Преподавая журналистику. Записки и уроки

Любовь Шибаева

Любовь Васильевна Шибаева более сорока лет преподавала журналистику в ростовском университете. Она помогла состояться в профессии многим успешным работникам СМИ.В этой книге собраны ее размышления о профессии и о пользе изучения жанров. Примеры из опыта: как учить абитуриентов, слушателей гимназического спецкурса и студентов чтению прессы. Уроки творческой деятельности и практические советы молодым преподавателям и студентам. Эта книга – для всех, кто учит и учится журналистике.

© Любовь Шибаева, 2021

ISBN 978-5-0053-8922-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О ЖУРНАЛИСТИКЕ И БУДУЩИХ ЖУРНАЛИСТАХ

ВОЗМОЖНО ВСЕ

Давно меня тревожили предсказания скорого наступления эпохи беспечатной, бескнижной и безгазетной. Дожить до этого я не опасалась, я о студентах беспокоилась — тому ли их учу? И надо же — дожила! В новом учебнике «Мультимедийная журналистика», изданном ВШЭ в 2017 году, сказано: «Журналистика окончательно перестала быть „текстоцентричной“. Доминировавший в профессии долгие столетия вербальный письменный или устный текст начал уступать позиции звуку, картинке, музыке, анимации».

«Начал» или «окончательно»? Дальше сказано определенно: «Конечно же, журналистика сегодня — а завтра просто неизбежно — журналистика визуальная».

Все!!!

Мой бывший студент А. Мирошниченко, один из соавторов учебника, написал прямо как будто обо мне: «Для нашей российской журналистики это шок, особенно для наших старших коллег. Когда им говоришь, что текст уже не имеет прежнего значения, они зачастую не понимают: как. Они живут в парадигме, где заботились о „золотых перьях“, где обсуждали авторский стиль…»¹

Но я понимаю. Я способна перевести на человеческий язык премудрость из учебника: «Современные технологии подачи смысла в форматах, например, иконографики, таймлайна („ленты времени“) или мэппинга (интерактивной карты событий) смещают понятие „журналистского текста“ в иную семиотическую плоскость, отказываясь от вербальной доминанты сообщения». ²Просто говоря, это означает отказ от главенства СЛОВА.

Дальше идут уже оговорки в пользу бедных: мол, традиционные СМИ имеют все же некоторые преимущества; «даже отодвигаясь „на обочину“ современного коммуникативного пространства, привычные нам медийные формы, как показывает жизнь, никуда не исчезают и даже не становятся маргинальными». Спасибо, конечно, за «даже», но читающим и пишущим местечка на обочине мало.

Я успела насмотреться на студентов университета, не умеющих понять печатный текст объемом в колонку. И могу себе представить мир, в котором образная информация будет передаваться прямо в мозги при помощи электронных устройств. Такой мир подробно описал еще в прошлом веке американский фантаст Азимов. Рассказ под названием «Профессия» я пересказывала студентам, не надеясь, что прочтут сами. В этом рассказе показано будущее, в котором знания, необходимые для любой профессии, закачивались юнцам прямо в мозги, а грамотность сохранялась… как бы на обочине… И вот парнишку, которому нравилось читать КНИГИ, объявили неспособным ни к какой профессии и поместили в закрытое заведение, вроде как в психушку. А на самом деле, там была сверхэлитная школа, где получали НАСТОЯЩЕЕ образование будущие ученые, составители всех обучающих программ, смысловики, организаторы всей общественной жизни на планете. Интеллектуальную элиту просто отделяли таким неприятным образом, чтобы остальному большинству не было обидно…

И сейчас уже предусмотрительные люди, имеющие власть и влияние, отдают своих детей в частные школы, где мобильные телефоны запрещены. А некие «золотые головы» в Силиконовой долине — я об этом читала — разрешают своим детям пользоваться гаджетами только на уроках информатики и математики. И в Москве находятся родители, готовые оплачивать особенное репетиторство — обучение и приучение к чтению книг своих детей среднего школьного возраста. Не для ЕГЭ, а с видами на место в жизни впереди кнопочников…

Возможно все. Будущее вероятностно. Я неожиданно встретила даже — даже! в том же учебнике «золотое правило»: ВЛАДЕНИЕ ТЕХНОЛОГИЯМИ НИКОГДА НЕ ОТМЕНИТ НЕОБХОДИМОСТИ ДУМАТЬ, ПИСАТЬ И ИМЕТЬ СОВЕСТЬ.

Я старалась учить именно этому.

ВЫБОР МИРОВ

СМИ в самом своем начале были призваны разгласить гигантскую глобальную новость: мир изменился. Из множества перемен начала складываться новая, не средневековая картина мира — с более широким горизонтом, странными заокеанскими людьми, непривычными порядками… И тогда установилась изначальная для журналистики обязанность обновлять панорамное изображение окружающей человека общей жизни. Каждый день. Теперь даже чаще…

И вот сейчас, в настоящее время, я открываю перед собой картину мира, предоставленную «Российской газетой». Где-то вдали (и вокруг) просматриваются разные нестроения, угрозы, темные облака. А вблизи я вижу созидательную работу, не без сложностей и проблем, но в целом внушающую оптимизм. Однако чувствуется, что что-то тут не совсем так — в пропорциях, что ли?

Разворачиваю «Новую» газету, и становится очевидно, что до самого горизонта — кромешный ад, и до полного апокалипсиса осталось времени всего ничего. Писана эта картина резкими мазками с преобладанием всех оттенков черного. Мир предстает таким, что жить в нем — мучение. И такое видеть надо, но тут впору отчаяться…

Такие непохожие миры изображают многие СМИ с разными идейными позициями и целями, но с одинаковым стремлением повлиять на мои мысли и поступки. Я этого не хочу. Хочу объективности! Я посмотрю, что мне покажет компьютер.

Компьютер составил картину мира из шести строчек — тоже дал возможность как бы пробежать глазами по заголовкам, а потом увидеть самые интересные для множества людей новости, узнать разные мнения о них. Будут и комментарии сильных экспертов. И собаки, много собак, потому что компьютер вычислил во мне собачницу и собирал мозаику жизни лично для меня. Он и рецепты от гипертонии мне предлагает, и сочетание черного и белого подбирает в соответствии с моим мировоззрением. Он заботится обо мне и ничего от меня ему не нужно, кроме моего внимания! Как старательно он выстраивает под меня целый мир, добрый человек!

Только он не человек. Он робот, его зовут Алгоритм Раздачи. Он имеет возможность создать для меня персональную Матрицу, по моему образу (мысли) и подобию. Чтобы я могла в ней жить и не думать, как оно там на самом деле… Некоторые люди сами для себя такое делают, но с роботом прогрессивнее и удобнее. Поэтому услужливый робот может быть опасным для людей, которые совсем не хотят видеть реальную действительность и уже проводят очень много времени в виртуальных мирах, побеждая драконов и убивая разных других врагов. Эта опасность показана в сериале «Ѕпарта», там за превращение юных геймеров в реальных убийц расплачивается человек. Робот-программа ответственности не несет.

У него нет собственных убеждений, моральных ценностей, политических позиций. Он за пределами добра и зла. Поэтому мне все-таки ближе образы мира, сотворенные людьми — не совсем объективно, пристрастно, с заданными целями — потому что я и в себе не уверена, что все правильно себе представляю, но могу надеяться, что в человеческих предпочтениях все-таки самостоятельно разберусь. Выбираю картины мира менее совершенные.

Заканчивая свои лекции, я иногда еще говорила о книгах, не совсем в тему, но в связи… Так вот, в философской повести Станислава Лема «Маска» священник спрашивает женщину-робота: «Ты можешь знать точно, как поступишь в любой следующий момент?» Она отвечает — нет, и человек говорит: «Ты сестра моя». Несовершенное ближе к человеческому… А в учебнике показывается, что вирусный редактор во многих отношениях совершеннее целой редколлегии.

НОВАЯ АУДИТОРИЯ

В последние годы у меня студенты плохо отписывались по аналитическим жанрам.

Длинно излагали ситуацию, дальше — навалом все, что еще узнали, и в конце — вывод ни из чего. Если я проговаривала логические цепочки, что-то получалось… Сестра мне рассказывала, как студенты химфака не могли вникнуть в методичку для практической работы, просили лаборанта рассказать последовательность действий… В школе я слышала жалобы учителей на «это клиповое поколение, которое не умеет рассуждать — все по готовым схемам!». И это были не просто редкие исключения. Такого становилось все больше.

Профессор-философ В. Убейволк на основании общения со своими студентами сделал любопытные выводы, которыми могу поделиться.

