Пылающий Горизонт…Юго-Востока.

Владимир Александрович Карагодин, 2017

Лето 2014 года, Украинская армия ведёт карательную операцию на Юго-Востоке Украины. Разрозненные отряды ополчения, неся потери отступают к Донецку, город находится на осадном положении. На помощь ополченцам из разных уголков России отправляются обыкновенные парни, чтобы помочь тем, кто из последних сил сдерживает во сто крат превосходящие силы противника. Оказавшись в отряде Моторолы, они попадают в мясорубку передовой. После пребывания на территории боевых действий, многие моменты для них становятся не понятными, но ясным становится одно, эта война, -взаимное уничтожение двух братских народов, и победы здесь быть не может.

Глава 2. Снайпер.

Николай Николаевич работал электриком на заводе. С самого начала жизнь его не заладилась. В детстве он рос хилым и слабым мальчиком, ему было очень трудно постоять за себя, поэтому постоянно приходилось терпеть насмешки одноклассников. Коля с юных лет мечтал стать военным и, когда ребята во дворе играли в военные игры, он обвешивался самодельным оружием, старательно сделанным из деревяшек.

— Зачем тебе столько? — спрашивали у него ребята. — Оно же не стреляет! — взрываясь громким смехом, укоряли они Колю.

Но для Николая эти игры были больше, чем просто детские забавы. В этих играх он жил уходя от реальности. Там он умирал и вновь возрождался. Деревянная доска, с прибитым к ней дверным шпингалетом, очень напоминала ему винтовку Мосина, которая заменяла ему всех друзей.

В армию Николая не взяли, плохое зрение и плоскостопие помешали этому и, забросив свою мечту о военной карьере подальше — в самые потаённые уголки своего сознания, Коля пошёл работать на завод.

К тридцати годам «Коль Колич» (так его прозвали в коллективе) славился хорошим электриком. Он был исполнительный, но безынициативный, про таких людей говорят: «ни рыба, ни мясо». Отношения с окружающими тоже не складывались. Из-за плохого зрения Коле приходилось носить очки с толстыми линзами. От этого он выглядел нелепо и смешно, поэтому, когда кто-то из рабочих рассказывал о бурно проведённой ночи, Коля, закуривая сигарету, думал: «Эх, в каком же я был бы сейчас звании? Обойдись со мной судьба более снисходительно».

События на Украине поставили Николая в недоумение. С одной стороны он поддерживал то, что люди вышли на улицу, а также их лозунги, которые гласили: «долой олигархов, долой Януковича, долой коррупцию!»

Единственное чего Николай не понимал, так это почему новоиспечённые революционеры запрещали украинцам дружить с русскими.

Когда мирные демонстранты стали закидывать коктейлями Молотова «беркутовцев», Николай понял — это не просто студенты, которые вышли протестовать, — это иностранные наёмники, которым так легко было кидать бутылки с зажигательной смесью из-за плеч одурманенной молодёжи на головы безоружных бойцов милиции.

Когда на Донбассе стали формироваться первые отряды ополчения, — Николай собрал вещи и поехал в край рукотворных гор.

Ещё на призывном пункте Коля познакомился с ребятами из своего города.

— Коль, а Коль, ну признайся честно, ты инопланетянин? — шутили над ним парни.

Хоть Николай и был старше них, но в серьёз его они не воспринимали. Коле дали прозвище Крот. Под таким позывным его и записали в отряде.

Николаю выдали самозарядный карабин Симонова и в прямые столкновения с противником его старались не брать.

— Ну, куда тебе, Николай, на передовую? — шутил над ним взводный. — Ты же только своими очками нас на подходе к «украм» обозначишь.

Николай всё понимал. Он был рад и этому, ведь теперь у него за плечом был «СКС¹», так похожий на ту деревяшку со шпингалетом, которая была у него в детстве.

