За золотым призраком

Владимир Буртовой, 2019

Май 1866 года. Из Мельбурна в Лондон отправился в плавание барк «Генерал Грант». В судовой декларации указано, что на его борту 740 килограммов золота. Близ островов Окленд барк разбился о скалы и затонул… Многие с тех пор искали эти сокровища. 18 экспедиций окончились безрезультатно. 29 аквалангистов и водолазов погибли в погоне за золотым призраком. И вот очередную экспедицию возглавляет бывший командир немецкой подводной лодки фрегаттен-капитан Отто Дункель, дед которого, Генрих Дункель, служил рулевым на «Генерале Гранте» и хорошо запомнил место гибели судна, о чем и поведал внуку…

Глава 2. Перстень с ядом

К белому трапу «Британии» Отто Дункель рассчитывал прибыть последним, чтобы исключить возможность следящим за ним «типам» узнать, куда он направляется дальше. Ведь из Порт-Элизабета можно было уехать поездом до Кейптауна и оттуда во все концы земного шара. Можно было сесть на пароход внутренней линии и подняться на север в портовый город Ист-Лондон или еще дальше, в Дурбан… Конечно, если эти ищейки не владеют именно его копией телеграммы к Цандеру, тогда поспешат за ним следом на этот пароход, идущий в Мельбурн.

Пожилой и непривычно для глаз морщинистый таксист-негр уже доставал из багажника чемоданы, и Отто Дункель вышел из машины, когда к нему подошел румянощекий и светловолосы матрос, с почтительным поклоном сказал со скверным, правда, акцентом:

— Господин сенатор, ваши билеты доставлены. Прошу вас на борт, каюты третья и четвертая.

И здесь у трапа, пронзительно взвизгнув тормозами, остановился еще один автомобиль ярко-зеленого цвета. Шофер, на этот раз белый и довольно молодой англичанин, услужливо выпрыгнул на бетон причала, открыл дверцу, выпуская пассажира.

— Извините, сэр! Видит бог, впервые подвел мотор. И надо было ему заглохнуть именно сегодня, на полдороге… Вот ваш багаж, сэр!

Я помогу вам поднять его на борт.

— Ангстгегнер!^[13] — выругался по-немецки пассажир и далее бранил уже бедного шофера по-английски. — Из-за тебя едва не опоздал на рейс! Твое счастье, иначе платил бы ты мне неустойку, без штанов остался бы, болван!

Отто, пропустив по трапу вперед Карла, Вальтера и матроса с Али, не без интереса оглянулся на «земляка». И непроизвольно поджал губы — этого «Клетчатого» жирного типа с пушистыми и словно не живыми усищами он приметил еще в день приезда, в фойе гостиницы, когда искал пропавший черновик той злополучной телеграммы. Он принял его тогда за чистокровного англосакса, а выходит, он из бывших…

«Что-то не видно было тебя, бурская свинья, у подъезда, когда мы садились в такси!» — отметил про себя Дункель и тихо сказал вахтенному матросу, который, встретив их у трапа, поклонился с улыбкой, словно знакомому.

— Будь любезен, братец, проводи нас в каюты. — Он отдал дюжему матросу самый тяжелый чемодан и следом за индусом пошел на трап, прислушиваясь, как господин в светло-клетчатом костюме сопел за спиной, поднимаясь вверх, а за ним таксист покорно и виновато нес чемодан и туго набитый какими-то угловатыми предметами раздувшийся саквояж крокодиловой кожи.

Сенатору с сыновьями отвели просторную трехместную каюту по правому борту, Али поместился в соседней одноместной каюте, где все сияло чистотой и свежестью белья.

— Али, тебе не отработать такого путешествия — будешь ехать как настоящий раджа! — пошутил Отто, отдавая ключ от каюты вконец растерянному слуге: у Али была надежда, что, побывав в Порт-Элизабете, отдохнув на здешних пляжах, они вскоре возвратятся домой… Оказывается, хозяин задумал такую дальнюю прогулку по океану, что ей и конца не видно. — Отдыхай, набирайся сил. Будет что потом порассказать тетушке Ранджане и… дочке с сыном!