«Классическая логика Аристотеля — вот тот инструментарий, к которому чаще всего прибегают любители СМЫСЛА. Поколение же тех, кому до… даже не пытается увидеть эти смыслы, а уж тем более создать из них систему. Это люди момента, допускающие массу противоречий в своих рассуждениях и не видящие в этом ничего предосудительного или странного… Зачастую они мыслят даже глубже, чем смысловики, просто их сегодняшние умозаключения могут противоречить вчерашним, а завтра они могут утверждать то, что критиковали сегодня, а далее возможен повтор. Их нельзя назвать глупыми. НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫМИ… наверное, можно. Наблюдая за ними, я сделал следующее открытие: это люди, способные синтезировать без предварительного анализа. Мы привыкли, что любому синтезу предшествует анализ… А у них это получается без этого предварительного шага… интуитивно?…может быть… по наитию?…возможно… Случайно? Может, и так… НО — ПОЛУЧАЕТСЯ!

Надо понять и смириться, что от этого уже никуда не деться. Это не означает, что необходимо согласиться с новой формой мышления, это значит, что в этой реальности нам придется жить, стареть и умирать. Конечно, вполне возможно, что мир подарит нам совершенно новый подход к жизни в ближайшем же будущем, и НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЕ будут смотреться так же архаично, как и смысловики. Но уже мир сегодняшний — это сегментированный и в то же время связанный между собой мир. Это мир — ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС и мир НЕЗНАЮКАКХОЧУ. Это мир почтения к прошлому и ПРАКТИЧЕСКИ ПОЛНОГО ОТРИЦАНИЯ ОПЫТА ПРОШЛОГО ДЛЯ БУДУЩЕГО.

Мир смысловиков, на самом деле, маргинализуется, перестает быть флагманом в формировании новых поколений. У новых — смысл есть. Просто он не заключен в парадигме. Исключений больше, а правила тем не менее остаются. Мышление шаблонами мигрирует от центра к окраине… Позволю себе сделать некоторые прогнозы: тех, которые пытаются все систематизировать, иметь ответы на все случаи жизни, может, и не станет меньше… но они перестают играть первую скрипку в нашем мировоззренческом оркестре».³

Философ Убейволк вот так описал наше, преподавательское, будущее и нашу новую аудиторию — и читательскую, и ученическую. Не то чтобы я ему полностью поверила, но, думаю, так или иначе следует учить НОВЫХ по-другому. Я пробовала, в ЮФУ и в лицее. Если кому интересно — об этом моя заметка «Змеиные песни».

СТАРАЯ ПЕСНЯ О ГЛАВНОМ

Вводная лекция — предмет и задачи курса, краткий обзор литературы… (Студентов больше всего волнует, какая будет отчетность.) А я все это переносила на вторую лекцию, а первую посвящала внеплановой теме: О ТВОРЧЕСКОМ ПОВЕДЕНИИ ЖУРНАЛИСТА. Эта тема, конечно, должна еще углубляться и рассматриваться в частностях. От семестра к семестру, при изучении журналистской этики, при обсуждениях практик… Но я считаю полезным в самом начале сказать студентам кое-что важное для того, что они для себя выбрали.

Важно для них, что профессия журналиста относится к творческим? Да, если понимают под этим жизнь интересную и более свободную, чем при других работах. Тогда уточняем: ЧТО ИМЕННО вы собираетесь творить? У студентов ответ готов: произведения для публикации в СМИ. У некоторых уже есть небольшой опыт создания текстов и изобразительных материалов для распространения в сети или для местной печати. У кого-то — пока только грезы о блогерских шедеврах на миллион лайков, о движении в информационных потоках и творении картины мира знание еще впереди. Но пока все, без сомнения, хотели бы создавать новое, лучшее… Я говорила: для этого нужно учиться ВЕСТИ СЕБЯ в избранном направлении.

ТВОРЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ — понятие, близкое к нравственности. Так считал хороший русский писатель Михаил Пришвин. Он объяснил просто и точно, что это значит, творческое поведение: НАЙТИ СВОЕ МЕСТО В ОБЩЕМ ДЕЛЕ И ОСТАВАТЬСЯ САМИМ СОБОЙ.

Вот к чему нужно готовиться с первого курса. Журналист своей работой участвует в общем деле — подготовке программы или передачи, выпуске газеты. И эта общая работа носит производственный характер. Вдохновляться надо будет по плану, укладываться в графики и объемы. Подчиняться единым требованиям. Дисциплина — она и для мастеров, они свободнее других потому, что научились среди неизбежных ограничений ВЕСТИ СЕБЯ к выполнению личной творческой программы.

Не все из окончивших журфаки и работающих в СМИ дозревают до более широкого понимания общего дела. По-моему, давать представление об этом нужно с первых шагов и дальше часто напоминать: наше дело — общественное. Пушкин назвал журналистов сословием людей государственных, и это верно для всех. И для оппозиционных журналистов — хотя они интересы государства понимают иначе. И фрилансеры, не связанные с политической тематикой, и обозревательницы из журналов мод, и «чисто спортивные репортеры» — все участвуют в создании того информационного поля, в котором живут страна и народ. По общему результату отношение к журналистам — уважительное или не очень — распространяется на всех. В том числе, — говорила я, — и на вас лично, и на меня.

А что касается необходимости оставаться самим собой… Есть другая правда о профессии. О грязи в ней, о продажности, о неизбежности компромиссов, о жесткой конкуренции за место на полосе или в программе. О людях, которые ломаются, исхалтуриваются, спиваются — это случается и в других профессиях, но в творческих опасность особенна…

И об этом студентам надо знать. И побольше — о жизни замечательных журналистов, которые сохранили яркую индивидуальность и поставили ее на службу общему делу. Я успевала сказать, что это важно. И надеялась, что это запомнится.

ЧТО С ДОВЕРИЕМ

В наше время доверять печати следует с поправками на постправду, дополненную реальность и возможность фейковых новостей. А раньше?

В СССР доверие к газетам не было всеобщим и безграничным. И все же гораздо больше было людей, которые могли сказать: «Это правда — вот, в газете написано!» Тогда журналистика честно признавала, что является средством пропаганды и что через газету с народом говорит государство. И через газету простой человек мог обратиться к власти со своими проблемами и жалобами. В редакциях были отделы писем, которые занимались, в сущности, правозащитной работой — помогали людям получить положенное от государства. Этим укреплялось доверие к печати…

Когда власть переменилась, газеты сразу объявили, что жизненные заботы отдельных людей их больше не касаются. И на письма ответов больше не будет. («Новости — наша профессия! А не ваши дырявые трубы!») Вскоре читатели, все еще привычные доверять газетам, были обмануты и ограблены с участием прессы: газеты рекламировали финансовые пирамиды и продвигали приватизацию… И сокрушительный удар по доверию себе был нанесен прессой во время избирательной кампании 1996 года: врали совсем уж бесстыдно и взахлеб — потом оправдывались, что ради сохранения свободы слова…

Сейчас пресса продает информационный товар более качественный, но без гарантии. Газеты то и дело уличают одна другую во лжи — кому верить? Можно полагаться на компетентность солидных изданий, на мастерство и честность отдельных журналистов. Но в общем репутация у российской прессы неважная. По заслугам.

ВРИО

ВРИО — это аббревиатура. ВРеменно Исполняющий Обязанности.

Журналистика исполняет свои обязанности не всегда. Бывает, что острая, актуальная тема не проходит по каналам СМИ (например, из-за цензуры или самоцензуры).

Или: такая тема бушует во всех СМИ, прокатывается по всем каналам, но журналистика не добирается до того, ЧТО вот это новое должно изменить для отдельного человека… или в нем самом.

Где в таких случаях место для публичного высказывания — сильного, эмоционального — о главном СЕЙЧАС И ЗАВТРА?

20 студентов (почти вся группа) ответили:

— В интернете.

Двое сказали:

— На митинге.

Я добавила:

— В театре.

Театр становится врио журналистики, когда обновление общей жизни только назревает, или уже начинается, или, даже когда пришло, состоялось, но это еще нужно понять и пережить. СМИ помогают только понять… Тогда театр становится трибуной, площадкой для публицистики.

Я рассказывала студентам об однодневных пьесах-агитках и живых газетах молодежных театров 20-х годов XX века.

Рассказывала, какое значение имела публикация в «Правде» пьесы «Фронт» в неудачном для СССР начале Великой Отечественной войны.