Отряд, в котором был Николай, занимался разведкой на местности, а также мелкими диверсиями, нанося небольшой урон врагу. Его наспех сформировали из местных рабочих и работников колхоза, а также, процентов на двадцать, отряд состоял из добровольцев.

В то июньское утро небо было чистым. Чистым оно было и потому, что украинская авиация уже не так часто как в мае выходила на боевые вылеты. Вертолёты ополченцы уже почти все сожгли, а штурмовики не подходили к границе с Россией, опасаясь быть сбитыми российскими «МиГами». По оперативной задаче отряду приказывалось выдвинуться на местность и проверить наличие скопления сил противника. Была информация, что с данного плацдарма «укры» должны были начать наступление и прорвать тончайшую линию обороны ополчения. Командир поднял по тревоге группу, все погрузились на два «БТРа» и, сидя на броне, ожидали команды на выход. Все, кроме Николая, который молча курил в стороне. Вышедший из дома командир группы направился к нему.

— Ну что, Николай, — хлопнув его по плечу бодро сказал он, — поехали? И для тебя работёнка нашлась.

— Куда? — удивлённым голосом прохрипел он.

— Пустяки, здесь недалеко. Снаряд в подстанцию попал, посёлок без света остался, нужно будет тебе глянуть, может починить сможешь. А мы тебя на обратном пути подберём.

Николай, не докурив сигарету, бросился к броне.

— «СКС» кому оставил, Коля! — улыбаясь, протянул ему оружие командир.

Дорога шла между терриконов. Коля с жадностью всматривался в пейзажи такой незнакомой ему местности. Вот, вдалеке, показался посёлок. Николай сидел почти возле двигателя и командир, склонившись к самому его уху, прокричал:

— До поворота доедем, спрыгнешь, а там дальше — сам, пешком, понял?

Николай кивнул в ответ.

Первый «БТР» ехал метров в двадцати впереди и поэтому Коля не мог видеть, как из села стали работать «восьмидесятки²».

Николай вынырнул из своих мечтаний, когда командир, сбившимся от хрипа голосом кричал водителю.

— Серёжа! В посёлке «укры», это засада, сворачивай за террикон!

Второй «БТР» слетел с дороги и нырнул в кювет, за которым в трёхстах метрах был спасительный террикон.

Первый «БТР» уже дымился, из него выпрыгнули два бойца и, пригнувшись, бежали к террикону.

По второму «БТРу» был открыт огонь, и он на ходу стал терять скорость. «Механик-водитель убит», — подумал командир, и подал последнюю команду.

— Покинуть машину!

Все бойцы, которые сидели на броне, кинулись на землю, один из бойцов остановился, что бы понять, откуда ведётся огонь, но безуспешно, солнце в этот день было не на стороне ополченцев.

Николай старался бежать рядом с командиром. Колины очки мгновенно слетели при десантировании с «БТРа», поэтому он не сразу понял, почему он плохо его видит, а только хорошо слышит его команды, вперемешку с бранью.

Послышались глухие залпы, — это начали работать «стодвацатки³». «Если заработали тяжёлые, значит там регулярные войска, — прикинул командир. — Эти вдогонку не пойдут, побоятся силовики на открытое поле лезть, значит, есть шанс уйти…»

На войне существует статистика — какое количество снарядов нужно использовать, чтобы поразить цель. В этот день статистика будто смеялась над всеми. Так слаженно украинские силовики ещё не работали, первыми же залпами накрыли группу разведки.

Николай от удара опрокинулся на землю, осколком ему отсекло часть уха, и всё лицо залило кровью. Очнувшись, он прислушался. Вокруг было тихо, только шумело в ушах, и от этого раскалывалась голова. Открыв глаза, он мигом закрыл их, стекающая со лба кровь попадала на веки. Он до последнего не стирал заливавшую его глаза кровь, опасаясь пошевелиться. Ему не хотелось больше воевать, ему хотелось домой, на свой завод, в курилку, просто хотелось посидеть там.

