Проклятие Кантакузенов

Владимир Александрович Андриенко, 2016

Рукопись о проклятии князей из знатного дома Кантакузен сделана чиновником сыскного ведомства Волковым Степаном Андреевичем. Волков был назначен начальством вести следствие в знатном доме князя Антиоха Кантемира, который по отцу принадлежал к славному молдавскому роду Кантемиров, а по матери к роду князей Кантакузиных. А случилось тогда в означенном доме происшествие странное. Ведь были Кантакузины родом из Валахии и привезли с собой в Россию темные знания своих предков…

Глава 6

Веденский погост.

1732 год. Сентябрь.

1

Ночь. Веденское кладбище.

Все трое оделись как солдаты отставные. Много таких вот инвалидных команд на погостах работало. За мзду малую брались они хоронить трупы безымянные. По утрам у государевых кабаков много таких находили. Кто от вина помер, кто замерз (в холодное время), кого ножиком задели. Целовальники не желали разбирательства и сговаривались с инвалидами. Те тайно сии трупы увозили и на погостах в безымянные могилы клали.

Волков со товарищи дождались темноты, и увидели, что сторожа накрепко заперлись в своем доме. Боялись нечистой силы. И потому сейчас сидели за стенами, увешанными оберегами.

Луна из-за туч пробивалась временами и освещала путь. Зажигать фонари Волков запретил.

— Иди, князь, показывай могилу.

Кантемир пошел вперед. За ним с лопатами и заступом шел Тарле. Замыкал шествие Волков. Он держал наготове пистолеты. Тарле снарядил их особыми серебряными пулями.

— Жуткое место, — прошептал Иван Карлович.

— Обычный погост, — сказал Волков. — Много людей схоронили в прошлые годы, когда оспа свирепствовала на Москве.

— Много про сие кладбище плохого болтают, — сказал князь.

— То бабкины сказки, князь. Ты человек образованный. Пиит* (*пиит — поэт). Тебе ли погостов бояться?

— Я неведомого опасаюсь, Степан Андреевич.

Луна вышла из-за туч и осветила длинные ряды крестов. На табличках были имена покойников, но много могил были безымянными. Не было у этих людей родственников, кто приходил поплакать у креста.

Князь точно указал могилу Тишки. На кресте было написано:

«Раб божий Тихон. Тридцати лет».

— Здесь!

— Двое копать станут, а один с пистолетами дежурить. Мало ли чего.

Первыми взялись за лопаты Тарле и Волков.

Закопали домовину Тишки не глубоко. Поленились холопы княжеские. И потому расчистили гроб быстро.

Волков выбросил лопаты из могилы и взял заступ.

— Погоди, Степан Андреевич! — остановил его Антиох Кантемир.

— Чего тебе, князь? — Волков посмотрел на него.

— А коли он и вправду вурдалак? Надобно с осторожностью и опасением всяким сие делать! Иван Карлович! Доставай колья осиновые!

Тарле достал из мешка два заостренных кола.

— Приготовились! — усмехнулся Волков.

— А то как же, Степан Андреевич. Мало ли чего приключиться может. А кол осиновый — первое дело противу вурдалака. Говорили, что в валахии коли вурдалак начинает людей после смерти мучить — надобно его из могилы вытащить и кол ему осиновый в сердце вогнать. Затем голову отрубить и тело сжечь.

— Но это если он вурдалак! — сказал Волков. — Ежели признаки на нем будут вурдалака. Какие там признаки, князь?

Кантемир ответил:

— Лицо его румяно должно быть, а не как у покойника обычного. Волосы, ногти и борода отрасти должны, а жилы полны свежей кровью.

— Вот и поглядим сейчас.

Волков поддел крышку и открыл домовину.

Кантемир и Тарле вздрогнули и отступили на шаг. Но в гробу не было тела. Он был пуст!

— Вот вам и Тишка! — вскричал Волков. — Нет никого в этой домовине, князь. Это и надобно было мне узнать! Вот вам и пули серебряные и кол осиновый! Надобно могилу снова зарыть и все оставить, как было. А завтра всех холопей, кто в похоронах участие брал, в Приказ разбойный!

— Это еще зачем? — спросил князь.

