Дрозды: Белая Валькирия

Владимир Александрович Андриенко, 2019

Это вторая книга серии "Дрозды" и она является продолжением романа "Дрозды" Лейб-гвардии поручик". Прапорщика баронессу Софию фон Вилов из конной дивизии генерала Эрдели во время разведки выкрали казаки атамана Гордиенко, который провозгласил себя "царем Глинским и всея Западной Ворсклы". Атамана привлек титул баронессы и он пожелал видеть её своей женой. Прежняя супруга перестала устраивать "монарха" из-за простоты происхождения. Казаки пытались добыть ему княгиню, но найти таковую оказалось не так просто, и им подвернулась баронесса. Хоть и не царских кровей, но все же дочь генерал-адъютанта последнего императора. Поручик Петр Лабунский, в прошлом офицер лейб-гвардии, а ныне командир роты Самурского пехотного полка Дроздовской дивизии, отправляется спасть баронессу из плена. Для этого ему предстоит внедриться в армию "новоиспеченного" царя. Приключения героев разворачиваются на фоне одного из основных этапов Гражданской войны на Юге России…

Глава 2

Охота на «царя»

Июль, 1919 год.

Штаб 8-й армии.

Июль. 1919 год.

Член Реввоенсовета Гусев вызвал в штаб товарища Барышникова и товарища Анну Губельман. Перед ним поставили задачу — срочно ликвидировать «царство» атамана Гордиенко.

Вчера пришла телефонограмма из Москвы. Работой Гусева были недовольны. Особенно после разгрома отряда, выделенного по его инициативе для борьбы с бандой Гордиенко. Гусев тогда поверил словам начальника штаба 8-й армии, что отряд справится с задачей за две недели. И вот результат! Отряд разгромлен и пять большевиков были повещены по приказу царька. Еще тридцать человек расстреляли. Кроме того, царек прислал оскорбительное письмо в Реввоенсовет армии. Грозился поднять губернию на войну с большевиками! Воззвание «царя» читали по многим деревням и крестьяне недовольные продовольственной разверсткой были готовы восстать по его приказу.

— Прошу вас, товарищи! — Гусев пригласил Губельман и Барышникова садиться. — Вы, товарищ Барышников, хорошо знаете, зачем я вас пригласил в срочном порядке.

Барышников кивнул.

— Отряд ЧК разбит, и его командир повешен бандитами! И не только он один! Кроме того банда присвоила себе значительные трофеи. И это в такой момент!

— Я не советовал отправлять отряд, товарищ Гусев! — сказал Барышников, почувствовав подвох в словах Гусева. — Я говорил, что местность нам малоизвестна, и мы не имеем четкого представления о составе банды и о численности.

Гусев махнул рукой.

— Хватит, товарищ Барышников! Я пригласил вас не для того чтобы говорить о том, что было и кто виноват. Нам с вами нужно разработать план ликвидации банды Гордиенко.

— Какими силами? — спросил Барышников. — Нужна боеспособная бригада.

— Фронт не даст нам даже полка, Барышников.

— И как же нам действовать? Самим?

— На этот раз предстоит обойтись без солдат. И для этого я пригласил товарища Губельман. Её рекомендовали из Москвы.

Барышников посмотрел на Анну.

— И что же сможет сделать с бандой товарищ Губельман? — спросил он.

–Я отправлюсь в расположение «царя Глинского» в городок Котылыза, — сказала Анна.

–Вы отправитесь одна?

— Я настаиваю на этом. Хотя товарищ Гусев настаивает на отряде, но я не думаю, что этот отряд нужен. Неизвестно как отреагирует Гордиенко. Мне самой будет лучше. Я смогу то, чего не смог батальон пролетарского полка, товарищи.

Барышников сказал на это:

— Товарищ Анна, Гордиенко прикажет вас повесить!

— Не думаю, — ответила Губельман. — Он выслушает меня.

— И в качестве кого вы отправитесь, товарищ Анна?

— В качестве предстателя Реввоенсовета 8-й армии. С предложениями союза для царя Глинского.

— Вы шутите?

— Нет.

— Но это унизительно идти на союз с бандой проходимцев! — вскричал Барышников.

Гусев успокоил его:

— Хватит вам, товарищ Барышников, разводить здесь демагогию. У нас есть конкретная цель. И сотрудник ВЧК товарищ Губельман знает свое дело.

— И товарищ Губельман справится там, где не справился батальон?

— Именно так, — ответил Гусев.

Анна объяснила:

— Что такое отряды Гордиенко? Вы не задумывались, товарищ Барышников? Это вчерашние крестьяне, которые поначалу объединились в отряд самообороны. Возглавил и вооружил этот отряд крестьянин-богатей Гордиенко. Ныне его отряд вырос до тысячи, а может и до полутора тысяч бойцов. Но самое страшное, что Гордиенко готов уже сейчас довести свою армию до четырех-пяти тысяч. Крестьяне охотно идут служить к нему. Жалования он, как и Махно не платит, но долю в грабеже получает каждый. И далеко от своих мест отряды царька не отходят. Его солдаты часто ночуют дома со своими женами. В окопах не мерзнут и едят всегда сытно. Сейчас вы, товарищ Барышников, предпочли не трогать самозваное царство — благо они не стремятся воевать с нами.

— Да, я выбрал этот путь, товарищи. Положение на фронте сейчас тяжелое и никто не даст нам распылять силы. Батька Махно, к примеру, не воюет с нашими частями. Но белым приносит немало беспокойства. Гордиенко не Махно, но его можно попросту не трогать.