Мои студенты 80-х годов сами могли видеть ПЕРЕСТРОЕЧНЫЕ спектакли — «Заседание парткома», «Тринадцатый председатель», «Дальше, дальше, дальше»… Пьесы-репортажи, пьесы-очерки, пьесы — открытые письма удерживали зрителей после спектаклей в зале, и обсуждения были похожи на митинги…

Именно такой обратной связи с аудиторией тогда не хватало советской журналистике. СМИ постоянно публиковали статьи и письма в поддержку перестройки, но власти опасались больших перемен снизу, и СМИ не решались прямо выразить то, что люди хотели изменить у себя на работе и в государстве. А на сцене открыто обсуждались требования времени к самой коммунистической партии.

И еще. Журналистика той поры выражала безоговорочную уверенность в благотворности перемен. В то, что прогресс — особенно если он «по науке» — только улучшает жизнь. Но прогресс — это еще и потери, и человеческие трагедии. Театр по-своему, в образной форме, об этом предупреждал.

Я пересказывала студентам содержание трех пьес Губарева, особо интересных тем, что написаны они журналистом. Губарев работал научным обозревателем «Правды», много писал о космонавтике. Общался с большими учеными, крупными руководителями и мог узнавать такое, о чем писать в газете было нельзя, а знать широкой общественности — важно. И Губарев об этом все-таки рассказывал. В пьесах.

«Саркофаг» — пьеса Губарева о человеческом факторе катастрофы на Чернобыльской АЭС. «Особый полет» — о нештатной ситуации на борту космического корабля, когда советско-болгарский экипаж был под угрозой мучительной смерти. «Бильярд» — об идейном противостоянии в руководстве страны, ведущем страну к гибели… У двух пьес в основе были реальные события, у всех трех — реальные, узнаваемые прототипы персонажей. Журналист спрятал документалистику под маской художественного вымысла, и в результате информация получила доступ на театральную сцену.

И не только на сцену! Когда, как в 41-м году, СССР был на грани крушения, пьеса Губарева «Бильярд» (о борьбе за власть между Горбачевым и Ельциным) была напечатана в «Правде». Но перелом эпохи уже произошел, и людям пришлось действовать в совершенно новых и катастрофических условиях. Журналистику винили в том, что она не предсказала такого конца перестройки. Но последнее предупреждение все же прозвучало со страниц газеты — на языке театра.

Сейчас, когда цензура запрещена конституцией, бывает, что газеты просто уклоняются от прямых оценок и самостоятельных объяснений факта.

Вот факт. Ростовский театр поставил новую пьесу о Сталине. Снимались жестокие фильмы, ставились театральные спектакли (такие как легендарный «Крутой маршрут» в «Современнике»), выходили разоблачительные книги, а тема оставалась горячей. И в последнее время явно обострилась. И в этих условиях ростовский театр предоставил возможность главному персонажу самому рассказать о своем времени и о себе. Как отреагировала на это городская газета?

Журналист на спектакле был, но дал только фото. Рецензию, подписанную неким «постоянным читателем», газета дала под лидом, противоречащим заголовку: «Тирану дали возможность оправдаться» (это плохо?) — «После спектакля зрители аплодировали стоя» (а это как понимать?). Об идейном смысле пьесы не было сказано вообще ничего! Театр уловил один из глубинных потоков течения нашего времени и отразил явление, как мог. Газета от обязанности дать этому оценку уклонилась.

Охотнее газеты пишут о громких театральных скандалах, связанных с особо экстравагантными, эпатажными изысками авангардных режиссеров. Такие «пощечины общественному вкусу», оскорбления религии и отрицания пристойности в истории искусства бывали, они совпадали с ожиданием или свершением больших перемен… Нельзя сказать, что о необходимости серьезного обновления жизни страны не говорят СМИ — говорят, и много! Но, освещая «особые случаи», конфликты, жизненные драмы, СМИ рассуждают о социальных корнях и законах — и всячески избегают разговоров о нравственности, о духовных основаниях происходящего. Газеты беспристрастно — бесстрастно! — фиксируют ситуации, а театры кричат, иногда дурным голосом, о разрушениях и выворачиваниях ценностей, которые перестают быть вечными…

Московский Театр.doc исполняет обязанности журналистики — слышать голоса сегодняшней улицы, говорить с отдельными людьми, которые не VIPы и не ньюсмейкеры. Многие другие театры высказываются на злобу дня, выискивая в классических пьесах возможности намекнуть на происходящее сейчас, а современных пьес на актуальные темы почему-то практически не ставят. Почему это так? Понять и объяснить — обязанность журналистики, но в ней для этого не хватает глубокой профессиональной критики и смелой публицистики.

…Если бы я продолжала преподавать сейчас, то, как раньше, находила бы время посоветовать студентам: из всех искусств в качестве особого источника информации выделяйте театр. Как чуткий индикатор общественных настроений. Как эхо недалекого будущего — для тех, кто научится его слышать.

АМОРАЛКА

Раньше вода не была мокрее. Но морально-этическая тема в советской журналистике точно была. На ней ковали «гвозди» районные газеты и центральные издания.

Миллионы читателей ждали публикаций на эту тему от Татьяны Тэсс («Известия»), от Евгения Богата («Литературная газета»), от Инны Руденко («Комсомольская правда»). Один московский спецкорр школы Аджубея мне назвал причину сверхпопулярности его газеты: «Каждый материал должен быть хоть чуточку на моральную тему. Про то, как жить».

Недавно я повторила эту заповедь своей ученице и дала ей списочек таких тем, основанных на свежем жизненном материале. Девушка предложила их редакции газеты, с которой сотрудничала. Ей было сказано: «Неформат».

Для множества современных изданий — неформат. У отказа находятся основания: мораль сейчас у каждого своя, приватизированная, а общественная закрыта на переучет. Соответственно, и тема закрыта.

Но как же быть с запросами аудитории? Качественные СМИ нашли выходы: вывели востребуемый жизненный материал под углы зрения экономики, права, психологии. Помните заседания судов на нескольких телеканалах? А публичные консультации психотерапевтов? «Новая газета», «Российская», канал «Россия K» также рассматривают «портреты явления» с позиций социологии и культуры. Прямых упоминаний о морали как бы принято избегать, но уроки ее продолжаются.

Другие — увы, многочисленные! — СМИ пожелтели, пустились во все тяжкие и наловчились удобрять свою аудиторию нечистотами. Это АМОРАЛКА ОБЫКНОВЕННАЯ, продукция медиадельцов с ограниченной социальной ответственностью. С этим все ясно. Труднее распознается АМОРАЛКА РАФИНИРОВАННАЯ — вранье, маскируемое под документальность или аналитику. Этого тоже много.

Мне думается, что даже неплохих журналистов подталкивает к сползанию в эти черные дыры одно модное убеждение: современному человеку моральные правила не нужны, он сам себе порядочный. И не надо никому выставлять оценки по поведению, не надо подпирать шатающиеся моральные ценности; достаточно одной установки: не мешай другим и делай все, что хочешь.

На этих основаниях выработался удобный формат для замены бесед и размышлений о морали. Это рекомендации узких специалистов на простом языке и в мелкой нарезке. Под завлекательными рубриками типа «Ты и я» выдаются советы: как содержать и удерживать партнера, как без скандала расстаться с любовницей, как укротить свекровь, как увернуться от альфонса… Ни в коем случае не нравоучение, только обучение успешным действиям. Никаких рассуждений о верности, о доброте, о долге… как будто ничего такого вообще нет и не было. Реально полезная информация, без грязи, но все равно — аморалка, АМОРАЛКА ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ.

Потому что аморалка — это не только безобразное поведение, это и сознательный отказ от морали, отрицание самой ее необходимости.

Такое уже бывало в истории, когда мораль разрушалась, осмеивалась, отменялась… и возвращалась ОБНОВЛЕННОЙ. Тогда выдвигались вперед подходящие жанры: эссе, проблемный очерк, обозрение нравов, фельетон… Я предполагаю, что раньше других войдет в силу очерковая корреспонденция. Потому что она содержит в себе поучительную историю и легко впишется в развивающиеся форматы лонгрида.

Авторам таких текстов светит впереди хорошая журналистская карьера. И я без насмешки слушала на творческом конкурсе заявления абитуриентов о том, что они собираются воспитывать население.

А что? Знаете, на какие темы они пишут сочинения перед ЕГЭ? «Верность и измена», «Месть и великодушие», «Почему люди предают мечту»…

Пусть они пишут.

НЕ ПО-ДЕТСКИ

Ребенок окончил среднюю школу, теперь его нужно провести в высшую. Хочет поступать на журналистику? Профессия не из перспективных, спроса на нее нет и не предвидится… Ну да ничего, сейчас полстраны работает не по диплому. Главное, чтобы поступил… Это родители. Типичная позиция.