Кантемиру было жалко своих. Хорошо он знал, как пропадали человеки в застенках страшного приказа. И кто ему слуг вернет? У него и так людей в доме не густо. Братец новых ему более не пришлет.

— Вам жалко слуг, князь? Я это понимаю.

— Можно допросить их в моем доме тайно, Степан Андреевич.

— Можно было, пока дело не стало столь громким, — поддержал Волкова Тарле.

— Именно так, князь. Вопросов больно много. Знали они, что хоронили пустой гроб? А если знали, то зачем хоронили? Кто их надоумил сие сделать? И где тело того умершего холопа, что Тишкой именовал себя?

Больше Степан ничего не сказал. Князь и Тарле не возражали. Они взялись за лопаты и стали зарывать могилу…

***

2

Застенки Приказа разбойного.

Слуга князя Антиоха Кантемира Иван, что при конюшнях состоял и два его помощника — крестьяне Сильвестр да Архип, которые припасы доставили из имения, был взяты за караул.

Они Тишку хоронили, и, стало быть, им и ответ держать. В те поры пытка при допросе дело обычное, и допрашиваемый через то проходил. Время было такое.

Волков был при допросе вместе с Иваном Тарле.

Подьячий Зубило, высокий жилистый малый, спросил чиновника:

— Приступать велишь ли?

Волков отдал приказ начинать. Он знал, что Зубило знает свое дело хорошо. У этого подьячего все говорили на пытке. И при нем состояли заплечных дел мастер Роман, три его подручных, да два старика бобыля — костоправа.

— Только мне правду надобно знать! — предупредил Волков. — Не человеков калечить, но способствовать истине!

Зубило ухмыльнулся. Он также знал этого чудного чиновника сыскного ведомства. Покосился на ведро с вениками для огненной пытки и сказал:

— Дак я не первый год при пытках в Приказе разбойном состою. Понимаю, что к чему! Посему ты, ваше благородие, не изволь сомневаться. Пытка она многих в ум приводит и истину открывает.

— На дыбе кто хош на себя облыжно (ложно) наклепает. Потому бить без оттяга. Кожу сим холопам не рвать! — приказал Волков.

— Как велишь, тако и сделаю! — ответил подьячий. — Но сумнительно, что от того говорить сии рабы божии начнут. Крепкие они. Я-то сразу вижу, кто говорить станет.

— Начинай! — прервал подьячего Волков.

Зубило кивнул палачам.

Заплечных дел мастера суетились вокруг. Он быстро приготовили все для пытки. С конюха Ивана стащили рубаху, и руки его связали позади веревкою. Затем дюжие молодцы по сигналу палача «Вздымай», подняли слугу вверх, и он повис на руках.

К его ногам привязали бревно, и все было готово к растягиванию тела. Кнутобоец палач Роман приготовили свой страшный инструмент.

Волков спросил Тарле:

— Готов писать, Иван Карлович?

— Готов, Степан Андреевич.

Коллежский асессор вел записи допроса.

Волков начал:

— Ты конюх князя Кантемира Иван, Семенов сын?

— Так, барин. Я холоп князя Антиоха Дмитрича Кантемира.

— Ты получил повеление барина своего умершего холопа Тишку предать земле?

— Так, барин. И мне в помощники определили двух крестьян Сильвестра да Архипа.

— И что было далее? — спросил Волков.

— Дак похоронили мы Тишку-то. Все как надобно сотворили.

— Стало быть, в гробу на погосте в могиле лежит умерший холоп? Так?

Волков смотрел на Ивана.

— Да! Так оно и есть, ежели Тишка с нечистым не знался. Ведь люди сказывали, что вурдалак он.

— Сейчас не о сделках Тишки с нечистым разговор! Мне надобно знать, кого в могилу Тишки положили.

— Да Тишку, барин!

Волков кивнул подьячему Зубило.

Заскрипели блоки, и тело Ивана вытянулось. Палач с кнутом замахнулся и закричал:

— Берегись! Ожгу!

На теле Ивана появился рубец. Но это было не опасно. Волков щадил слугу и не применил к нему настоящей пытки на дыбе, когда осуждённого растягивали так, что от удара кнутом лопалась кожа, и руки выворачивало из суставов.

— Правду сказал! — закричал Иван. — Тишку хоронили! Какая вина на мне, ваше благородие? Скажи!

