Долг платежом красен

Владимир Александрович Жуков, 2018

Одержимый чувством чести и долга, чиновник пытается расследовать деятельность главы городской администрации – матерого казнокрада. «Теплый» прием из-за утраты бдительности для него обернулся скандалом и шантажом. Благодаря другу, офицеру милиции, ему с возлюбленной удалось избежать горькой участи.

4. Встреча главспеца

Расстались они ни надолго — в полдень Хлыстюк по мобильному телефону связался с Камориным:

— Игорек, неприятная новость. Мой старый приятель из главка сообщил, что сегодня к нам прибудет по жалобе гость из столицы. Мужик дотошный, вредный и въедливый, как соляная кислота.

— Значит, к нам едет ревизор. Дождались.

— Будь на то моя воля, я бы всех этих ревизоров, контролеров, проверяющих и шныряющих дармоедов, мешающих работать, к ногтю и в расход! — в сердцах произнес Савелий Игнатьевич.

— Он, что же из КРУ или из ОБЭП?

— Из Совета министров, а это, как противотанковая мина. У меня с премьер-министром республики натянутые отношения. Не исключено, что именно он и копает, что освободить место для верблюда из своего каравана. Если рванет эта мина, то взлетим в воздух с потрохами. Чтобы его обезопасить, придется тебе взять на себя функции сапера. А сапер, как известно, ошибается один раз в жизни. Но сначала придется сыграть роль сутенера. Полагаю, что справишься, не боги горшки обжигают. Поэтому максимум бдительности и осторожности. Мы обязаны отвести от себя опасность.

— У меня, босс, богатый опыт разминирования и через это минное поле пройдем без потерь. Да, и с бабами, были бы бабки, смогу договориться, — заверил советник.

— Тогда Бог не выдаст, свинья не съест. За валютой дело не станет.

— Какие у ревизора цели? Что-нибудь серьезное?

— Нашлись в городе правдолюбцы, а точнее, завистники, злопыхатели, а может и конкуренты. Состряпали жалобу, обвинив меня во всех смертных грехах. Вот и направили чиновника, чтобы разобрался на месте и доложил премьеру. А тому, был бы удобный повод, чтобы выбить из седла.

— Кто он, что за персона?

— Мелкий клерк по фамилии Райков, — ответил Савелий Игнатьевич. — Из управления по работе с письмами и заявлениями граждан. Я навел справки. Невелика птица, но способна, как тот с красивым оперением удод, сильно гадить. Из принципиальных, неподкупных чиновников. Оказывается, еще не перевелись на свете такие чудаки.

Возьмешь под жесткий контроль каждый его шаг. Загляни ко мне на часок, сообща подумаем, покумекаем, с какими почестями встретить гостя, будь он неладен, очередная напасть на мою голову. Неплохо было бы установить автора жалобы, чтобы искоренить, огнем выжечь эту заразу. Иначе пустить метастазы и, как эпидемия поразит всех коммерсантов. Начнут писать «телеги» во все инстанции, вплоть до президента. Тому, моча в голову ударит, и натравит силовиков. Тогда уж точно, пиши, что пропало, вылетим в трубу…

Когда гость из южной столицы — импозантный, высокий, стройный мужчина, лет тридцати семи от роду, в бежевого цвета плаще с кожаным «дипломатом» в руке, вошел в кабинет, Хлыстюк, советник и другие бюрократы были наготове.

— Андрей Захарович Райков, главный специалист управления Совмина по работе с письмами и заявления граждан, — представился гость.

— Чем обязан такой высокой чести? — заискивающе спросил Савелий Игнатьевич.

— Моя миссия не из самых приятных, но весьма необходимых, — произнес он. — На вас, Савелий Игнатьевич, поступила жалоба.

— Жалоба?! Ну и что с того? На кого теперь не поступают «телеги»? Народ озлоблен, считает, что во всем чиновники виноваты, в том числе и мы с вами. Всем не угодишь, сколько людей, столько и шкурных интересов. Не пишут жалобы на тех, кого не видать, кто прячется, как мышь, — усмехнулся Хлыстюк. — На меня жалуются потому, что работаю, как вол, не покладая рук. Поэтому пытаются еще нагрузить поклажей. Кто тянет лямку, тому еще и норовят, как тяжеловозу, груз подбросить и настроение отравить. Вот, если бы баклуши бил, то все были бы довольны.

