Коварный дуэт

Владимир Александрович Жуков, 2015

Остросюжетная повесть по мотивам реальной истории. Стоматолог, мечтая о частной поликлинике «Жемчужина», решил скопить валюту за счет оказания услуг одиноким состоятельным дамам преклонного возраста. В качестве бизнес-партнера выбрал ранее судимого уголовника.

2. Заветная мечта

Дубняк, тридцати семи лет от роду, среднего роста, худощавый с волнистыми каштанового цвета волосами и женственно-обаятельным лицом с карими глазами, после успешного окончания мединститута страстно мечтал о собственной стоматологической поликлинике.

Он часто представлял ее в своем романтическом воображении, как белое, отделанное по евростандарту помещение на десять кабинетов лечения, зубопротезирования и художественной реставрации зубов, лаборатория. Эта поликлиника являлась в его сны, и он осязал архитектуру здания, содержимое кабинетов и лаборатории, оборудованных современной медтехникой.

Не мудрствуя лукаво, Семен Романович даже придумал название своему заведению, из которого бы все пациенты выходили только с лучезарными бело и золотозубыми улыбками. Оно напрашивалось само собой «Жемчужина», а не «Медисса», «Кристалл», как в Симферополе, или нечто подобное в других городах Крыма.

Эпиграф Дубняк намеревался начертать перламутровыми буквами в фойе поликлиники из стихотворения Иосифа Уткина: «Как жемчуга на чистом блюдце, блистали зубы у него». Оригинально, красиво и заманчиво. А вот другая строка: «И били мальчика прикладам пол знаменитым жемчугам», его огорчила до глубины души. Попадись ему в руки японец микадо, то вырвал бы ему не только зубы, но и демонтировал челюсть. О строке с прикладом предпочитал не вспоминать. А вот зубы, блистающие, как жемчуга, согревали его сердце надеждой. Куда не сунешься один и тот же лозунг: «Здоровые зубы — здоровью любы!» Приелся, глаза намозолил, никого уже не вдохновляет.

За десять лет работы, сначала в государственной стоматологии, а потом в частной, хотя зарплата в зависимости от состоятельности пациентов и возросла, но не настолько, чтобы даже в отдаленной перспективе он мог купить помещение для поликлиники, оборудование, материалы и нанять профессиональных врачей.

К тому же чиновникам их Минздрава предстояло дать на лапу не одну сотню долларов за лицензию, да и местных клерков трудно было объехать на хромой кобыле. Невозможность быстрого осуществления мечты угнетала Семена Романовича, давшего себе обет жениться только тогда, когда прочно встанет на ноги, чтобы не плодить нищету. Наличие частной клиники и капитала даст право выбора самой лучшей и достойной его персоны красивой и состоятельной невесты.

«Даже, если каждый месяц буду откладывать с зарплаты по сто долларов, то лишь через четверть века смогу скопить средства на покупку однокомнатной, а лучше двух или трехкомнатной, квартиры, — подсчитал Дубняк. — А ведь потребуются средства на ее перепланировку, ремонт, на приобретение медицинского оборудования, материалов. И все это на закате жизни. Такие черепашьи темпы не годятся. В банке, конечно, дадут кредит, но под высокие проценты и в залог квартиры. Хрен редьки не слаще. Срочно надо искать источник прибыли, чтобы в течение одного-двух лет иметь на руках не меньше тридцати тысяч долларов. Лишь тогда откроются большие перспективы. Подберу команду стоматологов, назначу заведующего и пусть пашут, как папа Карло. А мое дело, не в зубах ковыряться, а считать прибыль и жизнью наслаждаться. Вместе с любовницами буду путешествовать по миру. Побываю на Лазурном берегу, на Майами, Канарах, Багамах, Мальдивах».

Эти размышления приводили его, то в восторг, то, угнетали тупиковой ситуацией, связанной с дефицитом средств на осуществление мечты. «Любовь любовью, но поговорка о том, что с милой рай в шалаше, безнадежно устарела, — размышлял Семен Романович на досуге. — Сейчас нет альтруистов, все метят в прагматики, рациональные и рачительные с прицелом на будущее». Красивая девушка, а он предпочитал отыскать девственницу, женщины отдают предпочтение состоятельным женихам, банкирам, бизнесменам, пусть даже внешне и не слишком импозантным.

