженстве прошли почти пять замечательных лет. Но всему приходит конец, и в их отношениях что-то поменялось и всё пошло не так. Она понимала причину и разделяла волнения и тревоги своего супруга по поводу отсутствия наследника, но не могла ничего изменить. Она молила о ребёнке всемогущих богов. Когда Нинсикиль навещала своего отца, она обязательно шла в храм Экур. В храме Нинсикиль возливала воду верховному богу Энлилю⁴⁹, покровителю Ниппура, и молила его о помощи.

Находясь в столице, Нинсикиль не реже раза в неделю выезжала в соседний город Эль-Обейд, где находился храм богини деторождения Нинхурсаг⁵⁰. Вход в храм богини охраняли статуи восьми свирепых львов, облицованных медью. Их каменные глаза таинственно и страшно блестели. Когда она увидела их в первый раз, испугалась их грозного вида, но со временем привыкла к медным стражникам и не забывала прикоснуться к ним при входе в храм.

Молодая женщина часами исступлённо молилась, мечтая зачать ребёнка для своего мужа. Однако все её мольбы и взывания к богам оказались бесполезными. Отчаявшись, Нинсикиль начала ходить по лекарям и прорицателям, щедро одаривая их богатыми подарками. Но и они не смогли излечить её бесплодие. После рождения сына от наложницы, муж совсем отдалился от неё. Последние два года она мучилась и страдала больше, чем радовалась жизни. Она чувствовала, что её характер меняется и становится дурнее, а она сама — черствее, циничней и злобней.

Вместе с чистотой и глотком сладкого вина Нинсикиль снова почувствовала в себе вернувшиеся уверенность и силу. «Чистая госпожа» поднялась и прошла, грациозно покачивая бёдрами, босая, с чашей вина в руке, по покрытому гипсом идеально чистому полу в свои покои на втором этаже. Кроме магического двойного красного шнурка, опоясывающего её тонкую талию, с которым она никогда не расставалась, на ней ничего не было.

Она прошла в свою уютную спальню и прилегла на кровать с медными украшениями. Её покои с деревянной галереей когда-то несказанно радовали хозяйку. Дерево было специально доставлено с верховий реки Идиглат из далёкой горной страны, богатой лесом. Мастера Ура сотворили ей это чудо. Самого дерева хватило бы на постройку одного маленького корабля, как шутил её муж Энкид.

Нинсикиль набросила на обнажённое и приятно пахнувшее кедровым маслом тело лёгкую, тонкой шерсти, почти прозрачную накидку. Она попыталась ненадолго уснуть, чтобы окончательно успокоиться. Сквозь полудрёму она услышала, как в комнату кто-то поскрёбся. На пороге появилась бесшумная рабыня с собщением о прибытии машкима. По уговору, за процесс против Геме-Инши она должна была оплатить его услугу — пять шекелей серебром и один ягненок.

Сначала Нинсикиль хотела приказать, чтобы молодой человек подождал её во внутреннем дворе дома, пока она оденется и соблаговолит спуститься к нему. Потом вдруг у неё мелькнула шальная мысль встретить молодого и весьма приятного мужчину в своей спальне. Ей вспомнились все переживания и мучения последнего года. Обида на мужа затмила разум и пробудила в ней чувство мести. Недолго поколебавшись, уверенным жестом она приказала рабыне привести машкима в её покои. Та без малейшего замешательства вышла с поклоном исполнять её указание.

Рабы имели определённые права в царстве Шумера и Аккада. Например, они могли занимать деньги, участвовать в торговом деле, иметь свою печать и даже выкупать свободу, но они не могли свидетельствовать против своего господина или госпожи. В суде их слова считались ничтожными и никогда не принимались как доказательство. В своём доме Нинсикиль обращалась с десятком рабов обоего пола, не церемонясь, как с бездушными вещами. Когда приходил самый знойный период лета, она запросто позволяла себе ходить по женской половине дома голышом, словно её окружали кувшины и стулья, а не прислуга.

В ожидании машкима Нинсикиль поправила набитые сухими душистыми травами подушки, сшитые из тканей разного цвета, приняла соблазнительную позу, слегка оголив длинные стройные ноги. Прикрыв глаза, Нинсикиль прислушивалась к себе. Предвкушение опасной встречи с чужим мужчиной — не мужем — постепенно затмило её разум. Она почувствовала нахлынувшее на неё волнение и возбуждение, перерастающее в томную негу во всём теле. Нинсикиль, сдерживая себя, выгнула спину и сладострастно застонала.

В царстве Шумера и Аккада свято охранялись брачно-семейные устои. По закону, мужу, заставшему жену во время измены, позволялось утопить любовников в реке, связав их вместе. Однако допускалось, что муж мог проявить великодушие и простить неверной жене и её возлюбленному факт измены. Тем самым он щадил грешников, но подвергал себя насмешкам окружающих и всеобщему уничижению. В случае отсутствия прямых доказательств, а лишь домыслов, жена могла оправдаться, поклявшись в верности супружескому долгу перед богами в храме. После такой клятвы она считалась невиновной.

Энкид уже давно не дарил своей страсти Нинсикиль. Неудовлетворённая супруга, конечно же, чувствовала охлаждение со стороны мужа, как и любая женщина интуитивно чувствует это. К тому же её муж уже три месяца находился за много лиг от дома и физически не мог застать её на месте прелюбодеяния.

Опасность и близкое к животному желание немедленного соития возбуждало Нинсикиль и позволяло ей вполне безнаказанно поддаться мимолётному увлечению, скорее даже — наваждению. Она возмечтала броситься в жаркие объятия молодого мужчины с курчавым чёрным волосом, красивым крупным носом и крепким торсом. Она распаляла воображение, представляя себя в его объятиях. Услышав шелест одежд рабыни, пришедшей известить её о прибытии гостя, Нинсикиль почувствовала, как непроизвольно участилось её дыхание и увлажнилась её саль⁵¹.

Отбросив последние сомнения, она позволила войти молодому человеку.

Примечания

41

Ги — мера длины в 3 м. «тростник».

42

Зиккурат — многоступенчатое высокое культовое сооружение в виде пирамиды; от слова «заккару» — «строить высоко».

43

Пукку — барабан.

44

Тамбурин — предшественник бубна.

45

1 лига — 10 800 м.

46

1 бур — 6,3 га.

47

Гур-лугаль — 300 сил или 255 л.

48

Стиркой у шумеров занимались мужчины.

49

Энлиль — бог воздуха, разделивший небо и землю.

50

Нинхурсаг — шумерская богиня деторождения.

51

Саль — женский половой орган.