Странник в Закулисье

Владимир Алексеевич Колганов, 2022

Эта книга, написанная в жанре трагифарса, стала продолжением тетралогии, начатой романами «Лулу» и «Дорога на Таити», но уже с другими главными героями. Расставшись с жизнью, Семён Васильевич оказывается в странном мире, где правит некий триумвират, а люди словно бы забыли собственные имена и ведут себя, как роботы. Здесь Семён Васильевич встречается с известным писателем, нобелевским лауреатом, который застрелился много лет назад. Местные власти поручают им важную работу, и по мере того, как писатели вникают в это дело, они начинают понимать, что Закулисье является как бы отражением привычного им мира, но лишено обилия разнообразной мишуры, за которой обычно прячутся пороки общества, произвол чиновников, лицемерие и лживость власть имущих. Далее происходит много удивительных событий, но предугадать, к чему всё это приведёт, совершенно невозможно.

Глава 2. Первые сомнения

С утра к подъезду подали минивэн с тонированными окнами. Когда Хэм и Сеня вошли в салон, они с удивлением обнаружили, что их оказалось только двое, не считая пятерых охранников в армейском камуфляже. Всё та же девица, которая обслуживала Сеню и Хэма, тут же пояснила:

— У остальных писателей совсем другой маршрут.

Что ж, это вполне логично — потом можно будет обменяться впечатлениями. Но вот минивэн рванул с места и на большой скорости миновав какой-то переулок выехал на оживлённую улицу. Только теперь Сеня получил возможность получить хотя бы приблизительное впечатление о том, куда же он попал.

А между тем, накопилось множество вопросов — к примеру, удивило то, что девица даже не представилась, а на вопрос, как к ней обращаться, ответила, что нет необходимости называть её по имени. Возникло подозрение, что здесь обходились вовсе без имён. В этом была кое-какая логика — ведь если человек исполняет роль винтика в сложном механизме, какая разница, как его зовут. Привычка называть всех по именам может нанести даже вред в том случае, если всё построено на унификации, взаимозаменяемости. Вот и теперь возник вопрос: а та ли это девица, что угощала Сеню бутербродами, или здесь у всех её коллег крашеные волосы и стандартный макияж? И постепенно эта обезличенность стала раздражать, словно бы имеешь дело не с человеком, а с каким-то роботом.

Ну а город как город — многоэтажные дома, в цокольных этажах разместились магазины, рестораны, по тротуарам ходят редкие прохожие, а проезжая часть улицы запружена автомобилями. Словом, всё, как у людей. Вот и Хэм вроде бы увиденным доволен:

— Конечно, не Бродвей, но так даже намного лучше. Не люблю я эту вечную толкотню и обилие рекламы.

Тем временем, девица как заправский экскурсовод рассказывает о достопримечательностях:

— Это Пятницкая, одна из основных магистралей Закулисья.

— Надо полагать, названа в честь Параскевы Пятницы? — предположил Сеня по аналогии с улицей в Замоскворечье.

Но оказалось всё не так.

— Основные магистрали Закулисья названы по дням недели, от Понедельной до Воскресенской.

— Неужели более оригинальных названий не нашлось? — удивился Хэм.

— Всё сделано исключительно для удобства наших граждан, чтобы не дай бог чего не перепутали. Дело в том, что в понедельник только по Понедельной можно ездить на личных автомобилях, а по остальным улицам следует ходить пешком. Во вторник это Вторничная, затем Срединная, Четверговая, ну и так далее. Исключение сделано только для служебного автотранспорта и средств передвижения сотрудников закулисных учреждений.

«Понятно, что всё зависит от того, сколько здесь развелось чиновников. Если их подавляющее большинство, тогда не следует удивляться подобному решению, иначе государство просто остановится в своём развитии. И впрямь, чиновник может опоздать на совещание, не успеет подготовить вовремя какой-то важный документ. Тогда совсем беда и государству крышка!» Так думал Сеня, пытаясь как-то оправдать действия властей. Ну а можно ли иначе, он же здесь в гостях — негоже лезть в чужой монастырь со своим уставом.