— Ты гроб забивал гвоздями? — спросил Волков.

— Я сам и забивал.

— И в гробу лежало мертвое тело Тишки?

— Истинно так!

— Но отчего тогда сего Тишку на днях споймали в кабаке живого и здорового? Как ты пояснишь сие, Иван?

— Не может того быть, барин! Тишка мертвый был! А коли он вурдалаком стал, то стало вышел из могилы!

— Так ты веришь в то, что Тишка стал вурдалаком?

— Дак коли его в младые его годы вурдалак мучил, то и он стал вурдалаком. Сие всем ведомо, барин!

— Степан Андреевич! — вмешался Тарле. — Этак мы до вечера будем его мыратить! Надобно по-настоящему все делать!

— Как по-настоящему?

— Да как подьячий говорит. С такой пытки разве чего сей мужик скажет?

Волков кивнул Зубило. Тот ухмыльнулся и взялся за дело как следует. Тело снова натянулись, и палач стеганул кнутом по спине. Кожа лопнула, и Иван заорал от боли.

Зубило приказал бить еще. И от третьего удара Иван сник. Его окатили холодной водой из ведра.

— Ты, мил человек, — тихо прошептал Зубило на ухо Ивану, — начинай правду сказывать его благородию. Палач-то покуда лишь гладил тебя. Не доводи до греха. Сказывай все как есть.

Иван заговорил:

— Не вели пытать, барин!

— Тогда говори все как есть! Мне правду знать надобно!

— А чего говорить то? — спросил мужик.

— Правду молви! — приказал Волков.

Зубило стал нашептывать:

— Вишь барин осерчал? Сие чиновник сыскного приказа. Говори, как тело холопа продали.

Иван молчал. Снова заскрипели блоки и засвистел кнут. Мужик заорал.

— Скажу! — заорал он. — Все скажу!

Волков подал знак Зубило. Подручные палача ослабили веревки.

— Мы не хоронили Тишку-то! — выпалил Иван.

— Не хоронили?

— Нет! Собирался я приказ барина моего исправно выполнить. Собирался. Но упросили меня не делать того самому. Явился человек один и сказал, что де сам Тишку похоронит.

— Что за человек? — спросил Волков.

— Дак кто его знает, барин? Подошел вечером накануне того дня как мы Тишку хоронить должны и сказал, что де сам все обладит. А нам дал по полтине на каждого, и мы в кабаке сидели.

— Но зачем он сделал сие?

— Дак, сказывал он, что де знает, как вурдалаков хоронить! А нам оно и лучше. Зачем нам сие? Мы все сделали, как он сказал. Утром он показал мне могилу Тишки, и я про все барину сказал, что де похоронили холопа честь по чести. Более ничего не ведаю, барин.

— А как выглядел тот человек?

— Который денег нам дал?

— Да.

— Дак мужик в армяке с бородой. Сказал, что от большого барина он пришел. Заплатил, и мы дело сладили.

— Стало быть, барин твой, князь Кантемир интересовался, где могила Тишки?

— Так, барин.

— А зачем ему сие? — спросил Волков.

— Дак много болтали про Тишку сего. Для порядку знать надобно.

«Возможно, — подумал Степан, — так оно и есть. Нам с Тарле могилу князь Кантемир показал. И сказал, что холопы ему сие место указали».

Волков обернулся к Тарле:

— Все ли записал, Иван Карлович?

— Все, Степан Андреевич!

Далее к розыску притянули крестьян Сильвестра да Архипа и они под пыткой показали тоже, что и Иван…

***

Степан Андреевич Волков отпустил Ивана Тарле в канцелярию сыскного ведомства, а сам поднялся к дьяку Гусеву. Он все ему рассказал.

— Вот так Ларион Данилович!

— Дело темное, Степан! И ничего путного тебе допрос не дал!

— Как не дал, Ларион Данилович?

— А что ты узнал? Что не хоронили они Тишку? И что с того? Кто заплатил холопам за сие? И ради чего все затеяли? На сии вопросы ответов не имеешь!

— Но они дали приметы того человечка.

— Приметы! — хохотнул Гусев. — Лицо круглое. Борода черная. Нос большой мясистый. Хороши приметы. В кабаках таких можно с полсотни насобирать. А времени у тебя мало! Тот, кто затеял сие, ждать не станет!