Стерев рукавом кровь с лица, Николай начал прислушиваться. В пяти метрах от него кто-то стонал, затем стоны сменились бессмысленным бормотанием. По голосу он понял, — это лежал его командир.

Оставшиеся в живых бойцы стали отползать назад, — двое из остатков группы, кинулись бежать, — они, словно зайцы, пригнувшись, петляли в траве. Послышались выстрелы из крупнокалиберного пулемёта, — длинные очереди — видно работал не профессионал и парням повезло, они успели скрыться.

Николай лежал в высокой траве и слушал, как ползают по лепесткам полевых цветов букашки, вот застрекотал кузнечик. «Как же бездарно! Так глупо умереть, а ведь я даже не стрелял из карабина. И зачем взял с собой? Лучше бы там кому-нибудь достался…» — размышлял он.

Предположения командира оказались верны, догонять их не стали. Силовики ещё несколько раз прочёсывали поле из стрелкового вооружения, пытаясь добить всех, кто мог остаться в живых. Соваться на нейтральную территорию они опасались, так как посёлок заняли только прошлой ночью. Тем, кто смог добежать до террикона, дали уйти. На этом «укры» успокоились.

Николай проснулся. По степи уже начинал гулять прохладный ветерок, в некоторых домах уже горели огни. Часовые на позициях силовиков стали готовится к ночной страже. Где-то в глубине посёлка играла музыка, как будто и не было ничего, не было одиноко стоящих и дымившихся «БТРов», не было трупов, не было Николая.

Николай лежал на боку и смотрел на командира, вернее на его очертание. Его голубые глаза тоже смотрели на него, но теперь по-особенному. В них больше не было заботы старшего брата, в них теперь отражалось только тёмно-синее вечернее небо. Они были холодными и настолько чужими, что Николаю казалось, что он, не смотря на свою близорукость, видит их без малейшего искажения.

Подобравшись к командиру, он закрыл ему веки и, перекрестившись, пополз прочь к террикону. Почти добравшись до террикона, он прекратил ползти, чтобы перевести дух и мысленно попрощаться с теми, кого ещё несколько часов назад он считал своими друзьями. Он мысленно прощался с каждым бойцом, вспоминая его характер и отношение к Николаю. Последним был командир: «Прощай, ты так и не успел прочитать те книги, которые я тебе рекомендовал. Нелегко теперь придётся твоим родным…» Он вспомнил про дочку командира, которая угощала его свеже-сваренным компотом, когда Николай оставался один во дворе и ждал возвращения группы. Страшнее глаз погибшего командира для него, было увидеть глаза его дочери, после вести о том, что её отец убит. Он представил, как открывает калитку и входит в знакомый двор. А на крыльце, как раньше, их группу уже встречает жена командира с накрытым столом. А он будет стоять и молчать, не в силах объяснить ей, почему он остался живой, а её муж лежит, там.

«Нет! — подумал он. — Я не буду вестником печали! Пусть другие скажут, пусть другие молчаливо опускают глаза, стоя на пороге».

Пожалуй, отомстить тем, кто был в поселке, теперь представлялось самым лучшим завершением жизни для Николая.

Пробравшись на животе несколько метров, Николай обнаружил убитого Васю-снайпера с позывным Стрелок. Тот недавно раздобыл оптику с восьмикратным увеличением, чему был несказанно рад. Целый час Вася пристреливал свою винтовку на поле за огородами, пока не довёл сочетание оптики и механизма до совершенства.

Дрожащими руками Николай попытался вырвать винтовку из цепких объятий Васи, но тщетно. Огромные руки Стрелка мёртвой хваткой вцепились в цевьё. Вася умер от потери крови, осколок с пол ладони торчал из его живота. Отыскав штык-нож, Николай стал разгибать пальцы Стрелку. Обхватив цевьё «СВД», Николай почувствовал волнение, — как будто, он держал в руках ребёнка.