Кстати, пока ехали, ни одной церкви Сеня так и не увидел, однако девица успокоила:

— Молельные дома имеются при каждом доме, мы размещаем их во дворах, рядом с детской площадкой, чтобы подрастающее поколение с юных лет воспринимало религиозные каноны как наиважнейшую особенность нашего существования.

— И какому же богу вы тут молитесь?

— Каждый имеет возможность свободного выбора из согласованного списка, но большинство молится на Триумвират.

Услышав это, Сеня раскрыл было рот, чтобы задать, как ему казалось, каверзный вопрос, но Хэм ткнул его локтем в бок, и взгляд нобелевского лауреата был настолько убедителен, что Сеня отказался от своего намерения.

Но вот остались позади высотные дома, и минивэн остановился у ограды, за которой зеленели финиковые пальмы и кряжистые баобабы.

— А здесь у нас Парк культурного отдыха имени Афанасия Пожуелова.

— Это кто такой? — поинтересовался Сеня.

— Ну как же, Афанасий Ильич основал наше замечательное Закулисье. Разве вы не знали?

«Да откуда ж знать, если ещё пару дней назад слыхом не слыхивал ни о Закулисье, ни о Забугорье».

А девица продолжала:

— Если бы не он, мы так бы и остались Захолустьем. Это было сорок лет назад, после того как Забубенье решило превратить нашу страну в свой сырьевой придаток. Мы им должны были поставлять кактусы, папайю и бананы, а они нам вышедшую из моды одежду и прочий секонд-хенд. Но Афанасий Ильич положил конец гегемонии забубенцев и провозгласил создание процветающего Закулисья. Следуя его указаниям, наши талантливые учёные объединили лучшие свойства трёх растений в одном. И случилось чудо! Этот гибрид, получивший название «мегакактус», приобрёл прежде невиданные качества, он способен подавлять любые болезнетворные бактерии и вирусы в живом организме. Понятно, что мегакактус проверили на мышах — результаты были потрясающие! Теперь обо всех этих болезнях мы можем навсегда забыть. Вот что значит прозорливость руководителя страны!

«Час от часу не легче — ещё не успел понять, что из себя представляет Закулисье, а тут опять какие-то кактусы с бананами в придачу. Словно бы оказался на одном из Карибских островов, а не в цивилизованной стране с европейским жизненным укладом. Да уж, пора хотя бы в этом разобраться». Конечно, Сеня сознавал, что любознательность чревата скверными последствиями, но так уж устроена его натура, в основе которой принцип: хочу всё знать!

Едва ступили на землю, как последовало предложение пройтись по парку, поговорить с людьми, на что Хэм с Сеней без раздумья согласились — помимо всего прочего надо бы и ноги размять, а то, как знать, может, целый день придётся колесить по городу. Но только они подошли к воротам парка, как к Сене подскочил какой-то человек — с виду вроде бы не бомж, но впечатление произвёл не вполне приятное. Уж очень его поведение не соответствовало размеренному течению жизни в Закулисье. И словно понимая, что эта его инициатива ни к чему хорошему не приведёт, бедняга торопливо прокричал:

— Мы все здесь спим! Но ещё сохраняется надежда, что когда-нибудь проснёмся.

Не успел Сеня что-нибудь ответить, как из минивэна выскочили двое в камуфляже, скрутили возмутителя спокойствия и запихнули в подъехавшую к ним автомашину — обычно такие используют для перевозки заключённых.