Вот и Дубняк решил: чего бы это ни стоило, превратиться, если не в олигарха, (для этого надо быть политиком, министром или депутатом с криминальными задатками), то в обеспеченного господина, чтобы отпала необходимость по нескольку часов в день ковыряться в чужих, нередко гнилых зубах. Пусть этой процедурой займутся нанятые им специалисты, медсестры, лаборанты, хирурги и дантисты, дизайнеры, а он будет руководить, подсчитывать прибыль, думать о том, как бы надуть налоговую инспекцию и другие фискальные и контролирующие органы.

Мечтал быть над кем-то, а не под кем-то. А сейчас, скрипя сердце, вынужден подчиняться хозяину поликлиники, принося ему по известной теории Карла Маркса, прибавочную стоимость — краеугольный (золотой) камень политэкономии. Чтобы не потерять спортивную форму и вкус к жизни, он довольствовался короткими романами с легкомысленными женщинами и не обременял себя семейными узами и обязательствами. Встретились, потешились и разошлись, как в море корабли.

Быстро обслужив солидного клиента-чиновника, он погрузился в размышления: «Элеонора Борисовна — весьма интересная особа, словоохотливая и главное богатая и одинокая. Мне бы ее капитал, то я бы развернулся. Муженек у нее был не промах. Наверное, еще тогда в период перестройки, охотно брал взятки, подарки и другие подношения, делился с судьями, а те выносили мягкие приговоры, а то и оправдывали матерых преступников, давали условно или с отсрочкой исполнения приговоров. Эта схема хорошо известна.

По статьям Уголовного кодекса за деяние можно дать минимальный срок или наказать по максимуму, в зависимости от цены презента и все будет пристойно, в рамках закона, комар носа не подточит. Было бы Лозинке, хотя бы лет сорок-пятьдесят, уломал бы ее на замужество или сожительство и прибрал бы к рукам ее капитал. А то ведь она мне, если не в бабушки, то в матери годится. Еще обвинят в домогательстве и ославят на весь город. Надо искать другой оптимальный вариант».

После окончания средней школы перед Дубняком было возникла дилемма: стоматолог или юрист? И одна, и другая профессии сулили дополнительную прибыль. Он посчитал, что последнее более хлопотное и поэтому, наслушавшись рассказов о преуспевающих стоматологах, имеющих дело с золотом и платиной, пошел по этой стезе. «Соблазн велик и риск не меньше, — подумал Семен Романович и закурил, чтобы унять волнение и сосредоточиться, припоминая подробности разговора с пациенткой о наследстве, оставленном ей адвокатом. — Все гениальное — просто. Но надо уточнить некоторые детали, чтобы избежать неожиданностей. Это может единственный в жизни шанс, который не следует упускать».

Лозинка, как и большинство старых людей, не страдающих склерозом, оказалась пунктуальной. Едва на табло электронных часов, стоящих на столе стоматолога засветились цифры 15. 00, женщина появилась в дверях. Переступила через порог, заметно прибодрившись, и бойко произнесла:

— Добрый день, Семен Романович!

— А-а, добрый день, Элеонора Борисовна! — поднялся, как и прошлый раз, стоматолог с вращающегося кресла. — По вам можно часы сверять. Если бы все были так же пунктуальны, воцарились бы порядок и гармония.

— Эта привычка у меня осталась еще со времени работы в юридической консультации, — польщенная его словами, ответила она. — Я еще никогда никого не подводила. Это мой принцип: ценить свое и чужое время.

— Хороший принцип.

— Филипп Савельевич, мой покойный супруг, часто внушал, что время — деньги, — ударилась вдова в приятные воспоминания.

— Любимый лозунг буржуазии, алчных акул капитализма, — заметил стоматолог.

— Не возводите хулу, если бы он был буржуем, капиталистом, его бы из партии исключили, — возразила она. — Был ударником коммунистического труда, победителем соцсоревнования, ни минуты не сидел, сложа руки. Писал замечательные речи и статьи в газету. Бывало так, что судья и прокурор не могли сдержать слез на судебных заседаниях, слова проникали в самое сердце, умел разжалобить. Готовил свидетелей, подсказывал, что кому на суде говорить и часто выигрывал процессы. К нему даже из других городов приезжали за юридической помощью. Никому не отказывал, и люди щедро благодарили. Телефон допоздна не умолкал, а теперь если кто один раз в сутки позвонить и тому рада, живой голос. А то все больше возле телевизора сижу или на кухне, не с кем словом обмолвится. Тоска, одиночество убивают…

— Да старость — не радость, — посочувствовал Дубняк и без обиняков спросил напрямую. — Так вы готовы мне одолжить валюту для реализации выгодного бизнес-проекта?