Прислонив щеку к прикладу, он стал всматриваться в окуляр прицела. В нём словно на мониторе компьютерной игры проплывали дома, деревья, заборы. Уже было довольно темно и поэтому силуэты часовых в окопах были почти неразличимы. Впервые в жизни Николай смотрел на этот мир через линзы с удовольствием. Николай задумался: «И почему я на гражданке не изучил снайперское дело? Патроны… Где же патроны? Один магазин. Один… Опять придётся ползти к Стрелку».

Николай решил не стрелять в темноте. Навыка в стрельбе из «СВД» у него не было, а включить подсветку цели он не догадался.

«Но как дождаться утра? А что если «укропы» на следующий день пойдут прочёсывать поле? Нужно не спать ночь». От потери крови Николай чувствовал себя разбитым, его невыносимо клонило в сон. Ближе к полуночи пошёл мелкий дождик. Часовые в окопах укутались в дождевые плащи и походили на серые очертания, нежели на людей.

Борясь со сном, Николай до крови расковырял штык — ножом свою ладонь. Он пытался дремать, но от этого голова начинала болеть ещё больше. Ближе к полуночи Николай уже спал как младенец.

Утро выдалось пасмурным. Очнувшись, Николай чуть было не вскочил от удивления. «Как же я мог уснуть!»

Он чувствовал потребность в пище, но его мутило от одной только мысли о еде. Скорее всего, это были последствия от пережитого. Бережно протерев линзы прицела от капель дождя, Николай прильнул к окуляру. Несколько солдат что-то бережно перетаскивали из землянки к кустам за окопом.

«Да это же миномётный расчёт!» — словно молния пронзила догадка Николая. «И почему я раньше не замечал их?». Он бережно положил указательный палец на спусковой крючок. Сердце Николая стало учащённо биться. «А вдруг за мной уже наблюдает вражеский снайпер и ждёт только моего малейшего движения. Господи, да он же не даст мне и попытки перебраться на другую позицию. Нет, дурные мысли нужно гнать прочь!»

Теперь в голове у него всплывали моменты про снайперов, когда либо, увиденные в жизни. Он вспоминал всё то, что могло бы помочь ему в его нелёгком деле.

Отыскав в стороне маленькую фигурку в плаще, Николай замер. А тот, за которым наблюдал Коля, отрешённо курил, стоя в стороне и наблюдая, как остальные солдаты суетятся, перетаскивая ящики.

« А может это офицер?» — подумал Николай.

Поймав промежуток между ударами сердца, он вспоминал кадр из фильма «Ворошиловский стрелок». Николай потянул спусковой крючок как за лепесток. Мгновенье, и холодок, пролетев по всему телу, будто разорвав влажную рубашку на его спине, с огромным свистом устремился вверх. Выстрела не последовало. Со лба вновь что-то стало капать. «Опять кровь?» Стерев со лба липкую жидкость, он увидел пот.

«Я же не передёрнул затвор», — догадался он.

Рука, словно обвязанная верёвками, потянулась к затворной раме.

Мгновенье между ударами сердца, палец на лепестке… Одиночный выстрел раздался в то июньское пасмурное утро, унося за собой шелест ветра, характерный для выстрела из «СВД». Фигурка в темном плаще резко вздрогнула и обмякла, солдаты перетаскивавшие ящики на мгновенье застыли…

— Снайпер!! — громко крикнул один из них. — Хлопцы, тикаем!

Всей гурьбой они посыпались в ближайший окоп. Из соседнего блиндажа короткими очередями застрочил «ПК⁴».

Николай больше не смотрел в прицел, ему почему-то стало жалко того, кого в то утро ещё ждали дома. Но потом перед глазами стали проплывать отрывки из новостей: горевший дом профсоюзов в Одессе, обстрелянные детские дома… «Если эта армия защищала подонков сделавших это, у меня не должно быть к ним жалости». Размышления Николая прервал взрыв метрах в ста от него. «Ну, всё! — подумал он, — сейчас меня накроют». Но взрывы по диагонали стали ложится в обратном от него направлении.