— Мне поручено разобраться и доложить по инстанции для соответствующей реакции руководства.

— Эх, Андрей Захарович, вы бы приехали к нам отдохнуть, покупаться в море, порыбачить, тройной ухи откушать, позагорать на пляже. Шампанское, коньяк, красивые юные грации, а не заниматься грязными анонимками, кляузами, — посетовал хозяин кабинета. — Не к лицу вам эта рутинная, ассенизаторская работа. Молодой, симпатичный мужчина и вынуждены убивать время на всякую мелочь, рыться и дышать архивной пылью.

— Я, как и вы, госслужащий, обязан выполнять задание в строгом соответствии с законом о работе с письмами, заявления и предложениями граждан, — сухо возразил гость.

— Как это скучно, — прикрыв рот ладонью, зевнул Савелий Игнатьевич. — Я тоже госслужащий пятого ранга, повыше вашего, однако не кичусь этим, лоб от усердия не расшибаю. Во всем должна быть мера, здравый смысл, а не слепое служение по уставу или директиве. Позвольте, хоть краем глаза взглянуть, что там обо мне насочиняли? Живешь и не знаешь, как выглядишь со стороны, что о тебе другие думают, гадают, какими обидными словами незаслуженно обзывают?

— Конечно можно, — Андрей Захарович, щелкнув замками, открыл крышку кожаного «дипломата».

— Минуточку, я представляю вам своего советника. Знакомьтесь, Игорь Глебович Каморин. Он на время пребывания в командировке обеспечит вам комфорт и уют, культурную программу, чтобы остались самые приятные и яркие впечатления.

— К вашим услугам, маэстро, — советник слегка привстал со стула и вальяжно подал руку. — Не скромничайте, предлагайте мероприятия для культурного отдыха. А работа — не волк, в лес не убежит..

— Я вас не обременю заботами, привык к спартанскому образу жизни, — признался главный специалист. — Похлопочите об отдельном номере в гостинице, чтобы никого не подселяли и я мог спокойно поработать с документами.

— Нет проблем, закажу самый лучший люкс-номер, как для самого дорогого гостя, — ответил Хлыстюк и поинтересовался. — Вы к нам надолго пожаловали?

— Надеюсь за три дня управиться. Предстоит изучить учредительные документы нескольких акционерных и коммерческих фирм, систему налогообложения, финансовые дела и если удастся, то встретиться с автором жалобы, прокурором и начальником милиции.

— Да, серьезный подход к делу, — похвалил Савелий Игнатьевич. — Вам с таким объемом работы самому нелегко будет справиться. Я дам вам двух-трех добросовестных, грамотных специалистов, быстро наберут текс и распечатают на принтере.

— Нет, любезно благодарю, — Райков, заботясь о сокрытии информации, отклонил помощь. — Для меня это дело не новое, уже не первый год занимаюсь подобными проверками, поднакопил ценный опыт. Объективности и справедливости ради, стараюсь вникать лично. Считаю, что каждый человек должен честно, достойно прожить дарованные Всевышним годы. Таков мой принцип.

— Похвально. Мы с вами солидарны, можно сказать, единомышленники. И все же каковы результаты ваших прежних проверок? — вкрадчиво спросил Хлыстюк.

— Положительные. Возбуждено несколько уголовных дел по фактам коррупции, мошенничества, казнокрадства и нарушениям налогового законодательства. Два руководителя отстранены от должностей и находятся под следствием, — не без гордости сообщил Райков.

«С таким его усердием неминуемы большие неприятности», — подумал мэр, переглянувшись с советником. Оба натянуто улыбнулся:

— Вы, Андрей Захарович, по всему видно, очень ценный работник, на хорошем счету, премии, грамоты, почет и уважение…

— Вниманием начальства не избалован, но от честно выполненной работы получаю моральное удовлетворение.