— Тогда скажи, Ларион Данилович, что сам думаешь?

— Под Кантемра некто копает! Не думал про сие, Степан Андреевич?

— Думаешь дело с вурдалаком затеяли нарочно, дабы тень на князя кинуть?

— Все на сие указует, Степан. Сам подумай, знал некто, что императрица наша до слухов охоча. И слух ей про вурдалака и подкинул. И знал, сей некто, что императрица станет гневаться на Кантемира.

— Да кто такой Кантемир, Ларион Данилович?

— Не самый последний человек на Москве, Степан Андреевич.

— Он хоть и князь, но персона не шибко великая. При дворе нынешнем нет у него положения. Вот сестрица его Мария при императоре Петре Алексеевиче вес имела. Но более нет Петра! Кому копать под них?

— Дак Кантемир жениться желает. Не слыхал?

— Слыхал, и что с того?

— А кто невеста его?

— Вроде болтают, что это княжна Варвара Черкасская.

— Вот! А князинька Черкасский Алексей то Михайлович первый богач! Сорок тысяч душ крепостных! Сорок тысяч! Соляные варницы, да промыслы рыбные ему сотни тысяч рублей приносят! Да и по должности персона большая. Генерал-губернатор Сибирский. Не нам с тобой чета.

Степан задумался. А ведь и верно говорит Гусев. Кантемир Антиох частый гость в доме Черкасского на Тверской. А в том доме собирались сановники, дипломаты иностранные, частные гости из Вены, Лондона, Парижа.

— Думаешь, Ларион Данилович, в этом все дело?

— Дак кто знает, Степан Андреевич? Но проверить сие надобно.

— Но как мне в дом Черкасского попасть? Просто так туда не сунешься.

— Сие верно. Допросить его никто не даст. Разве что повеление будет у тебя именное от величества императорского.

— Дак я к Бирену зван, Ларион Данилович! Может он поспособствует?

— Бирен? Ежели, ему сие выгодно, то поспособствует. А ежели нет?

— Да он мне и поручил следствие.

— И что с того?

— Дак Бирену и нужен результат, Ларион Данилович. Ему слухи на Москве не надобны.

— А ежели наоборот, Степан Андреевич? Ежели сие самому Бирену и надобно. Он ведь немец, а не русский.

— И в чем выгода его?

— Дак кто знает, Степан Андреевич? Но ежели человек за этим делом стоит, то сие человек большой! Такой и подьячего мог подкупить и палачей.

— Подьячего?

— А ты не знал? У нас подьячий многое может. Да еще такой как Зубило. Этот малый не столь прост. Ох, как хитёр, Степан Андреевич. Но дело свое хорошо знает.

— Ты хочешь сказать, Ларион Данилович, что Зубило берет посулы* (*посулы — взятки)?

— Дак какой подьячий посулов не берет, Степан Андреевич? Сам посуди, кто в сем деле не без причины?

Волков был согласен с Гусевым. Где нейти мелкого чиновника, который посулов не брал? Таких по пальцам пересчитать можно на Москве.

— Ты сам посуди, Степан, коли персоны великие взятки берут тысячами, то отчего подьячему не взять десяток рублев?

— Но не думаю я, Ларион Данилович, что за этим стоит Бирен. Зачем ему Кантемир? Бирен летает ныне слишком высоко. Какое Бирену дело до Варвары Черкасской? Не сам же он метит в её мужья? Бирен женат. И жена его подруга императрицы.

Гусев при упоминании о горбатой и уродливой жене красавца Бирена засмеялся.

Бенингна Тротта фон Тройден была действительно некрасива, ибо лицо её были сильно испорчено оспою. Но она была весьма знатного рода и Бирону, дабы закрепиться при дворе Анны Ивановны, в бытность её герцогиней Курляндии, надобно было жениться на девице знатных кровей. Отец Бенингны барон Вильгельм фон Тройден совсем не желал такого зятя, как Бирен. Но герцогиня настояла на своем.

— Возможно, что Бирен действует не для себя, Степан Андреевич. Возможно, некто готовит для Варвары Черкасской иного мужа.

— Все сие токмо ради замужества княжны Варвары? — спросил Волков.

— Нет, но, возможно, что все сие ради денег её папаши…

***

4

В городе.

Заговор.

