Чужбина не встречает коврижками

Владимир Александрович Зангиев, 2010

Похождения русского эмигранта за границей. Курьёзные случаи переплетаются с ужасными эпизодами. Динамичное повествование не оставит равнодушным читателя, и произведение сохранится в памяти надолго. Кто-то почерпнёт для себя любопытные сведения о способах выживания на чужбине. Содержит нецензурную брань.

Глава 10

Вскоре я ближе познакомился с Чикиным. Он являлся завсегдатаем «Эстрейи». Я тоже с некоторых пор стал регулярно посещать сей ресторан, чтоб там провести время со своими соотечественниками. Чикина звали Сергеем и был он этаким увальнем, ростом под два метра и весом в сто пятнадцать килограммов. Его одутловатое лицо, обрамлённое неопрятной криво стриженой бородёнкой, напоминавшей метёлку огородного пугала, вызывало в памяти комический образ мультфильмовского лешего, а невыразительно-блёклые выпученные глаза, цвета вяленой воблы, таили в себе какую-то туманную неопределённость, мутноватость натуры. От него исходил кислый запах то ли квашеной капусты, то ли мочёных огурцов. Да и весь его облик отличался стремительностью неуклюжего морского слона, оказавшегося вдруг на суше. Он неумеренно пил и преимущественно за чужой счёт. Вино заливал в глотку, как в прорву, и сколько литров напитков могло поместиться в его бездонное чрево, по-моему, даже сам он не ведал.

Чикин был хроническим пролетарием: постоянно пролетал, ничего не имел своего за душой и у всех просил денег взаймы. Долги отдавать не спешил и об этом все знали, поэтому никогда денег ему не давали. Но Сережа нашёл из этого оптимальный выход: он подвизался в церкви знакомиться с вновь прибывшими, охмурял им мозги россказнями о своей значимости в русской колонии. Это ему помогало разводить новичков на деньги. Но обо всём этом я узнал гораздо позже, а в настоящий момент просто общался с новыми друзьями. Мы азартно резались в подкидного дурака, разговаривали и потягивали дешёвое чилийское пойло.

— Давайте, мужики, скинемся ещё по «зелёной», — предложил Юрий, как заправский виночерпий, разливая по стаканам рубиновые остатки.

Все принялись шарить по карманам, зашуршали купюрами, на столе образовалась бумажная кучка. Василий Иваныч исполнял роль казначея: пересчитывал сбор и отправлялся в бар закупить следующую партию напитков, от себя добавляя сколько было нужно.

— А ты что, Чикин, опять хочешь проехать на халяву? — возмутился наш казначей.

— У меня сегодня нет денег, — галантно расшаркался Серёга, пытаясь казаться в доску свойским парнем. — Я на мели.

— Тем не менее, пить ты будешь больше других, — вскипел старик.

— Если не будете мне наливать, я просто посижу здесь с вами, поиграю в карты, — невозмутимо заявил Чикин.

— Ну, да! И как это будет выглядеть — я буду всем наливать, а тебя обносить? Так в русской компании не бывает.

— А вы не обращайте на меня внимания, пейте сами.

— Ох, ты и крохобор, Серёжа, — вконец разозлился Василий Иваныч, — Как тебе не совестно перед товарищами?

— Слушай, Василий Иваныч, ты выбирай выражения, а то за такое не посмотрю, что ты старик — смажу по морде.

— Смотри какой наглец — на старика руку поднимать… — ещё больше разъярился аксакал.

— Ну, это уже слишком! — вмешался Юрий. — В принципе, Василий Иваныч тебе правильно говорит. Что ты тут ломаешь комедию? Не хочешь сбрасываться — уходи. А старика мы в обиду не дадим.

— Пусть он извинится, — не унимался распоясавшийся наглец.

— Да пошёл ты… — отрубил Юра. — Извиняться ты должен.

— Ты-то что выступаешь больше всех? Руки не терпится почесать, боксёр? Смотри, я тебе их повыдёргиваю, — стал подниматься верзила во весь свой огромный рост. На фоне громадного Чикина Юра казался просто мальчиком. Перепалка перешла допустимые границы и приняла опасный оборот. Вот-вот половодье перехлёстывающих амбиций грозило снести сдерживающую плотину объективной пристойности.

— Вы что, мужики, охренели? — встал я между повздорившими. — Вон уже бармен косится в нашу сторону. Давайте, успокаивайтесь!

— Да я ему башку оторву, — быковал великан.

— Я за такого, как ты, козла уже отсидел однажды, — металлическим голосом отчеканил побледневший до стадии каррарского мрамора Юрий. — Сяду ещё раз, но найду способ, как тебя поставить на место. Всё! Я больше с тобой за одним столом сидеть не желаю. Тут и другие оторвались от карт и тоже потребовали, чтобы Сергей уходил — нечего затевать бучу из-за того, что не хочешь платить за выпивку. Все осуждали Чикина и ему пришлось покинуть компанию. Но перед уходом он пригрозил:

— Тебе, боксёр, я ещё припомню этот базар.

