Монокль

Владимир Анин, 2008

Что чувствует человек, получивший возможность видеть истинную сущность окружающих его людей, в особенности если эта сущность, как правило, ужасная? А если такую способность обретает обыкновенный школьник?Повесть "Монокль" была впервые опубликована в альманахе "Мир "Искателя" в 2009 году.

Глава 2

На следующий день Лена явилась в школу с новым значком на лацкане пиджака. Это даже произвело маленький фурор. Глеб ликовал, его просто распирало от счастья, но признаться Лене в содеянном было выше его сил. Поэтому он, как и предрекал Илья, втихаря наслаждался тем, что его тайный дар принят с достоинством. Яша искренне радовался за друга, а Илья только пожимал плечами, качал головой и стучал пальцем по лбу.

Однако праздничное настроение Глеба было неожиданно прервано крайне неприятным событием. Олег Кукин в очередной раз стал отпрашиваться в туалет, сославшись на расстройство желудка. Оксана Филипповна не хотела его отпускать, но когда Олег пригрозил, что он за последствия не отвечает, и стал демонстративно стягивать штаны, учительница сдалась и позволила ему выйти.

А через пять минут раздался выстрел. Да такой громкий! Может, конечно, он просто показался громким, разорвав сосредоточенную тишину школы за десять минут до конца урока. Оксана Филипповна замерла и побледнела, предчувствуя что-то нехорошее. А Глеб сразу понял, что Олег решил-таки испытать свой дурацкий револьвер. Идиот! Он что, не мог дождаться конца уроков, пойти в лес и там стрелять сколько угодно? Почему этого Глюка вечно тянет на приключения именно в школе, во время занятий?

В коридоре послышались торопливые шаги. Оксана Филипповна приоткрыла дверь и тоже куда-то побежала. Один за другим ученики стали покидать класс, вливаясь в поначалу молчаливый, а потом все более и более шумный поток школьников, вырывающихся из классов и бегущих туда, откуда несколько минут назад прозвучал выстрел. Уроки были сорваны.

Когда Глеб добежал до мальчишеского туалета, там уже собралась огромная толпа. Плотным полукругом школьники обступили вход в туалетную комнату, откуда через мгновение вынырнул взлохмаченный физрук с безжизненным телом Олега на руках. Лицо у Глюка было бледное, глаза закрыты, а на желтой рубашке набухало ярко-алое пятно. Как потом выяснилось, он решил испробовать на прочность унитаз и выстрелил в него. Унитаз, конечно, разлетелся на куски, а пуля, видимо, рикошетом ударила в стену и, отскочив обратно, задела Олега.

Его увезли на «скорой», а учеников загнали в актовый зал. Некоторое время зал возбужденно гудел, живо обсуждая происшедшее. Подобного не случалось за всю историю школы. Да и в соседних школах ничего такого никогда не происходило. Кто-то вспомнил, будто много лет назад в каком-то училище тоже один ненормальный притащил пистолет и начал стрелять прямо на занятиях. Вроде бы даже были пострадавшие, но это было давно и толком неизвестно где, а потому не производило такого яркого впечатления, как нынешнее событие.

Спустя двадцать минут дверь с шумом распахнулась, и в актовый зал стремительной походкой вошла директриса Нелли Эдуардовна в сопровождении завуча и милиционера. Она поднялась на сцену и окинула притихший зал таким суровым взглядом, что все находившиеся там невольно замерли. Каждый боялся не только говорить, но и дышать. Причем это касалось и школьников, и учителей. Даже завуч, стоявшая слева от Нелли Эдуардовны, невольно попятилась, стараясь вжаться в сцену.

— Дожили! — прогремела директриса. — Мало вам того, что Максимов из восьмого «А» принес в школу нож и чуть не поранил одноклассника. Мало того, что Егоров… да-да, я тебя имею в виду. Встань, когда с тобой разговаривает директор! Мало того, что этот хулиган притащил слезоточивый газ и сорвал уроки во всей школе… Сядь на место, Егоров. Вы… — Нелли Эдуардовна сделала паузу, чувствовалось, что она прямо-таки кипит от негодования, — задумали принести в школу… огнестрельное оружие! Что, боевиков насмотрелись? На подвиги потянуло? Здесь вам не Америка! У нас тут не Дикий Запад, а цивилизованный Восток. Запомните это раз и навсегда! А если кто не пожелает запомнить, будем применять более действенные меры, пока не вдолбим в ваши разбитные головы, что такое дисциплина и порядок. Где классный руководитель этого Кукина?