Ребенок хочет учиться дальше. Думает, что станет журналистом — через четыре года, через шесть, если с магистратурой. Когда будет диплом. Может быть, родители купят ему сайт… Это человек 17 (семнадцати) лет. Каких много.

Представляют себе приход в профессию примерно так, с минимальным юнкоровским опытом, по-детски. За 12 лет, что я готовила абитуриентов к творческому конкурсу, ни один у меня не спросил: а можно иначе?

Я сама, без вопросов, рассказывала о том, что в журналистике работает много людей, пришедших из разных других профессий. С образованием инженерным, педагогическим, военным, с разными дипломами и с полезным опытом. И время до перехода в СМИ у них не потерянное, для журналистики очень ценно то знание разных сторон жизни, с которым эти люди пришли.

Абитуриентам это было не очень интересно. Это же про совсем других людей, взрослых, по детским представлениям, почти что старых.

Тогда я рассказывала о ровесниках моих слушателей, выпускниках школы. Эти ребята хотели быть журналистами, но поступить в вуз на эту специальность сразу после школы в их время было нельзя. «Журналисты — сословие людей государственных», их дело не детское. Необходимо было сначала поработать на производстве или отслужить в армии; можно было и учиться, но «без отрыва»… Я проучилась первые два года на вечернем отделении журналистики, работая на полиграфической фабрике. Моим однокурсником был рабочий парень с «Ростсельмаша», будущий Генеральный на «Дон-ТР»… В редакции молодежной газеты, куда меня приняли за три месяца до защиты диплома, каждый второй корреспондент доучивался заочно. Так вырастали толковые журналисты.

Да, это было в другое время. Другой путь к профессии. С большим преимуществом для 17-летних — возможностью повзрослеть, проверить свой выбор. А сегодняшние выпускники 11 классов могли бы пройти таким же путем, уже добровольно?

В ответ — молчание. Может быть, кому-то и хотелось… Но… где работать до 18 лет? А родители — разве они разрешат?! Дети такого не могут себе представить.

Но не все. Есть смелые и самостоятельные люди, которые не спешат пересаживаться со школьной скамьи на студенческую. Дают себе время подумать, познакомиться с будущей профессией поближе.

Могу рассказать о начинающем фоторепортере, который до поступления на журфак отслужил в армии, а время до призыва потратил на освоение компьютерных программ, нужных для фотодела. Знаю девушку из очень обеспеченной семьи, у которой был выбор — сразу поступать в Москве или год отучиться в заграничной арт-студии. А она устроилась (по знакомству) ночной санитаркой в детское отделение онкологии. Считает, что должна была больше узнать о жизни и смерти, прежде чем начинать свой проект…

Баллы ЕГЭ действительны четыре года, за это время можно сдать и что-то еще, чтобы расширить выбор мест учебы. Вот что на самом деле не стоит откладывать: думать о том, как будешь входить в профессию. Сейчас ведь спрашивают сначала об опыте работы, а потом смотрят на диплом…

Мне написал студент первого курса из числа моих «подкурсников». Советовался. Его учеба в университете разочаровала: очень мало времени уделяется практической журналистике, совсем мало! Да, есть там такой подход: на первом месте фундаментальное образование, практика — на десятом, «у нас не ремесленное училище». А если человек хочет быть журналистом сейчас?

Перебирает варианты. Начинать работать по специальности можно только внештатником, на подхвате у 2—3 изданий, или бесплатным стажером, фрилансером… Делать на компьютере свое микро-СМИ… Нащупывать свои темы, открывать для себя источники информации, начинать понемногу зарабатывать… С учебой на дневном отделении университета это сочетается плохо. Может быть, есть смысл перейти на заочное? Или стать отличником и заслужить право на учебу по индивидуальному плану, при свободном посещении лекций? Говорят, это возможно…

И еще: фундаментальное образование для журналиста сейчас не обязательно на базе филологии. Если нужно для дела, то возможен дальний прицел на магистратуру по политологии, педагогике, философии…

Решение этих вопросов и есть ПОСТРОЕНИЕ СОБСТВЕННОЙ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ТРАЕКТОРИИ. Это трудно. Это интересно. Ответственно. Перспективно…

Это не по-детски.

Я считаю, что об этом нужно говорить со школьниками в юнкоровских студиях, на подготовительных курсах. Едва ли они изменят свои планы, но знать о возможных путях им полезно. Расскажу — и в заключение пожелаю им на творческом конкурсе ни пуха ни пера, не опасаясь, что дети могут меня послать к черту.

ПОПУТЧИЦЫ

В предыдущей заметке я упомянула о студентах, которые теряют желание быть журналистами. Хочу эту тему продолжить — и закрыть для себя, чтобы больше не думать о тех, кого я ничему не научила.

Таких очень много, в основном, девочек, приятных во всех отношениях… кроме отношения к будущей профессии. Я про себя называла их попутчицами, потому что они малую часть своей жизни проходят рядом с журналистикой, а потом сворачивают в разные стороны. Молча решают: «Я не хочу быть журналисткой, я буду кем-нибудь другим… потом. А пока надо жить студенческой жизнью и брать от нее все». К третьему курсу верными выбранной профессии остаются человек пять в группе, только они реально и учатся журналистике. Я их про себя называла своими курсантами. Работала с ними и ради них.

А попутчицы, между прочим, могли совсем неплохо успевать по историческим и филологическим дисциплинам. Бывали активными в общественной жизни факультета. Можно было надеяться: вот подрастут эти девочки в университетской среде, устроятся на работу где-нибудь в гуманитарной сфере, а то и в бизнесе — ведь есть у них свои (другие) способности, которые еще могут развиваться? И дай им бог хороших женихов, жены и мамы с высшим образованием повышают общую культуру населения…

Так что же тогда я имею против попутчиц?..

…Вот сидят они у меня в аудитории… По Булгакову — тихо сидят, не шалят, никого не трогают, починяют примус, а по жизни — ломают мне учебный процесс. На практических занятиях я могу работать только с моими курсантами. А попутчицы в обсуждении материалов не участвуют, вопросов не задают, своих рукописей не приносят. Зато в последний день перед сессией заваливают меня своими работами сразу по всем жанрам — это слабые, невнятные тексты, в сущности, черновики. И уже нет времени их анализировать, объяснять, в чем ошибки, отдавать на переделку. И мне стыдно, досадно, что приходится за вот это все ставить зачеты, иначе — скандал, почти вся группа не допускается к сессии! Попутчицы берут свое количеством, толпой.

Их отчеты по практике, которые должны быть сданы в первую неделю учебного года, появляются на кафедре — как ни напоминай, чем ни угрожай — только в декабре. Часы в расписании, выпрошенные у деканата для обсуждения материалов практики, пропадают впустую. Наконец — здравствуй, Новый год! — образуется гора папок с отчетами. По тому, чьи папки, можно предвидеть, что там окажется. Точно попадутся рукописи, извлеченные из компьютера. Хвалебные характеристики, выданные за красивые глаза и пару фитюлек. Приличный текст, якобы под псевдонимом — а содержания «автор» не помнит… Мои курсанты на подлог не пойдут, показывают честную работу. А от попутчиц случалось получить и полностью купленную практику. В случае, когда я смогла точно доказать плагиат и поставить вопрос о профнепригодности, виновница получила… на кафедре устный выговор и направление к другому преподавателю…

Она факультету нужна. Таких и при бесконечных задолженностях не отчисляют до последнего, ведь от количества студентов зависит количество преподавательских ставок. К тому же некоторые еще за обучение платят. И на бюджете можно держаться бездарным и ленивым; во многих вузах так. Возможно, раздавая бесплатно ВЫСШЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ БЕЗ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО, государство решает какую-то важную социальную задачу. Не знаю. Но это несправедливо, неправильно, что не пригодные к профессиональной работе выпускницы получают такие же дипломы, как мои курсанты, уже начавшие реально работать в журналистике.

Если бы я была САМОЙ ГЛАВНОЙ, главнее ректора, я бы максимально облегчила для попутчиц переход к другому гуманитарному образованию. Еще открыла бы для них рядом, на своем факультете, полезные факультативы и дополнительные специализации — например, по делопроизводству, социальной работе… Но оценки (а не одни зачеты) по практической журналистике можно было бы ставить только реальные, с плохими квалификация «журналист» присваиваться не должна и путь в магистратуру по журналистике должен быть закрыт. А другие пути для попутчиц пусть будут открываться скорее и легче, я желаю им добра.

Коллегам, которые сейчас их учат, сочувствую.