— Это ошибка, товарищ Барышников! — сказал Гусев. — После того как банда уничтожила отряд ЧК и зверски расправилась с нашими товарищами? После того как царек заявил о своей борьбе с большевиками?

— Придет время и…, — начал Барышников, но Губельман прервала его.

— И царек накопит силы и ударит нам в спину. И когда у него будет армия как у Махно, то разбить его будет много сложнее. Действовать стоит сейчас!

— Хорошо! Скажите как, товарищ Губельман?

— Я уже сказала, что я сама отправлюсь для переговоров с царьком. Тем более что и белые скоро активно займутся царством Гордиенко.

— Белые? — удивился Барышников.

— Они направляют в расположение царства своих посланцев. Пока точных целей я не знаю, но офицеры Добровольческой армии скоро будут в штабе царька. И в этой ситуации мое присутствие там необходимо, товарищи.

— Вот это мы и будем сейчас обсуждать! — Гусев разложил на столе карту района, где «царствовал» Гордиенко…

***

Село Глинское.

Штаб атамана Хотиненко.

Июль. 1919 год.

Лабунского доставили к атаману «царя» Ивану Хотиненко, который возглавлял в «армии» вольный казачий полк. Он имел ставку в селе Глинское в бывшем доме общинного старосты.

Лабунский был на этот раз в офицерском мундире без погон. Капитан Васильев приказ выдать ему новый френч английского образца для солидности и хорошие новые сапоги. А сапоги в то время были настоящим богатством. И их с Лабунского сразу сняли дозорные Хотиненко. Также забрали оружие и все ценное из карманов.

— Ныне на тебя атаман посмотрит. Он сразу увидит, что ты за птица, офицер. Коли шпиен, не жалуйся. У нас шпиёнов вешают.

— Я не шпион.

— Атаман разберет. Много вас ныне сволочи золотопогонной здеся шастает.

Хотиненко был здоровенный мужик высокого роста с бычьей шеей и пудовыми клаками. На нем была красная рубаха косоворотка, синие штаны и сапоги со шпорами. На поясе роскошная кобура с маузером⁴, на боку конвойская шашка⁵ с серебром.

— Офицера споймали, батька. Как ты приказывал, доставили до тебя.

— Офицера? Снова прапорщика? Мне полковник надобен! Сколь раз говорить тебе, Семка!

— Он и говорит, что полковник, — доложил мужик.

— Чего?

— Они говорят, что они и есть полковник. Токмо, какого полка я запамятовал. Не суди строго батька.

— А ну давай его сюды! — приказал Хотиненко.

Лабунского втолкнули в горницу. Атаман сразу скривился при виде совсем молодого человека.

— Какой это полковник? Это пацан-прапорщик. Полковник! Нежто я полковников не видал? Кто таков? Отвечай!

— Подполковник его императорского величества лейб-гвардии уланского полка барон фон дер Лауниц.

— Вон как? А сколь тебе лет барон?

— Мне 32 года, — солгал Лабунский которому было 27 лет. — Но я молодо выгляжу.

— И ты полковник?

— На войне был ротмистром, но в 1917 году в январе перед отречением государя императора произведен в подполковники.

— Ишь ты! Складно звонишь. Стало быть, в коннице служил?

— В кавалерии. В его императорского величества лейб-гвардии уланском полку! — Лабунский помнил наставления капитана Васильева.

— А коли так, то и саблей владеешь?

— Владею немного, — скромно сказал Лабунский.

— Еще раз спрошу тебя, офицер. Ты только подумай перед тем, как ответить. А то опосля хода назад не будет. Шашкой владеешь?

— Да.

— А коли проверим?

— Я готов.

Хотиненко любил эту забаву. Он выступал перед своими казаками в роли гладиатора. И не одного уже противника зарубил в таких схватках.

— Мы ныне проверим тебя, подполковник. Коли выстоишь против меня на шашках, то может и прощу тебя. И даже царю представлю. А коли слабину дашь — разрублю от башки до пупа! Понял ли?

— А чего тут понимать. Я готов. Сколько еще раз повторять можно? Готов я!

Хотиненко сорвал себя шапку и снял пояс с маузером. Затем обнажил шашку.

— Языком болтать мастер! Посмотрим, каков в деле будешь, офицер. Семка! Шашку ему!

Лабунскому сунули в руку казацкую шашку и вытолкали во двор. Там уже собрались зрители. Они, увидев фигуру офицера, сразу сделали вывод, что схватка не будет долгой.

— Энтого батька враз зарубит!

— Точно! В прошлый раз охвицер поздоровее был…

***

Петр Лабунский был привычен именно к шашке.

Шашка — холодное оружие со слабо изогнутым клинком и эфесом без гарды кавказского типа. По своему строению она ближе к ножу, чем к сабле. У неё нет выраженного острия, кривизна клинка гораздо меньше. Это наступательное оружие, которым наносят рубящие удары, от которых сложно закрыться или увернуться.

Хотиненко владел всего парой простых действенных ударов. Так учили новобранцев в Астраханском полку. В строевом уставе кавалерии были указаны всего три удара и четыре укола шашкой. Ко времени первой мировой войны сабельные схватки на войне стали редкостью. Клинки требовались в кавалерии, дабы рубить бегущую пехоту противника. Боевое фехтование навсегда уходило в прошлое.