Оксана Филипповна робко привстала.

— Ай-яй-яй! — продолжала Нелли Эдуардовна. — Ну как же так? Куда же мы катимся, я вас спрашиваю? А? А завтра что? Завтра кто-нибудь додумается принести в портфеле бомбу и взорвет всю школу, чтобы камня на камне не осталось! Вы этого добиваетесь? Этого? Не слышу!.. И ведь наверняка кто-то знал, что задумал этот су… этот Кукин. Знал, что у него есть оружие, и не удосужился никого об этом предупредить. А ведь можно было избежать трагедии, если бы нашелся хоть один сознательный… Кто знал, что у Кукина есть пистолет? Неужели никто? Или вы собираетесь покрывать этого мерзавца? Хорошо еще, он легко отделался…

Глеб заметил, как облегченно вздохнула Оксана Филипповна — значит, с Олегом Кукиным все в порядке.

— А если бы он убил себя или еще кого-нибудь? — продолжала Нелли Эдуардовна. — Кому за это отвечать? А? Нелли Эдуардовне? А с какой стати я должна отвечать за идиотские выходки этого лоботряса? У меня разве других забот нет? Безобразие! Но я с этим разберусь, уж поверьте. Я эти ваши поползновения буду пресекать на корню, уничтожать в зародыше, беспощадно и бескомпромиссно! В общем, так: с завтрашнего дня вводятся особые правила распорядка. В школу всем являться на полчаса раньше. При входе все сумки безоговорочно предъявлять к досмотру охране. Во время уроков отлучаться из класса категорически запрещено.

— Даже в туалет? — робко спросила какая-то девочка.

— Тем более в туалет! — рявкнула директриса. — Вы меня хорошо поняли? За отсутствие ученика во время урока в классе и сам ученик, и отпустивший его учитель будут строжайшим образом наказаны. Вам ясно, Оксана Филипповна?

— Да, Нелли Эдуардовна. Но… он ведь сказал, что очень хочет…

— А меня не волнует! Вот к чему приводят такие поблажки. Лучше бы он прямо в классе обделался. А теперь что прикажете делать?

Оксана Филипповна потупила взор.

— У меня все, — подытожила директриса. — А сейчас с вами будет разговаривать начальник отделения милиции Григорий Пантелеймонович Дуров.

На сцену поднялся невысокого роста человек в форме полковника милиции. Встав по правую руку от Нелли Эдуардовны, он снял фуражку и пристально оглядел зал.

— Добрый день! — произнес он. — Хотя правильнее сказать, доброго в нем сегодня маловато. Да, товарищи, это ЧП. Причем чрезвычайное ЧП… в смысле, происшествие. Огнестрельное оружие — это уже не игрушка. Это, между прочим, уже противозаконщина, причем самая что ни на есть откровенная. И вы должны это знать. Незнание закона, товарищи, не освобождает, так сказать… Ваш товарищ нарушил закон уже тем, что без всякого на то разрешения присвоил и хранил огнестрельное оружие. Это, да будет вам известно, уже само по себе деяние строго наказуемое. А приносить огнестрельное оружие в места, так сказать, массового скопления людей и тем более использовать… Это уже, я вам скажу, из ряда вон… Это уже уголовщина в самом прямом ее проявлении. Уголовщина, с которой мы с вами обязаны бороться и, как правильно сказала Нелли Эдуардовна, пресекать, так сказать, на корню. А те из вас, кто знал о том, что у Кукина есть оружие, и не доложил, кому следует, теперь, стало быть, не кто иные, как соучастники, и должны отвечать по всей строгости закона… А закон у нас суровый и, между прочим, никому поблажек не дает. Если, конечно, вы не откажетесь, так сказать, добровольно помочь органам милиции разобраться в этом досадном инциденте. Ну что, есть такие?

Зал дружно молчал.