— Только моральное? Значит, вы — идеалист и романтик. А, как же материальное поощрение, что же не имеет для вас значения?

— Для меня оно вторично. Зарплату получаю и то хорошо, на скромную жизнь вполне хватает.

— Деньги никогда не бывают лишними, — заметил Хлыстюк. — Жена, дети, а если еще и зазноба на стороне. Это мой поезд далеко ушел, а вы молоды, привлекательны, должны нравиться женщинам. Поэтому и материальный стимул очень важен. Ведь деньги, сколько бы их не было имеют одно плохое, даже досадное свойство. Не так ли, Игорь Глебович?

— Да, они слишком быстро кончаются, — поддержал Каморин и оба дружно рассмеялись. Райков на их смех отреагировал едва заметкой улыбкой.

«Вот сухарь попался, как шланг, юмора, шуток не понимает, ничем его не расшевелить», — огорчился Савелий Игнатьевич и строго напомнил:

— Вы обещали показать жалобу.

— Ах, да, извините, увлекся, — замешкался главспец и подал написанный аккуратным почерком лист бумаги. Савелий Игнатьевич быстрым взглядом пробежал строчки. В жалобе сообщалось, «что в городе действует сеть торговых и увеселительных заведений, казино, ресторанов и баров, оформленных на подставных лиц и близких родственников, а фактическим их владельцем является Хлыстюк и другие приближенные к нему чиновники.

Данным фирмам он, используя служебное положение, обеспечил льготные условия. Они под видом благотворительных и спортивных фондов и фирм освобождены от уплаты налогов, либо платят по минимуму. В некоторых магазинах, пивбарах и т. д. реализация товаров осуществляется помимо кассовых аппаратов.

Неучтенная выручка, поборы с торговых точек, взятки поступают на банковские счета и в карманы мэра и его близкого окружения. Люди доведены до отчаяния. Учителя, медики, пенсионеры, ветераны войны и труда обречены на голод, болезни и вымирание. Смертность в городе в два с половиной раза превышает рождаемость. А в это время дорвавшаяся до власти верхушка жирует, предается утехам в салоне «Шик & Блеск» и других притонах. Требуем принять срочные меры. В противном случае обратимся к президенту — гаранту Конституции. Справедливость должна восторжествовать. Не называем имен из-за угрозы преследования. Группа справедливых товарищей».

— Группа товарищей, как под некрологом, — усмехнулся Хлыстюк. — Только напрасно, тщетно они хотят меня раньше времени похоронить. Не дождутся! Чего они испугались, ведь я за объективную критику благодарен, реагирую оперативно и справедливо, по совести и чести. В этой кляузе, что ни строчка, то клевета с целью подорвать авторитет, опорочить руководителя. Это ведь анонимка. Ни адреса, ни имен и подписей конкретных заявителей. Потому не подлежит рассмотрению. На меня давно кто-то зубы точит, нервы испытывает. Но я стою прочно, тоже не лыком шит, не дождутся отставки, только через мой труп.

Он перевел дыхание, пристально поглядел на Райкова и отчетливо предложил. — Я бы на вашем месте вынес решение о том, что факты, изложенные в анонимке, не подтвердились. Списал бы ее в архив, а еще лучше сжег, а пепел смел в корзину. Только время впустую потеряете. Побывайте нынче в любом городе. Кто сейчас депутатов, министров, да нашего брата чиновника, любит? Никто! Каждый норовит кукиш сунуть, злость сорвать. Время такое, все кому не лень недовольны властью, называют ее режимом, будто живем в огромной зоне под надзором вертухаев..

— Савелий Игнатьевич, это ответственное поручение и я его выполню, — возразил главспец. — Это дело моей профессиональной чести, долг перед заявителями.

— Вы не красна девица и на вашу честь никто не покушается, — хмуро отозвался Хлыстюк и брезгливо подал жалобу советнику. — Отдай в приемную секретарю Нине Петровне, пусть снимет ксерокопию. Пригодится для служебного расследования.