— Иди, иди. А будешь дёргаться, я не посмотрю на твои габариты — проткну тебе кишку.

— Да я тебя…бля… — угрожающе стал возвращаться Серёжа к столу.

Все мы повскакивали с мест. Явно должна была начаться драка. Конец её всегда непредсказуем, ибо мы находились в чужой стране. Визы у многих давно были просрочены и нам не улыбалось попасть в полицию, там разговор короткий: наденут наручники и под конвоем депортируют насильно в родное отечество, и тогда с запятнанной анкетой уже никогда не сможешь покинуть пределы своей страны. Вот так из-за банальной глупости можно лишиться открывшихся перспектив. Всё это мгновенно промелькнуло в моём мозгу.

— Давайте расходиться, — решительно предложил я. — Мы уже достаточно перебрали — на сегодня хватит. Лично я не хочу иметь дело с карабинерами.

— А что? Я нормально себя чувствую, — невозмутимо заявил зачинщик скандала, — могу пить ещё. Это у боксёра крышу сорвало.

— Знаешь, Чикин, кто ты есть? Ты — отхожее место! — разъярившись вконец, выдохнул Юра. — В другом месте таких, как ты, на парашу сажают. Если будешь выкобениваться и дальше, я тебя поставлю на понятия. Понял, мразь?

Во взгляде хама наступила разительная перемена. Налившиеся было кровью глаза стали блёкнуть и приобретать обычный свой рыбий вид. Чикин вдруг понял, что это не тот случай, когда можно запугать своей несоразмерной массой. Он откровенно струсил и, бормоча что-то себе под нос, наконец, позорно покинул зал.

Мы посидели ещё немного, без настроения допили оставшееся вино и разошлись. День был окончательно испорчен.

Так случилось, что из кабака я пошёл домой вместе с Сашей Гореловым. Он оставил свой автомобиль возле церкви, а я там жил. Саша стал интересоваться тем, как я устроился. Пришлось пригласить его в гости. Мне всё равно вечером было нечего делать, и я обычно скучал в одиночестве. Долгушины выдали мне во временное пользование маленький чёрно-белый телевизор — это и был мой главный собеседник.

— Влад, а ты неплохо устроился, — сказал Саша, оглядев моё скромное жилище. — Когда я десять лет назад приехал в Чили, чувствовал себя сиротой — здесь наших совсем не было.

— Как не было? А Зоя Степановна, Гаузен и много других русских давно живут здесь? — удивился я.

— Да какие они наши? — гомерически рассмеялся Саша. — Это отщепенцы, они в своё время предали собственный народ — служили немцам, а потом бежали со своими хозяевами подальше от заслуженной кары. Они наших люто ненавидят и всех считают коммунистами. Но, по правде сказать, в них затаилась озлобленность на нас из-за того, что мы не продавали свой народ — просто волею обстоятельств случайно оказались в чужой стране.

— Получается, они ненавидят нас из зависти? — предположил я.

— Пожалуй, так.

— Любят они покичиться перед нами своим дворянством. Однажды Гаузен достал меня этим. Принародно в церковном дворе стал мне рассказывать какие у него на кладбище знаменитые русские дворянские фамилии захоронены. Этим он откровенно намекал на то, что я быдло и отграничивал меня от себе подобных. Ну, это ещё я как-то стерпел, но, когда он сказал, что эти фамилии — цвет русской нации, я уже не выдержал. У меня оба деда погибли в войне с фашистами, защищая свой народ. Тут уж я вскипел и быстро поставил его на место, а с ним вместе и остальных дворянчиков, которые со злорадством слушали наш разговор и одобрительным молчанием выразительно поддерживали Бориса. А я сказал: «Лучшие русские фамилии лежат под Москвой, под Сталинградом, под Курском…И по всей Европе сложили свои головы лучшие русские люди, освобождая мир от фашистской заразы. А дворянство, которое ты так ревностно превозносишь, прогнило до такой крайней степени, что таких бравых генералов, как твой папаша, по всем статьям било такое беспросветное быдло, как я, и с позором вышвырнуло вон из России.

— Да, я представляю физиономию Гаузена в тот момент! — произнёс я восхищённо.

— После того случая он больше не заводит при мне подобных разговоров. Правда, передают, что за спиной поливает меня вовсю грязью. Не может забыть, подлюка, как прокололся однажды со мной.

— Это понятно. Злобствует от бессилия. Саша, я слышал, у тебя жена чилийка. Это правда?