— Что ж, я подожду, — продолжал милиционер. — Оружие Кукин где-то нашел. Это видно хотя бы по тому, что револьвер значительно поврежден. Он явно долго пролежал в земле. И нам нужно знать, где Кукин нашел его. Вдруг там еще что-то осталось, и если кто-то его найдет, то инцидент может повториться, и с еще более печальными последствиями. А мы этого допустить не можем, не имеем права. Мы должны приложить все усилия, чтобы это больше не повторилось. Рано или поздно Кукин сам нам обо всем расскажет, ему все равно деваться некуда. Но мне хотелось бы услышать что-нибудь от вас. Здесь и сейчас.

Слон было попытался встать, но Глеб ущипнул его за ляжку. Полковник еще раз внимательно осмотрел зал, заглядывая, казалось, в глаза каждому сидевшему перед ним.

— Ну что ж, — сказал он, — похоже, об оружии никто не знал. Хорошо. Я вам поверю. Но если выяснится, что кто-то из вас все же соврал, пеняйте на себя.

Милиционер надел фуражку и, спустившись со сцены, быстрым шагом покинул зал. Директриса, помедлив немного, последовала за ним. На сцене осталась только завуч.

— А сейчас всем организованно покинуть школу. Уроков сегодня больше не будет. Тихо! Тихо! — попыталась она перекричать взорвавшийся овациями зал.

— Ты чего, Батон, дурак? — набросился Слон на Глеба, когда они вышли из школы. — Нас же заметут, как пить дать, заметут! Глюк очнется и расколется, всех нас выдаст с потрохами. И что мы тогда делать будем?

— Сам ты дурак! Тебе охота, чтобы тебя по допросам затаскали? Еще, чего доброго, на учет поставят. Тебе это надо? И, главное, ради чего? Чем мы реально можем помочь милиции?

— Но мы же видели пестик!

— «Видели», — передразнил Глеб. — Ты хотя бы знаешь, где Глюк его нашел?

— Где, где, в Узком. Он же сказал.

— То-то, сказал. А где конкретно в Узком? Ты место знаешь, показать сможешь? И вообще, он запросто мог набрехать про Узкое. Ты что, не знаешь его, что ли?

— Ну, набрехать, конечно, мог…

— Ладно, Слон, не бузи, — раздался позади голос Ильи. — Батон прав. Милиции мы ничем не поможем. Глюку — тем более. А себе только навредим. Так что нечего на свою задницу приключений искать. Самое разумное — прикинуться вениками и молчать в тряпочку. Раз уж так вышло, договариваемся: никто ничего не видел и не слышал.

— Поддерживаю, — согласился шагающий рядом Яша.

— Ну ладно, умники, — не унимался Слон, — а если Глюк расскажет ментам, что показывал нам свой пестик?

— Во-первых, ему нет резона об этом рассказывать, — возразил Глеб. — А во-вторых, если он и скажет, будем отнекиваться, мол, не знаем, не видели. Кому больше поверят?

— Черт с вами, уговорили, — успокоился Слон.

— Ну, вот и ладненько! — хлопнул его по плечу Илья. — Топай себе домой и ни о чем не беспокойся.

Слон вздохнул и, небрежно махнув рукой, повернул к своему дому. Некоторое время друзья шли молча.

— Может, зайдем ко мне? — предложил Илья.

— А у тебя найдется чего-нибудь пожевать? — с надеждой спросил Глеб. — Жрать охота, сил нет.

— Ну, я не знаю… Для тебя какой-нибудь сухарь отыщется.

— А для меня? — возмутился Яша.

— И для тебя, — вздохнул Илья.

Они нырнули в подъезд серой девятиэтажки и поднялись на восьмой этаж. Илья, как и Глеб, был единственным ребенком в семье и, несмотря на то, что жил с родителями в двухкомнатной квартире, являлся счастливым обладателем собственной, отдельной комнаты. Родители обитали в гостиной, которая одновременно служила им спальней. Но до вечера вся квартира была в распоряжении Ильи. Однако в свою комнату он гостей пускать не любил, поскольку всячески старался поддерживать в ней идеальный порядок, который неминуемо нарушался, стоило Глебу и Яше там оказаться. В то же время в гостиной Глеб обычно начинал проявлять нездоровый интерес к довольно большой библиотеке, а Яша тут же включал телевизор. А поскольку к технике и книгам в семье Ильи было очень трепетное отношение, то подобные вольности были непозволительны, и единственным местом, где гости могли чувствовать себя более-менее свободно, оставалась кухня. Правда, дерзкие попытки забраться без спроса в холодильник или в шкаф также немедленно пресекались. Оставалось довольствоваться жиденьким чаем и черствыми горбушками из хлебницы. Но Глеб и Яша к этому уже привыкли и не рассчитывали на большее. Они и так понимали, насколько Илья позволяет себе расщедриться. Ведь никого, кроме них, он никогда в гости не приглашал.