Атаман надеялся на свою бычью силу. Поручик совершенно не опасался противника, ибо повидал за войну таких громил немало.

Хотиненко сразу набросился на офицера, рубя направо. Тот легко ушел от атаки и сам нанес удар вниз направо. Хотиненко отбил его и снова атаковал. На этот раз Лабунский просто увернулся. Клинок атамана рассек воздух. Еще удин удар и снова сталь прорезала пустоту.

Атаман стал сердиться. Лабунский понял, что нельзя уронить его авторитет в глазах подчиненных и потому отбросил от себя свое оружие. Он стал только защищаться изворачиваясь. С шашкой у него было с десяток возможностей ранить противника.

— А ведь благородие дело знает! — сказал атаман и вогнал клинок конвойской шашки в землю. — Не обманул. Коли и на коне сидишь не как собака на заборе то я готов тебе поверить, офицер!

Лабунский, бывший одним из лучших наездников в полку, продемонстрировал свое мастерство…

***

Хотиненко позвал его в дом, приказал накрыть стол и подать самогону.

— Садись сюда, благородие. Не побрезгуй мужицким угощением.

Лабунский сел и выпил стакан крепкого самогона.

— Молодец. Я здешний атаман. В селе Глинское все мне подчиняются. У меня здесь цельный конный полк. Веришь? Полк вольных казаков. Вот так!

— Верю, — ответил Лабунский.

— А ты чего по степи шатаешься, коли такой хороший казак?

— Остался без дела. Хотел было за границу махнуть, но карманы пусты. А ныне твои хлопцы последнее забрали.

— Ты не думай, благородие. Все, что мои хлопцы у тебя отобрали, верну.

— Да и было у меня не много, атаман.

— Все одно вернём. Сапоги то с тебя мои сняли?

— Твои, атаман.

— Эй, там! — Хотиненко стукнул мощным кулаком по столу. — Семка! Собачий сын! Семка!

— Здеся я, батька.

— Ты сапоги с благородия содрал?

— Ивашка Косой.

— Пусть возвернет! Немедля!

— Как скажешь, атаман, но только…

— Я сказал, немедля возвернуть! — Хотиненко еще раз бухнул рукой по столу.

Через минуту Лабунский уже снова был в своих сапогах.

— Не хочешь ли поступить в мой полк, благородие? У меня нужда в тех, кто дело сабельного боя знает. Кто в отряде-то? Мужики лапотники. Даром что казаками назвались. Чего разумеют? А научить некому. Я те жалование положу и царю представлю. Смекаешь? — спросил Хотиненко.

— Царю? — Лабунский изобразил удивление.

— А ты не знаешь? У нас теперя свой царь имеется. Не хужее чем у вас в Питенбурхе. Царь наш Иван Глинский и всея реки Ворскла. Ныне его ставка в Котылызе. Городок такой. Слышал ли?

— Слыхал, атаман, про городок.

— И в державе нашей помимо моего села Глинское ещё Опошня, Будище, Диканка, Рублевка. Казна у нас имеется. У царя червонных золотых царской чеканки с десять тыщ будет! Во как!

— А у меня ветер в карманах, атаман. Чего не послужить, коли не поскупишься.

— Ай, молодец, благородие! Ты парень не промах. Сразу видать. Выпьем еще по одной…

***

Котылыза.

Ставка «царя».

Июль 1919 год.

В столице новоявленного царства городке Котылыза царь поселился недавно. Сказали ему, что негоже царю в деревне жительство иметь. Вот и перебрался он в помещичий дом в городе. Ныне его называли царским дворцом. Туда нагнали баб и молодых парней, дабы прислуживали государю, как «столицах положено».

Иван Гордиенко, царь Иван Глинский и всея правобережной Ворсклы, поругался с царицей Степанидой Павловной, которая закатила ему сцену ревности.

— Венчанная я! — орала она. — Сам же говорил, что я царица! А ныне что? Другую нашел?

Гордиенко был по виду мужик мужиком. Густая борода, яркая рубаха, пиджак с перекинутой орденской генеральской кавалерской лентой, хорошо начищенные сапоги. Хозяйство его всегда было крепким. Своих работников он сытно кормил и не обижал. Потому они первыми и стали защищать его добро как свое собственное.

И поначалу его желание защитить крестьян от грабежей было делом благим. Но создав достаточно сильное вооруженное формирование, он загордился. Ведь к нему потянулись люди со всей округи, падали на колени, протягивали руки и молили «Защити!»

— Коли я людей защитил и их имущество сберег, то стало быть, я благодетель мужицкий? Так отчего царем не стать? Я царь мужицкий!

Вечно пьяный поп из церкви в Опошне отец Афанасий, мнение мужицкого вожака поддержал и торжественно короновал его в своей церкви, использовав вместо короны свадебный венец.

Новый царь, которого мужики из местных деревень были готовы носить на руках, ибо он спасал их от грабежей и реквизиций, подумал, что старая его женка совсем ему ныне не походит. Упросил попа Афанасия развести его и женился на грамотной учительше Степаниде из той же Опошни.

Степанида быстро привыкла кататься с «царем» в повозке. Ей понравилось, что все величали её «государыня Степанида Павловна» и кланялись ей до земли.

И вот его атаман-полковник Хотиненко притащил новую женщину в военной гимнастерке. «Царю» понравилось, что она баронесса и дочь генерала.