О ПОТРЕБНОСТИ В ЖУРНАЛИСТИКЕ

Где-то в пятом классе? Или даже раньше? Или немного позже? В школе… С парты на парту незаметно передавали маленькую записную книжку, у нас такую называли анкетой. Там были жизненно важные вопросы: «Кто тебе нравится?», «Кто самый красивый?», «Какая кличка подходит физруку?», «Можно ли простить измену в любви?»… Каждый вписывал ответы (без подписи). Еще там были афоризмы («Звонок с урока — песня счастья»), фотографии киноартистов и — по памяти, с ошибками — любовные стихи Симонова и Асадова. А также правила: сколько нужно дружить до первого поцелуя. И образцы поздравлений, приписываемые почему-то Есенину: «Сколько в мире океанов, сколько в них песку, столько радости желаю на твоем веку»…

Помните такое? А случалось ли учителям замечать и изымать это? Педагогам из моей семьи и коллегам из гимназии случалось. Я сразу вернула книжку, не открывая, и мне на выпускном дали ее почитать. В разные времена и в разных школах такой самиздат имел место. В XXI веке под партами ходили уже листки, которые назывались «чаты»…

И вот что любопытно. Одновременно существовали официальные школьные и классные стенгазеты, печатная «Пионерская правда» и настоящий журнал «Пионер». Но все это для ребят была не та журналистика. Своей была самодельная секретная ПРЕДЖУРНАЛИСТИКА с необходимыми главными функциями.

Передача новостей главной функцией не была — новости расходились по школе слухами.

Важнее была фиксация информации. То, что уже сто раз обсуждалось, проговаривалось при межличностном общении, должно было быть закреплено на материальном носителе. Тогда это закон. А кому закон не писан, тот, как известно…

Затем — коммуникация нового, уже подросткового, уровня. После начальной школы почти все в классе входили в сознательный возраст, когда требуются средства формирования общественного мнения, выработки своих правил поведения. «Анкеты» были своего рода «моральными еженедельниками», только рукописными, допечатными.

И даже образовательная функция осуществлялась, не смешиваясь с обычным учебным процессом. Те самые законы и правила часто передавались в виде цитат из классиков… или кратких списков главных книг.

И еще. Журналистика обладает способностью объединять, сплачивать людей в круг единомышленников, в партию, в коллектив. Я наблюдала, как еще до начала первого учебного года (в колхозе, на уборке помидоров) или просто в первом семестре первокурсники с увлечением творили СВОЮ стенгазету; потом, перезнакомившись, к этому делу охладевали. И не только журналисты, у физиков газеты бывали не хуже.

Из всего этого, по-моему, следует, что на каком-то этапе социализации журналистика бывает реально нужна подрастающим людям. Сейчас, когда в жизни увеличивается неопределенность и разобщенность, они берут единые правила и образцы из кино, моды, из блогов… но еще нужно ДЕЛАТЬ САМИМ. Смартфоны уже обеспечивают связи в группе, но как закрепить, сохранить то, что этим общением вырабатывается?

Сохранить — как?

ИНТЕРВЬЮ ПО-ЦАРСКИ

Скоро осень. Первокурсники придут на занятия, станут знакомиться. Некоторые уже успели, на подкурсах или во время творческого конкурса. А когда-то (давно) знакомились в колхозе, убирали помидоры и готовили свой первый совместный творческий проект: факультетскую стенгазету. Большую, чтобы каждому хватило места заявить о себе…

Сейчас бы я предложила вариант этого проекта (уже на базе компьютеров и принтеров): «ИНТЕРВЬЮ С СОБОЙ ПО-ЦАРСКИ». По-простому было бы банально: «Моя музыка», «Мои сети», «Моя команда», «Мои увлечения», «Мои фото-селфи, поездки». По-царски посложнее.

Волею царя-отца воспитателем будущего императора Александра Второго был поэт Жуковский. Он считал нужным предложить воспитаннику ответить на важные для Государя вопросы: КТО Я? ОТКУДА Я? ГДЕ Я? КУДА Я? ЗАЧЕМ Я? Нынешним студентам предстоит наследовать Россию, пусть и они дадут свои ответы. В письменном виде.

Вопросы для них я уточняю так:

КТО Я?

Назови себя и скажи о себе то, что сам считаешь важным. И еще: ты человек взрослый? Что ты можешь? Во что ты веришь? Каков твой характер?

ОТКУДА Я?

Это не только о месте рождения. Мы все родом из детства — что из него для тебя памятнее всего? И это вопрос о происхождении, о твоем роде и народе. О том, что в тебя перешло от родителей, что передано дедами и прадедами, кем были они… И какова была твоя школа? Кто (по жизни) твой Учитель?

ГДЕ Я?

Тупые ответы типа «сижу в аудитории» не принимаются. Место и время нужно обозначить в ином масштабе. Время — в истории: твое настоящее время — оно счастливое? Тяжелое? Интересное? А твое место в обществе, социальном слое тебя устраивает? Эта страна, этот город, этот вуз — что ты скажешь о них в нескольких словах?

КУДА Я?

Вроде бы понятно, куда поступил. Но значит ли это, что уже пришел, сел и задремал? Твой путь дальше — куда? В московское СМИ? В интернет-бизнес? Замуж за успешного человека (а что?)? В другой вуз, в политику, в аспирантуру? Через журналистику — в литературу, книги писать? Для начала обозначь планируемое место в профессии, скажем, на первые годы после диплома…

ЗАЧЕМ Я?

Это сложный вопрос. О предназначении. О том, для чего твоя жизнь нужна тебе… и не только тебе. Многие люди никогда ни о чем таком не думают. Дело это царское, для тех, кто хочет властвовать в своей судьбе, а не быть рабом обстоятельств… Для тех, кто много о себе думает — в хорошем смысле, буквально. Вот подумай и ты.

Будущие журналисты должны каждую творческую работу делать с учетом возможной публикации. Дальше к ответам можно писать комментарии, делать из них обзоры, статьи… Этот проект был апробирован в моей педагогической практике.

Гимназисты 11 класса выпустили на его основе учебную газету в 8 страниц. Даже мой экземпляр улетел к читателям и авторам…

Заинтересует ли этот проект кого-нибудь сейчас?

ШКОЛЕ НУЖНА ГАЗЕТА

Школе нужна газета.

Прошли времена обязательных стенгазет и отчетов за подписку на пионерские и комсомольские… Да и нет практически в стране детских и юношеских периодических изданий. Уже есть книга под названием «Когда умрут газеты» — какое будущее у прессы в эпоху интернета?

И все же.

В школах — не во всех, но в сильных, известных — газеты продолжают выходить. И стенные, и на сайтах, и напечатанные на принтерах, а при богатых спонсорах — и в настоящей типографии. Помогают кружки юных журналистов при Домах творчества, проводятся конкурсы газет, семинары и слеты юнкоров. Востребуются методические материалы для редакторов. Сохраняется и практически поддерживается убеждение, что газета школе нужна.

Для чего она нужна школе?

Об «агитпропе» и речи нет. Новости по классам распространяются быстрее в устном виде. Явно не ради этого все затраты времени и усилий…

Для школы иметь свою газету престижно.

Это знак высокого качества внеклассной воспитательной работы.

Это и летопись, запечатленная память о хороших делах и заметных событиях.

Это профориентация для активных, творческих ребят, мечтающих о журналистике.

А для других, для большинства учеников?

Регулярное напоминание каждым номером, каждому читателю: то, о чем здесь пишется, важно для всех нас.

Есть не только ты и твои ближайшие приятели, есть еще и МЫ, объединенные нашей школой.

Вот эта способность газеты (как вида издания) объединять людей общим знанием, общим мнением, общими интересами ценнее многих других ее возможностей. Поэтому научение читать газету и сохранение этого умения у возможно большего количества школьников — дело государственной важности.

Дело государственной важности

Газета со времени ее возникновения начинает действовать как центростремительная сила, это подтверждается опытом истории. Особенно это важно для страны, все еще не до конца преодолевшей последствия недавнего распада.

Собирание.

Сплочение.

Петр I, создавая империю, основал первую российскую газету — и обозначил информационный центр притяжения для людей, устремленных к его делу.

Умный немецкий купец два столетия назад верно заметил: «Хочешь знать все из новости, потолкайся на базарной площади и в порту. Желаешь быть гражданином этого города, читай городскую газету»

Пушкин назвал журналистов «сословием людей государственных»; его газета могла бы и читателей делать такими, но власть этого не хотела.

Объединяющие возможности газеты умело использовал Ленин: медленно доставляемая из-за границы «Искра» предназначалась прежде всего для собирания единомышленников — в партию.

И уже в недавнее время российская власть в целях сплочения молодежных движений («Наши», «Молодая гвардия») против угрозы «оранжевых» революций выделила немалые средства для издания и распространения бесплатной молодежной газеты «Rе: акция». Правда, только на время.