— Да, это так. Она чилийская поэтесса. Делала переводы Пушкина, Есенина, Ахматовой и Цветаевой на испанский язык.

— А как вы познакомились?

— Во времена правления Хунты её родители бежали в Союз от расправы, а она в молодые годы вступила в коммунистическую партию. В Питере Нелли училась в университете, затем в аспирантуре, защитила кандидатскую диссертацию. А я пел в ансамбле песни и пляски Советской Армии имени Александрова. Она попала на наш концерт и там преподнесла мне цветы. С этого всё и началось. Она замечательный человек. Я тебя когда-нибудь познакомлю с ней.

— Мне было бы очень интересно с ней познакомиться, тем более, что и я тоже немного увлекаюсь поэзией.

— Она и без поэзии, сама по себе, интересный человек, ведёт столь активный образ жизни — полностью посвящает себя любимому делу, другим людям, что даже на себя у неё фактически времени не остаётся. Сейчас она болеет, а лечиться некогда: работает начальником отдела в министерстве дорог, возглавляет писательскую организацию одного из районов Сантьяго, поёт по воскресеньям в церковном хоре и пишет в свободное время.

— Когда она всё это успевает?

— Да, вот, успевает. А когда вернулась в Чили после изгнания, думаешь ей легко было? Все скоро узнали, что она приехала из СССР, а значит, как здесь понимают, она коммунист. Долго не могла устроиться на работу. Затем, с трудом нашла в одной шарашке место секретарши на мизерную зарплату — и это с её-то университетским образованием и научной степенью! И в русской церкви её встретили враждебно всё те же Гаузен с Зоей Степановной. Всё допытывались с ехидством не состоит ли она в чилийской компартии. Но Нелли человек решительный и заявила во всеуслышанье, что является заместителем Гладис Марин, ныне возглавляющей компартию Чили. Нелли истинная чилийка — бесстрашная и яростная с врагами, и она никогда не скрывает своей партийной принадлежности.

— Я знаю, сейчас компартия Чили вышла из подполья, многие её ветераны смогли вернуться из эмиграции. И чем они теперь занимаются, продолжают ли своё дело?

— Да, Нелли постоянно встречается с этими людьми, у них регулярно проводятся собрания. Моя жена дружит с Володей Тейтельбоем — соратником Сальвадора Альенды. Старику уже за восемьдесят, но до сих пор увлечён идеями Маркса.

— Саша, ведь Тейтельбой был членом правительства Альенды, а их всех Пиночет уничтожил. Как ему единственному удалось спастись?

— Это загадка истории. Во время переворота оказалось, что Володя находится за пределами Чили и вне досягаемости мятежного генерала. Может Володя внутренним чутьём угадал надвигающуюся опасность и вовремя улизнул, ведь он по происхождению еврей…

— А что, в Чили много евреев у власти?

— А ты как думал? Конечно, не так много, как в России, но хватает их и здесь.

— Это плохо?

— А чего хорошего? Вон, Москву все уже в России называют еврейским городом, а Кремль — синагогой. Нехорошо, когда в государстве на важных постах преобладает один народ, к тому же, не коренной национальности. Нам, славянам, уже нет места в собственном государстве. Я экономист с высшим образованием вынужден покинуть родную страну, так как достойную работу не мог себе найти, чтоб прокормить семью. Зато еврейство там обосновалось капитально, да притом в самой столице. И процветает. Русских загнали в резервации-деревни. Даже те евреи, что покинули страну в прежние годы, теперь все возвращаются, ибо вольготно чувствуют себя в нынешней России. А нам лишь остаётся довольствоваться, как тем червякам в анекдоте…

— Каким червякам?

— Ты не знаешь? Ну я тебе расскажу. Копошатся в дерьме два червяка — мама и сын. И спрашивает сынок у мамаши:

— Мама, а правда, что хорошо жить в яблоке?

— О, да, сы́ночка! Там такая сочная мякоть, такой аромат…

Сынок смолкает на некоторое время, а затем, опять приступает с вопросом:

— Мама, а правда, что хорошо жить в дыне?

— О, да, родной! Там такая сладкая мякоть…

Червячок капризно перебивает матушку:

— А что же мы всё в говне, да в говне копошимся?

— Что поделаешь, сыночек, такая уж она наша родина…

— Да, это уж точно! — вздохнул я с горечью. — Я слышал, поговаривают о том, чтобы ввести безвизовый режим между Россией и Израилем.

— Вот-вот! Евреи уже сделали Россию вотчиной Израиля, осталось это только узаконить, определив её придатком их государства, каким-нибудь штатом или кантоном. Они и едут-то в Россию лишь на работу, а семейные гнёздышки свои вьют за пределами этой страны. И хапают сейчас всё, что подвернётся. И вывозят за границу наворованное. А нас-то русских любят они как!.. И относятся к нам соответственно, как в одном анекдоте.