— Нет, — ловко перехватил лист Андрей Захарович. — Мы так не договаривались. Проведете графологическую экспертизу, установите личность автора и начнутся для него гонения, это непорядочно.

— А разве порядочно обливать честного человека грязью? К тому же после вашего визита у нас должен остаться какой-нибудь документ? — заметил Каморин.

— Останется один экземпляр материалов проверки, — заверил главспец. — Жалобу я обязан проверить, даже ради того, чтобы не было новых заявлений в вышестоящие инстанции. Думаю, в ваших интересах, на этом уровне разрешить проблему, дабы заявители не стали бомбить заявлениями вышестоящие инстанции. Я наметил начать проверку с анализа финансово-хозяйственной деятельности администрации мэрии, целесообразности использования бюджетных средств…

— Когда вы намерены приступить к проверке? — прервал его речь Савелий Игнатьевич.

— Прямо сейчас.

Хлыстюк бросил взгляд на циферблат электронных часов. Они зеленовато высвечивали 17. 33.

— Неудачно вы прибыли, через полчаса конец рабочего дня, — вздохнул хозяин кабинета.

— Я бы и рад пораньше, но дорога из Симферополя дальняя, — напомнил главспец.

— Андрей Захарович, зачем вам скучная и нудная возня с цифрами? — вздохнул мэр. — Есть кому шелестеть бумагами и дышать архивной пылью. Мои специалисты подготовят вам такие отчеты по любым вопросам, что комар носа не подточит. Сами убедитесь в том, что бюджетные средства используются эффективно для блага горожан. Не напрягайтесь лишний раз, берегите свой интеллект. Поверьте, никто из наших дорогих гостей не был разочарован итогами командировки. Вам она тоже запомнится надолго. Вместе с советником позаботились о культурной программе.

— Мне «липовые» отчеты не нужны, — твердо произнес Райков.

— Не «липовые», а достоверные, — с раздражением возразил Хлыстюк. — Вы, что же не доверяете, поверили клевете, кляузе?

— Не кляузе, а жалобе граждан.

— Ладно, хозяин-барин. Вы не мой подчиненный, поэтому не вправе приказывать. Но все же, должны соблюдать трудовое законодательство. Чиновник тоже человек и имеет право на полноценный отдых. Утро вечера мудренее. Завтра приступите, я соберу специалистов. Никаких возражений и препятствий не будет, все, как на духу выложим, — пообещал Савелий Игнатьевич. — А сейчас вам надо согреться, отдохнуть. Гостеприимство у нас на первом месте. Так что, уважаемый Андрей Захарович, не откажите в любезности, иначе обидимся…

— Благодарю, но… — смутился Райков.

— Никаких но, вы наш дорогой гость, а все остальное суета сует, — обезоружил его мэр и велел Каморину. — Там в холодильнике собери на стол, что Бог послал.

Затем вызвал секретаршу:

— Нина Петровна, ко мне никого не пускать, совещание. Минут через двадцать заварите кофе.

— Хорошо, Савелий Игнатьевич, — ответила женщина и многозначительно улыбнулась гостью, мол, не робейте, чувствуйте себя, как дома.

Райков чувствовал себя не в своей тарелке. Отказ от угощения усложнил бы отношения. А если остаться, значит, быть чем-то обязанным. И первый, и второй вариант его не устраивал, а третий он не мог придумать.

В комнате отдыха, что по соседству с кабинетом, куда его пригласил Каморин, на круглой поверхности стола — бутылка коньяка «Жан-Жак» и шведской водки «Абсолют», на блюдах осетрина, бутерброды с красной и черной икрой, лимоны, апельсины, раскрытая коробка шоколадных конфет и прочая снедь.

— Любезно прошу к нашему скромному шалашу, — хозяин широким купеческим жестом пригласил к столу. — Чем богаты, тому и рады. С этого, пожалуй, нам и стоило начинать знакомство. На высшем уровне ни одна встреча без банкетов и фуршетов, ланчей и шведских столов не обходится. А у нас вот на скорую руку дружеский ужин. Вижу, что проголодались, Андрей Захарович? Желваки задвигались, пошло выделение слюни…

— Я не голоден. По пути в селе Радостном, где горный родник, была остановка. Отведал чебуреков, выпил кофе, — сказал он.

