«Не мальчик уже сорок один годик стукнул, — думал прапорщик Семинеделин разглядывая своё отражение в иллюминаторе приземлявшегося на Чарушин дребезжавшего и скрипевшего старенького «Ворона» — имперского десантного корабля, переделанного для гражданских нужд. На их планетке так нормальный космопорт построить и не сподобились, только посадочная площадка как двадцать два года назад, когда он отсюда улетал…
В отражении на ветерана смотрел сероглазый брюнет с побитой сединой шевелюрой, тяжёлым подбородком, носом с горбинкой, шрамами над правой бровью и на нижней губе.
— Молодой человек вы к нам в гости или как? — спросил с улыбкой сидевший рядом дедок в красной вязанной шапке, брезентовом плаще и с курительной трубкой в зубах. Судя по виду из рыбаков-промысловиков, занимавшихся добычей местной макрели.
— Домой еду, — ответил прапорщик, оторвавшись от иллюминатора. — В отпуск.
— А, так вы местный? — сосед оживился и пододвинулся ближе коснувшись загорелыми заскорузлыми пальцами локтя военного. — Из Бианки или из Паустовского? Давно не были?
Сидевшие в салоне пассажиры — человек двадцать-двадцать пять будто по команде дружно замолчали и начали прислушиваться к разговору мужчин.
— Из Пришвина. Давно, — носком ботинка Семинеделин выпихнул из-под кресла потёртый, поцарапанный углепластиковый личный пенал с вещами (такие выдавали только военным) подхватив его за лямку. — В армию ушёл отсюда двадцать два года назад. Восемь лет назад приезжал на похороны матери всего на сутки. Но это не считается.
— Уууу! — затянула худая длинноносая тётка напротив, в старомодной шляпе с широкими полями и пером. — Пришвин — медвежий угол. Тем не менее вас мужчина ожидает много сюрпризов. Жизнь наша здесь повсеместно изменилась. И не в лучшую сторону…
Пассажиры вокруг только закивали как бы подтверждая этим слова незнакомки.
* * *
— Сева! Севочка! — сестра буквально врезалась в Семинеделина крепко обхватив его руками. Слёзы брызнули из глаз Нади и вот она уже навзрыд рыдала, уткнувшись в грудь старшего брата.
Горячий июльский ветер поднял полы куртки сестры словно превратив их в крылья. Прапорщик сразу вспомнил её прозвище в детстве — Журавлик.
Возле них замерла девчонка с толстой тёмно-русой косой лет десяти-одиннадцати в сером платье и жёлтых кожаных ботинках не по размеру. Спрятав руки за спину она с интересом разглядывала прапорщика.
— Это что Мира? — удивился Семинеделин только сейчас узнавший племянницу. — Ничего себе! Я-то её помнил вот такой! Малышкой!
— Конечно вот такой! Конечно малышкой! Ей же два годика было когда ты улетел, — с благодарностью приняв протянутый братом платок произнесла заплаканная Надежда. — Это что мой? Тот что я тебе вышивала? Сохранил?
И вот уже новый поток слёз брызнул из глаз женщины.
«А она состарилась», — некстати подумал Всеволод, ловя крупную слезинку со щеки сестры кончиком пальца. Сколько ей? Тридцать три-тридцать четыре. Морщинки, синяки под глазами, даже седина на висках. Вдова в двадцать три это тяжело. А худая то какая! Непорядок.
От Нади пахло мылом и порошком. Поцеловав сестру в острое плечико, прапорщик обнял её и легонько подтолкнул к выходу с посадочного поля. На них и так уже пялились все кому не лень.
— Пойдёмте мои хорошие, пойдёмте, по дороге поговорим.
* * *
Чарушин был небольшим, безопасным мирком всё богатство которого состояло из практически идентичной земной флоре и фауне. Тут и терраформирование то проводили в усечённом варианте. А вот полезных ископаемых бог не дал по крайней мере тех, что были востребованы современной цивилизацией.
— Как-то у нас всё изменилось. Или мне кажется? — старенький латанный грузовичок «Каппель» на магнитной подушке подпрыгивал по кочкам.
Вопрос был чисто риторический, ибо обнищание и запустение даже в проносящихся за окном крупных поселениях сразу бросались в глаза. Да и люди по улицам ходили какие-то хмурые, вялые. И самое главное — их было мало. Семинеделин ещё помнил заполненные народом тротуары, крики и смех детей, а сейчас что? Куда все подевались?
— Ничего не кажется, — вздёрнула подбородок как в детстве, сестра, спрятав за ухо седую прядку волос. — Границы Империи передвинулись, и мы теперь ни туда-ни сюда.
— В смысле? — прапорщик протянул руку и потрепал по щеке Мирку разглядывающую его подарок — настоящие механические часы на циферблате которых была изображена панда в шлеме с красной звездой.
— Ну матпомощь, товары первой необходимости, продукты, нам правительство перестало присылать. Мы же теперь не на границе. Статус потеряли. Даже военную базу перевезли на Ватутин, а она между прочим кормила здесь многих.
— 77-й перевели? Когда? — удивился мужчина, вспомнив как более двух десятков лет назад впервые переступил порог КПП «Чащи» с целью записаться в армию. Эх, как же он тогда волновался! Но по-хорошему…
— Да четыре года назад ещё, — рукой Надя коснулась плеча брата будто всё ещё не веря, что он рядом. — После этого у нас тут всё изменилось. Много чего позакрывалось, те что поумнее массово продавали бизнес, землю, дома и улетали на другие планеты. Начались перебои со снабжением, гады всякие вылупились. Мы жаловались, но консул сказал теперь всё сами, а то привыкли на всём готовеньком.
— Ты почему такая худая? — без связи с предыдущим задал беспокоивший его вопрос прапорщик.
Надя немного смутилась, даже щёчки покраснели, а потом ответила:
— Да всё бегом, бегом, на двух работах вкалываю. Комбинат закрылся. Работу в лаборатории потеряла. Вот теперь в первую смену в прачечной тружусь, а во вторую в булочной. Да ты Сева не беспокойся, питаемся мы нормально. Зато ты такой красивый! Почему не женат до сих пор?
Женщина явно пыталась увести разговор в сторону, но Семинеделин уже заметочку в голове сделал. Разберёмся. Он девчонкам был должен, да и матери обещал. В конце концов они единственные его близкие люди. Больше нет никого.
Конец ознакомительного фрагмента.