Инцидент завершился столь стремительно, что у Сени возникло ощущение, что ничего такого не было — вполне возможно, что на несколько секунд он потерял связь с окружающим миром и случилась мимолётная галлюцинация. Но посмотрев на Хэма, он понял, что всё было наяву. Хотел задать вопрос девице, но та прервала его на полуслове:

— Не обращайте внимания, это сумасшедший, сбежавший из психушки. Однако после этой наглой выходки мы привлечём его к суду и отправим в колонию особого режима.

— За что? Ведь бедняга никаких преступлений не совершал, — попробовал возмутиться Хэм.

— Он будет наказан за распространение дезинформации. Ну вы же видите, что мы не спим, так что искажение фактов налицо.

Хэм с Сеней переглянулись, так и не найдя, чем возразить, ну а девица тянет в парк чуть ли не силком:

— Сейчас здесь начнётся диспут о краеугольных проблемах закулисного бытия. Вам будет очень интересно.

Так это же совсем другое дело! А коли так, можно хотя бы на время выбросить из головы переживания по поводу участи несчастного маргинала — куда важнее понять, что в головах у большинства здешних обитателей.

Мероприятие проходило в летнем кинотеатре — публика заполнила предназначенные ей места, ну а участники диспута расположились на сцене. Над их головой висел огромный транспарант, на котором аршинными буквами были написаны слова: «Жизнь в Закулисье — это счастье». Сеня не сразу понял, то ли такова тема диспута, то ли это образец наглядной агитации, который присутствует здесь даже по время показа комедийных фильмов.

Вначале ничего достойного внимания на сцене не происходило. Ведущий предоставлял возможность выступить всем участникам диспута по очереди — один справа, другой слева, а потом опять по той же схеме. Казалось бы, должны излагать свою позицию как бы враждующие кланы, но Сеня, как ни старался, существенных отличий в их высказываниях не уловил — и те, и другие расхваливали достижения закулисцев на все лады, а публика то и дело вставала с мест, чтобы устроить каждому выступавшему овацию. Чем-то всё это действо напомнило Сене телевизионные ток-шоу — когда-то смотрел их с интересом, но с недавних пор в его сознании возник какой-то перекос. Вроде бы должен был ещё больше возлюбить власть, которая ведёт страну к процветанию, однако, что станет с человеком, если с утра до поздней ночи потчевать его таким сладко-приторным продуктом? Даже если проблем со здоровьем удастся избежать, очень скоро всё это до жути надоест и захочется чего-нибудь вроде селёдки пряного посола.

Но вот как будто дождались — на авансцену вышли два спорщика, которые никак не могли прийти к консенсусу. Дело вроде бы пустяковое, поскольку каждый упёрся рогом, всего лишь отстаивая свою формулировку, ну а суть всё равно оставалась прежней, и никто из них не имел намерения её поколебать, а то и вовсе поставить под сомнение. Итак, Сеня и Хэм стали свидетелями такого диалога:

— Я утверждаю, что все закулисцы счастливы.

Эти слова произнёс седовласый метр, а тот, что немного помоложе, мотал головой, выражая несогласие, и для большей убедительности сопровождал свои слова жестами, которые должны были убедить присутствующих в его правоте:

— Нет, дорогой профессор, вы категорически не правы. Надо говорить, что закулисцы довольны своей жизнью.

— Милейший, да чем же вам моя формулировка не понравилась? Счастлив или доволен… Не вижу большой разницы.

— Да как же вы не поймёте?! Дело в том, что счастье — от слов «причастный», «соучастие». То есть участие в строительстве процветающего Закулисья — это и есть счастье. А вот удовлетворение от достигнутых успехов нельзя так называть.

Профессор скорчил презрительную рожу:

— Вы сами себе противоречите…

— Вовсе нет! Не все же закулисцы имеют возможность участвовать в нашем поступательном движении вперёд. Есть люди преклонного возраста, есть безнадёжно больные…

— Но ведь и они когда-то принимали участие…

— Хотите сказать, что прежде они были счастливы, а теперь нет?

— Вы приписываете мне слова, которые я не произносил. Это непростительная наглость с вашей стороны! Могли бы проявить уважение к моим сединам.