— Ну, что будем делать? — спросил Илья, когда чай наконец был разлит по огромным кружкам и каждому гостю было вручено по небольшой горбушке белого хлеба.

— Как это «что делать»? — удивился Яша. — Мы же решили: ничего не видели, ничего не слышали. Значит, как ты сам выразился, прикидываемся вениками и молчим в тряпочку.

— А ты уверен, что не струхнешь, когда тебя потащат в милицию?

— Меня? Да за что?

— Слушай, Пятак, — вмешался Глеб, — мне кажется, ты зря паникуешь. Ну кому мы нужны? Какое милиции до нас дело? Сам подумай, ты же знаешь Глюка, его хоть пытай, он никогда никому ничего не расскажет. Я считаю, надо просто забыть об этой истории и спокойно заниматься своими делами.

— Боюсь, что спокойно мы теперь ничем не сможем заниматься. Ты видел, как Нелли взбеленилась? У нее аж пена изо рта летела. Я думал, она сожрет кого-нибудь.

— А у нас в пятницу запланирован выезд за город, в лес, — вспомнил Яша. — Теперь, наверное, отменят.

— Конечно, отменят, — подтвердил Пятак.

— Ну и что? — возразил Глеб. — Разве мы сами не можем в лес съездить?

— Смочь-то сможем, — ответил Яша, — да только не всем классом. Девчонки, например, точно не поедут. Их родители ни за что не отпустят, если узнают, что они собрались в лес без учителя.

— А зачем отпрашиваться-то? Нельзя просто так взять и поехать?

— Ты что, девчонок не знаешь? Одну не пустят, другую не пустят, так они родителям других позвонят и настучат.

— Да, — согласился Глеб, — об этом я как-то не подумал. Всем классом, наверно, не выйдет. Фигово!

Он вспомнил Лену Авдееву и вздохнул.

— А все-таки интересно, где Глюк револьвер нашел, — сказал после непродолжительной паузы Илья. — Может, смотаемся туда, поищем? Вдруг тоже что-нибудь найдем?

— Давайте! — поддержал идею Глеб.

— Только на этой неделе я точно не смогу, — поразмыслив немного, продолжал Илья.

— Я тоже, — вздохнул Яша. — Если только в выходные. А сейчас мне надо бежать, а то Катька родителям наябедничает, что я ее надолго одну бросил.

— Послушай, — сказал Глеб, — сколько твоей сестре лет? Двенадцать? Здоровая девка! Еще немного, и я на нее заглядываться начну. А ты все носишься с ней, как с младенцем.

— Вот когда начнешь заглядываться, — ответил Яша, — тогда я с удовольствием передам ее тебе на попечение, будешь сам с ней нянчиться. А пока я должен исполнять братский долг и ухаживать за ней, когда она болеет. Ладно, всем пока.

— Мне тоже надо идти, — сказал Глеб, нехотя поднимаясь из-за стола. — Спасибо за изысканное угощение. Если не возражаете, мы к вам как-нибудь еще заглянем. — Он картинно раскланялся.

— Иди! — толкнул его Илья. — Будешь мне тут выпендриваться, вообще больше ничего не получишь.

— Да ладно тебе! Я же пошутил.

Глеб и Яша спустились вниз, а Илья остался наводить порядок: мыть посуду и собирать крошки, рассыпанные нерадивыми гостями по всей кухне.

Стояла теплая погода, какая иногда бывает в конце сентября, когда лето еще не желает уступать свои права дождливой, прохладной осени. Автобус долго не подходил, и Глеб решил не ждать его. После дождя он ни за что бы не пошел пешком, Глеб знал, что тогда все брюки будут забрызганы сзади грязью до самой задницы. Бывает у людей такая походка от природы, что как ни старайся, а при ходьбе по лужам и даже просто по мокрой дороге неизменно поднимаешь целые фонтаны брызг. Уж чего только он не перепробовал: и медленно ходил, и быстро, и на цыпочках, и на пяточках. Результат был всегда один и тот же. Приходилось брать щетку и основательно драить штаны, а порой и пропаривать утюгом через влажную марлю.

