Кирзовая сумка

Владимир Андреевич Бердов

Моя книга ориентирована на сельских жителей, моих односельчан, родственников и друзей… Думаю, что и более молодому поколению будет интересно прочитать эту книгу.

ГРАМОТЕИ

Зинайда Гинадивна

самая лудшая учитиль рускава

(надпись на детской площадке)

Будучи членом жюри городского литературного конкурса среди школьников, просматривал и отбирал десятки присланных сочинений. Некоторые «акулы пера» писали: «рыца» (рыться), «оррестовали», «счас», «щетаца» (считаться) и много другого забавного. По этому случаю мне вспоминался армейский финансист — подполковник Егоров. В отчетных документах он устоявшимся каллиграфическим почерком выводил «истче» (еще). «Кто сделает больше ошибок в этом слове?»

В редакцию воинской газеты «Ленинское знамя», куда меня определили после учебки, я пришел уже с некоторым корреспондентским опытом. На втором году службы начал баловаться стихосложением, напечатал несколько патриотической направленности стишков и даже засветился на семинаре начинающих, который проводил писатель Роман Солнцев. Это было время, когда певец енисейских берегов и очернитель Великой Отечественной Астафьев гнал плановые строчки в одном из отделов газеты «Красноярский рабочий».

Как-то в редакцию пришел Герой Советского Союза. Представившись, он положил на редакторский стол школьную тетрадку:

— Стихи, посвященные маме, хочу у вас напечатать!

Приняв тетрадку и мило распрощавшись с Героем, редактор вызвал меня к себе:

— Поскольку ты у нас главный стихоплет, поручаю тебе разобраться с содержанием этой тетрадки.

И уже мягче и ироничнее добавил:

— Володя, сделай так, чтобы не обидеть заслуженного человека!

Читая вирши ветерана, вспомнил неподдельную иронию майора. Первая страница корявого почерка начиналась примерно так:

«Ты сидишь, моя старушка

У окна своей избушки, спицами шебурша…»

На этом рифма заканчивалась, и дальше все под Пушкина с переходом в прозу. И юный «Белинский» в солдатской форме на страх редактору все забраковал.

Журналистский наставник, фронтовой политработник Михаил Алексеевич Филимонов рассказывал, как один известный генерал принес Сталину письменное изложение обстановки во вверенных войсках. Через несколько дней Иосиф Виссарионович пригласил его к себе и, возвращая рапорт, пожурил: «Жаль, что вы русский язык уважаете меньше, чем я, грузин, и указал на грамматические ошибки».

Моя теща Мария Ивановна как-то пошла в сберкассу снять двадцать пять рублей (советских). Взяла бланк и задумалась: «Как же пишется „25“ прописью: отдельно или вместе?». Постояла, постояла и написала «сорок», потому что и «тридцать» забыла, как пишется: училась то еще до войны.

А с матерью было еще комичнее. Она никогда не училась, грамоту не знала, а в обиходе ее проскакивали труднопереводимые слова. Например, когда на окраине села расположилась нефтеразведочная экспедиция со своими вагончиками, она называла эту организацию не иначе как «испи? диция», а ее сотрудников — «офтяники». Переехав в город к дочери, она шифоньер называла «фанер». В пенсионной ведомости она рисовала первые три буквы своей фамилии, которые выучила за несколько месяцев сельского ликбеза.