— Я всю ночь не спала, размышляла над вашим предложением и пришла к выводу, если Господь отпустит мне еще двадцать-пятнадцать лет жизни, то самой сбережений не хватит, — заявила пациентка. — Боюсь помереть от голода. Поэтому, уважаемый Семен Романович, не обижайтесь, мне самой валюта и драгоценности нужны, как воздух.

— Что ж, баба с воза, кобыле легче, — мрачно произнес он.

— Я — не баба, а интеллигентная дама.

— Элеонора Борисовна, вы слишком болтливы, язык без костей.

— Разве это плохо быть общительной? — обиделась пациентка.

«Очень упрямая старуха, хоть кол на голове теши, — огорчился он. — Однако с паршивой овцы, хоть клок шерсти. Следует с нее под благовидным предлогом взять мзду». Он вкрадчиво и ласково пояснил:

— Элеонора Борисовна, имейте в виду, что здесь не государственная, а частная стоматология, поэтому без предоплаты услуги не оказывают.

— Я заплатила в кассу? — удивилась дама.

— Душечка, вы заплатили за осмотр полости рта и консультацию. А кто покроет затраты на расходные материалы, за мою ювелирную работу, за золотые протезы и коронки, — заявил Дубняк. — У меня нет ни золотого прииска, ни нефтяной или газовой скважины. Сам перебиваюсь с хлеба на воду, работать себе в убыток не намерен.

— Сколько я вам должна? — без энтузиазма спросила Лозинка.

— Пятьсот долларов.

— Почему так дорого?

— По кочану. Я ведь сказал, что за расходные материалы, золото и работу. Мне из этой суммы полагаются лишь двести долларов, остальные владельцу стоматологии. Я всего лишь наемный работник, а он — хозяин-барин. Сам устанавливает цены на услуги. Будь я собственником фирмы, то в два раза снизил бы плату за услуги, а ветеранов войны и труда, инвалидов обслуживал бы бесплатно.

— Элеонора Борисовна, если у вас есть лишние золотые изделия, кольца, перстни, браслеты, кулоны и другие вещи, то приносите.

— Драгоценности, как и деньги, лишними не бывают, — напомнила она.

— Возможно, сломанные или надоевшие изделия. Я их переплавлю на коронки и протезы, тогда и оплата будет меньше. Перстня с рубином, что на вашем пальце, хватило бы на коронку.

— Всего лишь на коронку? — удивилась она, рассматривая массивный перстень. — Мне кажется, что на два зуба хватило и еще бы осталось. Я вам потом заплачу.

— Потом, суп с котом. Обязательна предоплата, таков порядок. Не я его установил, а хозяин-барин. Если вам кажется, что дорого, то перекреститесь, — сухо посоветовал Дубняк, и попенял. — Вы в стоматологии, как баран в музыке, ничего не соображаете. При плавке часть золота идет в отходы. Но в любом случае, если уложимся в меньшую сумму, то разницу вам возвращу до последнего цента. Мне лишнего не надо. Считайте, что сдаете мне валюту на сбережение.

Эти аргументы ее убедили. Лозинка раскрыла портмоне, и он краем глаза увидел купюры долларов и евро крупного номинала. Предположил, что у нее более полутора тысяч долларов. Пожалел, что продешевил, но, чтобы не вызвать у пациентки подозрения, сумму не стал менять, а принял из ее рук пять стодолларовых купюр. Спрятал валюту в карман пиджака.

Дубняк с оптимизмом произнес:

— Однако, как говорится, делу — время, а потехе — час. Займемся вашей коронкой. Вам бы только лясы точить, а мне надо вкалывать. Ведь не хотите, чтобы я поранил вам язык или десну?

— Не хочу. Я при виде крови в обморок упаду.