— А может, хозяин, мне лучше домой вернуться? — попытался использовать последнюю возможность Али, чтобы не отправляться с хозяином неведомо куда. — Правда, отпустите меня домой, видит бог…

— Ничего не видит твой бог, Али! — несколько грубовато пошутил Отто. — Шапка надвинулась ему на глаза, наверно. — И собрался идти в свою каюту, но Али остановил его, с мольбой сложив руки перед грудью, в глазах само страдание, как у распятого Иисуса Христа.

— Боюсь я большого моря, господин мой. Все по земле да по земле ходил, а теперь — вон страх какой… Говорят, акулы там!

— А ты не прыгай за борт, так и акулы не тронут, — снова пошутил Отто. — Акула не осьминог, лазать по трапу не умеет. — И переменил тему разговора: — Узнай у матросов, на какой палубе ресторан, да закажи нам легкий ужин.

Индус покорно поклонился в спину сенатора, который торопливо ушел в свою каюту.

«Есть знакомые лица на “Британии”, есть!» — поскрипывая зубами, размышлял Отто, вспомнив «портреты» недавних обитателей гостиницы, в которой останавливались. Шестерых уже опознал, пока палубой и коридорами добирались вслед за вахтенным матросом к своей каюте — самая первая от трапа вверх, где начиналась надстройка ходового мостика. Так и просил сделать Кугеля, чтобы никто не маячил у его двери на виду у всех, как это можно делать в сумрачной утробе коридоров.

Длиннолицый «Коричневый» и этот толстяк «Клетчатый» — так прозвал про себя Отто двух попутчиков — поселились неподалеку: первый наискосок в тридцать третьем номере, а второй через пять кают дальше. Где разместились остальные «знакомые», оставалось еще выяснить.

«Ничего-о, — успокаивал себя Отто, — идти через океан не один день, успеем присмотреться к многим, если не ко всем. — Прошел через каюту к борту, приподнял тяжелое круглое стекло иллюминатора и зафиксировал в таком положении винтовым стопором. В прогретое солнцем помещение освежающим потоком влился свежий океанский воздух. Вместе с ним каюта наполнилась громким криком чаек, которые летали у самого борта «Британии», к крику птиц примешивался редкий гудок буксира и легкий плеск волн — океанская зыбь через горловину порта проникала в огражденную молом акваторию, билась о борт и в серый пирс, внизу заросший морскими водорослями.

Карл и Вальтер, шутливо подталкивая друг друга, устраивались перед дальней дорогой у правой от двери переборки, где стояли углом друг к другу их диваны, накрытые нежно-зелеными пледами.

Вскоре у носа «Британии» послышался бархатный и непривычно ласковый гудок — это портовой буксир, надрываясь чумазой железной утробой, потянул на звенящем стальном тросе океанский пароход, разворачивая его носом в сторону выхода. Другой буксир круглым форштевнем с подушкой из плетенных канатов «бодал» «Британию» в левую скулу, помогая напарнику. Минут через десять далеко внутри, под ногами пассажиров, словно бы начал пробуждаться веками спавший вулкан, задрожала палуба — в машинном отделении парохода заработала машина, за кормой забурлили темно-зеленые вспененные валы, вода крученой струей докатилась до бетонной груди причала и подобно разжимающейся пружине словно бы вытолкнула белую железную громаду в сторону океана. «Британия» послала прощальный гудок мигающему за кормой маяку, а вместе с ним и огромному, изнывающему от зноя и духоты континенту, и острым форштевнем врезалась во встречные пологие волны.

Перед ними распахнул свои ласковые и экзотические просторы величественный Индийский океан…

* * *

Утром на вопрос Али, заказать завтрак в каюту, или хозяин с сыновьями спустится в ресторан, Отто Дункель, не долго раздумывая, решил идти в ресторан.

— Посмотрим, что за публика путешествует с нами, — скептически выговорил он и задержался перед большим овальным зеркалом, повязывая к легкому изящному костюму светло-голубой, в косую полоску галстук — под цвет рубашки. Задорно подмигнул собственному отражению, провел пальцами по щеке, проверяя, хорошо ли выбрит. — Ты сходишь позавтракать после нас, а пока сиди в каюте тихо и прислушивайся. Клянусь водами священного Стикса, на этом пароходе полно крыс! Как бы не отважились заглянуть в чужой чемодан. Ты понял меня, Али?

