Каганы рода русского, или Подлинная история киевских князей

Владимир Борисович Егоров, 2012

Эта книга ― о всеобъемлющей фальсификации русской истории, о веками копившихся стыдливых умолчаниях, жульнических передергиваниях и бессовестной лжи нашей так называемой Первоначальной летописи – Повести временных лет. В течении веков официальные историки занимались восхвалением правящих династий, церкви, партии и почти никого из них не интересовала подлинная история Отечества, история, которую уже практически невозможно узнать во всей ее полноте. Но те осколки истины, которые еще сохранились, позволили автору этой книги реконструировать историческую действительность первых веков существования Киевской Руси и ее вождей – князей и полководцев, каганов рода русского.

Ветряные мельницы антинорманизма

Другой — Фарлаф, крикун надменный,

в пирах никем не побежденный,

но воин скромный средь мечей…

А. Пушкин. «Руслан и Людмила»

Наступившее после многовековых баталий шаткое перемирие на норманистско-антинорманистском фронте время от времени нарушается уже не боями, а так, потасовками местного значения. Казалось бы, норманизм давно уже дезавуировал свой наиболее одиозный, хотя и прямо основывавшийся на тексте ПВЛ, тезис о неспособности восточных славян создать свое собственное государство, вследствие чего погрязшие в смутах и разборках аборигены якобы вынуждены были призвать заморских варягов, читай скандинавов, чтобы те наконец-то навели у них в доме порядок. Казалось бы, со всей очевидностью показано и общепризнано, что в самóй Скандинавии времен «призвания», то есть в середине IX века, еще не было создано никаких государств и варяги — находники, по выражению ПВЛ, на Русь — имели опыта и примеров государственного строительства ничуть не больше, если не меньше, чем восточное славянство, географически и исторически примыкавшее к периферии романского и византийского миров. Но антинорманистам всех мастей этого мало. Ни под каким соусом, ни в каком виде не хотят они признать скандинавов во главе государства, пусть даже созданного до их появления самими славянами и на сугубо славянской почве.

Неприятие скандинавов, и германцев вообще, доходит до паранойи. Почему-то в среднероссийском антинорманистском параноидальном сознании летописный Рюрик никак, ни за что не может быть датчанином Ререком, а вот каким-нибудь выходцем из прибалтийских славян Ререгом — это пожалуйста. Почему? Чем датчане хуже поляков? Лицом не вышли? Живут хуже? Имеют на нас зуб? Нет, нормальному человеку этого не понять. А параноику-антинорманисту бесполезно пытаться втолковать, что датчане — народ, по крайней мере, не менее цивилизованный, чем поляки, что предки датчан, в отличие от потомков поморских славян, никогда не захватывали Москву и не сажали в ней своих царей-марионеток, не заливали кровью Россию до берегов Волги и не мучили в российских дебрях героев-сусаниных.

Как всегда, в рассуждениях и спорах о том, чем один народ лучше или хуже другого, результат оказывается одним и тем же: всплывает неклинический диагноз вышеназванной паранойи — обыкновенный шовинизм. Именно в силу этого диагноза норманистско-антинорманистское противостояние давно зашло в безнадежный тупик. Заклиненные в германофобии и шовинизме антинорманисты просто не хотят, не способны слушать и понимать разумные доводы и аргументы. А эти аргументы для всех здравомыслящих людей с нормальным общечеловеческим воспитанием звучат более чем весомо и не оставляют сомнения, что в течение некоторого времени выходцы из Скандинавии стояли во главе государства, которое мы ассоциируем с древней Русью. Аргументы давно и хорошо известны, я их просто вкратце напомню.

Первый аргумент — Вертинские анналы. Согласно им прибывшие в 839 году ко двору Людовика Благочестивого через Константинополь послы «кагана народа Рос» были признаны там скандинавами (свеями). Пытаясь как-то дезавуировать этот факт, антинорманисты не придумали лучшего объяснения, чем такое: дескать, правитель Руси, конечно же чистокровный славянин, послал в Константинополь служивших ему варягов, например, потому что те лучше знали дорогу, знаменитый путь «из варяг в греки». Можно встретить в качестве иллюстративного примера даже ссылку на немца Нессельроде во главе министерства иностранных дел России. Однако ссылка неуместна. Да, немец или швед мог стать в России министром иностранных дел, особенно при императоре Павле I, который, между прочим, сам был на три четверти немцем, и его преемниках. Стопроцентной немкой могла быть (и была ведь, была!) сама российская императрица. Но чтобы целиком все министерство иностранных дел или все поголовно русское посольство состояло из немцев или шведов? Это уж увольте. Даже при Екатерине II и Павле I такого не было и быть не могло.