— Знакомое, бойкое место, — отозвался Игорь Глебович. — Там, сказывают, крымский татарин лихо развернулся — целый торговый комплекс построил. Шашлыки, чебуреки, самса, лаваши…

Райков беспокойно ерзал. Ему явно не нравилась прелюдия нынешней командировки. Он обычно не любил и старался избегать застолий. Решил, что немного выпьет ради приличия, чтобы завтра со светлой головой заняться комплексной проверкой.

— Какой напиток предпочитаете? — прервал его размышления Савелий Игнатьевич.

— Миргородскую, минеральную воду.

— Шутник вы, однако, Андрей Захарович, — озорно рассеялся начальник. — Значит, у вас все в порядке с юмором. А я было решил, что вас желчь беспокоит. Воду будете пить из родника в селе Радостное или Тополевка, а у нас другая водичка и тоже целебная для настоящих мужчин. Надеюсь, что не страдаете от цирроза печени или язвы желудка, в прямом и переносном смыслах?

— Не страдаю, но извините господа, я спиртные напитки не употребляю. Разве, что по большим праздникам и то чисто символически.

— Так сегодня и есть большой праздник, — заявил советник.

— Какой, именно? — удивился Райков.

— Ваш визит в наш забытый Богом и людьми город, почитай, в глухую провинцию. Зачем жить, если не пить и не любить красивых женщин?

— У меня совершенно другая благородная цель — честно служить Отечеству, — ответил главспец.

— Так мы тоже, патриоты, честно служим Отечеству, — произнес Хлыстюк и напомнил о песне советской эпохи: — Раньше думай о Родине, а потом о себе. Но не следует забывать о земных радостях и удовольствиях, ибо существуют ли таковые в том загробном мире, никому неизвестно. Никто оттуда еще не возвратился.

— Я бы выпил, но возможно обострение гастрита, — солгал гость.

— Не верю, у вас вид здорового крепкого мужика. К тому же гастрит лечат спиртом, — сообщил хозяин кабинета. — Вы похожи на героя какого-нибудь захватывающего служебного романа. Это прежде строго было насчет неформальных связей с женщинами легкого поведения. Надзирали горком, обком и прочие партийные органы, что угрожало карьере, а нынче сексуальная революция. Иметь любовницу, и не одну — это достоинство, а не порок, знак качества, свидетельство о том, что мужик здоров душой и телом. Всегда готов к штыковой атаке…

Громко рассмеялись сочному сравнению, вызвав смятение в утонченном сознании Райкова.

— Не только вам, Андрей Захарович, но и другим чиновникам, что часто бывают в командировках, следует для поднятия жизненного тонуса в каждом городе иметь пылкую без комплексов зазнобу. Эх, ничто человеческое нам не чуждо. Как в песне поется: люби, пока молодой.

— У меня жена, семья, — не поддержал сальную тему Райков.

— Все мы обременены семейными узами, — продолжил Хлыстюк. — С хомутом на шее, как битюги, тянем семейную телегу с женой, детьми и скарбом. Почитай, цыганский обоз. Но согласитесь, что женщин по статистике значительно больше, чем нашего брата-акробата. Кто-то же должен об одиноких леди и дамах позаботиться, приласкать и согреть. Среди девиц, обиженных, обделенных судьбой, есть неотразимо очаровательные бестии. Нас от этого не убудет, а их тем более. Бабам физиологически необходима наша любовь, даже потому, что на мужиков постоянный дефицит. Без женщин, без любви к ним жизнь лишена смысла.

— Для меня ваша логика неприемлема, — возразил главспец. — Женщина должна быть свободна в своем выборе, никто не вправе ее принуждать к блуду, сожительству под предлогом диспропорций среди мужского и женского населения.

— Значит, вы не от мира сего, такой правильный, непорочный? Впервые встречаю мужика, равнодушного к женским прелестям, — удивился Савелий Игнатьевич, и повторил. — Так что вам, водку или коньяк?