— Ты пойми, Степанида! — внушал Иван Гордиенко своей «царице». — Уразумей, на то ты и грамотная. Детишков учила. Я ныне не простой мужик! Я ныне царь! А царю какая жена надобна? Смекай! Царю надобно али баронессу али княгиню какую. А тут и баронесса. И иностранка. Для дела сие надобно, Степанида. Потому приняли МЫ решение с тобой развестись. Государственное дело! Вникай!

— Не мила, стало быть, стала? — в голос завыла Степанида.

— Дак нежто такие царицы-то как ты бывают? Вот полюбовницей тебя и оставить можно. Баронесса то она худая больно. Кожа да кости. Только и шику что баронесса. А как баба то не сгодится вовсе. Так что при мне останешься!

— Вот! — Степанида сунула дулю «царю» под самый нос.

Царь с размаху стеганул жену плеткой по спине. Затем приказал начальнику царского конвоя Сидорке упрятать бывшую царицу в холодную.

— Пусть посидит, пусть мозги проветрит!

***

Гордиенко приказал привести к себе пленную баронессу. Она оставалась в военной форме, только ремень и портупею у неё забрали, да шпоры с сапог свинтили. Мало ли что.

— Садись, — приказал Гордиенко. — В ногах правды нет.

Баронесса села.

— Не дело для бабы в армии служить. Чего тебе по степи на коне скакать? Для того мужиков в Расее достаточно.

Баронесса ничего не ответила царю. Для неё наличие этого царства было какой-то жуткой комедией.

— Знаешь, чего я задумал-то?

Она в ответ покачала головой.

— Жениться хочу на тебе. Оно конечно, баба ты не видная. Волосы коротко остригла. Коса где твоя девичья? Ты ведь девка покеда? У девки коса должна быть. А то, что это за девка без волос? Хотя коли ты среди мужиков то сколь времени, то поди и не девка уже? Но, как мне сказали, ты баронесса.

— Мой отец генерал барон фон Виллов. Следовательно, этой мой титул.

— Чего сказала то?

— Я баронесса. Раз мой отец был барон.

— Вот! — Гордиенко поднял руку. — Вот что в тебе есть! А мне, по нонешнему моему положению, такая женка и надобна. Я царь и мне царица нужна.

— Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?

— Готов сделать тебя царицей Глинской и всея правобережной Ворсклы, девка. А то дело немалое.

— Я не имею желания выходить замуж, пока идет война.

— Дак твоего желания, девка, и не спрашивает никто. Пора тебе бабой становиться. Не шишнадцать лет тебе, чай? Но! — снова поднял руку Гордиенко. — Как баба ты мне не пара совсем. Я к Степаниде привык. Там подержаться-то есть за что. А ты для важности токмо будешь. Ты, поди, всякие штуки придворные знаешь?

— Вы о чем?

— Ну как там цари в столицах делали. Чтобы стало свита была. Камергеры разные, да девки подле царя и царицы. Не помню, как они называются. Сидорка!

Вошел высокий молодой мужик, одетый в немецкий гусарский мундир с серебряным шнуром. В руках он держал форменную меховую шапку гусара с серебряным знаком «Адамова голова».

— Начальник конвоя моего. Сидоркой кличут. Как ты там говорил мне про баб, что вокруг царицы?

— Фрейлины? — подсказала баронесса.

— Вот они самые! Пшел вон, Сидорка!

«Гусар» вышел из горницы.

— Вот ты знаешь, как фрелины эти живут? А то мне баб молодых нагнали и сказали путь будут они как фрелины.

— Я никогда не была фрейлиной. И с придворными порядками совсем незнакома.

— Как так? Ты сама сказала, что батюшка твой генерал и в столице служил?

— Мой отец служил в гвардии и при дворе бывал, хоть и нечасто. Но я не мой отец. Я никогда не была в царском дворце.

— И царя Николая не видела?

— Видела издали.

— А царицу его Олимпиаду?

— Олимпиаду? Но жену Николая Второго звали не Олимпиада.

Царь снова позвал Сидорку.

— Как ты сказал царицу-то звали?

— Олимпиада. Тако всех цариц в Петрограде называли. То имя истинно царское. С древности сие повелось так цариц называть. Сказывали, что Олимпиада была царицей у фараонов.

— Возможно, вы имеете в виду Клеопатру? — спросила баронесса.

Сидорка задумался.

— Стало царицу-то Клелопатией звали? — спросил «царь».

— Клеопатра это знаменитая Египетская царица. Но государыню императрицу звали Александра Федоровна. Не Клеопатра и не Олимпиада.

— Сидорка! Вон поди! Знаток из тебя! А ты, голубка, мне все про царя расскажи. Мне это знать надобно. А то какой я царь, коли нет при мне двора царского. Нагнали тут баб да парней. Сидят по палатам семечки лускают, жрут и гадят. А чего делать не знают. Ну полы бабы помоют. Поди и в царском дворце фрелины эти полы намывали?

— Насколько мне известно, фрейлины полы не мыли. Для этого в царском дворце были слуги.

— Вона как? А фрелины то чего делали?

— Мне точно неизвестны их обязанности. Я никогда не была фрейлиной императрицы.

— Ин ладно! — махнул рукой Гордиенко. — Потом разберем. А тебе надлежит наряд себе подобрать. У нас здеся всякого бабьего барахла возом не вывезти. Бабы тебе все покажут…

***

Штаб 1-го АК ВСЮР⁶.

Контрразведка.