— Тогда откройте шире рот и минутку-другую помолчите, — велел Дубняк. «Сам разговорил, а теперь еще и упрекает, — насупилась Лозинка, ощутив резкую перемену в настроении стоматолога. — Наверное, он обиделся, что я отказалась одолжить ему валюту. Я верна совету супруга: брать, но никому ничего не давать, ибо за добро люди часто платят черной неблагодарностью. Вылечу, подремонтирую зуб и больше порог этого кабинета не переступлю. Найду другого дантиста. Почитай, на каждом углу частные стоматологии работают. На Семене Романовиче свет клином не сошелся».

«Вот, старая жаба, уже одной ногой в могиле, а над каждой копейкой трясется, — с досадой подумал стоматолог и нашел себе оправдание. — Ну, что же, Элеонора, у тебя был шанс, альтернатива, но сама сделала выбор, никто тебя в спину не толкал. Жадность тебе дороже обойдется».

Дубняк жестом велел ей сесть в кресло. Приготовил необходимый инструмент и материалы. Включил осветительный прибор. Не прибегая к анестезии, сточил и снял коронку. Жалом бормашины прочистил дупло и задел окончание нерва.

— Ой, ой! — вскрикнула пациентка. — Больно, очень больно.

— Радоваться надо, а не стонать, — велел Дубняк. — Если больно, то значит, еще жива, здорова, как корова. Терпите, бог терпел и нам велел. Когда человек перестает ощущать боль, то это означает, что труп.

— Не говорите мне о трупе, я ужасно боюсь смерти, — взмолилась Лозинка.

Он удалил нерв и протер дупло стерильной ватой.

— Золотая коронка еще не готова, поэтому я удалил нерв, поставлю временную из полимерного материала, — сообщил стоматолог. — В том случае, если зуб начнет беспокоить, легче будет снять. А если все будет в порядке, в чем я не сомневаюсь, то через два-три дня поставлю постоянную золотую коронку. К тому моменту она будет изготовлена. Надо подстраховаться.

— Вам лучше знать, Семен Романович. Полностью доверяю, — улыбнулась Лозинка. Стоматолог подложил ей за щеку тампоны ваты, запломбировал дупло и надел полимерную коронку — Вот и все дела, а вы переживали. Попробуйте сделать прикус, — велел он. Женщина плотно свела верхний и нижний ряд блестящих зубов, из которых только штук десять были не натуральными в золотой обойме протезов.

— Ничего не мешает? — поинтересовался Дубняк.

— Нет, не мешает. Все в порядке, — промолвила Лозинка и не сдержалась, вплеснула обиду. — Семен Романович, какая вас муха укусила? Давеча нагрубили, не помогли в кресло сесть?

— Не обижайтесь, Элеонора Борисовна, мы ведь с вами не на посиделках, у меня каждая минута расписана, — смягчил он голос. — Не в моих правилах нарушать график, режим рабочего дня, заставлять очередного пациента ждать и волноваться. Иначе по другим стоматологам разбредутся, а я останусь на бобах, без работы и зарплаты. Это прежде у врача был твердый оклад, независимо от количества вылеченных, удаленных зубов или вставленных протезов. У частника-крохобора я на сдельщине. Если не выполнил план по доходам, то ложи зубы на полку. Хозяин укажет на дверь, выгонит взашей. Вот я и решил, чтобы не батрачить на барыгу, создать свою фирму.

— Так это ж эксплуатация, произвол! — посочувствовала пациентка и задумалась. — Семен Романович, коль такая ситуация, то я, пожалуй, подумаю над вашей просьбой, одолжу часть из моих скромных сбережений, но под расписку.

— Премного вам благодарен, — галантно склонил он голову и с лукавством подумал: «Разжалобил я тебя, старая кляча. Чего надумала, под расписку, чтобы потом меня по судам затаскать, не только материальный, но и моральный ущерб взыскать. Выкусишь, поздно прозрела. Я своих решений не меняю, отсчет времени пошел».

— Теперь я вижу, Элеонора Борисовна, что у вас щедрое сердце и ни черт, ни серый волк не страшен. Квартира ваша хоть прочно запирается? В городе участились кражи, особенно, после очередной амнистии. К уголовникам президент проявил милосердие, а о честных законопослушных гражданах не подумал. Выпустил на свободу уголовников, а надежной работой, жильем не обеспечил.