Подьячий Зубило у своего дома в тот день встретил человечка неприметного. Был росту небольшого в поношенном плаще армейском и треуголке старой, свечным жиром заляпанной.

— Всё ли сделал как надобно? — спросил он подьячего.

— Всё. Все пыточные сказки* как надобно записаны (*пыточные сказки — показания).

— Не врешь ли?

— А с чего мне врать? Я дело знаю.

— Что показали холопы под пыткой?

— Рассказали, что тела не хоронили. Так оно и было на деле. Так и предполагалось, не выдержат холопы пытки на дыбе и языки развяжут.

— А они дали описание того, кто заплатил им?

Подьячий ответил:

— Рассказали. Куда им было деваться? Но приметы дали такие, что никто того человека не найдет.

— Волков человек дотошный. Ему только ниточку дай, и он весь клубок сумеет распутать. Нельзя чтобы на княжеского сына они вышли.

— Да никто не выйдет на него. Все сделали чисто.

— Ты об сем деле язык держи за зубами!

— Я сие знаю хорошо. За то меня в Приказе разбойном и держат. Времена то ныне какие? Мошенники и воры кругом! Так-то!

— Тогда вот, — человек протянул Зубилу кошелек. — Здесь золотых рейхсталеров числом 50. Все твои. Но, коли соврал…

— Все верно. В том головой отвечаю, — сказал Зубило, принимая плату.

— Коли так прощай.

— Если чего занадобится — прошу! Мой дом известно где. И с чего мне дело не сделать, коли денежки платят исправно?

Человек не ответил и молча удалился. Зубило проводил его взглядом.

«Думает, барин, что не знаю, кто он такой. Но я не просто человек. Подьячий Приказа разбойных дел. Много лет сию службу правлю»…

***

5

Дом Волкова в Москве.

Елизавета Романовна Волкова, проводив гостей, сидела за столом в кабинете мужа и читала книгу Христофора Эберта «Дискурсы политичные». Эту книгу прислали ей вчера от барона Шверина.

У них в дому книг было совсем мало. Степан Андреевич был занят своей работой, и читать не любил, как не любил рассуждать о книгах и художествах иных. Она знала, что муж мог часами говорить о мздоимцах (взяточниках) приказных, о крутых мерах государя Петра Алексеевича, коие он к мздоимцам применял. Мог Степан рассказать про отравителей и душегубов иных, про шайки разбойные на Москве, про лихих атаманов. Зато о книгах «Об истории славных царств» или «Описании войн, или же как к погибели и разорению всякие царства приходят» он даже не слыхивал.

У барона Шверина Елизавета Романовна подолгу болтала с женой барона о библиотеках и книгах. Сетовала она, что де мало библиотек на Москве и хвалила небольшую библиотеку барона. И ей часто присылали новые книги от Шверинов.

Степан в тот день домой не явился, хотя знал, что к ним с визитом будет Василий Никитич Татищев¹². Еще в полдень он присылал посыльного, что дело имеет важное и прийти никак не может.

Елизавета Романовна одна принимала важного гостя. А ведь Татищев не кто-нибудь, а сенатор империи Российской. Но он интересовался, как ни странно, делом, которое вел Степан.

— Я что про сие знать могу, Василий Никитич? — сказала она. — Степан мне и не говорит ничего.

— Дело больно важное, Елизавета Романовна. Многие персоны великие сим делом интересуются.

— Степан и дома то не бывает, Василий Никитич. Вот и сегодня не пришел гостей почтить.

— Пустое, Елизавета Романовна. Пустое. Ведь сама государыня интересовалась, как идет следствие!

— Государыня? — удивилась Волкова.

— Мне сегодня про сие говорил обер-шталмейтер¹³ Рейнгольд Левенвольде¹⁴.

— Да неужто сама матушка-царица?

— Про сие дело важное никто не забывает и мужу твоему, Елизавета Романовна, важнейшее дело доверили.

— И много говорят о сем деле при дворе? — спросила она.

— Нет, — ответил Татищев. — Больше шепчутся. Не любит государыня про сие слушать. Ждет, что все скоро завершится.

— Но, если вам про сие говорил сам Левенвольде. Значит, немецкая знать весьма тем интересуется.

— Дак дело больно запутанное. У многих вызывает любопытство.