— Немного коньяка.

— Вот и прекрасно, я тоже коньяк уважаю, расширяет сосуды и понижает давление.

Каморин отвинтил крышку и услужливо налил золотистую жидкость в хрустальные фужеры.

— За знакомство! За вас, наш дорогой и желанный гость! — Хлыстюк провозгласил тост. — Мы людей из Совмина любим и почитаем, как близкую родню. Они сами на переднем рубеже обороны, и нас, сирых и убогих, отстоят, не отдадут на поругание и заклание, как беззащитных ягнят. Мы ведь в сравнении с вами, столичными чиновниками, мелкие клерки.

Выпили, усердно налегли на закуску.

— Вы, Андрей Захарович, не скромничайте, отведайте керченскую сельдь, — предложил хозяин. — Прежде ее, как и бычков, было вдоволь, а теперь деликатес. Не каждому чиновнику, навестившему город, посчастливиться дегустировать. Оскудели Азовское и Черное моря. Лютуют браконьеры, краснюка выгребают, нет на них управы. Вот, чем стоило бы заняться, а не проверкой анонимок, кляуз от выживших из ума маразматиков и скандалистов. Для них это наркотик, хобби. Эти психически ненормальные элементы не могут дня прожить без того, чтобы на очередную жертву не вылить ушат грязи. Мешают нормально жить, отравляют всем настроение, а вы, ради формальности, готовы в лепешку расшибиться, но отличиться своей твердолобой принципиальностью.

Вилка с наколотым кусочком сельди замерла в руке Райкова, почувствовавшего в словах прямой, язвительный укор.

— Вы ешьте на здоровье, это я не вам, а рыбинспекции в назидание, — спас положение Савелий Игнатьевич. — Природоохранная прокуратура тоже мышей, точнее, браконьеров, не ловит. Наверное, потому, что кормится из одного корыта.

— Мне, пожалуй, пора в гостиницу. Благодарю за хлеб и соль, — приподнялся из-за стола главспец.

— Гостиница? Мг холодно, неуютно, скопище тараканов и клопов, — передернул плечами советник. — У нас для знатных гостей есть приличное место — гостевой домик. Номера люкс, автономное отопление, импортная мебель, ковры… Комфортно отдохнете, а утром с новыми силами.

— Да, Андрей Захарович, по поводу ночлега все будет в порядке, — подтвердил градоначальник. — Лучше мне подскажите, в чем заключается высший пилотаж бухгалтера, финансиста, критерии их мастерства?

— В том, чтобы свести дебит с кредитом, — не подозревая подвоха, ответил Райков.

— Эх, батенька, да у вас провал в знаниях, признаки профнепригодности, — объявил вердикт Савелий Игнатьевич. — Запоминайте, искусство бухгалтера заключается в умении каждый рубль гонять на счетах до тех пор, пока он не окажется в кармане. Вот это и есть высший пилотаж.

Громко, брызжа слюней, расхохотался. Каморин, неоднократно слышавший из уст шефа этот засаленный анекдот, вяло рассмеялся.

Главспец, не оценив юмора, тупо взирал на чиновников. Затем промолвил:

— Пещерный век, Сейчас при наличии смартфонов и калькуляторов на костяшках счетов никто не считает.

— Суть не в приборе, инструменте бухучета, а в принципе, — хмуро заметил Хлыстюк и подумал: «Черт подери, совершенно лишен чувства юмора. Ничто его не забавляет, ни радует, как сухарь. Наверное, страдает от изжоги или желчи. С таким тугодумом каши не сваришь. Упрямый, прямой и холодный, как штык. Неужели и последнее, главное средство не сработает?»

Возникла тягостная пауза. Мэр взглядом подал знак советнику и тот на правах тамады, наполнил до краев фужеры и, стоя, провозгласил:

— По флотской традиции второй тост за прекрасных женщин! За милых и ласковых дам! Хотя в данный момент ни одной из них нет рядом, но они всегда с нами, в сердце.

Прежняя скованность постепенно оставляла Райкова и, когда хозяин предоставил ему слово для тоста, он охотно откликнулся:

— Мой тост самый короткий — Будьмо!