Была и в Ростове в нестабильные 90-е попытка создать областную газету для детей среднего школьного возраста. Осознавалась потребность в массовой организации будущих граждан; план обсуждался уже с участим специалистов отделения журналистики университета…

Но победили, видимо, сомнения. Газета — предприятие затратное, а будут ли ее читать? Их и по обязательной программе читать не заставишь! И родители едва ли поддержат. Все больше взрослых людей нормально живут, работают, голосуют, газет не читая. Телевизора для этого им вполне хватает, и еще есть интернет…

Да, газеты сейчас читают меньше. А кто читает?

Вовсе не только старики с еще советской привычкой. Читают активные люди с общественными интересами, которым не все равно, что происходит вокруг, — в районе, в городе, в мире.

Читают люди ответственные. Чтобы делать порученное дело как можно лучше, нужно знать условия, в которых действуешь, и достижения других.

Читают работники руководящие — и крупные чиновники, и небольшие начальники. Даже руководя, скажем, автобазой или маленькой турфирмой, нужно ориентироваться и предвидеть…

Читают те, кто делает успешно карьеру.

Читают люди разных возрастов и профессий, которые принимают решения. Не плывут бездумно по течению событий и обстоятельств, а осмысленно себя ведут, учитывая и чужой опыт.

Люди политически грамотные, продуманно определившие свою общественную позицию, в начале XX века назывались сознательными. Для того чтобы таких граждан становилось больше, в советской России проводилось массовое обучение чтению газет.

Сначала, конечно, ликвидация безграмотности, и тут же, на курсах, следом газета. Крупные заголовки, короткие заметки, громкое чтение вслух… В главной библиотеке страны хранится экземпляр популярной брошюрки «Как читать газету». Дело это только кажется совсем простым, а сколько сейчас взрослых людей, которые с компьютером управляются, а газеты читать не научились… Или разучились — ведь в этом деле нужна практика, причем постоянная.

В СССР вместе с пионерским галстуком к детям 10 лет приходила «Пионерская правда»; в старших классах — прием в комсомол и подписка на молодежные газеты, региональные и центральные. Потом на работе выполнялась разнарядка — сколько распространить партийно-советских изданий. Почтальоны доставляли прессу практически в каждый дом, тиражи крупнейших газет исчислялись миллионами.

Партии и правительству это нужно было, прежде всего, для коммунистической пропаганды и агитации. Но осуществлялось что-то еще. Когда была разрушена система, ни вся мощь телевидения, ни быстрота и многолюдность компьютерных сетей не смогли восполнить всего, что делали для своей аудитории газеты. Обыватели-потребители, производители-исполнители могут довольствоваться обилием разнообразной и «вкусной» информации, а гражданам сознательным требуется еще и особенный тип коммуникации.

Особенный тип коммуникации

Без малого сто лет назад наукой было установлено, что газете свойственна функция социальной связи. Связи — прямые и обратные — между властями и населением, между институтами и ячейками общества, между отдельными людьми обеспечиваются в той или иной мере всеми видами СМИ. Но есть еще один уровень коммуникации, особенный для газет: это сложная система связей между отдельными публикациями внутри номера и между номерами.

Ключевое слово: связи.

В каждом номере газеты много разных текстов. Об экономике и погоде, о международных контактах и футболе, об истории и выставке собак — такая, казалось бы, пестрая смесь! Но если все тексты перемешать, переставить с полосы на полосу, поменять местами, в руках у читателя окажется другая газета.

От перестановки мест слагаемых сумма изменится, потому что это и не сумма вовсе: газетный номер — отдельное произведение, выстроенное по типу… концерта (так это назвал Ленин, а он был талантливым редактором и образно выразил суть). Каждая отдельная статья или заметка «играют», как один из инструментов в оркестре, а все вместе сливаются в «музыку», которую сочинили композиторы номера и которая зазвучит в уме читателя. Тема этого произведения — день города, страны, мира, в котором ты сегодня живешь и решаешь, что делать…

Это ничего, что читатель выбрал для себя всего 2—3 текста. Он ведь для этого просмотрел весь номер, читая заголовки; глаза «сфотографировали» целые страницы и отправили в мозг; человек не обращал особого внимания, не запоминал — но где-то в глубине увиденное связалось с прочитанным ранее…

Не случайно в названиях западноевропейских изданий часто встречаются слова revu, observer — взгляд, обозреватель: подчеркивается значение широкого видения. Важно видеть изо дня в день в цепочке номеров определенные темы на определенных местах, определенным образом связанные.

Под каждой рубрикой регулярно появляются новые, разные по «фактуре», но связанные движением к все большей полноте и разносторонности знания (например, о развитии ситуации в той или иной отрасли экономики, в образовании, в спорте…). Газета является для постоянного читателя школой, которая от урока к уроку с течением времени прибавляет знания, нужные читателю. И еще — как будто не очень нужные.

В Японии был проведен опрос читателей газеты, выходящей на 64 страницах. Не экономнее ли и удобнее было бы выписывать не целиком газету, а только интересующие тематические страницы? Например, себе — о бизнесе, жене — о моде, для сына — о музыке?.. Согласились… очень немногие. Опытные читатели чувствуют, что «лишнее» тоже для чего-то нужно.

Эта дополнительная информация создает широту картины дня. Дает возможность соотнести частное-интересное с общим, общественно значимым. И человек постепенно приучается, решая свои задачи, учитывать отдаленные факторы, устанавливает связи своего дела с обстоятельствами и событиями, которые раньше казались совершенно к нему не относящимися.

На человека в течение дня обрушивается множество событий, мнений, фактов, сообщений… Люди, которые в этом хаосе умеют ориентироваться, извлекают для себя важное и полезное. Это умные люди.

Ум в человеке, как определил гений российской науки М. В. Ломоносов, «есть способность к сопряжению далековатых идей». Сопрягать, то есть связывать тучу на небе с зонтиком — больших способностей не надо. Но не столь очевидна связь между волнениями в Турции и реализацией урожая подсолнечника в Ростовской области, между спорами о школьной форме и о месте религии в современном светском государстве. Где-то эти «далековатые» вещи должны быть поставлены рядом. Например, на газетной полосе. Или просто в одном номере. Газета делает эти сближения наглядными, а на экране телевизора новости идут одна за другой. На мониторе компьютера тянутся длинной лентой. Поэтому название «Лента.ру» правильное, а «Газета.ру» — уже нет: в этой «газете» все тексты подаются по очереди, а не одновременно. Рядом, параллельно, движется только реклама, и все! Даже электронный вариант печатной газеты проходит по экрану чередой отдельных статей, теряя логику своей композиции. Электронные СМИ намного обгоняют газету по оперативности и объемам предлагаемой информации, но, как известно, «многознание уму не научает». Для разумного использования информации необходимо умение связывать и факты, и смыслы.

Журналисты телевизионных программ и сетевых сайтов, конечно, могут проделать всю эту умственную работу и передать потребителю готовый результат (тем более что уж они-то газеты читают!), и довольно много людей, которые, получив готовые объяснения, считают, что теперь они «в курсе» и «в теме»…

Люди средних лет, успевшие в годы своей молодости научиться, способны, уже не читая газет, успешно оперировать телевизионной и интернетовской информационной продукцией: они сами складывают общую картину из разных фрагментов. А вот те, кому до тридцати, нередко демонстрируют так называемое «клиповое» мышление, ограничиваясь узкими рамками конкретной ситуации или отдельной картинкой сиюминутного впечатления. Для них любое задание приходится дробить на ряд небольших частных задач, иначе они не совсем понимают, что от них требуется.

C этим все чаще сталкиваются учителя, считая, что в старших классах ученики «уже должны думать», «должны бы понимать», а не повторять то, что им объяснили. Эти дети телевизора и компьютера читали такие сложные вещи, как «Война и мир», даже кое-что запомнили, только воссоединить великие мысли великих со своей жизнью не могут. Не приспособлен к этому их ум.

Газета выполняет функцию школы для взрослых, постоянно пополняя их знания по многим вопросам и одновременно тренируя ум, укрепляя способность связывать «далековатые идеи».

Взрослым людям, не умеющим читать прессу, научиться этому негде. Детей такие родители, естественно, не научат. Шанс близко познакомиться с газетой может дать только школа.

Опять школа?! И без того перегруженная обязанностями, отчаянно пытающаяся втолкнуть в головы учеников все возрастающие объемы знаний?!

Школа — может.

Но только другая школа.

Другая школа

Школа, соответствующая следующему этапу развития цивилизации, должна иметь коренное отличие, которое обозначил один из величайших прогнозистов Элвин Тоффлер: школа должна иметь другое отношение ко времени.