А сейчас, по солнышку, почему бы и не прогуляться? Но не успел он отойти от остановки шагов на пятьдесят, как сзади раздалось характерное шипение открывающихся дверей.

«Вот так всегда!» — подумал Глеб.

Он все же попытался рискнуть: развернулся и, что есть духу, побежал обратно. Глеб был совершенно уверен, что водитель видит его, однако тот и не подумал дожидаться бегущего со всех ног школьника, а, проезжая мимо, злорадно улыбнулся и помахал рукой.

— Сволочь! — крикнул Глеб.

Ему захотелось запустить чем-нибудь вслед автобусу, он даже замахнулся единственным, что в эту минуту было у него в руках — портфелем с учебниками и тетрадями, — но вовремя опомнился. Пнул валявшуюся на тротуаре пустую алюминиевую банку из-под пива и сел на корточки, чтобы отдышаться. Взгляд его скользнул через дорогу, где высилось экстравагантное кирпичное здание палеонтологического музея.

Однажды прошлой весной они втроем — Илья, Яша и Глеб — ни с того ни с сего решили забраться в музей через окно. Нормальные люди посещают музей организованно и входят в него через дверь. Но это — нормальные. А как нормальные — не всегда интересно. Скорее, даже скучно, буднично как-то. То ли дело тайком, через окно. Это уже целое приключение.

Оказавшись внутри, они стали подниматься по лестнице. Подотставший Илья сдуру сунулся в какую-то дверь и до смерти напугал двух мирно работающих женщин — сотрудниц музея. При этом он сам так перепугался, что, по его же словам, чуть не обделался. Что есть духу Илья рванул обратно и едва не застрял в окне, пытаясь выбраться на улицу. А Глебу с Яшей ничего не оставалось, как побежать наверх по лестнице. Наткнувшись на небольшую металлическую дверь, Глеб не раздумывая отворил ее и с трудом удержался на ногах, когда Яша с разбегу налетел на него сзади. Они очутились под самым потолком высоченного главного зала музея. К противоположной стене тянулись широкие металлические швеллеры, к которым крепились огромные светильники. Едва дыша, Глеб осторожно ступил на швеллер, держась рукой за тонкий круглый поручень. Яша последовал за ним. Снизу доносились тревожные голоса, вещавшие о том, что в музей, по всей видимости, забрались грабители и необходимо срочно вызвать милицию. У ребят, конечно же, и в мыслях не было ничего воровать, они просто хотели поглазеть на динозавров, хотя и не совсем обычным способом, так что встреча с работниками милиции в их планы не входила.

Отчасти Глебу и Яше удалось увидеть чучело тираннозавра, но лишь краем глаза из-под потолка. Передвигаться на огромной высоте по швеллеру — занятие крайне опасное и требующее предельной концентрации. Он хоть и широкий, но оступиться с него ничего не стоит. Одно неосторожное движение, и последствия будут самые печальные.

Наконец, они достигли противоположного крыла здания, там тоже оказалась лестница. Спустившись вниз, ребята нашли незапертое окно и благополучно выбрались на улицу.

Илья дожидался их снаружи, нервно переминаясь с ноги на ногу и явно не зная, что делать: то ли удирать домой, то ли бежать спасать друзей, которые наверняка попали в лапы грозных музейных бабушек, а те, безусловно, уже позаботились о том, чтобы вызвать милицию. Правда, во втором случае Илья рисковал разделить печальную участь своих друзей, чего ему категорически не хотелось: страшно подумать, как отреагируют на это родители, особенно отец, да и с поступлением в колледж в дальнейшем могут возникнуть проблемы.

Когда Глеб и Яша неожиданно появились из-за угла, Илья набросился было на них с упреками, но те, в свою очередь, дали ему дружный отпор, обвинив его в необузданном любопытстве, которое поставило под угрозу все мероприятие. Илья сразу сник, а друзья как-то быстро остыли. Не спеша они отправились домой, потихоньку приходя в себя, а вскоре уже вовсю хохотали, делясь каждый своими, особенными, впечатлениями. В общем, закончилось все без эксцессов, но в целом приключение получилось занимательное, и друзья еще долго вспоминали эту отчаянную вылазку…

Немного левее музея одиноко краснела небольшая арка — въезд в Узкое.