Даже люди с высшим образованием, первоклассные специалисты, не имея работы, вынуждены торговать на рынке. Вот и займутся бывшие зэки прежним промыслом, кражами, грабежами, убийствами и изнасилованиями. Оно и понятно, в колониях и СИЗО сейчас тесно, яблоку негде упасть, туберкулез, другие болезни, бескормица, вот гарант к очередному дню независимости и преподнес им царский подарок — выпустил братву на вольные хлеба. Пусть мол, потрясут смирных граждан, добавят им адреналина в кровь.

— О-о, Господи, что деется! Год от года не легче, — вздохнула Лозинка. — Муж за два месяца до того, как преставиться, успел установить бронированную дверь с «глазком» и английскими замками. Теперь я себя чувствую, словно в неприступной крепости.

— Вот и прекрасно. Теперь и я за вашу безопасность спокоен. Прием и воды и пищи только через два часа. Потерпите, если будет зуд или тошнота, они быстро пройдут и вам станет намного легче.

Он помог ей. Опираясь на его руку, женщина поднялась с кресла. Как и в прошлый раз, раскрыла ридикюль и достала из кошелька несколько мелких купюр.

— Семен Романович, умоляю вас, возьмите за труд. Не будьте слишком скромным, иначе станете банкротом, и хозяин уволит с работы из-за отсутствия прибыли с таких пациентов, как я. За свою же доброту и пострадаете. Вы же знаете, я вам давеча об этом говорила, что не самая бедная на этой грешной земле. Сейчас бесплатных услуг не существует, даже в обычных больницах, куда я иногда все же захожу, существует масса различных благотворительных фондов и коммерческих аптек. Обдирают, где только есть возможность, больных, как липку.

— Поэтому не хочу о ваших умных и проницательных глазах выглядеть таким же крохобором, — твердо заявил стоматолог, как умелый актер, изобразив не подвижном лице разочарование. — Не обижайте меня своей настойчивостью. Он мягко отвел в сторону ее дрожащую руку, с вросшим в сухую кожу, обручальным кольцом с огненно-алым рубином. Других золотых колец и перстней с самоцветами и серебряного гребня с оранжевым топазом, серег в мочках ушей не было. Значит, она последовала его совету и спрятала дома, чтобы не соблазнять грабителей.

— От всего сердца, — упрямо повторяя, настояла она. — Я не самая бедная, а вам за труд полагается…

— Нет, — проявил Дубняк непреклонность. — У меня такой принцип, пока работа не доведена до конца, денег с пациента не брать! Никаких авансов. А то, что вы сняли с себя часть украшений, даже очень одобряю. Теперь вы для грабителей, той же амнистированных голодных и дерзких зеков, не представляете большого интереса. Вот только обручальное кольцо может спровоцировать?

— Я дала Филиппу Савельевичу клятву, что после его кончины ни за кого замуж не выйду, — с гордостью заявила женщина. — Много было предложений от очень солидных и интересных вдовцов, но я остаюсь верной своей первой любви. Кольцо это первый и самый дорогой подарок от мужа. С ним и уйду на тот свет к своему супругу.

— Преклоняюсь перед вами! — с пафосом произнес Семен Романович. — Но любви все возрасты покорны. Пока человек жив, у него остается потребность в любви и нежности. Я прошу, умоляю вас, не думайте о печальном. Никому не дано знать свой смертный час, иначе жизнь была бы неинтересной, запрограммированной, утратила бы свое естество и таинственность. Надо радоваться каждому мгновению жизни, пребыванию на этой земле, солнцу, цветам и птицам, их райскому пению… Ведь время и события, лучшие годы жизни необратимы, ничто и никогда не повториться.

— Вы размышляете, словно поэт или философ, — похвалила она. — Наверное, стихи сочиняете?

— Был такой грех на заре туманной юности, а сейчас нет времени на эти глупости и без меня рифмоплетов, хоть пруд пруди. Поэзия — для наивных романтиков, она неспособна человека прокормить. Я — прагматик, трезво смотрю на вещи, умею оценить материальные и духовные ценности.

— Семен Романович, а почему вы так печетесь о моей безопасности? — неожиданно спросила она, пристально взглянув на него некогда синими, а ныне поблекшими глазами. Стоматолог несколько стушевался, но быстро собрался с мыслями.