Приметив пулемётчика, Николай произвёл выстрел. Теперь были слышны только взрывы мин и одиночные выстрелы Николая очень выделялись.

Переждав обстрел, Николай переполз на новую позицию. Приметив небольшую посадку, он пополз к ней. Силовики ещё минут двадцать обстреливали то место, где стояли подбитые «БТРы». К обеду они успокоились и Коля стал ждать вечера. Когда солнце стало опускаться, ему захотелось есть, да так сильно, что его снова затошнило.

На новой позиции было видно гаубицы, вернее только верхние части, они были прикопаны в траншеи. Вскоре из одной послышался первый выстрел, затем подключилась вторая. Наблюдая за ними через прицел, Коля опомнился:

«А ведь один выстрел — это возможно одна или несколько чьих-то жизней, ни в чём неповинных людей!»

Медленно перемещая винтовку, он стал искать расчёт. Вот мелькнула в прицеле голова, затем ещё раз. Николай произвёл выстрел, затем второй, — гаубица замолчала. Опять в окопах оживились, послышались выстрелы из крупнокалиберного пулемёта, очереди из автоматов.

«Укры» палили от безысходности во все стороны, кто из чего только мог. Каждый понимал, что любая минута его жалкой жизни может быть последней и поэтому хотел выпустить как можно больше патронов.

До следующего дня гаубица молчала. Николай осмелел и теперь кошмарил «укров» до обеда. Внезапно послышался выстрел такой же как у Николая.

«Снайпер! — подумал он, — ну теперь всё! Видно за тобой прислали снайпера, теперь-то уж точно конец».

Николай замер. «Что же делать? — продумывал он в голове свои действия. — Если не менять позицию, то рано или поздно меня точно снимут, но и тупо ползать тоже нельзя. В любом случае «укровский» снайпер меня обнаружит. Нет, лучше не стреляя ждать ночи и искать чем замаскироваться».

Ночью выглянула полная луна, в степи было очень светло и Николаю были хорошо видны очертания трупов. Он пополз к первому из них. Добравшись до мёртвого пулемётчика, Коля перевернув его на живот, затем вложив в его руки свой «СКС», накидал перед ним сорванной травы. Вытащив из кармана моток проволоки, предназначенной для починки подстанции, он привязал её к винтовке. После он отполз на несколько метров.

Утром гаубица молчала. Николай понял, что с ним решили покончить, его уже ждали. Осторожно, почти не двигаясь, он начал натягивать проволоку. Но в траншеях было по-прежнему тихо. Он задумался: «На заводе сегодня будет аванс, вечером мужики соберутся возле пивного ларька и будут отмечать». Колю редко звали на такие мероприятия, но даже в те редкие встречи ему не удавалось выпить больше, чем две-три кружки пива.

К обеду всё тело Николая затекло, хотелось пить. Солнце было за ним, и он взглянул в прицел. В окопе, неподалёку от прикопанной гаубицы, неестественно мелькала каска.

«Ну и клоуны, — подумал он. — Что же я дурак, не пойму, что это приманка».

Николай улыбнулся, ему даже стало жалко того, кто занимался столь опасным и ответственным делом.

«Интересно, сколько по времени он этим занимается? Да ещё при такой жаре».

Николай стал медленно водить прицелом по позициям.

«Ну где же ты спрятался? Если я всё ещё жив, значит у них дилетанты. Что там у них все профессиональные снайперы на Майдане?»

В одном фильме Коля смотрел как обезвреживают снайпера. Те, кто охотятся за снайперами, обычно работают в паре.

«Но, я же ведь не снайпер! А может «укры» тоже смотрели этот фильм и первый снайпер это всего лишь приманка, интересно он знает об этом?»