Глеб сразу вспомнил рассказ Олега, и какая-то сила внезапно подняла его и толкнула в сторону усадьбы. Он даже не заметил, как перешел через оживленную Профсоюзную улицу и остановился перед аркой. По асфальтированной дорожке, уходящей вглубь парка, прогуливались редкие прохожие. В выходной день людей здесь гораздо больше: гуляют с детьми, собаками. Но сейчас лишь две мамаши с колясками брели где-то вдалеке да бабушка воевала с грозным внуком, то и дело норовившим съездить ей пластмассовой лопаткой по спине.

Глеб переминался с ноги на ногу, в уме прикидывая, где может находиться главное строение усадьбы — господский дом, большой особняк, который он как-то видел на картинке. Глеб жил в этих краях всю свою жизнь, но Узкое так и осталось для него неизведанным пятном на карте. Как ни странно, никто из ребят никогда не забредал сюда, будто вокруг усадьбы была расставлена невидимая преграда. Каким-то непонятным образом возраст тех, кто приходил сюда гулять, либо не превышал шести, либо зашкаливал за шестнадцать лет, то есть школьники не появлялись здесь никогда. Хотя может быть, все дело в том, что для подростков здесь не было ничего привлекательного — того, что они могли найти в других местах, в том же Тропарево, где каждую весну открывали сезон катания на лодках и купания в грязноватом пруду, несмотря на строжайший запрет некоторых родителей даже близко подходить к этому водоему.

Глеб стоял перед аркой, словно перед входом в другой мир, в совершенно иную реальность и никак не решался пересечь невидимую, но весьма ощутимую границу. Резкий гудок за спиной вывел его из оцепенения. Он оглянулся и увидел длинный черный автомобиль с абсолютно непроницаемыми темными стеклами. Глеб посторонился, пропуская машину. Шурша шинами, роскошный автомобиль медленно вкатил на территорию усадьбы. Глеб провожал его восхищенным взглядом. Внезапно заднее окно приоткрылось, и за ним мелькнуло пугающее своей бледностью лицо. Глебу на мгновение показалось, что этот человек смотрит прямо на него, хотя глаза незнакомца скрывались за черными стеклами очков. С другой стороны, больше здесь смотреть было не на кого.

— Чур меня! — вырвалось у Глеба.

Однако в то же время он почувствовал, что невидимый барьер, который словно бы не пропускал Глеба на территорию усадьбы, куда-то исчез, и ноги сами понесли его вниз по дороге вслед за исчезающим вдали черным лимузином.

Через некоторое время он вышел к великолепному пруду. Веселые птахи перебрасывались незатейливыми трелями, которые то и дело прерывал резкий порыв ветра, поднимая рябь на поверхности пруда и раскачивая примыкающие к пруду деревья. Высокие березы нехотя поскрипывали столетними стволами и пощелкивали ветвями переплетающихся крон. Две уточки не спеша скользили по воде, время от времени встряхиваясь и распушая пегие перышки плоским клювом. Глеб как завороженный смотрел на черную поверхность пруда и не мог оторвать взгляд от этого чуда природы, настолько притягивающего и настолько далекого от привычного мира современного мегаполиса.

Наконец Глеб опомнился и взглянул на часы. Стрелки показывали без четверти четыре, надо было торопиться.

Какое-то время Глеб совершенно бесцельно бродил по дорожкам, тропинкам, несколько раз пересекая главную аллею, пока наконец не наткнулся на храм Казанской Божьей Матери. Обнесенный невысоким забором, он выделялся своей ослепительной белизной на фоне пожелтевших деревьев. Солнечный свет, отраженный от куполов, резал глаза, заставляя щуриться. Глеб вспомнил, что отец рассказывал ему об этом храме. Когда-то он был совершенно заброшен, являя собой печальное зрелище, и отец с друзьями частенько залезали туда, распугивая гнездившихся под куполом голубей. Странное дело, а ведь Глебу даже никогда не приходило в голову, что в те времена, всего какую-то четверть века назад, шумные компании школьников были чуть ли не завсегдатаями Узкого: играли в похожем на лес парке, гоняли на велосипедах, купались в пруду, даже рыбу удили. Что же изменилось с тех пор? Почему Узкое превратилось в запретную зону для подростков?

