Палата № Z

Владимир Алексеевич Колганов, 2020

Это трагикомическая история о том, как шестерых интеллектуалов поместили под замок. Они находятся в достаточно комфортных условиях, обеспечены едой, но полностью изолированы от внешнего мира – ни интернета, ни телевидения, даже своих «тюремщиков» не слышат и не видят. И вот пытаются понять, почему здесь оказались и чего от них хотят. Возникают самые невероятные предположения – от чьей-то злой шутки до нашествия инопланетян. Временами под давлением обстоятельств они не в силах сдерживать эмоции и совершают странные поступки… Вроде бы всё заканчивается вполне благополучно. Но так ли это?

Глава 3. Исполнение желаний

— Я вот думаю… Если волосы покрасить в соломенный цвет, может, лысина не будет так просвечивать?

Понятно, что даже перед казнью хочется выглядеть прилично. Зеркала здесь есть, но в этой ситуации думать о том, как будешь выглядеть в гробу, всё же рановато. Конечно, надо держать себя в форме, не распускать нюни и оставаться оптимистом. Но долго ли удастся сохранять спокойствие? В этом деле могут помочь приятные воспоминания — только они позволят ощутить себя частью большого мира, где люди не только вкалывают из последних сил от зари и до зари, но и получают массу удовольствий, если есть такая редкая возможность. К тому же после сытного обеда не хотелось продолжать поиски виновных и обсуждать причины происшедшего.

— В прошлом году с женой и старшей дочкой отдыхали на Бали, — блаженно улыбаясь, вымолвил Кузьма. — Море, солнце… Что ещё нам надо? Но мне и в голову не могло прийти, что подобное случится.

— А я год назад в это же время по Парижу бродил, — признался Веня. — Монпарнас, Монмартр, кафе Клозери де Лила… Если б знал, что так получится, там бы и остался.

— Неужели навсегда?

— Почему бы нет? Конечно, без особого восторга. Но лучше на чужбине тосковать, чем вот так, за железной дверью…

— Главное, не где, а с кем, — эти слова Влад произнёс с некоторой ноткой назидания в голосе, но был, по сути, прав. — Я вот во времена блаженной юности в Новом Свете отдыхал. Это в Крыму, недалеко от Судака. Какие замечательные там бывали люди! Артисты, поэты и писатели, театральные режиссёры, музыканты…

— Ты на что же намекаешь, Влад? Неужели готов променять новосветский пляж на эту конуру? — удивился Макс.

— А почему бы нет, если ненадолго? В хорошей компании можно время с толком провести…

— Ну да, Макс станет разрабатывать новую теорию строения Вселенной, а мы, развесив уши, будем слушать лекцию Антона о пользе воздержания, — не сдержался Веня, выразив накопившееся раздражение, что вполне естественно для нормального человека, если он попадает в общество словоохотливых умников и учёных зануд.

Как ни странно, остальные не стали возражать против подобного досуга. Похоже, смирились с тем, что некоторых издержек совместного проживания в одной палате никак не избежать. Тем более что могло быть и гораздо хуже — это в том случае, если бы оказались в обществе какого-то отребья, маргиналов или попросту людей малообразованных, их в нынешние времена хоть отбавляй.

— Послушайте! А может быть, всё это нам снится?

— То есть как? — воскликнули хором Веня и Егор.

— Всё очень просто! Представьте, что я сплю, причём в своей кровати, дома, на Большой Ордынке. И вот во сне явились вы, пятеро совершенно незнакомых мне людей, и начался этот кошмар в палате с железной дверью и зарешёченным окном. Но этот сон не может бесконечно продолжаться, и вот тогда…

— Постой, постой! — воскликнул Макс. — А как же я? Я тоже сплю или я фантом, родившийся в твоём воображении?

— Воображение тут ни при чём. Все вы неизвестно как родившийся продукт моего подсознания, не более того.

— То есть нас не существует?

— Вот именно!

— Ну, удружил! — Антон был возмущён до глубины души. — Мы чуть ли не бьёмся головой об стену, и вдруг оказывается, что надо только немного подождать, когда Кузьма проснётся, и этот кошмар для нас закончится. Нет, не могу поверить, будто меня нет.

— И я!

— И я!

— Да уж, Кузьма! Никак не ожидал от тебя такого оголтело-субъективного идеализма, — поддержал сокамерников Веня.