Речь идет не просто о сбережении личного времени ребенка, отказе от конвейерного обучения многих в одном и том же месте в одни и те же часы. Это наследие эпохи индустриализации уже начинает преодолеваться; есть методики, позволяющие разным детям двигаться к знаниям в личном режиме. Принципиальное отличие должно заключаться в переориентации школы на будущее. «Человеку будущего придется справляться с гораздо более бурными переменами, чем нам сегодня, — писал Тоффлер. — Образованию задание ясно: его первоочередная задача — повысить способность индивида преодолевать трудности, т. е. способность быстро и экономно адаптироваться к непрерывно меняющимся условиям. И чем стремительнее скорость перемен, тем больше внимания нужно уделять распознаванию модели будущих событий».

Сейчас, работая, как считается, на перспективы, школа транслирует огромные объемы информации из прошлого и о прошлом. Преподаются, по существу, не науки, а история наук, как и история литературы… В пересчете на 11 лет обучения современности отводится несоизмеримо малая часть учебного времени, а сколько остается знаниям и размышлениям о будущем? Почти ничего.

Разумеется, необходимо передать подрастающему поколению наработанные человечеством за весь пройденный путь плоды познания и духовные ценности. Этот багаж огромен, для его освоения требуются все более долгие сроки. Что из этого будет практически применяться, как послужит в дальнейшем? Должно быть так, чтобы во всем изучаемом дети видели основы и материал для созидания своего и общего будущего и занимались этим здесь и сейчас.

Нынешние школьники знают про «сейчас» катастрофически мало. Их жизнь ограничена треугольником «Школа — дом — места проведения досуга». Недоросль, летавший на каникулах за границу, не представляет толком, что делают на работе его родители… Социальный опыт просто нищенский; что можно, опираясь на него, предвидеть? Желанную покупку? Наивные мероприятия советских времен «по укреплению связи школы с жизнью», «трудовому воспитанию», «ознакомлению с шефствующими предприятиями» все-таки имели целью подготовку к будущему, пусть коммунистическому — но все же! В старых подшивах газет зафиксирован начальный опыт практической ориентации молодого поколения во времени. Эти усилия другой школы подкреплялись движением прессы в том же направлении. Газеты шли к читателям, всем содержанием провозглашая лозунг первых лет советской власти: «Выволакивайте будущее!»

Газета дает возможность не только видеть, что происходит вокруг, но и многое предвидеть. В каждом номере есть информация об ожидаемых событиях, планах, решениях руководства страны с возможными значительными последствиями. Конечно, «сегодня» представлено гораздо шире, чем «завтра». Но сверх того у газеты как вида издания есть особенности, стимулирующие самостоятельное читательское прогнозирование.

Был в Ростовском университете, тогда еще РГУ, исследователь журналистики М. Т. Мезенцев. Он изучал газету как прогнозирующую систему. Его работа не получила признания и продолжения, потому что оказалось — советская печать не смогла предсказать крушения СССР. Действительно, верить газетам, что там-то и тогда-то непременно произойдет то-то — ненадежное дело. Эта прогнозирующая система не вырабатывает прямых предсказаний, она действует иначе. Номер газеты как отдельное целостное произведение создается в жанре обозрения: разнообразные факты располагаются таким образом, чтобы можно было не вычитать, «что будет дальше», а уловить тенденции, обозначить для себя линии, ведущие к переменам. Активный читатель газеты — сам себе обозреватель. Прогнозист, дальновидный человек.

Чем меньше неопределенности, тем меньше неуверенности и страха перед будущим. Строить личные планы с поправкой на разные варианты развития экономики, учитывать и тревожащие тенденции — значит быть лучше подготовленным к самостоятельной жизни. Не потому ли в престижных лицеях Франции спецкурсы по журналистике обязательны, а выпускники получают в подарок годовую подписку на качественную газету? Школа — все еще современная, но принявшая генеральное направление развития к другой, будущей школе — уже сейчас использует возможности и преимущества, заложенные в активном взаимодействии со СМИ.

Преимущества

Преимущества от чтения газет для преподавания истории и обществоведения понять легко. Газета почти вся — о том, что происходит сегодня. Или было совсем недавно. А если о давнем, то снова актуальном сейчас. Читая газету, человек начинает представлять себе прошлое в сравнении с лучше известным настоящим. Видеть причины и последствия событий. Вырабатывать собственное отношение ко всему, что происходит в большом мире и рядом. Насколько продуктивнее, хотя и сложнее, может быть работа учителя с таким учеником!

Остается общепризнанным определение публицистики как истории современности. Это как раз та часть предмета, которая выведена за пределы школьной программы, потому что о ней нет окончательного официального мнения и согласия ученых. Газета дает возможность преодолевать ограниченность единого учебника, узнавая и сравнивая различные точки зрения.

Есть неизбежные риски, связанные с тем, что вместе с общественно-политической газетой в школу придет политика. Сейчас 16-17-летние граждане России, уже имеющие паспорт, по отношению к беспредельно деполитизированной школе — переростки, а по отношению к гражданскому обществу — недоросли. Вечным это недоразумение оставаться не может. В России удалось притормозить социальное созревание целого поколения, но запоздалые уроки политграмоты все же были получены вне школы: у прилавков магазинов, в поисках работы, на предвыборных митингах… и оппозиционные газеты нашли свою аудиторию, и интернетовские призывы выходить на площадь получили отклик… Воистину, природа не терпит пустоты.

Общественные науки в школе — абстракции для людей, имеющих самое убогое представление о жизни общества. У читающих прессу учеников это представление значительно шире, и перед неравнодушным учителем-обществоведом открывается более широкое поле для творчества.

И словеснику работать будет интереснее. Хотя отношения между газетой и книгой, между чтением прессы и художественной литературы очень непростые. Особенно если речь идет о литературе современной (составляющей, правда, очень небольшую часть обязательной программы). Писатели и поэты, порой подрабатывающие журналистикой, часто бывали по отношению к ней недружелюбными.

— Никогда, никогда не читайте газет! — призывал положительный профессор Преображенский у Булгакова.

— Глотатели пустот — читатели газет! — клеймила Марина Цветаева.

Проще относить это только к продажной, бульварной прессе, чем объяснить старшеклассникам, почему литература косо смотрит на журналистику. Уточнить функции литературы по отношению к действительности, к реальной жизни. Но преодоление этих трудностей обещает многое. Старшеклассники узнают из газет имена современных писателей и названия книг, отмеченных литературными премиями. Начнут изменяться предпочтения книг «не по программе, а для себя». Есть примеры: если в начале десятого класса преобладали Коэльо-Донцова-Даниэла Стил (продвинутые упоминали что-то из Пелевина), то в одиннадцатом читают Стругацких и Сэлинджера, Алексея Иванова и Захара Прилепина… И эссе, которые являются частью ЕГЭ, становятся гораздо более самостоятельными, небанальными, хотя, быть может, несколько категоричными по общему тону. Достижением становится уже то, что школьники просто больше читают, уделяют этому больше времени.

А есть ли польза от приучения детей к чтению прессы для преподавателей-предметников по точным и естественным наукам? Через 2—3 года непрерывного контакта с прессой проявляются дополнительные умения работать с информацией. Со всякой, любой.

Дело в том, что в номере газеты встречаются многие и разные жанры, используются они с разной частотой, но становятся привычными. В каждом жанре закреплена определенная технология работы с информацией. Репортаж фиксирует наблюдения, корреспонденция устанавливает причинно-следственные связи, рецензия аргументирует оценки… Кто бы и о чем бы ни писал в определенном жанре, содержание текстов бывает разным, а содержание (по Шкловскому) — связь одних и тех же логических операций — будет повторяться неизменно. И этот порядок многократно действует перед глазами читателя и постепенно усваивается.

Система жанров журналистики выстроена таким образом, что жанровые технологии охватывают типичные способы получения ответов на самые распространенные вопросы. Заметка: что произошло? Репортаж: как это было? Статья: что делать? Обзор: как это выглядит в целом? И так далее. Постоянно встречаясь с газетными жанрами, читатели учатся комментировать, обозревать, аргументировать, прогнозировать… Способность ученика ТАК рассуждать и обсуждать — учителю «помощь ежедневная в ежедневной работе», как говорил Маяковский. Говорил именно о газете.

Серьезные исследования, в ходе которых сравнивались бы по умению работать с информацией читающие газету и нечитающие школьники, едва ли востребованы. Весь интерес прикован сейчас к взаимодействию детей с компьютером. О том, как влияет на мышление детей компьютер, известно пока еще сравнительно мало; возможности, связанные с чтением, начали изучаться значительно раньше, лет на сто, им доверия должно бы быть больше.