Полковник Вольский выслушал доклад капитана Васильева.

— По моим сведениям внедрение прошло успешно, господин полковник. Конный разъезд атамана Хотиненко захватил поручика Лабунского, там где мы и предполагали.

— А точнее? Вы уверены, что его в степи эти казачки не зарубили, капитан?

— С уверенностью говорить нельзя, господин полковник. У нас нет сведений о том, что происходит на территориях контролируемых атаманом Гордиенко.

— Мне сказали в штабе, что нужно было покончить с этой бандой ударом одной из наших дивизий. Это мнение генерала Андрея Григорьевича Шкуро. Командир корпуса генерал Кутепов спросил моего мнения. Я доказал Кутепову, что мнение Шкуро ошибочно.

— И вы правы, господин полковник. У Гордиенко купные силы. И они способны вести партизанскую войну. Насколько там увязнет дивизия? А мы имеем план победить их практически бескровно. Без двух-трех атаманов вся эта армия тут же развалиться, и перестанет представлять угрозу для нашего тыла. А если в штабе все так хорошо знают, то отчего они не покончат с отрядами Махно? Туда бросали наши дивизии и результата нет. Тоже будет с «царством» Гордиенко.

Вольский ответил капитану:

— Вся сила этих батек в том, что у них есть резервы. Возьмите Махно. У него в отряде не больше пяти тысяч человек. И генералы вроде Шкуро считают, что разгромить эти силы особого труда не представляет. Пехоты у Махно почти нет. Конница и пулемётные тачанки. Но он может всегда призвать в свою армию крестьян на недолгий срок, и они охотно идут ему служить. Также будет и в отряде Гордиенко. Пусть Шкуро рассеет его тысячу. Но Гордиенко через неделю соберет новую тысячу. Но вот ваш выбор агента при «царьке» слишком легкомысленный, капитан. Лабунский слишком молод.

— Это ничего! Мы сочинили для него аристократическую биографию и повысили его до подполковника.

— Но ему на вид лет 25 не больше.

— Поручику Лабунскому сейчас 27 лет, господин полковник.

— Тем более. Поверят ли ему? Кстати, что за биографию вы ему придумали?

— Он представится как подполковник фон дер Лауниц.

— Бывший генерал-губернатор Петербурга? А проще было нельзя? Вы бы его еще за одного из великих князей выдали.

— «Царю Глинскому и всея Ворсклы» именно такого и надо. Этот мужик поверит всему.

— По-вашему он так глуп? Но Гордиенко сформировал полк. И захватил солидную территорию. Добился поддержки населения.

— Я не говорю, что он глуп, господин полковник. Но его голова сейчас кружится от успехов. Он весьма тщеславен, этот новоявленный монарх. На этом мы и сыграем. А что до кандидатуры поручика Лабунского, то у него там есть и свой интерес. Спасти баронессу фон Виллов. Кто лучше него с этим справится, господин полковник?

— Хорошо. Но каковы ваши дальнейшие действия?

— Через неделю я направлю к Лабунскому второго человека. За это время он уже должен закрепиться при штабе если не самого царя, то хоть атамана Хотиненко.

— Кого думаете послать? Капитана Штерна?

— Нет. Штерн нужен в Самурском полку. А вот в роте Лабунского имеется унтер-офицер Слуцкий. Бывший студент Харьковского университета. Его я и думаю направить к Лабунскому.

— Готов ли он к такому заданию? Миссия у Лабунского не из простых. Там нужен опытный разведчик.

— Я уверен, что Лабунский и Слуцкий справятся.

— Вы сильно рискуете, капитан. Ставите под удар операцию. Но отвечать за все вам!

— Я готов отвечать в случае провала, господин полковник, я никогда не бегал от ответственности!

— Ну, ну. Не сердитесь, капитан. Я вам верю. Пусть будет унтер-офицер Слуцкий.

— Тем более что отношения у них хорошие. А это как раз то, что нужно в такой ситуации, господин полковник.

***

Котылыза.

Ставка «царя».

Июль 1919 год.

Атаман Хотиненко подкатил к «дворцу» царя с шиком на тачанке в сопровождении пятидесяти конных казаков.

— Вот он дворец нашего царя, благородие! — атаман так и не смог запомнить фамилию фон дер Лауниц и продолжал величать офицера просто «благородие».

Лабунский понимал, что сейчас ему предстоит главное. Он встретит Гордиенко и ему нужно войти в доверие к этому лидеру здешней государственности.

Царь встретил его в самой большой комнате, сидящим в кресле. Лабунскому показалось, что он попал на маскарад. Вокруг «трона» были атаманы в трофейных мундирах. Немецкий черный гусар, австрийские драгуны, русские гвардейские мундиры времен 1900 года неизвестно как сюда попавшие. На самом «царе» на этот раз был военный френч. На коленях он держал старинную саблю, очевидно украденную из какой-то коллекции холодного оружия.

— Вон он есть тот самый офицер, ваше величество, — представил его Хотиненко. — Ты говорил, что тебе надобен офицер. Вот он.

— Кто таков? — спросил «царь».

— Подполковник фон дер Лауниц. Лейб-гвардии уланского полка.

Лабунский щелкнул каблуками.

— Больно молод, — сказал «царь». — Хотя если мой полковник тебе верит, то и я верю. Мне надобны офицеры. Армия то моя растет. Ныне и пушки есть. И тачанки пулеметные как у батьки Махно. Мой Сидорка служил у Махно и посоветовал их завести. Хорошее оружие. Как скажешь, полковник?