Дружно сдвинули тонко звенящие фужеры и выпили.

— Никак оппозицию представляете? — удивился Хлыстюк.

— Я вне партий и политики, — отозвался гость.

— Напрасно. Без сильной и популярной партии сейчас карьеру не сделаешь. После каждых выборов перетасовка кадров, в зависимости от симпатий и антипатий, принадлежности к сторонникам или противникам победителя. У каждого из нас должна быть надежная опора, влиятельные покровители, иначе выбросят за борт. В желающих подсидеть, столкнуть с кресла, недостатка нет. У меня под окнами кабинета постоянно, то пикеты, то палаточные городки…

Тунеядцы, лентяи не хотят работать, подметать улицы и белить бордюры, а только бузят, чистую воду мутят. И подбивают их те, кто мечтает занять мое законное кресло, чтобы пристроить родню, друзей на прибыльные должности и сказочно обогатиться. Семейственность, кумовство, блат, подобно холере, неистребимы. Вы, Андрей Захарович, наверное, тоже не без амбиций, мечтаете об успешной карьере?

— На высокие роли и министерские портфели не претендую. Те кресла ненадежны, периодически происходит ротация кадров. А на мой скромный портфель никто не претендует, поэтому, даже при смене состава правительства, остаюсь при деле. Меня ценят, как опытного профессионала, дорожащего своей репутацией.

— Но противники, наверняка, есть?

— Конечно. Без них жизнь неинтересна.

— Как-нибудь, если сильно насолите, соберутся с силами и сковырнут вас. Не боитесь?

— Не боюсь. За мной грехи не водятся, живу скромно на зарплату и гонорары от чтения лекций в институте, публикации статей в прессе.

— Так еще и пером забавляетесь? Странный вы. человек, Андрей Захарович, не от мира сего, — с сочувствием произнес Савелий Игнатьевич. Вошла Нина Петровна, неся в руках поднос с чашечками ароматного кофе.

— А вот и женщина! — обрадовался ее появлению Игорь Глебович. — Мы выпили за женщин, присоединяйтесь к нам.

— Не смущайтесь, — разрешил хозяин. Каморин достал из серванта еще один фужер, протер его салфеткой. Выпили за мудрую женщину и хорошую, исполнительную работницу. Горячий кофе взбодрил.

— Спасибо, господа, пора и честь знать, завтра много работы, — Райков поднялся из-за стола. Хлыстюк решил его не уговаривать, лишь,глядя на советника, сообщил:

–Игорь Глебович, пошли в приемную перекурим.

Когда они удалились, вполголоса потребовал:

— Сделай все, чтобы его обезоружить. Поймай за жабры или губу на острый крючок. Пусть у него отпадет желание рыться в наших финансовых документах.

— Босс, не сомневайтесь. Есть у меня такой острый крючок в салоне «Шик & Блеск». Еще не один хитрый и жирный карась не сорвался с крючка. И этот пескарь от нас не уйдет.

Хлыстюк понял, о каком крючке речь и заметил:

— Если по какой-либо причине не клюнет, то придется пожертвовать валютой. Игра стоит свеч. Рискуем потерять намного больше.

Когда они возвратились в кабинет, начальник деловито велел советнику:

— Возьми мое авто и устрой Андрея Захаровича по высшему разряду, а я еще поработаю — дел невпроворот. Работаю в режиме Иосифа Сталина, до полуночи, а бывает, что и до рассвета. Доложишь мне потом.

С печалью в голосе обратился к гостю:

— Андрей Захарович, наше земное пребывание и без того короткое, чтобы его отравлять ничтожными мелочами. Надо радоваться каждому мгновению жизни, словно это последний твой день на этой грешной земле. Время необратимо, жестоко и стремительно.

Райков не нашел аргументов для возражений. Поддерживаемый Камориным, он вышел во внутренний двор здания к поджидавшему их автомобилю «Mazda».

— По коням! — шутя, приказал водителю Игорь Глебович и машина выехала на освещенную огнями рекламы и фонарями улицу.