— В каком анекдоте?

— Да, приносит однажды сынок Абрама домой котёнка и говорит: «Он у нас жить теперь будет». Отец и спрашивает: «А как мы его назовём?» Сын говорит: «Я уже придумал — будем звать его Изиком». Папаша негодующе замахал руками: «Сынок, разве можно животное называть человеческим именем? Назови его просто Васька…» Вот так над нами издеваются. Эх, дружище, пропала наша родина! Медным тазом накрылась…

— Саша, да это не евреи виноваты в том, что творится в России. Ельцин-то коренной русак. А что он натворил с нашим государством? Это при его преступном попустительстве хищники разворовывают страну.

–…и преуспевают больше других евреи! — не унимался мой оппонент-антисемит. — Гаузен ещё при Горбачёве пытался какую-то коммерцию развернуть в России, ездил в Москву, но у него там что-то не сложилось, и он оставил эту затею.

— Что, и Гаузен тоже еврей? А что тогда он в русской церкви делает?

— Ещё его папа-генерал принял христианство. Выкресты они. А вообще, Борис говорит: раз евреи дали христианам Священное писание, значит, вправе и проповедовать тем народам, которые признают их священные каноны, ведь по-библейски, левитами были евреи.

— Бог с ними, с этими евреями. А чем славянство лучше? Посмотри, как русские олигархи растаскивают родное отечество. Российские деньги меняют на валюту и переводят в зарубежные банки. Дети их живут и обучаются за границей. Покупают дорогие виллы в Америке и в Европе, чтоб было где достойно встретить старость. И им откровенно наплевать на то, что станет с Россией, с их народом. Вот уж, поистине, иуды, продавшиеся сатане за жалкие серебряники.

— Ты знаешь, Влад, а я всё же приверженец Горбачёва. Я считаю, что его не оценили в России. Ведь это он повернул Союз на демократический путь развития, а вовсе не Ельцин. Если бы Ельцин не совершил переворот, то реформы, начатые Горбачёвым, непременно принесли бы положительные результаты. Я в это верю.

— Да. За то беловежское преступление, которое совершил Ельцин, развалив единым росчерком пера многими веками создававшееся могучее государство, ему нет прощенья в грядущих поколениях. Благодаря его деятельности в стране воцарился хаос, и были свёрнуты благотворные горбачёвские программы.

— Эх, Владислав! Куда катится наша Россия? И что дальше ждёт наш многострадальный народ?.. Недавно я был в своей родной деревне на Брянщине. Так там полный развал теперь. Всё как в смутное время. Ходил в Сельсовет, чтоб кое-какие справки взять, а меня за них так ободрали. Знают, что я живу в Чили и решили: значит богатый. Пока не дал на лапу — ничего не мог добиться. Коррупция правит миром. Производства зачахли и не приносят доход, теперь всё крутится вокруг чиновничества. Нынешние кумиры в России вовсе не скромные люди труда, от деятельности которых весь мир кормится, а наглые нахрапистые дельцы, недостойными методами пробившие себе дорогу, да бездарные детки находящихся у власти родителей. Это теперь звёздная элита русской нации!..

С Сашей расстались мы за полночь, вдоволь отведя души воспоминаниями о своей загубленной отчизне.

А в ночной тиши родилось в моей голове такое стихотворение:

Наверное, я раньше срока постарел,

воспитанный в неправильной стране…

Все продолжается целенаправленный отстрел:

несчётно душ досталось сатане.

Какая в этом может быть мораль, —

когда культ беса застит свет в окне?

Никак студёный не закончится февраль, —

конец не могут положить войне.

Господь мессию долго не пошлёт,

поскольку тот напрасно пропадёт.

Упал критически демографический приплод.

На почве этой только псих удачи ждёт.

Идеология тоталитарного вранья

необратимо искалечила народ.

Гораздо нетерпимей стали сыновья —

отхватят руку, коли перст положишь в рот.

Никто помочь не в силах больше нам, —

мы жизни в преисподней провели.

А рай заказан крёстным паханам.

Помазанники божьи — короли.

Но как же в этой жизни смердам быть? —

какого стоит непосильного труда

весь век против теченья плыть

и дожидаться Страшного Суда.

Зачем святым распятием грозить? —

когда мы заживо распяты на кресте:

мы можем даже Богу надерзить,

поскольку испытали муки те.

Кругами ада нас не запугать, —

ожил в душе неукротимый зверь

и дальше тоже, надо полагать,

ещё страшнее будет, чем теперь.

Да! Перспектив не светит впереди, —

от жизни я, похоже, озверел, —

страстей таких себе нагородил!

…наверное, я раньше срока постарел.