— Тачанка ныне весьма хороша, ваше величество.

— Желаешь служить в моем штабе?

— Желаю, ваше величество! — ответил Лабунский, не веря своему счастью. Сразу в штаб!

— Но мне тебя надобно в деле проверить, полковник. Может чего дельного и присоветуешь. Идем со мной! И ты с нами Хотиненко. И ты Сидорка!

«Царь» увел их в небольшую комнату, подалее от зала, где было много лишних ушей.

— Сидайте, атаманы! Вокруг стола. Гутарить будем!

Все сели в кресла.

–Неделю тому мои тачанки остановили красных у брода у села Опошня. Цельный эскадрон их сунулся к нам. Харчами разжиться хотели. Сидорка был в том бою и знает, как все было.

Сидорка сказал:

— Дак еще у батьки Махно я тот прием подсмотрел. Правда, тачанок у батьки больше нашего. Выставил я значит, супротив их эскадрона нашу сотню, а позади пять тачанок поставил. Наши казачки сразу назад повернули. Красные стало за ними поскакали и нарвались на наши пулеметы. Ох и покосили мы их!

— Во как! Отучили мы красных к нам ходить! Но я сегодня получил весть с той стороны! — Гордиенко показал рукой на стену.

Никто не понял, о чем «монарх» говорит.

— Ты про что, твое величество? — спросил Сидорка.

— Говори яснее, атаман! — настаивал Хотиненко.

— Гонец к моей особе явился со стороны большевиков. Дали им один раз, так они миром дело решили сделать.

— Миром? — спросил Хотиненко. — Это как же?

— Они предлагают помощь оружием и боеприпасами. Дают десять пулеметов «Максим», и пять полевых пушек. И людей предлагают! Знающих в артиллерии людей.

— Большевики? — скривился Хотиненко. — Дак они нашего брата крестьянина обирали до нитки! Нет им веры никакой.

«Царь» усмехнулся и сказал:

— То когда было. Ныне мы сила и большевики предлагают союз. И подумал я, а чего не договориться с ними? Пусть наше царство с соседними державами в дружбе живет! Что скажешь, полковник?

Гордиенко внимательно посмотрел на Лабунского.

— То, что дают большевики оружие и снаряды — это хорошо. Но если они дают это искренне. Насколько мне известно, любят они использовать одних своих врагов против других.

— И я про то! — поддержал его атаман Хотиненко. — Разве можно им верить? Они, пока бегут от Деникина, тебе, атаман, луну с неба обещать готовы! А, поди, потом получи с них должок?

— Ты сам Хотиненко, с послом говорить станешь. От моего имени. Тебе верю! Но просто так не отказывай. Дружбу меж нами пока рушить не след. Обещай им, чего они хотят. Обещай все! И офицера с собой возьми! Я более с ней говорить не стану.

— С ней, батька? — удивился Хотиненко.

— Дак бабу большевики прислали.

— Бабу?

— Она гутарит, что она комиссар ихний. Ты во всем разберись, Хотиненко. Потом мне про все доложишь…

***

Лабунский сидел за столом в штабе рядом с Сидоркой.

— Ты служил у Махно? — спросил он.

— С полгода был у батьки в отряде. Вот на мне мундир немецкого гусара, которых батька почти полк намолотил.

— А чего ушел от Махно?

— Дак я здешний и из села Глинское. Как прознал, что у нас свой атаман, так и подался сюда. Батька меня сразу приблизил. Я у Махно на пулемете в тачанке сидел.

Двери распахнулись. Вошли атаман Хотиненко вместе с женщиной в кожаной куртке.

— Здравствуйте, товарищи!

Лабунский вздрогнул от этого голоса. Перед ним была Анна Губельман! В последний раз они виделись осенью 1918 года в Екатеринодаре.

— Петр? — удивилась она, увидев Лабунского.

Хотиненко и Сидорка переглянулись. Хотиненко увидел испуг на лице Лабунского и слышал возглас Губельман.

— А вы знакомцы? — спросил атаман. — Тебе, голубка, знаком этот полковник? Откуда у комиссарши такие знакомства?

— Полковник? — удивилась Анна.

Лабунский взглядом попросил её молчать. Пока она выдала лишь его имя. Он называл здесь только свою фамилию и звание. Его инкогнито раскрыто ещё не было.

Хотиненко с подозрением посмотрел на Лабунского:

— Знаешь кто она?

— Встречались в Петербурге до войны. В 1913 году. Много лет назад.

— А ты что скажешь? — спросил Хотиненко Анну.

— Я была тогда гимназисткой, а он служил в гвардии императора. Встречались.

— Хорошо, коли так. С 13-го года много воды утекло. Другая жизнь тогда была. А фамилию его скажи мне, голубка.

— Фамилию?

— Али запамятовала?

— Я не знаю его фамилии. Знаю только имя. Петр.

— А ты знаешь? — Хотиненко повернулся к Лабунскому.

— Тоже только имя! Анна.

Хотиненко усмехнулся про себя.

«Не похоже что виделись вы давно, голубки! Ох! Не похоже! По всему видать, что не так давно вы встречу имели. А ныне в штабе у батьки сидите. Посмотрим что будет. Но Хотиненко хоть и не шибко образованный, но и не дурак!»

***

Котылыза.

Петр и Анна.

Июль 1919 год.