— Вот так всегда! — взмахнув руками, воскликнул оппонент. — Стоит лишь уличить престарелого маразматика во лжи, как сразу в ход идут аргументы, не имеющие никакого отношения к обсуждаемой проблеме.

— Да как вы смеете!

— Смею, потому что истина превыше всего! Ну а такие, как вы, способны извратить всё, чем так гордятся закулисцы.

Похоже, профессор потерял дар речи и потому не нашёл ничего лучшего, как схватить оппонента за грудки…

Тут уж потребовалось вмешательство ведущего, однако попытка разнять драчунов не удалась. Осталось одно единственное средство — вызвать кого-то на подмогу. Послышалась трель милицейского свистка, и вслед за тем из-за сцены выскочили двое в камуфляже, взяли недавних спорщиков под руки и куда-то увели.

Странно было то, что публика никак не отреагировала на инцидент — то ли это привычное явление, то ли массовка не получила указаний, как вести себя в подобной ситуации. Судя по всему, и Хэм не знал, что делать — вот рассмеёшься, и могут отправить обратно в Забугорье, ну а там жуткая тоска… Всякого он за свою жизнь насмотрелся, но, чтобы дрались по столь ничтожному поводу, никогда такого не было.

— А не пойти ли нам выпить по бокалу вина? — обратился он к сопровождающей. — Наверняка, на территории парка есть какой-то ресторан или хотя бы забегаловка.

Девица только после этих слов пришла в себя:

— От лица руководства я приношу вам извинения за доставленные неудобства. Инцидент мы тщательно расследуем, организаторов найдём и все понесут заслуженное наказание. А что касается вина, то выпивать мы разрешаем только дома, поскольку пропаганда подобного образа жизни у нас запрещена. Это вызвано заботой о здоровье закулисцев.

Сеня хотел было возразить, поскольку, если напиваться дома, здоровье вряд ли значительно улучшится, но тут Хэм снова ткнул его в бок, намекая на то, что надо бы помалкивать. Вдали кто-то прокричал:

— Автобусы стоят у южного входа. Поторопитесь, а то придётся добираться до работы пешком.

Когда Хэм с Сеней возвратились в гостиницу, узнали, что остальные писатели находятся на карантине. Будто бы один из них подцепил в Забугорье какую-то инфекцию, а во время поездки по городу заразил всю их компанию. У Сени сразу возникло опасение, что власти сделали ставку именно на тех, что якобы на карантине, но не стали расстраивать нобелевского лауреата, потому и придумали «отмазку». И вот теперь Хэма с Сеней отправят восвояси — Хэма снова в Забугорье, ну а Сеню-то куда? Хэм попытался успокоить:

— Не боись! Я похлопочу, чтобы и тебя приютили в Забугорье.

— Это невозможно! — чуть не плакал Сеня. — Там же сплошь выдающиеся люди собрались.

— Да какие выдающиеся? Просто раскрученные имена. Половина из них ничто против тебя.

— Ну ты и скажешь. А кстати, откуда ты вообще узнал о моём существовании?

Хэм рассмеялся:

— Ну ты и лох! Единственный висельник среди писателей-самоубийц — это же такая реклама, о которой можно лишь мечтать. Да тебя теперь узнает каждый школьник, а твои романы будут нарасхват.

— Если бы так… Впрочем, мне теперь без разницы.

— Сеня, ты опять не прав. Коль скоро твоё имя теперь известно всем, можно сказать, записано в анналы, это позволяет надеяться на кое-какие привилегии хотя бы здесь. Да я больше, чем уверен, что посмертно присвоят, если не Нобелевскую, то Букеровскую премию, и тогда…

Хэм ещё что-то говорил, а Сеня представил, как переедет в более просторный номер, где будет вдоволь и вина, и паюсной икры. Пустячок, а всё-таки приятно.