Кое-что в этом плане можно наблюдать на творческих конкурсах для абитуриентов журфақа. Почти все эти недавние выпускники школ прошли начальную профориентацию; некоторые уже напечатались в школьных, районных или городских газетах. Многие мечтают стать знаменитыми телеведущими и из современных журналистов знают Парфенова и Малахова, а о чтении газет скромно говорят: иногда. Члены комиссии по творческому конкурсу легко выделяют в этом потоке абитуриентов тех ребят, которые научились читать прессу. Эти абитуриенты знают имена «золотых перьев» печати, свободно беседуют о содержании тех или иных рубрик. Отвечая на вопросы, приводят аргументы и примеры. Осведомлены о внутренней и внешней политике своей страны. Прежде чем выставить им высшие баллы, члены комиссии с удовольствием беседуют с такими будущими коллегами и говорят о них: «Это совсем другие люди». Интересуются: «Из какой вы школы?» Оказывается, необязательно из специальной или престижной, чаще — из просто хорошей. Такой, где учат взаимодействию со СМИ.

Интересно, что в известной автору этих строк школе соответствующий спецкурс посещают не только те старшеклассники, которые собираются поступать на журфак. Таких всего двое-трое, а остальные готовятся учиться на юристов, психологов, филологов, но выбирают спецкурс, где читают прессу и разговаривают о ней. Родители сначала советуют — «поближе к профилю», но, в общем, не возражают.

А через некоторое время в разговоры взрослых о работе, зарплате и о том, что вообще происходит, начинают вступать быстро взрослеющие дети. Интересуются. Понимают, о чем речь. Задают вопросы. Даже и собственное мнение высказывают, и это вызывает не умиление, а удивление, потом уважение. Спрашиваешь о журналистике тех, кому на нее не поступать, отвечают: «Здесь я больше узнаю обо всем», «Стал понимать такое, о чем раньше не думал», «Это разговор по-взрослому», «Чувствую, что у меня вкус изменяется, теперь считаю, что „Cosmo“ — это отстой». Бывает еще дополнительный эффект: папа начинает приносить газету с работы домой, и маме кажется, что один только любимый дамский журнал — это узко…

Стоит ли ради всего этого загружать себя дополнительной работой? Сначала нужно узнать и оценить открывающиеся возможности, потом добровольно, сознательно принимать решение и создавать условия для его реализации.

Возможности

Что нужно для обучения школьников чтению газет?

Прежде всего нужно, чтобы было что читать. Газеты нужны: своя, самодельная; одна из общероссийских; одна из местных — желательно такая, в которой печатается страница для молодежи или постоянная рубрика. Нужно, чтобы школьник, желающий научиться, выписал себе газету хотя бы на три месяца (потом захотел бы продлить). Это небольшие деньги, старшекласснику под силу заработать их самостоятельно. Интернет обходится дороже. Читающему нужна постоянная практика, это тот случай, когда обучение требует приучения.

Во-вторых, сам учитель должен быть активным читателем и энтузиастом, а не жертвой обязаловки. Такие учителя есть среди руководителей школьных газет, словесников, обществоведов… Необходимо учесть, что не всякого журналиста стоит привлекать на помощь: среди газетчиков немало крепких ремесленников, которые читают в газете только собственные публикации и думают исключительно о ближайшем задании, одноразово. Такие «писатели, а не читатели» — не научат.

В-третьих — или это во-первых? — требуется, чтобы ученики были мотивированы. Нужно соответствующий спецкурс рекламировать. Вводить в моду. Делать его посещение престижным («занятие для умных», «учеба не по-детски» и т. п.). И, конечно, не разочаровать: серьезное дело не должно быть скучным.

Как учить читать газету?

Может быть, не мешало бы обратиться к опыту первых советских лет, использовать ту самую брошюрку «Как читать газету»? Более поздние издания типа «В помощь пропагандисту и агитатору» из фондов библиотек повыброшены, да и нет сейчас обязательных политинформаций, для подготовки к которым нужно было читать прессу. Есть литература в помощь редакторам школьных газет. Эти редакторы, преподаватели спецкурсов по журналистике, руководители юнкоровских кружков при редакциях, наработали собственные методы и приемы, к сожалению, не обобщенные для широкого использования. Если бы умеющие учить могли встречаться для живого общения и неформального обмена наблюдениями и достижениями, может быть, удалось бы общими силами собрать работоспособную методику.

Можно проводить мастер-классы, лекции на слетах юнкоров, уроки в школах будущих журналистов при редакциях газет. Легко найти время для бесед о прессе в летних лагерях отдыха. Журнал «Русский репортер» несколько лет проводил летние школы с мастерскими современной журналистики. Можно проводить читательские конференции и встречи с журналистами молодежных рубрик и программ в редакциях; в общем, использовать максимально внеклассные формы работы и внеучебное время, занимая минимум аудиторных часов.

Было бы целесообразно сделать обучение газеты частью более широкого факультатива или спецкурса «Взаимодействие со средствами массовой информации». Это привлечет внимание активных телезрителей, любителей радиомузыки, фанатов интернета. Собственно, для занятий в классе достаточно оставить только некоторые темы, например:

• как устроена газета и что в ней самое главное,

• как извлекать смысл из газетного текста,

• как взаимодействуют газеты с другими СМИ…

А дальше главное — практика, разговоры о том, что в газетах пишут. Они могут быть очень короткими. Они могут быть на разных уроках. Они могут проводиться с помощью… компьютера! Вывешивается на стенде острая, проблемная публикация (с обязательным указанием, из какой газеты вырезана) — и призыв к ученикам выразить личное мнение, поместить отклик на школьном сайте. Неплохая, между прочим, подготовка к предстоящему эссе на ЕГЭ… Есть школы со своим дискуссионным клубом: почему бы там не обсудить проблему, поставленную в интересной статье?

Если своя школьная газета привлекает авторов любого возраста, хоть первоклассников, то спецкурсы и семинары по взаимодействию со СМИ становятся доступными лет с 14, и только потому, что газеты придется читать «взрослые». Для детей и подростков в России, во всяком случае, в провинции, массовых изданий практически нет,

По максимуму — надо было бы, чтобы о будущих своих подписчиках заботилась местная газета, вела для них постоянный раздел, не реже раза в неделю печатала тематические страницы. Приложение, такое как, скажем, для женщин или для садоводов, в молодежном варианте очень долго не будет окупаться, а скорее всего, вообще должно быть бесплатным. Но для этого нужны уже более значительные затраты.

Не случайно медиабизнес не спешит захватывать и делить незанятый рынок молодежной прессы. Сейчас уже всем понятно, что спрос создать можно, но не совсем ясно, какое должно быть предложение.

Были попытки — и делались они вполне профессиональными и талантливыми людьми, но коммерчески не удавались. Хотя предлагалось читателям как будто «все, чем сейчас интересуется молодежь». Может быть, это и была одна из главных причин неудач: именно соответствие изданий возрасту потребителей — при отсутствии информации «на вырост», из взрослого мира.

Дети ведь ищут не только развлечений, у них есть и серьезные вопросы к жизни, и потребности в идеалах. Газету, которая отвечала этим потребностям, поддерживали и взрослые — у «Комсомольской правды», в которой был «Алый парус», тиражи были многомиллионные. Предлагаемая информация должна быть рассчитана на читателя, желающего быть старше и умнее.

Школьная газета может быть игрой, увлечением, местом для пробы пера; для старшеклассников, ориентирующихся на журфак, — первой ступенькой карьеры. А взрослая газета, читаемая постоянно, должна быть старшим спутником на дороге в реально представимое будущее.

Знаменитые педагоги, работавшие реально и вымечтанные авторами умных книг, считали обязательным присутствие газеты в полноценной детской жизни. Газеты были в коллективах Макаренко, в «Республике ШКИД» у Викниксора, в детском государстве, сотворенном Янушем Корчаком. В передовых современных школах газеты есть. Можно много говорить о социализирующей роли СМИ, а можно решиться вызвать к жизни силу, заложенную в такой простой и в такой сложной вещи, как газета. И учиться по ходу дела использовать все ее преимущества.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Мирошниченко А. Форматы подачи и упаковки контента в условиях медиаконвергенции. // Медиаконвергенция, которая изменила мир? М., РГГУ, 2014, с. 66.

2

Мультимедийная журналистика. Издательский дом ВШЭ, М. 2017, с. 41.

3

В. Убейволк. Смысловики и непоследовательные в поисках смысла. Блог автора: vubeivolk.blogspot.com.