Атаман Хотиненко решил сделать вид, что поверил, дабы враги, если они враги, успокоились и потеряли бдительность.

— Сидорка!

— Чего тебе, Хотиненко?

— Видал? — спросил он.

— Чего?

— Знакомцы они!

— И чего? Мало ли! — равнодушно сказал Сидорка.

— Не нравится мне это. Эти двое нам брешут. Хорошо они знают друг друга.

— Он же сказал, что видал её в Питенбурхе.

— Ты дурак, Сидорка. Мало ли что он сказал. Нет! Не понравился мне зрак его, когда она вошла.

— Так ты чего хочешь, Хотиненко? Говори толком!

— Я и говорю. Не верю им. Ты, Сидорка, им жилье для спанья выделять станешь?

— Выделил уже. Бабу на женскую половину дома. А офицера твоего сюда.

— Нет. Надобно этих двоих рядом поселить.

— Комиссаршу и твоего благородного? На кой?

— Да. Мне надо послухать про чего они вдвоём гутарить станут.

— Дак я в одну комнату их поселить должен? Она все ж баба, хоть и комссарша! Согласится ли?

— Рядом посели. А что до того, как к ней в комнату попасть, то сей молодец сам туда прискачет.

— Откудова знаешь?

— У меня глаз наметан. А мы с тобой ночью послушаем чего они говорить будут. Ты его в «красной» комнате посели.

— Чего? Больно жирно станет. Там сам батька иноди ночевал. Стены то шелком обиты. И не загажены.

— Туда и сели. Комнатка знатная.…

***

Хотиненко не ошибся.

Лабунский, хоть и догадался, что их поселили рядом с Анной не просто так, ночью пришёл в комнату Губельман. Она ждала его и сразу открыла двери.

— Знала что придешь.

— Hello, Anna. Thank you for not betraying me! (Здравствуй Аня. Спасибо что не выдала меня).

— I'm surprised you're here, Peter! (Очень удивилась, встретив тебя здесь, Петя!)

— You are here for a reason. Have you been sent with a mission? (Ты ведь не просто так оказалась в банде? У тебя миссия?)

— Миссия?

— Ты здесь по заданию своего командования.

— Я представилась их «царю» настоящей фамилией. Но ведь и ты прибыл сюда не просто так, Пётр?

— Just like you, Anna. (Как и ты, Аня).

— I did not betray you, Peter! But I'm waiting for the return service. (Я не выдала тебя. Но жду ответной услуги!)

— What kind of service? (Какой?)

— I need this gangster to make an alliance with us. (Мне нужен временный союз с этими бандитами).

— Аня! You forgot that I am a white officer! (Ты забыла, что я офицер!)

— I have not forgotten anything. Я даже ожидала, что белые пришлют сюда кого-то из контрразведки. Но я искренне удивилась, увидев тебя?)

— Ты же знаешь, что я уже однажды выполнял задание разведки в Екатеринодаре. И сейчас я самый надежный исполнитель в этой ситуации.

— В какой? — не поняла Анна.

— А ты не знаешь?

— Не знаю чего?

— У них баронесса фон Виллов!

— В Котылызе?

— Именно.

–А что она здесь делает?

— Её захватил разъезд местного царька.

— И зачем она им? Она прапорщик, а не генерал. Она не имеет опыта войны.

— Но она баронесса. Ты не понимаешь?

— Нет. Причем здесь её титул? — спросила Анна.

— Царь Глинский желает себе завести благородную жену. И когда узнал что у него баронесса и дочь генерала, то решил завести себе новую царицу.

— Чушь какая!

— Царь Глинский и всея Западныя Ворсклы считает иначе.

— И ты пришел вызволить баронессу

— Да. Это моя первая цель.

— И не главная. Ваша контрразведка не послала бы тебя только за баронессой. Вас беспокоит здешнее «царство». И это верно. Нас оно тоже беспокоит.

— Ты прибыла ликвидировать царя?

— А ты нет?

— Есть такое задание. Самые опасные на наш взгляд сам царь, и его атаманы Хо…

— Тише. Хоть мы и говорим по-английски, не стоит упоминать фамилии. Но ты прав. В этом деле мы с тобой союзники.

— Почти.

— Что это значит?

— Сюда придут белые части.

— Ах вот как? Плацдарм для наступления на город Зиньков? Но это не так страшно для нашей армии, Пётр. Какой у тебя план?

— План? Его еще нет.

— Но тебя взяли в штаб, царя?

— Да…

***

Хотиненко мог слышать каждое слово из-за тайного слухового окна. Атаман узнал про это от самого «царька», который подслушивал здесь что о нем говорят подруги царицы Степаниды.

— Чего говорят? — спросил Сидорка.

Хотиненко оторвал ухо от слухового окна.

— Не слышно? — снова задал вопрос Сидорка. — Тихо говорят?

— Не по-нашему говорят.

— А по какому?

— А я знаю? Черт разберет, чирикают чего то. Но на немецкий не похоже. Я на фронте немецкую речь слыхал.

–Дак мужик и баба вместе. Чего слухать-то? Я когда к бабе прихожу ночью. Рази для разговору?

–А они гутарят!

— Дак еще все впереди. Погутарят и приступят к делу.

***

Лабунский спросил:

— Анна ведь у тебя есть план устранения царька? Я вижу это по твоим глазам.

— Я возьму на себя царя, а начальник его конвоя твой.

— А есть еще третий, фамилию которого ты не дала мне назвать.