Елизавете было странно слышать такие речи от Татищева. Значит и вправду дело у мужа важное.

Она сказала:

— Неприятно мне, Василий Никитич, говорить такое, но мечтаю я, чтобы Степан Андреевич покинул службу.

— То ты, голубушка Елизавета Романовна. Степан Андреевич службой токмо и живет. Человек, преданный делу и чести, — сказал Татищев. — Немного знаю я таких в сыскном ведомстве. Не желают наши дворяне чести своей пятнать на такой службе. А муж твой это дело делает и все почитают его дворянином истинным.

— Много спокойнее мне было бы, если бы Степан службу оставил. Ведь ничего не дала ему служба честная, Василий Никитич. Чинами его мальчишки обскакали. Ведь службу он при Петре Алексеевиче начал. Сколь можно? Денег у меня, слава богу, хватит. Чего не жить-то?

— Степан Андреевич с тем разве согласится? — развел руками Татищев. — Терпи матушка, Елизавета Романовна.

— Дак дело то опасное? То, что доверили Степану Андреевичу?

— Важное весьма, Елизавета Романовна, — ответил Татищев неопределенно.

И вот она проводила гостя. Служанка помогла ей раздеться и зажгла много свечей, как любила барыня.

В просторном халате Елизавета сидела за столом и читала.

Вдруг в комнате замигали огоньки свечей. Елизавета Романовна подняла голову. Не открылось ли окно? Но нет! Шторы не колыхались.

— Глаша! — позвала она девку. — Глаша!

Но никто не отозвался. Это было странно. Волковой стало страшно.

— Глашка!

Но девка не явилась на зов барыни как всегда, хотя была послушна и расторопна. Елизавета Романовна для того и выписала её из деревни в Москву.

«Где она ходит, мерзавка? Вот велю всыпать на конюшне розог, будет знать!»

Из темного угла, слабо освещенного вышел старик.

— Лаврушка? — удивилась барыня. — Ты как здесь?

Старик молчал. Волкова поняла, что это не Лаврушка.

— Кто ты? — спросила она.

— Тебе меня бояться не следует, барынька. Я Войку.

— Войку?

— Я слуга дома Кантемиров.

— Снова ты?

— Снова пришел, барынька.

— Но как ты попал сюда?

— Для меня нет дверей, барынька. Отныне нет. Дух мой уже отделился от тела.

— Что? — не могла понять Волкова. Старик говорил странно. — Сказал ты, что дух твой ныне свободен? Стало быть, ты умер?

— Почто сразу помер?

— Потому и нет для тебя дверей более. Ты сам это сказал.

— Не помер я еще. Дух мой не совсем от тела отделился и не перешел в нижний мир. Я все еще здесь в вашем мире людей.

–Зачем ты пришел ко мне?

— А к кому же мне идти, красавица? Моя дорожка к тебе. Кто еще мне поможет?

— Что это значит, старик?

— Неужто, не поняла меня? Али токмо прикидываешься, что не поняла?

— Что тебе нужно? Скажи, наконец!

— Много книг прочла? — вдруг спросил старик и сам ответил. — Много! И много мудрости набралась из томов сих?

Елизавета молчала. О чем это он?

— Кассандра Кантакузен! Много чего странного было, когда она померла. Я сие сам видел. Еще был не так стар. А ныне помру вскорости, ежели ты не поможешь.

— Как я могу помочь тебе? Скажи!

Войку ответил:

— Кассандра Кантакузен. Мать нынешнего князя Антиоха Кантемира.

— Я снова не поняла тебя, старик. Зачем ты снова назвал имя Кассандры?

— Вспомни!

— О чем? — спросила Волкова.

— Да про старуху Кантакузен. Про зелье фараоново.

— Я ничего не поняла, старик. Возможно, ты просто ошибся. О чем ты говоришь?

— О фараоновом составе!

— Я не знаю, что это такое.

— Фараоново зелье. Кому и знать как не тебе! Некогда Михаил Кантакузен, которого прозвали «Сын черта» или «Шайтан-оглу», был по приказу султана турецкого Мурада в земле Египетской. И после того, как вернулся Михаил, его и казнили в лето 1578-ое от Рождества Христова.

— Я впервые слышу про этого Михаила. Он кто такой?