Гипотетический славянский правитель некой Руси начала второй трети IX века мог включить в свое отправляемое в Константинополь посольство варягов в качестве проводников, если они лучше знали дорогу, или толмачей, если они лучше понимали греческий язык (хотя и с чего бы?!), но в любом случае служилые скандинавы, играя в посольстве сугубо вспомогательные роли, не определяли бы его этническое лицо. Не только самое естественное, но и единственно возможное объяснение того, что посольство кагана Руси состояло из скандинавов-свеев, заключается в том, что сам каган и его окружение, из которого он наверняка назначал послов, то есть вся русь того времени была скандинавской.

Второй аргумент — имена послов Вещего Олега, отряженных им в Константинополь для подписания мирного договора с греками, зафиксированные не где-нибудь, а прямо в ПВЛ. Вот они: Карл, Фарлоф, Вельмуд, Рулав, Стемид. Там же можно найти еще один список имен уполномоченных представителей руси, подписавших такой договор от «рода русского»: Карл, Ингельд, Фарлаф, Вельмуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву Труан, Стемид. Написание имен послов, которые сами по себе имеют колоссальную важность и которыми нам еще предстоит заняться вплотную, несколько разнится в разных списках ПВЛ, что, конечно, расширяет возможности трактовок и этимологизаций. Но, что характерно, ни в одном из вариантов этих имен нет и намека на что-то славянское, а абсолютное большинство их явно германского происхождения, причем некоторые имена — Ингельд, Фарлаф^[9], Вельмуд, Рулав, Руалд, Фрелав — конкретно скандинавские. Трудно отделаться от мысли, что мы имеем дело с прямыми потомками послов русского кагана из Вертинских анналов. Единственное, на что могут рассчитывать здесь антинорманисты, это имеющееся обоснованное подозрение в подложном характере договора 907 года, с которым ПВЛ связала имена послов в Константинополь. Сомнение в его аутентичности высказывал еще первый исследователь ПВЛ А. Шахматов, работы которого стали классикой анализа русских летописей. Однако никто не подвергал сомнению договор 911 года, включенный в статью 912 года ПВЛ и содержащий в своей преамбуле приведенный выше расширенный список уполномоченных подписантов договора. Наконец, есть еще аналогичный договор Игоря, тоже донесенный до нас ПВЛ в статье 945 года. В нем, правда, появляется пара имен, выглядящих похожими на славянские, но по-прежнему абсолютное их большинство имеет очевидно германское происхождение.

Аргумент третий — русские названия днепровских порогов у Константина Багрянородного в его трактате «Об управлении империей». Этимология приведенных им русских названий явно древнескандинавская. Антинорманисты предпочитают обходить эти труднопреодолимые для плавсредств, но еще более для самих антинорманистов пороги молчанием, а вынужденно упоминая, демонстративно заключают слово «русские» в кавычки. Но эти кавычки — не более чем хорошая мина при плохой игре. Константин называл пороги по-русски без всяких кавычек и тут же давал их параллельные названия по-славянски, которые действительно этимологизируются из старославянского. То есть у Багрянородного русский язык прямо противопоставлен славянскому, и этот его русский язык — язык древнескандинавский в современной терминологии.

Понимая значение и неубиенность этого свидетельства, известный антинорманист, украинский историк и археолог М. Брайчевский, сделал отчаянную попытку этимологизировать названия днепровских порогов у Багрянородного из неких мифических «иранских языков». Увы, его дилетантские потуги у лингвистов вряд ли вызовут что-либо кроме грустной улыбки^[10]. Если же говорить серьезно, то, глядя правде в глаза, невозможно не признать, что в конце первой половины X века, то есть век с лишним спустя после появления при дворе Людовика Благочестивого послов русского кагана, их потомки все еще говорили на древнескандинавском языке. Заметим кстати, что именно древнескандинавском. Во всей Скандинавии IX века в ходу был единый язык, хотя вероятно уже распадавшийся на диалекты, из которых его преемники — шведский, норвежский, датский и исландский языки — оформились не ранее XII века.

Четвертым и безусловно решающим аргументом служат имена самих «великих князей» начальной Руси, известные нам не только из ПВЛ, но и из заслуживающих доверия документальных свидетельств соседей древней Руси. Аргумент настолько важен, что достоин отдельного рассмотрения, и к этим именам нам вновь и вновь придется возвращаться.

А пока сконцентрируемся на важнейшем для истории древней Руси факте: скандинавы в начале «эпохи викингов», то есть в VIII — IX веках, нигде, включая саму Скандинавию, не создали никаких государств из ничего. Что умели делать викинги и делали повсеместно, это «накладывали лапу» на все, что «плохо лежит», но лежит уже готовенькое, в частности на существовавшие, особенно небедные, но по каким-то причинам ослабленные государственные образования. Начиналось все тривиальным грабежом, а заканчивалось либо поспешным бегством, либо, если повезет, захватом командных высот. Именно так возникли «норманнские» государства в восточной Англии (Данелаг), западной Франции (Нормандия) и южной Италии (Сицилийское королевство). Поэтому можно смело предположить, что таким же образом возникло варяжское государство Русь. Чрезвычайно интересно провести параллель, впечатляющую и показательную, между захватом Нормандии викингами норманнами и будущей Руси варягами русью.