— Это тоже мой.

— Ты его не знаешь. Он мне устроил проверку при нашем знакомстве. И я, если бы не владел шашкой, уже лежал бы в свежей могиле.

— Что это значит?

— Атаман устроил нечто потешной дуэли на шашках. Но владей я клинком хуже, он бы меня зарубил не задумываясь. Сила у него большая.

— Ты одолел его?

— Я служил в конной гвардии. Анна. Но нам стоит перейти к делу.

— К делу?

— Те, кто нас слушает, задаются вопросом, зачем я пришел к тебе.

— Думаешь, они все еще нас слушают?

— Уверен в этом. И они просто так разметили нас с тобой? Нет. Они ни слова не понимают по-английски, но думать умеют. И зададут главный вопрос. Зачем я пришел к тебе ночью. Они знают, что мы с тобой знакомы. И нам пора возобновить знакомство.

Она все поняла.

— Тогда нам стоит прейти к делу. А иначе, зачем ты пришел в мою комнату, Петр?

— Ты не против, Анна? Мы могли бы…

— А как твоя баронесса? — перебила она его. — Её не обидит это?

— Она не моя жена, Анна. И не думаю, что она ей станет. Эта война наверняка разведет нас в стороны. Для меня она закончиться могильным холмом.

— Сейчас не время думать о могиле, Пётр…

***

— Пошло поехало, — усмехнулся Сидорка.

— Чего поехало. По-русски говорят?

— Точно, что по-русски. Сказал я тебе, что для блуда огни сошлись. Так и вышло. Дак сам послухай.

Хотиненко прислушался.

— У твоего офицера бабы то видать, давно не было. Это не то, что у нашего батьки. У них с этим плохо.

— Да и комиссарша видать соскучилась по мужику. Хоть и партийная, а бабье нутро она такое.

***

Котылыза.

«Царь» и Хотиненко.

Июль 1919 год.

Царь узнал про хитрость Хотиненко от Сидорки и пожелал узнать, что было ночью.

— Позвать сюды Хотиненко.

–З деся он, батька, — ответил казачок, который по привычке именовал «царя» «батькой».

— Так тащи его сюды!

Хотиненко вошел, и, не дожидаясь приглашения «царя» сел к одно из кресел.

— Столковались комиссарша и твой офицерик? — спросил царь с ухмылкой.

— Столковались, батька. Да так столковались, что только пыль летела.

— Давно офицер видать без бабы-то. А она девка ладная. Но что нам делать? Послухаем чего большевики нам сулят?

— Не верю я им, — сказал атаман. — Что-то нечистое здесь, батька.

— А офицеру веришь?

— Дак кто его знает, батька? Сперва он мне сильно приглянулся. А вот ныне не знаю!

— Дак сам ты его сюда приволок! — сказал «царь». — Сам вчера только сказал, что веришь ему. И польза от него будет.

–От него може и будет. А вот от девки навряд. Ты сам смекай, коли тебя царем поставили. Красным ты поперек горла! Ты им грабить села не давал. А то вымели бы выгребатели все зерно из закромов крестьянских. Народ к тебе прет — не остановишь. А ныне красные тебя натравят на беляков. Ты половину армии в бою положишь. А краснопузым того и надо! И врагу убыток, и тебя ослабят.

— Дак это коли красные верх возьмут. Пока драпают красные-то! Но ведь и белым того надобно, атаман. Стравить нас с красными. И хорошо коли твой офицер не белыми подослан. И потому порешил я тако сделать — в расход и бабу и офицера твоего.

— В расход?

— В расход. Но вешать не надобно. Тайно вывести за околицу и пристрелить. Пусть хлопцы могилу спроворят, и положим туда обоих.

— Ты же сам просил офицеров тебе сыскать! А здесь такой и попался.

— Молод офицерик больно, атаман. Иного сыщем. А этого от греха подальше к ангелам.

— Пристрелить дело не долгое, батька. Но не выйдет ли это нам боком?

— Сделать это надобно так, чтобы ни одна собака про их судьбу не прознала. Пропали и все тут. Мало ли людишек ныне пропадает?

— Може и так оно, батька. Но торопиться не след.

— То верно, атаман! Опосля моей свадьбы дело спроворишь. Пусть погуляют напоследок. Все мы люди, не звери. Но смотри, чтобы не утекли.

— Можно офицера пока в холодную закрыть, батька.

— Закрой. Попа Афанасия еще не доставили в столицу. Кто венчать меня с барыней станет?

— Дак поп-то пьян третий день, батька.

— Как пьян? — возмутился «царь».

— Ординарец мой Егорка на днях у матери своей гостил в деревне у Афанасия. Он и сказал, что не просыхает поп-то.

— Ах, ты рыло немытое! Ведь два дни назад я ему поганцу эстафет посылал — прибыть в Котылызу! А он вон чего!

— Али ты попа нашего не знаешь, батька?

— Знаю. Потому сам за ним поеду. А то его раньше недели и не жди сюда!

Примечания

4

*Маузер — Маузер К96 — немецкий самозарядный пистолет компании «Маузер». Имел кобуру-приклад, обычно из орехового дерева. Был желанным трофеем во время Гражданской войны. Использовался для награждения в Красной армии в качестве именного оружия.

5

*Конвойская шашка — оружие украшенное серебром, отличительная черта собственного его императорского величества конвоя.

6

*1-й армейский корпус Вооружённых Сил Юга России.