— Не только о вас, Элеонора Борисовна. Я всех своих пациенток и пациентов, независимо от возраста, но неравнодушных к драгоценностям и роскоши, шубам, мехам, кожаным изделиям, предупреждаю о том, что они рискуют стать объектами для нападения. Могут стать легкой добычей для грабителей, разбойников, ловких мошенников, устраивающих разные сомнительные лотереи, а точнее, наперстки и лохотроны.

Они паразитируют на азарте и жадности слишком наивных и доверчивых граждан. Это те же наперсточники, рэкетиры и прочие «народные умельцы», а также коммерческие банки и страховые агентства, обещающие большие проценты за вклады на депозитах, — ответил он, сохраняя спокойствие.

— Вы ведь читаете газеты, смотрите телепередачи, особенно выпуски «С места происшествия» на канале популярной телекомпании «Черноморская» и, наверняка, знаете, что участились случаи квартирных краж и грабежей, вымогательств и убийств на почве корысти, наживы любой ценой.

— Смотрю телевизор и газету читаю с большим интересом, — подтвердила она. — Так вот каждый из тех, кто пострадал, прежде был уверен, что это его не коснется, однако…, — продолжил стоматолог. — Поэтому надо быть осмотрительной, не подвергать свою жизнь, а это самая великая ценность, опасности. Милиция, прокуратура постоянно предупреждают об этом. Но беда в том, что люди редко учатся на чужих ошибках, потому и попадают в неприятные ситуации. Впрочем, каждый человек поступает, как ему заблагорассудится, я никому и никогда не навязываю свое мнение. Но посчитал своим гражданским долгом, но это не означает, что ему надо беспрекословно следовать советам, тем более что они бесплатны. Ваша подруга, Инесса Арнольдовна, наверное, бедствует? Я не видел на ней столько украшений, как у вас? Хотя конечно, бедность — не порок.

— Ха-ха, бедная? Нашли сиротинку? Она хитрая, богаче меня, только прикидывается убогой и несчастной. Умело маскируется. Ее покойный муженек Эдик Моисеевич, всю жизнь проработал завскладом промтоваров, а она директором универмага. Для них никогда, даже в советское время, дефицита не существовало.

Золотых ювелирных изделий, антиквариата, хрусталя, янтаря, старинных ваз и амфор, ковров натаскали полные хоромы. Она, как скупой рыцарь, почивает на богатстве. Помрет и, неизвестно кому достанется, близких наследников у нее, как и у меня нет. Мы с ней как-то обсуждали этот вопрос и договорились оформить друг на друга дарственную. Кто останется дальше жить тому и достанется.

— Оформили документ? — Дубняк улыбнулся тепло и одобрительно, вызвав ответную симпатию Лозинки.

— Пока нет, немного поссорились. Она, извините меня за вульгарное слово, слишком хитрож…я, считает, что ей Бог больше жизни отпустит. Насмотрелась по телевизору ужасных историй, как мошенники вроде главного афериста Мавроди, честных людей обманывают. Наверное, решила надо мной провести эксперимент, надуть, как последнюю овцу. Но в ответ получила кукиш с маслом. Я не в лесу родилась, знаю почем пуд соли и фунт изюма. В категорической форме потребовала, чтобы она первой оформила на меня завещание на квартиру и все имущество. Это ее очень обозлило, поняла, что ее хитрый номер не пройдет. В общем, на этой почве с ней поссорились. Ну, ничего я терпеливая, а Инесса — суетливая и вспыльчивая. Первая ко мне приползет, еще прощения попросит.

— Да, чаще побеждает тот, у кого сила воли крепче, — подтвердил Дубняк. — У вас, действительно, нордический характер.

— На этой почве мы часто спорим и ссоримся. Но взаимные завещания обязательно оформим, — заверила старушка. — Других вариантов и альтернативы просто не существует. Не оставлять же государству, этим алчным чиновникам-казнокрадам. Они и так со своей глупой перестройкой, суверенитетами и реформами, простой народ ограбили, на свои валютные счета криминальный капитал наложили. На их грязных долларах кровь и пот честных тружеников.