Дождавшись ночи, Николай стал ползать по позиции. Затёкшие руки и ноги ныли. Ему очень хотелось пить. Всё следующее утро он лежал неподвижно. Как назло ему сильно хотелось по нужде, но двигаться он опасался. Николай отправился под себя.

Часам к десяти заработала вторая гаубица. Не дав ей сделать и трёх выстрелов, Коля снял наводчика. В его сторону вдруг заработала зенитка, стоявшая за гаубицей. Её трассирующие двадцатимиллиметровые заряды так красиво сверкали, что Николай на пару минут увлёкся этим зрелищем. Словно заворожённый, он глазел с открытым ртом. Выпустив пару кассет, зенитчики успокоились, больше попыток обезвредить снайпера с их стороны не было.

* * *

Из дверей оперативного штаба выбежал молодой боец. На бедре у него размашисто болтались заряды «ВОГов». Возле входа, в припаркованной машине, его уже ждал усатый дядька с кубанкой на голове.

— Семёныч, трогай, добро дали, сейчас наши из «Д30 — ых⁵» начнут работать. По рации передали, что «укры» уже второй день молчат, их позиции уже засекли. Ждём когда артиллерия ближе подъедет, на месте уже наш корректировщик ждёт.

— А шо, у них снаряды кончились?

— Сам в недоумении, они по связи прямым текстом докладывают, что их какой-то снайпер кошмарит. Они предполагают, что он днём в зелёнку уходит, а ночью снова появляется.

— Так наших-то там нема, может это их снайпер по своим бьёт, чтоб они злее были?

— Не похоже, у них «двухсотые», они реальные потери несут. Скажи ребятам, чтоб «тяжёлого» не брали, сейчас главное внезапность.

— Понял, — ответил мужчина в кубанке и, притормозив возле двух этажного здания, побежал к входу.

По лицу Николая что-то ползало. Скованными движениями он пытался растереть свои пальцы, но они не поддавались. Наконец, жуку надоело одолевать Колино лицо и он, выпустив свои крылья, оттолкнувшись, тяжело взлетел, оставляя Колю лежать в покрытой росой траве.

Силовики в это утро молчали. Они даже не делали бесполезных попыток прокашивать густую траву трассерами, пытаясь тем самым поджечь её. Николаю уже не хотелось стрелять, он жадно собирал росу с травы и наслаждался каждой её каплей. Фляжка воды подобранная возле командира кончилась ещё вчера, попытки набрать в неё росы не увенчались успехом.

Второе утро принесло с собой не только неимоверную жажду, но и мух, которые роем летали вокруг, учуяв запах трупов. «И здесь от вас покоя нет», — думал он, — хотя может, для маскировки сгодитесь».

Не отгоняя их, он стал вглядываться в прицел. А мухи ползали по его засохшей крови, пытаясь забраться в рану и лишь изредка перелетали от одного уха к другому.

«Почему же они не стреляют, может ещё снайперов вызвали? Интересно, сколько я проживу? Если бы удалось прожить ещё один день, каким бы длинным он тогда был».

Ему так хотелось вспомнить все хорошее, что было в его жизни. Насладится воспоминаниями в последний раз, но если ему оставался всего лишь один день, он не должен был тратить его на прошлое. «Нет, чем больше этих подонков я заберу на тот свет, тем спокойней будет спать тем, кто уже второй день лежит под палящим солнцем».

Дождавшись, когда солнце будет над ним, Коля начал искать себе цель, но «укропы», как сговорившись, не хотели высовываться из наспех оборудованных траншей.

«Быстро же они ночью копают», — подумал он.

Вдруг на позициях «укров» он увидел, как что-то сверкнуло, затем ещё раз. Николай навёл прицел и, поглаживая курок, считал уже спокойные удары своего сердца.

«Что-то не так, почему они так не осторожны, может пьяные? Так это же гражданский человек!» — чуть не воскликнул Коля, увидав серую кепку, которая так хорошо демаскировала, смотревшего в бинокль мужчину. «Вот сволочи, скорее всего, заставили местного меня искать».