Али без труда догадался, о каких крысах упреждает сенатор, улыбнулся и заверил:

— Не беспокойтесь, мой господин, буду сидеть тихо, как мышь, и слушать, как кот. Ни одна крыса не пробежит незамеченной. — А перед глазами вновь встал тот Колли в черных очках, который интересовался, куда они направляются, а сам так и не представился Дункелям. Очень странный и подозрительный тип!

«Следит за нами, — понял теперь Али, испытывая невольное беспокойство. — А если и он прознал, за какими сокровищами отправился сенатор с сыновьями?» — Али, сам того не желая, нечаянно слышал, как Отто довольно громко похвастал, что старший сын у него отменный аквалангист и что попадись им остров с жемчужными раковинами, так живо обчистят донышко!.. Но Али и на этот раз не решился сказать хозяину про тощего господина, мысленно махнул на Колли рукой — лично у него никаких сокровищ при себе нет, бояться грабителей ему нечего. Он должен заботиться об одном своем сокровище — Амрите, оставленной в руках под присмотром лютого Бульдога Цандера… Сложенный вчетверо лист казенной бумаги жег старому индусу грудь, и он, чтобы хоть как-то облегчить муки душевные, вынул этот бланк из кармана и сунул под подушку — знал, что сенатор никогда в жизни не позволит себе рыться в постели слуги…

Оставив Али охранять каюту, Отто с сыновьями прошел на верхнюю палубу, где в просторном зале находился ресторан с небольшой, но красиво устроенной эстрадой для музыкантов — эстрада довольно красноречиво напоминала огромную раскрытую раковину со шторами на задней стенке под цвет сияющего на солнце перламутра. Столики расставлены свободно и при необходимости легко убирались, превращая зал в место для танцев. По углам уютно разместились приземистые бочки с пальмами — напоминание о зеленой тверди, которую оставили путешественники за кормой парохода и которая скрылась за горизонтом вчера вместе с утонувшим в глубинах океана вечерним солнцем…

С первого же взгляда Отто безошибочно разделил посетителей ресторана на праздных туристов с их беззаботными «отдыхающими» лицами, и деловых людей, которых служебные обязанности не покидали даже в минуты, когда, казалось, можно было бы и расслабиться.

К вошедшим Дункелям невесомо-скользящей походкой подошел молодой приятно улыбающийся смуглокожий официант… не иначе как из метисов, каких в Южной Африке превеликое множество, с изящным и не без достоинства поклоном спросил:

— Сэр, угодно вам выбрать столик? Можно вот здесь, в углу, рядом с иллюминатором. В полдень этому месту не будет цены, если вы не предпочитаете сидеть около эстрады у самых барабанов, — и снова улыбнулся, давая понять, что обедать здесь много приятнее, чем в середине зала, или у самой эстрады с ее громом и визгом.

Отто глянул в крупные черные глаза официанта и подумал: «Мне угодно было бы не видеть твоей черномазой рожи! Копни твою родословную, так окажется, что папаша или дед и по сей день владеет какой-нибудь известной усадьбой, или в сенате важничает! Кланяешься с почтением, а все же подлый нигер! И наверняка связан с партизанами! Они охотно вербуют из таких вот служек своих осведомителей».

— Пожалуй, этот столик и в самом деле удобен, — после короткого размышления согласился Отто Дункель, — отсюда весь зал, будто чужая бухта с ходового мостика всплывшей субмарины, просматривался без помехи. Отгороженный от входа густой пальмой, столик возвышался над остальным залом на фут, не менее, но этого было достаточно, чтобы головы ближних посетителей не закрывали «горизонт» для обзора.

— Интересно, интересно, чем у вас кормят такую пеструю и капризную массу разноядных, — с улыбкой спроси Карл, посматривая на аккуратного, словно кофейное мороженное в белой обертке из фольги, официанта. — Та-ак, меню на столе, приступим к его анализу!

Сделали заказ и сели так, чтобы Отто видел всех — спиной к переборке, за которой размещался камбуз, лицом к эстраде. Довольно легко отыскался толстомордый и усатый «Клетчатый» — сидел в компании двух элегантных англичан и худющей до смертного ужаса дамы. Ее худобу не могли скрыть ни обильные одежды, ни пышные кружева, плотно охватывающие жилистую, как у ощипанной гусыни, шею.