— Вы хорошо, тонко разбираетесь в политике и ситуации, — заметил стоматолог. — В стране, действительно, несколько мощных криминально-клановых групп, с гордостью величающих себя промышленно-финансовыми группами: донецкой, днепропетровской, закарпатской, представителями олигархии. Они фактически поделили между собой собственность и сферы влияния, всучив обманутым гражданам никчемные бумажки — ваучеры, превратив всех в нищих и обездоленных. А теперь «всенародно избранный» разводит руками: «И куда оно все сгинуло, газ, нефть и другие богатства?» Вешает лапшу на уши. А как еще при первом «гаранте» женщины вцепились мозолистыми руками в «кравчучки», так до сих пор и таскают их. С каждым годом все больше таких челноков становится. А на самом верху, по всей вертикали власти, каста неприкасаемых жирует и ворует и с них, как с гуся вода, все аферы и махинации сходят с рук. Что ни олигарх — считай мошенник, что ни бюрократ, то — казнокрад. Их подлые имена узнаем, как только сменится власть. Все тайное рано или поздно становиться явным.

— Семен Романович, вы прирожденный оратор! Настоящий Цицерон! — с восхищением, с любовью поглядела на стоматолога Элеонора Борисовна. — Так складно, так убедительно и ярко говорите, что я заслушалась. Вам обязательно надо идти в депутаты или министры. Может, удастся в стране навести порядок и жуликов к рукам прибрать.

— А-а, Элеонора Борисовна, добрая душа, не стройте иллюзий, — вздохнул он. — Политика — это не моя стихия, там слишком много грязи, предательства, продажности и лукавства, ее можно с полным правом назвать одной из древнейших. Там нет надежных друзей, там лицедеи, как в театре, все построено на личных или корпоративных интересах. Большинство законов и решений они принимают под себя и свои коммерческие структуры, банки, фирмы, корпорации.

В мягких депутатских креслах одни лоббисты-аферисты. А на митингах все бьют себя в грудь и кричать, что готовы жизнь положить на благо народа. Началась новая свистопляска, обещания прекрасной жизни льются как из рога изобилия, а едва получат мандат и рот на замок, электорат не нужен. Спасибо вам за комплимент, за оценку моего красноречия и ораторского мастерства, но в кабинетах и коридорах власти и подле них и без меня демагогов и прохвостов хватает. Я — скромный труженик медицины, у меня есть профессия, она меня и кормит. Без болезненных политических амбиций и претензий, живу честно и скромно.

— Я вами покорена, Семен Романович. Такой интеллект! Вам бы ученую степень доктора медицинских наук, звание профессора и на кафедру. Студенты бы вас на руках носили за прекрасную речь и превосходные лекции. Такая глубина мысли, потрясающая аналитика!

— С такой аналитикой, Элеонора Борисовна за свои политические убеждения рискуете получить лет семь-десять лишения свободы за посягательство на гаранта Конституции и государственный строй, — напустил Дубняк на себя серьезность. — Это я с вами предельно откровенен, потому что доверяю. Вы ведь меня не сдадите чекистам, хотя они по закону и лишены права заниматься политическим сыском, но делают это, выявляют неблагонадежных граждан по негласному приказу того же гаранта.

— Не сдам, кто бы меня не пытал. Вы разумный человек с широким кругозором, — заметила Лозинка. — Я охотно последовала вашему совету. Сняла почти все драгоценности и спрятала их в шкатулку. Это моя валюта, она меня кормит. Есть правда еще антиквариат, бронзовые статуэтки, кубки, подсвечники, поделки из слоновой кости и малахита, бижутерия… Может и хватит достойно прожить остаток лет.

Чем ближе к закату, тем больше понимаешь, что не в золоте и в драгоценностях счастье, а в общении с добрыми людьми. Это самое великое благо на земле, ведь все мы, по сути, так одиноки. До конца не познав своих возможностей, уходим в лучший из миров. И другими людьми остаемся не познанные. В этом самый большой трагизм, самый загадочный парадокс жизни и смерти. А золото, богатства с собой в могилу не возьмешь, да и не нужны они на том свете.

Она замолчала, опустив голову, словно вдумываясь в суть только что произнесенных слов, пришедших к ней, якобы извне. Женщина их лишь старательно огласила.

— Не грустите, Элеонора Борисовна, не сокрушайтесь так, — пожалел он ее. — Будет праздник и на нашей улице. В течение трех-четырех часов не вздумайте чистить зубы пастой или полоскать отварами календулы и коры дуба, иначе все мои труды насмарку. Вам придется снова терпеть боль и платить валюту.