А вот Егор, судя по всему, идею историка воспринял несколько иначе:

— Пожалуй, увлечение идеализмом я готов Кузьме простить. Это его право, закон не запрещает выдвигать подобные идеи, — и после небольшой паузы продолжил: — Но что если это летаргический сон? Тогда мы в этом заточении останемся навечно…

Последние слова Егора могли привести к непредсказуемым последствиям, вплоть до коллективной истерии, если бы на помощь не пришёл биолог:

— Современная наука возможность перехода в такое состояния отрицает, причём категорически, — авторитетно заявил Антон. — Но попытаться объяснить всё тем, что мы барахтаемся где-то в голове Кузьмы и подчиняемся изгибам его болезненно чувствительного подсознания, получая какие-то сигналы от мозговых нейронов… Это уже что-то запредельное! Ну хоть тресни, не могу этого понять.

Выход из ситуации, грозящей помутнением рассудка или хотя бы длительным расстройством мироощущения, предложил Макс:

— Здесь нужно применить радикальный метод. Известно, что человек обычно просыпается, если ночной кошмар выходит за допустимые пределы, к примеру, если угрожает смертельная опасность. Всё дело в том, что срабатывает инстинкт самосохранения. Так, может быть, попробуем?

— Что ты конкретно предлагаешь?

— Сделаем верёвку из простыни, один конец закинем на крюк, к которому подвешена вот эта люстра, — Макс указал на потолок. — Затем поставим Кузьму на табурет, петлю затянем на его шее. Останется только выбить табурет…

Все разом посмотрели на Кузьму. Тот побледнел, вскочил со стула и попятился к двери.

— Вы шутите?

— Да вовсе нет, — процедил Макс, демонстрируя решимость довести эксперимент до логического завершения.

Было очевидно, что Кузьма чуть ли не в предынфарктном состоянии, поэтому Веня поспешил успокоить незадачливого фантазёра:

— Не бери в голову, Кузьма! Макс и вправду пошутил. Однако с завиральными идеями будь поосторожнее, а то в следующий раз дело может плохо кончиться.

Историк облегчённо вздохнул и сел на прежнее место, одарив спасителя благодарным взглядом. Никто больше не собирался обсуждать его идею, а Веня, между тем, продолжал свои нравоучения:

— Чтобы впредь не попадать впросак, попробуй разобраться в том, как и почему у тебя возникли такие мысли. Похоже, на подсознательном уровне ты боишься той реальности, в которой мы вынуждены жить, и вот пытаешься избавиться от страха, отрицая её существование. Или я не прав?

Кузьма растерянно поглядел на Веню, а затем, словно бы набравшись смелости, сказал:

— Ты знаешь, Веня, мне в этом мире всегда было как-то неуютно. И в детстве, и сейчас, за исключением, пожалуй, бесшабашной юности. Так вот, я осмелюсь утверждать, что мир прекрасен, но человеческое общество… — Кузьма махнул рукой, демонстрируя полнейшую безысходность. — Везде ложь, зависть, ненависть, коррупция… Ну куда историку податься?

— Хотел бы перебраться в те счастливые времена, когда люди жили в пещерах и охотились на мамонтов?

— Да по большому счёту тогда было то же самое. Влад, ты как считаешь?

— Про эпоху палеолита не пришлось писать. Но ты, конечно, прав, Кузьма, поскольку с тех пор ничего не изменилось. Только упрятали всё в красивую упаковку, да лицемерия наверняка побольше, — по сути, Влад поддержал Кузьму, а затем неожиданно продолжил: — Мне иногда кажется, что стоит человеку согрешить, и он перемещается в некий параллельный мир, где всё не так, где всё гораздо хуже.

— Что ты имеешь в виду?

— К примеру, бросил человек жену с ребёнком, и с ним произошло несчастье. Не обязательно на следующий день, может быть, гораздо позже… Однако всё равно возмездие неотвратимо.

— Но тысячи людей, совершавших гнусности, живут себе припеваючи, — не согласился Макс.

— Да всякое бывает! Если допустить существование какой-то Высшей силы, даже ей за всем не уследить.

— А по-моему, всё дело в совести. Она-то и не даёт покоя, и грешник сам себя ведёт к печальному концу. А если совести нет, тогда мерзавец благоденствует, несмотря на совершённые грехи.

Кузьма обвёл глазами остальных, рассчитывая на поддержку. Но очень уж непростая это тема, чтобы с ходу дать правильный ответ.

— И всё же хотелось бы надеяться на то, что некто всемогущий и непогрешимый наведёт порядок на Земле, покончит с этим безобразием. Есть у меня такое сокровенное желание, — признался Макс.

Против этого никто не решился возражать.