Особняк располагался прямо по соседству с храмом. Вокруг не было ни души. Глеб поднялся по заросшим травой щербатым ступеням, подошел к парадному входу и заглянул за колонны. Никого. Повсюду царила мертвая тишина, деревья перестали шуметь еще не успевшими опасть листьями, и даже птицы, щебет которых сопровождал Глеба всю дорогу, разом смолкли. Он прильнул к высокому окну: за пыльным стеклом с трудом угадывались смутные очертания каких-то нагромождений, по всей видимости мебели, укутанной в бывшие когда-то белыми чехлы.

Потоптавшись немного, юный исследователь вернулся к балюстраде и от нечего делать слегка пнул фигурный столбик перил. Большой кусок штукатурки с шумом упал на каменную плиту и рассыпался в пыль. Вздрогнув от неожиданности, Глеб отскочил в сторону и машинально огляделся, не заметил ли кто его выходки. Убедившись, что вокруг по-прежнему никого, он обошел дом кругом, заглянул в летнюю веранду и, не найдя там ничего интересного, направился к видневшейся неподалеку скамейке. Глеб не совсем понимал, что он тут делает, в этом царстве безмолвной разрухи. Зачем его понесло сюда, вместо того чтобы спокойно пойти домой и заняться уроками?

Он уселся на скамейку и стал носком ботинка ковырять гравий. Мысли его опять обратились к Лене, Глеб невольно улыбался, вспоминая значок на ее груди.

— Вы что-нибудь ищете здесь, молодой человек? — раздался совсем рядом слегка хрипловатый мужской голос.

Глеб вздрогнул и обернулся. Рядом с ним на скамейке сидел… черный человек из лимузина. Бледное лицо с тонкими черными усиками, черные непроницаемые очки. На голове — старомодная черная шляпа. Одет в строгий черный плащ, под которым угадывался то ли фрак, то ли смокинг, тоже, естественно, черный, на фоне которого воротник белой рубашки казался еще белее.

— А… вы кто? — растерянно пробормотал Глеб.

— О, молодой человек хочет познакомиться? Что ж, весьма лестно! Но, боюсь, имени своего я вам назвать не могу, да и ни к чему оно вам. А посему, прошу вас, называйте меня так, как вы уже изволили прозвать — «Черный человек».

Глеб опять вздрогнул.

— Не пугайтесь, — продолжал Черный человек. — Вы наверняка думаете: «Как этот странный субъект догадался, что я про себя назвал его Черным человеком?» Поверьте, тут нет никакого волшебства. И необычайное свойство человеческого мозга читать чужие мысли, иначе именуемое, как вы наверняка знаете, телепатией, здесь тоже ни при чем. Нет! Все очень просто! Я и есть Черный человек, и называть меня по-другому, скажем, зеленым человеком, вряд ли кому-то придет в голову. Итак, вы носком своего ботинка расковыряли здесь приличную яму. Отсюда — мой законный вопрос: вы что-нибудь ищете?

— Нет, — ответил Глеб, совсем уже опешив. — То есть, да. Но я не знаю, что.

— Прекрасно! — улыбнулся Черный человек. — Крайне распространенное среди молодых людей, особенно вашего возраста, занятие — искать то, не знаю что. По всей видимости, это очень увлекательно, ведь неизвестно ничего: ни причина, ни следствие, ни основа, ни результат. Таким образом, случайная находка оборачивается неожиданным сюрпризом. Правда, не всегда приятным, а скорее даже наоборот. И после этого сразу возникает множество вопросов, а порой и разочарований, ибо каждый ждет какого-то неизвестного чуда, а вместо этого получает очередную душевную травму. Да, искать то, не знаю что — занятие рискованное и зачастую совершенно неблагодарное. Хотя, признаюсь вам, я тоже это ищу. В этом во многом и заключаются мои, так сказать, профессиональные обязанности. Конечно же, я имею представление о том, что является объектом моих поисков, но, к сожалению, делиться своими соображениями насчет этого ни с кем права не имею. А найти эту вещицу я обязан во что бы то ни стало, но без вашей помощи, боюсь, у меня ничего не получиться.