В конце IX века норманны Хрольва Пешехода правдами и неправдами получили контроль над полуостровом Бретань, а затем, в течение X века, и всей Нейстрией^[11]. Та, будучи в то время частью королевства Меровингов, и частью далеко не бедной, имела не только свою государственную территорию, но и собственную историю в прошлом независимого королевства. После подчинения норманнам Нейстрия очень быстро превратилась в Нормандию, а бывшие норманнские ярлы — в нормандских герцогов. Так уже существовавшее государство на бывшей кельтской, но романизированной территории поменяло название, приняв имя захвативших ее викингов. В этом переименованном государстве относительно малочисленная господствующая норманнская верхушка быстро потеряла родной древнескандинавский язык и перешла на местные романские наречия. Но бывшие конунги и ярлы, превратившись в герцогов и баронов, еще долго сохраняли древнегерманские имена — единственное, что отличало вознесшуюся на вершины власти пришлую элиту от задвинутой на задворки местной знати. Однако вследствие смены языка эти старые германские по происхождению имена стали произноситься на местный лад, свойственный старофранцузским диалектам Ойль: Вильхельмы превратились в Гиллемов (современное французское Гийом), Рикхарды — в Ришардов (современное французское Ришар), Хродберахты — в Родбертов (современное французское Робер), а Готфриды — в Жоффроев (современное французское Жоффруа)^[12].

Почти то же самое мы видим на востоке. Почти — потому что, к сожалению, проводя параллель между процессами рождения государств в Нормандии и на Руси, мы вынуждены пропустить первый самый важный для антинорманистов, да и всех нас, этап, так как не имеем никаких данных о восточноевропейском государстве, которое прибрали к рукам варяги-русь. История Нейстрии и захват ее норманнами документированы местными анналами, благо, Франция Меровингов уже имела унаследованные от Римской империи давние традиции историографии и обширные штаты анналистов. А вот на востоке документировать аналогичное событие было некому. Поэтому относительно первого этапа приходится принять нечто нам не известное по аналогии, которая, к счастью, очень ярко прорисовывается на всех последующих этапах.

В рамках этой аналогии некое государство на бывшей готско-сарматской, но славянизированной к IX веку территории получила имя по захватившим ее скандинавам, которые, по свидетельству Вертинских анналов, были этническими свеями, но уже в то время назывались русью. Далее, как и в Нормандии, господствующая верхушка руси присвоила себе местные титулы, что подтверждается «каганом-рус» арабских авторов, он же «каган народа Рос» Вертинских анналов, и перешла на местные славянские наречия, все еще сохраняя древнегерманские имена, которые однако переиначилсь на местный восточнославянский лад. Так Хельги превратились в Эльгов / Ольгов^[13] (современное великорусское Олег), а Ингвары / Ингеры — в Ингорей (современное великорусское Игорь). Как видим, за исключением неизвестного нам первого этапа далее нормандский сценарий здесь повторяется один в один.

На мой взгляд, такое повторение, такая очевидная параллель, от которой антинорманисты отмахиваются, как черт от ладана, объективно как раз льет воду на мельницу антинорманизма, заставляя обоснованно предположить существование в IX веке на Русской равнине некого государственного (предгосударственного) образования, привлекшего внимание находников-варягов. Эти варяги, прозвавшиеся русью, несомненно действовали на востоке точно так же, как и их соплеменники на западе: ничего не создавали, ничего не строили, только грабили, обирали, а при удобном случае захватывали и подчиняли. В конечном счете им удалось захватить где-то на территории будущей Руси и подчинить себе одно или даже несколько предгосударственных образований, которые скандинавская эпическая традиция называла Гардами.

Примечания

9

Посол «рода русского» Фарлав, перекочевав из ПВЛ в поэму Пушкина «Руслан и Людмила», превратился в пьяницу и спесивого хвастуна без роду-племени. Но на персонаже одноименной оперы М. Глинки уже сказываются труды норманистов: там Фарлаф — варяжский витязь, хотя по-прежнему персонаж выраженно отрицательный.

10

Более подробно об этом см. «Читая Константина Багрянородного». (В. Егоров. У истоков Руси: меж варягом и греком. М., 2010)

11

По иронии судьбы Хрольв заключил договор с французским королем Карлом Простым в 911 году, одновременно с заключением договора руси с греками, приписанного в ПВЛ Вещему Олегу.

12

В литературе предводителя норманнов Хрольв часто называют Ролло, что тоже есть офранцуженное уменьшительное от «Хрольва».

13

Более подробно о механизме этого превращения в приложении «Как возникла начальная русь?».