— Семен Романович, у вас в сравнении с другими стоматологами дорогие услуги, — заметила пациентка.

— Зато я гарантирую высокое качество, до десяти и более лет, пока платина и золото не сотрутся, проблем не возникнет. К тем халтурщикам, которые сбивают цену, придется в год несколько раз наведаться, а в итоге ни зубов, ни денег.

— Да, пожалуй, вы правы. Недаром говорят, что скупой платит дважды, — согласилась она.

— Внушите эту мысль своим одиноким подругам-ровесницам, — попросил Дубняк. — Пусть поторопятся с визитом ко мне. Не доводят зубы до такого состояния, когда терпеть боль невозможно. Кстати, цены за услугу могут вырасти до европейских стандартов.

— Хорошо, Семен Романович, я их сагитирую. После беседы с вами на душе становится легче, как бальзам на раны, — призналась пациентка. — Не столько зубы врачуете, сколько душу. Иному батюшке-священнику до вас очень далеко.

— Вы мне льстите, — рассмеялся стоматолог. — Получается, что я только тем и занимаюсь, что заговариваю зубы?

— У вас это отлично получается, благодаря доброй карме и ауре, — в унисон его юмору ответила она.

— Тогда мое место на сцене театра сатиры или на манеже в цирке. Неплохая даже в обыденной жизни, перспектива. Знаю я одного такого деятеля, исполняющего роль циркача, у него даже кличка такая. Циркач и благодаря продажно-лукавому характеру преуспел по части политики и коммерции.

— Вы и здесь на своем месте, — заверила Лозинка и вдруг заторопилась.

— Ой, заговорила я вас, а там, наверное, в коридоре под дверью толчея. Вы ведь популярный стоматолог, не то, что некоторые эскулапы. Не дай Бог попасть к ним в лапы, со света сведут. Бойтесь данайцев дары приносящих. Доброго вам здоровья на долгие лета.

— Вам тоже всех благ, — пожелал Дубняк, пресытившихся ее комплиментами и любезностями и пообещал. — Я вам позвоню дня через два-три, когда будет готова новая коронка. Тогда назначу день и час приема. И смотрите моих конкурентов не ублажайте. Они плохо знают состояние вашего здоровья, организма и еще навредят. Сейчас только на словах почитают клятву Гиппократа, а на самом деле сплошь одержимые наживой. Не способны ни правильный диагноз установить, ни грамотный куре лечения назначить. Раньше времени вполне крепких людей на погост отправляют, и никто еще за врачебную ошибку или халатность по-настоящему не ответил, не понес заслуженное наказание. Все списывают на сердечную недостаточность или каменно-почечную болезнь.

— Кроме вас, Семен Романович, я не признаю других врачей, — произнесла она. — Для меня вы единственный авторитет, на вас единственном, свет клином сошелся.

— Благодарю вас премного, Элеонора Борисовна, очень тронут и польщен вашей похвалой, — галантно склонил он голову и слегка прикоснулся губами к ее, некогда холеной руке, с длинными тонкими пальцами и маникюром. Покоренная его аристократическими манерами, Лозинки с интригой заявила:

— Можете и меня поздравить.

— С чем? — удивился стоматолог.

— С гениальным открытием.

— Интересно, в чем его суть?

— После долгих рассуждений я пришла к выводу, что количество людей на Земле должно соответствовать количеству животных, чтобы после смерти души умерших могли переселиться в тела животных. Если животных окажется меньше, то окажутся заблудшие, бесприютные души, — выдала она на-гора оригинальную гипотезу.

— Браво, Элеонора Борисовна! — рассмеялся Дубняк. — Вам, любезная, светит, если не Нобелевская, то наверняка Шнобелевская, премия.

— В чем разница между ними?

— Первую присуждают за гениальные открытия, а вторую за глупые и абсурдные шизофренические идеи, — ответил он.

— Считаете меня выжившей из ума? — обиделась Лозинка

— Я — не психиатр, чтобы ставить диагноз, — уклонился стоматолог от прямого ответа. Прижимая к затянутой в корсаж груди черный ридикюль, она покинула кабинет. Выйдя в фойе, Лозинка оглядывалась на дверь, за которой еще несколько минут лилась задушевная беседа, вселившая в нее и оптимизм, и тревогу.