«Господи! Если с нее содрать обшивку из всех этих блуз и юбок, то обнажится голый киль и весь шпангоут, — с непроизвольной брезгливостью подумал Отто. — Англичане — народ практичный, и если она миллионерша… то и желаннее всякой красавицы! Хо-хо!»

Через столик от «Клетчатого» сидел «Коричневый» в неизменно темных очках, словно в жилах у него текла кровь не человека, а никчемного крота, который страх как боится дневного света. «Клянусь священными водами Стикса, этот тип и на ночь не снимает окуляры! А-а, скорее всего, он страшно косоглазит!» — разгадал причину такой маскировки, как ему думалось, Отто.

Рядом с «Коричневым», вальяжно откинувшись на округлую спинку кресла, надувался от спеси седой господин с семейством. «Чиновник из Претории. Притом, средний чиновник, — определил Отто, присматриваясь к главе семейства. — Иначе не “распрямился” бы так, очутившись вне досягаемости начальственного взгляда!» Его крашенная в каштановый цвет супруга, нарумяненная и немного нервная, как будто попала не в свою «тарелку», слишком заинтересованно через старомодный лорнет изучала меню, вложенное в раскрытую малинового цвета папку. «Готов биться об заклад — задалась целью за время путешествия уменьшить свое водоизмещение как минимум на одну четверть! Не помешало бы!» — посмеялся про себя Отто. Их русоволосая милашка-дочь в нежно-розовом шелковом платье и с довольно смелым декольте пребывала в таком возбужденном состоянии, словно от этой поездки решался самый глобальный в ее жизни вопрос — выйдет ли она замуж, или ступит прекрасной ножкой за роковой возрастной рубеж…

«Лучше это розовощекое создание, чем индианка!» — неожиданно и как-то само по себе подумалось Дункелю, хотя за секунду до этого и в мыслях ничего подобного не возникало: значит, мозг самостоятельно держит наболевшую проблему под постоянным контролем.

Фридриха Кугеля, затянутого в форменный белый мундир с погонами гражданского флота Великобритании, Отто поймал в «перископ» почти у эстрады. Штурман завтракал в обществе трех дам и рассказывал им что-то весьма забавное, отчего дамы, все три уже в «бальзаковском» возрасте, улыбались и, сверкая перстнями, дружески грозили ему пальчиками…

Их взгляды встретились — над левой бровью Дункеля ни с того ни с сего дрогнул мускул, непроизвольно прищурился глаз. Сначала ему показалось, что это какое-то наваждение — чуть дальше от столика Фридриха Кугеля в одиночестве, через соломинку потягивал коктейль горбатый и полуглухой дворник Вилли Тюрмахер! Но приглядевшись повнимательнее, с немалым облегчением понял — не Вилли! Этому господину лет на пятнадцать меньше, едва за пятьдесят — голова в изрядной седине, на лбу, чуть ближе к правому виску, хорошо виден наклонный застарелый шрам. Нос прямой и несколько длинноват для привлекательного и сухощавого лица.

— Ты за кем так внимательно наблюдаешь, отец? — тихо, не поворачивая головы, спросил Карл. Вальтер наконец-то перестал усиленно изучать меню на обед и ужин, положил его на голубую скатерть, откинулся на спинку кресла, нетерпеливо посмотрел в сторону окна выдачи — к ним неспешно, но и без показной небрежности подошел официант со столиком на колесах, ловко накрыл приборы, выставил кушанья. Когда официант неизменно вежливым голосом пожелал пассажирам приятного аппетита и откатил пустой столик-тележку, Отто, заправляя салфетку перед едой, тихо сказал сыновьям:

— Сейчас мимо нас будет проходить господин с пышной шевелюрой в светло-сером костюме, со шрамом на лбу — приглядитесь повнимательнее… так на всякий случай! Вдруг пригодится.

Карл, старательно разделываясь с бифштексом ножом и вилкой, вроде бы без всякого умысла поднял взгляд, проводил вставшего со своего места господина, которого отец почему-то решил взять на прицел, машинально вращая ручку ножа в пальцах, с растерянностью проговорил:

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

13

Ангстгегнер — пугало (нем.).