Николаю о таких проделках рассказывал командир.

«Укры» набирали корректировщиков за деньги или бесплатно. Если им не хотелось платить корректировщику, они искали семейного человека, и, шантажируя его смертью ребёнка или просто расстрелом на месте, привлекали его к своей работе.

«Значит рядом, должен быть тот, кто в этом заинтересован»

Наведя перекрестие на полметра левее, Николай произвёл выстрел в бруствер. Увидев, как бинокль полетел в одну сторону, а кепка в другую, Николай улыбнулся,

«Похоже, я шибко напугал его». Рана на голове Николая заныла и он, отвернувшись от окуляра, сжал зубы. Мысленно перед глазами стали проплывать очертания его города. Вдоль аллеи, по которой он ходил на работу, росли вечно зелёные ели. Коля никогда не гулял по ней, да и с кем ему там было гулять. Там ведь сидели шумные компании да прохаживались парочки влюблённых. Николаю всегда казалось, что появиться там одному, будет верхом неприличия. Как будто бы все, кто там сидел, сразу бы обернувшись при его появлении, укоризненно замахали своими головами. «Какая же досада! — думал он. — Вот если бы выжить, вернуться домой, я бы только и гулял там, и плевать было бы мне на всех». Николай уже пролетал над аллеями своего города, когда свист снарядов, выпущенный батареей «Д30», нарушил его мечты.

Николай зажмурился, снаряды продолжали рваться, но теперь они каждый раз падали, приближались к позициям силовиков. Через пару секунд в траншеях на позициях «укров» стали рваться снаряды. Взрывов было несколько, затем ещё и ещё. Коля лежал и, не веря своим глазам, наблюдал, как взрывались ящики с боеприпасами. Вот в небо устремился огромный огненный шар, а за ним сразу же огромное черное облако — это, скорее всего, взрывались канистры с горючим. На той стороне даже не пытались отстреливаться. Артиллерия поняла по характеру взрывов, что по ним работают из «тяжёлого» и расчёты орудий уже бежали с позиций. И только зенитка, находившаяся на платформе «ГАЗ-66» отчаянно била в поле, пытаясь израсходовать все боеприпасы; вскоре и она задымилась.

Её позиция была за домом и Коле не было видно, как фугасным снарядом посекло весь расчёт и лишь водитель, который до последнего ждал команды чтобы отступить, теперь барахтался на сидении, прижимая правой рукой рваные лохмотья вместо левой руки.

Через минут двадцать взрывы стали одиночными. Скорее всего, артиллеристы подстраховываясь, корректировали свои выстрелы с наблюдателем. Коля обернулся, — по траве бежали люди в камуфляже «горка», — светло-жёлтая форма с коричневыми вставками. Такую он видел только в фильмах. Она напоминала ему робу, в которой ходили сварщики на заводе.

«Может наши?!» — не веря своим глазам, повторял он снова и снова. «Это же наши!!»

Он попытался встать, но его ноги предательски подкосились. Два дня без достаточного движения давали о себе знать. Тогда он опёрся на свою боевую подругу, и, встав на одно колено, с нелепым видом опять плюхнулся на землю.

«Ну, всё, опять будут смеяться…», — опуская глаза подумал он.

Подбежавшие бойцы обнаружили Николая, смущённо улыбавшегося им. Он, будто извиняясь за свой внешний вид, опустив глаза, мысленно просил не ругать его строго. Как в детстве, когда он, стоя в дверях перед своей матерью, оттирал грязные коленки после пробежки по лужам. Он понимал всю нелепость своего положения, но Николай не понимал одного, почему стоявшие возле него бойцы ополчения, — так похожие на мальчишек из детства, не смеялись над ним, а лишь молча, смотрели на него, поочерёдно снимая свои головные уборы. И Коля заплакал. Может от смущения, а может от того, что он больше никогда не увидит, своего командира, Стрелка и…