— Как это? — не понял Глеб.

— Видите ли, только такое юное создание как вы, да еще терзаемое высокими чувствами, может найти то, не знаю что. Вы уже достаточно повзрослели, чтобы принимать серьезные решения, но вы еще достаточно юны, чтобы понимать их истинную серьезность. А я, увы, слишком стар и понимаю серьезность всякого решения, именно поэтому мне так трудно его принять. Это вам понятно?

— Не совсем, — признался Глеб. — Да и не старый вы никакой, вам всего-то лет пятьдесят, наверно.

— Оставим в покое мой возраст, молодой человек. Скажу вам только одно: вещица, которую я ищу, была утеряна здесь пятнадцать лет назад. — Он окинул Глеба оценивающим взглядом. — Незадолго до вашего рождения. С тех пор я тщетно пытаюсь отыскать ее. Проблема заключается в том, что лично мне в руки она ни за что не дастся, она ведь от меня же и прячется.

— Простите? — переспросил Глеб. — Она, эта вещь, живая, что ли?

— Нет, конечно, — улыбнулся краешками губ Черный человек. — Но ведь и у вещей может быть душа. Мы часто называем предметы неодушевленными, даже не предполагая, как глубоко заблуждаемся. Так и с этой вещицей. Если она вдруг вам попадется, а я в этом нисколько не сомневаюсь, не сочтите за труд, отдайте ее мне. Право, вам она ни к чему, а мне надо вернуть ее на законное место.

— А что за вещица? — с надеждой спросил Глеб. — Револьвер?

— Почему револьвер? — искренне удивился Черный человек.

— Один мой одноклассник нашел где-то здесь старый револьвер.

— А, это тот самонадеянный юноша, который по неосторожности сам себя ранил?

— Откуда вы знаете? Вы что, из милиции?

— Нет, я не из милиции и к сыскной службе никакого отношения не имею. Просто знать все обо всех — это тоже, так сказать, часть моих обязанностей. А что касается оружия… Да, в этой земле его покоится немало. Много войн и сражений прокатилось по этим местам… Но предмет, о котором я упомянул, — не револьвер, хотя сила его куда более разрушительна… Даже представить себе трудно, какой колоссальный ущерб может он нанести. Ну да ладно. Главное, пообещайте отдать его мне.

— Вы, извините, все какими-то загадками говорите. Я ничего не понимаю. Какой-то таинственный предмет. Ну, допустим, найду я его, хотя я так и не понял, что должен найти. Но где мне вас-то потом искать?

— Не беспокойтесь, меня не надо искать. Просто приходите на эту скамейку. Я вас буду ждать прямо здесь. Только обязательно приходите. А сейчас позвольте откланяться.

Черный человек встал, приподнял шляпу и, резко повернувшись на каблуках, зашагал прочь.

— Бред какой-то! — пробурчал Глеб, уставившись на раскопанную им ямку. — Но что я все-таки должен… — Он поднял взгляд, но Черного человека нигде не было. — Чертовщина! — вздохнул Глеб и в очередной раз с силой ковырнул носком ботинка рыхлую землю.

Внезапно на дне лунки что-то блеснуло. Глеб даже вздрогнул от неожиданности. Он схватил валявшуюся поблизости ветку и, сев на корточки, стал осторожно ковырять землю вокруг странного блестящего предмета.

То и дело оглядываясь, словно боясь, что его кто-то увидит за этим занятием, Глеб откопал небольшой, желтоватого цвета металлический футляр.

«Неужели золотой? — пронеслось в голове. — Да нет! Ерунда! Откуда? Скорее всего, латунь. Или все-таки золото?»

Глеб смахнул с него прилипшие комочки земли. Покрутив, он обнаружил маленькую защелку и осторожно открыл футляр. На черном бархате лежал монокль в золотой оправе и с такой же цепочкой. Глеб дрожащей рукой извлек монокль и приложил к глазу. Странного лилового цвета стекло словно бы искажало действительность. Деревья вокруг казались голыми и безжизненными, как после пожара, а заброшенная усадьба, напротив, — будто только что отреставрирована.

«Оптический обман, — сделал вывод Глеб. Он аккуратно положил монокль обратно в футляр и спрятал его в портфель. — Надо будет ребятам показать. Это покруче револьвера будет».