— Предок Кассандры Кантакузен. И он тогда из земли египетской привез то самое фараоново зелье. И про сие зелье тебе, касатушка, известно. Вспомни!

— Но я не помню! Да и откуда я могу знать про него? Что это за зелье?

— Жизнь человеческую оно продлить способно! У нас в Валахии многие то зелье искали.

Елизавета Романовна подумала, что старик просто умалишенный. Он говорил об эликсире жизни. Она, как и многие, читающие и образованные люди, конечно, знала об Aurum potabile или о Золотом эликсире. Еще его называли «эликсир философов», главная тайна или «пятая сущность», познать которую стремились алхимики всей Европы.

— И ты пришел сюда за этим? Ты говоришь об эликсире философов? — спросила Волкова. — О великом эликсире? Я знаю, что его ищут алхимики уже несколько столетий! Но это пустая трата времени.

— Золотой напиток. Так назвали его алхимики. Принятый во внутрь, в малых дозах, он исцеляет все болезни и молодит старое тело. И тебе сие хорошо известно!

— Мне?

— Тебе, красавица!

— Я знаю из книг, что золотой напиток или Aurum potabile пока не найден. Его еще не существует, если его получение вообще возможно. Пока его нет, старик. Я не смогу тебе помочь. Я не алхимик.

— Но на тебе испытали эликсир! Тот самый, что шайтан-оглу привез из Египта. Это эликсир Клеопатры-алхимика, та самая «пятая сущность», которая способна мне продлить жизнь.

— Я еще раз хочу сказать тебе, что подобных знаний у меня нет. Ты ошибся.

— Нет! Ты способна видеть души умерших. Ибо ты принимала «пятую сущность».

— Я не способна видеть ничего!

— Но меня ты видишь! Значит, она есть в тебе, в твоем теле, красавица.

— Кто она?

— Капля «пятой сущности»! Но тебе надобно вспомнить…

***

Елизавета Романовна больше не слышала голоса. Она словно очнулась от сна.

«Что это было?» — подумала она.

В комнате более никого не было.

«Неужели я уснула над книгой и видела кошмар? Что говорил тот старик? И как он назвался? Какое имя он произнес? Войку! Войку из дома Кантемиров. И он сказал, что ищет эликсир философов».

Елизавета подошла к большому сундуку в дальнем углу комнаты и откинула крышку. Там были книги, которые остались от её отца и кое-какие вещи. Она нашла старинную книгу на латыни, посвященную алхимической науке. Конечно, она уже не раз читала это сочинение, но сейчас решила освежить воспоминания.

Она вернулась к свечам и открыла книгу. На первом листе было изображение андрогинна, человека наделенного внешними признаками, как мужчины, так и женщины. Их в древности считали предками людей, и о них говорил великий Платон в своем диалоге «Пир».

В главе первой упоминался маг Болос родом из Мендеса, которого считали одним из первых алхимиков. Здесь были его изречения из книги «Мистические вопросы физики» и некоторые заклинания. Болос утверждал, что материя непостоянна и легко может переходить из одной формы в иную. Потому он считал омоложение физического тела возможным. Так же говорил он о трансмутации золота.

В главе второй упоминалась Клеопатра-алхимик и её опыты. Все это подтверждалось трудами алхимика Зосима из Панополиса и арабского ученого ибн Хаяна.

Хаян говорил о философском камне, благодаря которому неблагородные металлы могут стать золотом. И главное, этот камень, способен продлить жизнь человеческую и, даже, подарить бессмертие…

Примечания

12

Российский инженер-артиллерист, историк, географ, экономист и государственный деятель; автор первого капитального труда по русской истории — «Истории Российской», основатель Ставрополя (ныне Тольятти), Екатеринбурга и Перми. Один из основоположников русского источниковедения.

13

Обер-шталмейстер — (буквально «старший начальник конюшни») должность (чин) в Русском царстве и Российской империи, с 24 января (4 февраля) 1722 года — придворный чин 3-го класса в Табели о рангах (в 1766 году был перемещён во 2-й класс табели).

14

Левенвольде Рейнгольд — фаворит Екатерины I, влиятельный придворный в правление Анны Иоанновны и Анны Леопольдовны, обер-гофмаршал, брат дипломатов Карла и Фридриха; все трое были возведены Екатериной I в графское достоинство.